Текст книги "Исповедь военного переводчика. Книга 1. Возвращение на Восток"

Чтобы попасть на занятия, нужно было пешком проделать полуторакилометровый путь до учебного центра, пролегающий по улицам враждебного города. Собственно, улицами их нельзя было назвать вовсе. Это были немощеные грязные проходы между высокими глиняными заборами. Асфальт в городе находился лишь у горкома партии и на прилегающих к нему основных улицах города, лучами расходившихся в стороны.

Зачастую в идущих военнослужащих из-за заборов и глиняных дувал летели камни и палки.

Военных переводчиков, носящих красные петлицы и околыши форменных фуражек, и вовсе путали с представителями внутренних войск, охранявших местные тюрьмы и кордоны. Этот цвет формы вызывал особый приступ ненависти у всего местного населения.

После нескольких открытых нападений ребята раскатали катушку с медным кабелем, порубили его на части и носили под кителем «средства защиты», которые порой пускали в дело в качестве плетей. В городе категорически запрещалось показываться поодиночке в любое время дня и ночи.

Всеми командированными переводчиками руководили два офицера-преподавателя ВИИЯ – Николай Дашкевич и Геннадий Кононов.

Утром, после завтрака, организовывалось общее построение переводят и развод на занятия. Ни Дашкевич, ни Кононов не были строевыми офицерами, но старались придерживаться уставного порядка.

Они требовали, чтобы все переводчики, без исключения, находились в строю, а к ним на встречу выходил старший по званию с докладом. Старшими среди переводчиков-арабистов были вчерашние студенты азиатских университетов, лейтенанты-двухгодичники, слабо владевшие равно как арабским, так и русским языками.

И цирк на тему «Встреча командира» повторялся каждое утро. Особый восторг у переводчиков вызывал доклад лейтенанта Нариманова, таджика по национальности, выпускника Душанбинского университета. Его тронная речь звучала примерно так:

– Товарищ командир (Нариманов слабо разбирался в воинских званиях)! Мы тут с ребятами собрались. Ждем тебя. Что скажешь?

К сказанному словесному шедевру примешивался невероятно колоритный южный акцент.

Последние слова новоиспеченного лейтенанта утопали в дружном хохоте.

Переводчики из ВИИЯ быстро сошлись с офицерами из войск, которые были командированы в учебный центр Мары для того, чтобы сыграть роль преподавателей военной теории и практики, с целью освоения арабами боевой техники. Но одно дело – знать самому, а другое дело – научить кого-то, да еще иностранцев, да еще с помощью переводчика! Да и не были они, по сути, преподавателями, а лишь офицерами из войск. Задача была не из легких. Но, как показала жизнь, это были еще не все проблемы…

По распределению наш друг попал в сирийскую группу из 20 человек военнослужащих. Руководил ею капитан Ахмед. Дисциплина на занятиях сохранялась железной. Однако и тематика подготовки была весьма непростой – «теория радиолокации». Предполагалось в течение 2,5–3 месяцев освоить теоретический курс, сдать по нему экзамен, а затем уже перейти к отработке практических навыков на технике.

Но как это сделать? Преподаватель, майор Дорохов, объясняя принцип работы радиолокационной станции П-12, заговорил языком высшей математики: о линии задержки, гармониках и других «волшебных» вещах.

Наш друг изо всех сил пытался быть простым и понятным. Но наука есть наука. Дорохов рисовал на доске графики, уравнения, сыпал цифрами.

В классе в гробовой тишине было слышно, как летают мухи…

В конце объяснений майор попросил переводчика узнать, все ли понятно слушателям?

На его вопрос ответил старший группы:

– Му фахим халыс. Ва лякин квейс![41]41
  Совсем ничего не понятно. Но здорово! (Араб., сирийский диалект.)


[Закрыть] – оценил работу русских сирийский командир.

Положение усугублялось еще и тем, что примерно треть от общего числа иностранных военнослужащих вообще не умела ни читать, ни писать.

Наш друг, как только это выяснилось, спросил у капитана Ахмеда, как же эти люди будут сдавать экзамен по теоретическому курсу?

На что Ахмед бодро ответил:

– Не беспокойтесь, господин переводчик. Выучат наизусть. Я за этим прослежу! Вы их только не перебивайте во время ответа.

Начиная с этого момента у Олега была лишь одна задача: добиться, чтобы в группе хоть у кого-нибудь был полный конспект лекций.

Он дневал и ночевал в группе, изо всех сил стараясь помочь своим подшефным. Между ним и иностранцами установились тесные, дружеские отношения. И, забегая вперед, нужно справедливости ради сказать, что группа не подвела своего переводягу – экзамены по теории сдали все. А неграмотные, как стихи, «оттарабанили» теоретический курс.

Майор Дорохов от волнения вспотел, когда самый старый и неграмотный сержант в группе Абу аль-Касем отвечал на сложный теоретический вопрос так, будто всю жизнь занимался засечкой вражеской авиации на средних и малых высотах. Главное состояло в том, чтобы его не перебивали и, конечно, не задавали дополнительных вопросов. Он мог сбиться и замолчать навсегда.

Примерно через два месяца после начала занятий число переводчиков заметно сократилось, а нагрузка на тех, кто и так пахал в поте лица, резко возросла.

Несмотря на сдержанность иностранцев (судя по всему, их всерьез проинструктировали перед отправкой в СССР), стала доходить информация о том, что занятия в учебных группах, где переводчиками были выпускники гражданских вузов, не достигают цели.

Олега и еще несколько успешно работающих военных переводчиков обязали посещать занятия в проблемных группах. Но, учитывая, что вопрос инспектирования своих собственных коллег весьма деликатный, сделать это попросили, не особенно светясь. А принимать меры по ходу проверки лишь в экстренных случаях.

По нарезке руководителей нашему другу предстояло побывать в четырех группах, где переводчиками служили офицеры-двухгодичники из Узбекистана и Таджикистана. Подлежал проверке в том числе и небезызвестный лейтенант Нариманов.

Олег, по договоренности с офицерами-преподавателями, пробирался еще до занятий на последние парты просторных аудиторий, стараясь не привлекать к себе внимания.

Скрытности способствовало и то обстоятельство, что учебные группы были большими: по 20–30 военнослужащих-иностранцев. И все, включая переводчиков, были одеты в армейский камуфляж (по распоряжению командира учебного центра, пытавшегося прекратить нападения на «краснопогонников» в городе).

В трех группах, где побывал Олег, ситуация была сложной. Переводчики имели слабую языковую подготовку, а военной терминологии не знали совсем. Отчасти это была не их вина. Но существа вопроса это обстоятельство не меняло. Их не понимали, и лекции не конспектировались.

Олег понял, почему информация о неудачной работе этих толмачей пришла лишь через два месяца с начала учебного процесса: соблюдая воинскую дисциплину, командиры национальных групп запрещали своим подчиненным жаловаться или выражать открыто свое неудовольствие на занятиях. Вместе с тем их стало всерьез беспокоить то обстоятельство, что они могут вернуться на родину, так ничему не научившись.

Хуже всего дела обстояли в группе Нариманова. Войдя в класс до начала занятий и смешавшись с иностранцами, наш проверяющий занял одно из мест на галерке и превратился в слух.

Преподаватель начал читать лекцию. Но прежде он поздоровался с иностранцами.

– Ас-саляму алейкум![42]42
  Мир вам! (Араб., традиционное мусульманское приветствие.)


[Закрыть] – повторил за офицером-преподавателем Нариманов.

Далее он продолжал перевод объяснений на каком-то похожем на арабский, но совершенно другом языке.

Ужасная догадка пришла сразу: «Да ведь он говорит по-таджикски! Язык похож. Преподаватель ничего не подозревает. Арабы молчат. И он творит это уже третий месяц подряд!»

Олег молча поднялся со своего места и направился к доске, к стоящим в паре преподавателю и таджику-переводчику. Это нужно было прекратить!

Сообразив, что его раскусили, Нариманов пулей выскочил из класса.

По лицу преподавателя было заметно, что его смутные догадки подтвердились полностью. Он давно думал, что в ходе занятий что-то не так.

Наш переводчик попросил у преподавателя разрешения обратиться к группе. Повернувшись к аудитории, он увидел глаза иностранцев – они выражали крайнее удивление и даже испуг.

– Я ихва! – заговорил Олег по-арабски. – Ибтидаан мин эль ёум санахки билль-араби, уа санубашир мин дирасат аль-мавадд аттадрибийя мин ауваль бидая![43]43
  Братья! Начиная с сегодняшнего дня будем говорить по-арабски и начнем изучение учебных дисциплин с самого начала! (Араб.)


[Закрыть]

В полной тишине поднялся старший учебной группы и сказал на египетском диалекте арабского языка дрожащим от волнения голосом:

– Мутшаккирина я устаз! Ихна саыдин листимаа саутак[44]44
  Благодарим тебя, уважаемый! Мы счастливы слышать твой голос (араб.).


[Закрыть].

И добавил в приказном порядке, обернувшись к группе:

– Ифтаху ад-дафатир![45]45
  Откройте тетради! (Араб.)


[Закрыть]

Все учебные группы египетской и сирийской бригад успешно завершили теоретический курс, сдали экзамен, и теперь им предстояла отработка практических навыков на реальной боевой технике.

На небольшом свободном пятачке территории учебного центра была развернута вся радиолокационная техника бригады: СУРНы, станции П-12 и П-15 и т. д. В огневом дивизионе, где находился наш друг, шла отработка действий по разгрузке ракет ПВО с транспортно-заряжающей машины (ТЗМ) и их погрузке на пусковую установку. Нужно было выйти на определенное нормативное время, но при этом не повредить технику – соединительные шланги ракет класса «земля – воздух», для чего у арабского экипажа нарабатывалась определенная сноровка.

Работа велась краном-погрузчиком ТЗМ-ки и была весьма рутинным и монотонным делом. Она многократно повторялась каждым членом арабского экипажа с целью доведения действий до автоматизма.

Наш переводчик и командир огневого дивизиона российской бригады под солнцепеком часами наблюдали за этой работой, стоя у боевых машин.

Жара была изнуряющей. Порой, не выдерживая ее, арабы падали в обморок прямо на занятиях. К концу рабочего дня от излучений радиолокационных станций трещала голова.

После недели такой работы никаких сил у нашего друга уже не оставалось. И тогда пришла догадка поставить защитный экран между техникой огневого дивизиона и работающей радиолокацией. Роль экрана сыграла простая панцирная сетка армейской кровати. Голова перестала болеть.

На территории учебного центра скопилось слишком много личного состава и техники. И командование части разрешило огневому дивизиону отработку нормативных упражнений в пустыне, ведь он перемещался на своей технике самостоятельно.

Всякий раз дивизион с техникой и спецконтингентом, перевозимыми на крытой тентом машине «УРАЛ», совершал небольшой марш, углубляясь в Каракумы на 3–5 км от учебного центра. Здесь и проходили тренировки.

В то время, когда иностранцы «мучили» технику, Олег и командир огневого дивизиона, капитан Жора Крючков, наблюдали за подшефными, переминаясь с ноги на ногу. Дело в том, что весь грунт полупустыни изобиловал многочисленными дырками, из которых в любой момент могла показаться нежданная «гостья». Была слабая надежда на сапоги, но кто его знает?

Самой опасной в этих краях была гюрза – змея толщиной с руку и тонким хвостом, коварная и непредсказуемая.

Однажды боец батальона обеспечения Маруф Латыпов, узбек по национальности, поймал гюрзу и намотал ее на руку. И та, к удивлению всех окружающих, тщетно пытавшихся уговорить бойца отпустить змею, поначалу вполне благосклонно отнеслась к дураку. А укусила его лишь тогда, когда он попытался привязать ее за хвост к уазику. Чтобы спасти жизнь бойца, ему ампутировали руку.

Были и другие чудаки, которые, всеми силами пытаясь уволиться из армии, глотали мух, искусственно вызывая у себя дизентерию или иную серьезную инфекцию. Кого-то успевали спасти, а кого-то – нет…

Недалеко от города тянулась ветка оросительного канала им. Ленина, уходившего в барханы за горизонт. Канал представлял собой бетонный желоб, на две трети заполненный водой. Глубина в нем была не менее двух метров. Там водилась рыба. Иные особи, особенно карпы, достигали значительных размеров.

Учитывая, что приходилось жить впроголодь, всех очень интересовала рыбалка. Но канал по всей своей длине зарос тростником и всякой другой растительностью – наверное, вода из него все-таки просачивалась.

Входить в эти заросли было крайне опасно. Они кишели всякой ползучей тварью. Как подступиться? Тогда было принято решение выжечь армейскими паяльными лампами растительность у желоба, чтобы освободить площадку для ловли. Так и сделали.

Работа оказалась не из легких. Но в конце концов расчистка площадки состоялась. Когда, приставив к желобу лесенку, наш друг и его приятели заглянули в канал, то не поверили своим глазам: в нем плавали огромные рыбины.

Их били сверху автоматным шомполом, орудуя, как острогой.

В пригородах действовали несколько совхозов по разведению верблюдов.

Выполняя тренировочные упражнения в пустыне со своими подшефными, наш знакомый частенько наблюдал за перемещением групп двугорбых азиатских верблюдов. Некоторые из них достигали огромных размеров. Их обычно пасли парами: один взрослый пастух и какой-нибудь мальчик, в сопровождении двух-трех азиатских овчарок.

И вот однажды произошел случай, который остался в памяти навсегда. В один из дней, когда иностранцы занимались «разгрузочно-погрузочной работой», к ТЗМ-ке приблизился здоровый верблюд самец, задрал ногу и стал мочиться прямо на дорогостоящую технику.

Жора Крючков, наблюдавший за действиями нахального животного, в панике, не находя выхода из создавшейся ситуации, пытаясь остановить порчу дорогостоящей техники, подскочил к переводчику.

– Ну, скажи же ему!.. – взмолился капитан, обращаясь к Олегу как к последней инстанции. Жора свято верил в то, что все, что связано с востоком в большом и малом, должно решаться непременно через переводчика.

– ?!

Через несколько лет, когда Олег приехал погостить к своим родителям в Киев, там он встретился с Крючковым, который служил преподавателем в академии ПВО. Они долго смеялись, вспоминая «за рюмкой чая» тот давний случай в Туркмении.

Седьмого ноября, в праздник Революции, Олег и друзья-переводчики Игорь Ростовцев, Сергей Колесов, Володя Коваленко и Саша Ладанов посетили местный ресторан «Дружба» («Садака» на арабском). Хотелось праздника, а еще чего-нибудь мясного. Ресторан находился в двух шагах от местного переговорного пункта, где Пэркинс (Ладанов) и Батл (Ростовцев), кроме того, заказали переговоры с Москвой.

Это был самый центр города Мары. В сотне метров отсюда располагалось и здание отцов города – местного горкома партии, украшенного по случаю праздника гирляндами разноцветных лампочек. Несколько дней назад здесь побывали представители командования учебного центра для встречи с первым секретарем горкома. Эта встреча планировалась давно, но секретарь все время откладывал ее, ссылаясь на крайнюю занятость.

Поводом для встречи послужило то, что иностранные граждане и прикомандированные к учебному центру военнослужащие сталкивались с враждебным отношением к себе со стороны местного населения и подвергались постоянным нападениям. Участились случаи поножовщины. Были раненые.

Выслушав доклад начальника штаба центра, подполковника Жебровского, партийный секретарь ответил, что во всем виноваты сами военнослужащие. И если им в Туркмении не нравится, то они могут вернуться к себе домой – в Россию. Комментарии в таких случаях, как говорится, излишни…

Было около двух часов дня. В полупустом зале ресторана сидело человек пять местных бичей. Переводчики заказали баранину, зелень, лепешек и ашхабадской водки, которую подали в пиалах теплую, будто подогретую нарочно. Давно привыкших к туркменскому «сервису» друзей это обстоятельство нисколько не смутило.

Больше всего ребят занимала другая тема: к их соратнику, переводчику Саше Горбачеву, приехала невеста из Москвы – Галка. Отважная девушка проделала на поезде и перекладных более пяти тысяч километров и заявила Щеке (Саша у нас был не по фигуре щекастым), что соскучилась. Ему ничего не оставалось делать, как доложить о факте приезда командованию и снять номер в городской гостинице.

Друзья начали есть, когда на импровизированном помосте показался местный ансамбль: три человека, несущих в руках музыкальные инструменты. Это были скрипка, бубен и странного вида щипковый инструмент местного «разлива».

– Интересно, что на этом можно сыграть? – вслух призадумался Пэркинс.

– Щас затянут какую-нибудь местную лабуду, – предположил жующий Батл.

– А давайте закажем этому «академическому оркестру» полонез Огинского! – обострил ситуацию «знаток» классической музыки Пэркинс.

Все было засмеялись, но Ладанов не унимался.

– Глохни, хунта! Дай пожрать нормально, – подал недовольный голос до этого молчавший Клещ (Колесов). – На чем они тебе играть будут? Они у тебя и заказ-то не примут.

– А, щас поглядим! – полетел к эстраде Пэркинс.

Деньги, отданные ансамблю, сыграли свою магическую роль. И раздался полонез… Ничего подобного в своей жизни, в плане абсолютной вычурности и экзотики, никто из друзей не мог и представить. Но, надо отдать должное ансамблю, играли местные изо всех сил, стараясь честно отработать пять советских рублей.

Между тем в Мары стало стремительно холодать. И если днем температура колебалась в пределах 15–17 градусов тепла, то по ночам она опускалась почти до 0. Деревянный барак, где жили переводчики, остыл в одночасье, а труба водяного отопления, тянувшаяся по периметру хибары, была едва теплой.

Ребята, забираясь в шинелях под одеяло, всю ночь лязгали зубами от холода.

Единственная комната во всем бараке, в которой жил наш друг, была оборудована узкой беленой кирпичной печкой. Но попытки ее растопить приводили к тому, что весь дым шел в помещение. Стало ясно, что печью давно никто не пользовался.

Однако сдаваться не стали: переводчики нашли на задворках части дырявое ведро и стальной трос, из которого сделали прут, и полезли на крышу пробивать засор через трубу. Работали несколько дней, вынув из печи столько всякого хлама, что просто диву давались, как там он мог поместиться!

Наконец, печь заработала. Ее топили кусками саксаула, которые откалывали от дерева колуном. Каменная древесина не горела, а тлела, одаряя щедрым теплом.

В комнате стало жарко до такой степени, что приходившие греться со всего барака ребята, синие от холода, открывали рты от удивления, наблюдая хозяев помещения, щеголявших в нижнем белье.

И народ потянулся непрерывным потоком, неся в «клюве» что-нибудь спиртное и съестное. Жизнь налаживалась!

Наконец, особенно во время тренировок в пустыне, стало очень холодно. Завывал ледяной ветер. Сыпала снежная крупа. Однако занятия не прекращали ни на день. Бегали по двое греться в теплую кабину УРАЛа, мотор которого не глушили весь день.

Оправдывался известный в этих местах постулат: в Каракумах 40 градусов летом меняется на 40 градусов зимой.

Грелись как только могли. Помогал спирт, который по разнарядке в количестве нескольких литров в неделю выдавали на учебный цикл для обслуживания техники. По большому счету, очень жалели иностранцев. Для подавляющего большинства из них зима в Туркмении была первой в их жизни. Ставя себя на их место, пытались представить то впечатление, которое будет у них о Советском Союзе по возвращении на свою родину.

Как бы там ни было, все имеет свое начало и конец. Так и зима, медленно и тяжело тянувшаяся, пошла на убыль.

А вместе с ней и вторая фаза занятий – практическая. Оставалось последнее испытание – выезд в астраханские степи на полигон Ашелук для боевых стрельб. Но условия в заснеженных степях ранней весной были более чем спартанские. Людей тогда решили поберечь. Отобрали лишь несколько боевых экипажей спецконтингента и ограниченный круг обслуживающего персонала. В него наш друг не попал. Ему, вместе с остальными переводчиками, предстояло вернуться в Москву на доучивание в институте.

«В начале зимы 1972 г. личный состав нескольких египетских зенитно-ракетных бригад проходил обучение в советском учебном центре ПВО в городе Мары (Туркмения). Египтяне осваивали эксплуатацию и боевое применение новейших на то время ЗРК “Квадрат” (экспортный вариант комплексов “Куб”). Вместе с египтянами в том же учебном центре находились сирийские военнослужащие. Сирийцев обучали применению ЗСУ-23-4 “Шилка”, тоже самой современной на то время зенитной системы, предназначенной для поражения низколетящих воздушных целей.

Через несколько месяцев учебы арабские расчеты провели боевые пуски и стрельбы на полигоне ПВО в Ашелуке (Астраханская область), после чего убыли на родину. Насколько мне известно, боевая техника, на которой они обучались, в том же 1972 году была переправлена на Ближний Восток. Поэтому во время войны и египтяне, и сирийцы в принципе не нуждались в помощи советских инструкторов. Как показали последующие события, системы ПВО “Квадрат” и “Шилка”арабы применяли очень эффективно…»[46]46
  Из книги В. А. Дудченко «Война судного дня: кровавая ничья». М., 2009. Институт Востоковедения РАН, Институт стран Азии и Африки МГУ С. 32–33.


[Закрыть]