Текст книги "Луна. История будущего"

Истории

Истории, которые рассказывают о Луне в разных местах, имеют мало общего: гораздо чаще они не состыкуются. Порой они варьируются и противоречат друг другу даже в одном месте, у одного народа. У нее женская сила и мужское лицо; она способна и к оплодотворению, и к родам; она может обманывать и говорить правду. Порой истории о ней из тех, что рассказываешь незнакомцам, чтобы проверить, в какие глупости они готовы поверить: мы пугаем ее палками во время затмений, чтобы она не украла наши звериные шкуры! Другие истории попадают в разряд секретов, которые нельзя рассказывать никому, кто еще их не знает, – тому, кто не знает ни одной такой истории, это кажется невозможным, в то время как остальные просто кивают, не раскрывая рта.

Некоторые полагают – и вот вам история об историях, – что первые истории о небесных богах были историями о Луне. В конце концов, Луна – это героиня со своей сюжетной линией: она считает дни и дружит с охотниками и налетчиками, давая по необходимости то свет, то темноту. Солнце сильнее, а его сезоны важнее для земледельца. Однако его сила не похожа на силу человека. Да и земледельцы появились позже.

Ряд историй о влиянии Луны нашел свое отражение в языке, дав нам такие слова, как “лунатизм” и “менструация”. Но это не делает истории о них правдивыми. Женский месячный цикл сопоставим по длительности с лунным, но не синхронизирован с ним. С фазами Луны не связан и лунатизм – по крайней мере, насколько мы можем судить сегодня. Но разве есть в этом мире хоть что-то безумнее света, который заставляет все выглядеть иначе и проливается лишь в темноте? А если существует цикл в чреве и цикл на небе, то почему бы им не оказаться связанными друг с другом? Истории могут быть и истинными, и ложными одновременно: они могут значить одно и совершенно противоположное. Вспомните короткую историю, выгравированную на металлической табличке в Море Спокойствия: “Мы пришли с миром от всего человечества”.

В историях о Луне нет ничего постоянного, кроме изменений. Например, несмотря на цикличность, Луна не везде символизирует женское начало. В одних местах Луна мужского рода, в других – женского, и нельзя сказать, что один род доминирует над другим. А еще Луна часто принимает облик собаки или волка. Но бывает и кошкой. Именно кошки запряжены в колесницу скандинавской богини Луны Фрейи.

Обычно, если Луна мужского рода, то Солнце – женского (и наоборот). “Брат Солнце, сестра Луна”, как говорили францисканцы. Часто они бывают братом с сестрой. Они также часто выступают в роли любовников, даже если считаются сестрой и братом. В то же время эта двойственность не универсальна. Народы группы тукано, живущие в верховьях Амазонки, считают обоих мужчинами, один из которых забрал у другого корону. В Дагомее Маху и Лиза, женатые дети Наны Булуку, создавшей весь мир, вместе управляют Луной и Солнцем.

Инцест Луны и Солнца может происходить как по взаимному согласию, так и без него. В гренландском сказании Луна, Аннинган, изнасиловал свою сестру Малину в темноте ее покоев. Чтобы выяснить, кто напал на нее, Малина незаметно испачкала ему сажей лицо, из-за чего Луна стала крапчатой, а Малина узнала, что насильник – ее родной брат. Впрочем, существуют и другие версии этой истории, как и всех остальных.

Хотя бы одна история всегда посвящена лунным циклам. Аннинган регулярно худеет, пока не покидает небо, чтобы пойти на охоту за тюленями. По возвращении он снова толст. Народы банту – или некоторые из них – утверждают, что Луна худеет и толстеет из-за двух своих жен, вечерней звезды и утренней. Одна из них – не знаю которая – плохая: она не кормит своего мужа, и он худеет. Вторая жена – хорошая: когда муж посещает ее, она кормит его от пуза. Говорят, что эту историю рассказывают лишь те, кто не знает, что вечерняя и утренняя звезда суть одно и то же. Я в этом не уверен. Думаю, два человека, ведущие себя в соответствии со своей природой, вполне могут быть одним человеком, ведущим себя по-разному в разных обстоятельствах. Удивлюсь, если кто-то считает иначе.

Более печальную историю об уходе и возвращении Луны рассказывают масаи. Первому человеку Ле-ийо было велено, когда кто-нибудь умрет, уничтожить тело, приговаривая: “Человек, умри и воскресни; Луна, умри и оставайся мертвой”. Таким образом покойный мог ожить. Однако когда первым умер один из соседских детей, он ошибся и сказал: “Человек, умри и оставайся мертвым; Луна, умри и воскресни”. Так была решена судьба всех умерших детей, включая детей Ле-ийо. Луна возрождается месяц за месяцем, а мертвые с тех пор остаются мертвыми.

Иногда Луна состоит в браке с другими планетами, а иногда бывает связана с ними не столь очевидными узами – особенно с Венерой и Меркурием, двумя планетами, которые часто, как и сама Луна, исчезают с неба. Лунные богини, которые славятся своей красотой, часто бывают и богинями Венеры: такова вавилонская Иштар, носящая корону с полумесяцем; такова и Фрейя с колесницей, запряженной кошками. День Фрейи – пятница: Friday или Freitag в Северной Европе, в то время как в Южной Европе его величают vendredi, venerdi и viernes, то есть днем Венеры. Но это один и тот же день. Хитрые лунные боги, которых довольно много, часто связываются с Меркурием. Подобно ему, они имеют привычку появляться на перепутьях – залитых лунным светом местах, где совершается выбор и расходятся пути.

Один из таких богов – Калфу, двойник Папы Легба, контролирующий все переправы из мира живых в мир духов. Папа Легба, который в Западной Африке, до переезда на Гаити, к ритуалам вуду, скорее всего, был трикстером, мудр и может быть дружелюбным, но лучше ему не доверять. Калфу, которого также называют Каррефуром, как и другие двойники вуду, имеет демоническую природу. Это не бледная луна, а темная, красная и враждебная, пьяная от рома и пороха. Калфу сеет хаос и несчастье на перепутьях. От него добра не жди.

Разрушения от темных лун не обязательно огненные. Они могут быть и водными, как от большинства других лун. Вода тоже течет, тоже отражает, тоже сияет серебром, тоже меняется, прячется и разрушает все вокруг. Царь и герой Гильгамеш взвыл, как роженица, когда пришло наводнение. Богиня луны Инанна устыдилась и постаралась загладить вину.

Но воды Луны несут и жизнь. Если женщина выпьет воды, на которую пролился лунный свет, это поможет ей забеременеть. Во многих культурах забеременеть помогает и сам лунный свет, поэтому целомудренным девушкам из разных уголков мира всегда советовали его избегать. Именно архангел Гавриил, который есть сила Бога и который в каббале считается ангелом Луны, принес благую весть Марии.

После смерти Христос, как Луна, покинул мир на две ночи, прежде чем возвратиться.

После зачатия Луна может оказывать негативное влияние: она создает уродцев, которые рождаются с отклонениями, и вызывает выкидыши. Однако на некоторых побережьях родиться можно лишь тогда, когда Луна поднимает прилив, а умереть – только во время отлива.

Лунный свет Хонсу, чье имя означает “путник”, делал плодовитыми и животных, и женщин Древнего Египта. Покровительствуя всему процессу, Хонсу был также богом крови, плаценты – причем кровь врагов становилась плацентой для царя – и деторождения. В комиксах Marvel, великом гибридном мифологическом эпосе наших дней, Хонсу завладел душой еврейского наемника Марка Спектора, который стал Лунным рыцарем. Это любопытный, нестабильный персонаж – в некотором роде противоположность Бэтмену. Бэтмен родился в ясную лунную ночь, когда погибли его близкие, а Лунный рыцарь вырос из насилия Спектора над близкими других людей. Двойственность Лунного рыцаря проистекает из повреждения психики, а не из притворства замаскированного повесы. Бэтмен ищет тьмы, но Лунный рыцарь предпочитает сиять, а не прятаться, защищаемый не тенью, а страхом, который пробуждает его нежеланное присутствие.

Противостояние между летучими мышами и Луной описывается не только в комиксах. Народ алур из Конго рассказывает, как Луна однажды по приглашению пришла на ужин с летучими мышами. Но Луна позарилась на кусок, который мыши не хотели ей давать, а это было невежливо. С тех пор летучие мыши висят вниз головой, чтобы выразить Луне свое недовольство, поворачиваясь к ней задом.

Глава 8
Немир

Мануэль Гарсия О’Келли – компьютерный мастер, революционер, посол, бурильщик льда, земледелец, единственный друг искусственного интеллекта, любящий полигамный муж полиандрийных жен и киборг. А еще – и самое главное – он заключенный. Потому что Луна, на которой живет Манни, представляет собой тюрьму.

Роман “Луна – суровая хозяйка” (1967), написанный Робертом Хайнлайном от лица Манни, стал самым весомым из опубликованных в XX веке романов о Луне. Появившийся, когда программа “Аполлон” была на пике, а освоение Луны казалось вполне вероятным, он рассказывает удивительную историю успеха революции, несмотря на невероятные препятствия. В книге научно-фантастические странности – сознательный компьютер с несколькими личностями и съемные, заменяемые, специализированные руки Манни – дополняют довольно знакомую историю. Как и первый солидный лунный роман в жанре “бульварной” научной фантастики, “Рождение новой республики” (1931) Джека Уильямсона и Майлза Брюйера, роман “Луна – суровая хозяйка” явно и намеренно основан на Американской революции. В то же время он возвращает Луну в мир сатиры и политических спекуляций, создавая и разрушая утопию, которая оказалась особенно привлекательной для либертарианцев, включая обитателей Кремниевой долины[71]71
  Мой начальник, двигавший прогресс своей неразумностью, пришел от него в восторг.


[Закрыть].

Его называют политическим романом о свободе. В то же время это нечто противоположное, а именно роман о несвободе и невозможности ведения политики в немире Луны.

Действие начинается в 2075 году. Земля уже почти сто лет использует Луну в качестве колонии-поселения для политических и неполитических заключенных, но читатель так и не узнает, к какой из этих групп принадлежал дед Манни, которого выслали из Йоханнесбурга за бесчинства. Может показаться, что это слишком затратный способ избавления от преступников, но на Луне они занимаются полезным трудом, выращивая злаки в освещаемых энергией синтеза пещерах из добытого льда, а сбежать с Луны невозможно. И дело не только в том, что Земля контролирует все космические корабли, но и в том, что жизнь на Луне приводит к определенным физиологическим изменениям. Прожив несколько месяцев на Луне, человек уже не может адаптироваться к жизни на Земле по возвращении.

Таким образом, преступников ссылают на Луну пожизненно, хотя формальный срок их заключения не превышает нескольких лет. Лунари, живущие в Луна-Сити, Новом Ленинграде, Черчилле, Тихо-Андере, Гонконге-в-Луне и других лунных поселениях, будь они хоть злостными рецидивистами, хоть их ослабевшими потомками, не могут выбраться из заточения, представляя культуры из всех уголков

На Луне сумбур повсюду. В реголите близкое вечно перемешано с далеким.

ныне далекой Земли. Манни здоров и полон решимости. Он может слетать на Землю, но это настоящее испытание. И вернуться нужно быстро. Жизнь на тюремной планете сделала его тело тюрьмой.

И все же в начале романа Манни свободен – как и другие лунари. Лунную Администрацию в лице сидящего в бункере в Море Кризисов защитника лунных колоний, которого все именуют смотрителем, совершенно не волнует происходящее в поселениях. В лунной тюрьме нет стражников. Лунари вольны заниматься чем угодно, пока могут себе это позволить, пока это позволяют их товарищи и пока они продают зерно Администрации по утвержденной Администрацией цене. Они получают ровно столько, сколько нужно для жизни, и больше ничего не ждут. Ими руководит принцип “дарзанебы”, или “дармовой закуски не бывает” (TANSTAAFL, There Ain’t No Such Thing As A Free Lunch)[72]72
  Эту фразу в шутку использовали для иллюстрации фундаментального принципа экономики с 1930-х годов, а роман Хайнлайна ввел ее в лексикон антисоциалистически настроенных правых.


[Закрыть].

Лунари не требуют поддержки от государства, но и не платят ему налоги. Фактически они лишены гражданства, и ни одно правительство не накладывает законодательных ограничений на их поведение. Вместо этого на Луне действует столь же суровый, как сама планета, обычай. “При нулевом давлении, – поясняет Манни, – манеры сами собой становятся лучше”. Несчастные случаи приводят к летальным исходам, как и мнимые несчастные случаи. Ко времени действия романа лунари привыкли к общим принципам жизни и правилам приличия, а потому нарушают их редко. “В первые годы отсеивалось по семьдесят процентов, – отмечает Манни, – но в живых оставались хорошие люди. Они не были ни смирными, ни мягкотелыми – таким на Луне не место. Но вести себя умели”. Все невоспитанные – а в эту категорию попадал любой мужчина, который без разрешения прикасался к женщине, – предстают перед третейским судом и обычно приговариваются к “ликвидации” через ближайший шлюз.

Гражданский кодекс становится неоспоримым и неотделимым от Луны. Профессор Бернардо де ла Пас, или просто Проф, который играет в книге роль Бенджамина Франклина, а может, и Ленина, так описывает это в обращении к Администрации:

Луна – суровая хозяйка. Тем, кто усвоил ее строгий урок, стыдиться нечего. В Луна-Сити можно не бояться оставить кошелек без присмотра или не запереть дверь… Думаете, в Денвере сейчас так же?

Когда турист Стю оскорбляет местных ребят, приобнимая девушку, Манни объясняет ему ситуацию и риски на бедном на местоимения лунном наречии, испытавшем сильное влияние русского и повсеместно используемом в книге:

У нас нет законов. Законы нам не положены. Обычаи есть, но неписаные. И никакого принуждения – все исполняется само собой, потому что так и должно быть, в здешних-то условиях. Можно сказать, что наши обычаи – законы природы, потому что люди должны себя так вести, чтобы выжить. Когда ты подкатил к Тиш, ты нарушил закон природы… и чуть не отправился дышать вакуумом.

Здесь закон природы – это не только закон, который гласит, что кровь вскипает, когда давление падает до нуля. Это и экономический закон – закон сравнительной стоимости. Женщин на Луне мало, потому что большинство заключенных составляют мужчины. Этот “факт природы” объясняет описанные в романе формы брака и огромную роль обоюдного согласия. Любой, кто поступит, как Стю, и кому не повезет попасть под защиту такого здравомыслящего парня, как Манни, будет ликвидирован.

Ни один из симпатичных Манни персонажей не возражает против правил: Хайнлайн рисует эту гармонию окружающей среды с гражданским обществом в форме утопии. Но это весьма характерная для XX века научно-фантастическая утопия,

общества, которые казались рациональными, потому что иначе и быть не могло, и мир, где все имело свое место

и не потому, что ее действие разворачивается на Луне, куда летают ракеты, а потому, что она предлагает концепцию общества, сформированного под влиянием физической и технологической среды. Мысль о том, что научная реальность и технологическая и социальная реакция на нее оказывают фундаментальное влияние на человеческую жизнь и что в любых обстоятельствах складывается свой порядок, стала одним из столпов научной фантастики XX века и легла в основу представления о будущем, которое эта фантастика стимулировала. Именно убеждение, что будущее природы и общества определяется такими законами, позволило Г. Уэллсу призывать к его “систематическому освоению”.

К этой парадоксальной свободе, позволяющей вещам быть такими, как должно, стремятся сегодняшние энтузиасты освоения космоса, и в этом нет ничего удивительного, ведь даже те из них, кто не попал под влияние научной фантастики, живут в среде, по сути, научно-фантастической. Разве есть другой способ рассуждать о жизни за пределами Земли? Все те, кто считает новый космический рубеж, будь он хоть на орбите, хоть на Марсе, хоть на Луне, экономическим благом, также видят в нем нечто большее. Они видят в нем обещание новой – а может, как раз таки старой – свободы, где они окажутся исключительно во власти Вселенной и своих товарищей, существуя за рамками “политики”. “Это слово… умники используют, когда не хотят мириться с человеческими реалиями организации”, – сказал герой Нила Стивенсона в мрачном романе “Семиевие” (2015) о выживании на обломках расколотой Луны над кромешным адом лежащей в руинах Земли.

В начале романа “Луна – суровая хозяйка” Манни наслаждается такой свободой новых рубежей: он категорически аполитичен и полагается лишь на своих близких, собственное предприятие и предприятия других частных лиц. Все это по вкусу либертарианцам. Заключение не угнетает Манни, но он оказывается втянутым в политическую революцию, которая приносит с собой законы, налоги и правительство, то есть все то, что либертарианцы стремятся свести к минимуму или ликвидировать вовсе. В конце книги Манни недоволен своей жизнью сильнее, чем в начале.

Почему же тогда происходит революция? Потому что правила жизни, сложившиеся на Земле, делают жизнь на Луне невозможной. Здесь, как мне кажется, Хайнлайн докапывается до истины, хотя я понимаю ее иначе, чем он сам. Луна не может быть таким же миром, как Земля, потому что

Все это происходит просто потому, что это возможно.

Луне не под силу непринужденно делать все то, что должна и может делать Земля. Люди не могут жить на Луне так, как жили на Земле, потому что Луне недостает того, что делает Землю миром. И этот мир немыслим без некогда естественной среды, которая содержит в себе зародившуюся в ней человеческую экономику. В немире все наоборот: человеческая экономика пытается содержать в себе среду.

* * *

Революция лунарей носит экономический и экологический характер. Эти слова объединяет общий древнегреческий корень oikos, которым обозначалось домашнее хозяйство и управление им. Такое управление, как утверждает Ханна Арендт в своей критике тоталитаризма, осуществляется изнутри и носит коллективный характер, в то время как политика государства есть управление извне. Арендт предполагает, что семя тоталитаризма заронил Платон, попытавшийся наложить techne – “ремесло” – на oikos и предположивший, что управление системами, в которых мы существуем, то есть системами дома и жизни, может быть профессиональным навыком, а не процессом, подразумевающим всеобщее участие посредством свободных дискуссий и своевольных действий.

Лунную Администрацию нельзя признать типичным тоталитарным органом, поскольку ее не заботят ни мысли угнетаемых, ни их дела. Однако она тоталитарна в том смысле, что ограничивает экономический и биофизический базис, сводя их функции к утилитарным. В большинстве поселений Администрация устанавливает цену на воду, электричество и воздух, а также располагает монополией на импорт технологий. Oikos экономики и экологии заменяется техническим контролем, который осуществляется спустя рукава.

Революционерка Вайоминг Нотт, в которую влюбляется Манни, хочет свергнуть Администрацию, чтобы лунари получили возможность свободно продавать свою продукцию тому, кто назовет самую высокую цену. Проф, казалось бы, согласен с ней и говорит о “самом базовом человеческом праве, праве торговать на свободном рынке”. На самом деле он совсем не разделяет ее взглядов. По его мнению, экология важнее экономики, поскольку Луну ждет мальтузианский крах. Отправляя продовольствие на Землю и не получая ничего взамен – не восполняя запасы углерода, азота,

золотые космические горы

фосфора и других элементов, которыми богато зерно, спускаемое по гравитационному колодцу, – лунари пробивают в закрытой лунной экологии брешь, пугающую не меньше, чем метеоритная пробоина, высасывающая воздух из жилого модуля. Жизненно важные элементы утекают с Луны.

Таким образом, “Луна – суровая хозяйка” – это экологический роман. Это также роман антропоцена, если не забывать, что лунное ответвление антропоцена представляет собой не только продолжение, но и отражение земного. Земной антропоцен предполагает разрушение экологических рамок, сдерживающих экономику. На Луне все происходит наоборот. Когда там появилась обитаемая среда, она достигла поверхности в алюминиевом ящике любопытной формы, знаменующем собой величайшее достижение величайшей земной экономики – всегда уже пребывающее в рамках. Биохимическая утечка, лежащая в основе революции лунарей, происходит из-за нарушения герметичности этой системы.

В романе принцип “дарзанебы” относится не только к экономике, но и к экологии, символизируя простую истину, что oikos должен работать, а в основе всего лежит обмен. В книге “Замыкающийся круг” (1971), озвучивая экологические опасения возникшего после появления “Восхода Земли” движения за защиту окружающей среды, Барри Коммонер использовал этот принцип сходным образом, сделав его одним из “четырех законов экологии” (в формулировке “ничто не дается даром”)[73]73
  Хайнлайна он не упомянул, как и Милтон Фридман, который четырьмя годами позже опубликовал книгу “Бесплатных завтраков не бывает”.


[Закрыть]. Он прекрасно резюмировал идею, что в мире бесконечных циклов должно быть налажено воспроизводство всех ресурсов и отведено место под отходы. Круги должны замыкаться.

Проф видит, как это сказывается на лунарях. Отправляя скудные органические вещества с Луны на Землю, лунари оплачивают будто бы дармовую закуску Земли. Он предупреждает, что если так пойдет и дальше, то сначала возникнет дефицит продовольствия, затем начнутся голодные бунты, а затем – каннибализм. Единственный выход – найти способ пополнять экологию, грамм за граммом и тонну за тонной возвращая отправляемые на Землю питательные элементы, пусть даже в форме мусора. Но реалии характеристической скорости – 3 км/с с Луны на Землю, 15 км/с с Земли на Луну – не позволяют Администрации даже помыслить об этой экологической нужде.

Так книга подчеркивает, что лунные рубежи никогда не смогут сравниться с земными. Те, кому нравится сравнение с освоением новых рубежей, считают земные рубежи местами, где люди вступают в суровое противоборство с природой, чтобы получить желаемый результат. Но вместе с тем на рубежах эпохи Великих открытий европейцев экологические процессы отчуждались у людей, чьи жизни были тесно с ними связаны.

Люди, и в частности историки, то и дело забывают о процессах, думая о местах. Они часто полагают, как выразился историк Робин Коллингвуд, что “вся история, называемая историей, есть история человечества”, в то время как среда, в которой происходят события, остается лишь фоном для них. Но это не так.

Земля в прериях, лесах и полях – это не просто территория, измеряемая в гектарах, а жизнь, взаимодействующая с ростом и разложением, с преобразованием органических соединений в неорганические и наоборот. Места состоят из таких процессов взаимодействия. Места – это струи дождя, лучи солнца и растительность, которая появляется в результате, а не просто координаты тех точек, где все это происходит. Это предсказуемые и непредсказуемые изменения процессов. Это образ жизни людей, которые живут в рамках этих процессов и взаимодействуют с ними. Людей, которые участвуют в жизни растений, животных и самой земли, а также в жизни друг друга. Антропоцен – способ применить эту истину к изменившемуся и меняющемуся миру современного капитализма.

Одна из причин считать эпоху Великих открытий европейцев зарей антропоцена связана с тем, что в то время, как пишет Джейсон Мур в книге “Капитализм в паутине жизни” (2015), капитализм развивался путем отчуждения земель у тех, кто жил и кормился за счет них, особенно в Америке. В рамках капитализма шла эксплуатация пролетариата, а за его рамками – убийства людей и захват природных даров.

Европейский опыт организации рынков и организации насилия был использован для перепрофилирования земель, ранее принадлежавших коренным народам. Чтобы повысить их продуктивность, часто использовались неэкологичные формы лесоводства и земледелия. Люди, превращенные в рабочую силу, перевозились из коренных хозяйств одного континента на плантации другого, чтобы преобразовывать солнечный свет, поглощаемый этими плантациями, в дешевые калории, питавшие рабочих на заводах метрополий. Такая апроприация в буквальном и переносном смысле позволила появление закуски, которая казалась практически дармовой, если не считать моральных и экологических затрат: дешевой энергии, дешевой пищи, дешевого труда, дешевой природы. Отчасти – думаю, Мур сказал бы, что в полной мере, – рынок рос благодаря переориентации процессов за его пределами на удовлетворение спроса на эти дешевые товары. Чтобы система не захлебнулась, нужно было присваивать все новые земли, расширяя границы эксплуатируемого мира.

Мур видит кризис капитализма в недостатке возможностей для присвоения новых территорий на Земле, где не осталось незанятых плодородных земель, где некогда чистая атмосфера перенасыщена углеродом, захваченным в прошлом, а почва утомлена искусственными удобрениями. Это напоминает кризис незамкнутого круга, предсказанный Коммонером, а также описанный в докладе Римскому клубу “Пределы роста”

о мягком апокалипсисе, который был ничуть не менее пугающим и вызывал бесконечно больше тревог, чем внезапное и резкое столкновение с астероидом

и связанный с тем, что у Земли не остается ни новых материалов для использования, ни места для хранения уже отработанного сырья. Но в видении Мура есть важное отличие.

Описываемый Римским клубом кризис можно преодолеть, покорив небо, что в 1970-х и 1980-х годах обещали Джерард О’Нил и сторонники Общества L5 и что сегодня обещает Джефф Безос. Космические технологии, работающие за рамками экологической среды, но в рамках экономики, могут снизить воздействие изобилия, вместо того чтобы усилить его, тем самым позволяя дальнейший экономический рост. Если же, как Мур, вы считаете экономическую историю не историей о завоевании неодушевленных ресурсов, а историей о присвоении процессов, которые формируются как человеком, так и природой, – земель и пастбищ, где углеродный цикл превращается в пищу, и образа жизни, преобразующего солнечный свет в прибавочный труд, – будущее кажется не столь радужным.

В мире “дарзанебы”, где живет Манни, нет постоянного источника дешевых благ – нет вынесенных за рамки системы производственных процессов, которые люди могли бы недооценивать и присваивать себе. Все элементы среды уже находятся либо в рамках экономики, либо под политическим контролем Администрации. За пределами Луна-Сити только камни, лед и вакуум. Внутри – только то, что создано и оплачено, то есть только собственность. Поставки воздуха, продовольствия и воды уже монетизированы, коммодитизированы и оценены – хоть предпринимателями Гонконга-в-Луне, хоть Лунной Администрацией. Проф говорит Манни и Вайо, что есть лишь один способ предотвратить мальтузианскую катастрофу, которая ждет Луну по вине Администрации, и для этого нужно не развивать экономику дальше, а обеспечить ее реинтеграцию с земной, но до тех пор полностью отрезать Луну от Земли. Отправку зерна, которая осуществляется с помощью установленной в колонии электромагнитной катапульты, необходимо остановить, пока новые технологии не позволят доставлять на Луну питательные и летучие вещества в достаточном количестве, чтобы круг замыкался. После этого электромагнитная катапульта сможет стать частью нового биогеохимического цикла, в рамках которого зерно будет отправляться на Землю, а навоз и дерьмо – на Луну.

Непонятно, правда ли Проф верит в действенность этого плана: иногда он кажется ухмыляющимся Сизифом, который вкатывает на гору камень, хотя и знает, что при низкой лунной гравитации он скатится назад точно так же, как если бы имел земной вес. Но его рассуждения не кажутся здравыми. Новый межпланетный биохимический цикл не будет работать сам по себе, как работающие на солнечной энергии углеродный и водный цикл, которые люди используют на Земле. Им нужно будет управлять, как турбонасосы ракетного двигателя управляют его

Стоит запихнуть все потоки и циклы жизнеобеспечения в минимальный объем, как они лишаются и элегантности, и очевидной логики.

жаром и мощностью. Ничего не будет происходить без вмешательства извне, а вмешательство всегда будет сопряжено с затратами.

Все это позволяет предположить, что будущее свободной торговли с Землей, которое, по мнению Профа, должно спасти Луну, никогда не наступит. Даже если появится возможность доставлять на Луну удобрения, воду и углерод, чтобы восполнять злаки, никто не станет ею пользоваться. В Луне Хайнлайна нет ничего, что делало бы ее более удобным, чем Земля, местом для выращивания злаков, за исключением низких цен, устанавливаемых Администрацией, фактически поработившей лунарей, а без этого рабства выращивать злаки выгоднее на Земле.

Может показаться, что я уделяю слишком много внимания деталям научно-фантастического романа, пусть даже этот роман оказал огромное влияние на людей, которые сегодня хотят вернуться на Луну. Вряд ли кого-то удивит, что Луна не слишком подходит для плантационного земледелия. Но здесь кроется более глубокая мысль. Человеческая история неотделима от мира Земли с его бесконечными циклами обновления воды, воздуха, почвы и жизни. Отсутствие такой динамики

В отсутствие потоков какой-либо жидкости, кроме магмы и лавы, не формируются ни наносы, ни песчаные грунты

делает Луну фундаментально иной. В глазах капиталистов она прекрасно подходит для создания мира “дарзанебы”, который мы наблюдаем в Луна-Сити, но которого никогда не было на Земле, – мира, где определенные экономикой цепочки создания стоимости, потребления и владения обеспечивают все, что некогда обеспечивала среда.

Я не уверен, что капиталистическая экономика способна функционировать в мире, где нет даров, где нет внешних источников обогащения, где воспроизводство невозможно без участия человека. Возможно, я ошибаюсь. Но если Луна получит свою историю антропоцена, маловероятно, чтобы она развивалась по моделям прошлого Земли.

Вероятно, то же самое можно сказать и о будущей истории Земли. На Земле антропоцен сопряжен с попыткой вывести экономику за пределы ограничивающей ее среды. Судя по всему, как и в Луна-Сити, для этого techne экономики и политики должно будет взять на себя то, что уже не под силу oikos природы. Возможно, все получится как надо, но кажется сомнительным, что это произойдет без фундаментальных перемен в политической экономии.

При взгляде из космоса Земля предстает прекрасной интегрированной системой, но порой такое представление списывают со счетов, называя “взглядом ниоткуда”. Однако для людей, живущих на Луне, это будет взгляд из вполне определенного места – места, где сложности поддержания герметичной среды позволяют по-новому посмотреть на Землю как мир и планету, преимущества которой не ограничиваются расстоянием.

* * *

Если не обращать внимания на вероятную тщетность революции, в которую Вайо и Проф вовлекают Манни, в глаза бросается другой аспект: ее невозможность. Смотритель может по желанию останавливать транспортное сообщение между поселениями и отключать телефоны. Он может гасить огни и даже перекрывать подачу воздуха. Он не может заставить лунарей делать что-либо, но явно может заставить их перестать. В отсутствие естественных способов регенерации воды и воздуха, в отсутствие естественного света в небесах поселений он может разрушить их мир. В немире Луны oikos можно выключить.