Текст книги "Исповедь военного переводчика. Книга 1. Возвращение на Восток"

Глава 16
Дамасская ярмарка. 1970 г

Каждый год в центре сирийской столицы, у русла пересохшей реки Барада, организовывалась Международная Дамасская ярмарка (Маарад Димашк ад-дували).

Этому мероприятию в Сирии придавалось большое значение. Во-первых – международный статус. Во-вторых – огромное культурное событие для населения всей страны.

В Сирии не было театров. В стране действовал только кинематограф. В зале сидели исключительно мужчины. Крутили сплошь индийские мелодрамы и очень старые американские боевики.

На ярмарке же можно было показаться всей семьей, прогуляться по павильонам и ярмарочным улочкам, поесть мороженого и разнообразных восточных сладостей. Поглазеть на других и себя показать.

Павильон СССР всегда занимал очень большую площадь в центре ярмарочного городка. А его экспонаты, особенно посвященные завоеванию космоса, вызывали широкий интерес сирийцев.

Но в тот год на Дамасской ярмарке должно было состояться нечто экстраординарное – ждали приезда и выступления на искусственном катке Московского балета на льду.

Лишь это было объявлено в сирийских СМИ, новость облетела всю страну. Люди недоумевали: как же это возможно привезти с собой лед и чтобы он не растаял на такой жаре! Впрочем, русские могут все!

Информация о том, что из Москвы должен приехать балет на льду, дошла и до переводчиков. Но отнеслись к этому со скепсисом. Да и других дел было невпроворот. В то время участились бомбардировки израильской авиацией позиций сирийских войск по всему периметру Голанских высот. Были боевые потери и среди советских военных специалистов.

Стало известно о том, что наша часть ПВО сбила израильский истребитель «фантом» и что летчик, управлявший им, выжил, успев катапультироваться. И что он захвачен в плен, его допрашивают.

Эта новость стала предметом живого обсуждения в Красном доме, тем более что один из переводчиков видел пленного:

– Представляете, он высокий, белоголовый, со светлыми глазами. Он совсем не похож на еврея в, так сказать, классическом представлении.

– Да ведь известно же, что здесь на «фантомах» летают американские летчики, которые приобрели боевой опыт во Вьетнаме, – вступил в разговор переводчик Виктор Чернов. В характере парня было знать все и вся, а если не хватало фактов, то их можно было выдумать.

– Так они, выходит, напрямую участвуют в боевых действиях? – удивился простодушный Юра Маринчев.

– А по американским законам, если у тебя мать еврейка, то ты имеешь право на израильское гражданство, – важно пояснил всезнайка Чернов. – Вот и лазейка для того, чтобы принимать участие в войне!

– А я слыхал, что сейчас идут переговоры о том, чтобы этого «языка» передать нам для дальнейшей его отправки в Москву, – вступил в разговор до этого молчавший Миша Абрамов, еще один виияковец, который приехал в Дамаск в гости к своим друзьям из Дирии.

– А где ты это слыхал?

– Сегодня, когда мы приехали на Абу-Руммани, было утреннее совещание руководителей групп с ГВС. Ну, и как будто бы там этот вопрос обсуждался, – пояснил Абрамов.

– Вообще-то это весьма гуманно. Трудно себе представить, что с ним сделают арабы в своей тюрьме, – обронил кто-то из друзей.

Повисло молчание.

Каждый думал о чем-то своем.

Следует сказать, что за прошедшие несколько месяцев служебной командировки наши друзья сильно изменились. Практически прекратились спонтанные мальчишеские шалости. Из пацанов, которыми они были еще вчера, они постепенно становились мужчинами.

…И все-таки балет на льду приехал!

Для обслуживания труппы артистов и помощи в подготовке выступления выделили двух переводчиков, так сказать, без отрыва от производства: утром и днем они должны были находиться на службе, а после работы, с труппой советских артистов, – работать на ярмарке.

Одним из двух переводчиков был наш Олег.

По приказу начальства друзья отправились на ярмарку. Туда прибыло холодильное оборудование, и нужно было поучаствовать в его разгрузке и монтаже.

Поколесив некоторое время по территории выставки, переводчики вышли, наконец, к некоему подобию собираемого катка, где заправляли двое русских монтажников и около пяти сирийских рабочих.

Быстро познакомившись с монтажниками, переводчики «навели мосты» между русскими и сирийскими рабочими, и дело по разборке и монтажу оборудования пошло веселее.

– А где ваш старший? – спросил у наших монтажников Олег.

– А там! – махнул рукой в сторону закулисья парень по имени Андрей. Времени на подробные пояснения не хватало.

Переводчики поднялись по шатким подмосткам и зашли за кулисы, отдернув пеструю материю, натянутую на проволочную струну.

За сценой наши друзья остановились как вкопанные – на них смотрели двадцать или более полуодетых девиц, артисток балета. Все они, страдая от жары, и потому в весьма экстравагантных одеяниях, картинно восседали на разбросанных в беспорядке частях реквизита. Обладательницы прекрасных молодых и натренированных тел даже не попытались прикрыться, когда к ним вошли два незнакомца, а лишь с любопытством повернулись в их сторону. Налицо была обнаружена привычка к разоблачению и переоблачению, где и когда придется.

Наши друзья потеряли дар речи. Им, давно отвыкшим от женского общества молодым парням, все это показалось каким-то чудом.

– А скажите, пожалуйста, где мы могли бы увидеть старшего? – выдавил-таки после неприлично затянувшейся паузы Олег.

– Ребята, а вы кто? – спросили девчонки.

– Мы переводчики. Нас послали для обеспечения вашего выступления, – ответил друг Олега Женя Кузнецов, красивый чернявый парень с фигурой спортсмена-пловца.

Что тут началось! Ребята вмиг оказались в окружении молоденьких девчонок. Каждой в Сирии нужно было выполнить свой «личный план». Одной – купить золото, другой – камни, третьей… четвертой…

А молодые люди просто потерялись, стыдливо отводя глаза то в одну, то в другую сторону. Столько соблазна одновременно! Это трудно было передать словами.

Вечером наши друзья с подмогой, в общем количестве пяти человек, одевшись по самой последней моде, поспешили к прелестным юным артисткам.

Труппа проживала на окраине Дамаска в университетском городке (Мадина Джамиийя), в высотном здании на самом последнем этаже.

Вечеринка получилась сказочной. Наобещали всем и каждой: и золота, и бриллиантов, и чего душа пожелает! Досидели до рассвета. Уходить не хотелось. Но пришлось.

В течение нескольких дней, которые потребовались для подготовки льда, переводчики опекали своих соотечественниц. Показали им город и все самые модные торговые развалы. Девчонки накупили всякого барахла и пребывали в восторге.

Собственно говоря, и ребята, что называется, оттянулись по полной. Вечеринки продолжались каждый день. На сон оставалось часа два или три, а утром – на службу в часть. Но кто обращал на это внимание – молодость!

Выступление балета на льду на Международной Дамасской ярмарке было феерическим! Зрительские трибуны, сооруженные вокруг искусственного катка, с первого и до последнего дня выступления были забиты до отказа. Здесь можно было увидеть чуть не все руководство страны, всех самых-самых.

Народ валил семьями, с женами и детьми, друзьями и родственниками. Разряженная публика приветствовала и поздравляла друг друга.

Аншлаг продолжался все дни выступления. Учитывая ситуацию и идя навстречу просьбам, балет, вместо запланированной недели, задержался на все десять дней.

Все это время Олег и Евгений с микрофонами в руках руководили осветителями, подавая им команды на включение или выключение тех или иных светопушек.

Ну и конечно, еще и еще раз смотрели балет на льду, где царствовали теперь уже знакомые девчонки, которые выезжали на лед парами и в колоннах, в русских сарафанах и кокошниках, кружась под музыку Чайковского, Глинки и Рахманинова.

Сирийцы замирали от восторга, а затем бурно аплодировали.

Ребята – тоже.

Жаль, что все хорошее быстро кончается!

Балет уехал, и потянулись однообразные, полные тревог и боевых событий дни.

Не более чем через неделю-другую после праздника советской культуры на позиции 91-й бригады 1-й танковой дивизии был совершен жестокий авианалет израильской авиации.

Советские спецы успели разминуться с налетом на какую-то четверть часа, выехав на совещание в соседнюю бригаду.

Как будто бы сам Господь хранил их.

Выскочив из тойоты, молча наблюдали за расправой.

На бригаду внезапно, из-за высот, свалилось звено израильских «фантомов» и утюжило расположение части, один за одним заходя на боевой курс.

Тупая, бессильная злоба навалилась на нашего друга. Хотелось броситься на подмогу. Но что могли сделать четырнадцать безоружных хабиров?!

Хорошо, что в этот момент заработал наш полк ПВО. Фонтанчики разрывов ложились на средних высотах. Полк стремился создать заградительный заслон. Но «фантомы» были внизу. На низких высотах они были фактически неуязвимы.

Все закончилось минут за двадцать.

Советские спецы попрыгали в машину и, развернув ее, заторопились назад в бригаду.

То, что им предстояло увидеть, было страшно. Потери в живой силе составили: убитыми – 21 человек, ранеными -44 человека.

Несмотря на настойчивые требования советских советников отнестись более серьезно к вопросам раннего оповещения, сирийское командование упорно ничего не предпринимало. Войска продолжали нести неоправданные потери в живой силе и боевой технике.

Но что было еще хуже – формировались самолетобоязнь и стойкое неверие в собственные силы. Это нужно было решительно ломать.

Вечером того же дня, запыленные и крайне уставшие от боевой работы (снова пришлось заниматься разборкой завалов, эвакуацией убитых и раненых и т. д.), Олег и его товарищ Иван Руднев попросили арабского водителя остановиться у офицерского клуба на Салхие.

Очень хотелось пить. Иван предложил зайти в Нади Дуббат, выпить холодного пива и вспомнить все то, что произошло за день.

Обстановка клуба располагала к неторопливой беседе. Все пространство его, кроме основного зала, это несколько увитых и уединенных беседок, где можно было укрыться от посторонних глаз и спокойно поговорить. Спать не хотелось совсем.

Наши друзья даже не могли предположить, что в клубе встретят кого-нибудь.

И все же, лишь войдя в помещение через увитую плющом дверь, нашли там с десяток мирно отдыхающих сирийских офицеров в окружении членов своих семей.

Увидев русских хабиров, запыленных и суровых, сирийские офицеры как по команде молча встали.

Информация о последних событиях быстро облетела войска.

Глава 17
Сирия, декабрь 1970 г. В окружении

Трое спецов: майор Соколов, капитан Хорунжий и военный переводчик Олег – прибыли на КП 1-й танковой дивизии на ночное дежурство. Было около семи часов вечера. Дежурство считалось рутинным делом и имело свой, уже давно установленный порядок.

В палатке дозорных находился армейский телефонный аппарат для связи с оперативным дежурным ГВС на Абу-Руммани, стол и три кровати.

Собственно, и всех дел-то было, что слушать ночную тишину и доложить о том, что все тихо, по телефону в офис вечером в 21:00 и на следующий день утром.

Ожидать информации о положении войск от подшефных сирийцев не приходилось: ни одного дежурного сирийского офицера ночью в частях не оставалось. В лучшем случае – старший сержант.

Взаимодействие частей с участием советских хабиров наладить не удавалось. Сирийцы не подпускали советскую сторону к вопросам управления боевыми частями.

Путешествовать ночью по подшефным категорически запрещалось. Можно было запросто угодить в плен или получить пулю в лоб от испугавшегося часового. Вот и приходилось слушать тишину.

Вечер был прекрасным. Со всех сторон – ни звука. Тепло. Пение цикад.

Темнота пала стремительно. На небе зажглись яркие звезды.

Водитель-араб ушел спать в свой джип. Приближалось время вечернего доклада. Спецы зажгли в палатке фонарь «летучая мышь» и стали исследовать все уголки своего временного жилища на наличие ползающей и скачущей нечисти.

– Ну, вроде как все в порядке, – удовлетворенно констатировал результаты осмотра старший наряда майор Соколов. – Задраивайте полы палатки изнутри, а я звоню в офис.

– Алло, первый, это Киляни, – назвал он свой позывной. – У нас все тихо!

– Спокойной ночи, Киляни, докладывайте утром, – благодушно отозвался оперативный дежурный из аппарата ГВС на Абу-Руммани.

– Ну что, поужинаем? – предложил Соколов.

На столе появилась бутылка виски «Белая лошадь», помидоры, огурцы и банка местной говяжьей тушенки, которая чудно открывалась по кругу неведомым дотоле боковым ключом.

– А знаете, какой у меня однажды конфуз получился, – начал рассказывать капитан Хорунжий. – Я в начале командировки на дежурство приволок банку советской свиной тушенки. А ножа не оказалось, так я у нашего водителя попросил. Открыл банку на его глазах, вытер нож и вернул ему. Смотрю, Ахмед отошел метра два от палатки, да как запустит ножом в кусты! Я аж обалдел! А потом понял: на банке же свинья нарисована! Грязное для мусульман животное.

– Варвары! – отозвался майор Соколов, удовлетворенно жуя. – И как только ты с ними управляешься, Олег? Слушай, а как вас в институт отбирают, вы должны быть на них похожи?

– Да нет. На курсе есть и блондины, и рыжие, – ответил переводчик.

– Да тут рыжих хоть отбавляй! – заметил капитан Хорунжий.

– Кстати, а вы обратили внимание на то, что и командир нашей дивизии лива Аш-Ширази тоже рыжий? – спросил Олег. – Так вот, здесь, в Сирии, проживает племя кочевников ширази. Говорят, что они все рыжие и краснолицые.

– Ну, как индейцы! – засмеялся капитан.

После ужина, внимательно глядя под ноги и светя лампой, вышли на улицу по малой нужде.

Стояла блаженная тишина, которую нарушало лишь пение цикад.

– Вот благодать, – сладко потянулся Соколов. – Ну, просто курорт! Ты далеко не ходи никуда, а то наступишь на кого-нибудь, – крикнул он Хорунжему, отошедшему в темноту.

…Проснулись от лязга металла и гула и некоторое время пытались понять – не сон ли это. А гул все нарастал, и вдруг раздалась длинная пулеметная очередь…

Все трое бросились из палатки на улицу. Ночь прошла, и в утренней мгле мимо оазиса, в котором располагался КП дивизии, слева и справа от него ползли танковые колонны с израильскими звездами на боках.

От неожиданности и полной очевидности происходящего у нашего друга похолодело внутри.

Майор Соколов бросился к телефону. Как ни странно, связь с офисом была.

– Алло, первый! – закричал в трубку Соколов. – Я Киляни, слева и справа КП дивизии обходят израильские танковые колонны!

– Какие колонны?! – опешил оперативный дежурный на Абу-Руммани. – Вы там… в своем уме?!

– Израильские колонны бронетехники, – кричал Соколов.

– Немедленно возвращайтесь! – последовал приказ из офиса, и связь оборвалась.

В этот момент раздались первые разрывы снарядов. Палатку накрыло грунтом вперемешку с камнями и посеченными ветками.

Это проснулся наш полк ПВО, стоящий в десяти километрах за шоссе. Он вел прицельную стрельбу из зенитных орудий по израильским танковым колоннам, идущим на столицу.

– Олег, быстро машину! – крикнул Соколов.

В этот момент раздались прицельные пулеметные очереди, засвистели пули.

Пригибаясь к земле, переводчик со всех ног бросился к стоящему в пятидесяти метрах от палатки джипу.

– Ахмед! – окликнул Олег арабского водителя.

Ответа не последовало. Водителя не было внутри машины. Ключ в замке зажигания также отсутствовал.

Переводчик выругался и громко, перемежая русский мат с арабским языком, закричал:

– Вэнак, я Ахмед?![34]34
  Ахмед, ты где?! (Араб.)


[Закрыть]

Метрах в пяти от него у арыка произошло некое шевеление.

Наш друг бросился к арыку, не разбирая дороги. Там в зарослях тростника пряталось трое арабов, в том числе и водитель Ахмед.

– Мистер, анди тамания авляд![35]35
  Мистер, у меня восемь детей! (Араб.)


[Закрыть] – стоя на коленях, плакал водитель.

– Аатыни мифтах![36]36
  Дай ключ! (Араб.)


[Закрыть] – приказал Олег.

Он буквально вырвал его из дрожащей руки водителя. Обернувшись, увидел, как к машине бегут майор и капитан.

– Кто поведет машину?! – выкрикнул капитан Хорунжий.

– А ты умеешь водить? – спросил его майор.

– У меня нет прав… – начал было оправдываться капитан.

– Какие на хрен права?! – взревел Соколов. – Поехали!

Алексей Хорунжий сел за руль, джип заревел и, скакнув, начал движение.

– Куда? Как будем прорываться? – спросил переводчик.

– Слушать мою команду! Без нее из оазиса не выскакивать! Махнем в промежуток между боевыми и тыловыми подразделениями, – скомандовал майор.

А где боевые, где тыловые подразделения?..

Пылища, вперемешку с дымом и гарью, стояла такая, что не было видно ни зги.

Миновали арык и выскочили на небольшой пригорок. Отсюда в мутной мгле боя была хорошо видна серая полоса шоссе, ведущего в Дамаск. Именно к нему нужно было прорваться нашим специалистам.

Но как? Внизу кипел бой. Огневые средства советского полка ПВО прямой наводкой били по израильской бронетехнике. То там, то здесь вздымались фонтаны огня и дыма. Израильтяне, в свою очередь, огрызались, и в сторону полка летели огненные шары. Над советской частью висели «фантомы», поочередно заходя на боевой курс; снижались и утюжили полк из автоматических пушек три самолета.

Но все же полк дал шороху! Горели несколько израильских танков и бронетранспортеров. Металл пылал, как свеча!

Километрах в пяти прямо по дороге нетронутым пятном виднелась маленькая деревня. Правая израильская танковая колонна уходила далеко в сторону от нее, избегая пересеченной местности.

Олег хорошо знал это место. В деревеньке проживали этнические турки. Там росли гранаты, и именно за ними туда частенько наведывались русские хабиры. Турки всегда гостеприимно встречали гостей и угощали их чудесным кофе по-турецки.

– Нам надо туда! – указал он рукой в сторону деревни.

– Как мы туда попадем? Местность пересеченная, – с сомнением, тяжело соображая, подумал вслух Соколов.

– А куда еще? Только так, минуя войска, можно вырваться из кольца, – возразил переводчик.

В этот момент справа у самого джипа, вздымая фонтанчики песка и пыли, резанула пулеметная очередь.

Стреляли из грузовой машины. Подъехала израильская пехота.

«Будут прочесывать оазис», – пронеслось в голове у нашего друга.

– Жми, Лёха! – закричал Соколов. – Жми что есть духу!

Джип выскочил из-под естественного прикрытия зарослей на открытую пересеченную местность и, не разбирая дороги, рванулся в сторону турецкой деревни.

По машине стреляли. Вдребезги разлетелось боковое зеркало. Потом – заднее стекло, к счастью, никого не поранив.

Было ощущение, что джип с советскими хабирами соревнуется с танками противника – кто быстрее доберется до воображаемой цели. Настолько нелепой была гонка на параллельном курсе!

Странно, но страха не было и в этот момент. Нашему переводчику было отчаянно жаль их водителя Ахмеда, у которого где-то в Дамаске семья и восемь детей. Обстрелявшая их пехота, несомненно, прочешет КП дивизии и найдет всех скрывшихся там арабов. И тогда Ахмеду – крышка.

Джип петлял по буеракам и кромкам довольно глубоких оврагов. Все трое друзей превратились в сжатый комок, объединенный единым порывом вперед. Только бы доехать до турецкого поселения, а оттуда до шоссе не более километра-полутора!

Несколько раз машина едва не перевернулась от сумасшедшей гонки по камням и неровностям.

Вдруг яркая вспышка ослепила всех – и джип подбросило в воздух.

… И наступила тишина.

Олег очнулся лежа на спине, в неудобном положении. В руках у него была брезентовая верхняя часть двери их военного джипа. Отбросив дверцу, зашевелил руками и ногами. Стал подниматься на ноги, но голова закружилась, и он сел, оглядываясь по сторонам. Гудела голова, в глазах летали разноцветные искры.

Джип лежал на боку без задних колес. Брезентовую крышу машины сорвало полностью. Кругом были разбросаны части авто и битые стекла.

Боковым зрением он скорее ощутил, чем увидел в облаке дыма и пыли, как кто-то зашевелился. Это был капитан Хорунжий.

– Олежа, ты как? – крикнул капитан, приближаясь.

– Неслабо покатались! – криво усмехнулся наш друг, продолжая сидеть. – А где майор?

Единственным желанием было только, чтобы его не трясли.

Приблизился капитан. Что-то выкрикивая в запале, он энергично жестикулировал руками, не замечая, что ранен.

Олег, не слушая капитана, внимательно разглядывал его правое плечо. Из дыры армейской униформы Хорунжего виднелась голубоватая кость сломанной ключицы!

В этот момент к ним подскочил майор Соколов:

– Ну, как вы, живы, ранены?

– Я вроде ничего, – ответил Олег. – А вот у Алексея плечо…

Хорунжий начал тяжело оседать на землю. Боль, нестерпимая боль сменила состояние аффекта. И он протяжно застонал.

– Нужно его перевязать, – отреагировал майор.

– Но чем? – отозвался переводчик.

Они бросились к раненому и стали колдовать над его плечом. Ремнем привязали руку к туловищу. Хорунжий то стонал, то замолкал, теряя сознание.

Наш друг и сам чувствовал себя отвратительно. Его мутило, лишь только он выпрямлялся в полный рост. Но он держался, видя, что и майору ненамного лучше.

Так, таща раненого, теряя последние силы, добрались до шоссе.

Бой удалился далеко вправо.

«Как же нам удалось вырваться? – подумал Олег. – Впрочем, еще до Дамаска доехать надо».

По пустынному шоссе в сторону столицы на огромной скорости неслись редкие машины.

Оставив майора с капитаном у насыпи, переводчик выбрался на асфальт «голосовать».

Грязный и оборванный, он являл живописную картину. Но главное было не нарваться на евреев. Тогда – хана.

Он решил для себя, что, если его застукают, побежит в другую сторону от шоссе, уводя погоню от своих друзей.

Издали он увидел армейский тягач, руливший на предельной скорости. За ним из стороны в сторону, собирая все и вся с дороги, моталась пушка на металлическом прицепе с колесом.

Техника советского образца, понял наш друг и, решительно встав во весь рост, вышел на дорогу…