Текст книги "Генералы и полковники РККА в плену в годы Великой Отечественной войны"

Тяжелые бои шли всю вторую половину дня 22 сентября и всю ночь. Только к утру 23 сентября положение стабилизировалось, и командир немецкого 1-го батальона отправил 3-ю роту на прочесывание местности в районе с. Остаповка, куда, как предполагалось, прорвались русские.

Около полудня немцы обнаружили скопление советских войск в лесу неподалеку от села. Командир роты приказал немедленно атаковать. Завязался бой, который, по словам противника, «стал самым трудным из всех, которые до сего дня довелось выдержать 3-й роте». Только при поддержке станковых пулеметов и крупнокалиберных минометов удалось сломить сопротивление оборонявшихся. После пятичасового боя в плен сдались около 520 красноармейцев [46, Fr. 67].

Среди них оказался полковник. Поскольку нет никаких указаний, что он занимал какую-либо командную должность и, опираясь на дату пленения – 23 сентября, – можно предположить, что им стал А. А. Румянцев. Про того известно, что в плену он оказался в районе г. Оржица, что, в целом, соответствует району действий 1-го батальона немецкого 35-го моторизованного полка.

Подводя итоги Киевского окружения следует отметить, что из состава 5-й, 21-й, 26-й и 37-й армий, а также фронтового управления, в плену оказались 11 генералов, три комбрига, дивизионный комиссар, бригадный комиссар, 49 полковников, четыре полковых комиссара, 10 интендантов 1-го ранга, военврач 1-го ранга, военюрист 1-го ранга, четыре военных инженера 1-го ранга и два военветврача 1-го ранга. Это как минимум…

А следом надвигалась еще одна опасность, теперь уже непосредственно на московском направлении, у стен столицы нашей Родины.

10. Под стенами столицы: Вязьма и Брянск

Генералы Ф. А. Ершаков, М. Н. Сиваев, М. Ф. Лукин, И. А. Пресняков, С. В. Вишневский, С. Е. Данилов, комбриг Н. И. Митрофанов, бригадный комиссар А. Н. Антропов, майор Госбезопасности А. П. Можин, полковники С. И. Куринин, А. Г. Нерянин, С. Е. Базилевич-Белый, М. П. Бовда, И. А. Волков, И. С. Стекольщиков, Н. С. Бушманов, А. С. Самойлов, М. А. Грачев, А. И. Богданов, М. И. Лещинский, П. В. Васенин, военинженер 1-го ранга П. В. Афанасьев, военврачи 1-го ранга А. Ф. Орлов и М. Ю. Чуловский

Полковник С. И. Куринин

Как ни готовились к обороне Москвы генералы всех уровней, но разразившееся в начале октября 1941 года немецкое наступление оказалось и для них, и для вверенных им войск полной неожиданностью. Об этом в один голос говорили захваченные в первые же дни советские пленные. Результатом стал нарастающий развал управления на всех уровнях и, как следствие, полная дезорганизация войск.

Сдавшийся 9 октября войскам немецкого ХХХХ танкового корпуса полковник С. И. Куринин заявил на первом же допросе, что «в большинстве окруженных соединений царят панические настроения. Они не получают приказов извне. Каждый штаб пытается пробиваться сам по себе. Многие дивизии имеют численность батальонов. Не хватает боеприпасов, топлива и продовольствия» [40, Fr. 1352]. В первую очередь полковник С. И. Куринин говорил о своей родной 20-й армии, но его слова в полной мере можно отнести почти ко всем объединениям Западного и Резервного фронтов. Примечательно, что как военнопленный он был зарегистрирован только через два дня, 11 октября, что еще раз подтверждает мысль о том, что такому документу, как карта военнопленного все-таки доверять безоговорочно нельзя.

Генералы Ф. А. Ершаков, М. Н. Сиваев, полковник А. Г. Нерянин

После разгрома соединений своей 20-й армии генерал-лейтенант Ф. А. Ершаков с частью командиров и комиссаров своего штаба уже второй раз за последние два месяца стал пробиваться из окружения. Двигаясь в восточном направлении, они к 2 ноября 1941 г. вышли к ст. Мачино, расположенной в 28 км к западу от г. Сухиничи. Здесь группа командарма решила расположиться на ночлег в одном из домов, что оказалось ошибкой. На беду, об их местонахождении стало известно командиру немецкого 119-го железнодорожного батальона. Не раздумывая, он принял решение провести прочесывание территории станции и, если посчастливится, поймать русских командиров.

В ходе этих действий вся группа Ф. А. Ершакова оказалась в плену, не оказав деятельного сопротивления. Из немецкого отчета следовало, что железнодорожникам попали в руки два генерал-майора: один в должности командующего войсками 20-й армии, второй, занимавший пост начальника войск связи (Nachrichtentruppe) 24-й армии. Кроме того, в плен попали два полковника, капитан и старший лейтенант из службы снабжения, а также два комиссара и два красноармейца. Всех их 4 ноября отправили в распоряжение командующего железнодорожными строителями группы армий «Центр» генерала фон Унру [27, Л. 106].

Можно простить немецким железнодорожникам незнание советских знаков различия, следствием чего стало «понижение» Ф. А. Ершакова с генерал-лейтенанта до генерал-майора. Но нельзя не упрекнуть их в том, что они не назвали фамилии всех взятых ими в плен, а только из должности и звания (да и то, очевидно, не точно). Чтобы установить имена спутников пришлось разыскивать иные немецкие документы.

В обобщающей сводке разведывательного отдела группы армий «Центр» за 7 ноября 1941 г. удалось разыскать краткое упоминание о вышеописанном событии, в котором, к счастью, названы не только звания, но и фамилии. Итак: «В ночь 2/3.11 в деревне западнее Сухиничи были взяты в плен командующий войсками 20-й русск. армии генерал Ершаков, его начальник штаба полковник Нарынин (Narynin), начальник технических войск ген. Сиваев, как и командующий военно-воздушными силами 20-й армии. Генерал Сиваев является одним из самых важных специалистов по железнодорожному транспорту в Красной Армии. Полученные результаты допросов отправлены курьером» [241, Л. 16 об.].

Таким образом стали известны еще два спутника генерала Ф. А. Ершакова: ими оказались полковник А. Г. Нерянин и генерал М. Н. Сиваев. К сожалению, фамилия так называемого «командующего ВВС» не названа, что создает определенные сложности с его идентификацией. Сравнивая оба донесения, можно прийти к выводу, что тот имел звание полковника. В таком случае, на эту роль более всего подходит начальник штаба ВВС 20-й армии Н. В. Корнев, носивший в начале ноября четыре полковничьих «шпалы». Только 29 октября 1941 года, когда он уже находился в окружении, ему присвоили звание генерал-майора. Видимо, это известие до Н. В. Корнева не дошло, и он продолжал носить прежние знаки различия. Вместе с ним из окружения выходи его адъютант старший лейтенант М. М. Литош. Это не противоречит немецкому сообщению, где также упомянут командир в аналогичном звании.

Генерал Ф. А. Ершаков на сборном пункте военнопленых, ноябрь 1941 года

Вместе с тем, по некоторым сведениям, уже в начале ноября генерал Н. В. Корнев со своим адъютантом встретил разведчиков из партизанского отряда «За Родину» в одной из деревень Думиничского района или даже в самой д. Думиничи. В составе этого отряда он погиб в бою 30 декабря 1941 г. [424].

Если речь идет о конкретном человеке, то тогда следует признать, что генерал Н. В. Корнев со своим адъютантом смогли совершить побег из плена. Однако обстоятельства побега никак не отражены ни в немецких документах, ни в общедоступной биографии самого Н. В. Корнева. Последнее не удивительно, поскольку выходившие из окружения командиры и политработники, как правило, не любили распространяться об обстоятельствах своего пребывания на оккупированной территории, а уже тем более о нахождении, пусть и кратковременном, в плену.

Генерал М. Ф. Лукин, майор Госбезопасности А. П. Можин, полковники С. Е. Базилевич-Белый, М. П. Бовда, И. А. Волков, И. С. Стекольщиков, военврачи 1-го ранга А. Ф. Орлов и М. Ю. Чуловский

Из всех попавших в немецкий плен советских генералов самым известным волею обстоятельств стал командующий 19-й армией генерал-лейтенант М. Ф. Лукин. Он отличился еще летом 1941 г. при обороне г. Смоленска, попал там в окружение и сумел вывести часть своих войск. В дальнейшем воевал на московском направлении, а в начале октября принял на себя командование объединенной группировкой 19-й, 20-й и 32-й армий. Перед ними стояла задача выйти на соединение с войсками 20-й армии генерала Ф. А. Ершакова, которые вели бои южнее г. Вязьма. Однако выполнить этот замысел оказалось крайне сложно: немецкая оборона стала для красноармейцев почти непреодолимым препятствием.

Злоключения штаба 19-й армии, которые, в конечном счете, привели к его разгрому, начались 7 октября 1941 г. Накануне вечером в д. Ломы, где предполагалось развернуть новый КП, прибыла оперативная группа штаба во главе с полковником С. Е. Базилевичем-Белым. От местных жителей узнали, что в нескольких километрах к северо-западу в д. Хмелита расположилась крупная войсковая часть противника с танками. Такую тревожную информацию с делегатом связи немедленно доложили командарму М. Ф. Лукину, рассчитывая, что тот примет какое-то решение.

Однако ко всеобщему удивлению утром 7 октября в д. Ломы одна за другой стали прибывать автомашины с работниками штаба объединения. Генерал М. Ф. Лукин, видимо, не поверил докладу о прорвавшемся глубоко в тыл противнике, да еще и основанному на рассказах местных крестьян. Такая беспечность дорого ему обошлась.

Не успел штаб разместиться, как с севера, как раз оттуда, где по словам местных жителей они и прорвались, и объявились немцы, По воспоминаниям И. А. Толконюка, пехоту противника сопровождали танки числом не менее тридцати. Штаб 19-й армии стал стремительно сворачиваться, командиры и штабные работники крайне поспешно садились в автомашины и, не соблюдая порядка, стремились как можно скорее уехать из д. Ломы в безопасном южном направлении. Для прикрытия «эвакуации» генерал М. Ф. Лукин оставил отряд в количество около двухсот бойцов под общим командованием полковника С. Е. Базилева-Белого.

Сопротивление немцы подавили быстро. «Интенсивность стрельбы постепенно спадала, и одновременно стихали вопли принимающих ужасную смерть людей: одни умирали сразу, другие, истекая кровью, теряли сознание, третьи убеждались в бессмысленности стенаний и замолкали, четвертые уткнулись носами в землю и не смели шевельнутся, чтобы не быть изрешеченными пулями, вспоминал И. А. Толконюк. – Я сначала перекликался голосом с полковником Базилевичем-Белым, но потом полковник перестал откликаться: наверное, погиб» [478, с. 185].

Однако это не так. Полковник С. Е. Базилевич-Белый не погиб, а, видимо, получил ранение, и в ходе прочесывания после боя леса к северу от деревни его подобрали солдаты противника из разведки 4-го стрелкового полка. Как подтверждение в «Журнале боевых действий» немецкой 6-й танковой дивизии содержится запись о пленении в этот день полковника, начальника связи 19-й армии [148, Fr. 281]. Здесь очевидная ошибка: единственным полковником из армии генерала М. Ф. Лукина, имевшим отношение к войскам связи и выбывшим из строя под д. Ломы, был только С. Е. Базилевич-Белый. От него противник узнал, что в деревне располагался штаб 19-й армии, который пытался организовать прорыв на участке немецкой 7-й танковой дивизии. Немцы сполна воспользовались полученными сведениями, чтобы не выпустить советский штаб из окружения.

Днем 10 октября штаб 19-й армии расположился в д. Шутово, в нескольких километрах от которой ее разведка обнаружила позиции немецкой 7-й танковой дивизии генерала Х. фон Функа: ее части составили восточный сегмент внутреннего кольца окружения.

Немецкое командование, оценив ситуацию, предположило, что прорыв советских войск будет осуществляться у автострады, расположенной на южном фланге, но генерал М. Ф. Лукин выбрал северо-восточное направление.

В д. Шутово состоялось заседание Военного совета группы. На нем присутствовали командармы М. Ф. Лукин и С. В. Вишневский, член Военного совета 19-й армии бригадный комиссар В. Г. Ванеев и начальник штаба комбриг В. Ф. Малышкин, начальник оперативного отдела полковник А. Г. Маслов, а также генерал И. В. Болдин.

Генерал М. Ф. Лукин доложил присутствующим сложившуюся обстановку и представил свой план выхода из окружения. Атаку предполагалось начать в 16.00 11 октября, причем основной ударе предполагалось нанести на участке д. Богородицкое – д. Обухово в общем направлении д. Касня с последующим выходом на Можайскую линию обороны. Неизвестно, насколько полно удалось нашей армейской разведке вскрыть оборонявшуюся на р. Бебря немецкую группировку, но намеченный удар пришелся на фактический стык 6-й и 7-й танковых дивизий.

В 16. 00 началась артиллерийская подготовка. После ее окончания орудия и гвардейские минометы, израсходовавшие свой боезапас, были взорваны по приказу начальника штаба артиллерии 19-й армии полковника П. С. Семенова. Не успели стихнуть разрывы снарядов и мин, как в атаку пошла пехота. Противник немедленно поставил плотный заградительный огонь. Несмотря на сильный обстрел и возрастающие потери, около 18. 00 части 1286-го и 1282-го полков советской 2-й дивизии прорвались к д. Пекарево, а чуть позже заняли д. Спас. Немецкая оборона оказалась прорвана на фронте до 3 км. О достигнутом успехе командир 2-й дивизии генерал В. Р. Вашкевич немедленно доложил в штаб армии. В образовавшуюся брешь стали выводить артиллерию, следом за ней пошла 91-я дивизия. Под ее прикрытием командир соединения полковник И. А. Волков предложил вывести штаб армии. Но командарм М. Ф. Лукин сказал, что будет выходить только тогда, когда выйдет хотя бы половина войск армии.

Вскоре противник произвел перегруппировку своих войск и контратаками закрыл горловину прорыва. В бою под д. Пекарево был ранен командир 1286-го полка полковник М. П. Бовда. Бывший боец полка А. А. Ляличев вспоминал: «Дело было к вечеру. 1-й батальон (700 человек) двинулся в наступление. Часа в 2 дня выгои на опушку леса. Немцы начали стрелять, много потерь, оглушило полковника, многих ранило… Вошли в Орлянку вечером. Богородицкое поле. Жители рассказывали, что они подавали сигналы о том, что немцы ждут прорыва, но наши не видели эти сигналы. Атака была страшной. Пулеметом сразу много убито… От села отошли оставшиеся 300 человек из 3 тысяч, среди них был политрук Курбатов. Подъехал командир полка. Отдал приказ “Вперед!”, и поехал к деревне Пекарево, там был прорыв, но командир полка Бовда попал в плен (по предположениям и слухам). Команду принял майор» [Цит. по: 388, с. 477–478].

Полковник М. П. попал в плен только 12 октября. Подоспевшие на помощь противнику части 35-й пехотной дивизии подключились к отражению советских атак, а потом – к прочесыванию местности. Уцелевшие в бойне красноармейцы и командиры старались укрыться в лесах и оврагах, что не осталось незамеченным немцами. По их отчетным документам, во время зачистки местности у р. Бебря вечером 12 октября захватили 100 пленных, среди которых оказался полковник М. П. Бовда. Полученные от него при опросе сведения о задачах полка немцы немедленно отправили в штаб V корпуса. Самого полковника отвезли в штаб дивизии [387, с. 462].

Штаб армии остался в окружении. Полковник И. А. Волков вывел часть своих бойцов из кольца. В лесу им встретились большие и малые группы и отряды красноармейцев, с командирами и без, общим число до 5 тыс. человек. В течение ночи на 13 октября отряд полковника И. А. Волкова преодолел до 40 км, стремясь оторваться от преследования. Однако утром 13 октября отряд наткнулся на немецкие войска и принял бой. В перестрелке полковник И. А. Волков был тяжело ранен и «в бессознательном состоянии попал в плен» [281, с. 500].

Тяжелые бои в районе д. Богородицкое продолжались до наступления рассвета, но противник сумел удержать занимаемый рубеж. В 9.15 12 октября генерал М. Ф. Лукин получил от нового командующего Западным фронтом генерала Г. К. Жукова радиограмму. В ней указывалось, что «в полосе южнее Вязьмы, Гжатск войск противника нет. Ершаков прорывается южнее Вязьмы, к 11.10 вел бой у Бабьи Горы. Перед фронтом Ершакова до пех. дивизии. Противник растянулся и не имеет сплошного фронта, а занимает отдельные районы» [Цит. по: 388, с. 491]. Тем самым М. Ф. Лукину рекомендовали развернуть направление прорыва на юг, где в полосе 20-й армии, якобы, наметился успех.

В 1.30 была передана еще одна радиограмма, где прямым текстом было дано укахание: «не лучше ли Вам, закрывшись на своем участке от противника, демонстрируя прорыв, собрать танки группу, артиллерию группу, помочь Ершакову мощным ударом смять противника и выводить все армии за Ершаковым в направлении севернее ст. Угрюмово на Боровск [388, с. 491].

К сожалению, эта информация оказалась ошибочной. На тот момент немецкая 252-я пехотная дивизия из состава XXXXVI армейского корпуса не только не оборонялась от войск генерала Ф. А. Ершакова, а наоборот, вела наступление на них, уверенно продвигаясь в северном направлении. Ее действия поддерживала 5-я танковая дивизия, и совместными усилиями немцы значительно сузили кольцо окружения, захватив лишь 12 октября 15 тыс. пленных. Наступление 23-й и 87-й пехотных дивизий вдоль дороги Вязьма – Семлево привело к рассечению большого кольца на два малых, и войска 19-й и 20-й армий Западного фронта оказались изолированы друг от друга.

После получения этих радиограмм в д. Шутово состоялось еще одно совещание командного состава с участием генералов М. Ф. Лукина, И. В. Болдина, С. В. Вишневского, Д. К. Мостовенко, полковника И. Д. Красноштанова и др. Учитывая критическое положение с боеприпасами, горючим, большую убыль личного состава и, особенно, командиров, и учитывая настойчивые рекомендации генерала Г. К. Жукова, было принято решение прорываться на юг, на соединение с войсками генерала Ф. А. Ершакова. Для этого были созданы две группы, первую из них возглавил сам М. Ф. Лукин, вторую повел генерал И. В. Болдин.

Колонны начали движение вечером 12 октября, по одним сведениям в 18. 00, по другим – в 20.00. Сам командующий 19-й армией пошел в прорыв на последнем оставшемся танке КВ. Автостраду Смоленск – Москва пришлось преодолевать с боем, сбивая или уничтожая малочисленные подразделения немецкой 23-й пехотной дивизии. Группа М. Ф. Лукина вполне успешно преодолела автостраду, но в ходе боя в быстро наступавших сумерках порядок движения колонн нарушился. Окончательно централизованное управление было утрачено при попытке переправы через р. Вязьма у д. Заречье. В наступивших сумерках одна из отставших групп обстреляла другую, приняв ее за противника. Та ответила огнем и перешла в контратаку. Выстрелы привлекли внимание немцев, расположившихся в соседних деревнях, и те начали обстрел скопившихся у переправы войск. Тяжелые ранения получили начальник химического отдела полковник Н. М. Петров и начальник связи полковник И. С. Стекольщиков.

Части перемешались, командиры потеряли своих подчиненных, и остатки армии «превратились в неуправляемую толпу» [478, с. 205]. Колонна разбилась на множество групп и отрядов, каждый из которых действовал самостоятельно. Группа генерала М. Ф. Лукина после перехода через автостраду взяла направление на станцию Семлево, где, по расчетам, должна была находиться армия Ф. А. Ершакова. На рубеже железнодорожной ветки колонна была встречена плотным пулеметным и минометным огнем. Прорыв здесь стоил больших жертв, в том числе среди командиров и политработников. Был убит член Военного совета бригадный комиссар В. Г. Ванеев, а генерал М. Ф. Лукин был ранен в правую руку и оставлен на поле боя. Командарма случайно увидели и подобрали две девушки-санитарки, которые оказали ему первую медицинскую помощь. Вскоре сюда подошла – буквально наткнулась, – группа красноармейцев и командиров во главе с заместителем командующего по тылу генералом Андреевым. Они попытались укрыться в овраге, но попали под минометный обстрел, и пришлось уходить в лес. Во время обстрела М. Ф. Лукин был ранен осколками в правую ногу. Еще одно осколочное ранение туда же генерал получил, когда его переносили из оврага в лес. В лесу находилась группа генерала И. В. Болдина, в которой оказались С. В. Вишневский, В. Ф. Малышкин и Д. К. Мостовенко.

Весь день 14 октября группа пробиралась по лесам на юго-восток, периодически вступая в перестрелки с противником. Вечером дошли до леса около ст. Семлево, где решили устроить привал. Здесь встретили отряд работников особого отдела 24-й армии вместе со своим начальником майором госбезопасности А. П. Можиным. Тот был ранен и укрывался в землянке. От него стало известно, что за ним скоро прилетит самолет с Большой земли. Тогда в землянке в надежде на эвакуацию было решено оставить и генерала М. Ф. Лукина. Остальные генералы ушли на восток.

О дальнейших событиях есть несколько различающихся в деталях версий. Автором некоторых из них был сам генерал М. Ф. Лукин, на протяжении своей жизни не единожды рассказывавший об обстоятельствах своего пленения. Самый первый вариант изложен им самим в письме, отправленном им своей младшей сестре Александре в оккупированный немцами Харьков.

Как же описал генерал М. Ф. Лукин свое попадание в плен. «Блуждая по лесам в поисках выхода, 12 октября я был ранен в правую руку пулей. Рана пустяшная, на первый взгляд, кость не задета, но перебиты два нерва. Окружающие меня к-ры штаба в панике разбежались, оставив меня, истекающего кровью одного. Бинта не оказалось… а шагах в 200 приближаются немцы. Первая мысль – бежать. Встал, сделал несколько шагов – упал из-за слабости… Мелькает мысль: плен, но от нее прихожу в ужас. С быстротой молнии работает мозг… Пытаюсь достать левой рукой револьвер из кобуры, думаю, живой не сдамся, последнюю пулю себе».

В этот-то момент к генералу и подошли две уже упомянутые девушки-санитарки, которые сделали перевязку и оставались с ним. За это время командарм полностью выбился из сил, а мысль о самоубийстве не покидала. Через пару дней вместе с остатками группы генерала И. В. Болдина наткнулись на землянку, в которой находился начальник особого отдела 24-й армии А. П. Можин, который накормил и уговорил остаться.

Вскоре послышалась стрельба. «3 генерала, которые были со мной, выбежали посмотреть. Прошло минут 5 – не возвращаются, а стрельба уже близко. Я решил уходить. Только я вышел из землянки с большим трудом, как в шагах в 50 показались немцы. Выстрел, и я снова ранен в колено и опять в правую ногу разрывной пулей… Силы оставляют меня. Прошу находившихся кр-цев пристрелить меня … что этим они избавят меня от позора быть в плену. Никто не решился… Помню еще, как подошли немцы и начали шарить по карманам. Потерял сознание» [Цит. по: 470, с. 229–231].

Собственную историю пленения командарма предложил бывший член Военного совета 16-й армии А. А. Лобачев. По его словам, генерал М. Ф. Лукин и майор Госбезопасности А. П. Можин были оставлены в землянке, в которой в ожидании самолета им пришлось провести двое суток. На исходе дня 14 октября немцы начали прочесывание леса и наткнулись на укрытие. Тогда М. Ф. Лукин предложил всем, кто с ним находился, выйти наружу. «На воздухе и умирать легче», – заявил якобы генерал. Все выбравшиеся из землянки были пленены, и среди них командарм 19-й [386, с. 203].

Несколько иную последовательность событий и трактовку обстоятельств изложили в своей книге В. В. Муратов и Ю. М. Городецкая. Очевидно, они пользовались какими-то записями или рассказами генерала при ее написании, и в результате сложилась такая картина. В сумерках уставшие и продрогшие красноармейцы развели костры, чтобы обсушиться и приготовить себе поесть. По этим огням и дымам, группу обнаружил противник, стал прочесывать лес, завязался бой. М. Ф. Лукин выбрался из землянки и попытался укрыться в лесу, но был ранен в правое колено с раздроблением коленной чашечки и захвачен в плен. В пистолете в самый последний момент не оказалось патронов, поэтому ни отстреливаться от солдат противника, ни покончить с собой генерал не смог. Он потерял сознание и очнулся уже в плену [401, с. 209–211].

В интервью писателю и поэту К. Симонову генерал М. Ф. Лукин поведал ту же историю, но с иными подробностями. Когда по его распоряжению развели костры, появились двое в штатском, представившиеся работниками особого отдела 24-й армии. Вместе с ними генерал перебрался в землянку, в которой находился тяжелораненый майор госбезопасности А. П. Можин. Он уговорил командарма остаться, поскольку вскоре за ним должны будут прислать самолет.

Не успели как следует расположиться, как прибегают адъютанты генерала М. Ф. Лукина с криками: «Товарищи, выходите. Немцы». Все, кто находился в землянке засобирались. Генерал М. Ф. Лукин, поддерживая раненого в ноги майора А. П. Можина, поторапливал особиста: «Давай скорей выходить, еще бросят гранаты сюда. Они же не войдут так сразу, а бросят гранаты, и мы пропадем с тобой ни за что». Перед сдачей договорились, что про А. П. Можина никто не будет говорить, кто он такой, а все скажут, что бригадный интендант – у него ромб в петлицах. Кто мог ходить, подняв руки, вышли из землянки. Среди них оказался генерал М. Ф. Лукин, в форме, но без оружия, свой револьвер он потерял накануне во время перевязки. «В это время подходит наша группа, отходящая, открывает стрельбу. Все повернулись в сторону группы, и когда я увидел, что все повернулись, я бросился бежать в противоположную сторону. А с противоположной стороны идет на меня группа немцев. Автомат: «Тр-р-р-р» – меня опять в эту же ногу, в коленную чашечку. Я теряю сознание» [467, с. 12–13].

Как видим, в большинство версий склонялось к тому, что в ситуации, показавшейся всем безвыходной, раненые сдались противнику в плен. Отличие составляет только то, что написано генералом М. Ф. Лукиным из плена своей сестре. Именно это послание, по мнению О. С. Смыслова, «предельно откровенно. В нем, как на исповеди, нет и капли лжи или какой-то недоговоренности» [470, с. 227–228].

Из данного письма прослеживается намерение генерала М. Ф. Лукина убедить свою сестру, а через нее – мать («мамуся», как ее называет генерал) и других родственников, что он не собирался сдаваться в плен, то, что с ним произошло – трагическая случайность, вина за которую лежит на генералах и командирах его штаба, бросивших своего командующего в лесу раненым. Неоднократно командарм подчеркивал свое намерение застрелиться, если возникнет угроза плена, а это оказалось невозможно по причине ранения в правую руку и отсутствия оружия в самый важный момент – когда перед землянкой появились немцы. Но даже и тут М. Ф. Лукин предпринял попытку скрыться в лесу, но крайнее изнеможение от усталости и потери крови не позволил ему сделать это. Красноармейцы, которых он упрашивал, не стали добивать своего генерала, и он уже в бессознательном состоянии попал в плен.

К счастью, сохранился немецкий отчет о пленении командующего 19-й армии генерала М. Ф. Лукина, который позволяет взглянуть на события с «той стороны».

В соответствии с приказом по 487-му пехотному полку 267-й дивизии его 1-му батальону поручалось сформировать поисковую группу и повторно прочесать лес в северо-восточном направлении в тех же самых границах, что 13 октября. Утром на выполнение поставленной задачи отправились по одному взводу от 1-й и 2-й рот с приданными им станковыми пулеметами и группами радистов под общим командованием лейтенанта Маслова.

В 9.45 они выступили из д. Песочня и д. Дроздово. Двигавшаяся левее группа от 1-й роты почти без сопротивления заняла треугольный лес, тогда как правофланговый взвод при попытке приблизиться к лесу был встречен интенсивным огнем из стрелкового оружия. Тогда лейтенант Маслов разделил свою группу на двое: одна атаковала лесок с фронта, а вторая должна была зайти с северо-восточной опушки. Затея завершилась неудачей: понеся потери, взвод залег, и лейтенанту Маслову пришлось запросить по рации подкрепление.

Вскоре появился командир 1-го батальона майор Раутерберг, а вместе с ним прибыли штаб части, основные силы 2-й роты, два взвода крупнокалиберных минометов, взвод станковых пулеметов и взвод l.J.G (легкие полевые орудия). Поскольку сломить сопротивление только силами стрелкового оружия никак не удавалось, майор Раутерберг приказал провести пятнадцатиминутный обстрел леса из минометов и легкого полевого орудия. Обстрел длился с 12.45 до 13.00.

В 13.00 в атаку перешла вся 2-я рота под командованием лейтенанта Бекерта. Юго-восточную часть взяли на прицел пулеметчики. В то же время взвод 1-й роты с приданными ему станковыми пулеметами открыл огонь по северной части атакуемого леса со стороны восточной опушки треугольного леса. Здесь же разместился батальонный командный пункт.

Взводу 2-й роты удалось пробиться к землянке, расположенной на опушке леса, частично замаскированной немецким брезентом. Под прикрытием огня камрадов два солдата – Хойзнер и Кер-стен, – смогли подобраться к ее входу и сорвали брезент. Внутри землянки оказалось несколько командиров и женщина, которые отказались сдаваться. Только после того, как немецкие солдаты пообещали забросать землянку ручными гранатами, люди стали выходить наружу. Один из командиров застрелился. Среди плененных оказались генерал М. Ф. Лукин и его адъютант лейтенант Николай Никифоров. У них отобрали несколько важных карт, видимо, с нанесенной обстановкой.

Не успели пленных отправить в тыл, как вновь началась перестрелка. Пулей генерал М. Ф. Лукин был ранен в ногу и оставлен позади атакующего взвода под наблюдением ефрейтора Штека. Так как бой продолжался с нарастающей силой, и красноармейцы продолжали оказывать ожесточенное сопротивление, отправить пленного генерала на командный пункт батальона не представлялось возможным. Поэтому с некоторыми другими ранеными его посадили в проходивший мимо грузовик 23-й пехотной дивизии. Он доставил их в полевой лазарет соединения, где в тот же день была проведена операция: М. Ф. Лукину ампутировали правую ногу.

Здесь же на следующий день немцы провели его первый допрос. Генерал признал, что он – командующий 19-й армией и подтвердил, что вместе с ней в окружении находились войска 24-й и 32-й армий. На остальные вопросы военного характера отвечать отказался, сославшись на присягу солдата. Кроме того, немецкий протокол зафиксировал такие слова генерала: «он просил, в случае опубликования известия о его пленении указать, в интересах его семьи, что он попал в плен к немцам в руки тяжело раненным, а не сдался. И будь у него в руках оружие, то он сам покончил бы с собой» [50, Fr. 972–973; 108, Fr. 969; 132, Fr. 1024].

Мы видим, что воспоминания участников событий и немецкие документы взаимно дополняют друг друга, что позволяет нам достаточно полно представить себе весь ход событий: немецкие солдаты блокировали землянку, в которой находился командарм-19 и угрозой уничтожения всех находящихся в ней заставили их сдаться. Присутствует существенное расхождение: воспоминания вполне единодушно указывают, что пленение генерала М. Ф. Лукина состоялось поздним вечером 14 октября, тогда как немецкие отчеты и протоколы настаивают, что все это произошло вскоре после полудня следующего дня.