Текст книги "Исповедь военного переводчика. Книга 1. Возвращение на Восток"

Уже шло к концу сирийское лето, только жара и не собиралась сдаваться. Ночью было тихо и тепло. Пели цикады. А наутро загорался новый день, непременно солнечный и жаркий.

Олег уже более месяца жил в так называемом Красном доме, обители переводчиков-холостяков. Это было полукруглое двухэтажное строение, первый этаж которого располагался ниже уровня мостовой и весь утопал в зелени. Здесь проживала прислуга, а русские жили наверху.

Городской район, в котором находился Красный дом, в народе прозвали посольским. Это из-за того, что в полутора-двух километрах от него находилось Посольство СССР. А еще район этот называли христианским. Совсем рядом с Красным домом соседствовал христианский храм – модерновое здание с неоновым вытянутым католическим крестом.

Отсюда переводчиков забирали на работу, а после обеда, в 15–16 часов, возвращали назад.

Второй этаж дома состоял из пяти-шести отдельных комнат, ванной с отопительным прибором на солярке, туалета и просторной кухни-столовой, в которой стояло аж три громадных холодильника «Адмирал». Эти холодильники больше походили на рефрижераторы, и в них запросто мог спрятаться человек среднего роста, что и произошло однажды.

Как-то после бурно проведенной пятницы (выходной день в мусульманских странах) один из переводчиков, не найдя в себе сил ехать на службу в войска, спрятался в холодильнике. За ним пришли хабиры и долго искали его по всему дому, но, так и не найдя, уехали без него. А переводчик и сам уже был не рад своей проделке.

В «тайнике» стало холодно, а дверь захлопнулась снаружи.

Его спасла сирийская домработница Мархаба, которая услыхала вопли из холодильника…

Никто из переводчиков не знал, как звали сирийскую женщину лет 35–38, которая приходила убирать их жилье. Да, собственно, никого это и не интересовало.

Приходя, женщина говорила лишь одно слово: «Мархаба!»[21]21
  Привет! (Араб., сирийский диалект.)


[Закрыть] и тем самым заработала себе постоянное прозвище.

Мархаба никогда не покидала места службы, пока кто-нибудь из переводчиков не возвращался с работы. Если было слишком жарко, она дожидалась жильцов в общей комнате, лежа на ковре прямо на полу.

Женщина вела себя тихо и неприметно. Изредка предлагала переводчикам постирать что-либо из их личных вещей.

Однажды, в выходной день, после прогулки по городу и обеда в Нади Дуббат[22]22
  Офицерский клуб (араб.).


[Закрыть] на улице Салхия наш знакомый взял такси до дома. По дороге старый мерседес затормозил на перекрестке, поравнявшись с серебристой спортивной машиной. За рулем автомобиля сидела молодая, стильно одетая женщина в темной косынке и солнечных очках. Окна машин были открыты, женщина обернулась – и… ее трудно было не узнать. Мгновение спустя серебристая машина с ускорением ушла вперед. Да, это была уборщица Мархаба. Современная Мата Хари…

– Мархаба! – поздоровалась сирийка-уборщица, открывая своим ключом входную дверь Красного дома на следующее утро. Спокойная, скромная, невозмутимая…

Наш знакомый, одетый в военный камуфляж, стоял на округлом балконе дома, ожидая свой транспорт.

Их глаза встретились. Ровным голосом, отводя взгляд, сирийка спросила:

– Ма андакш гасыль шарашиф?[23]23
  Не нужно ли постирать простыни? (Араб.)


[Закрыть]

* * *

Переводчики были молоды. А потому просто не могли не шалить. Вечерами все вместе собирались на общем балконе и устраивали шумные посиделки с возлияниями. Если было душно, то были одеты по погоде, то есть в полуголом виде. Сирийцы немедленно покидали свои балконы, где любили отдыхать семьями после трудового дня, первым делом загоняя в дом своих дочерей.

С Красным домом соседствовала лавка местного торговца Абу Саида, где продавалось все: от советской водки «Столичная» до банок маринованных венгерских огурцов «Глобус». Делая свою ставку в бизнесе на русских, Абу Саид не прогадал. Магазин работал круглые сутки, а сам торговец быстро богател. Он даже завел книгу отпуска товара в кредит. Любой русский, просадив деньги до зарплаты, мог брать все, что ему заблагорассудится, с условием рассчитаться, когда деньги будут. И надо отдать должное переводчикам – они всегда расплачивались с Саидом.

Переехав в Красный дом из «Рамзеса», наши друзья буквально излазили новый район. Это был один из новых спальных районов Дамаска. Здесь жили в основном семьи респектабельных сирийцев. Дома и особняки утопали в цветах. Женщины в своем большинстве носили европейские платья и не закрывали лиц. Но иногда попадались и ортодоксы, одетые в галабию (длинная, до пят, национальная арабская рубаха) и паранджу.

Неподалеку от места проживания переводчиков находился стадион. Там молодежь каждую пятницу устраивала футбольные состязания, а после шла пить ледяную фанту в ближайшую лавку. Фанта и впрямь была ледяная, ведь маленькие крученые стеклянные бутылочки лежали во льду, в прямоугольном холодильнике, который открывался вверх, за ручку.

По дороге домой ребята проходили мимо маленького рынка зелени. Здесь местные феллахи[24]24
  Феллахи – крестьяне (араб.).


[Закрыть] торговали прямо с подвод. Послушные им ишаки мирно жевали морковную ботву.

А сколько на этом рынке было винограда! Сортов 10–15 как минимум. Друзья всегда покупали «дамские пальчики». Это казалось маленьким чудом!

Олег не мог наглядеться и наслушаться. Он постоянно шел на контакт с сирийцами, поддерживая любой разговор, стараясь всемерно развивать свои языковые навыки. Одно дело – институт, а другое – практика. Его окружали арабы.

Особенно сложно было общаться с детьми. Кроме того, что они едва выговаривали слова, часто у многих были дефекты речи. Очень хотелось понять ребенка. Разобраться в том, что он шепелявит. Все было до крайности любопытно!

А магазины пестрели незнакомым товаром, которого в те годы и в помине не было даже в Москве!

В многочисленных летних открытых кафе предлагался изумительный арабский кофе с кардамоном. На гриле готовили цыплят и жареную картошку.

В лавках продавалось изумительное молоко в бутылках, треугольные упаковки с прохладным ананасовым соком, который надо пить через соломинку. Банки черного растворимого кофе и т. д. и т. д.

Все было неведомо и интересно. Дамаск жил сытой, спокойной и мирной жизнью. И только отъехав от столицы на какие-то 40–50 км, человек попадал в совершенно другой мир – планету Война.

В летних квартирах 40-й бригады 1-й танковой дивизии шло служебное совещание хабиров танковых войск Сирии. В деревянном бараке собралось человек двести советских специалистов. Среди них был и наш знакомый. Речь шла о подготовке крупномасштабных танковых учений с боевой стрельбой. Целью учений объявлялась не только боевая подготовка, но и демонстрация силы.

– Нужно сделать акцент на то, что сирийские командиры сами могут грамотно управлять войсками, – определил задачу на предстоящие маневры старший военный советник танковых войск в САР генерал-майор Лебедев[25]25
  Фамилия изменена (прим, автора).


[Закрыть]. – Но поосторожнее со стрельбами, чтоб сами друг друга не поубивали!

Совещание длилось уже с полчаса. Как вдруг на улице раздался страшный грохот и треск обрушения. Посыпались стекла, и деревянный барак, в котором совещались советские военные специалисты, перекосило на сторону. Взрывной волной разметало всех. Генерала Лебедева, вместе со стулом, швырнуло в сторону заклинившей двери. Своим телом он вышиб ее, давая возможность выхода всем остальным.

– Всем на улицу, в траншею! – гаркнул генерал, придерживая сломанную руку.

И в этот момент завыла сирена. Нужно было преодолеть покосившийся длинный коридор. Электричество в здании погасло, но было светло – дверь на улицу слетела с петель и болталась на гвоздях.

Народ посыпался на улицу как горох.

Выскочив из барака вместе со всеми, Олег увидел горящее здание штаба бригады. В панике разбегались сирийцы.

Не прекращая бега к траншее, наш переводчик бросил взгляд в небо. Там ревели «фантомы». Один из них заходил на боевой разворот. Пронзила мысль: «Значит, еще не все!»

– Всем посчитать своих людей и доложить! – скомандовал генерал Лебедев. Он грузно, с помощью офицеров, перевалил через бруствер окопа.

Очень хотелось рассмотреть происходящее, но высовываться запретили. И Олег стал разыскивать своих.

Подполковник Прохорович, считая подчиненных, громко окликал каждого. Впрочем, тем же были заняты и другие командиры групп.

– Товарищ генерал, у меня не хватает подполковника Дробыша! – с волнением в голосе доложил Прохорович.

– Что значит, не хватает?! – вскинулся генерал. – Проверить еще раз!

– Я уже трижды проверял. Его нет, – подтвердил подполковник.

– Может, он остался в здании? Ранен?! – генерал высунулся из траншеи, и все, кто был рядом, повторили за командиром его действие.

На пороге покосившегося барака, в котором еще несколько минут назад проходило совещание советских военных специалистов, прислонившись к косяку, стоял человек. Он не торопясь закурил.

– Дробыш, ко мне, бегом! – заревел генерал Лебедев, сопровождая команду нецензурной лексикой.

В воздухе, завершив боевой разворот и постепенно снижаясь, заходил «фантом».

– Бегом, мать твою! – кричал генерал. Кричали все.

«Красиво заходит. Как на параде, – подумал об израильском самолете наш переводчик. – А почему никто не стреляет, не сопротивляется – ведь это же боевая часть?!»

Снизившись, «фантом» нагло дал длинную очередь из автоматической пушки. От деревянного барака, в котором проходило совещание русских, полетели щепки.

Подполковник Дробыш сидел, прислонившись спиной к стене траншеи, и молча курил. На него орал разошедшийся генерал, жестикулируя в запале обеими руками – боли он не чувствовал. Генерал требовал объяснений. Но подполковник молчал.

Молчал он и после, когда друзья и сослуживцы пытались его разговорить.

Заговорил он лишь через месяц, но уже в Москве… В Сирии он потерял дар речи.

Трудно было понять, что случилось с боевым офицером. Ведь Дробыш был участником Великой Отечественной войны, имел за нее боевые награды.

Но тогда никто не стал обсуждать случившегося. Все, как и наш друг, молча переварили событие.

После налета, отправив генерала в госпиталь, вместе с сирийцами разбирали завалы. Ракета от «фантома» попала в помещение, где располагались планшетисты. Живых не осталось никого.

Организовали сбор фрагментов тел. Фактически сами хабиры и переводчики доставали из-под обломков убитых и то, что от них осталось.

Сирийцы разбежались. Было трудно найти хоть кого-нибудь из командования бригады. Вообще из офицеров. Только сержанты.

Домой возвращались молча. Внутри все погасло.

Олег все время думал о том, что евреи налетели именно тогда, когда все советские хабиры, работавшие в танковых войсках Сирии, собрались в одном месте на совещание. Значит, мишенью израильской авиации были именно они. Значит, кто-то предал! А им просто повезло, что ракета попала в штаб, а не в их барак! Таких совпадений не бывает!

Весь запыленный, в грязном от своей и чужой крови камуфляже, вывалился он из микроавтобуса за квартал от дома – хотелось пройтись.

Район мирно засыпал. Горели звезды. Пахло цветами. Стрекотали цикады.

Выйдя на воздух, он вдруг почувствовал свое тело. Руки и ноги саднило от многочисленных ссадин и порезов. Расслабившись и медленно идя к дому, он лишь сейчас начал ощущать боль в конечностях.

И вдруг из-за угла, громко болтая, вышла веселая компания молодых сирийцев. Их было человек шесть или семь. Взявшись за руки, они образовали идущую шеренгу. Медленно передвигаясь, сирийцы трещали все одновременно. Это была компания чьих-то сынков, хорошо одетых, с холеными пухлыми руками.

Пройти, не обойдя шеренгу, было невозможно. Компания медленно надвигалась.

Ах, мать вашу! В глазах потемнело от злости. Сжав кулаки, он пошел на шеренгу, прямо на эти сытые рожи. И стал разбрасывать их по сторонам, чтобы не закрывали путь.

Шума было много. Орали сирийцы. От криков проснулись люди. Кто-то вызвал полицию…

Олега забрали и только через пару часов, разобравшись, отпустили.

Наиб мудир аль-идара[26]26
  Наиб мудир аль-идара – заместитель начальника участка (араб.).


[Закрыть] даже извинился перед ним, сказав что-то о том, что русские – друзья и защищают их страну. На полицейской машине довезли прямо до Красного дома.

Ребята не спали. Они уже знали об израильском налете. Стол в общей комнате был накрыт. Заправлял всем Юра Маринчев, в простонародье Гурвйнек, потому что был добрым ушастым увальнем, очень похожим на этот игрушечный персонаж. Сын маршала авиации, Юра не кичился званием отца, никогда этого не вспоминал. Гурвйнек любил футбол и хорошенько поесть.

Олегу налили целый стакан виски «Джонни Уокер» – выпил как воду, не закусывая. Вкратце рассказал все, кроме случая, произошедшего на улице, и пошел в душ. Едва только вода полилась по телу, чуть не закричал от боли. Все засаднило так, что закружилась голова.

Потом на ватных ногах добрался до кровати, кое-как прилег на нее и провалился в сон.

– Сабаху ль – хейр, ас-сеид аль-дженераль![27]27
  Доброе утро, господин генерал! (Араб.)


[Закрыть] – менеджер ресторана Хасанат, по-военному топнув ногой и приложив к виску развернутую правую ладонь, приветствовала входящего в зал мужчину с супругой. – Скажите, а вы воевали во времена Гамаль Абдель Насера?[28]28
  Президент Египта во времена Ближневосточного кризиса.


[Закрыть] – поинтересовалась девушка.

– А ты что-нибудь знаешь о нем? – в свою очередь спросил ее Олег.

– Мало, но мой отец служил тогда в армии и рассказывал мне о нем. Мы, египтяне, считаем его своим национальным героем и отцом нации. При нем в Египте было много русских военных, которые воевали на нашей стороне против Израиля. И мы победили! Завтра шестое октября – наша победа на Синае, вы помните?! – Хасанат заглянула ему в глаза.

Да, он, конечно, помнил…

Тогда, в октябре 1973 года, в разгар октябрьских событий в Египте, их, молодых офицеров-старшекурсников, срочно посадили на казарменное положение. Затем переодели в форму миротворцев ООН (камуфляж, голубые каски и прочее), выдали сухой паек и почти двое суток продержали в аэропорту Шереметьево-1 в ожидании отправки.

А затем – передумали. Их, самых старших, практически выпускников Военного института, решили вернуть, доучить и, наконец, «выгнать» из него дипломированными специалистами.

Вместо них поехали те, кто оказался на курс моложе.

Перед наступлением египетской армии понтонномостовые батальоны Советских вооруженных сил, перекрывая все нормативы и в очередной раз доказывая свою принадлежность к самой передовой армии мира, навели многочисленные переправы через Суэцкий канал. Боевые колонны второй египетской армии устремились на Синай.

В том году тихо тлеющий Ближневосточный кризис вновь перерос в пожар. Египтяне решили взять реванш за свое поражение в июне 1967-го, начав наступление на позиции Израильских вооруженных сил на Синае. С севера в бой вступали сирийские войска. Однако рассогласование в действиях имело место, и сирийцы опоздали, тем самым лишив себя победы.

Египетское наступление предварила массированная артподготовка, после чего армейская пехота, при поддержке штурмовой авиации, форсировала канал и прорвала укрепления линии Бар-Лева.

В первые три дня боев египтяне действовали весьма успешно. Превосходство их в воздухе было подавляющим. На суше кипели танковые сражения, верх в которых был также за арабами. Затем активность войск стала постепенно снижаться и как на египетском, так и сирийском фронтах перешла в стадию позиционной борьбы.

18 января 1974 года были подписаны мирные соглашения. Между враждующими войсками была создана буферная зона.

Основной вывод октябрьской войны:

– боевые действия арабов (особенно авиации и ПВО) могли бы быть более успешными, если бы они не отказались от помощи советских советников и специалистов, которым было приказано вернуться на родину.

* * *

Всего лишь несколько дней назад супруги из России посетили с экскурсией древний монастырь Святой Екатерины, расположенный в самом сердце Синая. Дорога, теперь уже заасфальтированная, бежала по тем же местам, где в начале семидесятых наступали египетские войска.

Автобус с туристами из России остановился для передышки на заасфальтированной квадратной площадке прямо за последним египетским блокпостом. У сторожевой вышки, глазея на русских, топталось двое вояк. Из бойницы сиротливо торчал, глядя куда-то в небо, брошенный ручной пулемет.

«Да, все так же, как раньше. Ничего не изменилось!» – с грустью констатировал наш переводчик, наблюдая за картиной маслом.

* * *

– Так вы не поедете на праздник в Каир? Главное командование организует широкие мероприятия. Будет парад. Приглашены иностранные гости, – вывела его из состояния задумчивости любопытная Хасанат.

– Нет, вряд ли. До Каира пятьсот километров, а я здесь отдыхаю с женой. Просто выпью за здоровье победителей.

– А вы не хотите позвонить в Главное командование и поздравить руководство с праздником? – не унималась Хасанат.

– У меня нет номера телефона, – усмехнулся он, набрав еды у шведского стола, и последовал за своей женой.

Позавтракав и намереваясь идти на пляж, наш знакомый завернул к службе отеля за свежим номером египетской газеты «Аль-Ахрам»[29]29
  Дословно: «Пирамиды» (араб.).


[Закрыть], которую ему стали любезно оставлять.

Давно уже утратив привычку мотаться по Москве за арабской прессой, исчезнувшей много лет назад из всех ларьков, продающих газеты, здесь, в Шарме, наш переводчик дорвался. И – о чудо, он почти ничего не забыл! Все та же, до боли знакомая арабская каллиграфия! Даже структура газет не изменилась с тех пор!

Получив свежий номер «Аль-Ахрам», он двинулся к мягкому креслу в зале.

Прямо перед ним трое рабочих египтян и девушка-менеджер стояли, совещаясь у центрального фонтана в центре роскошного холла. Вода в фонтане, украшенном четырьмя мраморными угловыми и одной центральной лягушкой, была полностью слита. Шел ремонт водостока.

– Эйщ, гарабат ад-дафадыа?[30]30
  Что, лягушки разбежались? (Араб.)


[Закрыть] – почти автоматически спросил наш знакомый, присаживаясь в кресло и доставая очки. И тут он заметил, что на него смотрят пять пар изумленных глаз.

– Вот, ловим! – улыбнулась девушка-менеджер.

– Желаю удачи! – тоже улыбнулся мужчина.

Он было углубился в чтение, но вдруг, словно током, пронзила старая обида: «А зачем? Зачем мне все это»?

Мужчина отчетливо вспомнил 90-е годы, когда, не жалея никого и ничего, рушили и ломали Вооруженные силы. Когда из армии незаслуженно увольняли молодых первоклассных специалистов, на подготовку которых ушли долгие годы и уйма денег, потраченных государством. Ради кого и чего? Лживых обещаний Запада? Многие из его знакомых и друзей, так и не найдя себя в новой жизни, чувствуя неудовлетворенность и обиду, запили. Кто-то ушел из жизни совсем молодым.

Тогда, в 1995 году, он, начальник факультета академии, где проходили подготовку иностранцы, увидев, как все идет прахом, написал рапорт сам. Его долго убеждали остаться, но он был непреклонен.

Ушел и не пожалел ни разу!

А ведь это уже было – пришла вдруг к нему элементарная догадка. Было в сороковых годах, когда молодых и здоровых увольняли пачками. О многих из них вспомнили лишь в конце 60-х, когда жареный петух клюнул. Только иных уже не досчитались!

Так что ж, неужели когда-нибудь и о нас вспомнят? «Жаль только – жить в эту пору прекрасную уж не придется – ни мне, ни тебе!» – с грустью мысленно процитировал слова классика Олег.

А еще вспомнилась давняя встреча с его первым преподавателем на остановке автобуса у станции метро «Полежаевская» в Москве. Полковник Шванев (сейчас он помнил только его фамилию), старенький и согбенный, в военном плаще без погон, ожидал транспорт, идущий в сторону Серебряного Бора. Когда-то блестящий офицер спецслужб, не носивший формы от капитана до полковника, будучи резидентом советской разведки, служил муллой где-то в Турции, долгие годы созывая правоверных на молитву, а попутно добывая для СССР ценнейшие разведданные.

О нем ходили легенды. Когда он приходил на занятия в группу, все менялось. Слушатели, частенько искушая преподавателя, требовали чуда.

И они его получали! Ровно минуту, по циферблату, полковник Шванев глядел на любой незнакомый текст и, отдав книгу слушателям, выдавал весь текст наизусть, с точками и запятыми, фотографически рисуя картинку в своей превосходной памяти! В это было трудно поверить! Но молодые люди были свидетелями происходящего.

Наш друг молча стоял и наблюдал за забытым всеми стариком, не будучи в силах подойти к нему. Пришел автобус – и Шванев уехал. Уехал навсегда.

Желание читать газету улетучилось. Он поднялся и пошел в свой номер.

* * *

– Давай поедем сегодня вечером в Шарм. Рейсовым автобусом в девятнадцать ноль-ноль, а вернемся им же в двадцать тридцать. Если захотим погулять там еще, можем взять такси, – предложила жена

Он недовольно поморщился. Совсем не хотелось слоняться по единственной главной улице Шарма, толкаясь с иностранными туристами, и отбиваться от прилипчивых местных торговцев. Однако, идя навстречу жене, он согласился, понимая, что прошла уже целая неделя, как они в Египте, и супруге хочется как-то разнообразить их досуг. Кроме того, уже пора подумать о сувенирах. Цены в отеле на те же товары, которые продаются в городе, – космические.

Вечером, проходя с женой по торговой улочке Шарма и останавливаясь у витрин магазинов и лавочек, наш друг увидел все то, что и ожидал увидеть: лежалый товар, который изо всех сил пытались впендюрить туристам местные аборигены. Все то же самое, только куда как в более лучшем исполнении, уже давно можно было купить в Москве. И намного дешевле! Времена изменились.

Да, это вам не конец 60-х и даже не 70-е годы, когда советские хабиры, дорвавшись до загранки из дальних своих частей необъятного Советского Союза, скупали гипюр и мохер и всякую другую ерунду у разжиревших от неожиданно свалившегося на них счастья местных лавочников.

Однако туризм и шопинг – понятия неразделимые! И уже менее чем через час они сидели в рейсовом автобусе, идущем в отель «Мовенпик», с покупками для родных и близких.