Текст книги "Югославская война"

Гражданская война, как оказалось, имела совершенно иные требования к людям и тут помогали не законченные университеты и партийные школы и даже не столько военные школы, сколько умение руководить людьми во время больших потрясений. Юка Празина это смог, и стоит лишь поражаться ограниченности тех же генералов ЮНА, видевших не только в нем, но и в самом Изетбеговиче лишь уголовников и фанатиков, по их мнению не могших ни противостоять армии, ни завоевать популярность в мусульманском народе. Вероятно тем, кто годами учился военному делу было неприятно признать, что «дилетанты» оказывалась нередко способнее их, но я думаю, что после всего опыта войны видится, что в военных школах очень многому учили не так, как надо, да и не тех, кого надо. Увиделось, что старые традиции из той же Черногории, где войско собиралось гонцом православного митрополита, выкрикивавшего по селам: «Кто витязь, кто черногорец, кто за честный крест!», в войне, подобной югославской, в которой с развалом государственного аппарата исчезали многие меры принуждения, были куда лучше, в отличие от многих научных методов. Наиболее нелогичным здесь было то, что, якобы, военных такой войне не учили. Война – вещь дикая и кровавая. В ней правил нет, а строевым шагом никого не запугаешь. В той же военной науке, что учили в довоенной ЮНА было немало того, что было неверно в корне, и козырять знанием неверных теорий – дело неразумное. Да и как всерьез можно ныне бывшим полководцам ЮНА в Боснии и Герцеговине утверждать об объективных причинах их поражения здесь, и во всем обвинять югославский верх, неприятеля и даже местных сербов, когда они имели достаточно сил, средств и полномочий, а главное времени, чтобы самостоятельно разгромить противника. Провозглашение независимости подготавливалось СДА давно, и уже то, что умеренный Фикрет Абдич был вынужден уступить руководство радикальному Изетбеговичу должно было заставить армию принять меры защиты, тем более, что и в СДС к власти пришел Караджич, не раз открыто грозивший не только Изетбеговичу, но и всем мусульманам. А СРС, очевидно, по указанию из Белграда, свои голоса отдала СДС. Изетбегович же при принятии на Скупштине Боснии и Герцеговины меморандума о независимости заявил в ответ на уход сербских депутатов, что эта независимость достигнется без согласия СДС. На организованном 29 февраля референдуме о независимости, который сербы бойкотировали, большинство голосов было подано за независимость. Мирные переговоры в Лиссабоне 21 и 22 Февраля 1992 года и 30 марта 1992 года в Брюсселе были обычной фикцией Европейского сообщества, готовившегося к одностороннему признанию Боснии и Герцеговины. Так же, как было очевидно то, что Изетбегович не желает мира, так еще более очевидно было это в отношении местных хорватов. Хорватский вождь Мате Бобан, хотя и ездил по всем общинам с переговорами, но в то же время приказывал собственным вооруженным силам ХВО вести боевые действия против сербов и ЮНА совместно с хорватской армией и полицией, в начало 1992 года начавших массово входить на территорию Боснии и Герцеговины с той территории Хорватии, где тогда размешались миротворческие войска ООН – UNPROFOR. Уже к концу апреля в Боснии и Герцеговине было не менее шести хорватских бригад, ведших совместно с силами ПЛ и местным ХВО и с ХОСом Доброслава Параги боевые действия.

В одном только Купресе ими было перебито несколько сот сербов за несколько дней после захвата 4 апреля этого городка, в котором было свыше 50% сербов. Запад, а с ним и все «международное сообщество» на это закрыло глаза, но более того, 6 апреля Европейское сообщество, а 7 апреля – США, признали Боснию и Герцеговину, и тем самым разожгли пожар войны, а счет беженцев тогда перешел на тысячи. Местным сербам деваться было уже некуда. Сначала 21 декабря 1991 года в Банья-Луке они провозгласили Сербскую Республику Боснии и Герцеговины, а затем был организован референдум, на котором сербы выступили за создание Югославии, но никто ни на Западе, ни в Белграде всерьез это не принял. Мне думается, что новопровозглашенной республике надо было тогда начать создание собственных вооруженных сил, ставших бы более весомым аргументом в отличие от бумажных деклараций ООН о праве народов на самоопределение. Опять-таки могут быть возражения, что все, якобы, было решено заранее, но такие решения возможны лишь когда те, за счет которых доносятся эти решения, не выходят из созданного для них русла поведения, а создание собственных вооруженных сил Республики Сербской дало бы ей куда больше силы и независимости.

Начало войны в Боснии и Герцеговине. Положение ЮНА,ее тактика и стратегия

В югославской войне наиболее поразительной вещью была оборонительная стратегия ЮНА в Боснии и Герцеговине, где она имела семь своих корпусов, четыре военных аэродрома (Бихач, Тузла, Мостар, Баня-Лука) и до 50% всего военного производства. Конечно, в первую очередь это заслуга политического руководства Югославии и главного командования ЮНА, раздувавшие громкие заявления о «исключительно политическом решении конфликта», «трезвой и ответственном поведении», «о деликатной роли ЮНА», «о вредности непродуманных поступков, несущих пагубные последствия». И пока с высоких постов лился весь этот бюрократический маразм, Босния и Герцеговина погружались в еще больший хаос, нежели Хорватия 1990-91 годов. Практически до мая 1992 года, то есть до начала вывода ЮНА из Боснии и Герцеговины, правительство Югославии запрещало армии активные боевые действия больших масштабов против ПЛ, хотя последняя прямо нападала на ее казармы. Впрочем, и командование новосозданной в Боснии и Герцеговине и Хорватии Второй военной области, не особо настаивало на таких действиях.Ее командующий Милутин Куканяц и его начальник штаба Добрашин Прашчевич, (бывший начальника штаба Пятой военной области в ходе боевых действий в Словении и Хорватии) были склонны к следованию пагубной политике югославского верха. Следует заметить, что их поведение было типично в армиях подобного типа, когда главное – было обойти бюрократические преграды, а глубинная суть оставалась заброшенной. В то же время СДА было мало дело до этих преград, и поставленный лично Куканьцем на место портпарола Второй военной области полковник Вехбия Карич (мусульманин), действовал в интересах не своего командира, а вождей СДА, за что потом и получил высокий чин и должность в мусульманской армии Боснии и Герцеговины. ЮНА тогда представляла собой гиганта с большими мышцами, но малыми мозгами. Руководство СДА, боясь прямого конфликта с ней, умело лавировала, подписывая множество договоров о мире, но при этом не только не соблюдала их, но и приказывала силам ПЛ прямо их нарушать. На политическом верху Югославии блокировались всякие попытки введения военного положения, в том числе голосом Боснии и Герцеговины Богича Богичевича (серба по национальности), а вместе с тем тогдашние руководства Сербии и Черногории и не пытались всерьез его вводить.Оказалось, что легче было танки вывести на улицы в Белграде в марте 1991 года (против массовых антиправительственных демонстраций), нежели в Сараево в марте 1992 года, когда с США можно было покончить за несколько дней с минимальными жертвами. Алия Изетбегович к тому времени перестал особо лавировать, заявив 26 января 1992 года: «Жертвую мир ради суверенной Боснии и Герцеговины». Этот суверенитет, подготавливая Сараево для мусульман, и как символ сопротивления, а и как настоящий центр их борьбы за «независимую» Боснию и Герцеговину. Мусульманский военно-политический верх совершенно правильно главное внимание уделил Сараево.Он, в отличие от руководства Республики Сербской, провозглашенной 7 апреля в Баня-Луке,свою столицу оставил в столице всей Боснии и Герцеговины, а не переместил ее на два десятка километров дальше, как это сделали сербские вожди, перебравшись в поселок Пале, лишь формально входивший в Сараево. Силы ПЛ в Сараево достигали двух-трех десятков тысяч бойцов. Но дело не в числености, а в той решимости, которую неожиданно показали силы ПЛ и, тем самым, большинство мусульман в городе, недавно бывшем символом единства Югославии, в котором все национальные противоречия были, якобы, подавлены силой идеи единства югославского народа. На деле оказалось, что эта идея лишь отчасти, могла существовать в политике, и с распадом государства мусульмане выступили куда организованнее, чем смогли, как-то восполнив слабость в вооружении.

Ведь в сущности Сараево не было особо сложным для штурма, ибо имело всего четырехсоттысячное население, где сербы составляли 38% от общего населения и были большинством в сараевских общинах Вогоща, Илияш, Илиджа, Пале, Ново-Сараево, в которых сербская власть была установлена практически сразу, за исключением некоторых улиц или поселков с населением преимущественно мусульманским (поселок Храсница в общине Илиджа) или смешанным, как например, Гырбовица (городские кварталы Ново-Сараево).Исторически главным центром мусульман был центр Сараево Баш-Чаршия и кварталы и поселки вокруг него. Однако с 60-ых годов началась массовая городская застройка сараевской котловины вдоль реки Миляцка от района Марьин Двор до подножья горного массива Игман. Вот здесь-то, на землях, откупленных государством у преимущественно сербских крестьян, и начались строиться новые дома, как многоэтажные государственные, так и одно-двухэтажные частной застройки. Большую роль в этом сыграло то, что тогдашняя местная социалистическая власть поощряла заселение сюда мусульман из остальной Боснии и Герцеговины, да и из всей Югославии. В особенности это касалось «санжакли», заполонивших селения Буча-поток, Буляков поток, Соколович-колония, Храсно-брдо. Характерно, что общее число «санжакли» в Босния и Герцеговине (200-250 тысяч) могло сравниться с их числом в самом Санжаке. Старые «сарайлии» – мусульмане, сербы и хорваты с раздражением смотрели на агрессивных «санжакли», а последние, с началом вооруженных столкновений в Сараево буквально выскочили политически на поверхность, став главными защитниками Боснии и Герцеговины, в том числе и от местных сербских уроженцев. Ждать долго не пришлось, ибо на обеих сторонах уже имелись вооруженные отряды боевиков и нужен был лишь повод к войне. Не хотелось бы во всем оправдывать сербов, ибо дикостей было сделано много со всех сторон, но все же именно с мусульманской стороны, произошла первая подобная провокация. Первого марта 1992 года трое мусульманских боевиков перед сербской православной соборной церковью на Башчаршии убили серба Николу Гардовича, священника Раденко Маровича ранили, а сербское знамя, традиционное на сербских свадьбах, сожгли. Руководителем этой тройки был Рамиз Делалич, сараевский известный бандит, о котором открыто говорилось, как о человеке Здравко Мустача, довоенного шефа союзной ДБ, отбывшего потом в Хорватию. Очевидно, что «кровавая свадьба» произошла не случайно и СДА явно ожидала шага сербских вождей по блокированию баррикадами въездов и выездов в Сараево, что и произошло на следующий день. Все это сопровождалось участившимися словесными, физическими и вооруженными столкновениями между людьми.Лишь слепец не мог заметить, что готовиться война.Следовательно штаб Второй военной области надо срочно перемещать из старого города в преимущественно сербскую Луковицу в казарму «Слободан Принцип – „Селя“, где находился штаб Сараевского корпуса, но об этом командование ЮНА словно и не задумывалось. Наконец, после естественного распада,а точнее раскола в нем, МВД силы ПЛ и верной Изетбеговичу милиции напали на СУП Ново-Сараево и убили милиционера Перу Петровича, серба по– национальности. Это положило начало боям за школу милиции в сараевском районе Враца, в которых сербы одержали верх, взяв при этом немало пленных. В Сараево сразу же начались бои между силами ПЛ и сербскими отрядами, а по всему городу шли аресты неблагонадежных. Был даже арестован первый председатель СДС Боснии и Герцеговины Владимир Сребров, но не мусульманами, а сербами из-за его перехода на сторону неприятеля (по формулировке сербской власти), а на деле же потому, что он выступил против войны, хотя при этом принял участие на митингах СДА.

Еще до объявления мобилизации мусульманские силы начали аресты членов СДС, а в начале апреля в отеле «Холидей—Инн» едва было взято в плен все сербское руководство боевиками ПЛ под командованием известного довоенного сараевского мафиози (Сараево было одним из главных центров криминала в Югославии) «Юки» (Юсуфа Празины). До войны тот держал под контролем немалую часть сараевских таксистов и имел собственное детективное агентство, а одновременно и поддержку во власти, был весьма популярен в среде местной молодежи, главным образом мусульманской, хотя среди его сторонников было немало хорватов и сербов. «Юка» тогда проявил немалые способности. Его силы насчитывали пару тысяч бойцов и сыграли важную, если не ключевую роль в боевых действиях с мусульманской стороны. Благодаря «Юке» были захваченны олимпийские микрорайоны «Добрыня-2», «Добрыня-3», «Добрыня-5», соседние сараевскому аэродрому. Хотя последний до лета 1992 удерживали сербы, согласие Милошевича и подвластного ему местного сербского руководства на передачу аэродрома «миротворческим» войскам дали возможность мусульманам выкопать два тунеля под ним. Тем самым мусульманкое командование смогло перебрасывать войска с горного массива Игман и обратно, обеспечив снабжение Сараево оружием и боеприпасами. Заслуга «Юки» в этом бесспорна, тем более, что здесь его силами были захваченны немалые запасы оружия. Большую роль сыграл «Юка» и в боях за Игман, довольно бездарно потерянного сербами гораздо слабейшему противнику. «Юка» даже решил самостоятельно деблокировать Сараево,и подготовка этой операции была сорвана благодаря не сербскому, а мусульманскому командованию. Очень важную роль он сыграл окружении в отеле «Холидей-Инн» сербского руководства в апреле 1992 и возможно имей он больше и обученнее людей, да и пошире полномочия, то сербским руководителям, иные из которых уже в мыслях а и на словах приготовились к плену, пришлось бы поближе ознакомиться с тем, каково быть сербом в неприятельской среде. Последнее хорошо изведали на собственной шкуре те сербы, что политикой сверху были оставлены в этом Сараево.

Гражданская война, как оказалось, имела совершенно иные требования к людям и тут помогали не законченные университеты и партийные школы и даже не столько военные школы, сколько умение руководить людьми во время больших потрясений. «Юка» это смог, и стоит лишь поражаться ограниченности тех же генералов ЮНА, видевших не только в нем, но и в самом Изетбеговиче лишь уголовников и фанатиков, по их мнению не могших ни противостоять армии, ни завоевать популярность в мусульманском народе. Вероятно тем, кто годами учился военному делу было неприятно признать, что «дилетанты» оказывалась нередко способнее их. Я думаю, что после всего опыта войн не только в Югославии, но и в бывшем СССР видится, что в военных школах очень многому учили не так, как надо, да и не тех, кого надо. Увиделось, что воинские традиции той же Черногории, где войско еще в XIX веке собиралось гонцом православного митрополита, выкрикивавшего по селам: «Кто витязь, кто черногорец, кто за честный крест!», в войне, подобной югославской, в которой с развалом государственного аппарата исчезали многие меры принуждения, были куда лучше иных научных методов. Наиболее бессмысленное возражение здесь это то, что, якобы, военных такой войне не учили. Война – вещь дикая и кровавая. В ней правил нет. В той же военной науке, что учили в довоенной ЮНА было немало того, что было неверно в корне и козырять знанием неверных теорий – дело неразумное. Да и как всерьез можно ныне бывшим полководцам ЮНА в Боснии и Герцеговине утверждать об объективных причинах их поражения здесь и во всем обвинять югославский верх, неприятеля и даже местных сербов, когда они имели достаточно сил, средств и полномочий, а главное времени, чтобы самостоятельно разгромить противника. Провозглашение независимости подготавливалось СДА давно, и уже то, что умеренный Фикрет Абдич был вынужден уступить руководство радикальному Изетбеговичу должно было заставить армию принять меры защиты, тем более что и в СДС к власти пришел Караджич, не раз угрожавший силою не только Изетбеговичу, но и всем мусульманам. СРС, очевидно, по указанию из Белграда, свои голоса отдала СДСу. Изетбегович при принятии на Скупштине Боснии и Герцеговины меморандума о независимости заявил в ответ на уход сербских депутатов, что эта независимость достигается без согласия СДС. На организованном 29 Февраля 1992 года референдуме о независимости, который сербы бойкотировали, большинство голосов было подано за независимость. Международные переговоры в Лиссабоне 21 и 22 Февраля 1992 года и 30 марта 1992 года в Брюсселе были обычной фикцией Европейского сообщества, готовившегося к одностороннему признанию Боснии и Герцеговины. Так же, как было очевидно то, что Изетбегович не желает мира, так еще более очевидно было это в отношении местных хорватов, чей вождь Матэ Бобан хотя и ездил по всем общинам с переговорами, но в то же время прямо приказывал собственным вооруженным силам ХВО вести боевые действия против сербов и ЮНА совместно с хорватской армией и полицией. В начале 1992 года хорватские войска стали массово входить на территорию Боснии и Герцеговины с той территории Хорватии, где тогда размешались миротворческие войска ООН – UNPROFOR. Уже к концу апреля в Боснии и Герцеговине было не менее шести хорватских бригад, ведших совместно с силами ПЛ и местным ХВО и с ХОСом и если общее число местных сил ХВО и ХОС достигало 35 000,то число хорватских вооруженных сил достигало 15 000.С самого начало показалось что война в Боснии и Герцеговине будет более кровавой нежели в Хорватии и число погибших уже в мае перевалило две тысячи человек.

При взятии 4 апреля Купреса силами ХВО и ХОС,а и после него было перебито свыше сотни сербов за несколько дней и дабы взять его сербской стороне пришлось привлекать не только местные силы, в том числе части Баньялучкого корпуса но и войска Республики Сербской Краины. Запад, а с ним и все «международное сообщество» на все это закрыло глаза, и более того 6 апреля Европейское сообщество, а 7 апреля – США, признали Боснию и Герцеговину, а тем самым разожгли пожар войны, и счет беженцев тогда перешел на тысячи. Местные сербы также шли к войне и сначала 21 декабря 1991 года в Банья-Луке они провозгласили Сербскую Республику Боснии и Герцеговины, а затем был организован референдум, на котором сербы выступили за создание Югославии, хотя никто ни на Западе, ни в Белграде всерьез это не принял. Мне думается, что новопровозглашенной республике надо было тогда начать создание собственных вооруженных сил, ставших бы более весомым аргументом в отличие от бумажных деклараций ООН о праве народов на самоопределение. Опять-таки могут быть возражения, что все, якобы, было решено заранее, но такие решения возможны лишь тогда когда те, за счет которых доносятся эти решения, не выходят из созданного для них русла поведения, а создание собственных вооруженных сил Республики Сербской дало бы куда больше силы и независимости.

ЮНА в таком случае деваться было бы некуда, ибо она в Боснии и Герцеговине была на 90% пополнена сербами, из которых 80% составляли уроженцы Боснии и Герцеговины. Создание собственной военной организации хотя бы в несколько десятков тысяч добровольцев обеспечило бы местному сербскому руководству возможность самостоятельного маневра силами и тем самым Сараево бы было сербское. В том же хаосе различных отрядов и движений, в котором были вынуждены руководить «кризные» штабы СДС и командиры ЮНА и различные добровольческие милицейские командиры, тяжело было заставить кого-то уйти от своего села или квартала и, в конечном итоге, общины, и везде картина была одинакова. Пара отрядов в несколько десятков или сотен местных добровольцев могла идти из боя в бой, а в это же время другие «боевики», тоже вроде бы воюющие, либо занимали позиции около складов магазинов, либо, в лучшем случае, охраняли уже занятые позиции, и то нередко в чисто сербских местах в пассивной обороне. Конечно, по большому счету у противника было не многим лучше, но только вот мусульманское руководство создало свою военную организации, и ею понемногу обуздывало балканский анархизм, а сербское руководство словно радовалось подобной «свободе». Стоит задуматься, что было бы, создав сербское руководство такую же структуру, как и у противника. Ответ здесь ясен – потери были бы куда меньше, а побед было бы куда больше.

Возвращаясь в Сараево, стоит заметить что после, взятия сербскими силами зданий центра подготовки МВД на Враца, здесь собралась еще пара тысяч сербских бойцов, главным образом, из МВД, многие из которых хотели быть «специальцами».Однако для того, чтобы спуститься на несколько сот метров вниз на Гырбовицу, где в городских кварталах нельзя было часто найти больше сотни сербских бойцов, желающих было куда меньше. Между тем, от Гырбовицы, точнее от ее границы по реке Миляцка до казармы ЮНА «Маршал Тито» была сотня-другая метров. За казармой же, где практически в окружении находилось несколько сот военнослужащих, главным образом из учебного центра сухопутных войск ЮНА, начиналось подножье горы Хум. За Хумом находился поселок Жуч, из-за которого велись бои между неприятелем и сербскими силами из сараевских пригородов Вогоща, Илияш, Илиджа и Райловац, причем в последнем находились казарма и полигон центра подготовки ВВС ЮНА. Эти пригороды охватывали само Сараево уже с противоположной стороны. Так что сербское руководство могло и без прямой помощи ЮНА отрезать противника в старой части Сараево от сараевских новых районов, и тем самым лишить руководство СДА поддержки оттуда агрессивных «санжакли», главным образом там и живших, и в конце концов заставив его капитулировать или хотя бы отказаться от войны. Что касается ЮНА, то она оказалась неспособна разгромить противника, хотя иные низовые командиры требовали это и даже пытались двинуть войска для пересечения Сараево. При этом опять вместо дел генералы занимались ораторством и всерьез считали, что все Сараево можно «умиротворить», если боевые самолеты несколько раз над ним пробьют звуковой барьер и «гражданские» всех национальностей и политических убеждений в страхе побросают оружие. Ныне официальные писатели армии пишут о каких-то объективных причинах тогдашних неудач ЮНА, но все это выглядит очень неубедительно, хотя бы в силу полного военного разгрома этой ЮНА в Сараево и Тузле. Тут же дело касалось не чинов и должностей, а самих жизней ее полководцев, причем последние имели месяцы для подготовки к боям. Так, в начале апреля 1992 года уже сам генштаб ЮНА дал приказ командиру Ужицкого корпуса ЮНА генералу Ойданичу на выступление его войск с территории Сербии в Восточную Боснию с главным направление на Вишеград, а затем и на стоящее на полпути до Сараево и Горажде. Это очевидно означало войну, так как силы ПЛ тогда захватили Горажде и Вишеград, да и почти вся Восточная Босния была под их контролем. Восточная Босния, в особенности Подринье (область вокруг Дрины) традиционно рассматривалась мусульманами собственной вотчиной, и когда Ужицкий корпус взял 15 апреля Вишеград при поддержке местных сербов, многие из которых ушли перед этим в села и леса, это, очевидно, означало войну и в Сараево. Логически было тогда для ЮНА взять Горажде, и таким образом соединиться с сербскими силами, в районе Пале. До самого Пале от Горажде было где-то 40-60 километров, но при этом до села Реновица, в которой находилась казарма ЮНА, было не больше двух десятков километров. Реновица была мусульманским селом, заселенным переселенцами из Санжака, Косово и Подринья, но в нескольких километрах от него в селе Прача находились сербские силы с центром в Пале. Таким образом, Ужичкий корпус, преодолев неприятельское сопротивление под Вишеградом, должен был идти на Реновицу и его силам вполне можно было, блокировав Горажде, двинуться в обход вдоль Дрины прямой автодорогой от вишеградского села Усти-Прача на Реновицу и тем самым соединиться с сербскими силами всей САО Романии (Пале, Соколац, Власеница). Мусульмане тогда были отнюдь не всесильны и испытывали большой страх, так что в Пале, где мусульман было 25%, последние сразу же сдали свое оружие, правда бывшее, в основном, охотничьим и были вывезены в Сараево. Позднее, 22 мая местному сербскому отряду в 60 человек удалось за день взять Реновицу, потеряв лишь двоих убитыми. Сербские «Праги» подавили тогда сопротивление неприятеля, не слишком хорошо организованного, расстреливая все на своем пути. Так что, учитывая, что Ужичкий корпус тогда практически вошел в Горажде, не было никаких препятствий для его соединения с сербскими силами в Романии. После этого он мог из Пале нанести удар по старой части Сараево с горного хребта Требевича, нависавшего над городом, при одновременном пересечении Сараево на две части в районе казармы «Маршал Тито». Сербы тогда бы воевали достаточно приемлемо, ибо добровольцев было еще много и их отряды хоть и не любили службу на позициях, в атаку бы пошли, а для ЮНА, располагавшей полным техническим превосходством, большего и не надо было, тем более, что смысла штурмовать сам город не было. Достаточно было выбить противника с его позиций на окраинах города и в нескольких местах вклиниться в его оборону, дабы он пошел на переговоры. Ведь тогда национальная, война еще по существу не началась, и многие люди практически до начала апреля спокойно шли на рабочие места. Сараево было тогда мирным городом, полным гражданского населения а силы ПЛ не располагали даже ни достаточным количеством стрелкового оружия, ни боеприпасами к нему. После осады в несколько дней или недель у них просто не осталось бы боеприпасов. Можно кому угодно и что угодно говорить о чьих-то «генетически» врожденных способностях к войне или о «непобедимости» «борцов за свободу», однако, если эти «бойцы» не будут иметь боеприпасов, то никакие генетические способности не защитят их от пуль.

В Сараево тогда производство боеприпасов еще не было организовано, а ближайшая фабрика по их производству находилась в Конице, то есть в полусотне километров от Сараево. Поэтому ЮНА могла нанести противнику решающее поражение, и раз командир Ужичкого корпуса мог дать приказ войскам на взятие Вишеграда, то и командующий Второй военной областью генерал Куканяц мог дать приказ на взятие Сараево, пусть и ценой своей карьеры, и так, впрочем,после Сараево законченной. В конце концов, надо было рискнуть жизнью и генералам, раз бойцы на фронте постоянно ей рисковали.

Командование Второй военной области имело достаточно сил, но главное средств для разгрома противника, даже в тех казармах ЮНА, которые остались в сербских районах вокруг Сараево (Лукавица, Хан-Пиесак, Райловац). Другое дело, почему оно не пошло на объединение с местными сербскими добровольцами, хотя те в том же Райловаце сами защищали казарму ЮНА. То, что командование ЮНА не хотело провоцировать, якобы, «законную» власть Боснии и Герцеговины смешно звучит, ибо эта законная власть 4 апреля провозгласила общую мобилизацию ТО, милиции и гражданской обороны, что означало подчинение всех их сил и средств Патриотской лиге. В марте 1992 года на Вратнике (район старого Сараево) в соответствии в приказом ее «кризного» штаба силы ПЛ захватили колонну грузовиков ЮНА с оружием, и все это происходило в двух-трех километрах от штаба Второй военной области.

К тому же, эту законную власть оставило абсолютное большинство сербских представителей, за исключением меньшинства «лояльных» сербов, вроде, уже упоминавшегося, Богича Богичевича, или члена правительства Боснии и Герцеговины Мирко Пеяновича, или старого «титового» партизана и председателя СУБНОРа Боснии и Герцеговины Белобырка и других подобных представителей, которых сами сербы называли «алиины сербы».

Конечно, в мусульманском Сараево осталось пара десятков тысяч сербов, но их положение было весьма проблематично, и если они не могли выбраться отсюда вовремя путем обмена за мусульман или за деньги, бежав на сербскую сторону подземными или наземными путями, наконец, выбравшись в иностранство за большие деньги, то немало из них попало сразу же в тюрьмы или в «радни взвода» (рабочие команды) и было вынуждено копать траншеи на передовой. Немалое их число оказалось в мусульмано-хорватских рядах с оружием в руках.

Не было препятствием командованию Второй военной области ЮНА начать решительное наступление на Сараево, ибо уже вовсю шли бои и в западной части Боснии и Герцеговины, где против объединенных хорватско-мусульманских сил воевали части ЮНА, подчинявшиеся Второй военной области. Абсурдом было этому командованию «миротворничать» в Сараево с неприятелем, когда последний нападал на войска ЮНА под Босанским Бродом, Дервентой, Модричей, Пырнявором. К тому же и сама власть, по крайней мере в Сербии, решилась на войну. Лишь с ее одобрения и при ее прямой поддержке уже упоминавшиеся добровольческие отряды из Сербии – четники радикальной партии Шешеля, «Бели орлови» СНО Мирко Йовича, СДГ Желько Ражнатовича-«Аркана» вместе с отрядами «красных беретов» ДБ Сербии, устанавливали в начале апреля сербскую власть в Беляне, Зворнике, Бырчко и Шамце еще до объявления суверенитета Боснии и Герцеговины. В Шамац эти отряды при этом были высаженны вертолетами ЮНА уже в апреле, а в апреле же они при поддержке местных сил (ТО, милиции и отрядов местных добровольцев «Пеши» и «Маузера») частью перебили, а частью выгнали мусульман из Беляны и Бырчко. При этом стоит заметить низкий уровень организации и взаимодействия в сербских силахъ. Ключевые точки упускались вследствии пассивности командования. Сербы вели главным образом «зачистки» и так не способных к сопротивлению мест, а натолкнувшись на организованное сопротивление во многих случаях сразу останавливались. Единого командования в их рядах практически не было.