Текст книги "Исповедь военного переводчика. Книга 1. Возвращение на Восток"

Учения 1-й танковой дивизии с боевой стрельбой начались в восемь утра с марша и выхода в район сосредоточения.

Маневры проходили в километрах тридцати от района постоянной дислокации. Их замысел состоял в том, чтобы ударом с фронта сковать обороняющегося противника. Затем, нанеся удар во фланг группировки, осуществить ее охват и, выйдя в тыл, окружить.

От каждой бригады в маневрах участвовало по батальону, усиленному приданными средствами. Учитывая обстановку, остальные части и подразделения танковой дивизии находились на своих боевых позициях.

Марш начался вполне организованно. В этом была явная заслуга советских специалистов. Однако, по договоренности с сирийским командованием, все руководство боевыми подразделениями должно было осуществляться сирийскими командирами. А иначе для чего учения?! А хабиры хоть и находились в колоннах, но лишь в подразделениях технического замыкания.

Также, по замыслу учения, воображаемый противник наносил по продвигающимся войскам удар химическими боеприпасами, и личный состав, применив средства индивидуальной защиты, продолжал выполнение боевой задачи, преодолевая на машинах зоны заражения.

В качества химбоеприпасов советские хабиры должны были зажечь несколько бочек с напалмом на пути следования войск. Что они и сделали.

Бочки задымили. Последовала команда «Газы». В воздух взвилась красная ракета. По этой команде все командиры без исключения должны были принять меры к обеспечению безопасности вверенного личного состава. Проследить, чтобы все надели противогазы, были задраены люки и щели боевых машин и т. д. и т. д.

Батальоны двигались в колоннах поротно. С командного пункта, на котором находился командир дивизии лива Аш-Ширази и его офицеры штаба, подполковник Прохорович и наш знакомый без бинокля наблюдали за тем, что не все ротные командиры выполнили команду. А один из них, ведя свою колонну, и вовсе торчал с головой в шлемофоне из люка боевой машины.

Были и другие ошибки: кое-кто из механиков-водителей плохо соблюдал дистанцию движения в колонне; растянулись подразделения обеспечения и тыла; и прочее.

Лива Аш-Ширази приказал готовить к вылету вертолет. Это была двухлопастная машина английского производства «Чинук». В полет вместе с собою он пригласил своего советника подполковника Прохоровича и переводчика дивизии Олега.

В кабине машины было лишь два места: место пилота и еще одно, соседнее, куда и примостился командир дивизии. Прохорович и Олег разместились в десантном отсеке вертолета без особых удобств. По всему периметру машины были протянуты стропы парашютов, а к металлическим стенкам прикручены лавки для личного состава.

Задний люк вертолета не закрывался. Судя по всему, из-за технической неисправности. В отсеке стояло несколько металлических баков с водой. Нашему другу уже было известно, что в полете наступает перепад давления и вода от этого охлаждается. Другое дело, что при наличии пассажиров, коими являлись двое русских, баки можно было бы оставить на земле. Но, как это всегда бывает у арабов, никто этим обстоятельством особенно не озаботился. И баки остались в отсеке. Так и взлетели.

В полете баки ожили, стали подпрыгивать и приближаться. Олегу приходилось все время лягать армейским ботинком очередную надоедливую посудину. Этим же занимался и Прохорович.

Сначала спутники пробовали переговариваться с командиром дивизии, пытаясь перекричать гул винтов и шум двигателя. Потом поняли, что это невозможно, и заткнулись.

Колонну с нарушителем догнали быстро. Тут комдив приказал пилоту снизиться. И вертолет завис над танковой колонной командира роты, не выполнившего приказ «Газы».

Размахивая антенной-штырем, сирийский генерал пытался достать ею по все еще торчащей из люка командирского танка голове нарушителя. Но все попытки были безрезультатными. И оба, пилот и генерал, увлеклись. А далее, вполне логично, произошло то, что и следовало ожидать: вертолет задел за пригорок задним винтом. Винт зачихал. Кабина машины пошла вверх, а хвост с открытым задним люком резко вниз. Неуправляемый вертолет завис в воздухе «сигарой». А в открытом люке показалась близкая земля.

– Хватайся за стропы, держись! – заорал Прохорович, извиваясь в парашютных ремнях. Олег обеими руками судорожно уцепился за переплетение строп. Вертолет рвануло. Вниз, словно бомбы, полетели опостылевшие баки с водой.

Руки у нашего друга посинели от напряжения. Вертолет натужно ревел и вибрировал, пытаясь схватить воздух и набрать высоту.

Но вот, наконец, пилот выровнял машину. Заработали оба винта, и от сердца отлегло. Из кабины показалась голова Ширази. Приложив руку к груди и наклонив голову, генерал извинялся.

– Неплохо полетали, – обратился к Прохоровичу наш переводчик, когда они вернулись на КП дивизии.

– Да уж, неплохо, потом поговорим, – сумрачно отозвался подполковник, сделав ударение на «потом», имея в виду общую оценку действий всех и каждого.

По окончании маневров состоялся их подробный анализ. Командиры подразделений сидели на стульях, а личный состав – прямо на песке.

Долго говорил генерал Ширази, пытаясь дать оценку действиям каждого командира и каждого подразделения. Наш друг пытался синхронно переводить сказанное комдивом группе советских хабиров.

Потом взял слово Прохорович. А за ним должен был высказаться каждый советский специалист по действиям подшефного подразделения. Артиллерист – о действиях артиллерии, сухопутчик – о действиях пехоты, танкист – о действиях танковых подразделений и т. д.

Олег стоял весь мокрый от жары и напряжения с микрофоном в руках, стараясь переводить как можно лучше. Но опыта не хватало, и он чувствовал, что допускает ошибки. На переводчика глядели сотни глаз.

Впоследствии он не раз вспоминал ту не лучшую для себя ситуацию. Тогда, в сирийской пустыне, он получил первый жесткий урок. Дело не в том, что говорить надо было несколько часов – он даже сорвал голос. Трудно объяснить людям другое: что ты учился только два года, что времени больше не было. Но ситуация исключала поблажки. Олег получил сполна кривых улыбок и усмешек, и ему было стыдно.

Ну, а потом все, что было сказано устно, должно было лечь на бумагу в качестве замечаний и рекомендаций для передачи сирийцам.

Олег работал сутками, не помня себя, забывая о сне и пище. Помощи ждать было неоткуда. Сирийский переводчик Хани наотрез отказался переводить что-либо письменно, к тому же попросту исчез.

Один-два раза в месяц всех переводчиков Дамасского гарнизона привлекали для несения дежурства на Абу-Руммани, в офисе Главного военного советника. Цель дежурства заключалась только в том, чтобы с семи вечера до семи утра следующего дня прослушивать эфир, сидя у мощного радиоприемника, и фиксировать в специальном журнале все мало-мальски важные сообщения и новости, передаваемые официальными и неофициальными радиостанциями.

Работа, в сущности, была непыльная: сиди себе при параде в офисе, слушай и записывай сводки новостей. И всего-то!

Однако переводчики к дежурству особой любовью не пылали. Хотя и в ночных бдениях у радиоприемника на втором этаже была своя прелесть: трансляции по радио велись с интервалами в 45–50 минут. За это время можно было переключить радиоволну на любую музыкальную и выйти на великолепную защищенную снаружи густой зеленью балконную террасу, выпить сока и посидеть в кресле расслабившись. Общий антураж дополняли напоенный запахами цветов ночной воздух, стрекотание цикад и приглушенные звуки клаксонов дальних авто.

Во всем здании, кроме переводчика, находился лишь оперативный дежурный. Но его пост располагался на первом этаже, и ему категорически запрещалось покидать место своего дежурства. Поэтому переводчики всегда наслаждались ночной прохладой, тишиной и приятным одиночеством.

Эфир был забит прекрасной музыкой: пели Битлз, только что появился Демис Руссос, Далида и многие-многие другие популярные исполнители тех лет, песни которых невозможно было так просто услыхать в Москве. Только лишь в редких специальных телевизионных программах под названием «Зарубежная эстрада», которые специально крутили поздней ночью, когда основная масса взрослых людей уже отдыхала перед предстоящим рабочим днем.

В очередной раз включив приемник во время трансляции официальных новостей, наш переводчик вдруг услыхал чью-то официальную речь. Расслабленное состояние улетучилось мгновенно. Оказалось, что он поймал выступление только что пришедшего к власти в Сирии нового президента страны Хафеза Асада перед руководством государства и командованием армии.

Из речи следовало, что в соседней Иордании поднимается восстание палестинских беженцев, которые выступают против нейтральной позиции короля Иордании Хусейна в арабо-израильском конфликте. Далее Хафез Асад заявил, что Сирия всем сердцем со своими палестинскими братьями – героями, что Сирийские вооруженные силы не останутся в стороне.

«Что значит, не останутся в стороне? Правильно ли я понял, что сказал президент Сирии Хафез Асад?» – сомневался и недоумевал Олег.

Все услышанное по радио он по возможности подробно и аккуратно записал в тетрадь дежурства.

Что же до «палестинских героев», о которых говорил сирийский лидер, то у нашего друга на этот счет было свое собственное мнение – типичные бандиты. Здесь, в Сирии, они свободно разъезжали, сидя на броне танков, по населенным пунктам, все в автоматных и пулеметных лентах крест-накрест. Ни дать ни взять – головорезы-исламисты! Противостояние с Израилем всколыхнуло джихад[31]31
  Джихад – священная война (араб.).


[Закрыть].

Всю ночь потом наш переводчик внимательнейшим образом слушал эфир радиостанций, но ни одна из них не подтвердила и не опровергла полученной информации. Никаких комментариев! Неужели ошибся?!

Утром, докладывая по команде, все же сделал акцент на этой информации.

Его долго и с пристрастием расспрашивал офицер связи (офицер спецслужб) посольства, прибывший специально для получения разъяснений. Но кроме того, что наш знакомый уловил ночью, больше добавить было нечего.

Прошло дней пять. О случившемся стали забывать, списав все на неопытность переводчика. И вдруг…

– Сегодня на рассвете в полном составе оставила свои боевые позиции сороковая бригада первой танковой дивизии. Направляется в сторону сирийско-иорданской границы, – докладывал Главному военному советнику САР подполковник Прохорович.

– Прошляпили! – в сердцах отреагировал генерал-лейтенант Магометов. – Почему не заметили приготовлений?

– Все произошло скрытно. Были явно применены меры предосторожности, – оправдывался подполковник.

– Скрытно… – язвительно протянул генерал. – Догнать получится?

– Думаю, да. Они прошли маршем около восьмидесяти километров, – доложил свои соображения Прохорович.

– Догнать и постараться убедить вернуться! – приказал генерал.

– Но как?! Ведь они получили приказ национального командования, – недоумевал подполковник.

– Я вам второй раз повторять не буду! – вскипел генерал. – Сам проспал, сам и возвращай! Бери машину в аппарате и марш за бригадой!

Прохорович вышел, а генерал, просидев минут пять в глубокой задумчивости, поспешил в Посольство СССР – нужно было срочно, по прямому проводу, доложить о случившемся в Москву.

* * *

Бригаду догнали часа через три. Ее головная колонна уже подходила к приграничному населенному пункту Ди-раа. Люки танков не были задраены, и хоть броня техники была перекрашена, догонявшие, а их было трое, не считая водителя-араба, сразу узнали своих подопечных командиров.

Зато арабы не захотели узнавать своих хабиров. Когда армейский джип с советскими военными специалистами попытался преградить путь командирской машине, его чуть было не протаранил танк – джип едва увернулся. И колонна прошла государственную границу Сирии.

Джип с хабирами остановился, не доезжая нескольких десятков метров до приграничной полосы. Из него вышли подполковник Прохорович, майор Александр Соколов и наш знакомый переводчик.

– Что будем делать дальше? – спросил у старшего Соколов.

– Искать телефон. Нужно доложить в Дамаск, – ответил Прохорович.

– Здесь, в гостинице, живут наши. Нужно найти их, – предложил переводчик.

– А где гостиница? – в голосе Прохоровича прозвучала надежда.

– Насколько мне известно, она здесь всего одна, – сообщил переводчик. – Мне мои друзья, кто здесь служит, рассказывали.

Гостиницу нашли сразу. Собственно говоря, это было единственное пятиэтажное здание в населенном пункте.

Войдя в фойе гостиницы, тут же наткнулись на своих. Русские хабиры как раз в этот момент выходили из столовой.

Рассказали о случившемся. Телефон был лишь на местной почте. Оттуда и звонили в Дамаск.

– Сидеть в гостинице у приемника, слушать сообщения! Ждать возвращения бригады! Докладывать любое изменение обстановки! – последовал приказ из офиса.

Хабиры и переводчики приникли к радиоприемникам.

К вечеру появились первые сообщения, из которых стало ясно, что сирийская бригада вошла в столицу Иордании Амман и ведет тяжелые уличные бои.

– Капец бригаде! – в сердцах проговорил Прохорович. – Какой же дурак лезет с танками в город?! Все пожгут, как пить дать!

…Остатки бригады поползли через двое суток. Это были жалкие, потрепанные единицы бронетехники. Вернулся лишь один командир батальона, майор Ахмед, и с ним несколько младших командиров.

Можно сказать, он чуть не плача бросился к советским хабирам и стал рассказывать, хлюпая носом, как жгли танки, стреляя в упор из окон домов. Как никаких повстанцев, которых нужно было спасать, они не обнаружили. Где командир бригады и другие офицеры, он не знал.

К концу недели из Иордании вернулось лишь одиннадцать единиц техники и порядка 50 оборванных вояк.

* * *

Осенью 1970 года в Аммане, столице Иордании, вспыхнул вооруженный конфликт между палестинскими партизанами (федаинами), поддержанными Сирией, и Иорданской регулярной армией. Эти события известны как «Черный сентябрь». Бои проходили прямо в городе. В результате боев погибло около 15 тысяч палестинских партизан.

Негативные последствия конфликта:

1. Был нанесен серьезный удар по идее арабского единства.

2. Были серьезно подорваны силы ООП (Организации освобождения Палестины).

* * *

Вернувшись в Дамаск, все трое стояли на ковре у ГВС Магометова. Крик был такой, что звенели окна в холле на первом этаже.

Из разноса выходило, что наших друзей скоро отправят туда, где «Макар телят не пас».

Но, как показало время, все остались на месте. Добавилось лишь проблем с формированием новой части.

Всех военных специалистов Дамасского гарнизона срочно собрали в актовом зале на Абу-Руммани. Беседу проводил «хохлятский доктор». Как всегда, в своей любимой украинской рубашке с вышитым воротником и в отточенных утюгом видавших виды брюках неопределенного цвета, едва доходивших до сандалий на ногах эскулапа.

«Вот скряга, – подумал наш знакомый, глядя на мужчину. – Мог бы уже хоть что-нибудь себе прикупить из барахла, ведь не вчера же приехал, да и выбор здесь богатейший».

Брюк и рубашек, висевших на плечиках или просто на веревках многочисленных сучков[32]32
  Сук – рынок (араб.).


[Закрыть], была целая уйма. И стоило все это сущие копейки. Во всяком случае, по сравнению с тем, сколько денег получал советский военный специалист в качестве месячной заработной платы.

В Сирии в маленьких лавчонках и более крупных магазинах продавались прекрасные акриловые или даже шерстяные свитера местного производства. Любой размер одежды могли подогнать здесь же на месте, за ширмой или на втором этаже магазина, где обычно проживал его владелец, а в дневное время там работали швеи. Сам покупатель в это время наслаждался арабским кофе, который предлагали повсеместно.

Но вернемся к выступлению доктора. Из его слов выходило, что в гарнизоне: частях и самом городе – вспыхнула

холера. Он назвал цифры заболевших среди местного населения (среди русских случаев заболеваний тогда выявлено не было), рассказал об угрожающих симптомах болезни.

Хохол говорил долго и со значением, стращая присутствовавших возможным летальным исходом хвори. Призывал всех к личной гигиене и бдительности. Но главное, что вынесли из его «словесного поноса» хабиры, так это то, что наша славная медицина совершенно не была готова к такому повороту событий и что вакцины от холеры на данный момент в Сирии нет. И ее нужно заказывать из Москвы. А на это потребуется некоторое время.

– А что нам-то делать? – спрашивали военные специалисты. – Ведь мы каждый день общаемся с сирийцами на службе! Боязно как-то, особенно за детей и жен.

– А мы вообще обедаем в дивизии, особенно если остаемся на полевые занятия, – сообщил подполковник Прохорович.

– Кстати, ваша дивизия одна из самых неблагополучных в смысле эпидемии. В ней, по нашим данным, зафиксировано уже шесть случаев заболевания, – «утешил» эскулап.

«Откуда он это может знать, если из офиса не вылазит?» – подумал Олег.

– Ну, и что же нам делать, пока не доставят вакцину? – поинтересовался майор Соколов.

– Ешьте лук, чеснок побольше! Мойте тщательнее руки и избегайте компаний, – дал свои «ценные рекомендации» медицинский светило.

– Как это избегать компаний? Нам что, на службу не ходить? – удивился Соколов.

Повисло неловкое молчание. Эскулап затравленно молчал.

Но это был мужской, армейский коллектив, и послышался, наконец, единственно уместный в непростой ситуации вопрос:

– А если спиртное выпивать – поможет?

– Да, да, конечно, – засуетился врач. – В такое время, в такой обстановке даже рекомендуется грамм по пятьдесят в день!

Послышался дружный гогот спецов:

– Во дает! По пятьдесят грамм! От этого даже понос не пройдет. А тут холера!

Выйдя на улицу, старший группы Прохорович собрал своих людей и намекнул:

– Ну, чеснок и лук вы ешьте, конечно. Но надо искать место, где вся группа могла бы принимать дозу и двигаться дальше на работу.

– А что это место искать? – отозвался наш друг. – Оно известно давно…

Заведение Абу Саида и так-то в обычные дни не страдало отсутствием посетителей. А в «отравленные» времена и подавно!

Ровно в восемь утра к лавке подъезжали микробасы с хабирами, из которых по двое, по трое выходили одетые в камуфляж важные дядьки. Иные с бумагами и папками под мышкой. Как заведенный, Абу Саид наливал каждому по полстакана виски. На прилавке стояла трехлитровая открытая банка с огурцами.

На службу ехали веселенькие…

Возвращались домой также через Абу Саида, который страшно мучился из-за того, что никак не мог понять вспышки массового пьянства хабиров. Он уже вполне серьезно подумывал о расширении бизнеса.

Однако дней через десять халяву приказано было прекратить – привезли вакцину. В приказном порядке вдули по уколу каждому. А ровно через неделю закрепили успех второй прививкой, запретив при этом прием спиртного.

Пьяные рейсы советских хабиров прекратились, и Абу Саид загрустил. Загрустила и его семья, которую он в полном составе бросил на прорыв. В лавке одновременно вертелись: его жена, несметное количество разнокалиберных детей и даже дядя хозяина, который в дни разгула, как-то незаметно для всех, пристрастился к спиртному. По вечерам, приняв на грудь, раскачивался на ногах из стороны в сторону с блаженным лицом, повторяя: «Квейс катир»[33]33
  Очень хорошо (араб.).


[Закрыть].

И все же было видно, что население Дамаска и его окрестностей пребывает в панике. Холерных случаев оказалось слишком много, чтобы этого не заметить. О них ежедневно сообщалось по телевидению.

Был даже момент, когда всерьез заговорили об открытии советского военного госпиталя. Конечно, это обстоятельство обрадовало хабиров. Ведь в случае нужды приходилось обращаться к местной медицине. Но если мужчины все же могли как-то обойтись ее услугами, то с женщинами, женами советских хабиров, была большая проблема!

Как-то Олегу довелось присутствовать на родах. Молоденькая жена одного из советских спецов так испугалась предстоящего события в окружении «чужих людей», что в истерике потребовала присутствия переводчика. И ее муж взмолился.

Отказаться было невозможно. Ну, а дальше как во сне. Роженица ухватила переводчика за руку и так и держала, как клещами, до самого появления младенца. И как наш друг ни извивался и ни отворачивался, а все же «народного кино» избежать не удалось.

Симпатичные сирийские медсестры успокаивали «будущего папу», убеждая его не волноваться, что, мол, все с его «женой» будет хорошо!

А та орала как резаная и еще сильнее сдавливала руку своего названного «мужа», которому на тот момент едва исполнилось девятнадцать лет.

В другой раз нашему другу пришлось сопровождать в местный госпиталь военного специалиста, у которого начался приступ почечнокаменной болезни.

Госпиталь был переполнен, и чтобы уложить советского спеца, с койки погнали какого-то араба. А вот поменять после него постельное белье – ума не хватило.

Больной, «родив» очередной камень в местном туалете, попросил нашего друга помочь ему вернуться домой. Невозможно было лечь в чужую грязную и мятую постель.

Отсутствие своего госпиталя серьезно осложняло ситуацию. За то время, пока наш друг находился в Сирии, один военный специалист был убит, а еще семеро раненых отправлены в военные госпитали СССР.

Но холера пошла на убыль – и об открытии советского госпиталя забыли.