Текст книги "Малиновая шарлотка"

– Извините, не подскажете… – попытался спросить он, но фигура исчезла за поворотом стеллажей.

Валентин почти побежал, опасливо озираясь, чтобы не задеть одну из полок и не быть заживо погребенным книгами.

– Подождите, пожалуйста…

Женщина остановилась и повернула лицо навстречу ему.

«Гречанка»! – воскликнул Валентин и …открыв глаза, понял, что задремал, уронив голову на стол. Вокруг почти не осталось посетителей. Предзакатный солнечный свет, ниспадающий прозрачным потоком через огромные готические окна, превращал убогий зал в сказочный старинный замок.

Валентин помотал головой, откинулся на спинку стула и, достав платок, вытер от пота шею. Надо же, померещилось. Экран мобильного призывно засветился.

– Алло.

– Это Валентин?

– Алло, вас не слышно. Перезвоните.

Валентин нажал сброс, узнав голос с акцентом. Не хватало только сейчас еще разговоров с нанимателями Хосе. Экран телефона опять засветился. Валентин еще раз изобразил помехи и больше уже не отвечал. Ему хотелось пойти домой, но он заставил себя сходить в туалет, умыться и продолжить работу.

Когда он вышел из библиотеки, город уже растаял в душных сумерках. Валентин чувствовал себя усталым и разбитым, поэтому решил свернуть у букинистического магазинчика в узкий проулок и пройти через пустырь и заброшенную стройплощадку. Это сильно сокращало путь.

Проход был пыльным и грязным, с преграждавшими дорогу мусорными баками. Пройдя половину пути и очутившись на пустыре, Валентин пожалел, что пошел этой дорогой. До дома оставалось совсем близко – перейти пустырь и стройплощадку по еле заметной дорожке, петлявшей среди высокого бурьяна, пустых бочек и песчаных куч. Валентин остановился и некоторое время не двигался, прислушиваясь и всматриваясь в пустые окна-глазницы недостроенного здания. «Жутковатое место. Воняет и, наверное, крысы водятся. Сейчас бы кинжал чинкведеа в руки, тогда можно было бы ничего и никого не бояться», – пробормотал он, глядя на черные квадраты с разбитыми стеклами, сплюнул для храбрости и пошел по тропинке.

Про нож Валентин вспомнил еще раз, когда, подойдя к подъезду своего дома, наткнулся на смуглого и его бритого помощника.

Если бы на другой день Валентина спросили, о чем они говорили у подъезда, он бы не смог вспомнить и нескольких предложений. Он вообще с трудом понимал логику рассуждений подобных людей и их способ выражать свои мысли. Но одно он запомнил отчетливо: Хосе должен был перевезти груз, но попал в какую-то неприятную историю из-за аварии на трассе. Груз стоит почти тридцать тысяч евро. Если в ближайшее время Хосе не доставит его, то деньги должен будет отдать Валентин.

– Хозяин считает, раз ты подтвердил, что Хосе честный человек, значит, ты за него поручился. Ему больше хозяин не верит. Так что готовь деньги, – с ухмылкой повторил несколько раз смуглый, как будто пытаясь вдолбить это в сознание Валентина, который угрюмо молчал, глядя на толстые пальцы бритоголового, поигрывающие рукояткой финки.

– И не надо никому говорить о том, что произошло, – на прощание сказал смуглый. – Груз не простой. Зачем тебе подставлять Хосе, вдруг все образуется?

Они уехали.

Валентин достал сигарету, отломил до половины, закурил и попытался успокоиться. Его била дрожь. В памяти всплыла однажды брошенная приятелем фраза о том, что лучше всего платят за перевозку контрабандного товара. «Подставил, кретин хренов!» – Валентин выругался, сел в машину и рванул с места, пытаясь сосредоточиться на красных габаритах впередиидущих машин. Почему всегда так происходит в жизни: хочешь кому-нибудь помочь и обязательно попадешь в дерьмо? Он прибавил звук магнитолы. Металлическое, вибрирующее гитарное соло разрывало на куски гнетущую вязкость мелодии и оставляло скребущий след в мозгах. «Нет. Лучше сегодня без надрывных мелодий», – Валентин выключил музыку и открыл окно. Горячий воздух, пропитанный угарным газом, ударил в нос. Валентин показал поворот и свернул с проспекта. Ему захотелось проведать Лохматого.

– Ты грустный, потому что голодный и тебя никто не любит, – Валентин гладил лохматую рыжую голову и жевал крекер. Было поздно. Закусочная уже не работала, поэтому пришлось купить в ближайшем магазинчике пачку крекеров. Сухих и пресных.

– Что ты молчишь? – опять обратился к собаке Валентин. Пес молчал, только выгибал шею в такт поглаживаниям, вилял пушистым хвостом и иногда опускал глаза на крекеры, лежавшие нетронутыми у его лап.

– Да. Тебе хорошо. Ты никого не боишься и никому ничего не должен. Ни одной собаке, – Валентин рассмеялся, поняв игру слов, и потрепал длинное ухо. – Лохматый, ну-ка посмотри на меня: она что, правду говорит, что когда я улыбаюсь, то выгляжу моложе лет на десять?

Пес поднял глаза, моргнул и, отвернувшись, уставился на небо.

– А просто хлеб, оказывается, ты совсем не любишь.

Валентин достал из пачки очередной крекер.

– Они правда дрянные. Все зубы сломаешь.

– Хотите мягкого сыра? – молодой заправщик-студент сел на ступеньки рядом с ними. – Если его намазать на крекер, то получается довольно вкусно. Я сам всегда так делаю.

Он сходил в помещение заправки и принес коробку мягкого сыра и полукруглый столовый ножичек.

Действительно, крекеры с сыром стали гораздо вкуснее. Даже Лохматый начал их есть. Парень ушел заправлять подъехавшие машины, а Валентин так и продолжал сидеть с псом на ступеньках закусочной. Он намазывал сыр на квадратик крекера, потом разламывал на две половинки. Одну съедал сам, другую отдавал Лохматому.

– Ты думаешь, луна похожа на сыр? – опять обратился к собаке Валентин, разглядывая темные пятна на поверхности маленькой бледно-желтой планеты.

Лохматый негромко тявкнул.

– Нет, ты ошибаешься. Она похожа на пудинг. Ванильный рисовый пудинг с изюмом. Я такой однажды пробовал в Лондоне. – Валентин вспомнил, как они ужинали с Дианой в ресторане на Бейкер-стрит. – Только там, в Лондоне, готовят лучшие пудинги в мире.

Пес задрал заднюю лапу и почесал за ухом.

Вернулся парень-заправщик, принес бутылку кока-колы и стал рассказывать, как ему обычно грустно дежурить по ночам.

Крекеры закончились. Пес отошел в сторону, лег и стал внимательно разглядывать людей, устало положив голову на передние лапы.

Подушка пахла кремом. Чем-то ванильно-пряным. Валентин втянул воздух. Это был запах ее волос, ее тела. Ему нравилось ложиться и засыпать на ее стороне кровати, когда Диана куда-нибудь уезжала.

Пальцы нащупали выключатель и зажгли свет. Не спалось. Не помог ни кальвадос, ни телевизор. Да, надо что-нибудь почитать. Легкое и несерьезное. Валентин открыл ящик прикроватной тумбочки и нашел там книгу. «Шоколад»[8]8
  «Chokolat», Joanne Haris


[Закрыть]. Он усмехнулся про себя, когда прочитал название, и, открыв на середине, начал читать.

Ему показалось, что его ударили по голове. В голове поплыли желто-зеленые круги, а боль вспыхнула и переместилась в сетчатку глаз. Резкая и острая. Валентин застонал и сел на кровати, пытаясь понять, что произошло. В спальне горел свет, на полу валялась книга, которую он читал перед сном. Часы показывали половину третьего. Валентин достал с тумбочки капли, закапал в глаза, выключил свет и снова лег. Боль понемногу утихала. Чего он испугался и занервничал? Что могут сделать эти контрабандисты? Убить? Вряд ли. Но вполне могут покалечить. Валентин непроизвольно потрогал член, свернувшийся калачиком между ног. Вялый и заспанный. А если что-нибудь случится с Дианой?

Он снова включил свет, накинул халат и пошел на кухню. Покурил, выпил чаю и, вернувшись в спальню, поднял с пола книгу. Еще раз прочитав название, улыбнулся, вспомнив, как сравнил когда-то поцелуй Дианы со вкусом «черного шоколада с миндальными орехами». Какой он все-таки действительно глупый! Разве можно приручить амазонку или пантеру? Нет. Их можно только любить.

Из книги на простыню выпала карточка. С названием и адресом цветочного магазина, выполненным готическим шрифтом. Такие обычно вкладывают в букет. На обратной стороне карточки была надпись: «…with love».

* * *

Утро было сухое и рассыпчатое, с запахом ванили, жареного миндаля и кофе. Кофе капуччино, белая шапка которого уже хотела свалиться на бок, но губы Натали успели перехватить ее. Прекрасный капуччино! Жаль, что его подала полная добрая женщина, а не черный и блестящий марокканец, – оценила она, сидя в итальянской кондитерской и раздумывая, съесть что-нибудь на завтрак или нет. Решила, что пока ничего не хочет. Жарко. И куда делась вся вода, которую вылило небо за неделю дождей в начале июля?

Часы показывали почти десять утра. Через полчаса у нее парикмахерская. Потом она еще должна побывать в библиотеке, а в пять вечера у нее встреча с профессором.

Такой молодой, а уже профессор. Наверное, ему около сорока. И такой чудак, – развеселилась она, припомнив, как он галантно и старомодно приглашал ее выпить с ним кофе. Почти как английский аристократ. Ее смех привлек внимание полной женщины, которая тут же подошла и любезно поинтересовалась, не желает ли она еще чего-нибудь. Пришлось извиниться и попросить счет.

А все-таки жаль, что такой чудесный кофе-капуччино принес не марокканец.

Натали допила последний глоток, поправила волосы, надела солнцезащитные очки и вышла.

Есть что-то необычно притягательное в мужчинах-парикмахерах. Что-то гибкое и волнистое. И от них так забавно пахнет всякими шампунями, лаками и парфюмом. Натали нравился этот парикмахер-модельер неопределенного возраста, со взбитым хохолком крашеных волос. Он не просто стриг, а еще делал при этом поглаживающие движения. По волосам, по шее и даже иногда касался ее кистей. И говорил, говорил, говорил. Чем-то постоянно восхищаясь в ее внешнем виде. Артист. Профессионал. (Правда, жутко дорогой!)

Казалось, еще немного, и он начнет целовать ее, а потом они окажутся в постели.

Даже интересно, каков он как мужчина, подумала Натали, выйдя на улицу после стрижки и разглядывая визитку салона, на обратной стороне которой модельер написал свой номер мобильного телефона. Выбросить или нет? А вдруг пригодится. Прическа же ей понравилась.

Тормознув такси, Натали назвала адрес библиотеки, и пока они ехали, она неожиданно вспомнила, как первый раз привела дочь на укладку. Та очень переживала за свои длинные черные волосы. Вся извертелась на кресле и даже пыталась сбежать. Это от Ахмеда. Его восточная кровь. Дочь вся была в него. Рослая, плотная, сбитая. И такая же яростная и независимая – что так привлекло ее в муже когда-то.

В первые годы, когда они поженились, он мог иногда не замечать ее неделями, а мог заниматься любовью несколько дней подряд. Дарить подарки и цветы. А как она переживала, когда он однажды пропал почти на полтора месяца, а потом появился весь пропахший больницей. Но это было так давно, что даже казалось – в другой жизни.

Любила ли она его тогда? Да, любила.

Такси подрулило к библиотеке. Натали рассчиталась, с удовлетворением отметив, что салон внутри чистый и новый. После того случая, когда они с дочерью попали в аварию, она сама больше не садилась за руль. Ахмед иногда посылал за ней свой роскошный лимузин, но она не любила ездить с его водителем и предпочитала пользоваться такси.

В библиотеке было душно и казенно. Быстро найдя почти все, что нужно, она с облегчением вырвалась на улицу и до встречи с профессором еще успела погулять в парке. Бродила по дорожкам, разглядывая цветущие розы и попадавшихся милых мамочек с детьми. Она, наверное, тоже родила бы еще сына, но когда однажды речь об этом зашла, муж язвительно бросил, что если одного сберечь не смогли, то пока незачем рожать второго. Возможно, он был, как всегда, прав. А может, и нет? Главное не печалиться и не отчаиваться по этому поводу. У нее все еще впереди.

Профессор часто снимал при разговоре очки и трогал переносицу. Рассказывал всякие истории из своей преподавательской практики и жизни студентов. Натали видела, что нравится ему, и от этого чувствовала себя неловко. Рядом сидел интересный, интеллигентный человек, в чем-то даже привлекательный, но у нее внутри ничего не загоралось. Только проснулась жалость и чувство вины. Краски сразу померкли и потускнели, стали потертыми, как обивка на сиденье старого такси.

Они как-то быстро выпили бутылку белого вина, и, видимо, поэтому тема беседы неизбежно свернула к взаимоотношениям полов. Непривычная к откровенному разглядыванию, Натали разозлилась, и когда в очередной раз профессор слишком пристально посмотрел на ее просвечивающую блузку, она без предисловия поднесла к глазам часы. Извинилась, что совсем забыла про встречу с мужем, торопливо попрощалась и через пять минут снова была свободна. Как парящая в облаках птица, как снующий между домов ветер.

– Нет. Все должно быть не так, – повторяла она про себя снова и снова, шагая по улице и прячась в геометрических тенях от высотных зданий, из-за которых за ней подглядывало солнце.

Рабочий день закончился. Вокруг опять появились галстуки, белые рубашки и «деловые» платья.

Может быть, она действительно глупая и легкомысленная, и все что-то придумывает, но завтра она обязательно пойдет на рынок за яблоками. Надо же все-таки испечь эту шарлотку.

Вечером Ахмед вернулся из командировки и перед сном пришел к ней в спальню.

Потом она долго лежала с закрытыми глазами, надев наушники и слушая музыку, не чувствуя ничего, кроме ноющей пустоты где-то глубоко внутри. Под самым сердцем.

* * *

Валентин выложил на ладонь две таблетки и, запив их водой, проглотил. Что-то мало помогают, поморщился он, чувствуя, как они застряли в нижней части горла. Вспомнился вчерашний ночной приступ боли. Надо опять сходить к доктору. Он выпил еще воды и снова начал набирать текст на экране ноутбука. Да, замечательную книгу про холодное оружие Италии он тогда купил в букинистическом магазинчике. Она содержала много ценной информации.

Зазвонил телефон. В трубке послышался голос Дианы.

– Как ты? Почему не звонил целых два дня? Сегодня уже среда! – Ее бодрый и жизнерадостный тон раздражал.

– Извини, заработался, – говорить, что ночью напился и поэтому пролежал целый день в постели, не хотелось.

– Что-то у тебя голос усталый. Все в порядке? Таблетки пьешь?

– Все хорошо, Диана, не переживай. Таблетки пью, как прописал доктор. Работаю. Как семинар? – он старался говорить спокойно, хотя в мозгу вспыхнула надпись с визитки «…with love».

– Не очень, но зато есть возможность в обед позагорать и искупаться в бассейне. Он, правда, небольшой, наверное детский. Полукруглый. Со смешными-смешными рыбками на дне.

– Живыми рыбками?

– Да нет, глупый. Ты не понял. Рыбки выложены цветным кафелем на дне бассейна. – Она рассмеялась, а Валентина вдруг пронзило ощущение ее гладкого, без единого волоска тела. Сразу заломило глаза и кольнуло в груди. Он даже сжал зубы, чтобы не застонать.

– Еще написала письмо маме. Пусть порадуется, а то живет там одна-одинешенька, – продолжала Диана. – Ты что замолчал?

– Все в порядке. Слушаю тебя. Что еще у вас там интересного?

– Все руководство здесь, даже члены совета директоров приехали. Обсуждать стратегию развития компании.

– И Леонид тоже там?

– Да. Он же член совета директоров. Валентин, у тебя точно все хорошо?

– Да. Все отлично. Немного недоспал. Как номера на турбазе?

– Неплохие. Одноместные, со всеми условиями. Еда, правда, дрянь, но это все не главное.

– Это здорово. Ладно, работай, загорай.

Он почувствовал, что последние слова получились злыми и колючими.

– Валентин, если что-то случилось, я сейчас же все брошу и приеду, – в голосе Дианы послышались озабоченные и одновременно раздраженные нотки.

– Зачем? Для тебя же это очень важно. Там твои коллеги. Твои любимые друзья. Тебе там весело, хорошо…

– Валентин, пожалуйста, перестань. Мне… – попыталась прервать его Диана.

– Это же бизнес! – продолжал он, не обращая внимания на ее мольбу. – Тебе же нравится…

В трубке послышались короткие гудки.

Почему все называют ревность пороком и так боятся показать это чувство? Оно же нормальное. Как, например, страх – естественная реакция организма на что-то угрожающее. Мы же не стыдимся сказать «я боюсь…». Почему тогда не говорим вслух «Да, я ревную. Да, я страдаю от мысли, что моя женщина может еще кому-то нравиться»? Тот, кто говорит, что никогда не ревнует, – или врет, или никого по-настоящему не любит. Любовь не бывает без ревности.

Валентин взял телефон и набрал номер Дианы. Нет ответа. Он набрал еще раз. Опять без ответа.

Он простонал и послал эсэмэску: «Прости. Я схожу с ума от ревности, потому что очень сильно хочу тебя».

Через несколько минут пришел ответ. «Сообщение не прошло. Телефон абонента выключен».

Даже напиться не с кем, злился Валентин. Он сидел в ресторане Элизабет и смотрел на стоявший перед ним бокал с виски, которое по цвету напоминало бледно-желтый больничный раствор, каким в детстве полоскают горло. Ему не хотелось пить в одиночестве, но у всех были дела. У друга-строителя, у Элизабет. Ему вообще последнее время не хотелось спиртного, но надо было чем-то заполнить пустоту вечера. Он поднял бокал и выпил бледно-желтую жидкость одним глотком. Горло перехватило от крепости в пятьдесят пять градусов, и, наверное, слезла бы кожа, если бы не вкус маринованных оливок. Маслянистый и подкопченный. Интересно, бабочки мерзнут или сразу впадают в зимнюю спячку? – размышлял Валентин, попросив официанта повторить виски и поедая одну за другой темно-зеленые оливки. Прямо перед ним на стене висела картина: окно, на стекле капли дождя, а за стеклом бабочка. На сером фоне улиц яркие, но промокшие крылья. Наверное, им не бывает холодно, у них же нет крови. Странно, почему он раньше не обращал внимания на эту картину?

За соседний столик, громко двигая стульями, присели две раскрашенные девицы и потребовали у официанта меню. Валентину показалось, что он их уже где-то видел.

Массивная дверь, недолго сопротивляясь, скрипнула и впустила их в темный подъезд. Они начали целоваться, проникая нетерпеливыми руками под упрямые пуговицы и тугие резинки. Даже не целоваться, а бескровно кусать друг друга. А потом, когда чуть не упали на пол, со смехом поднялись по лестнице вверх на два этажа и оказались на широкой кровати с жестким покрывалом.

Теперь руки стали двигаться еще быстрее и требовательней, но все сдерживала молния брюк, которая никак не хотела расстегиваться. Наконец что-то разорвалось, и они набросились на него. Сразу вдвоем. Губы, руки, ноги. Поцелуи, облизывания, укусы. Все перемешалось, переплелось, как ветки и корни сросшихся деревьев. Казалось, они готовы его задушить и съесть, как две голодные тощие кошки. Их пальцы с длинными накладными ногтями держали и ласкали одновременно каждую выступающую и напряженную часть. Валентин понял, что еще немного, и все произойдет. Сдерживаться дольше было невозможно….

Он с трудом заставил себя проснуться, открыть слипшиеся глаза и пойти в ванную. Липкое пятно на трусах неприятно прилипало к телу. Почему ломит все члены, и даже «его»? Хотя «ему» вчера ничего не досталось, – попытался пошутить Валентин, стоя под душем. – Висит теперь весь грустный и сморщенный. И зачем надо было так вчера напиваться с этими девицами? Все равно ведь не хватило мужества пойти к ним в гости, когда они стали настойчиво приглашать. А почему? Разве ему не хотелось их? Разве не мечтает любой мужчина оказаться сразу с двумя женщинами в одной постели? Что же его так держит и связывает внутри, делая слабым и безвольным? Любовь, ревность или страх? Он же не мог заразиться, так как они действительно оказались знакомыми из модельного агентства.

Не глядя в зеркало, чтобы не расстраиваться лишний раз, Валентин почистил зубы, вернулся в спальню и включил телефон. Сообщений не было. Входящих звонков тоже. Диана молчала.

Он хотел послать новое сообщение, но не стал. Упрямая, раздраженно подумал он, оделся, с трудом запихал в себя завтрак и поехал в музей, где ему обещали дать на два дня итальянский кинжал, чтобы сделать его описание.

Это был не чинкведеа, а обычный кинжал, с прямым длинным лезвием, более широким, чем у стилета. Оружие благодаря стараниям реставраторов отлично сохранилось. Прямая рукоять цилиндрической формы, расположенная на одной оси с острым клинком, и небольшие размеры гарды указывали, что кинжал использовался в основном для нанесения глубокого проникающего удара с короткой дистанции.

Почему сталь настоящего оружия всегда такая холодная? Сидя в машине, Валентин любовался отскакивающими от лезвия солнечными бликами. Пальцы не хотели выпускать кинжал, ощущая витую поверхность рукоятки. Разглядывая узоры гарды, он даже почувствовал прилив бодрости, хотя до этого еле передвигался, измученный жаждой и вчерашним алкоголем.

А почему он, собственно, не может доехать до турбазы и встретиться с Дианой, а не унижаться разговорами по телефону и не ждать сообщений, как милостыню, неожиданно вспыхнуло у него в голове. Это что – полное равнодушие? Обида? Или она специально заставляет его помучиться? Что ж, это можно будет обсудить, когда он приедет. Неожиданно, внезапно. Застав ее врасплох. Надо только ненадолго заехать в редакцию, чтобы передать наброски материала, – и в путь. Доберусь как раз к ночи.

Валентин провел пальцем по лезвию клинка и, ощутив острую заточку, вздрогнул. Потом бережно убрал кинжал в кожаный футляр, положил его на заднее сиденье и завел двигатель.

Это не сталь оружия холодная – это смерть холодная, ухмыльнулся он и резко отпустил педаль сцепления.

Кожа на губах была жесткой, обветренной и потрескавшейся, словно пересохшее русло реки. Казалось, еще немного, и она лопнет до крови, начнет обдирать язык. Валентин посмотрел на губы в зеркало заднего вида и решил остановиться на ближайшей заправке, чтобы купить воды. Он уже гнал по трассе почти два часа. Тупо и с остервенением. Расплавленная духота жаркого дня висела над асфальтом и, перемешиваясь с выхлопными газами, колыхалась, как бесцветный лимонный мусс. Хотелось сплюнуть, но во рту, кроме кислого привкуса, не было ничего. Валентин прибавил охлаждение и прищурил глаза, чтобы разглядеть на указателе поворот на заправку.

Пока ему заливали бензин, он купил бутылку воды и сразу выпил почти половину. Потом сел в машину и, прибавив звук «Радио-рок», откинулся на спинку сидения. Тело требовало покоя, чтобы впитать живительную влагу.

«Золотая луна, цвета спелого зрелого яда… Как стрелок за окном целит мне в оловянную грудь…» – хриплым голосом выводил знаменитый музыкант. Опять про луну, к чему бы это? – начал соображать мозг, но его прервал женский голос, раздавшийся справа.

– Не подвезешь?

Девушка, чуть согнувшись, заглядывала в открытое окно.

– Что? – не расслышал Валентин и вылез из машины.

– Не подвезешь? А то автобус долго ждать. Да и стемнеет скоро.

Она улыбалась, сияя своим неотразимым животом, с татуировкой клыкастого животного, выставившего когти из-за пояса узких шорт.

Валентину не понравился ее гортанный низкий голос и стоптанные кроссовки. «И белье у нее, наверное, несвежее и дешевое», – внутренне поморщился он, пробормотал с улыбкой какие-то извинения, расплатился за бензин и постарался скорее выехать на трассу.

К хорошему можно легко и быстро привыкнуть. К ухоженному телу, к изысканному нижнему белью, к красивым вещам… И трудно отвыкнуть. Или вообще невозможно? Вздох сожаления непроизвольно вырвался у него из груди, рука потянулась за сигаретой, а нога нащупала педаль тормоза. Машина остановилась у холма, где одиноко возвышался пирамидальный тополь. Старый и высохший. Завивающийся кверху тонкими ветками и похожий на венчик для взбивания крема. Валентин сел между корней, прислонившись к шершавому стволу, и долго курил, наблюдая за закатом. Огромное красно-оранжевое яблоко солнца медленно скатывалось за горизонт, окрашивая в малиновый цвет белый пух облаков. Казалось, еще немного, и они воспламенятся.

Диана, наверное, сейчас ужинает – Валентин представил ее смеющуюся, с бокалом вина в руке. И наверняка за одним столом с Майклом и Леонидом. А потом пойдет спать…

Его начала бить дрожь при мысли, что он может застать ее в номере не одну, когда приедет.

Стемнело. Дорога стала узкой и извилистой. Свет фар встречных автомобилей, особенно грузовиков, слепил глаза, заставляя щуриться и сбавлять скорость. Зачем он только вчера напился, в очередной раз с сожалением обругал себя Валентин и закашлялся, представив, что секс с двумя раскрашенными девицами мог произойти не во сне, а в реальности.

Дорога взбиралась вверх по холму, горб которого освещался белым неоновым светом от поднимавшегося по той стороне встречного автомобиля. Сейчас опять ослепит… Валентин сбавил скорость и постарался прижаться к обочине.

Вокруг лежал пушистый светло-зеленый ковер травы. Мокрый и блестящий от солнца. Сверкающий и переливающийся бриллиантами росы. Валентин с трудом приподнялся и глубоко вздохнул. Пьянящий запах сырой зелени ударил в голову. Захотелось окунуться в эту прохладную гладь, чтобы освежить каждую клеточку измученного организма и стереть из памяти прошлое. Он вылез из машины и представил, как лежит на траве, как промокают рубашка и брюки. Да… Хорошо, что ему вчера не хватило сил доехать до турбазы. Особенно после того, как машина чуть не врезалась в грузовик, стоявший на обочине без габаритных огней.

К тому же он никак не мог решить, что будет делать, если, например, приедет ночью и застанет Диану в номере с другим мужчиной. Поэтому он, совсем обессиленный и подавленный, остановился на ближайшей парковке и заночевал в машине.

Какое замечательное утро! Искристое и прохладное.

И спал он на удивление крепко. Наверное, потому, что положил рядом с собой итальянский кинжал.

Валентин поежился от порыва ветра. Постоял еще минуту и, взглянув на сырые туфли, вернулся к машине. Сел, завел двигатель, но, не удержавшись, опять вышел и с размаху шлепнулся в травяное море, расплескав тысячи капелек росы. Потом вытер лицо и, довольный, вырулил на дорогу.

Если не доверяешь женщине, зачем мучить себя и ее?

Кинжал мирно покоился на заднем сиденье в бархатном ложе кожаного футляра. Такой покорный и такой смертоносный.

Пальцы очень бережно начали раздвигать мягкие дольки. Они поддавались. Медленно, медленно. А когда открылись, между ними показалась блестящая капелька. Валентин осторожно достал ее кончиком языка и проглотил. Не кислая! Значит, он правильно выбрал мандарины на рынке. Крупные и сладкие. Именно такие нужны для десерта, который он задумал. Только эти продолговатые дольки-губки, раскрытые не до конца, вызывают столь явные эротические ассоциации. Он положил дольки на блюдце, обрамил с одной стороны листиками мяты, выложенными в треугольник, и улыбнулся, представив выражение лица Дианы, когда она увидит его творение. Фруктово-эротический десерт. Он взял блюдце, бокал с морковно-яблочным соком и пошел в спальню.

Диана еще спала. Ее длинные ресницы вздрагивали во сне, как крылья ночных бабочек. Она лежала, прикрытая лишь смявшейся простыней, которая, неосторожно съехав с талии, открыла для глаз запретную впадину. Без единого волоска. Ту, что вчера всю ночь принадлежала ему. Валентин поставил сок и десерт с фруктами на столик, поправил алую розу в вазе и вышел. Пусть амазонка отдохнет и наберется сил. Впереди еще целых два дня выходных.

… Диана вернулась в пятницу после обеда. На день раньше, чем планировалось. Позвонила с дороги и сказала, что их вызвали на срочную встречу с заказчиком. Это ненадолго. Только утвердить эскизы костюмов. А еще она сказала в конце разговора, просто и искренне: «Я соскучилась».

Одна фраза, одно слово. И не надо никаких извинений и объяснений. Как много может быть спрятано в простом сочетании букв. «Я соскучилась…» – волшебные слова, которые заставляют забыть обо всем.

Все-таки мужчины действительно такие примитивные, довольно улыбнулся про себя Валентин, настраивая яркость экрана компьютера и собираясь поработать, пока Диана не проснется, но неожиданно нахмурился. В мозгу всплыл вчерашний разговор с Хосе.

…Приятель объявился, как всегда, нежданно-негаданно. Взбудораженный и неорганизованный. Он узнал от сестры, что Валентин его разыскивал, и сразу же позвонил.

– Извини, дружище, у меня трудное положение, – услышал Валентин его ответ на свою многословную и эмоциональную речь. – Возникла одна проблема из-за аварии. Нужно еще немного времени. Пару недель, и все уладится. Ты же меня знаешь. Я не из такого выбирался. Просто, сука, черная полоса наступила какая-то. С грузом все в порядке. Так что не дрейфь.

– А что за груз? – поинтересовался Валентин.

– Зачем тебе знать. Меньше знаешь – лучше спишь. И прошу тебя, никому не говори, – перешел на угрожающий шепот Хосе. – А с этими мудаками постарайся не встречаться пока. Они сволочи. Я их просил помочь, но они ответили, что по контракту вся ответственность на мне. Они, типа, вообще не знают об этой перевозке. – Он выругался и вдруг громко засмеялся: – Что, совсем струсил? Все будет в порядке.

– Хосе, ты кретин! Мало того, что меня подставил, – Валентину было не смешно, – теперь еще и издеваешься. Как я могу с ними не встречаться? У них есть мой адрес и телефон.

– Ну так не встречайся, и все. Поменяй телефон, как я. Поезжай в отпуск. Через пару недель все будет ол-райт. И мы с тобой заработаем. С меня большие комиссионные за моральный ущерб.

– Так что же все-таки это за груз? – не унимался Валентин. – Контрабанда, что ли?

– Слушай, дружище. Я тебе сказал все, что мог. Если ты мне не доверяешь, можешь заявить куда хочешь, но предупреждаю, лучше от этого не будет. Потерпи пару недель. Поверь старому приятелю.

«Почему я всегда всем должен доверять?» – вздохнул Валентин и нажал кнопку «Enter». На экране появился текст. Он перечитал его несколько раз, пока мысли не заработали в нужном направлении, и начал писать, быстро щелкая по клавиатуре.

Диана долго смеялась, разглядывая эротический десерт, и сказала, что в нем явно пропадает творческий потенциал.

Он даже обиделся.

– Как это пропадает? Вот закончу писать, тогда посмотрим.

– Не обижайся, глупый. Я же шучу, – произнесла она, облизывая губы, на которых сок оставил яркие рыжие следы. – Предлагаю эти пухлые мандариновые дольки съесть тебе, пока я умываюсь. У меня все-таки стандартная сексуальная ориентация.

Она проскользнула мимо него и уже от двери добавила:

– Ты же сам говорил, что сходишь с ума, целуя мои губки.

Валентин сел на кровать и с удовольствием вдохнул свежий аромат цитрусовых, смешанный с пряным запахом вчерашней ночи.

За завтраком Диана рассказала о том, что руководству заказчика понравились эскизы, но он не готов сделать окончательный выбор, пока они не представят сценарий показа коллекции на подиуме.