Текст книги "Генералы и полковники РККА в плену в годы Великой Отечественной войны"

6. Могилев – наш второй Мадрид

Генерал М. Т. Романов, комбриг Н. Г. Лазутин, полковники С. Ф. Кутепов, С. И. Капустин, полковой комиссар Л. К. Черниченко

Могилев, обойденный с флангов наступающими немецкими группировками, удерживался до конца июля 1941 года. В результате боев 20–23 июля противник сумел расчленить надвое оборонявшиеся здесь части 61-го стрелкового и 20-го механизированного корпусов. Занимавшая позиции у самого Могилева 172-я дивизия оказалась отрезанной от основных сил корпуса и заперта в городе. Командование 61-го стрелкового и 20-го механизированного корпусов никаких попыток по деблокированию отрезанной в Могилеве дивизии так и не предприняло. Стало очевидно, что в такой ситуации город удерживать не имеет смысла, и единственным выходом из положения представлялся только прорыв на восток. Дальнейшее промедление могло привести к катастрофе и полному уничтожению оборонявшейся группировки.

Утром 26 июля командир 61-го корпуса генерал Ф. А. Бакунин собрал совещание командиров 20-го мехкорпуса, 110-й стрелковой, 210-й моторизованной и 26-й танковой дивизий. Было решено прорываться в общем направлении на Мстиславль – Рославль. Более детальную проработку плана поручили осуществить штабам соответствующих соединений под общим руководством начальника штаба 61-го корпуса подполковника А. Н. Корякова. Начало прорыва назначили на 27 июля. В авангарде должны были следовать части 20-го мехкорпуса, в арьергарде – 110-й дивизии [347, с. 159].

Вечером 25 июля в Могилеве из Москвы наконец-то получили разрешение на выход из окружения. Спешно в помещении школы № 11 было собрано совещание старшего комначсостава, но на него не смогли прибыть полковник Я. С. Слепокуров и командир сводного полка майор В. А. Катюшин. Полковник С. Ф. Кутепов предлагал прорываться на восток через Днепр, но против этого выступили артиллеристы, понимая, что в этом случае придется бросить всю материальную часть. Военком дивизии полковой комиссар Л. К. Черниченко предложил пробиваться на запад, а потом на юг в сторону Рогачева на соединение с 21-й армией. Этот вариант вряд ли ожидался противником и позволял лесами вывести часть артиллерии. После короткого обсуждения собравшиеся командиры одобрили второй вариант.

Частям, оборонявшемся на правом берегу Днепра, под общим командованием полковника С. Ф. Кутепова следовало сначала прорываться в юго-западном направлении вдоль Бобруйского шоссе и, далее, прибираясь вдоль Днепра, повернуть на восток. Следом за ним выходили управление дивизии и дивизионные части. Части, которые действовали на левобережье, под общим командованием подполковника А. В. Щеглова надлежало выходить в северном направлении. После преодоления обороны противника они также поворачивали на восток. Начало прорыва было назначено на 00 часов в ночь на 27 июля в полосе обороны 388-го полка. Прикрытие возлагалось на полк майора В. А. Катюшина. Раненых в количестве 3 800 человек предполагалось оставить в городе на попечении начальника дивизионного госпиталя военврача 2-го ранга В. П. Кузнецова.

В назначенное время боевые части покинули занимаемые позиции и их колонны стали стягиваться к месту прорыва. Но тут случилось непредвиденное: исчез полковник С. Ф. Кутепов вместе со своим штабом. Бывший командир 1-го батальона майор Н. Л. Волков вспоминал об этом: «Штаб полка находился от нас всего в сотне метров, и я послал туда командира пулеметной роты Анненкова. Он вернулся очень скоро и доложил, что в штабе никого нет. Я ему не поверил, потому что такого просто не могло быть. И отправился в штаб сам. Но там действительно никого не было. В двух землянках все было на своих местах, никаких следов борьбы или боя, но людей никого не было. Ничего не понимая, я вернулся в свой батальон».

Создалась сложная ситуация, так как только С. Ф. Кутепов и его штаб знали детали плана прорыва, а изменить его возможности уже не было. В расположение 388-го полка прибывали все новые стрелковые и артиллерийские части, и требовались быстрые и решительные действия.

Тогда генерал М. Т. Романов принял решение перенести направление прорыва и выступить вдоль Бобруйского шоссе. Возглавить колонну он поручило полковнику И. С. Мазалову. Только в 1.00 был дан сигнал.

Начало атаки оказалось для противника полной неожиданностью. Сравнительно легко удалось преодолеть передний край его обороны, но как только колонна стала вытягиваться на шоссе, она попала под шквальный огонь. Медлительные тягачи, тащившие за собой орудия артиллерийских полков, застревали, перегораживая дорогу другим автомашинам. Образовывались пробки, техника в которых стала отличной мишенью для противника. Стараясь выйти из-под обстрела, часть автомашин резко увеличила скорость, обгоняя впереди идущие пехотные подразделения. Те устремились вслед за ними. Организованный прорыв стал превращаться в паническое, никем не управляемое отступление. Доля вины за это лежала на военкоме дивизии полковом комиссаре Л. К. Черниченко, который вопреки приказу комдива, распорядился выводить всю, даже неисправную, материальную часть.

Генерал М. Т. Романов был вынужден лично наводить порядок, вновь организуя группы прикрытия и прорыва. Но время было уже упущено. Противник полностью оправился от неожиданности и стал стягивать дополнительные войска к месту прорыва. Этот маневр облегчался тем, что немцы сами планировал начать генеральный штурм Могилева 27 июля и под покровом темноты производили перегруппировку сил, подтягивали резервы к линии фронта. По сути дела, 172-й дивизии пришлось пробиваться через плотные боевые порядки изготовившегося к наступлению противника. К утру пробивавшиеся колонны были разгромлены и рассеяны.

При прорыве начальник штаба полковник А. И. Карпинский исчез из колонны, как предположили, он пропал без вести.

Тогда командование принял на себя военком Л. К. Черниченко. Он был молод, и не имел никакого практического боевого опыта. Поэтому неудивительно, что вместе того, чтобы уводить прорвавшихся вглубь леса, он приказал им занять оборону на его опушке. В последовавшем коротком бою часть этого отряда была уничтожена, остальные попали в плен. Комиссар Л. К. Черниченко пытался выйти вместе с военкомом 493-го артиллерийского полка Анпиловым в леса Глусского района, где они надеялись встретить партизан. Но вскоре комиссары потеряли друг друга, и во время прочесывания немцами леса раненый в ногу Л. К. Черниченко попал в плен [347, с. 171].

Сам генерал М. Т. Романов выступил в прорыв на бронеавтомобиле, следуя вместе колонной штаба дивизии, батальоном связи, медсанбатом за 388-м полком по Бобруйскому шоссе. По неизвестно причине колонна штаба отстала, и с рассветом командир 172-й дивизии остановил движение, чтобы осмотреться.

«– Замуровались в железной коробке, ничего не видно, боя не слышно. Нужно вылезать» [458, с. 14], – сказал он. Вскоре выяснилось, что противник, быстро придя в себя от неожиданности, предпринял контратаку и перерезал шоссе. Генерал М. Т. Романов приказал сформировать отряд, чтобы соединиться с основными силами. Сам он оставил бронемашину и пошел вслед за атакующей пехотой во главе группы из 4–5 человек. Вскоре они попали под обстрел: погиб комендант штаба дивизии, а сам генерал получил ранение в левое плечо. Боец Ю. М. Осинин отвел комдива в лес и сделал ему перевязку. К этому моменту около генерала уже никого не было.

С большим трудом, слабея от потери крови, М. Т. Романов и сопровождавший его красноармеец двинулись по обочине вслед за ушедшими вперед бойцами. Вскоре им удалось остановить автомашину, в которой сидели два штатских врача и медицинская сестра, правда для этого генералу пришлось перегородить дорогу и несколько раз выстрелить в воздух из пистолета.

Медицинские работники сделали генералу новую перевязку, и машина тронулась на большой скорости в путь. Вскоре у д. Тишовка удалось догнать своих, встретили даже военкома дивизии полкового комиссара Л. К. Черниченко. Комиссар также был ранен, ему перевязывали ногу, но он сохранял способность передвигаться самостоятельно. Комиссар переговорил с комдивом, возможно, о складывавшейся боевой обстановке, а может, еще о чем-то. До конца дня они оставались вместе, руководя боем в районе Тишовского леса, но генералу становилось все хуже и хуже.

В вечерних сумерках, после очередной атаки противника, комиссар приказал трем работникам особого отдела отнести комдива вглубь леса. Среди них находился старший лейтенант госбезопасности П. С. Чернышев. Укрыв раненого генерала М. Т. Романова в густом ельнике, последний отправился, как он сам рассказывал после войны, «в одну из деревень, где можно было бы переодеться в гражданскую одежду, оказать помощь Романову, так как он в лесу несколько раз терял сознание, и выйти из окружения» [458, с. 19]. Вернувшись через четыре часа, П. С. Чернышев в ельнике уже никого не застал, и решил, что генерал ушел в одиночку.

В действительности уйти в таком состоянии комдив-172 никуда не мог. Его случайно обнаружил младший лейтенант М. И. Набатов. Вместе с группой старшины Г. Н. Бабака они перенесли раненого в д. Барсуки и оставили на лечение в доме семьи Асмоловских. Здесь генерал М. Т. Романов оставался до 22 сентября 1941 года [458, с. 20–22, 24].

Отдельно от основной группы прорывался 394-й полк Я. С. Слепокурова. Приказ на выход из окружения он получил за два часа до назначенного времени, поэтому приготовиться как следует не успел. Собрав наличные силы, он двинулся на запад по Минскому шоссе, но вскоре наткнулся на встречную колонну противника. В завязавшемся бою отряд полковника Я. С. Слепокурова и следовавшая с ним группа полковника И. Ф. Живолупа понесли потери, были сбиты с дороги и стали выходить к Бобруйскому шоссе. Но здесь никаких советских войск не встретили, и полковник Я. С. Слепокуров принял решение идти на юг вдоль русла Днепра. Днем 27 июля отряд был обнаружен противником и атакован. В завязавшемся бою в р-не д. Селец и Новоселки полковники Я. С. Слепокуров и И. Ф. Живолуп погибли.

Также неудачным оказались действия 61-го и 20-го корпусов. Перед прорывом в районе д. Сухари собрались остатки 110-й и 53-й дивизий, 601-го гаубичного, 747-го и 507-го стрелковых полков,33
  507 стрелковый полк был из состава 148-й стрелковой дивизии.


[Закрыть] отдельная часть 1-й мотострелковой дивизии, батальон 543-го полка 161-й дивизии и некоторые другие части. По немецким оценкам все они насчитывали около девяти тысяч человек. Прорыв осуществлялся тремя группами вдоль Днепра на юг с последующим поворотом на Чаусы. Командовали группами генерал Ф. А. Бакунин, военком корпуса бригадный комиссар И. В. Воронов и командир 747-го полка подполковник А. В. Щеглов.

К 26 июля колонны вышли в район деревень Темнолесье, Самулки, Благовичи. Разведка донесла, что деревни заняты противником, но о том, что в Благовичах располагался штаб немецкой 78-й пехотной дивизии, никто даже и не подозревал. Поэтому генерал Ф. А. Бакунин направил в этом направлении колонну комиссара И. В. Воронова, а сам решил нанести удар через д. Самулки. В течение 26 и 27 июля части 61-го корпуса безуспешно пытались пробиться через спешно сформированный фронт обороны 78-й пехотной дивизии. Потери были огромными. Только у д. Самулки погибли около 1200 человек, у д. Мошок – еще около 1300 и среди них бригадный комиссар И. В. Воронов. В плен попали около 5300 красноармейцев и командиров. Немецкое командование с удовлетворением сообщило об уничтожении окруженной группировки и ликвидации угрозы своим тылам на смоленском направлении.

Поняв, что организованно пробиться не удастся, генерал Ф. А. Бакунин приказал уничтожить всю технику, разогнать лошадей по лесам и выходить самостоятельно группами по 100–200 человек. Пробиться из окружения удалось немногим. Из состава 172-й дивизии вышли батальон майора Н. Л. Волкова и части Сводного полка майора В. А. Катюшина. Еще 161 человек вывел за линию фронта полковник В. А. Хлебцев, вырвался и сам генерал Ф. А. Бакунин во главе небольшого отряда из 140 красноармейцев и командиров.

Но еще больше советских воинов погибло, пропало без вести, попало в плен или осталось в окружении. Ничего не известно о судьбах заместителя командира 110-й дивизии Б. А. Сорокина, начальника штаба полковника Я. П. Чистопьянова, при прорыве из окружения погибли начальник политотдела 61-го корпуса полковой комиссар А. И. Турбинин, начальник ОО НКВД бригадный комиссар А. П. Обухов – у д. Драчево, начальник артиллерии 172-й дивизии полковник Ф. И. Соловьев и командир 340-го артиллерийского полка полковник И. С. Мазалов.

Остались в окружении многочисленные раненые и медицинский персонал. В числе медиков, не бросивших своих пациентов, были начальники медицинской службы 61-го и 20-го корпусов военврачи П. Ф. Дуришин и В. И. Тарасенков. Они добровольно разделили участь раненых ППГ-134 г. Могилева, когда в город вошли немецкие войска.

По-прежнему не установлена судьба одного из героев обороны Могилева – полковника С. Ф. Кутепова. В настоящее время существует несколько различных версий его гибели, и все они так или иначе противоречат друг другу.

Согласно одной, автором которой был все тот же военком 172-й дивизии полковой комиссар Л. К. Черниченко, С. Ф. Кутепов был убит разрывом снаряда в помещении штаба еще в самом начале выхода из окружения [458, с. 18]. Однако в 1963 году бывший комиссар поведал писателю А. А. Елькину иную историю со слов бывшего пулеметчика 388-го полка Василия Пяткова. Согласно этому рассказу, С. Ф. Кутепов был жив в ночь на 27 июля, и его видели в расположении полка [345, с. 37], следовательно, погиб он позже и в другом месте.

А вот ряд ветеранов 172-й дивизии на встречах в Туле, Ефремове и Могилеве в начале 60-х гг. утверждали, что полковник был убит немецкими диверсантами еще 25 июля вместе со своим начальником штаба С. А. Плотниковым, когда они возвращались с совещания в штабе генерала М. Т. Романова [345, с. 37; 473, с. 156].

Наконец, еще по одной версии он погиб уже в ходе прорыва и был похоронен вместе с заместителем командира 172-й дивизии полковником Б. А. Сорокиным у с. Тишовка [423, с. 303].

В апреле 1964 года писатель К. М. Симонов в своем письме к А. А. Елькину ссылался на слова капитана Д. С. Гаврюшина, который говорил, что С. Ф. Кутепов «был вынесен из окружения с перебитыми ногами и умер от потери крови, уже находясь у своих» [345, с. 37].

При этом в своих собственных воспоминаниях о событиях на Могилевщине 1941 года Константин Михайлович предпочел иную версию. И если ей верить, то полковник С. Ф. Кутепов при прорыве был только ранен и попал в плен. Он содержался в Бобруйской крепости, откуда совершил побег в конце ноября 1941 г. и в дальнейшем воевал в партизанском отряде, которым командовал Балахонов. Погиб С. Ф. Кутепов в конце декабря 1941 г. в бою на станции Ратмировичи.

И, наконец, есть свидетели того, что полковник С. Ф. Кутепов остался в Могилеве и возглавил оставшийся здесь отряд прикрытия, с которым сражался до самого конца.

Не миновал плена и сам командир 172-й дивизии генерал М. Т. Романов. Обстоятельства своего пленения он описал следующими словами. Когда 26 июля стало известно о полном окружении Могилева, он «поспешил на угрожаемое направление, а именно на юго-западный фронт, где огонь немецких танковых войск оказался наиболее действенным. Здесь немецкие танковые войска совершили прорыв, который привел к краху обороны. Во время возникшей там паники каждый имел стремление спастись самому; командование стало невозможно. Генерал оказался отрезан от своего штаба и попытался вместе с некоторыми людьми прорваться самостоятельно. При этом он получил ранение в левую лопатку. Однако ему удалось ночью просочиться через немецкие боевые порядки. Лежа на подводе, он сумел добраться до лесов юго-западнее Могилева. Вследствие своего ранения он ослабел и был неспособен к длительным маршам».

Генерал несколько суток блуждал по лесам, все более удаляясь от линии фронта, пока не вышел к д. Барсуки, расположенной в 30 км западнее г. Могилев.

Здесь он нашел несколько красноармейцев, вместе с которыми устроился в бане, которая находилась на окраине деревни. Как утверждал генерал М. Т. Романов, он установил связь с местными коммунистами, которые организовали за ним уход и лечение. С наступлением в августе первых холодов, он перебрался из бани в дом колхозника, который «был одним из руководящих коммунистов», записали немцы в протокол допроса. Здесь он переоделся из своей генеральской формы в гражданскую одежду. Связи с другими красноармейцами или партизанами генерал в это время не поддерживал, хотя через деревню проходило много военнослужащих, пробиравшихся на восток. Отказывался он и от контактов с партизанами, поскольку полагал, что ведение «войны такими методами бессмысленно по сравнению с крупными операциями». В деревню часто приходили немецкие солдаты, чтобы купить еду, но о находящемся здесь генерале они ничего не узнали.

Тем не менее, немцы, как оказалось, долгое время пристально следило за д. Барсуки. По мнению командования полицейского полка «Центр», в ней или вокруг нее могли располагаться партизаны. В саму деревню и в ее окрестности отправили несколько агентов (V–Mann), которые по возвращении донесли, что здесь прячется русский генерал. В деревню направили 7-ю роту полка, которая провела прочесывание и обыски. Вот таким образом и был обнаружен и взят в плен генерал М. Т. Романов. Случилось это 22 сентября 1941 года.

Генерал М. Т. Романов вскоре после задержания, сентябрь 1941 года

По иным сведениям, захват комдива произвела 1-я рота 322-го полицейского батальона Р. Йорке. Ее солдаты, доставленные на автомашинах, окружили деревню и после прочесывания выявили место нахождения М. Т. Романова. За его укрывательство по приказу Р. Йорке председатель, шестеро местных жителей, в том числе супружеская пара, в доме которой прятался генерал, и трое их детей были расстреляны [365а, с. 91]. Поскольку комдив все еще не оправился от ранения, его отправили в лазарет для военнопленных в г. Могилев.

Немцы задали генералу вопрос, было ли ему известно о необходимости зарегистрироваться до 15 сентября 1941 года. Тот ответил, что сам он немецкие объявления не читал, ему об этом говорили крестьяне. Но он все равно не стал этого делать. Когда допрашивавший его немец спросил – почему? – ответил: «Вы, будучи офицером, сдались бы? Генерал не имеет права сдаваться» [228, Л. 23–24].

Стоит сказать, что командир 172-й дивизии умер в плену в лагере Хаммельбург 3 декабря 1941 года, хотя долгие годы в литературе и воспоминаниях участников обороны ходила версия о том, что генерал М. Т. Романов бежал из плена, но был пойман и повешен в г. Борисове. Автором ее оказался бывший военком дивизии полковой комиссар Л. К. Черниченко, который, якобы, находясь в Ивановской крепости, прочел об этом в немецком журнале [347, с. 170]. Но, как оказалось, такая «героическая» версия не нашла своего подтверждения.

Комбриг Н. Г. Лазутин в немецком плену, июль 1941 года

Не смог прорваться из могилевского окружения не только генерал М. Т. Романов, но и некоторые другие командиры и комиссары. Одним из них стал начальник артиллерии комбриг Н. Г. Лазутин. Он должен был выходить в составе колонны 61-го корпуса, однако достоверных данных об этом в нашем распоряжении нет. Поэтому с равной степенью вероятности можно предположить, что он после неудачного боя у д. Самулки и д. Мошок вновь повернул на север и стал выходить к р. Днепр самостоятельно или же по какой-то причине потерял связь со штабом, отказавшись выходить с ним.

Каждый из этих вариантов имел одинаковое окончание: около д. Сухари, где накануне проходило совещание комсостава корпуса, начарт сдался немцам. Сохранилась фотография комбрига Н. Г. Лазутина в первые минуты плена: он уже без ремня и звезды на фуражке, но сохранил знаки различия – ромб в петлицах и соответствующие шевроны на рукавах. По всему видно, что он не ранен. Произошло это событие, по немецким данным, 28 июля 1941 года.

Пока не удалось определить, солдаты какого немецкого соединения захватили начарта 61-го корпуса. Поиск среди документов 23-й пехотной дивизии, в зоне ответственности которой находилась д. Сухари, не дал положительных результатов. Возможно, комбриг сдался частям 15-й пехотной дивизии, но в ее фондах документы отдела 1-ц за 1941 год не сохранились.

Одним из полковников 20-го мехкорпуса, оказавшимся в плену в ходе боев под Могилевым, оказался С. И. Капустин. В боях по прорыву из окружения остатки его 38-й танковой дивизии понесли большие потери и были рассеяны противником. Комдив по неясной причине – ни про его ранение, ни про болезнь ничего не известно, – довольно долго оставался в немецких тылах (почти два месяца), не предпринимая попыток выхода к своим.

В итоге в середине сентября 1941 года под командованием полковника С. И. Капустина из 70 бойцов осталось всего полтора десятка человек. С ними 22 сентября он предпринял попытку переправиться через р. Десна у железнодорожного моста на ветке Рославль – Брянск. Она оказалась неудачной, оказавшись замеченной немецкой охраной, и полковнику в конечном счете пришлось сдаться в плен [280, с. 591].

Всего из состава 61-го стрелкового и 20-го механизированного корпусов, окруженных в районе Могилева, в немецкий плен попали генерал, комбриг, два полковых комиссара, два полковника, военюрист 1-го ранга.