Текст книги "Афанасьева, стой!"

Я уже почти пришла в норму, когда загремел замок, а потом дверь распахнулась, с силой ударившись о стену, отчего с потолка посыпалась штукатурка.

Появление Серого, упыря-реаниматолога, оказалось для меня неожиданностью. Всё-таки предполагалось, что до момента встречи с сотрудниками Управления я представляю для Виктора какую-то ценность. Но, похоже, это было далеко не так.

Серый выглядел агрессивно. На его опухшей дегенеративной морде отчётливо читалось желание отыграться на ком-нибудь за собственные жизненные неудачи. А кто здесь самый незащищенный и менее всех способный дать отпор чужой агрессии? Над кем можно безнаказанно издеваться? Правильно, над Ариной Афанасьевой.

Упырь стоял в дверном проёме, держась за косяк и покачиваясь. Был он то ли пьян, то ли под кайфом. И от этого становилось ещё страшнее.

– Ну, приветик, красавица. Скучаешь тут одна, наверное. Вот, пришёл компанию составить. Ты же меня не прогонишь? – хриплым голосом, еле ворочая языком, проговорил упырь.

Я не спешила отвечать, понимая, что любое моё слово будет воспринято превратно и переиначено на выгодный обдолбанному гопнику лад. Но и испуганное молчание оказалось достаточным поводом для того, чтобы завестись.

– Что, падла, брезгуешь? Моё общество для тебя недостаточно… Как там его… – щёлканье узловатыми пальцами с грязными ногтями в попытке подобрать подходящее слово сопровождалось причудливыми движениями лицевых мышц. – О, вспомнил! Приемлемо! Во! Недостаточно приемлемо!

Упырь отлепился от косяка и нетвердой походкой направился ко мне.

Я отскочила к самой дальней стене.

Упырь шёл на меня, раскинув руки, будто собирался ловить минимум троих. По амплитуде его движений несложно было понять, что каждое движение даётся ему с трудом. Передвигался он только за счёт инерции, перекидывая массивное тело с одной ноги на другую так, словно сваи заколачивал. Даже пол сотрясался от его походки. Чем, интересно, он накачался до такого состояния?

Но уточнять это я у него не стала. Равно как и не стала спрашивать, что он планировал сделать с беспомощным пленником. Страх придал мне сил и, кажется, бог услышал мои молитвы. Я нашла выход из безвыходной ситуации.

Поднырнув под вытянутую руку, толкнула неустойчивого дебошира в спину и бросилась к открытой двери. Туда, где меня ждали вожделенные свобода и спасение.

Преодолеть препятствие в виде завалившегося на бок упыря удалось довольно легко. Открытая дверь вела в просторное тёмное помещение, которое когда-то было производственным цехом, где по-прежнему стройными рядами стояли останки конвейера.

Несмотря на отсутствие освещения, цех просматривался неплохо. Соседняя с моим узилищем дверь была приоткрыта. Полоска света из дверного проёма, разбивала сумрак цеха жёлтым срезанным конусом. В окна, местами лишённые стёкол, заглядывали редкие огни уличных фонарей.

Из приоткрытой двери донёсся дикий омерзительный гогот, затем послышались громкие щелчки, сопровождаемые шипением. Упыри открывали банки с пивом.

Я шмыгнула в густую тень ближайшего ко мне станка. Переждала, пока сердце придёт в ритм, близкий к привычному, а дыхание выровняется. Спустя несколько минут решилась на марш-бросок до следующего станка. Затем до другого. Так, короткими рывками перебегала от одного чернильного пятна к другому, прячась за массивными монументами когда-то безостановочно работавшей производственной линии.

Иногда, когда мне казалось, что я слышу крики бросившихся на мой поиск упырей, я ненадолго замирала, вжимаясь в измазанный машинным маслом и железной стружкой холодный скелет станка. Стоя на коленях, зажимала рот обеими руками, пытаясь загасить судорожные хрипы и всхлипывания. Потом, понимая, что погоня померещилась, делала очередной рывок.

Так, попетляв по вымершим помещениям, я добралась, наконец, до выхода. Крепкая железная дверь была приоткрыта. Я протиснулась в щель и вывалилась наружу.

На свободе шёл дождь со снегом. Градуса три со знаком плюс. Не больше. На мне футболка, штаны от спортивного костюма и хлопковые носки. До цивилизации минут десять резвым аллюром, а то и больше. Я видела впереди огни МЦК и платформы для электричек, и, кажется, поняла, где нахожусь. Здесь действительно была стройка. Вдалеке маячили высотки нового района и остовы будущих жилых домов.

А теперь вперёд и только вперёд! Не останавливаясь. Босиком по промёрзшей грязи, вдоль мёртвых цехов когда-то знаменитого на всю страну завода. Навстречу цивилизации. К людям, которые спасут, которые помогут.

На станции МЦК должна дежурить полиция. Один звонок, и Управление примчится за своим внештатным консультантом и разнесёт к чертям упыриное гнездо! Только не останавливаться!

Я пробежала всего несколько метров, не чувствуя холода, не обращая внимания на сырость, наслаждаясь внезапно обретённой свободой, когда меня схватили за волосы. Сильный рывок, и я, по инерции продолжая молотить по воздуху ногами, упала в грязь.

А потом услышала ненавистный хриплый голос:

– Какая ты шустрая, малышка.

Глава 7
Вечер стрелецкой казни

Вик тащил меня на себе, перекинув через плечо. За ним следовали бледная, с горящими инфернальным пламенем глазами Марго и четвёрка незнакомых мне молодчиков, наверняка из упыриного племени.

Меня вернули в узилище. Скинули на матрас.

У входа в комнату, опершись о стену, на полу сидел Серый. Его лицо превратилось в распухшее кровавое месиво.

– Уберите это, – распорядился Вик, махнув рукой в сторону Серого. – И чтобы я его никогда больше не видел. Вам ясно?

Упыри моментально отреагировали на окрик своего бригадира. Вяло упирающегося Серого куда-то уволокли.

– Марго, выйди!

– Вик, – жалобно начала упырица, – Вик, пожалуйста, не надо! Любой на её месте поступил бы так же. И я, и ты. Вик, пожалей девочку!

– Выйди, я сказал!

Марго подчинилась, подарив мне прощальный взгляд, полный тоски и сожаления.

Вик нависал надо мной, сложив руки на груди.

Не знаю, что он планировал со мной сделать: хотел ли проучить за попытку побега, напиться ли моей хмельной от адреналина крови, но я совершенно точно спутала его планы.

Я решила не дожидаться расправы. Кинулась на него с диким криком, вцепилась в лицо ногтями, оставляя кровавые борозды, принялась пинать его, лупить кулаками и, кажется, даже укусила за руку, когда он пытался от меня отмахнуться. Закончилось наше общение тем, что я отлетела от упыря, впечатавшись в стену и основательно приложившись о нее головой.

Грохнула дверь, загремел засов. Вик решил прервать диалог.

Вик, но не я.

Я билась в запертую дверь, колотила ее кулаками, сбивая в кровь костяшки пальцев, царапала, ломая ногти, орала диким зверем. Материлась, проклинала Вика и весь его род, всех его подельников и их родственников до седьмого колена, снова материлась и снова проклинала. До тех пор, пока не свалилась без сил на пол прямо под дверью.

Проснулась от болезненных толчков тупым предметом. Кто-то пытался попасть в мои апартаменты, на пороге которых валялось моё практически безжизненное тело. Тупым предметом оказалась дверь.

Я издала слабый хрип. Связки были сорваны вчерашней истерикой. В горле саднило и пекло, кожу лица стянуло от слёз и грязи, всё тело болело так, словно меня отпинали Вик и его команда.

– Жаворонок! – всхлипнула Марго, едва ей удалось просочиться через щель в двери. – Seigneur tout-puissant! Alouette![11]11
  Господи всемогущий! Жаворонок!


[Закрыть]

Марго принялась хлопотать вокруг меня. Я не сопротивлялась. Мне даже банальное шевеление пальцами давалось с трудом.

Упырица раздела и умыла меня так легко, словно я была куклой. Да я и вправду стала для неё чем-то вроде куклы или милого домашнего питомца, скотч-терьера, например. Она долго сокрушалась по поводу грязного колтуна, в который превратились мои волосы. Марго тщательно намывала и расчесывала их. После умащивала меня своими кремами и даже духами побрызгала.

Чуть позже мне принесли новую арестантскую робу.

Всё стало как прежде. И к Марго вернулась привычная жизнерадостная болтливость. Любимая кукла снова выглядела нарядно.

Единственное, что печалило прекрасную goule, так это то, что кукла категорически отказывалась принимать пищу. Чисто вымытая, переодетая в новую одёжку, она лежала на своей кроватке и никак не реагировала на уговоры откусить хотя бы кусочек биг-мака или съесть крошечную картошечку фри.

Заглянувший на огонёк Вик, а зашёл он, наверняка, с целью напитаться живительной влагой, понаблюдал за происходящим и отбыл ни с чем.

Марго весь день пронянчилась со мной, игнорируя мою апатию. Рассказывала сказки, пела, отчаянно фальшивя, детские песенки на французском, пихала мне в рот куриные наггетсы, размазывая по лицу жир и соус. Она определенно страдала каким-то психическим заболеванием.

В конце дня, утомившись от её присутствия и самой ситуации в целом, я надсаженным голосом прохрипела:

– Марго, убей меня.

Упырица захлебнулась очередной песенкой.

– Жаворонок!

– Я устала, Марго. Мне всё надоело. Убей меня, пожалуйста. Тебе же несложно.

Не знаю, что накатило на меня и почему я высказала столь странную просьбу. Ещё вчера мне страстно хотелось жить. Просто жить: дышать, смеяться, плакать, страдать от боли в разбитом сердце. Теперь же меня охватили уныние и полное, беспросветное отчаяние. Провалившаяся попытка побега, когда спасение было так близко, попросту уничтожила меня. Мысль о том, что ещё несколько дней придётся существовать в ожидании конца, считая часы и минуты до этого мига, вздрагивая от каждого шороха, каждого шага тюремщиков в страхе перед тем, что они идут забрать мою жизнь, вызывала тошноту. Мне неведомо, что ждёт меня по ту сторону. Хочется верить, лучший мир. По эту же сторону мир являл свой жуткий оскал. Я сдалась, но мне не было стыдно.

– Нельзя, жаворонок, – печально ответила упырица, нежно гладя меня по голове. – Ещё не время. Ты пока нужна Вику живой.

– Жаль.

– Не переживай. Уже недолго, – успокоила «подруга».

– Когда?

– Завтра. Это случится завтра. Я договорилась с Виком. Он разрешил мне выпить тебя. Не бойся, жаворонок. Я буду очень нежной. Обещаю. А ещё я купила тебе платье. Хочешь посмотреть? – с воодушевлением спросила упырица, полагая, что лицезрение похоронного наряда должно меня растормошить и обрадовать.

Может, мне его примерить ещё? И сделать в нём парадный снимок? С закрытыми глазами и сложенными на груди руками? Бред какой-то! Скорей бы это закончилось! Я согласна на любой финал, лишь бы прекратить затянувшийся кошмар.

Марго ушла, оставив меня наедине с унынием.

Моя последняя ночь.

Я писала прощальное письмо близким. Родителям, сестре. В мыслях, естественно. Никто не озаботился тем, чтобы обеспечить мне возможность проститься с семьёй и сказать последнее слово приговорённого. Писала о том, чего никогда не говорила при жизни. И хорошо, что мне не дали бумагу и ручку. Незачем писать такие письма. Незачем рвать душу тем, кто остался. Мне-то завтра будет уже всё равно, а им жить.

А ещё я писала Семёнову. Только хорошее. О том, как благодарна за то, что он был в моей жизни. И пусть я для него ничего не значила. Но он, сам того не ведая, раскрасил напоследок мою жизнь. Показал, как может выглядеть забота о близком человеке. Настоящая забота, которая не ограничивается красивыми, ничего не значащими словами.

И зачем я полезла к нему с поцелуями? Зачем испортила всё? Не случись этого нелепого момента, сейчас я бы верила, что небезразлична ему.

Интересно, он будет по мне скучать? Цветы на могилку носить? Нет, маловероятно. В первую очередь потому, что не узнает, где нашла свой последний приют неадекватная Арина Афанасьева. Вряд ли упыри поставят Управление в известность о месте моего захоронения.

Несмотря на то, что Вик прямо сообщил о своих планах расправиться с Семёновым, я была абсолютно уверена: парень не пострадает. Выкрутится. Он же попросту неубиваемый.

За всю ночь мне так и не удалось сомкнуть глаз.

Утро началось с привычных гигиенических процедур. Марго хлопотала вокруг меня. Я была безучастна. Стояла не шевелясь и тупо глядя в одну точку, пока упырица тщательно намыливала и споласкивала моё одеревеневшее тело. Видимо, это последний душ в моей жизни. После того как всё закончится, Марго облачит меня в белое платье, о котором все уши прожужжала, натянет на меня белые (а как же!) чулки и белые же туфли. Брендовые, к слову. При жизни я себе такой роскоши не позволяла. Там ещё что-то про кружевное бельё было. Белое. С этого момента ненавижу белый цвет! И бургеры. Три дня ими пичкают. Хоть бы салат какой догадались принести. Надеюсь, у Вика после употребления моей крови появятся холестериновые бляшки. Хотя вряд ли. Он даже после бомжей не окочурился. Живучий, зараза.

Вик как чувствовал, что я о нём думаю. Появился в дверях и, навалившись на косяк, ждал, пока Марго закончит возиться с моей причёской.

– Волосы мы позже завьём. У нас ещё будет время, – обнадежила она. Полагаю, завивать будут волосы уже хладного трупа.

Упырица чмокнула меня в щёку и оставила наедине с Виком. Я без разговоров протянула ему руку. К слову о руке, пальцы онемели так, что я даже не могла ими пошевелить. В этот раз я не теряла сознания, хотя слабость была дикая. Вик перекинул моё тело через плечо, вынес из надоевшего помещения и транспортировал в соседнее. Это оказалась такая же комнатушка при заброшенном цехе, только меблированная с претензией на комфорт.

Меня кинули на продавленный, явно со свалки, диван.

– Ждите моего звонка. Как договаривались, – обратился Вик к Марго и двум незнакомым упырям, по внешнему виду вылитым гопникам: спортивные костюмы, бритые затылки и дебиловатое выражение на грубых мордах. Где Вик таких только берёт? Сам-то он выглядит как нормальный цивилизованный человек, если опустить некоторые детали его образа жизни и не обращать внимания на царапины, оставленные на лице моими ногтями.

Вик ушёл, и время в ожидании неминуемого конца потянулось медленнее, чем обычно. Упыри резались в сетевую игру на ноутбуках, сотрясая воздух дикими криками вперемешку с нецензурной бранью. Марго читала какой-то роман, изредка бросая в мою сторону нежные прочувствованные взгляды, от которых стыли в венах остатки крови.

Спустя несколько невероятно долгих часов раздался телефонный звонок. Меня подкинуло на диване. На одном только нервном возбуждении я поднялась и села. Сердце билось так, что, казалось, ещё удар и разорвётся, кожа покрылась холодным липким потом.

Один из гопников-упырей взял мобильник и что-то неразборчиво пробормотал. Затем подошёл ко мне, приставил телефон к моему уху.

– Да, – проблеяла я дрожащим голосом.

– Арина! Арина! Это ты? – кричал на другом конце провода Семёнов. – Арина, ответь!

– Это я, Лёша, – пролепетала и затряслась от рыданий.

Голос Семёнова, такой родной и непривычный в этом мрачном, безнадёжном месте, вернул меня к жизни и поманил пустыми надеждами. Лучше бы я не слышала его, ей-богу. Было бы легче смириться с неизбежным.

– Арина, ты как? Ты в порядке?

– Нет, не в порядке, совсем не в порядке, – ответила я, всхлипывая и давясь слезами.

– Мы тебя вытащим, Ариша! Слышишь?! Вытащим! Обещаю!

– Не успеете. Они меня не отпустят. Не верьте им.

– Ариша, я давно хотел тебе сказать. Я…

Голос Семёнова оборвался. Похоже, у него отобрали телефон. Я слышала, как он орёт на кого-то матом.

– Арина, – раздался в трубке спокойный голос Вика. – Скажи Жеке, чтобы взял телефон.

Я подняла глаза на гопника.

– Это Вик. Хочет поговорить с вами.

Гопник забрал телефон и с непривычным для такого лица вдумчивым видом стал слушать инструкции начальства.

– Да, Вик. Я понял. Ждём звонка. Да. До связи.

Упырь убрал телефон в карман, после чего повернулся ко мне.

– Ну что, котёнок, поиграем?

Я содрогнулась и с надеждой посмотрела на Марго.

– Ты мне обещала, Марго! Ты помнишь?

Упырица поднялась и подошла к дивану. Села рядом, обняла за плечи. Этот псевдодружеский жест придал мне некоторую уверенность.

– Что сказал Вик? – обратилась она к упырю-связному.

– Что всё путём. Он на разборках. Сказал, что перезвонит, когда всё закончится, и мы сможем выпить тёлочку.

– Значит, ждём звонка, – непреклонно произнесла Марго.

– Да ладно тебе! Всё ж почти закончилось. Вик же сказал, что всё путём.

– А я говорю, нет! Она нужна Вику живой. И она будет жить ровно до тех пор, пока он не отдаст чёткого распоряжения относительно неё. Лично мне. Тебе всё ясно? Или объяснить ещё раз?

В голосе Марго прорезались стальные нотки. Упырица злилась, и от этого её акцент стал более заметным, с характерным ударением на последнем слоге.

– Марго, ты не права, – вмешался в диалог второй упырь.

– Она нужна Вику живой! – взвизгнула упырица.

– Так мы и не собираемся её убивать. По крайней мере, пока. Мы аккуратно. Обещаю. Давай не будем ссориться из-за такой ерунды. Мы же одна команда, в конце концов. Тебе жалко, что ли? Мы и тебе оставим. Допьёшь её сама. Вы же об этом с ней договаривались?

Марго с сомнением посмотрела на гопников. Затем поднялась, уступая уговорам. Вернулась в кресло, уткнулась в книгу, всем своим видом выражая недовольство.

Жека сменил её на диване. Я хотела отползти от него подальше, но диван неожиданно закончился, и я упёрлась в подлокотник. Второй упырь не спеша шёл в мою сторону, предвкушающе улыбаясь.

Меня, нежно приподняв, разместили так, что я оказалась между двумя кровососами. Один из них освободил руку от бинта, другой взялся за вторую, некусаную, перехватил поудобнее и уже было собирался поднести к зубам, как Марго вскинулась и закричала:

– Ты же её испортишь! Ты обещал аккуратно!

– Что я не так сделал? – опешил упырь.

– Не надо кусать! Разрез. Сделай разрез. Небольшой. Аккуратный. Чтобы не испортить.

Марго подошла к упырю и протянула скальпель.

– Ты в курсе, что ты чокнутая? – поинтересовался парень.

Марго вернулась в кресло, бормоча что-то по-французски. Судя по интонациям, это были ругательства. Ну да, чуть куклу не поломали. А нефиг доверять игрушки кому попало. Надо лучше заботиться о своём имуществе. Лично мне без разницы, отгрызут мне руку или отпилят. Результат-то одинаково паршивый. При любом раскладе.

Упыри заговорщически переглянулись и одновременно впились в мои запястья. Несколько ударов сердца, и мир поплыл перед глазами, а диван закачался, как корабль во время шторма.

– Всё! Достаточно! – крикнула упырица.

– Да ладно тебе, Марго! – возмутился Жека. – Что ты голосишь-то. Она живая и даже бодрая.

В подтверждение своих слов он за волосы поднял мою свесившуюся голову, чтобы продемонстрировать Марго всю мою бодрость. Я с трудом различила её силуэт в густом тёмно-сером тумане.

– Мы только начали, – поддержал товарища второй упырь. – Едва пригубили.

Он собирался ещё что-то сказать, но тут входная дверь с грохотом рухнула на пол. Упыри подскочили, чтобы тут же упасть обратно. С маленькими отверстиями в головах. Очень даже аккуратными. Это же для них так важно. Марго дико завизжала, но довольно быстро притихла. Её лоб тоже украсила аккуратная дырка. Прямо-таки ювелирная. Комнату заполонили вооружённые люди в чёрной форме. Я обрадовалась им как родным.

Моё тело больше никто не удерживал, и я опрокинулась на пол. Но меня почти сразу подхватили чьи-то руки.

– Ариша, – прошептал Семёнов, прижимая меня к груди. – Живая.

– Не уверена, – ответила я, с трудом ворочая языком.

– Ничего, мы это быстро исправим. Ты, главное, не отключайся!

Семёнов нёсся с такой скоростью, что меня подкидывало в его руках. Судя по рывкам и свисту ветра в ушах, мы преодолевали один цех за другим. Тяжело ему сейчас, наверное. Я же три дня фаст-фудом питалась и практически не двигалась. Хотя… из меня почти всю кровь выкачали. Так что не должно быть очень тяжело. Интересно, сколько весит литр крови? Больше или меньше килограмма? Скорее всего, меньше. Боже, какая чушь лезет в голову! Может, я свихнулась в плену у упырей?

Мне не дали додумать эту важную мысль. Мы выбрались на воздух, и Семёнов передал ценный груз в руки работников «скорой помощи». Меня уложили на каталку, моментально перебинтовали руки и воткнули в одну из них иглу с капельницей. Кажется, жить буду. Вот теперь можно отключаться.

Глава 8
Привал кавалерии

Больничная палата больше походила на гостиничный номер. Чисто, красиво, светло, просторно. И тихо. Соседей нет и не предвидится. У стены стол с чайником и микроволновкой. На стене плазменный телевизор, пульт от которого лежит на прикроватной тумбочке. На ней же букет цветов – здоровая охапка синих ирисов еле умещается в вазе. Как знали, что именно они мне нравятся. И где достали в это время года? Я так растрогалась, что едва не прослезилась. Но решила: хватит с меня рыданий. За последние дни я выдала годовую норму осадков. Продолжила с интересом осматриваться. Видимо, это палата класса люкс, или как она тут правильно называется. О том, что я нахожусь на лечении, говорили лишь здоровый аппарат с тёмным экраном и стойка с капельницей.

Уединение нарушила миловидная дама в белой медицинской блузе и синих брюках.

– Добрый день. Как вы себя чувствуете? – поинтересовалась она.

– Здрасьте. Да вроде ничего. По сравнению со вчерашним просто прекрасно.

– Ну и замечательно. Сейчас сделаем переливание крови, а потом сможете пообедать.

– А может, сначала пообедать? – в животе заурчало.

– Вначале процедура, потом обед, – непреклонно ответила медсестра, не забывая при этом мило улыбаться. Почти как Марго. А тут ещё кровь! Брр! От неожиданных и малоприятных ассоциаций мне слегка подурнело.

– Что-то вы сильно побледнели, – женщина заметила перемену в состоянии пациента. Поднесла пальцы к моей шее и стала отсчитывать пульс. – Надо же, как сердечко заходится. Боитесь?

– Ужасно! – честно призналась я.

– Не переживайте. Я буду рядом. Если что-то пойдет не так, сразу прекратим.

Пришлось согласиться. В конце концов, для меня же стараются.

К счастью, переливание прошло без осложнений. Потом был обед. Простая больничная еда казалась божественным нектаром. Да, вряд ли я когда-нибудь смогу спокойно переступить порог Макдональдса. Ближайшую пару лет точно буду обходить его стороной.

Весь день я провалялась в кровати, упиваясь негой и бездельем. Щёлкала пультом, переключая каналы и ни на одном не задерживаясь дольше пары минут. Изредка вставала, чтобы побродить по палате. Чувствовала себя вполне сносно, так что могла передвигаться без посторонней помощи. Выйти в коридор, однако, не решилась. Наверное, это глупо, но мне чудилось, стоит открыть дверь, и я перенесусь обратно в свою тюрьму, а моё невероятное избавление окажется сном или прощальной галлюцинацией умирающего мозга.

Да и не было особой необходимости покидать палату, в которой имелись все удобства, включая санузел с душевой кабиной. Дорогое удовольствие. Интересно, кто заплатил за мой комфорт? Управление? Маловероятно. Зачем им нести лишние расходы? Сдали в больницу и ладно. Им и так предстоит выплачивать мне компенсацию. Захар Матвеевич? Вполне возможно. Явно не Семёнов.

К слову о Семёнове. Он появился на следующий день сразу после завтрака. Поставил на стол пакет с фруктами и бутылку гранатового сока. Туда же водрузил мою сумку, с потерей которой я уже смирилась. Вручил новый телефон. Старый оказался утерян безвозвратно. Из сбивчивых пояснений напарника поняла, что мой смартфон был вбит в глотку одному из братьев-упырей и не вынес надругательства. Кого конкретно накормили чудом современной техники, я уточнять не стала.

Напарник присел на край кровати, игнорируя имеющиеся в палате стулья. Я отодвинулась от него подальше. Вообще-то я была искренне ему рада. Он, как прекрасный принц в страшной сказке, появился в самый последний момент и вытащил меня из лап чудовищ. Я, конечно, готова отдать ему свою любовь и всё, что идет в комплекте. Но ему же этого не надо. А раз так, то ни к чему мне новые неловкие ситуации. Я ещё от последней не отошла. Да и не скоро отойду. Так что лучше держаться от Семёнова на расстоянии. Вдруг опять что-нибудь неправильно пойму и потяну к нему загребущие ручонки, а после получу очередной болезненный щелчок по носу и самолюбию. Ну нафиг!

Семёнов пару минут изучал свои руки. Видимо, подбирал нужные слова. Мне хотелось сказать, чтобы не мучился так явно. Он в любом случае герой. И для Управления, и для меня. Для меня в первую очередь. Кинулся спасать постороннего человека. Не совсем постороннего, конечно. Коллегу и напарника. Но вёл себя при этом так, словно любимую девушку из огня вытаскивал. Ей-богу. Или я опять намечтала себе невесть чего? Эх, Семёнов-Семёнов. Шёл бы ты отсюда. Не терзал бедное девичье сердце. Ему и так неслабо досталось.

– Ариш, – выдохнул, наконец, айтишник и поднял грустные, как у спаниеля, глаза.

Сердце перевернулось в груди, и я отодвинулась ещё дальше. Семёнов заметил мой манёвр и истолковал его по-своему.

– Афанасьева! – возмутился он. – Что ты от меня уползаешь? Не трону я тебя, не переживай.

– Верю, – кивнула я.

Какой Семёнову интерес меня трогать? Никакого. Я же его не интересую. Как женщина. А вот во френдзону мне как-то совсем не хочется. Я, конечно, мазохист, но не настолько.

– Арина, я хотел сказать… Блииин! Ну почему всё так сложно?!

Семёнов вскочил и начал метаться по палате. Даже жалко его стало. Он же ни в чём, в сущности, не виноват. Ни в том, что меня похитили упыри, ни в моей дурацкой влюбленности. Это я во всем виновата. Испортила нормальные отношения. Кто мне теперь будет завтраки готовить? Я к ним уже привыкла. К хорошему вообще быстро привыкаешь. Перестаёшь замечать его и ценить. Воспринимаешь как данность. И потом, не полезь я к нему с поцелуями, возможно, не было бы похищения. Довёз бы до дома, как всегда. А утром забрал. И крутился бы Вик возле меня до самых седин в бесплодных попытках поймать и схарчить.

– Лёша, не переживай. Всё нормально. Я всё понимаю. Ты хороший человек. Нет, ты самый лучший, самый замечательный человек! Я таких ещё не встречала. – Семёнов застыл на месте и недоверчиво покосился в мою сторону. – Честное слово! Я благодарна тебе. Очень-очень. И понимаю, как тебе неловко сейчас. После моего глупого поступка. Давай забудем о нём и останемся друзьями. У нас неплохо получалось. Вроде бы.

Вот чёрт! Сама загнала себя в эту клятую френдзону.

Семёнов по мере выслушивания менялся в лице. Под конец моего монолога у парня был совсем безрадостный вид.

– Ты мне теперь никогда не поверишь, да? – безнадёжно спросил он.

– Я не понимаю тебя, Лёша. Честно.

– Ладно, – с непонятной мне злостью кивнул он. – Сам дурак! Сам виноват! Выздоравливай, Арина. Ещё увидимся.

Семёнов вылетел из палаты, шарахнув дверью на прощанье. Даже не думай, Арина! Даже не начинай анализировать это! Друзья. И точка.

Через пару часов после ухода Семёнова меня навестил Захар Матвеевич. Тоже с фруктами и гранатовым соком. Когда мне всё это есть и пить, если завтра уже выписывают? Ладно, отвезу домой. Лишним не будет. Холодильник теперь загружать некому.

Ведун взял стул, приставил его к кровати, на которой я предавалась безделью и, чего уж там, анализу поведения Семёнова.

– Как самочувствие? – поинтересовался мужчина.

– Отлично.

– Что ж, чудненько. Значит, сразу к делу. Страховое возмещение и премию получите через неделю. Я пытался ускорить процесс, но бюрократия, сами понимаете.

Я кивнула и мысленно потёрла руки. Деньги я люблю. Особенно когда их много. Любовь к деньгам, пожалуй, единственное моё стабильное чувство. Жаль, что она не всегда взаимна. Хотя в настоящее время тут наметился явный прогресс. Вот только платить за материальное благополучие собственной кровью, в прямом смысле этого слова, мне совсем не нравится.

– А что с упырями? – поинтересовалась я. – Ну, с теми, которые были со мной, всё и так понятно. А Вик и его брат. Они живы?

– Погибли при попытке к бегству.

– Правда?

– Нет, конечно! Неужели вы думаете, что после всего случившегося мы бы позволили им остаться в живых?

Я пожала плечами. Происходившие в кулуарах Управления процессы были мне неведомы.

– Вы быстро меня нашли. Спасибо!

– Не за что. Благодарите Алексея. После того как он пообщался с вами по телефону, у него голова отказала. Образно говоря, конечно. При других обстоятельствах сидеть бы ему сейчас в изоляторе в ожидании строгого и справедливого суда.

– Что он натворил?

– Изувечил осужденного. Это я про братца Виктора говорю. Алексей впал в бешенство и начал ломать ему пальцы. Запихал ваш телефон упырю в рот. Хорошо, что туда. Грозился растянуть другие отверстия. Прострелил ногу. Арина, вы что-то побледнели. Наверное, не стоило так подробно рассказывать.

– Ничего-ничего. Я в порядке. И часто с Семёновым такое случается?

– Впервые на моей памяти. Он очень переживал за вас, Арина. И, как ни странно, его бешенство помогло. В процессе грандиозного представления, которое устроил Алексей, Виктор сломался и сообщил координаты того места, где удерживал вас. Остальное – дело техники и профессионализм сотрудников Управления.

– Да, это было впечатляюще! Я уже и не надеялась…

– Мне очень жаль, что вам пришлось пережить весь этот ужас. Никто не предполагал, что подобное может произойти.

– Главное, всё закончилось. Когда я должна вернуться на работу?

– Думаю, пару недель отдыха вы заслужили. Считайте, что командировка затягивается.

– Прекрасно! Спасибо большое!

– Да не за что, Арина. Вам спасибо за помощь. И простите, что втянули вас в неприятности. Выздоравливайте.

– Последний вопрос, Захар Матвеевич, – окликнула я собравшегося уходить ведуна. – Кто заплатил за отдельную палату?

– Алексей, – развеял мои сомнения начальник.

На следующий день я покинула гостеприимные стены больницы с твёрдым намерением никогда больше сюда не возвращаться. Такси доставило меня до подъезда, и я попала, наконец, в свою квартиру. Пустую и тихую. И чем заниматься эти две недели? Смотреть телевизор? Он еще в больнице надоел. Читать книги? Разве что это. Может, слетать в теплые страны? Деньги есть. Имеет ли смысл лишать себя маленьких радостей, экономя каждую копейку? Как показал недавний случай, планировать жизнь бессмысленно. Она может оборваться в любой момент. А посему решено. Еду загорать и купаться. Вот только как быть с повреждёнными запястьями? Как долго они будут заживать? Не повредит ли заживлению морская вода? Поинтересуюсь у хирурга в поликлинике.

Через день я посетила близлежащую поликлинику. Промариновалась до озверения в очереди, состоящей преимущественно из ворчливых бабок, обсуждавших свои болячки. На выходе же получила направление к психиатру. Хирург настоятельно рекомендовал не затягивать с посещением специалиста. Я наорала на врача, благодаря чему только укрепила того во мнении, что мне требуется неотложная психиатрическая помощь. Я, собственно, не спорю. Может, так оно и есть. Но не в качестве суицидника же! А если хирург отправит на меня ориентировку в психбольницу и санитары прибудут на дом? После того как они услышат безумную историю с участием упырей, меня точно закроют с популярным диагнозом. И всё, конец карьере.