Текст книги "Охота на не рыжую"

Слушая вполуха вводные лекции словоохотливой бабули о совершенно не интересующем его предмете под названием «Семейная жизнь», Роберт постоянно видел перед собой замученных одноклассников – Серёгу с Катериной. Первые несколько лет их семейной жизни были непростыми, если не сказать тяжёлыми. Пара разрывалась между ежедневной учёбой в институте и ночными подработками, испытывая катастрофическую нехватку денежных средств и систематическое недосыпание, связанное с появлением на свет маленькой дочурки, которая до полугода была очень беспокойным ребёнком и обходилась практически без сна. Естественно, без сна существовали и её родители. Роберту хорошо заполнился день, когда они заскочили ненадолго всей семьёй к нему в гости. Он ушёл на кухню, чтобы сварить кофе, а когда вернулся, увидел на диване двух людей спящих в сидячем положении. Молодые родители, как показалось Роберту, были настолько вымотаны своим восьмимесячным чадом, что мечтали вовсе не о прекрасном бодрящем напитке. Сон и несколько минут покоя – вот что было пределом их желаний, заветной мечтой, целью последних месяцев. Не испытывая к соням, оккупировавшим его диван, ничего, кроме жалости, он взял грудного ребёнка на руки, тихо вышел из квартиры и не спеша побрёл к ближайшему скверу с детской площадкой. Молодой человек, постоянно думая о своих гостях, поймал себя на мысли, что если бы возможно было в этом мире выспаться за деньги «про запас», то он, не задумываясь, подарил бы выдохшимся друзьям такую возможность, хотя бы на несколько дней. Просто так, без повода. Именно сейчас, не дожидаясь, пока Ева станет взрослой, чтобы они снова почувствовали вкус к жизни, обрели потерянный дух бодрости, а, подойдя к зеркалу, с удивлением обнаружили, что тёмные круги под глазами покинули своё излюбленное место.

На дворе стояла замечательная весенняя погода. Слабый ветерок изредка колыхал пышную, раскидистую крону цветущих каштанов, украшенную белыми воздушными свечами, которые заставляли поднимать головы и замедлять ход прохожих, особенно впечатлительный женский пол, доставать из карманов телефоны и фотографировать на память привлекающее внимание сказочное великолепие. Жёлтое море одуванчиков в короткий срок полностью поглотило идеальный газон, пересеянный в сквере всего лишь несколько лет назад. И вот теперь, когда тысячи цветов одновременно распустились, за испорченный газон уже никто не волновался, так как для спешащих горожан это место стало одним из любимых ярких пятен среди пыльных дорог, грязных остановок, облезших бордюров неубранного после зимы огромного города. Солнце пригревало, погода была почти летняя. Роберт аккуратно кружил крестницу над цветущей поляной, поправляя на её аккуратной головке малиновый берет. Парень высоко поднимал хрупкий самолётик под названием «Ева» и, не торопясь, вёл его по бескрайним просторам тёмно-синего неба. Роб то осторожно обходил вымышленные грозовые облака, то, разгоняясь, нарезал многочисленные круги, бегая по скверу как полоумный, то «зависал», выравнивая дыхание, планово глушил двигатель, совершая вынужденную посадку воздушного судна себе на колени. Уже сидя на скамейке, он обдумывал дальнейшее выполнение разработанных в уме сложных элементов. Роберт забыл на время обо всём, он бесконечное количество раз поднимал и опускал довольный комочек с горящими глазами на землю, легонько касался подошвой крохотных башмачков макушек жёлтых цветов. Солнце покрывало всю поляну своими лучами. Неутомимые труженицы-пчёлы работали не покладая рук, собирая пыльцу с первоцветов. Ева задорно улыбалась, она вдохновляла крёстного на новые виражи, но, как только он начинал снижать скорость, заходить на предполагаемую посадку, курносая кроха, которой их полёты пришлись по вкусу, требовала продолжения, с радостью и визгом повторяя за Робертом коротенькое слово «ещё». Маленькая девочка около часа позволяла дружить с собой малознакомому дяде, пока прямо в полёте не замерла и не замолчала. Это продлилось недолго. Как только подгузник увеличился примерно в два раза, Ева заревела. Непрекращающийся детский плач вызвал у Роберта сильное раздражение, резкую головную боль и даже некоторую досаду, заставившую ускорить свой шаг и быстро забыть его о тех новых приятных ощущениях, которые внезапно возникли в области сердца. Молодой человек не смотрел по сторонам, пытаясь избежать обеспокоенных взглядов молодых мамаш. Но больше всего парень боялся столкнуться у подъезда с опытной «старой гвардией» в вязаных носках, чья отменная память навсегда сохранит этот момент и будет напоминать о нём при каждом удобном случае. К великому счастью юноши, место у подъезда не представляло для него никакой опасности, так как деревянные скамейки пустовали.

Роб не смотрел на часы, но когда переступил порог квартиры, жалость и злость он уже испытывал только к себе. К себе, легкомысленному дурачку, не имеющему никакого опыта общения с малышами, решившему, что сможет самостоятельно справиться с таким щекотливым делом. Сонь будить не пришлось, так как те вмиг пришли в себя от крика собственного чада. Роберт торжественно вручил ребёнка матери, заявляя с натянутой улыбкой, что следующий раз возьмёт на руки крестницу, когда та будет разговаривать предложениями или, как минимум, сама попросит его об этом.

С того самого дня дети его мало интересовали. Можно даже сказать, он их избегал. Исключением была уже взрослая крестница, а больше ему никто не был нужен. Через слабую пелену воспоминаний вновь прорвался звонкий визгливый крик ребёнка.

– Аша, бери! Аша, смотри! Аша, замри! Аша, отомри! – то и дело доносилось из соседней палаты.

Роберт, недолго думая, добавил недостающую, на его взгляд, букву П к загадочному имени, и сразу все стало на свои места. Он понял, что у мальца, шумно носящегося по палате и добрых сорок минут высушивающего ему мозг, был друг Паша с крепкой нервной системой, а также наушниками и Интернетом. Он не обращал никакого внимания на непоседу, а тот изо всех сил отчаянно пытался привлечь его внимание, балансируя на гране фола, пока их матери обсуждали последние больничные новости. Время тянулось бесконечно медленно. Головная боль не прекращалась, как и детские крики. В какой-то момент Роберту показалось, что время совсем остановилось, возможно, даже сбежало из шумного отделения в неизвестном направлении, так как предпочитало тишину. В порыве гнева парень открыл было рот, вскочил при этом резко с кровати, но приступ тошноты быстренько заставил его передумать. Роберт накрыл голову подушкой и от безысходности молча лежал до тех пор, пока не заснул.

Проснулся он уже от низкого мужского баса, вежливо приветствовавшего жильцов соседней палаты, но потом дверь закрылась, и больше он ничего не слышал. Голоса пожилых женщин из коридора заставили его вспомнить о бабушке, ожидающей его приезда в это воскресенье. Роберт тут же набрал её номер и, пока в телефоне не села батарея, быстро рассказал о случившемся, а смс-кой отослал список необходимых вещей, лекарств и продуктов.

Его родители ещё пятнадцать лет назад, погнавшись за красивой жизнью, уехали в Америку и, рискнув, открыли там небольшой книжный магазин, который со временем стал приносить им стабильный доход. Мать Роберта всегда недолюбливала зиму. Недостаток солнечного света, снежная каша под ногами, собачий холод вместе с громоздкой одеждой уже к концу ноября вызывал у неё лёгкую депрессию. Женщина как могла пыталась бороться с ней разными способами, но та раньше первых чисел февраля никогда не уходила. Ольга Борисовна искренне считала, что каждый человек имеет право на выбор чего угодно – климата, партнёра, места жительства.

– Имеет, имеет, – соглашался с ней отец Роберта, добавляя, – если имеет в кармане приличную сумму денег. В отличие от своей дражайшей супруги Алексей Валерьевич с пелёнок был влюблен в белоснежную красавицу зиму. Её диковинный иней, колючие метели, сказочные морозные узоры на окнах, метровые сосульки и скрипучий снег под ногами он готов был неустанно воспевать, когда тоска о родине накрывала его с головой. Правда, теперь восхищаться лютой зимушкой мужчина предпочитал на расстоянии, с помощью Интернета, так как на родину приезжал в основном летом, в крайнем случае осенью, а хвалёные горнолыжные курорты обходил стороной. Многократно обмороженные пальцы на ногах изредка ныли даже в теплой стране, напоминая ему болезненной чувствительностью о десяти годах торговли на открытом рынке. Он как проклятый пахал, не чураясь никакой работы, сам ездил за товаром, сам грузил, сам торговал. Зимой отмораживал себе всё, что только можно было отморозить, летом молча страдал от жары, а по ночам не мог уснуть, мучаясь от боли в области поясницы, в общем, знал цену каждому заработанному рублю. Будучи от природы неисправимым оптимистом и безнадёжным романтиком, Алексей Валерьевич всю свою сознательную жизнь мечтал жить у моря, поэтому Америка подошла им обоим. Родители Роберта приезжали не часто, но всегда были на связи, поддерживая своего сына морально и материально, а Евдокия Матвеевна радовалась, что 15 лет назад не позволила сыну с невесткой забрать внука с собой в далекую чужую страну.

Проработав всю жизнь в сельской библиотеке, она являлась ярым патриотом своей страны, языка и культуры. Духовной любовью всей её жизни был великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин, и Роберту с детства приходилось уживаться с ним в одном доме. Он знал, что день рожденье у него в июне, что Пушкин любил книги, в его домашней библиотеке было более 3 500 экземпляров, что он был полиглотом и заядлым картежником. И если Роберт не хотел есть моченые яблоки, то Евдокия Матвеевна рассказывала ему историю, как гостя у друзей, Пушкин съел целую миску мочёных яблок и попросил ещё. А если Роберт не хотел отжиматься или заниматься на турнике, то он сразу узнавал, что писатель с легкостью подтягивался 50 раз в день, а потом шел писать «Руслана и Людмилу». Повзрослев, он понял и признал успешным бабушкин подход, а подробности о великом поэте никогда и никому не рассказывал, уважая свою бабушку и боясь попасть в бигуди.

День прошёл в какой-то полудрёме. За окном уже спускались сумерки, когда в коридоре включили свет. Роберт лежал в темноте и слушал чужие голоса, которые поодиночке вылетали из отдельных палат и, кружась высоко над потолком опустевшего холла, объединялись между собой в какое-то звуковое физическое явление, отдалённо напоминающее эхо. Стариков, вяло обсуждающих политику, перекрывали жаркие карточные споры более молодых людей, а те, в свою очередь, терялись в звонких воплях и криках детей, носившихся туда-сюда по коридору, пока у медицинского персонала была чайная пауза.

      Роберт лежал уже несколько минут, уставившись в одну точку, ни о чём не думая. Неожиданно он уловил легкое движение, которое сразу привлекло его внимание. Бесшумно ступая и придерживая рукой правый бок, она медленно шла, напоминая породистую кошку, которая гуляла сама по себе.

– А кошка то раненая, – подумал Роберт.

      Девушка была редкой красавицей с чёрными густыми волосами, заплетенными в толстую, увесистую косу, достигающую середины спины. За пушистыми ресницами и выбившейся прядью, Роберт не смог разглядеть цвет её глаз, но заметил фарфоровый оттенок кожи, правильные черты лица, щеки, пылающие нежным румянцем, а её губы были настолько пересохшими, что в нескольких местах уже успели треснуть. Лежа в тёмном углу у окна, он смотрел в полуоткрытую дверь на невероятную, безумно трогательную и невозможно красивую девушку. Такое случилось с ним впервые: он повстречал мечту, идеал, совершенство. Её профиля было достаточно, чтобы рассмотреть тонкие изгибы шеи, округлый подбородок, гордую посадку головы. Несмотря на перенесённую операцию, она старалась держать спину прямой, а плечи – расправленными. Это зрелище заставило парня прикрыть глаза и мысленно очутится рядом, взять её за руку, вдохнуть запах волос, увидеть цвет глаз и детально рассмотреть таинственную незнакомку. Тонкий спортивный костюм обтягивал стройную фигуру, а слегка расстегнутая олимпийка позволяла Роберту в воображении дорисовать её небольшую красивую грудь.

Боясь спугнуть девушку малейшим движением, он лежал, не шевелясь и не дыша, восхищаясь необыкновенной красотой и грацией, которая волею судеб оказалась у дверей палаты, заставила его сердце выстукивать новую нежную мелодию.

Оглушительный крик и топот детских ножек прервали фантазии Роберта. И уже знакомый безжалостный голос завопил, как резаный:

– Аша, Аша, можно к тебе?

Молча улыбнувшись, девушка спокойно ответила малышу:

– Конечно, можно! Пойдём!

Сорванец схватил её за ногу, и она, на секунду позабыв о боли, засмеялась так громко и заразительно, что и на лице Роберта, застывшем в напряжении, засияла улыбка.

И через мгновенье они исчезли из виду. «Кажется, не так давно ты кого-то хотел отчитать при встрече, – пробурчал себе под нос парень, – или уже передумал. А?!»

Умирающий от скуки пять минут назад, парень теперь сходил с ума от потока мыслей, вопросов, теорий и задач, в миг возникших в его и без того больной голове. Он злился на себя за то, что не глянул на её безымянный палец правой руки, не встал, чтобы познакомиться, но потом остыл и понял самое главное – она здесь, и она его соседка.

А дальше был повтор утренней истории с громким веселым смехом, стишками и песенками. Только Роберт уже ничего не слышал, он лежал и пытался угадать первую букву женского имени Аша. Даша? Маша? Саша? Таша? Или Глаша? Все может быть!

В эту ночь ему снилась нежная сияющая кожа, шелк волос и пересохшие губы, которые он целовал до зари.

Глава 5

ЗНАКОМСТВО

Маша проснулась на рассвете. Немного поворочавшись, она улеглась на спину и стала смотреть в окно, наблюдая, как всё пробуждается с восходом солнца. В больничном парке, начинающемся прямо за её окнами, звонко пела птичка, настойчиво рассказывая свою историю, время от времени пропадая в звуках проезжающих мимо машин и шарканье дворника, который уже старательно мел тротуар. Её настроение пропало еще вчера вечером, после того, как уехала мама. Маша всегда была одиночкой, но абсолютно одинокой – никогда, её всегда окружали близкие, дорогие, любимые люди, подруга Вероника, предпочитающая, короткое Ника, и, конечно же, Майра. А сейчас она оказалась совсем одна, и её душа разрывалась от тоски по маме, дому, по тому ценному, что осталось у неё там, в тридцати минутах езды отсюда. Но главной причиной её плохого настроения был сегодняшний день. 28 мая – самый чёрный день в её жизни. Ровно три года назад не стало самого дорогого человека – жизнь Маши разделилась на «до» и «после». В тот день дождь лил не переставая. Высокие деревья шумели и сгибались под резкими порывами ветра. Стихия бунтовала, обрушивалась на людей мощными шквалами водяных потоков и вихрей, она сеяла зёрна паники, заставляла содрогаться от страха, как будто подчиняла себе и погружала всё во тьму.

Маша возвращалась с учёбы домой, в маршрутке обсуждали страшную аварию, которая произошла около десяти часов утра. Столкнулись сразу три автомобиля. По предварительной версии, 58-летний водитель такси выехал на встречную полосу и столкнулся с иномаркой. От страшного удара иномарку развернуло, и в этот момент в неё влетели жигули, после чего оба автомобиля слетели в кювет. Столкновение было настолько сильным, что от отечественной легковушки осталась лишь груда искорёженного металла, водитель такси скончался на месте. Семью с двумя детьми из «Жигулей» спасти не удалось. Водителя иномарки с тяжёлыми переломами костей таза и травмой нижних мочевыводящих путей доставили в городскую больницу, а его пассажир скончался на месте. Девушка тогда ещё не знала, что пассажиром иномарки был её отец.

Сегодня обход прошёл очень быстро. Доктор торопливо спросил про температуру, которой с утра не было, сказал, что Маше нужно сдать кровь, и, уходя, разрешил ей понемногу пить все, что находилось у неё в тумбочке, речи о твердой пище пока не шло. На забор крови она шла, немного нервничая, поэтому ни на что особо не обращала внимания. Через полчаса, сдав кровь, девушка возвращалась к себе в палату. Теперь Маша таращилась по сторонам, пытаясь лучше рассмотреть помещение хирургического отделения. Новая мебель, хорошее освещение, отсутствие неприятных запахов, картины на светлых стенах, роскошные зелёные углы, где в больших пластиковых горшках красовались крупные декоративно-лиственные растения, на время отвлекли её от мыслей о боли. Всего несколько пальм, фикусов, миртовых деревьев, а атмосфера сразу меняется! На минуту ей даже показалось, что она находится в дорогой частной клинике (уж слишком всё было новым и красивым), пока грозный женский голос надрывно не закричал, возвращая больную Гордееву в суровую реальность:

– Куда идёшь!? Не видишь, я там только помыла.

– Простите, – промямлила она растерянно, – я не специально.

– Внимательней нужно быть, не маленькая, – уже более спокойным тоном произнесла женщина, – вас тут много, а я одна.

«Вот теперь я точно знаю, где нахожусь», – подумала девушка и ускорила свой ход насколько могла.

Маша вспомнила про ГОСы, которые были не за горами, и решила, что сегодня надо бы открыть хоть один учебник или конспект, что привезла мама. Шел четвертый день без еды, и с утра Маша почувствовала слабость, а после того, как она сдала кровь, и вовсе в ушах появились какие-то пробки. Когда она подошла к двери своей палаты, то увидела все в странном фиолетово-черном цвете.

– Красиво, – вихрем пронеслось у неё в голове, – надо же, за полчаса стены перекрасили!

Ей внезапно стало жарко, тело обмякло, как вата. Ухватившись одной рукой за дверной косяк, а другой – за дверную ручку, она медленно поплыла в темноту. Ей казалось, что она кричит, кричит изо всех сил, но губы её не слушались, и сознание оставило её.

Очнулась Маша от того, что кто-то легонько хлопал её по щекам. Открыв глаза, девушка увидела склонившегося над ней небритого смуглого парня с забинтованной головой и подбитым заплывшим глазом. Его рассечённая бровь была заклеена пластырем, а в уголке рта чернела запёкшаяся кровь. Маша испуганно дернулась.

–Ч-чёрт! – вырвалось у неё.

Незнакомец дружелюбно усмехнулся.

–Чёрт?! Так меня ещё никто не называл, – сказал молодой человек, досадно качая головой.

Некоторое время она молча рассматривала его лицо, стараясь запомнить всё в мельчайших подробностях. Никогда ещё так близко Маша не видела избитого человека, поэтому никак не могла определить, что она чувствует по отношению к нему. Сострадание? Жалость? Беспокойство? Интерес?

Он тоже рассматривал её, но делал это как-то странно, по-особому, не так, как все. С неподдельным беспокойством … Их взгляды встретились, и Маше сразу стало не по себе. Незнакомое странное ощущение не напугало, но заставило её сердце забиться чуть быстрее обычного. Почему ей показалось, что он страшный? Он не страшный, даже наоборот. Красивый аккуратный нос, высокие, резко очерченные скулы, припухшие губы, которым, по-видимому, совсем недавно хорошо досталось, странный редкий цвет глаз, ровные брови…

Она подняла руку и поправила отлипший край пластыря у него на лице.

– Отклеился, – тихо сказала Маша, облизывая сухие губы.

Незнакомец кивнул, не сводя с неё глаз.

– Может воды?

– Один глоток, если не трудно.

– Мне и два не трудно, – без тени улыбки сказал он.

Маша слегка усмехнулась. Парень отошел к тумбочке и налил в стакан немного воды.

– Как ты себя чувствуешь? – заботливо поинтересовался он, глядя на мертвенно-бледное лицо девушки.

Оглядевшись, Маша поняла, что она лежит у себя в палате, и спокойно спросила:

– Ты кто?

Парень улыбнулся и мягко произнёс:

– Не бойся, я твой сосед из девятой.

Он подошёл к кровати, помог ей слегка подняться, а затем протянул стакан с водой. Маша сделала пару маленьких глотков и прикрыла от удовольствия глаза. Голодный желудок не заставил себя долго ждать, мгновенно отреагировал на воду довольно громким урчанием.

– Это был твой завтрак, обед или ужин? – забирая из её рук стакан, поинтересовался сосед. – Только не говори мне, что ты не хочешь есть.

– Пожалуй, это будет трудно отрицать. Я думаю, песни моего желудка чётко слышит даже старушка со слуховым аппаратом из первой.

– Вижу, ты та ещё шутница…

– Стараюсь не падать духом, – твёрдым и уверенным голосом произнесла девушка, но осознав вдруг всю нелепость сказанного, она озорно улыбнулась, показав молодому человеку ямочки на своих щеках и ряд идеально белых ровных зубов, – правда, пока не очень получается.

– Вижу, – подытожил задумчиво незнакомец.

В этот момент в палату вбежала запыхавшаяся медсестра с нашатырем и картонным коробом, полным всевозможных лекарственных средств. Сменщица Лида ещё вчера по телефону предупредила её о том, что в их отделение с острым приступом аппендицита поступила местная знаменитость. Толком о девушке она ничего не могла сказать, поскольку та отходила после операции и не требовала к себе повышенного внимания.

– Лежала тихо. Всплакнула под утро самую малость. Богатые, знаешь ли, тоже плачут, – холодно заметила Лида. Хотя на избалованную лентяйку она не похожа. Нет, совсем не похожа. Те, другие. Наглые, шумные, требовательные, а эта…. Нет, не похожа.

Женщины поговорили на эту тему около часа. Обе пришли к выводу, что с девицей нужно будет приветливее быть. На всякий случай. Кто знает, чьей она может оказаться дочерью, племянницей, знакомой, а то и … Жизнь сейчас странная, непростая – на глаз не всегда безошибочно получается определить. Вроде бы, посмотришь со стороны – дочь, присмотришься внимательнее – ан нет, ошибочка вышла.

Безумно нервничая, медсестра взглянула сначала на девушку, потом на парня, потом снова перевела свой взгляд на девушку и лишь тогда решилась обратиться к молодому человеку с забинтованной головой:

– Роберт, ну как она?

Не прерывая зрительного контакта с красавицей-брюнеткой, парень с глазами цвета неба произнёс:

– Она ещё на этот вопрос мне не ответила.

– Ну, звезда, и напугала же ты нас! – заявила медсестра на всю палату.

При слове «звезда» Роберту на ум пришла советская комедия, где невеста просила своего новоиспечённого мужа называть её как-то понежнее: Киса, Чижик, Рыбка. В его глазах замелькали весёлые искорки. Судя по всему, тетка не очень любила называть пациентов по имени, фамилии, а может, у неё с памятью не всё гладко было, оттого и начинала своё обращение к больному с таких слов, как «звезда». «Хотя, меня она сразу по имени назвала», – заключил он. Наверное, имя редкое, потому и запомнила. Странно…

Ещё несколько секунд он напряжённо рассматривал её, точно убеждаясь, что ничего страшного с девушкой не произошло. Маша находилась в лёгком замешательстве, она молча смотрела на молодого человека туманным взглядом, в глубине души, восхищаясь красотой его необычных голубых глаз в сочетании с такой смуглой кожей. Только она собралась сказать что-то, как медсестра начала совершать свои манипуляции. Роберт ушёл, поняв, что в его присутствии больше нет нужды.

Медсестра присела на кровать, открыла флакон и поднесла его под нос сначала Маше, а потом и себе. Не скрывая своего расстройства, она тихо сказала:

– Это хорошо, что Роберт успел поймать тебя, непонятно, чем эта история могла бы закончиться.

– Да не переживайте вы так, всё же нормально, – сказала девушка, зевая.

– Это сегодня нормально, а месяц назад девчонке меньше повезло. Свалилась бедолага после забора крови посреди холла на бетонный пол и сотрясение получила. Поняла?

Но ответа не последовало, так как пациентка Гордеева спала.

Проснулась Маша около трёх часов дня. Она выпила стакан кефира и решила, что нужно как-то поблагодарить своего спасителя. Девушка не знала, как и чем благодарят в таких случаях, так как обморок случился с ней впервые, а в тумбочке, кроме шоколадки, ничего не было. Поэтому недолго думая, Маша взяла шоколад и отправилась в гости. Сосед спал, и она решила, что тихонько подкрадётся, положит шоколадную плитку ему на кровать и улизнёт. Когда она наклонилась, то увидела, что голубые глаза пристально следят за ней, а красивый мужской голос, немного подтрунивая над ней, спрашивает:

– Что это?

– Сладкое «спасибо».

– За что?

– За то, что не дал упасть, – спокойно сказала она. Потом добавила:

– Ты же мог переступить через меня и идти дальше по своим делам как ни в чем не бывало.

И уже абсолютно серьезно Маша произнесла:

– А за все в этой жизни надо платить, так меня с детства учили, поэтому большое тебе спасибо за то, что оказался рядом в нужную минуту.

Она собралась уходить, развернулась по направлению к выходу и за спиной услышала:

– А меня с детства учили ничего не брать у незнакомых людей, поэтому представься, пожалуйста, а то я до сих пор не в курсе, кого спас.

Роберт с нетерпением ждал ответа и думал о возможных вариантах; что-то подсказывало ему, что пред ним стоит необычный человек, который сразу не откроет постороннему дверь в свой мир. А внешность… Она, как заноза, вонзилась в его сердце и не давала покоя.

– Меня зовут Маша, мне двадцать лет, я студентка, и у меня скоро будут ГОСы, поэтому…

Парень пристально посмотрел на неё: пазл сложился – перед ним стояла та самая Аша! «Значит, она Маша, Маша, Маша…» – повторял он про себя неоднократно, словно пробуя её имя на вкус.

Она пыталась подобрать нужные слова, чтобы не обидеть человека и быстренько уйти, но сосед и не думал отпускать её, он жестом показал на одинокий стул, который находился прямо у выхода, и пригласил её сесть.

– А я Роберт, мне двадцать пять, и в моей жизни, – усмехнулся он, – уже были ГОСы.

Беседа приобретала интересную форму, и Роберт продолжил:

– Так вот, Маша, мне интересно другое: хорошему я помог человеку или плохому?

– Наверное, неплохому, – с улыбкой ответила она, оценив нестандартный диалог, но всё же собиралась ретироваться.

«Включи мозги, дурень! У тебя там что, всё отбили? – обратился к самому себе парень. – Ещё секунда и девушка уйдет. Думай быстрее… Тормоз!»

– Аппендицит, или..?

– Аппендицит, – быстро ответила она, начиная вставать со стула.

И он понял, что ему нужно делать.

– Коты или собаки?

– Собаки, у меня лабрадор, – Маша опустилась на стул.

– Яблочный или апельсиновый?

– Гранатовый, предпочитаю кислые.

– Вальс или ламбада?

Она громко засмеялась, схватившись левой рукой за правый бок и добавила:

– Я не танцую, особенно эти танцы.

– Ты левша?– спросил Роб, глядя на её руки. Маша насторожилась.

– А что, это так заметно?– ответила она вопросом.

– Для переученного левши, да!

Немного помолчав, она сказала:

– У меня врождённое, равное развитие функций обеих рук. Это называется….

– Амбидекстр! – пытливый собеседник опередил её с ответом.

– Верно! – с улыбкой произнесла девушка и подумала, что уж больно внимательный сосед ей попался.

– Рэп, эстрада, шансон? Бардовские песни? Романсы?

– Рок, наш рок! – Маша увидела, как глаза Роберта несколько округлились, а лицо его выражало одобрение.

– Клуб? Кино? Театр?

– Кинотеатр, только фильмы должны быть без гонок.

– Почему? Ты не любишь гонки?

– Не в этом дело, можешь смеяться, но в 3D меня укачивает.

– Так бывает?– не скрывая своего удивления, спросил Роб.

– Бывает, когда слабый вестибулярный аппарат, как у меня.

– А как ты преодолеваешь большие расстояния?

– По-разному, но в основном с большим трудом и таблетками.

– Сигареты, алкоголь?

– Это уже допрос! – сказала Маша.

– Имею право, сегодня заслужил.

– Ну, хорошо, – засмеялась девушка, – я отвечу. Парное молоко.

– Откуда?– теперь смеялся он.

– Я некоторое время жила в деревне, открою тайну: оно там на каждом шагу.

– Охота, рыбалка? – «Господи! Куда меня понесло идиота!» – опомнился Роберт.

– Охота. Тихая, – медленно прошептала она и посмотрела ему в глаза.

От них невозможно было оторваться, глубина затягивала. Парень и девушка изучали друг друга с неподдельным интересом, абсолютно не чувствуя напряжения, времени, желания прекратить разговор.

– Вот так спасённая!– неожиданно для себя вслух произнёс Роберт.

– Скажи, как будто не от мира сего… – с иронией в голосе пробормотала Маша.

– Самоирония – твой конёк?!

– Горбунок, – без тени улыбки добавила резко погрустневшая брюнетка.

Девушка не понимала, почему она даёт подробные ответы на вопросы совершенно постороннего, незнакомого молодого человека с побитым лицом и травмой головы. В какой-то момент её испугала собственная реакция на незнакомца, поэтому она произнесла скороговоркой:

– Спасибо тебе за всё, Роберт, но мне действительно пора.

И с этими словами она быстро вышла из палаты.

– Маша, постой! – отчаянно крикнул он, глядя ей в след.

Девушка вернулась.

– Можно задать последний вопрос? – решительно произнес парень.

– На сегодня? Или вообще? – с сарказмом поинтересовалась она.

– На сегодня.

Маша напряглась, ожидая снова услышать самый задаваемый вопрос. «Вот чёрт! Опять двадцать пять!» – подумала она и кивнула согласно головой.

– Мы раньше не встречались?– спросил Роб, рассматривая её с ног до головы.

– Не думаю, – с явным облегчением в голосе ответила разрумянившаяся, слегка взволнованная брюнетка, – такого красавца я бы запомнила!

Вечером, одев свой любимый костюм синего цвета, Маша решила прогуляться к холлу, а если силы ее не подведут, то и куда подальше. Ей очень хотелось на свежий воздух, ведь это же целое испытание летом сидеть в четырех стенах. Неожиданно для самой себя она справилась со своей задачей-максимум. Увидев несколько пустых скамеек, которые прятались в тени больших каштанов, она присела. Несколько минут Маша пребывала в блаженном состоянии, она позабыла на время обо всем на свете, просто сидела и наблюдала, как изменилась природа за три дня её отсутствия, поражаясь тому, сколько она всего пропустила. Вволю надышавшись, девушка встала и двинулась в обратный путь. Её догнала приятная пожилая женщина, которая попросила проводить её в хирургию. Маша сказала, что им по пути. Попутчица представилась Евдокией Матвеевной и начала рассказывать, как её непьющий золотой внук полез разнимать пьяных и поплатился за это. Она называла Машу внучкой, расспрашивая о её здоровье, семье, учёбе, делая это почти ненавязчиво, не забывая изредка упоминать о существовании неженатого внука. Женщина без всякой тени смущения нахваливала пострадавшего в драке, говорила, что он трудоголик, добрый, воспитанный и много читающий парень. Последнее, девушка посчитала не более чем сказкой, впрочем, как и всё то, что было сказано ранее. Наверняка, её внук, подумала Маша, окажется каким-нибудь отморозком, уж больно рьяно женщина рекламировала отличный товар первой встречной. Но девушку эта информация мало интересовала, поэтому она постаралась как можно быстрее проводить женщину к медпосту и удалиться. Маша даже ускорила шаг, чтобы, не дай Бог, снова не столкнуться лбами со своей случайной, немного навязчивой, но довольно– таки приятной собеседницей. Плотно закрыв дверь, она заставила себя открыть учебники и принялась готовиться к ГОСам. Иногда два еле уловимые голоса за стеной заставляли её ненадолго прерываться. У Маши ничего не получалось разобрать, но она отчётливо слышала приятный тембр своего спасителя. Ей очень хотелось надеяться, что она была единственной спасенной за сегодняшний день…