Текст книги "Малиновая шарлотка"

Пожилая продавщица, чем-то напоминающая его бабушку, сказала, что остался только «Кокосовый безе», с черносливом. Ну и пусть. Хоть какой. Сладкого хотелось невыносимо.

Ночью его начало мутить. Организм долго сопротивлялся, но потом сдался и стал изрыгать из себя все содержимое – кальвадос, виски, жирное кокосовое суфле с черными ошметками чернослива и какую-то ядовитую жидкость с запахом ацетона.

Валентин не помнил, сколько раз он засыпал, просыпался и оказывался в туалете в согнутом состоянии. Окончательно он пришел в себя только утром. Глаза ломило, желудок ныл, болела голова. Не помогало ничего. Ни горячий чай, ни свежий воздух. Едкий привкус во рту, казалось, разъедал слизистую, а стыд разъедал мозг. Хотелось встать на колени, заплакать и раскаяться, чтобы избавить свою совесть от мучений. Переложить страдание на кого-то другого. Близкого. Тому, при виде кого совесть мучает.

Валентин взял телефон.

Надо просто набрать номер. Ее номер. Позвонить и сказать: «Зачем ты уехала? Бросила одного, больного. Поэтому все и случилось. Но я люблю только тебя. Прости меня».

И сразу станет легче.

Он начал набирать знакомые цифры.

Диана его любит. Она простит. Она сильная.

Но кто знает, как будет при этом страдать и рваться в груди ее сердце? И даже если она его простит, им будет очень трудно вместе. Такие раны долго затягиваются, а иногда кровоточат до самой смерти.

В трубке раздались длинные гудки.

Валентин вдруг отчетливо представил, как от его слов вздрогнут ресницы-бабочки чуть раскосых глаз, как в них заблестит слеза, а когда высохнет, в них навеки затаится острый хрусталик печали.

Он нажал «Оf» и вообще отключил телефон.

Потом поставил диск «Пинк Флойд», лег на диван и стал смотреть в потолок. Оставалось одно – ждать, когда время своим неудержимым потоком начнет растворять в памяти черно-коричневые сгустки воспоминаний, как куски чернослива в кокосовом суфле.

«…T e time is gone the song is over… – незримо отмеряли минуты гитарные аккорды – …thought I’d something more to say»[9]9
  Слова из песни «Пинк Флойд».


[Закрыть].

К вечеру им завладело одиночество. Оно незаметно подкралось и вползло внутрь. Он стал прятаться от него, но оно не уходило, а только в разных концах квартиры чувствовалось по-разному. Сильнее всего в спальне на кровати, а меньше – на полу в зале. Поэтому он так и лежал, подтянув колени к подбородку, бессмысленно наблюдая за мельканием фигур на экране телевизора.

Почему создатель наградил его такой чувствительной натурой? Тысячи, миллионы людей преспокойно делают это и даже не задумываются, а он страдает. Ведь ничего особенного не произошло. Обычный половой акт. Секс. Но вся проблема в том, что, видимо, он не мог оторвать одно от другого. Не мог. Душа – это же часть тела, как глаза, кончики пальцев, губы, соски…

Из оцепенения его вывел друг-строитель, неожиданно заскочивший, чтобы забрать дрель, которую Валентин когда-то брал и, естественно, забыл отдать. Друг куда-то торопился, но все-таки поинтересовался, как дела, как здоровье, и, пожелав удачи, уехал. Валентин еле сдержался, чтобы не излить ему душу, но вспомнил бабушку. «Никогда не исповедуйся друзьям, иначе можешь их потом возненавидеть», – говорила она. Мудрая она была, бабушка, и добрая.

Он достал бело-синюю коробочку, выпил одну капсулу и пошел спать.

Диана вернулась от мамы рано утром в воскресенье. Он даже испугался, услышав, как открывается входная дверь. Она долго упрекала его за то, что ни один телефон не отвечал. Когда Валентин объяснил, что очень плохо себя чувствовал и хотел просто выспаться, она прямо в одежде забралась к нему в постель и стала гладить и целовать, как маленького ребенка. Потом, приказав ему лежать, съездила в супермаркет и приготовила завтрак. Тосты, омлет и фруктовый салат.

Во время завтрака Валентин глупо улыбался, еще не совсем придя в себя, и даже обрадовался, когда она уехала в салон, попросив его привести себя в порядок. Сегодня должна была состояться предварительная репетиция показа коллекции, и Диана пригласила Валентина в студию.

– Ты должен сам все увидеть и услышать похвалу режиссера за твою идею с саблями, – бросила она ему, торопливо одеваясь и убегая. – И не хмурься, улыбнись, пожалуйста. Я тебя люблю.

Репетиция ему понравилась. Режиссер действительно сказал в его адрес несколько лестных слов. А главное, рядом с Дианой, с ее улыбкой, и события пятницы и субботы стали казаться дурным сном.

Вечером они пошли ужинать вдвоем в итальянский ресторанчик. Пили кьянти и ели спагетти, а когда ехали на такси домой, Диана заснула прямо в такси у него на плече, крепко сжимая его руку.

В понедельник Леонид подтвердил свое приглашение, сказав, что через неделю ждет их в Испании. Они взяли билеты на самолет и начали готовиться к отпуску.

Валентин дописал и сдал в редакцию еще одну статью, поэтому мог абсолютно спокойно работать над книгой.

Диана тоже практически закончила свои дела на работе и теперь приходила рано. Они ужинали, гуляли в парке и смотрели телевизор. Валентин старался совсем не думать о сексе. Перед сном он просто обнимал Диану и ждал, пока не услышит ее ровное дыхание. После этого осторожно высвобождался из ее объятий, шел на кухню, заваривал чай и пару часов писал, пока глаза не уставали от экрана ноутбука.

Единственное, что отравляло настроение, – мысль о «контрабандистах», как их стал называть про себя Валентин. Несмотря на то что Хосе сам позвонил в понедельник и заверил, что проблема «практически решена» и что ему «вот-вот должны отремонтировать грузовик и даже выплатить солидную страховку», сомнение не покидало Валентина. А когда Хосе позвонил в среду к обеду и попросил на всякий случай найти ему эти «хреновы тридцать тысяч» евро, на пару недель в долг («Чтобы хозяин не беспокоился и тебя не трогали, мало ли чего», – объяснил он свою просьбу), сомнение превратилось в страх.

«Хреновы тридцать тысяч»! – после разговора с приятелем несколько раз повторил про себя Валентин, поняв, что все очень плохо. Где бы их еще взять? Он стал размышлять, кто может дать деньги в долг. Единственным вариантом оставался Леонид. Но к нему идти не хотелось.

А может, послать всех к черту, уехать в отпуск – и пусть разбираются сами?

Пена в бледно-голубой ванне, заполненной наполовину водой, была розовая. Даже не розовая, а розовато-красная. Как пенка, когда варят малиновое или вишневое варенье. А тело, которое лежало в этой пене, неестественно белое. И все без единого волоска. А по всему полу разбросаны осколки зеркала. Острые и изогнутые. Много, много. Так, что босой ногой страшно вступить.

Валентин содрогнулся и схватил Диану за руку.

– Ты что, испугался?

– Конечно, испугался. Ты так красочно передала свой сон, что у меня вся картинка отчетливо стоит перед глазами. – Валентин сжал ее пальцы, чтобы чувствовать пульсирующую в венах кровь. Живую и теплую.

– Ты такой глупый, – Диана сбросила плед и потянулась. – Тебе совсем ничего нельзя рассказать. У тебя сразу просыпается воображение. Тебе бы не книги писать, а дизайнером работать. Был бы знаменитым и богатым-богатым…

Она рассмеялась и еще раз потянулась. Ее тело изогнулось, а по мышцам пробежала волна удовольствия. Валентин уловил знакомый аромат восточных пряностей.

Они лежали на диване и досматривали фильм Бертолуччи про девушку-негритянку и музыканта-итальянца. Рядом на столике стояла почти пустая бутылка вина и тарелка с сыром.

– Это просто связано с моими женскими проблемами. Вот и все.

Диана плеснула в бокалы вина и протянула один Валентину.

– Непривычно так лежать в среду вечером дома, пить с тобой вино и смотреть телевизор.

Он взял бокал и заметил на пальцах новый маникюр. На каждом ноготке три маленьких цветочка с блесткой внутри. Как лилии на королевском гербе. «Интересно, она ездила в салон на площади?» – подумал он, и хотел спросить про раненого парня-парикмахера, но не успел.

– А ты бы хотел переспать с негритянкой? – неожиданно спросила Диана, вглядываясь в экран. – Говорят, у них сильный мускусный запах.

– Я не знаю, что такое мускусный запах, – признался Валентин, тоже обратив внимание на экран, где негритянка покусывала от избытка чувств полные губы.

– Я тоже не знаю, но мне кажется, он должен быть перечно-жгучий.

– А ты бы хотела? Черного мужчину?

– Черного – нет. Ты же знаешь мою мечту. Смуглый араб. Или лучше мулат, – шутливо произнесла Диана.

У Валентина перехватило дыхание, и он поспешил сделать глоток вина. Терпкий вкус обжег горло.

– Или мавр, как Отелло, – продолжала шутить Диана. – Я, кстати, знаю, почему Дездемона полюбила его.

– И почему? – выдавил Валентин.

– Ей очень нравился шоколад!

– Этого у Шекспира нет.

– Ну и что, что нет. Он просто забыл об этом написать.

– Тогда вообще шоколада еще не было.

– Подожди, – перебила его Диана, показывая пальцем на экран. – Смотри, как темные руки гладят белую кожу. Красиво, правда? – Она повернула к нему голову, прищурив глаза. – Ты мне так и не ответил: хотел бы ты иметь вот такую – черную женщину?

– Нет. Я люблю только тебя.

– Я же не сказала, что хочу полюбить смуглого парня, я только хотела бы почувствовать эти пальчики на своей коже.

– Диана, перестань, – Валентин насупился.

– …Только пальчики должны быть послушными. Очень послушными и не делать того, что им не велят. – Она изобразила возбуждающие поглаживания рук по талии и бедрам. – И не черными, а цвета молочного шоколада или, лучше кофе со сливками.

– Ты что, серьезно?..

Она сжала его ладони.

– Валентин, ты же любишь меня?

– Да.

– Сильно-сильно?

– Да.

– Почему же ты тогда хочешь, чтобы я умерла несчастной, так и не попробовав смуглого мачо?

Он молчал.

– У тебя же тоже есть какая-нибудь сексуальная мечта? – Она обняла его и стала, шепча, игриво покусывать ушко. – Признавайся, признавайся быстро. Наверное, как пишут в журналах, мечтаешь о сексе с двумя женщинами сразу?

Валентин почувствовал стыд, вспомнив свой сон.

Диана легла головой ему на колени:

– Представляешь, море, ночь, шуршащий прибой и два тела – шоколадное и белое. Ты лежишь с закрытыми глазами. Волшебная сказка. Как реклама про «баунти». Но не переживай! Этого никогда не произойдет.

– Почему?

– Ты такой у меня все-таки наивный. Потому что – я тебя люблю, – Диана весело рассмеялась, сделала глоток вина и откусила сыр. – И потом, ну какая женщина расскажет своему мужчине о маленькой глупости на стороне. Я что, похожа на дуру? Мало ли что было и что будет! – шутя добавила она и отвернулась к экрану телевизора.

Валентин что-то пробурчал и начал старательно гладить ее длинные волосы, пытаясь унять тревожно забившееся сердце и думая о том, что после таких слов женщина обязательно должна тут же отдаться мужчине, чтобы тот ни на секунду не сомневался в ее чувствах к нему.

Но ничего было нельзя. Только гладить шелковистые пряди, ускользающие черными ручейками между пальцев.

Фильм закончился. В одной из последних сцен музыкант продал рояль, с грустью расставаясь с черно-белыми клавишами. Потом у них была единственная ночь любви, после чего утром приехал муж девушки-негритянки.

– Как ты думаешь, зачем мужчина, безумно жаждущий женщины, помогает ее мужу выйти из тюрьмы? – задумчиво произнесла Диана, когда на экране пошли титры. – При этом даже продает самое дорогое, единственно ценное для него в этой жизни?

Мысли Валентина были далеко, поэтому он только пожал плечами.

– Потому что для него, – Диана повернула к нему лицо, – любовь – это прежде всего отдача всего себя ради этой любви, а не захват женского тела в собственность.

Она порывисто встала и вытащила кассету из видеомагнитофона.

– Может быть… Но, как ты заметила, режиссер не поставил окончательную точку.

– Разве? А мне показалось наоборот. Даже слишком явную точку. Вспомни прощальный взгляд девушки. Она никогда больше не придет к музыканту! – ответила Диана, садясь рядом и держа в руках кассету. – Хотя – надежда умирает последней, а иногда живет даже дольше нас.

– А какая в фильме необычно трогательная музыка, – решил переменить тему Валентин и вдруг почувствовал, как Диана всхлипнула.

– Почему ты плачешь? – испуганно спросил он, увидев, что ее глаза вдруг наполнились слезами, а длинные ресницы стали похожими на мокрые крылья бабочки.

– Мама опять болеет.

Валентин почему-то вспомнил рассказ про «зЁбру».

– Помнишь, я тебе говорила, что она очень хотела, чтобы я выучилась играть на фортепьяно. А я, глупая и настырная, упиралась, капризничала. Не хотела учиться ни за что. Тогда она хитростью привела меня в магазин музыкальных инструментов. И ты представляешь, мне так понравились клавиши фортепиано. Ровные и блестящие. Черные и белые. И еще мне ужасно понравился крутящийся стул. Даже, наверное, больше, чем клавиши. Это все решило. Через два дня пианино стояло у нас дома, и я с удовольствием вертелась на стуле, нажимая на клавиши. Упругие и звонкие.

Диана вздохнула и тихо прошептала:

– Обними меня, пожалуйста, и никогда не бросай. Обещаешь?

– Обещаю.

Она положила ему голову на плечо. Он гладил ее руки, стараясь не проводить по запястью.

– Но я ведь так и не окончила музыкальную школу. Меня потянуло рисовать. Я была девочка увлекающаяся. Любопытная. Все хотелось попробовать. Хотя я и сейчас осталась такой же увлекающейся.

– А что будет, если ты сама захочешь от меня уйти? – постарался очень спокойно спросить Валентин, думая о ее «никогда не бросай».

– Зачем ты об этом, глупый. Я же тебя люблю.

– Но все же?

– Я сделаю все, чтобы тебе было не больно. Пойдем пить чай, а то совсем грустно стало.

За чаем Валентин рассказал ей про Лохматого. Она долго смеялась, особенно над лысым толстым заправщиком и рассказом про тосты с сыром. А потом он не удержался и проговорился о своих проблемах с Хосе, сразу же пожалев об этом. Диана расстроилась и разнервничалась.

– Ты вляпался… – Она ходила по кухне из угла в угол, постоянно заправляя рукой волосы за ухо. – Хосе отчаянный и бесшабашный парень. Чтобы заработать деньги, он иногда возит запрещенные грузы.

– Наркотики? – Валентину стало плохо.

– Нет. Скорее, что-то типа контрабанды или краденых вещей.

– И что теперь делать?

– Не знаю. Может быть, действительно на всякий случай поискать денег? Или, знаешь, у меня есть один знакомый следователь, давай позвоним ему.

– Нет, – решительно отказался Валентин. – Может быть, все обойдется, а так мы точно подставим Хосе.

– Как знаешь. Но у меня очень тревожно на душе. Помнишь, я говорила про того парня-парикмахера, которого ударили ножом в спину? Так вот, говорят, он как раз был связан с какими-то контрабандными поставками.

– Он умер?

– Нет, к счастью, выжил. Только останется калекой.

– Откуда ты все знаешь?

– Рассказали в салоне.

Когда они легли спать, Валентин долго ворочался. Мысли извивались и скрючивались в голове, прогоняя сон.

– Ты куда? – спросила испуганно Диана, когда в конце концов он вылез из кровати, измучившись и решив пойти прогуляться.

– Только покурить… Спи.

Надев брюки и рубашку, он очутился на улице, где ночь обернула его душным, беспросветным покрывалом.

* * *

Рядом с ее ногой, с самым краем короткой юбки, легла мужская рука. Загорелая, с выступающими прожилками вен. Машина неслась по пустынной дороге, среди нескошенных лугов и симпатичных рощиц. В окно то и дело врывался пышными клубами аромат цветов и трав. Таксист – приятный парень, похожий чем-то на мексиканца, без конца рассказывал смешные истории и делал комплименты, причем так ненавязчиво и искренне, что они как-то совсем незаметно проникали в душу Натали.

Она возвращалась от дочери. Посещение клиники ей очень понравилась. Следов от аварии на лице дочери практически не осталось, а вот в глазах появилось жизнелюбие, которое до этого, казалось, исчезло навсегда. Они два дня провели вместе. Много гуляли, болтая обо всем на свете. Съели с восторгом шарлотку, а перед отъездом даже отобедали в ресторане отеля, где ночевала Натали. Напоследок дочь по секрету сообщила, что она познакомилась с парнем на год старше ее, и тот даже принес ей почитать роман Виктора Гюго.

Натали поправила непослушные волосы и попыталась воскресить в памяти название книги, но не смогла. «Наверное, зря выпила так много красного вина за обедом», – посетовала она про себя, а вслух рассмеялась очередной шутке таксиста, почувствовав, что его рука лежит уже у нее на коленке, а машина замедлила скорость. За окном безбрежным зеленым покрывалом расстилались луга. Мягкие и волнистые.

Что остановило Натали, чтобы не упасть вместе с парнем в высокую траву, она не могла потом себе объяснить. То ли он слишком быстро добрался до трусиков, то ли их грубо обогнал грузовик, но опьяняющее головокружение вдруг испарилось. Исчезло без следа. И когда его пальцы пробрались под резинку, она, сняв очки и сделав строгие глаза, твердо убрала их оттуда. Потом достала телефон и чуть не вскрикнула, увидев бессчетное количество «неотвеченных» звонков от мужа. Она тут же сбросила сообщение, что возвращается от дочери и «уже почти дома», и опять отключила звук. Зачем думать о проблемах раньше времени, если их все равно не избежать?

Такси доставило ее до парикмахерской. Она решила перед возвращением домой привести волосы, а заодно и мысли, в порядок. Парень на прощание неумело поцеловал ей руку, смущенно извинился и протянул визитку. Вдруг потребуется «особая» поездка? Натали улыбнулась ему в ответ: «Возможно» – и они расстались. Без сожаления, без обид, без обязательств. Почему вся жизнь не устроена так же легкомысленно?

Мастера-модельера с артистическими манерами, который делал ей стрижку в прошлый раз, в парикмахерской не оказалось. Ей никто не рассказал, где он, а она постеснялась спросить. Нет так нет. Может, у человека какие-то проблемы? От прически пришлось отказаться. Не хотелось отдаваться новым рукам.

Через час Натали сидела дома перед компьютером.

Ахмеда еще не было. Она проверила электронную почту и обнаружила, что выполненный заказ был оплачен, и пришло даже два новых. Было приятно, что твоя работа кому-то нужна и щедро оплачивается. Натали прошла в спальню, включила музыку и под задорный мотив с бубнами и старинными инструментами весело покрутилась перед зеркалом.

 
In the shadow of the moon
She danced in the starlight
Whispering a haunting tune
To the night…
 

Она вспомнила таксиста, тихо рассмеялась и, захватив бутылку сладкого виски-крем, вышла на балкон. Сделала пару глотков прямо из горлышка, достала «Капитан Морган», закурила и, растянувшись на солнышке, весело помурлыкала. Как хорошо! Все равно чему быть, того не миновать. «Shadow of the Moon… Shadow of the Moon…» – выводила растянуто «Девушка-ночь». Голубое прозрачное небо было похоже на перевернутое море, по которому скользило единственное белое облако-парусник.

Когда поздно вечером вернулся Ахмед, она резала на кухне колбасу. После выпитого сладкого ликера очень захотелось мяса.

– Где ты была? – он медленно надвигался на нее. Все такой же красивый, в брюках с безупречной стрелкой и цепью на шее.

– Ты же знаешь. Ездила к дочери, – коротко ответила Натали, не поднимая головы. Рука сжала рукоятку ножа.

– Почему без меня?

– Извини. Так получилось. Мне не хотелось с тобой видеться.

Он приближался. Она продолжала резать.

– У дочери все в порядке. Врачи разрешили навещать ее каждый день. Она передавала привет и ждет тебя в субботу.

Ахмед подошел совсем близко.

«Сейчас опять ударит, – Натали отложила нож и подняла глаза на мужа. Его взгляд был холодным и беспощадным. – Если он это сделает, то я ночью возьму кинжал и перережу ему горло».

Ахмед не ударил. Может быть, он прочитал ее мысли. Или, может, у него проснулась совесть, но он процедил сквозь зубы:

– Хорошо. Я съезжу один… – повернулся и, тихо выругавшись, ушел к себе в кабинет.

Натали облегченно вздохнула и, взяв трясущейся рукой тарелку с колбасой, направилась на балкон, где ее ждала недопитая бутылка виски-крем. А еще оказалось, что ее ждала там очаровательная мохнатая ночная бабочка, которая испуганно хлопала крыльями, прилипнув лапками к разлитому на подносе ликеру.

Вот было бы здорово сейчас вспорхнуть крыльями и, как эта бабочка, улететь к разноцветным фонарям спящего города! Кружиться вокруг них вместе с быстрокрылой толпой таких же беззаботных ночных красавиц! Натали осторожно помогла бабочке освободить лапки, и та улетела, помахав на прощанье золотистыми крылышками.

А ведь среди бабочек бывают не только самки, но и самцы? – улыбнулась Натали и сделала большой глоток сладкого виски-крем. Это окончательно уняло дрожь в руках.

Завтра надо будет обязательно устроить шопинг и купить новый халат. С большими разноцветными бабочками.

Но поход по магазинам не получился.

Утром она обнаружила записку от мужа, что он извиняется за то, что произошло, и что они сегодня вечерним рейсом улетают отдыхать в Испанию. Она срочно должна собрать вещи и ждать его.

Ну, что ж, решила Натали, тоже приятно. Пока он будет делать там свои дела, как это обычно бывает, она вовсю насладится морем и солнцем. Нужно только не забыть по дороге в аэропорт остановиться у торгового центра, чтобы купить себе новую модель очков от солнца – «Кристиан Диор», которая ей так приглянулась на прошлой неделе.

* * *

Его руки обхватили ее талию. Порывисто и резко. Она выпрямилась и, прогнувшись, как дикая кошка, сделала поворот и ускользнула, смеясь. Он снова сделал выпад, чтобы поймать ее, но она, взмахнув черными кружевами юбки и вскинув руки полукругом вверх, опять отпрянула от него. Сверкнули браслеты, и Кармен, подхваченная музыкой, закружилась на сцене. Свободная и непокорная. Прекрасная и бессердечная. Порочная и желанная.

Диана была в восторге. Они смотрели оперу «Кармен». Танцы, музыка, костюмы. Ее глаза сияли. Казалась, что она сама там, на сцене, испытывает великую страсть, боль и ненависть.

Перед окончанием третьего акта Валентин заметил, как пикнул ее телефон. Пришло сообщение. Она прочитала его и быстро спрятала телефон в сумку.

– Ерунда, – шепнула она и снова погрузилась в оперу. Когда начался антракт, Диана попросила заказать кальвадос и подождать ее в баре, а сама ушла в туалет.

Он так и сделал, но, видя, что она задерживается, забеспокоился и пошел поискать ее по театру.

Они стояли в дальнем крыле у окна, о чем-то разговаривая. Диана и Майкл. Майкл держал ее за руки.

Его они не видели. Ему показалось, что еще мгновение, и они начнут целоваться. Он развернулся и, прикусив губу, незаметно вернулся в бар. Сел за столик и уставился в люстру.

За что? Был такой чудный вечер.

Диана появилась через минуту, выпила кальвадос и потащила его в зал.

– Пошли скорее, сейчас начнется.

Он послушно встал и молча двинулся за ней. Ему вдруг захотелось, чтобы все закончилось. Вообще все. Казалось, что ноги сейчас откажут и он упадет. Но он шел, стараясь не смотреть на Диану. Боялся, что не сдержится. Легче стало, лишь когда выключили свет и вспыхнули огни рампы.

Опера закончилась нетрадиционно. В трагической развязке Кармен и ее кавалер начинают танцевать танго. Мелькает красная юбка, стучат кастаньеты, развеваются черные длинные волосы, стучат каблучки – и вдруг все замолкает. Нож вонзается в грудь цыганки прямо во время танца, и она падает.

Валентина это потрясло. Было бы здорово умереть вот так, в танце, свободным и непокоренным. Пронзенным красивой женщиной в порыве безумной ревности и страсти.

Жаль, что нельзя было рассмотреть нож, которым была убита Кармен, устало размышлял про себя Валентин, когда они ехали обратно домой. Диана молчала, теребя серьгу с рубином на ухе, потом предложила пойти в ресторан. Но он хмуро отказался, сославшись на боль в глазах.

– Валентин, что произошло? – наконец не выдержало женское сердце.

– Ничего. Я просто плохо себя чувствую.

– Нет. Почему ты решил испортить вечер? Мне было так хорошо.

– А почему ты не сказала, что Майкл тоже будет в зале?

– Так вот в чем дело.

Она резко повернулась к нему.

– Ты следил. Я так не хотела, чтобы ты видел Майкла, и даже специально просила его к нам не подходить, а ты все-таки нашел нас. Все понятно.

Валентину стало стыдно.

– Прости, это вышло случайно. Я забеспокоился, что тебя долго нет…

– Не хотела, чтобы ты ревновал, а ты сам все испортил.

Она отвернулась к окну и больше не произнесла ни слова, несмотря на его несвязные оправдания.

– Почему люди, когда влюбляются, то сначала принимают второго как личность, а потом начинают переделывать под себя? – неожиданно сказала Диана вслух, когда они подъехали к дому.

– Не знаю, – других слов у Валентина не было.

– Почему так глупо устроен человек, что не может никогда удовлетвориться тем, что имеет?

Голос Дианы затвердел и зазвенел.

– Ты хочешь все знать про Майкла? Хорошо. Знай.

Валентин почувствовал себя безоружным воином, на которого направлен меч амазонки. Убегать или прятаться было поздно.

– Я тебе говорила, что мы просто друзья. И это правда. Но Майкл когда-то давно был моим любовником. Даже не любовником, а… – Она замолчала, подбирая слова, – маленькой благодарностью душой и телом. Однажды мне было очень, очень плохо. Еще до тебя. И он меня тогда поддержал. Как мужчина, как друг. Это очень важно для женщины. Ты это понимаешь?

Она говорила тихо и твердо.

– Понимаю, – почти простонал Валентин.

– Ничего ты не понимаешь. Ты только бесишься и ревнуешь. Сейчас между мной и Майклом ничего нет. Ничего. Только остатки старой дружбы и чисто деловые отношения.

Она открыла дверцу машины и вышла.

– Но, возможно, он и сейчас меня любит или, по крайней мере, хочет как женщину.

Дверца громко и резко захлопнулась. Так резко, что Валентину показалось, что у него на сердце осталась кровоточащая рана, как от удара мечом.

Зачем она сказала про Майкла? Зачем? Теперь больно.

Мир держится на вранье. Потому что по своей сути он грубый и бессердечный. Некрасивый и развратный. Только ложь – эта благочестивая иллюзия – удерживает мир в равновесии. Только она заставляет нас верить в призрачное счастье и добро. Честность, искренность – кому она нужна? Кто станет счастливее, если ему скажут, что он неуклюжий глупец? Вот ты узнал правду про ее прошлое. Это тебе помогло? Ты стал больше любить ее? Нет. Ты стал больше доверять ей? Нет. Тогда зачем? Зачем знать, что творится на обратной стороне Луны?

Валентин завел двигатель и резко нажал на педаль газа.

Пес смотрел на него блестящими круглыми глазами, иногда отводя их в сторону, как будто извиняясь. Валентин купил специально для него в супермаркете нарезку из свежего бекона, а тот даже не притронулся к подарку.

– Да пошел ты, неблагодарный, – заорал Валентин на пса и швырнул в него пакетом. – Для него специально старались, а он не ест.

Лохматый отбежал и снова сел. Валентин разозлился.

– Ну-ка, быстро ешь. Сволочь лохматая.

Он поднял пакет и двинулся на собаку. Пес поджал рыжий хвост и стал медленно пятиться назад, непонимающе глядя на человека и хлопая глазами.

– Жри, тебе говорят.

Валентин продолжал наступать на пса, а тот пятился и пятился, пока неожиданно не наткнулся на строительный хлам, лежавший на обочине. От неожиданности он резко дернулся вбок, задел доски и одна из них упала на него. Лохматый взвизгнул и скрылся в кустах.

Бросив ему вдогонку пакет, Валентин вернулся на заправку. Ему стало так жалко самого себя, что он сел и заплакал. Даже не заплакал, а тихо завыл.

Вокруг застыла неподвижная июльская ночь. Такая душная, что воздух казался липким и потным.

Почему все так мерзко? Ведь он уверен, что Диана любит его. И даже если у нее еще кто-то есть или был, имеет ли это значение для их отношений? Он же тоже не безгрешен, но это не мешает ему любить ее еще больше.

В кармане пикнул телефон. Пришло сообщение. Валентин достал платок и осторожно протер глаза. «Прости. Я не хотела сделать тебе больно. Ты мой самый любимый мужчина, но не лишай меня воздуха. Не дави на меня. Это трудно, но постарайся это понять. Научись любить меня такую, какая я есть. Не переделывай меня. Иначе я буду несчастлива. Приезжай скорее, пожалуйста, мне плохо без тебя. Я жду…»

Он несколько раз перечитал «я жду…» и, почувствовав, как теплая волна омывает его изнутри, даже закрыл глаза, боясь потерять это ощущение. Что может быть лучше? Тебя ждет женщина!

Он встал и увидел рядом Лохматого. Тот сидел и виновато вилял пушистым хвостом, поднимая пыль с асфальта.

Валентин подошел и потрепал его по голове.

– Извини, приятель. Надо ехать. Меня ждут. Прости, что нагрубил. Всем иногда бывает хреново.

Пес понимающе опустил голову и захромал за человеком.

Когда машина выруливала на шоссе, то в зеркало заднего вида было видно, как пес подождал чего-то немного и, прихрамывая, стал спускаться по насыпи в сторону чернеющих деревьев.

Все-таки утро, после хорошего секса и здорового сна, светится как-то особенно. Переливается, что ли.

Валентин лежал в постели и слушал, как Диана громыхает дверками шкафов, выдвигает ящики и разбрасывает коробки. Готовится к завтрашнему полету. Она даже отпросилась с работы до обеда, чтобы произвести ревизию вещей и в случае надобности вечером заехать за необходимыми покупками. «Как девчонка, – улыбнулся он и тут же нахмурился, вспомнив вчерашнее известие о Майкле. – Ну ладно. Это пройдет. Надо пару дней потерпеть, и память спрячет это в дальний ящик. Зато как вчера ночью было хорошо…» Валентин опять улыбнулся и решил, что тоже надо бы просмотреть вещи.

Сделав приготовления и написав Валентину список необходимых покупок, Диана уехала.

День выдался солнечный, но прохладный ветер гнал с северо-запада россыпи облаков и заставлял ежиться. В парке распустились кусты роз. Сквозь ограду были видны их роскошные разноцветные прически. Огненно-красные, темно-бордовые, нежно-белые и ярко-желтые. Вокруг них, что-то подрезая, подвязывая и подстригая, как парикмахер-модельер, заботливо суетился садовник.

Надо будет обязательно подарить сегодня Диане цветы, решил Валентин и прибавил шаг. Завтра они будут далеко, в Испании. И она будет принадлежать только ему. Море, солнце и ее загорелая кожа. Можно будет даже заняться любовью где-нибудь в укромном месте на природе. Среди кустов диких роз и акаций.

Он свернул в переулок и вскоре оказался около букинистического магазинчика. Продавец с бородкой приветствовал его как старого знакомого.

– Что-то вас давно не было видно? – спросил он, лукаво прищурив глаза.

– Немного приболел, – ответил Валентин, обратив внимание, что книжные полки стояли наполовину пустые, а на полу находились упакованные ящики.

– Ну и времена, – опять хмыкнув, пробормотал продавец. – Все болеют непонятно чем и совсем перестали читать книги.