Текст книги "Любовь – она такая… (сборник)"

Воспоминания вернули её к жизни

 
Я тебя никогда не забуду.
Я тебя никогда не увижу.
 

А. Вознесенский

Это было в старые добрые времена, когда все верили в светлое будущее, и от этого жизнь казалась прекрасной, как бы трудно ни жилось. Никто ни на что не жаловался. Закончилась война, в 50-ые годы страна восстанавливалась.

Во дворе, где жила Татьяна, домоуправление для детей устроило спортивную площадку с волейбольной сеткой. Кстати, никто ее на ночь не убирал и никто ее не портил, хотя двор достаточно густо населен. Отдельных квартир почти ни у кого не было, жили в больших коммуналках. И в каждой семье по несколько детей.

Играть в волейбол стали приходить ребята с соседних дворов. Девочки в Татьянином дворе все красивые, веселые. Татьяна выделялась среди всех своей молчаливостью и наблюдательностью. Она, пожалуй, самая красивая девочка: со стройной фигурой и очень красивыми русыми волосами. Косы толстые и длинные, ниже бедра. Тогда модны были косы. А если бы ей расплести их и освободить, – это такая красота! Домочадцы всегда восхищались ее распущенными волосами после мытья головы. Когда шла по улице, то редко кто не оглянется на нее. И еще такая гордая осанка, что невольно обратишь внимание. Ее маме всегда говорили:

– Ну, твоя Татьяна слова лишнего не скажет, а выглядит, как гимназистка, гордая такая.

Вот стал каждый день приходить к ним во двор Иван с соседней улицы. Высокий блондин, красивый, спортивный. Она сразу же обратила на него внимание и уже больше ни о ком не могла думать. Только и ждала, когда же он придет. А он её не замечал, как будто ее нет. Все ее замечали, а он нет. Она для него как – все. Просто приходил поиграть в волейбол, потому что у них во дворе этого не было.

А она влюбилась, да так, что на всю жизнь. Но гордость не позволяла ей хоть как-то подать знак и попытаться обратить на себя его внимание. Нет. Так шли годы. Она съехала с этого двора. Ее родители получили отдельную квартиру совсем далеко от этого места, но иногда видела его на улице с друзьями, подругами. Он, как и прежде, никогда не обращал на нее внимание. Она всегда хорошо одевалась. Косы уже не носила, делала красивую прическу. Тогда модная прическа была «Бабетта». Ей очень шла эта прическа, туфли на высоких каблуках, фигура очень стройная.

Но он все равно ее не видел, такое впечатление, что она для него была невидимкой.

Татьяна вышла замуж за очень хорошего парня, который, увидев ее однажды, сказал:

– Она будет моей женой. Мне больше никого не надо.

Предложение сделал на следующий день, но добивался ее согласия целый год. Она никак не могла забыть этого своего Ивана, который даже глазом на нее не повел. А вот этот парень разглядел в ней всё: красоту, ум, привлекательность, порядочность, верность, ну что еще – это он сам знает. Она, действительно, стала ему преданной женой, любящей мамой, бабушкой. Он всегда ощущал ее заботу, доброту и верность. У них никаких разногласий не было. Всё вместе – и трудности, и радости. И он всегда говорил, что у него хороший тыл.

Как правило, всё в жизни гладко не бывает. С годами стареет наш организм, наступают на нас болезни. И Татьяне не повезло. Как вышла на пенсию, тут и началось. Онкология, операция, облучение. Еле-еле выходили ее, а тут сердце – инфаркт за инфарктом. Катаракта, один глаз полностью ослеп. Другой еле видит, читать очень любила и лишилась самого любимого своего занятия. Она очень хорошо вышивала художественной гладью с самого детства. И этого уже не может.

Татьяна устала бороться за жизнь. Уже никаких сил, только ждать смерти. «Почему я не умерла после второго инфаркта? Как я устала, я больше не хочу жить. Зачем мне такие муки?» Она уже на улицу не выходила, по дому делать тоже и не могла, и ничего не хотела, только хотела умереть.

– Оставьте меня в покое, я ничего не хочу, – говорила всем, кто пытался как-то чем-то ей угодить.

Лежит с закрытыми глазами и перебирает свою жизнь. Что делала не так, почему так всё получилось? И как-то в ее сознании возникли обрывки детства. Вспомнила свой старый двор и всех ребят со двора, и тут Иван возник. Она вдруг зацепилась за это воспоминание.

«Почему я тогда не попыталась ему понравиться? Может быть, надо было как-то обратить на себя его внимание?» И теперь она просыпалась и засыпала с мыслями о нем, хотя бы голос его услышать. Как сложилась его жизнь? Мысль о смерти отошла далеко. Теперь она думала о том, у кого про него узнать. Позвонила одной из подружек того времени, которая тоже жила в этом дворе.

– Света, здравствуй, это Таня. Как дела у тебя?

– Здравствуй, Танюша. Твои как? Как здоровье?

– Да что о моем здоровье говорить. Как говорят, лучше всех. Ты знаешь, я хочу тебя спросить. Помнишь, к нам во двор приходил играть в волейбол Иван, такой красивый блондин.

– Ну, конечно, помню. Он с моим мужем работал на заводе, а сейчас директор этого завода.

Она спросила, как у него фамилия. Потом опять думы о нем. «Я не удивляюсь, что он стал директором. Видно было, что он умный и, наверное человек хороший». Мысль о нем вдохнула в нее жизнь. Она стала всем рассказывать о нем, как была безответно влюблена.

– Так хочется с ним поговорить! Узнать, как сложилась его жизнь, кто его жена. Я видела его все время с одной девушкой. Она такая беленькая, хорошенькая, маленькая, ничего особенного. Наверное, она стала его женой.

У Татьяны сын такой человек, который в состоянии понять все, широкая душа. Он и чужую боль чувствует, если может найти выход из создавшегося положения – найдет.

– Мам, а если найду его номер телефона, ты позвонишь ему?

– Найди, а там я посмотрю.

Сын нашел, дал ей этот номер.

– Звони, – говорит.

Она долго собиралась с мыслями, что ему скажет, кто она. А если он не вспомнит, кто она?

Татьяна позвонила своей сестре и все ей рассказала:

– О, Господи, опять ты за свое! Конечно, он тебя не вспомнит, да он тебя и не знал, и не знал, как зовут. Слышал, но не обращал внимания. Зачем тебе это надо? Успокойся. Что ты ему скажешь? Вот я, Таня, с нашего двора? Он спросит: «А кто это – Таня?» Как только про тот двор услышит – он у тебя спросит про Аллу и про Соню. Прекрати этот бред, оставь все это.

Но все уговоры были бесполезны. Как-то вечером она набрала номер.

– Алло, – ответил молодой мужской голос.

– Можно пригласить Ивана Петровича к телефону?

– Он в командировке. А кто его спрашивает? Я его сын.

– Это очень долго объяснять, но я Вам скажу, что когда-то в юности я была влюблена в Вашего отца. Но он об этом никогда не знал и вообще не обращал на меня никакого внимания. Мне от него ничего не надо. Мне просто хотелось узнать, как сложилась у него жизнь и услышать его голос. Жаль, что я его не застала.

– Меня отец вырастил один. Мама умерла рано, мне было 11 лет. Он больше не женился и всю жизнь посвятил мне и работе. Мне приятен Ваш голос, я дам Вам его рабочий телефон, потому что домой папа приходит поздно. Из командировки он вернется через 5дней. Позвоните ему. Думаю, что ему будет приятно Вас услышать.

– Да он меня и не знает.

– Все равно позвоните.

– Спасибо Вам, что меня выслушали и поняли. До свидания.

Приехал Иван из командировки, а тут неожиданный звонок.

– Я Вас, конечно, не помню. Давно дело было, – говорит он Татьяне. – Я помню некоторых девочек. А как Алла, где она?

– Алла вышла замуж за военного, долго жила в Польше, а сейчас уж я ничего про нее не знаю, – с грустью сказала Татьяна и подумала: «Сейчас спросит про Соньку».

– А Соня где сейчас?

– Соня работает и живет в другом городе, преподает в институте. У нее трое детей.

– А Вы все-таки опишите себя. Какая Вы? Там так много девочек было…

– Я отличалась своей скромностью, красивая, а примечательно – косы очень длинные и красивые. Но Вы никогда не смотрели в мою сторону. Почему? Почему не замечали?

– Ну, не знаю. А все-таки, почему Вы мне позвонили? Вам что-то от меня нужно?

– Вот так просто и позвонила. Сейчас люди думают, что за просто так о тебе и не вспомнят, если ничего не надо. У меня все в порядке в жизни: и муж очень хороший, до сих пор работает, и сын хорошо устроен, и у него все в порядке. Ничего не нужно, голос услышать хотела и опять почувствовать ту свою влюбленность. И это случилось. А можно, я буду иногда звонить. Просто поговорить, а если некогда, то послушать Ваш голос?

– Звоните, ничего не имею против.

Он рассказал ей в подробностях всю свою жизнь, о своих трудностях, но о встрече никогда не говорил, а она и не просила. Вот как-то вышла Татьяна на балкон, и ей показалось, что он прошел. Может быть, это был и не он, но ей так хотелось в это верить.

Она звонила, поздравляла с праздником, с днем рождения. Иногда беседовали, а чаще просто слышала его голос, и ей было этого достаточно. Больше ее плохие мысли не посещали. Воспоминания о самом любимом и неосуществленном вернули ее к жизни.

Фокстрот Рио-Рита

Примерно в пятидесятых годах двадцатого века очень популярен был фокстрот Рио-Рита.

Это не та Рио-Рита, что в фильме «Военно-полевой роман».

Наш фокстрот Рио-Рита без слов.

На вечерах в школе и на танцплощадках крутили эту пластинку. И этот фоктрот так запомнился!

Особенно помню вечера в школе. Часто слышу эту мелодию в своей памяти, и вспоминаю своего одноклассника Эрнста. Был вечер на новый год, мы учились в 10 классе. Встречали 1957 год.

Он пришёл в красной дедморозовской шапочке с помпоном и приглашал танцевать подряд всех девчонок. Сам был подшафе. Почему-то крутили часто Рио-Риту.

Танцевал он плохо, переступал ногами в такт музыки и делал движения вместе с партнёршей вправо-влево. Было очень смешно, и напевал «Пам-пам-пампам, пам-пам-пампам».

Мы его таким никогда прежде не видели. Он был серьёзный, учился очень хорошо, комсорг. Любил девочку Нину из параллельного класса. Она была симпатичная, высокая, рыжеватая, с веснушками, которые очень ей шли, ему взаимностью не отвечала.

Вот он и пришёл на вечер подшафе для смелости.

Эрнста уже нет, а я помню этот фокстрот и его. Хороший парень!

А время было счастливое. Вечера весёлые, незатейливые, как и люди того времени.

Одевались просто. На уроки ходили в школьной форме: платье коричневое и чёрный фартук, а на вечер – то же платье без фартука, но с поясом.

Были модницы, которые приходили на вечера в лакированных туфлях и в платьях голубого цвета с широким чёрным лаковым поясом. Но такие нарядные обычно стояли у стеночки, а веселились другие, те, что в школьных платьях.

 
Прошли года, как отцвели цветы,
А Рио-Рита в памяти звучит.
И нет уже той простоты,
Об этом сердце лишь скорбит.
Былое время не вернуть,
Но и забыть его нельзя
И не перечеркнуть,
Ведь в памяти живут друзья.
 

30.04.08

Заблудившаяся

 
Кажется, забыла я о времени.
Удалилась далеко назад.
Теперь вот думаю, была ли там когда-нибудь?
Я думаю, что нет.
Совсем не я, а кто-то, слегка похожий на меня.
Теперь живу другой я жизнью и по инерции лишь повторяю
дела давно минувших лет.
И не пойму сейчас, что явь, а что похожее на сон.
Быть может, нахожусь во сне?
И не проснуться мне никак!
Очнись, о, заблудившаяся дева!
Проснись! Открой глаза!
То время убежало и не вернётся НИКОГДА!
Как грустно мне сейчас и стало жаль себя!!!
 

Он был таким

Учитель – это не только тот, который преподавал тебе учебный предмет. Учитель – это тот, который прошёл рядом с тобой какой-то отрезок твоего жизненного пути и оставил неизгладимый след, потому что ты у него учился жить.

Окончив среднюю школу, я в первый год не поступила в университет и потом два года работала в школе секретарём, не в своей школе. Школа, где я училась, была старинная, бывшая женская гимназия, лучшая школа в городе. Я пошла работать в обычную школу, которая всегда была смешанной, т. е. учились и мальчики, и девочки вместе.

Директором этой школы был Шерстобитов Семён Никитич, историк, очень умный и интересный человек, прошёл войну, всегда подтянутый, очень любил свою работу, ему тогда было 40 лет. Здание школы – старое, деревянное, двухэтажное с печным отоплением. Печку топили дровами. Весь технический персонал жил в этом здании. Семён Никитич каждой техничке (а их было трое) сумел отгородить комнатушку, и они жили каждая со своими детьми. Они звали его Семён Никитович, и при встрече у них на лицах расползалась улыбка непроизвольно.

Эти люди были ему благодарны за уголок, который он сумел им выделить. В те годы жилось трудно и жить-то было негде. А всем хочется семью, детей. Вот он и помог им пристроиться в жизни. Они рано утром растапливали печку и не одну, чтобы обогреть всю хоть и небольшую школу. Когда все приходили на работу, уже было тепло.

На первом этаже располагался спортивный зал (он же и актовый), библиотека, буфет и четыре классные комнаты, на втором этаже – учительская с кабинетом директора (смежные комнаты), физический и химический кабинеты и четыре классные комнаты. Ещё – во дворе – небольшой домик, где тоже было несколько классных комнат для начальной школы и «Живой уголок», который поддерживала учительница ботаники Дударь Людмила Васильевна. И ещё – пришкольный участок, где выращивали яблони, ягодный кустарник и модную тогда кукурузу, которой было очень много, и она так хорошо росла. А под лестницей находился закуточек для УКВ-ешников. Ребята очень увлекались радиостанцией УКВ, участвовали в соревнованиях. В таких вот условиях Семён Никитич сумел предусмотреть всё. Был одновременно строгим и простым человеком.

Учительский состав был небольшой, но какой! Учителя самого высокого класса. Он знал, кого брать в школу. Особенно выделялись языковеды и математики. Я помню, как на уроке учителя литературы Суховой Марии Алексеевны дети обливались слезами, когда она им рассказывала о поэте Некрасове, как он страдал душевно о бурлаках. Переживали вместе с Некрасовым, даже не думал никто шалить, а это был 6 класс, класс самых неуправляемых детей. Как же надо было так передать страдания поэта, чтобы даже самые отчаянные дети могли сопереживать! Очень многие из этой школы закончили филологический факультет университета. А у математика Тильман Анны Зиновьевны многие стали математиками, потому что она готовила по этому предмету по полной программе. Это тоже заслуга Семёна Никитича.

Учителей он не ругал никогда. Если был недоволен кем-то, вызывал в кабинет и молчал. Не предлагал сесть, ничего не говорил, молчал. И это означало, что он Вами недоволен.

А чем именно – нужно самому проанализировать и догадаться. Продержав таким образом провинившегося учителя минут десять-пятнадцать, говорил: «Можете идти».

Учительница выходила всегда заплаканная и тоже ничего не говорила. Такой метод воспитания был. Всё проходило без скандалов. Мне тоже пришлось пройти через эту экзекуцию, но я быстро поняла, что от меня требуется. Примерно месяц он держал меня в изоляции. Только сказал: «Учитесь печатать на машинке, на чёрный день пригодится». Давал мне тексты печатать, учил располагать текст и сто раз перепечатывать.

Я подумала, что же он со мной как-то не так, ну не нравилось мне его отношение. Стала анализировать, что не так делаю. По делопроизводству раньше не было литературы, никто ничего не говорил. И я стала думать, вспоминать прочитанное в книгах про секретаря начальства. И думаю: «Наверно, надо привести в порядок личные дела учеников». У него в школе до меня обходились без секретаря и все дела вели учителя, а им всегда некогда и поэтому стоило задуматься…

Пришла в один из выходных дней в школу, когда никого не было. Из классных журналов распечатала списки учеников по классам, разложила все дела вместе со списками по папкам, надписала, где какой класс. В карандашнице наточила карандаши всех цветов, и тут он пришёл. Спросил и увидел, что я делаю. Остался доволен. И с тех пор у него с меня начинался рабочий день и заканчивался тоже со мной. Домой я не уходила раньше него. Так мы с ним и подружились. Звал меня «Моя Оля». Потом, встречая людей, которые с ним пересеклись по жизни, узнав, что я с ним работала, говорили:

– Так это ты и есть его Оля? А то он всегда говорил, вот была у меня моя Оля, больше такого секретаря не было.

Он очень любил петь фронтовые песни, говорил, что был запевалой в строю. Через два года я поступила в Университет и ушла из школы, а Семён Никитич тоже ушёл из школы и стал заведующим ГОРОНО. Но это не по его воле. Встречаясь с ним много лет спустя, всегда радовались встрече оба и без объятий не обходилось.

Когда он умер, мне позвонила Мария Филипповна. Хоронить его пришли очень многие из тех учителей, с которыми я тогда у него работала. Провожали со стихами. Мария Петровна прочитала сочинённую ею оду о нём. Хороший, умный был человек. Он прожил долго, 80 лет, и работал до последнего дня. Незадолго до его смерти мы с ним встретились случайно, и он мне сказал:

– А я, Оля, ещё работаю.

– Где, Семён Никитич?

– Ночным директором в бассейне «Буревестник».

Это он работал ночным сторожем.

Мария Филипповна

Когда я на неё смотрела и слушала её, мне казалось, что каждое движение, каждое слово, сказанное ею – значимо. В возрасте тридцати девяти лет, ещё молодая, статная, стройная, подтянутая, с красивой причёской пышных волнистых волос. Всегда в строгом костюме тёмно-синего цвета и туфли на очень высоком каблуке. Это завуч школы, где я работала секретарём в те пятидесятые годы. Мне было семнадцать лет.

Я находилась тогда в таком возрасте, когда выбираешь себе кумира и хочешь на него хотя бы чуть-чуть походить. Когда я видела Марию Филипповну, то внутренне вся замирала и понимала, что такой никогда не смогу быть, не дано. Меня всегда привлекали люди, отличные от меня и так далеко, что мне до них не дотянуться. Мария Филипповна преподавала в школе литературу и русский язык в старших классах. Когда она вела урок, двери в класс оставались открытыми, а учительская была напротив, и всё было слышно.

На её уроке всегда стояла звенящая тишина, и только её ровный, какой-то необычайно твёрдый и ясный голос звучал в этой тишине. Её голос и сейчас у меня в памяти, и её смех – открытым, но недолгим, чистым и красивым притягивающим звуком. И голос, и смех Марии Филипповны притягивали, как магнит. Уроки литературы у неё проходили очень интересно, наполненные своими впечатлениями и дополнительным материалом. Дети на её уроках, можно сказать, не дышали. Впитывали её слова и звуки, как кислород, после чего и дышится, и думается легче. И ещё у неё был очень красивый и твёрдый почерк, как и она сама. Когда я писала, то старалась написать букву, как она, иногда получалось. Особенно мне нравились шляпки у заглавных букв П, Т, Г. Такие ровные, чёткие, без загогулинок, простые и выразительно-строгие.

Её первый муж погиб на фронте. Он тоже был литератором, директором школы и с фронта писал ей очень красивые письма. Незадолго до смерти Марии Филипповны её ученица Солдатова Аля опубликовала эти письма в журнале «Вельские просторы».

Сын Марии Филипповны рано ушёл из жизни в эти трудные перестроечные годы по трагическим стечениям обстоятельств. Я его знала с шестнадцати лет. Он всегда, и даже в таком юном возрасте, был взрослым и серьёзным человеком. Гордым и независимым, как и его мама. Внешне очень красив, строен. И почему-то считал, что должен всех защитить. Поэтому в юности стал заниматься боксом, хотя по своему телосложению далеко не боксёр. И очень хорошая душа… Воспитала она сына духовно богатым человеком, который никогда свою боль не перекладывал на других, а бился с ней сам, как мог.

Потеря сына Марии Филипповне далась тяжело. Но она тоже, как и он, свою боль терпела и не пыталась хоть чуть-чуть прислониться к какому-то плечу. Она страдала одна: ни слёз, ни стонов её никогда никто не слышал. Когда он умер, сотрудники конструкторского бюро сказали, что он был мозг КБ. Его все уважали. Было время, когда он голодал, но никто об этом и не догадывался.

Мария Филипповна была такая привлекательная женщина, что одной ей не дали остаться. И когда сыну было около десяти лет, Василий Анисимов сумел найти дорогу к её сердцу. У них с Васей (так она его называла) были очень тёплые отношения. Он её любил всем своим существом. А она вела себя так, что Вася – главный в семье, а для него главный человек – она. И так это всё было выполнено тонко, достойно и красиво.

Мария Филипповна перешагнула в новое тысячелетие уже в очень солидном возрасте и всегда оставалась статной, подтянутой, несгибаемой, красивой женщиной. Она всегда строга к себе, а окружающим казалось, что она строга ко всем. В школе, когда она проводила линейку, никто не шелохнётся, даже самые отчаянные стояли смирно. Очень отзывчивый человек. К ней в дом можно было просто прийти в любое время, она никогда не выражала недовольства от незваного гостя. Всегда примет приветливо и с интересом. Можно было просто прийти посидеть, помолчать или поныть, она всегда понимала твоё состояние. В последние годы жизни на телефонный звонок отвечала бодро и по её голосу можно подумать, что у неё всё в порядке, отрицательный заряд человеку она не передавала. Забыть её просто невозможно.

Этот рассказ написан ещё при её жизни в конце прошлого века, и я ей по телефону его читала, она его оценила и сказала, что мурашки по коже, но сейчас его передаю в сокращённом виде.