Автор книги: Олег Нуждин
Жанр: Прочая образовательная литература, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Полковник Г. И. Антонов
Между тем, 34-я пехотная дивизия вермахта продолжала уничтожать окруженные советские войска. К 1 июля, отразив многократные попытки прорыва, она захватила в плен 1800 бойцов и командиров. Среди них оказались два полковника, которых, как это нередко бывало в немецких документах, назвали не по фамилии, а только по должности. Один из них представился как заместитель командира дивизии с номером 90/90, второй – как офицер связи танковых войск при армии (Verb. Offz. der Pz. bei der Armee) [208, Fr. 306].
Каждая из этих двух «должностей» – загадка. В Красной Армии никогда не было танковой дивизии с таким причудливым номером 90/90. Однако имелся 6-й механизированный корпус, который носил номер в/ч 9090 и как раз воевал на р. Зельвянка. На должности заместителя командира по строевой части здесь числился полковник Д. Г. Кононович [340, с. 210]. Но никаких сведений о пребывании его в немецком плену на настоящий момент не имеется, а по данным ОБД он считается пропавшим без вести в 1941 г. [325, Л. 187].
Ничуть не проще обстоит дело со вторым полковником, поскольку такой должности – офицер связи танковых войск при армии, – в РККА не существовало. Учитывая принадлежность полковника к танковым войскам и службу в армейской управлении, с достаточной долей уверенности можно предположить, что в данном случае речь идет о полковнике Г. И. Антонове, начальнике отдела автобронетанковых войск 10-й армии Западного фронта. Документы соседней, 29-й моторизованной дивизии противника, это подтверждают.
Полковник Г. И. Антонов в окружении немецких офицеров, июль 1941 года
Под Волковыском, на подходе к р. Зельвянка, было разгромлено управление 5-го стрелкового корпуса. Из его состава числятся пропавшими без вести три генерала, что стало печальным рекордом. Еще ночью, при переправе через р. Щара и далее при следовании по дороге Берестовица – Волковыск, колонна штаба неоднократно подвергалась обстрелам и бомбардировкам с воздуха. Утром 28 июня командир корпуса генерал А. В. Гарнов, прихватив с собой начальника оперативного отдела майора А. П. Неугодова, отправился вперед, в сторону Волковыска, на поиски штаба 10-й армии. В армию они так и не прибыли, и назад тоже не вернулись.
Двигавшаяся советская колонна вновь подверглась атакам, дивизионные «органы управления были значительно деморализованы, большая часть техники, транспорта и живой силы уничтожена, а остатки рассеяны. Одновременно такая же участь постигла и остатки колонн штаба корпуса». Не дождавшись прибытия комкора, уехал искать штаб 10-й армии полковник М. В. Бобков, в ходе бомбежек и перестрелок исчез начальник артиллерии генерал Г. П. Козлов. К 30 июня 5-й корпус уже не представлял из себя боевой единицы, кто имел волю, собирал вокруг себя отряды и группы, чтобы идти на восток [435, Т. 1. с. 531–532]. Так, смогли выбраться полковники М. В. Бобков и Г. Ф. Мишин, но большинство командиров штаба погибли или пропали без вести. В их числе и все три генерала управления – А. В. Гарнов, Г. П. Козлов и Ф. И. Буданов.
Полковник Е. И. Цвик
История совсем иного рода приключалась в полосе наступления немецкой 12-й танковой дивизии. В этот же день, 29 июня 1941 года ее части столкнулись с неприятной для себя ситуацией. Разгромленные в предшествующих боях советские войска, собравшись в отряды, стали атаковать дороги, по которым осуществлялись перевозки противника и даже вышли на ближние подступы к его штабам и командным пунктам.
Пришлось часть сил бросить на уничтожение этих групп. В одной из стычек вечером 29 июня солдатам 2-го батальона 25-го пехотного полка сдался некий советский полковник. В ходе опроса тот сообщил, что по национальности – «бессараб и перебежал добровольно, поскольку не согласен с советскими идеями. Он показал, что является командующим артиллерией 4-й танковой дивизии 10-й армии… Дивизия через переводчика потребовала от русского полковника вернуться к своим войскам, чтобы сказать им, что сопротивление бессмысленно, и что русских пленных не расстреливают. Русский полковник без долгих размышлений согласился выполнить это требование. Сегодня в 9.00 он был отправлен к русским войскам в полосе 2-го батальона 25-го полка. Два часа спустя на этом участке были отмечены многочисленные русские перебежчики. В какой связи находятся действия этих русских с поручением, данным полковнику, в настоящий момент установить трудно» [57, Fr. 73].
Фамилия полковника не названа. Однако по занимаемой им должности – начальник артиллерии 4-й танковой дивизии, – ее оказалось легко установить. Если немцы ничего не напутали, то этим полковником был Ефим Иванович Цвик. Дальнейшую его судьба пока установить не удалось. В советских документах он значится пропавшим без вести [333, Л. 145]. Карточка военнопленного, если она на него все-таки заводилась, не сохранилась. После войны на Родину он не вернулся, и можно предположить, что полковник Е. И. Цвик погиб в плену.
Генерал И. Х. Алавердов
В отличие от остальных генералов Западного фронта, попавших в плен в Минско-Белостокском окружении, о командире 113-й стрелковой дивизии известно довольно много подробностей.
В течение 1 июля части немецкой 167-й пехотной дивизии концентрировались в районе вокруг Гродек: один полк занял позиции восточнее Рожана, другой – восточнее и севернее Пружаны, наконец, 339-й полк вел бои у д. Трухоновичи. Вечером 1 июля разведывательная группа 6-й роты 2-го батальона 339-го полка вермахта взяла в плен раненого командира нашей 113-й стрелковой дивизии генерал-майора И. Х. Алавердова [150, Fr. 535]. Из немецкого донесения не совсем ясно, был ли генерал ранен до боя, или же ранение стало следствием перестрелки с солдатами противника, но совершенно очевидно, что он оказал сопротивление, и в плен сам не сдался.
Генерал И. С. Никитин
Окружение 3-й и 10-й армий Западного фронта в самом начале войны привело к пленению сразу нескольких советских командиров от полкового до корпусного звена. Однако отыскать какие-либо сведения об обстоятельствах, которые привели их к попаданию в неволю, достаточно сложно. Немцы, в то время нацеленные на блицкриг, и рассчитывая на свою скорую победу, не очень внимательно относились к фиксации подобных фактов. Поэтому проследить судьбы не только командиров полков, но даже и командиров корпусов оказывается делом проблематичным.
Среди наиболее известных пленных командиров Западного фронта был генерал И. С. Никитин, командовавший 6-м кавалерийским корпусом. Подчиненные ему 6-я и 36-я кавалерийские дивизии вступили в бой с противником уже в 22 июня, в первый день войны. Вместе с многими другими частями и соединениями так называемой «группы генерала Болдина» они оказались в окружении и были разгромлены. Оставшиеся войска генерал-лейтенант И. В. Болдин стал выводить на восток 26 июня. Именно в этот день от него отделился отряд конников под командованием генерала И. С. Никитина. В тот момент оба генерала полагали, что «идя разными путями, мы выведем из окружения больше войск. Условились о маршрутах и расстались» [272, с. 99–100]. К этому времени штаб 6-го кавалерийского корпуса потерял связь с подчиненными дивизиями и двигался на восток без их поддержки. В конечном счете, в начале июля 1941 года его командир генерал И. С. Никитин оказался в плену.
Генерал и командир корпуса – крупная фигура, только поиск в немецких документах на сегодняшний день не дал положительных результатов. Выяснить на каком именно участке фронта был разгромлен штаб 6-го кавалерийского корпуса, и какая именно часть пленила его командира представляется важным делом. Хотя поначалу казалось, что такая известная фигура как герой лагерного сопротивления генерал И. С. Никитин, не могла остаться незамеченной, и обстоятельства его пленения должны быть хорошо известны и его сослуживцам, и соратникам по борьбе и соответствующим образом отражены в исследовательской литературе.
Один из первых документов, касающихся судьбы генерала И. С. Никитина, представляет собой ответ Отдела кадров Западного фронта на запрос 6-го отдела ГУК НКО СССР, данный 8 октября 1942 года, т. е. спустя более чем год с начала войны. Москва потребовала дать объяснение относительно шести генералов – Т. К. Бацанове, В. Б. Борисове, А. В. Гарнове, Е. А. Егорове, Е. С. Зыбине и И. С. Никитине. Фронт не мог сообщить в Центр ничего конкретного: «никаких сведений о выходе их из июльского окружения на Западный фронт – нет» [448, Л. 74 об.]. Результатом стало издание приказа, который исключал командира 6-го корпуса генерала И. С. Никитина из списков РККА как пропавшего без вести в июне 1941 г. [445, Л. 170].
Однако факт пленения генерала И. С. Никитина открылся, скорее всего, примерно в то же самое время. Результатом стало появление следственного дела Р-364, заведенного на генерала И. С. Никитина органами Госбезопасности СССР. Уже 23 октября 1942 года по нему вынесен приговор Военная коллегия Верховного суда СССР вынесла приговор: на основании ст. 58–1 «б» УК РСФСР генерал И. С. Никитин заочно приговаривался к высшей мере социальной защиты – расстрелу с конфискацией лично ему принадлежавшего имущества и лишением воинского звания генерал-майор. Основанием, по-видимому, послужили показания бывшего командира взвода 34-го стрелкового полка Л. И. Мовчана [488, с. 177, 184]. Правда, на момент вынесения приговора генерал И. С. Никитин был уже полгода как мертв.
Маршал А. И. Еременко, повествуя о начальном этапе Великой Отечественной войны, уделил внимание и событиям в Белоруссии, пусть их непосредственным участником лично он не был. Несколько строк маршал посвятил действиям 6-го кавкорпуса, а также его командиру генералу И. С. Никитину. Этот короткий рассказ завершен словами: «начиная с утра 22 июня, кавалеристы не знали ни сна, ни отдыха. Несмотря на это, люди проявляли чудеса стойкости и храбрости. Сам генерал сутками не сходил с коня, появлялся на самых трудных участках, неоднократно лично водил части в контратаки. Но с каждым часом становилось все труднее и труднее. Над отходящими колоннами конницы непрерывно висела вражеская авиация, их разрезали и дробили фашистские танковые части. В одном из боев Никитин с горсточкой кавалеристов был отрезан и прижат к реке. И здесь раненого и тяжело контуженного генерала гитлеровцы в бессознательном состоянии захватили в плен» [347, с. 73].
Новых подробностей в изданиях последних лет издания обнаружить не удалось. Ф. Д. Свердлов ограничился простым указанием на пленение генерала в июле 1941 г. [463, с. 39]. В 3-й части сборника документов «На земле Беларуси» в отношении генерала И. С. Никитина указано, что он попал в плен не в июле, а в конце июня тяжелораненым [402, с. 518]. Примерно то же самое содержится в биографии генерала, приведенной в справочнике «Комкоры» [284, Т. 2. с. 74]. Не внесла ясности в понимание сути дела статья Э. В. Харитонова «Дважды расстрелянный» [488, с. 176–187], автор которой вопрос о дате, месте и обстоятельствах пленения командира 6-го кавкорпуса обошел вниманием.
Ту же дату, но иное место пленения назвал Д. Егоров в своем исследовании «Июнь 41-го». Не назвав источник своей информации, он утверждал, что командир 6-го кавкорпуса «в одном из боев в районе Старого Села был с горсткой кавалеристов прижат к реке, тяжело ранен и подобран немцами» [344, с. 699]. В описании Д. Егорова, как и в рассказе А. И. Еременко присутствует некая река, которая помешала генералу и его соратникам избежать пленения. Название ее никем из авторов не приведено.
Наконец, следует вспомнить письмо В. А. Данилова в редакцию «Военно-исторический журнала» в 1993 г. Автор сообщил ту же дату – 5 июля, но в качестве места пленения указал район с. Старое Село [309, с. 9].
Как видно, существующие публикации не позволяют определить ни время пленения (то ли конец июня, то ли начало июля 1941 года), ни обстоятельства. Наверное, следует обраться к иным источникам, например, воспоминаниям бывших военнопленных. Возможно, в них каким-нибудь образом отразились сведения о генерале И. С. Никитине.
И действительно, в фильтрационном деле бывшего интенданта 3-го ранга Николая Алексеевича Исаева среди прочих командиров, оказавшихся в офлаге Хаммельбурга, упоминаются также и командиры 6-го кавалерийского корпуса – майор Николай Филиппович Панасенко и подполковник Николай Денисович Ново-даров. Очевидно, военнопленные делились рассказами об обстоятельствах своего пленения. Не были исключением и бывшие работники штаба 6-го корпуса. Так, майор Н. Ф. Панасенко в беседах упоминал, что «вместе со всем личным составом … корпуса попал в плен в районе города Минск в 41 г. во время окружения» [255, Л. 6 об.]. Со слов подполковника Н. Д. Новодарова Н. А. Исаев запомнил, что тот был пленен «в районе Минска вместе со всем штабом корпуса, во время окружения немцами» [255, Л. 6 об. –7].
В карте военнопленного указано, что интендант 3-го ранга Н. А. Исаев прибыл в офлаг XIII-D3 августа 1941 года и получил номер 3870. Известно также, что генерал И. С. Никитин прибыл в офлаг XIII-D1 августа, где его зарегистрировали под номером 1644, однако Н. А. Исаев его совсем не упоминает, возможно, потому, что тот находился в лагере недолго. Подполковник Н. Д. Ново-даров там же имел номер 1642, в карте военнопленного записано, что он попал в плен 5 июля 1941 года под г. Минск, его помощник майор Н. Ф. Панасенко – 6 июля.
В протоколе допроса старшего лейтенанта К. Г. Писаренко, командира пулеметного эскадрона 24-го кавполка 36-й кавалерийской дивизии сохранились сведения о пленении какого-то командира корпуса. Вполне вероятно, что речь шла именно о генерале И. С. Никитине. Вот как об этом рассказал сам старший лейтенант К. Г. Писаренко. При отступлении на восток он «… присоединился к группе командира корпуса. Они имели намерение отходить на Минск. Примерно в 12 км от Минска в одном лесу они внезапно наткнулись на огонь нескольких пулеметов. Большая часть из 300 человек погибла, часть разбежалась, оставшиеся вместе с ним попали в нем[ецкий] плен. Он был ранен. 6 июля 1941. О том, что командир корпуса погиб, он сказать не может, от других он слышал, что он таким же образом попал в плен» [79, Л. 66].
В протоколе не названа фамилия командира корпуса, не сказано даже о каком именно корпусе идет речь – стрелковом, механизированном или кавалерийском. Допрашивавший старшего лейтенанта немецкий офицер из группы Абвера не стал уточнять этот вопрос. Создается впечатление, что они оба говорили о хорошо известном им человеке. И, как кажется, то обстоятельство, что кавалерист лейтенант К. Г. Писаренко не стал уточнять, какого именно командира корпуса он встретил, косвенно свидетельствует в пользу генерал И. С. Никитина.
Возможно последним, кто видел командира 6-го кавкорпуса до его пленения, оказался начальник снабжения 33-й танковой дивизии майор А. П. Уланов. Отступая вместе со своим соединением, он 29 июня оказался в районе г. Волковыска, где присоединился к штабу 11-го мехкорпуса. У д. М. Мир комкор Д. К. Мостовенко приказал бросить автотранспорт и пробиваться на восток небольшими группами. Майор А. П. Уланов оказался в одной группе с командиром 33-й танковой дивизии полковником М. Ф. Пановым и в ее составе к 4 июля добрался к старой государственной границе у д. Банковщина.
Здесь танкисты встретились с отрядом генерал-лейтенанта И. В. Болдина, который включил их в состав группы под командованием генерала И. С. Никитина. Вместе с кавалеристами им теперь предстояло выбираться из окружения. Попытка прорыва через немецкий заслон у д. Банковщина 5 июля успехом не увенчалась. «Конная группа … попала под сильный пулеметный и минометный огонь, в беспорядке отошла в глубь леса». Больше майор А. П. Уланов генерала И. С. Никитина не видел, но в командование остатками группы вступил начальник штаба 6-го кавкорпуса полковник И. Е. Панков [341, с. 31–32]. Так что похоже, что генерал И. С. Никитин из этого боя не вышел и в этот день или чуть позже оказался в плену.
Наконец, в «Журнале боевых действий» 12-й танковой дивизии противника за 6 июля удалось отыскать эпизод, вероятно, имеющий прямое отношение к командиру 6-го кавкорпуса. Приведем его полностью: «19.30. 25-й стр. полк все еще находится в соприкосновении с противником. 2-я рота 5-го стр. полка направлена для облегчения ситуации и выправления положения. Был взят в плен командир армейского корпуса, который, по всей видимости, организовывал сопротивление в лесах 25-му и 5-му стр. полкам. Он отправлен в армию» [151, Fr. 69]. Единственное, что смущает в этом сообщении, так это должность – «командир армейского корпуса». Впрочем, никаких иных командиров стрелковых корпусов в этом районе и в это время немцы в плен не брали.
Из предшествующих сообщений «Журнала» следует, что 2-й батальон 25-го полка вел бои у д. Ратомка, и в течение суток полк взял в плен 60 командиров и 6483 красноармейца. Прочесыванию 5 и 6 июля подверглись леса у д. Жашков, Закаблуки и Ляховщина. Старое Село, в районе которого, как предполагается попал в плен генерал И. С. Никитин, как раз находилась в районах зачистки, проводимых немецкими 2-м батальоном 5-го и 1-м батальоном 25-го полков 12-й танковой дивизии.
Генералы И. Х. Алавердов (третий слева) и И. С. Никитин (в бурке) с командирами перед отправкой в лагерь военнопленных, июль 1941 года
Генералы П. Г. Макаров, Н. М. Старостин, полковник В. А. Гаврилов
Те, кто смог вырваться из Минско-Белостокского окружения продолжили свой нелегкий путь к линии фронта, которая уже откатилась к Днепру, а кое-где и за него. В одной из таких групп оказались полковник В. А. Гаврилов, генералы П. Г. Макаров и Н. М. Старостин. К 8 июля путь их следования перехватили солдаты немецкого IX корпуса. После короткого боя противник доложил «наверх» о пленении 7720 человек, в том числе 51 командира. Среди них, оказались два генерала, а именно заместитель командира корпуса из Волковыска и начальник артиллерии 3-го корпуса. Кроме того, были пленены начальник оперативного отдела все того же 3-го корпуса и командиры 151-го и 296-го полков [139, Fr. 236].
Можно было долго удивляться, как мог оказаться в плену генерал Ф. Т. Ремизов, занимавший должность заместителя командира 3-го механизированного корпуса по технической части, и каким образом оказался генералом начарт этого соединения полковник Е. П. Смаркалов. Очевидно, что немецких документах содержится ошибка. Тогда кого же противник взял в плен 8 июля 1941 г.? Только документы вышестоящих инстанций помогли внести окончательную ясность в этот вопрос.
В донесении отдела Ic 2-й полевой армии за 9 июля 1941 г. приведен список нескольких командиров, с указанием, не только их звания и занимаемых должностей, но и фамилий. В нем говорится: «Ic командования 2-й армии докладывает о пленении ген.-майора Макарова, зам. ком. 11-го мото-мех. корпуса, ген.-майора Старостина, начальника артиллерии 11-го мото-мех. корпуса, полковника Гаврилова Ia11
Ia – начальник оперативного отдела.
[Закрыть] 21-го стр. корпуса, полковника Рудникова, ком. 657-го а. п., подполковника Панасюга, ком. 296-го стр. полка» [1, Л. 83 об.]. Таким образом, все встало на свои места, и принадлежность генералов своим должностям находят свое подтверждение в отечественных источниках. Следовательно, в докладе IX корпуса речь шла не о 3-м, а об 11-м мехкорпусе.
Только и здесь в немецкий документ вкрались неточности. Так, полковник В. А. Гаврилов занимал в штабе 21-го корпуса должность не начальника оперативного отела (которым был подполковник Г. Н. Регблат), а пост начальника разведывательного отдела. Командиром 657-го артиллерийского полка был не Рудников, а М. М. Будников, имевший звание не полковника, а подполковника.
Документы соединений, входивших в состав IX корпуса, позволили установить, что оба генерала и полковник В. А. Гаврилов оказались захвачены солдатами 292-й пехотной дивизии [167, Fr. 1107]. Таким образом дату пленения этих командиров Красной Армии можно считать установленной.
Полковник А. А. Соломонов
К сожалению, неточностями в написании фамилий, определении должностей и званий страдают не только документы IX корпуса, но многих других соединений вермахта. В результате банальное выяснение личности военнопленных превращается в решение сложной задачи.
Так, разведывательная служба 34-й пехотной дивизии 31 июля 1941 г. докладывала в штаб XIII корпуса о боевых действиях в районе р. Сож. Кратко описав ход двухдневных боев 23 и 24 июля, достигнутые результаты и собственные жертвы, немцы остановились на потерях с советской стороны. Со слов пленных, они доложили о гибели двух генералов – командира 13-го механизированного корпуса и работника штаба 3-й армии, а также полковника, командира 284-го стрелкового полка. В плену оказались полковник, начальник связи 3-й армии, и майор из штаба 49-й дивизии [24, Fr. 1186].
Попытки найти среди работников штаба 3-й армии погибшего генерала ни к чему не привели. И командующий В. И. Кузнецов, и начальник штаба А. К. Кондратьев, и даже начальник ВВС комбриг А. С. Зайцев благополучно выбрались из окружения. Иных генералов в составе армейского управления не было. Следовательно, перед нами очередная немецкая ошибка. С остальными также возникли сложности. Известно, что 284-м полком, относившимся к 86-й дивизии, командовал подполковник (а не полковник) И. Н. Иванов, а в Обобщенном банке данных «Мемориал» сведений о его гибели не содержится. И с начальником связи 3-й армии в звании полковника тоже не все так просто.
Однако некоторым из приведенных сведений можно без особого труда найти подтверждение. Хорошо известно, что командир 13-го механизированного корпуса генерал П. Н. Ахлюстин погиб у р. Сож в конце июля 1941 года. Следовательно, какая-то доля истины в немецком докладе содержится, и еще один погибший генерал, возможно, не стал плодом фантазии окрыленного временными успехами противника.
Отправной точкой для поиска стала судьба комкора П. Н. Ахлюстина, так как неизвестный генерал погиб с ним примерно в одни сроки, да и, видимо, где-то неподалеку. Бывший начальник оперативного отдела штаба 13-й армии С. П. Иванов, повествуя о событиях конца июля 1941 г., написал: «… выходило из окружения восточнее Пропойска и управление 20-го стрелкового корпуса в главе с командиром корпуса С. И. Ереминым. Во время атаки противника мужественный генерал был смертельно ранен. В этом же бою (выделено мною – О. Н.) пал смертью храбрых командир 13-го механизированного корпуса генерал-майор П. Н. Ахлюстин. Пройдя 500 километров от западной границы по оккупированным врагом территории, он, будучи раненым, вывел сводный отряд, сформированный из частей своего корпуса, к Сожу в районе Пропойска. Генерал Ахлюстин погиб, переправляясь через реку с последней группой своих воинов» [355, с. 120]. Возможно ли, чтобы второй, оставшийся неизвестным генерал, был не из штаба 3-й армии, а командиром 20-го корпуса генералом С. И. Ереминым?
В поисках новых подробностей, обратимся к книге белорусского краеведа Н. С. Борисенко «1941-й: пылающие берега Днепра и Сожа». К сожалению, здесь меня ждало разочарование. Абзац, посвященный судьбе генерала П. Н. Ахлюстина, фактически слово в слово повторял некогда написанное С. П. Ивановым [273, с. 352].
Зато 11-я глава книги Н. С. Борисенко оказалась посвященной судьбе 20-го корпуса и его командира. Вот какими оказались последние часы жизни генерала С. И. Еремина в данном описании.
После переправы через р. Проня части управления корпуса во главе с полковником В. А. Симановским командир соединения отправился на автомашине на юг, к с. Александровка-2. Связь с этой группой вскоре оказалась утерянной. Отправленные на поиски несколько групп вернулись без результата. Как предполагал начальник медико-санитарной службы корпуса военврач 1-го ранга В. И. Тарасенков, генерал С. И. Еремин «погиб при прорыве из окружения на участке 132-й стрелковой дивизии… Последним, кто видел генерала Еремина, был работник штаба 132-й стрелковой дивизии А. П. Завьялов. Случилось это на командном пункте 425-го артиллерийского полка дивизии. Здесь во время минометного обстрела командир корпуса был ранен “и помещен на специальную машину с радиоаппаратурой. Он просил доставить его в 160-ю стрелковую дивизию, с которой он якобы должен был перебраться через Варшавское шоссе в район Краснополья. Там по его указанию должны были сосредоточиться войска корпуса после переправы через Сож”.
В Гиженском лесу (северо-восточнее Пропойска) пытался разыскать генерала и его штаб особый отдел штаба 13-й армии, но безрезультатно: никаких сведений установлено не было. Дальнейшая судьба генерала С. И. Еремина неизвестна… В штабе армии предполагали, что остатки штаба корпуса вместе с генералом на 22 июля находились в лесу западнее пос. Никольский. Также было известно, что 22 июля генерал-майор С. И. Еремин был ранен в ногу, а, предположительно, 28 июля 1941 года во время переправы через Сож у дер. Александровка-2 погиб» [273, с. 456–458].
Остальная часть управления 20-го корпуса, возглавляемая начальником штаба полковником В. А. Симановским, некоторое время находилась у железнодорожной станции Веремейки, расположенной в 20 км южнее г. Чаусы, укрывшись в лесу. В одну из ночей самостоятельно ушли на восток начальник тыла корпуса подполковник И. Цвик, начальник строевого отдела капитан Егоров и еще несколько командиров. Через несколько дней, не дождавшись прибытия генерала С. И. Еремина, полковник В. А. Симановский разделил свой отряд на три группы, приказав им выходить из окружения по-отдельности.
Свою группу начштаба повел к р. Сож. Через два дня она оказалась обнаружена противником и приняла бой. В перестрелке, получив ранение в голову, погиб полковник В. А. Симановский, остатки группы в количестве не более 30 человек вырвались из кольца. Вскоре они добрались до д. Щетинки и, встретив двух подростков, попросили их принести чего-нибудь поесть. Однако около полудня вместо детей появились немцы. В скоротечном бою отряд был окончательно уничтожен. Спастись удалось немногим. В плен сдались военврач 1-го ранга В. И. Тарасенков, начальник разведывательного отдела майор Д. Е. Агарков, начальник особого отдела Ф. Березкин и некоторые другие [273, с. 458–460].
Поскольку некоторые авторы, повествуя о судьбе генерала С. И. Еремина, ссылались на его пребывание в 132-й дивизии, логичным было ознакомиться с воспоминаниями бывшего командира этого соединения С. С. Бирюзова. Оказалось, что автору никакие новые подробности известны не были, и, по его сведениям, перед прорывом генерал уехал в соседнюю 160-ю дивизию.
«Сам С. И. Еремин, насколько мне помнится, решил двигаться с 160-й дивизией, которая продолжительное время находилась в составе его корпуса, он ее лучше знал и, видимо, на нее больше надеялся. Однако выбор его оказался неудачным. Позднее мы узнали о трагической судьбе этой дивизии и следовавшего с нею Управления 20-го корпуса. В двадцатых числах июля 1941 года они подверглись нападению превосходящих сил врага и в жестоком бою понесли большие потери. Погибло много офицеров, и в их числе С. И. Еремин, а также его начальник штаба полковник В. А. Симановский» [264, с. 26]. О командире 13-го мехкорпуса здесь не сказано ни слова. Однако немного ниже, совсем в ином контексте С. С. Бирюзов указал, что генерал П. Н. Ахлюстин прошел более 500 км и вывел горстку своих бойцов к р. Сож. При переправе через нее он погиб [264, с. 30].
В конце концов удалось обнаружить воспоминания самого майора С. И. Гурова, которые поставили точку во всей этой истории. Итак, бывший начштаба 49-й дивизии рассказал, что остатки соединения 13 июля прибились к г. Могилев, куда вскоре с группой из 80 бойцов прибыл генерал П. Н. Ахлюстин. Комендант Могилева доложил, что город находится в окружении, а остальные части 13-й армии ведут бои в районе г. Гомель.
Вечером генерал П. Н. Ахлюстин объединил под своим командованием остатки групп 21-го стрелкового и 13-го механизированного корпусов, погрузил их на автомашины и выехал в направлении г. Чаусы. Утром 17 июля, прибыв на ст. Еремеевка, узнали, что г. Чаусы уже занят немцами. Тогда генерал П. Н. Ахлюстин решил уходить в Александровские леса. На следующий день встретили части 143-й дивизии. Как оказалось, ее прежний командир генерал Д. П. Сафонов убит, и командование принял на себя начальник штаба соединения полковник И. А. Перелехов. При штабе дивизии находился раненый командир 20-го корпуса генерал С. И. Еремин.
К вечеру 27 июля отряд добрался до д. Александровка-2-я, за которой протекала р. Сож. За ней, казалось, спасение. Все, не раздумывая, без какой-либо разведки, с криками «Ура!» бросились к реке, стремясь переправиться на ее противоположный берег. Немцы открыли уничтожающий пулеметный, минометный и артиллерийский огонь, сорвав все попытки прорыва. «В этом бою были убиты, – писал С. И. Гуров, – г[енерал]-м[айор] Ахлюстин, полковой комиссар Зимогляд и большинство комсостава. Я был тяжело контужен в голову и одновременно ранен осколком в правую руку и в бессознательном состоянии был подобран немцами» [435, Т. 1. с. 414–415].
В карте военнопленного С. И. Гурова про майора сказано только, что он взят в плен 28 июля 1941 года. Все рассказанное все же позволяет сделать достаточно определенный вывод о том, что генерал, погибший рядом командиром 13-го мехкорпуса, был именно С. И. Ереминым, а названный немцами майор из 49-й дивизии – это майор С. И. Гуров.
Относительно упомянутого в том же докладе пленного полковника теперь также можно сказать что-то определенное. Им оказался начальник связи 3-й армии полковник А. А. Соломонов, оказавшийся в неволе 26 июля 1941 года. В качестве места пленения указана д. Александровка. И звание, и должность, и время, и место полностью совпадают, исключая любые сомнения.
С д. Александровка и переправой через р. Сож связана судьба еще одного полковника – К. В. Кирюшина. Но о нем речь пойдет ниже.
Генерал А. Г. Потатурчев
Одним из последних генералов первоначального Западного фронта, оказавшемся в плену, стал А. Г. Потатурчев, хотя П. Ка-рель [369, с. 55], ошибочно утверждал, что тот, наоборот, стал самым первым плененным немцами советским генералом. В начале войны он командовал 4-й танковой дивизией, но уже через неделю боев в его подчинении осталось всего несколько человек из 10 900 бойцов. Он считал, что не имеет самостоятельного права формировать из окруженцев отряды для прорыва, так как оно принадлежит командиру в ранге не ниже командира корпуса. А с собственным комкором – генералом М. Г. Хацкилевичем, – связь была утеряна.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?