Текст книги "Восточная мудрость. Постижение смыслов жизненного пути"

Труп мертвеца крепок и не гибок.

Только что распустившееся растение нежно и слабо.

Засохшее растение твердо, но не гибко.

Отсюда ясно, что нежное и слабое живет.

Сильное войско не победоносно.

Нельзя поломать связку прутьев.

Сильное находится внизу, а слабое – наверху.

Небесное Тао похоже на человека, натягивающего тетиву на лук: высокий поднимает лук наверх, а низкий поднимает взор наверх.

Имеющий избыток потерпит потерю.

Страдающий недостатком будет иметь избыток.

Потому что небесное Тао всегда отнимает у изобилующих и отдает страдающим недостатком.

Человеческое Тао, впрочем, наоборот: оно отнимает от неимеющих и отдает изобилующим.

Поэтому, кто посвящает свой избыток всему миру, тот имеет Тао.

Святой муж делает много, но не хвалится сделанным; совершает заслуги, но не признает их, потому что он не желает обнаружить свою мудрость.

Хотя в мире нет предмета, который был бы слабее и нежнее воды, но она может разрушить самый твердый предмет.

В мире нет вещи, которая победила бы воду, ибо она нежнее и слабее всех вещей.

Известно, что слабое существо побеждает сильное, нежное – крепкое, но никто этого не признает.

Святой муж говорит, что получивший (от царя) удел сделается господином; но принимающий на себя несчастье страны сделается царем ее.

Голос истины противен слуху.

После сильной ненависти останется слабая ненависть.

Ненавидящий, хоть слабо, не может творить добро для ненавистного.

Святой берет от всех клятвенное свидетельство, но не притесняет никого.

Нравственный человек соблюдает клятву, а безнравственный нарушает.

Небесное Тао не имеет родственников, поэтому оно всегда склоняется к добрым людям.

Так как в маленьком государстве мало народа, то хотя в нем много лучших орудий, но они останутся без употребления и без надобности.

Народ такого государства потеряет всякую предприимчивость и умрет на месте своего рождения, не двигаясь никуда.

Если у него много возов и кораблей, то они останутся без употребления.

Хотя он имеет благоустроенное войско, но негде выставить его.

Он будет плесть веревку, чтобы ею оградить свое государство.

Хотя он кушает хорошо, одевается красиво, устраивает покойное жилище и живет весело, но существование его будет бесполезно.

Хотя такое государство находится с соседним в таком близком расстоянии, что слышны пение петухов и лай собак в нем, но сообщения между ними никогда не будет.

Конфуций

Переводы П.С. Попова

Учитель

Философ сказал: «Не приятно ли учиться и постоянно упражняться? Не приятно ли встретиться с другом, возвратившимся из далеких стран? Не тот ли благородный муж, кто не гневается, что он не известен другим?»

Цзэн-цзы сказал: «Я ежедневно исследую себя в 3-х отношениях: обдумывая что-нибудь для других, был ли я предан им, был ли искренен в отношениях с друзьями и усвоил ли я то, что было преподано мне Учителем».

Философ сказал: «При управлении княжеством, имеющим 1000 колесниц, необходимы постоянное внимание к делам и искренность (в отношении к народу), умеренность в расходах и любовь к народу с своевременным употреблением его на работы».

Ю-цзы сказал: «Редко бывает, чтобы человек, отличающийся сыновнею почтительностью и братскою любовью, любил бы восставать против старших, и никогда не бывает, чтобы тот, кто не любит восставать против высших, захотел произвести возмущение. Совершенный муж сосредоточивает свои силы на основах; коль скоро положены основы, то являются и законы для деятельности. Сыновняя почтительность и братская любовь – это корень гуманности».

Философ сказал: «В хитрых речах и в поддельном (вкрадчивом) выражении лица редко встречается гуманность».

Правитель

Философ сказал: «Кто управляет при помощи добродетели, того можно уподобить северной Полярной звезде, которая пребывает на своем месте, а (остальные) звезды с почтением окружают ее».

На вопрос Мэн-и-цзы, в чем состоит сыновья почтительность, Философ ответил: «В непротивлении (послушании)». Когда Фань-чи вез Философа, тот сказал ему: «Мэнь-сунь спросил меня, в чем состоит почтительность, и я отвечал ему: в непротивлении». Фань-чи сказал: «Что это значит?» Философ сказал: «Когда родители живы, служить им по правилам, когда они умрут, похоронить их по правилам и по правилам приносить им жертвы».

Философ сказал: «Если руководить народом посредством стонов и поддерживать порядок посредством наказаний, то хотя он и будет стараться избегать их, но у него не будет чувства стыда; если же руководить им посредством добродетели и поддерживать в нем порядок при помощи церемоний, то у него будет чувство стыда и он будет исправляться».

Философ сказал: «Ши-цзин хотя и состоит из 300 песен, но они могут быть объяты одним выражением: «Не имей превратных мыслей!»

Философ сказал: «В 15 лет у меня явилась охота к учению; в 30 лет я уже установился; в 40 лет у меня не было сомнений; в 50 лет я знал волю Неба; в 60 лет мой слух был открыт для немедленного восприятия истины; а в 70 лет я следовал влечениям своего сердца, не переходя должной меры».

Восемь ю рядами

Философ сказал: «Если человек негуманен, то что толку в церемониях? Если человек негуманен, то что толку в музыке?»

Линь-фан (Луский уроженец) спросил о сущности (основе) церемоний. Философ сказал: «Как велик этот вопрос? В соблюдении церемоний лучше быть скромным, а в исполнении траурных церемоний лучше проявлять скорбь, чем благолепие».

Конфуций отозвался о фамилии Цзы, у которой было 8 рядов танцоров, танцевавших во дворце, что, если у нее на это хватило присутствия духа, то на что у нее не хватит его?

Философ сказал: «Благородный муж ни в чем не состязается, а если уж необходимо, то разве в стрельбе; (но и в этом случае) он поднимается в зал, приветствуя своих соперников и уступая им, а спустившись – пьет чару вина. И в этом состязании он остается благородным мужем».

Философ, войдя в храм предков, спрашивал о каждой вещи. Тогда некто сказал: «Кто говорит, что сын Цзоуского человека (т. е. Шу-лян-хэ – отец Конфуция) знает церемонии? Вступил в храм и расспрашивает о каждой вещи!» Услышав это, Конфуций сказал: «Это-то и есть правило вежливости».

Гунье Чан

Некто сказал: «Юн – человек гуманный, но не говорун». Философ сказал: «К чему нужна говорливость? Парировать людям софизмами – вызывать в них отвращение к себе. О его гуманизме я не знаю, но к чему ему красноречие?»

Конфуций отозвался о Цзы-чане, что он обладал четырьмя качествами благородного мужа: скромен по своему поведению, почтителен к старшим, щедр в пропитании народа и справедлив в пользовании его трудом.

Философ, находясь в уделе Чэнь, сказал: «Надо возвратиться! Мои детки стали высокоумны и небрежны в деле; хотя внешнее образование их и закончено, но они не знают, как сдерживать себя».

Философ, обратившись к присутствовавшим Янь-юаню и Цзы-лу, сказал: «Почему каждый из вас не выскажет своих желаний?» Тогда Цзы-лу сказал: «Я желал бы иметь экипаж, лошадей и легкую шубу, которыми бы я делился с друзьями и не роптал бы, когда бы они пришли в ветхость».

Философ сказал: «В маленьком селении непременно найдутся люди, преданностью и искренностью подобные мне, но не найдется таких, которые любили бы учиться, как я».

Яню-юань сказал: «Я желал бы не хвастаться своими совершенствами и не разглашать о своих подвигах».

Цзы-лу сказал: «Мы хотели бы слышать о ваших желаниях».

Философ сказал: «Я желал бы старых успокоить, с друзьями быть искренним и малых лелеять».

Там, где человечность

Философ сказал: «Прекрасна та деревня, в которой господствует любовь. Если при выборе места мы не будем селиться там, где царит любовь, то откуда можем набраться ума?»

Философ сказал: «Человек, не имеющий любви, не может долго выносить бедность и не может постоянно пребывать в радости. Человеколюбивый находит спокойствие в любви, а мудрый находит в ней выгоду».

Философ сказал: «Не беспокойся, что у тебя нет должности, а беспокойся, каким образом устоять на ней; не беспокойся, что люди не знают тебя, а старайся поступать так, чтобы тебя могли знать».

Философ сказал: «При виде достойного человека думай о том, чтобы сравняться с ним, а при виде недостойного – исследуй самого себя (из опасения, как бы у тебя не было таких же недостатков)».

Конфуций сказал: «Богатство и знатность составляют предмет человеческих желаний, но благородный муж ими не пользуется, если они достались незаконным путем. Бедность и низкое положение служат для человека предметом отвращения, но благородный муж не гнушается ими (не отвергает их), если они не заслужены. Как может благородный муж пользоваться этим именем без гуманности? Благородный муж ни на час не расстается с гуманностью, в суматохе и в разорении она непременно с ним».

Вот Юн…

Жань-цю сказал: «Не потому, чтобы я не находил удовольствия в твоем Учении, а сил у меня не хватает».

Философ сказал: «Те, у которых недостает сил, останавливаются на полпути; теперь ты сам себя ограничиваешь».

Философ сказал: «Человек от рождения прям и если потом, искривившись, остается цел, то это по счастливой случайности».

Философ сказал: «Когда природа берет перевес над искусственностью, то мы имеем грубость, а когда искусственность преобладает над природой, то мы имеем лицемерие; и только пропорциональное соединение природы и искусственности дает благородного человека».

Философ сказал: «Благородный муж, обладающий обширными познаниями в литературе, может также не уклониться от истины, если будет сдерживать себя церемониями».

Философ сказал: «Достоинства прямого пути и неизменных правил – как они совершенны! Но они давно уже редки среди людей».

Я продолжаю

Философ сказал: «Стремись к истине, держись добродетели, опирайся на гуманность и забавляйся свободными искусствами».

Философ сказал: «Если бы богатства можно было домогаться, хотя бы для этого пришлось быть кучером (или погонщиком), я сделался бы им, а как его нельзя домогаться, то я займусь тем, что мне нравится».

Философ сказал: «Я не тот, который обладает Знанием от рождения, а тот, который, любя древность, усердно ищет ее».

Философ сказал: «Если идут вместе 3 человека, то между ними непременно есть мой учитель, я избираю из них хорошего и следую за ним, а дурной побуждает меня к исправлению».

Философ учил четырем предметам: письменам, нравственности, преданности и искренности.

Философ сказал: «Благородный муж безмятежен и свободен, а низкий человек разочарован и скорбен».

Учитель редко…

Конфуций редко говорил о выгоде, судьбе и человеколюбии.

Конфуций сказал: «Есть ли у меня знание? Нет, я не имею его. Но если простой человек спрашивает меня о чем-нибудь, то, как бы ни был пуст вопрос, я беру его с двух противоположных сторон и объясняю человеку во всей его полноте».

Конфуций сказал: «У многочисленной армии можно отнять главнокомандующего, а у обыкновенного человека нельзя отнять его воли».

Конфуций сказал: «Только с наступлением холодного времени года мы узнаем, что сосна и кипарис опадают последними».

Конфуций сказал: «На молодежь следует смотреть с уважением. Почем знать, что будущее поколение не будет равняться с настоящим? Но тот, кто в 40–50 лет все еще не приобрел известности, уже не заслуживает уважения».

Князь Чудотворный из удела Вэй

Философ сказал: «Не говорить с человеком, с которым можно говорить, значит потерять человека; говорить с человеком, с которым нельзя говорить – значит потерять слова. Умный человек не теряет человека и не теряет слов».

Младший

Конфуций сказал: «В присутствии лиц достойных и почтенных возможны три ошибки: говорить, когда не следует говорить (не настало время), это называется опрометчивостью; не говорить, когда следует говорить, это называется скрытностью; и не обращать внимание на выражение лица (почтенного человека) – это называется слепотою».

Конфуций сказал: «Полезных друзей три и вредных – три. Полезные друзья – это друг прямой, друг искренний и друг, много слышавший. Вредные друзья – это друг лицемерный, друг льстивый и друг болтливый (краснобай)».

Конфуций сказал: «Благородный муж должен остерегаться 3-х вещей: в молодости, когда жизненные силы не окрепли, сладострастия; в возмужалом возрасте, когда они только что окрепли, драки; и в старости, когда они ослабели, любостяжания».

Конфуций сказал: «Те, которые имеют знание от рождения, суть высшие люди, следующие за ними – это те, которые приобретают знания учением; следующие за этими – это те, которые учатся, несмотря на свою непонятливость; непонятливые и не учащиеся составляют самый низший класс».

Конфуций сказал: «Людей, которые при виде добра неудержимо стремятся к нему, как бы опасаясь не достигнуть его; при виде зла – бегут от него, как от кипятка, опасаясь обвариться, – я видел и слышал об этом. Что люди живут отшельниками для уяснения своих стремлений и осуществляют справедливость для преуспеяния своего учения – об этом я слышал, но не видел таких людей».

Конфуций сказал: «У благородного мужа – 9 дум: взирая на что-либо, думает о том, чтобы видеть ясно; слушая – чтобы слышать отчетливо; по отношению к выражению лица думает о том, чтобы (оно) было любезное; по отношению к наружному виду думает о том, чтобы он был почтительным; по отношению к речи – чтобы она была искренна; по отношению к делам – чтобы быть внимательным к ним; в случае сомнения думает о том, чтобы кого-нибудь спросить; по отношению к гневу думает о тех бедствиях, которые он влечет за собою; при виде возможности приобрести что-либо, думает о справедливости».

Цзы-чжан

Цзы-чжан сказал: «Если ученый при виде опасности жертвует жизнию, при виде корысти думает о справедливости, при жертвоприношении думает о благоговении и при похоронах – как бы проявить свою скорбь, – то этого довольно».

Цзы-ю сказал: «Ученики Цзы-ся в подметании пола, в ответах и движениях (манерах) годятся, но ведь это – последнее дело! Что же касается существенного, то этого у них нет (т. е. познаний нравственно-философских). Как же тут быть?» Услыхав это, Цзы-ся сказал: «Эх, Янь-ю ошибается! Благородный муж в системе обучения не признает чего-либо за главное и (потому) преподает его и не признает чего-либо за второстепенное и потому ленится преподавать его. Подобно растениям он (только) сортирует (своих учеников по степени и развитию). В преподавании благородный муж разве может прибегать к обману? Ведь только для святого мужа возможно достижение полного высшего Знания (без постепенного накопления его)».

Цзы-чжан сказал: «Безразлично существование таких людей, которые хранят только приобретенные добродетели, не заботясь о расширении их, верят в Учение, но не отличаются непоколебимостью».

Ученики Цзы-ся спросили у Цзы-чжана относительно сношений с людьми. Цзы-чжан сказал: «А как говорил об этом Цзы-ся?» Ученики отвечали, что он говорил (так): «С годными людьми водитесь, а негодных отталкивайте». Цзы-чжан сказал: «Это отличается от того, что слышал я. Благородный муж уважает людей, выдающихся своими талантами и нравственными достоинствами, и снисходительно относится ко всем остальным (к толпе); он хвалит добрых и сострадает к немощным. Допустим, что я обладаю великими талантами и достоинствами, в таком случае, чего я не снесу от других? А если я недостойный человек, то люди отвергнут меня. (Но) каким же образом отвергать (остальных)?»

Цзы-ся сказал: «Всякое малое знание, конечно, заключает в себе что-нибудь заслуживающее внимания; но едва ли оно будет пригодно для отдаленных целей (государственных). Поэтому благородный муж и не занимается ими».

Цзы-ся сказал: «О том, кто ежедневно узнает, чего он не знал, и ежемесячно вспоминает то, чему научился, можно сказать, что он любит учиться».

Цзы-ся сказал: «Ничтожный (подлый) человек непременно прикрывает свои ошибки».

Цзы-ся сказал: «Благородный муж является в трех видах: когда посмотришь на него издали, он возмутителен; приблизишься к нему, он ласков; послушаешь его речи, он строг».

Цзы-ся сказал: «В многоучении и непреклонной воде, неотступном вопрошании и тщательном размышлении есть также и гуманность».

Цзы-ся сказал: «Ремесленники, чтобы изучить в совершенстве свое дело, помещаются в казенных мастерских; благородный муж учится, чтобы достигнуть высшего понимания своих принципов».

Цзы-ся сказал: «Государь может утруждать свой народ после того, как приобретет его доверие, а в противном случае он будет считать (служение) за тиранию. Точно так же и государя можно увещевать после того, как он стал верить тебе, в противном случае он примет это за злословие».

Цзы-ся сказал: «Если великие обязанности не нарушаются, то в малых возможны отступления».

Цзы-ся сказал: «Если от службы остается досуг, то употребляй его на учение, а если от учения остается досуг, то употребляй его на службу».

Омар Хайям

Переводы М. Ватагина

 
Кто Богом избран, кто постиг премудрость книг,
И даже, кажется, в загадки звeзд проник,
Стоит, растерян, изумлeн и полон страха,
Как небо, сгорбился и головой поник.
 

 
Кто молод и кто стар – всем суждено уйти,
Уйти в небытие, другого нет пути,
Здесь навсегда никто, никто не оставался —
И всем, идущим вслед, дано одно – уйти.
 

 
Господь, Ты тело дал и разум дал, а мне что делать?
И шерсть мою, и ткань мою соткал, а мне что делать?
И всe добро и зло, что совершить придeтся,
Заранее предначертал, а мне что делать?
 

 
Цель и венец Его творенья – мы,
Вершина мысли, миг прозренья – мы.
Круг мирозданья – драгоценный перстень,
В нeм лучший камень, без сомненья, – мы!
 

 
Те, что проникли в таинства земли
И всех учeных за собой вели, —
Не выбрались из этой тeмной ночи,
Наговорили сказок и ушли.
 

 
Так быстро нас до края довели! Как жаль!
И в чаше неба вскоре истолкли, как жаль!
Мы и моргнуть-то даже не успели —
И цели не достигнув, мы ушли, как жаль!
 

 
Хотя лицо моe красиво, как тюльпан,
И, будто кипарис, мой строен стан,
Всe ж не пойму, зачем Художником предвечным
В любимом цветнике мне этот образ дан?
 

 
Поскольку хлеб наш Небом предопределeн,
Не станет меньше он, не станет больше он.
Ты не печалься, друг, о том, что не досталось, —
Сумей отринуть то, чем ты обременeн.
 

 
Вращается холодный небосвод.
И нет друзей. Подумай, кто придeт?
Смотреть назад или вперeд – не надо!
Довольно и сегодняшних забот.
 

 
Когда скрижаль судьбы познал бы я,
Еe своей рукой переписал бы я:
Печаль и горечь со страниц изгнал бы
И головою до небес достал бы я!
 

 
Людские души в наше время – мрак.
Друзьям не доверяй, коль не дурак.
А на того, кого считал опорой, —
Разумно посмотри – да он твой враг!
 

 
Несведущий в делах вселенной – ты ничто.
Несведущий и в жизни бренной – ты ничто.
Две бездны с двух сторон твоей тропы зияют —
Кто б ни был ты, но, несомненно, – ты ничто.
 

 
Наш караван-сарай, создание Творца,
Где день бежит за ночью, и бегу нет конца, —
Остатки от пиров весeлых ста Джамшидов,
Могилы ста Бахрамов, – вращение кольца.
 

 
О, было б место где-нибудь такое,
Куда бы устремиться для покоя!
О, если б через тысячу веков
Из-под земли взойти, хотя б травою…
 

 
Гонимый волей рока, словно мяч,
Беги дорогами удач и неудач.
Зачем? – лишь Он, тебя пустивший, знает.
А ты – Его игрушка, плачь – не плачь!
 

 
Когда я в мир пришeл – расцвeл ли небосвод?
Когда во мрак уйду – убавится ль забот?
И нет того, кто объяснить сумел бы,
Зачем был мой приход и будет мой уход.
 

 
Где прок от нашего прихода и ухода?
Ничто не поколеблет небосвода.
Огонь небесный пал на самых лучших,
Они исчезли. И молчит природа.
 

 
О вечности понятья не имеем ни ты, ни я.
Вот письмена – читать их не умеем, ни ты, ни я.
Есть лишь беседа наша за завесой, падeт она —
Что там? – увидеть не успеем ни ты, ни я.
 

 
Нет повода, поверь, для хмурого лица.
Невзгоды – да! – идут, не будет им конца.
Но не от нас – увы! – всe сущее зависит…
Принять свою судьбу – решенье мудреца.
 

 
Мгновения летят. Нам жизнь дана одна.
Да будет в ней сполна веселья и вина!
Нет в жизни ничего превыше жизни —
Как проживeшь еe, так и пройдeт она.
 

 
Ногами глину мнут – ватага удальцов! —
Подумать бы, понять бы вам, в конце концов,
О гончары, вы месите не глину —
Вы топчете усердно прах отцов!
 

 
Смотрел я на волшебника вчера —
Я был вчера в гостях у гончара.
Я видел то, чего другой не видит:
Был прах отцов в руках у гончара.
 

 
Кто б ни был ты – для всех один конец.
Бессчeтно остановлено сердец!..
И никогда такого не случалось,
Чтоб нам оттуда весть принeс гонец.
 

 
Та птица радости, что молодостью звали, —
Исчезла, мало с ней мы пировали!
И всe-таки она была, жила! —
И эти дни забудутся едва ли.
 

 
Унынию, мой друг, не поддавайся,
Отринь заботы – с милой оставайся
И локоны еe из рук не выпускай
И не губи себя – с вином не расставайся!
 

 
Слетают вниз листы из книги бытия,
И горько мне, друзья, ведь это вижу я.
Мне говорит мудрец: вино – противоядие,
Ты пей и не горюй, и уползeт змея.
 

 
Глоток вина – надменность уходит из сердец.
Глоток вина – и споры готов решить мудрец.
И если бы Иблис глоток вина отведал —
Пошeл бы он к Адаму с поклоном, наконец.
 

 
Мне говорят: «Не пей вина в Шабан,
Не пей в Раджаб – запрет на это дан».
Увы, то месяцы Аллаха и пророка,
И значит, наверстаю в Рамазан!
 

 
О виночерпий, глянь – пленительны цветы!
Недолго длится миг бесценной красоты…
Так лучше пей вино и рви цветы, мой милый,
Неделя пролетит – и прах увидишь ты.
 

 
Ты радости коснись, ведь жизнь – лишь миг один.
Где Кай-Кубад и Джам? Никто не приходил…
Весь мир – мираж, обман и сон чудесный,
А вечно лишь сияние светил.
 

 
По книге жизни я вчера гадал.
С сердечной болью вдруг мудрец сказал:
«Блажен, кто держит луноликую в объятьях!
За этот миг полцарства бы отдал!»
 

 
Надоедающих забот не бойся,
И возникающих невзгод не бойся —
Идущий миг в веселье проведи,
Того, что вдруг произойдeт, не бойся.
 

 
Пусть истины не знаем, наплевать!
Нельзя всю жизнь в сомненьях пребывать!
Сегодня пиала в руках – и ладно,
Ни трезвы и ни пьяны – мы будем пировать!
 

 
Забудь про небеса и мир великих
И пей в кругу красавиц луноликих.
Из всех ушедших, кто назад вернулся,
Кто к нам пришeл из тех краeв далeких?
 

 
С красавицей, подобной розам алым,
Ты в сад любви войди с наполненным бокалом,
Пока не налетел внезапный ураган,
Пока не оказался ты перед финалом.
 

 
Тот, кто рубин устам пьянящим дал,
Кто боль сердечную скорбящим дал,
Нам радостей недодал? Что за дело?
Ведь горе тысячам его молящих дал.
 

 
Пока не подошла пора, чтоб в землю лечь,
Ты лучше о вине завeл бы речь,
Ведь ты не золото, глупец беспечный,
Чтобы тебя зарыть и вновь извлечь!
 

 
Считают, что я вечно пьян – так я таков!
Считают, что гуляка я – так я таков!
Пусть каждый думает, как бог ему подскажет,
Известна мне цена моя – да, я таков!
 

 
Боюсь, что в этот мир не вступим мы опять,
Друзей не встретим и не станем пировать.
Давай используем идущее мгновенье,
Другое будет ли у нас? Как знать…
 

 
Вино – источник вечности, так было искони,
Веселье возвращается, как в те шальные дни!
Вино, хоть обжигает, – печали утоляет,
Вино – вода живая, глотни еe, глотни!
 

 
Печалью сердце, друг, не огорчай,
Заботами свой день не омрачай,
Никто не знает, что случится завтра —
Налей вина, любимую встречай!
 

 
Уж если вздумал пить, то выпей с мудрецом
Или с красавицей с улыбчивым лицом.
Ты пей, но не кричи об этом, не бахвалься,
Ты тайно выпей, друг, и дело чтоб с концом.
 

 
И телом я и духом изнемог.
Владыка мира, Ты излишне строг —
Не помогло мне ни одно лекарство —
Меня врачует лишь вина глоток.
 

 
Всe сущее вокруг воздвиг Творец,
При этом сколько опечалено сердец!
Как много алых губ и лиц луноподобных
Под землю Он унeс, упрятал в свой ларец!
 

 
Того, что будет завтра, не узнать.
Поверь, такие мысли надо гнать.
Мечта о будущем – пустое дело!
Сегодня счастья миг сумей догнать!
 

 
Вот капелька воды. Частицей моря стала.
Пылинка, улетев, землeю вскоре стала.
На землю твой приход и твой уход – что значат?
А ничего! На миг тут муха залетала…
 

 
Да, я несчастен и в грехах погряз,
Но не желаю совершать намаз.
Да, утром голова трещит с похмелья,
Но я лечусь лишь чаркой каждый раз.
 

 
О будущем тужить не надо, брат.
Сегодня – жив-здоров! – и я так рад!
А завтра, может быть, нагнать придeтся
Тех, кто ушeл семь тысяч лет назад.
 

 
Тот, кто в премудрость мира посвящeн —
Он знает: радость, и печаль – всего лишь сон.
А раз добро и зло даeтся нам на время,
То и не станет огорчаться он.
 

 
Ходил я много по земле, она цвела,
Но в гору, нет, увы, не шли мои дела.
Доволен я, что жизнь, хотя и огорчала,
Но иногда весьма приятно шла.
 

 
Проходит этой жизни караван,
И миг веселья всем, наверно, дан.
О будущем не думай, виночерпий,
Неси вино! Всe прочее – обман!
 

 
Да не иссякнет к луноликим страсть,
И да продлится винограда власть!
Мне говорят: «Творец раскаянье дарует» —
Не стану я ему поклоны класть!
 

 
О виночерпий жизни, ты мутное вино
Коварно подливаешь в мой кубок уж давно.
Доколь, скажи, я должен свой век влачить в обмане?
Я выплесну весь кубок! Мне стало всe равно!
 

 
Красавица с ума меня сводила
И вдруг сама в тенeта угодила —
Недуг любви ей сердце поразил.
И кто нас вылечит? Какая сила?
 

 
Шагнуть за шестьдесят – не думай, не мечтай,
Страницы жизни, друг, под хмелем пролистай.
Пока из головы твоей кувшин не слепят, —
Неси кувшин с вином, из рук не выпускай.
 

 
Нас всех ведeт судьба. Дорога нелегка.
Налей-ка, друг, вина, расслабимся пока.
Ведь этот небосвод, увы, непредсказуем —
Глядишь, в последний миг не даст воды глотка.
 

 
Кто в юном сердце мудрость начертал —
На путь прозренья изначально встал:
Один блаженство черпает в молитвах,
Другому радости даeт бокал.
 

 
В тот день, когда не вижу я вина,
Еда – как яд, еда мне не нужна!
Печали мира – яд, вино – противоядье.
Как выпью – мне отрава не страшна.
 

 
В рай или в ад меня ведут – я не пойму,
Задача эта, видно, мне не по уму.
Святошам – рай! – потом. А мне – сейчас! – вино,
Красавица и лютня – их возьму!
 

 
«Вино есть кровь лозы, и это не секрет,
А если это кровь – я пить не стану, нет!»
Старик меня спросил: «Ты говоришь серьeзно?»
«Конечно, я шучу!» – таков был мой ответ.
 

 
Налейте мне вина – иных желаний нет,
Пусть жeлтое лицо вернeт румяный цвет.
Когда умру, прошу, меня вином омойте.
Из виноградных лоз – носилки – мой завет.
 

 
Все мысли о мирском – и в яви, и во сне,
И думать некогда тебе о Судном дне.
Приди в себя, глупец, открой глаза – увидишь,
Что время делает с подобными тебе и мне!
 

 
Вином и розами на берегу ручья
С красавицею наслаждаться буду я.
Оставшиеся дни в подлунном бренном мире
Я буду жить, друзья, и буду пить, друзья!
 

 
Роса на нежных лепестках – прекрасна,
Лицо возлюбленной в руках – прекрасно.
Зачем же горевать о дне вчерашнем? —
Сегодня небо в облаках – прекрасно!
 

 
Под ветерком раскрылся розовый бутон,
И соловей сияет – в розу он влюблeн.
Да, розы долго будут жить и осыпаться,
Мы ж превратимся в прах – и я, и он.
 

 
Судьба стыдится тех, кто пасмурный сидит,
Перебирая цепь ошибок и обид…
Хайям, возьми бокал и пей под звуки лютни,
Спеши, пока бокал о камни не разбит.
 

 
Вы вместе соберeтесь, друзья, когда-нибудь,
И вот в глаза друг другу вы сможете взглянуть.
Когда нальeт вина вам в бокалы виночерпий,
Прошу я, добрым словом Хайяма помянуть.
 

 
Гончар, что чаши всех голов исполнил,
Так о могуществе своeм напомнил:
Над скатертью земли он чашу опрокинул
И эту чашу горечью наполнил.
 

 
Непостижима суть вселенская Твоя,
Господь, Тебе покорность не нужна моя,
Пьян от грехов и трезв от упованья,
На милосердие Твоe надеюсь я.
 

 
Встань, виночерпий наш, сияя новым днeм,
Хрустальный мой бокал наполни, друг, вином.
Прекрасный этот миг дарован нам сегодня,
И никогда, поверь, его мы не вернeм.
 

 
Ты мой кувшин разбил – что сделал Ты, Господь?
К блаженству дверь закрыл, разбил мечты, Господь!
Пурпурное вино, вино на землю пролил!
Проклятье, кто же пьян, я или Ты, Господь?
 

 
Вина поставь горе – гора сорвeтся в пляс.
Вино – оно всегда прекрасно без прикрас.
Я не раскаюсь, нет, что пью напиток дивный,
Ведь это он порой воспитывает нас.
 

 
Глоток вина дороже державы Кай-Ковуса,
И трона Кай-Кубада, и вечной славы Туса.
А стон влюблeнных, тот, что слышу по утрам,
Святей молитв святош, сбежавших от искуса.
 

 
Любимая, возьми кувшин и пиалу
И у ручья кружись, встречая ночи мглу.
Ведь этот небосвод так много луноликих
Стократно обратил в кувшин и в пиалу.
 

 
Я уронил его – жить перестал кувшин.
Быть может, был я пьян, а может, – поспешил…
«Я был таким, как ты, ты – мне подобным станешь», —
На тайном языке мне прошептал кувшин.
 

 
Еe глаза прожгли меня насквозь.
И вот опять еe увидеть довелось,
Она взглянула, будто мне сказала:
«Ты сотвори добро и в воду брось!»
 

 
Да, я люблю вино, да, по душе мне пир,
Но нет меня среди бахвалов и задир.
Да, поклоняюсь я вину, в том нет позора,
А ты в себя влюблeн, ты сам себе кумир.
 

 
Увидел я кувшины в гончарной мастерской
И вдруг услышал их беседу меж собой:
«Кто покупатель? Кто гончар? Кто продавец?» —
Вот так звучали голоса наперебой.
 

 
Где б розы ни росли, тюльпаны ни цвели —
Там кровь царей и шахов – они там полегли.
Вы на земле увидели фиалки – знайте:
Из родинок красавиц они произросли.
 

 
Подeнщик воду пьeт. Гляди, кувшин его
Гончар слепил из сердца султана самого.
А вон из чаши пьeт вино хмельной гуляка —
Из уст прелестной пери та чаша у него.
 

 
Я пьяный заглянул однажды в погребок,
Навстречу – старец, он кувшин едва волок.
Я говорю ему: «Старик, побойся бога!»
А он: «Ты пей со мной, таких прощает бог!»
 

 
За ту завесу тайны для смертных нет пути,
Никто из нас не знает, когда пора уйти.
Пристанище – мы знаем – одно, так пей вино!
И слушай сказку, будут всегда еe плести.
 

 
Вино – возлюбленная! Да, я признаюсь.
Смеяться будут надо мной? И пусть!
Я так нальюсь, что скажут: «Ну и бочка!»
А мне-то что? Позора не боюсь!
 

 
Друзья мне говорят: «Зачем же столько пить?»
Ну что же, я могу причины объяснить,
Причины есть: лицо прекрасной пери
И чистое вино с утра, его ль забыть?
 

 
Я чашу от души расцеловать готов.
Красу еe воспеть? О нет, не хватит слов.
Но вот еe берeт – и бьeт гончар небесный!
И чаша – глина снова, основа всех основ.
 

 
Нам – к девушке и к чаше, вам – в храм пора идти,
Вам – райские дорожки, нам – адские пути.
И грех тут ни причeм: направимся туда лишь,
Куда предначертал Художник нам уйти.
 

 
Короны ханов продаю и царские венцы,
Я их за песню продаю, берите, хитрецы!
Смотрите, чeтки продаю за пиалу вина!
Я чeтки оптом продаю, спешите, о лжецы!
 

 
Всe зримое во всей вселенной знаю,
Всe скрытое и всe, что тленно, знаю.
И всe-таки, да будет стыдно мне,
Что трезвость тоже, несомненно, знаю.
 

 
Из всех, прошедших этот трудный путь,
Вернулся ли назад хоть кто-нибудь?
В дороге ничего не оставляйте —
Обратно не удастся повернуть.
 

 
Иди своим путeм, иди своей тропой,
Прими, что предназначено тебе судьбой.
Но не сдавайся, друг, пусть враг твой – хоть Рустам,
И пусть твой друг – Хатам – ты будь самим собой.
 

 
Кувшин! К нему я с жадностью приник.
«Вот, – думал, – долголетия родник!»
На тайном языке кувшин поведал:
«Я был, как ты. Побудь со мной хоть миг!»
 

 
В его руках – бокал и локон несравненной,
Они сейчас вдвоeм – одни во всей Вселенной!
И что ему теперь – небес коловращенье?!
Ничем не заменить минуты той блаженной!
 

 
Блажен, кто в наше время вольно жил,
Кто тем, что дал Господь, доволен был,
Кто насладился сладким мигом жизни
И о вине, конечно, не забыл.
 

 
Когда красавица, улыбкою играя,
Мне чашу поднесeт, от страсти замирая,
И мы на зелень трав опустимся вдвоeм —
Я буду хуже пса, – вдруг возмечтав о рае.
 

 
Травинка, та, что у ручья произросла,
Красавицы частицей в былые дни была.
На травку нежную ногой не наступайте,
Хотя тюльпаноликая давно ушла…
 

 
Когда я трезв – увы! – не те идут слова,
Когда я пьян – моя слабеет голова…
Но в промежутке – миг, дарующий блаженство!
И я готов сказать: природа, ты права.
 

 
Кувшин – влюблeнным был, как я любил, бывало.
Красавица все мысли героя занимала.
А ручка у кувшина – была его рукой,
Которая красавицу так нежно обнимала.
 

 
Вот вечный небосвод. И что мы для него?
Придeт пора – из нас не станет никого.
Сядь на траву и пей вино с любимой! —
Придeт пора – взойдeт трава из праха твоего.
 

 
Когда уходит жизнь, не всe ли нам равно —
Что горько и что сладко? – Понять нам не дано.
Луна пройдeт свой круг, родится новый месяц…
Отринь заботы, друг, продолжим пить вино!
 

 
Готов поведать, что такое – человек,
Вершащий свой необратимый бег:
Замешен был Творцом из глины горя,
По свету проскакал да и застыл навек.
 

 
Сегодня разум не в цене – прими урок:
Доить быка – вот разума итог.
Прикинься лучше дураком – оно полезней!
За разум купишь ты лишь лук или чеснок.
 

 
О кравчий, посмотри, уже пришeл рассвет,
Играй и наливай! – прими такой совет,
Ибо Джамшидов и царей – сто тысяч!
Вернуло в прах чередованье зим и лет.
 

 
Из тех, кто мир ногами исходил,
И кто себя познанью посвятил, —
Не знаю, кто сумел дойти до самой сути,
Другим глаза открыл и просветил.
 

 
Безмерен вечный круг, подобие венца.
В нeм не увидишь ни начала, ни конца.
Откуда привели нас? Куда потом отправят?
Кто сможет рассказать? Вопрос для мудреца…
 

 
Вином, дарящим новый облик бытию,
Скорее, друг, наполни пиалу мою!
Ведь наша жизнь короче с каждым мигом —
Я жить спешу и влагу жизни пью!
 

 
Весной, когда цветы начнут цвести,
Ты встань и к чаше взор свой обрати,
Ведь завтра вот такие же тюльпаны
Из праха твоего начнут расти.
 

 
Будь весел, ведь невзгоды бесконечны.
Светила в небесах сияют, вечны.
Из праха ж твоего налепят кирпичей,
Чтоб сделать дом для богачей беспечных.
 

 
Как быстротечна жизнь! Вот то-то и оно.
И значит, без вина и милой жить грешно.
Не надо выяснять, мир вечен иль не вечен,
Когда уйдeм туда, нам будет всe равно.
 

 
Зачем себя сверх силы утруждать
И для себя кусок побольше ждать?
Что предначертано тебе, то и получишь,
И нечего гадать, и нечего страдать.
 

 
Когда ты тайны мира смог постичь,
Зачем тебе, мудрейшему, грустить?
Поскольку всe под небом без тебя вершится,
Ты будь доволен, миг свой возвеличь!
 

 
Под колесо небес идут за рядом ряд
Махмуды и Аязы, ушедшие стократ.
Так пей вино и знай: нет на земле бессмертных,
А для ушедших – знай! – дороги нет назад.
 

 
Нам гурии обещаны, но – там, в раю,
А я вино пурпурное – сегодня пью!
Реальное – беру, посулы – отвергаю,
Вот так определяю простую жизнь мою!
 

 
С собой борюсь я постоянно, увы, что делать?
Жизнь пролетела бесталанно, увы, что делать?
И хоть грехи мои Творец простит, я верю,
Но стыд терзает беспрестанно, увы, что делать!
 

 
Нам тайны рока не постичь, кого винить?
Неужто рок ты хочешь отстранить?
Ты покорись судьбе, прими, что есть, и ладно!
Что предначертано, того не изменить.
 

 
Ты тайны, друг, скрывай от всех людей
И сердце закрывай от всех людей.
Как поступаешь с божьей тварью, вспомни, —
Того же ожидай от всех людей.
 

 
Нам говорят: «В раю блаженство ждeт,
Там будут гурии, вино и мeд…»
Не расстаюсь с красавицей и с чаркой?
Но ведь судьба сама к тому ведeт!
 

 
Настало утро, о изнеженный, вставай,
Испей вина, на лютне поиграй,
Ведь в этом мире долго не пробудешь,
А дальше – всe равно! – ад или рай!
 

 
Из-за мирских сует не надо горевать
И из-за прошлых бед не надо горевать.
Что было, то прошло, не переменишь,
И мой совет – не надо горевать.
 

 
Кто в этом мире не грешил, скажи?
Кто без греха в веселье жил, скажи?
Я совершаю зло, Ты – злом караешь.
В чeм разница? Что Ты решил? Скажи!
 

 
Нет, жемчуга покорности Тебе я не сверлил
И пыль греха с лица до сей поры не смыл,
Но верю я в Твоe великодушие, —
Двуличным всe-таки я никогда не слыл.
 

 
Желание моe стремится к нежным лицам,
Рука моя к вину пурпурному стремится.
Пока не стал я прахом, я возьму своe
От радостей земных, от каждой их частицы.
 

 
Ты опьянeн вином? – доволен будь, Хайям,
С возлюбленной вдвоeм? – доволен будь, Хайям!
Врата небытия нас ждут в конце дороги,
Но мы ещe живeм! – доволен будь, Хайям!
 

 
Я солнце скрыть цветами не могу,
Раскрыть вселенной тайны не могу.
Из моря размышлений разум вынул жемчуг,
Но просверлить его годами не могу!
 

 
У гончара кувшин однажды я купил.
О тайнах тот кувшин со мною говорил:
«Теперь я лишь кувшин – для пьяницы кувшин,
А были времена – великим шахом был».
 

 
В еe долине верховодит счастье,
Любой, увидевший еe, находит счастье.
Не обижайся на подругу за обиды —
Ведь всe, что от неe исходит, – счастье!
 

 
Жизнь бесполезно протекла, как жаль!
К вершинам, нет, не привела, как жаль!
Того, что Ты велел, я не исполнил, —
Дурные совершал дела, как жаль!
 

 
Добыть лепeшку и большой кувшин вина,
Ещe баранья ножка для пиршества нужна…
В развалины с любимой уйти на целый день…
Не каждому султану такая жизнь дана.
 

 
Слыхал я, будто пьяниц спустят в ад.
По-моему, глупцы такое говорят.
Ведь если пьяных и влюблeнных в ад отправить,
То завтра опустеет райский сад!
 

 
Разбита чаша, больше нет еe, увы!
И черепки лежат в пыли, они мертвы,
Безжалостно на них не наступайте —
Ведь чашу сделали из чаши головы.
 

 
Зачем так тосковать из-за греха, Хайям?
Что толку толковать, в чем суть греха, Хайям?
Ведь если нет греха, зачем тогда прощенье?
Не надо горевать из-за греха, Хайям!
 

 
Господь, Ты милосерден – я о грехах молчу,
Господь, Ты хлеб даруешь – и я вперед лечу!
Я верю, все грехи Ты мне легко отпустишь —
О страшной Чeрной книге и думать не хочу!
 

 
Нам форма наша Мастером дана,
Но нам порой не нравится она.
Он сделал хорошо? Но почему изъяны?
А если плохо – чья тогда вина?
 

 
О небосвод, за что ко мне суровым стал?
Гляди – мою рубашку счастья изорвал.
Ты свежий ветер обращаешь в пламя,
А воду – в пыль, помилуй, я устал.
 

 
Мне говорят, мол, нынче прославиться – позор.
Я в кабачок спешу – и вот опять укор.
По мне, чем слыть аскетом, уж лучше опьянеть
От запаха вина. О чeм, скажите, спор?
 

 
«Того, кто пьeт вино, ведeт дорога в ад», —
Разумные разумно мне это говорят.
Всe так, но лучше всех миров, уже известных, —
Блаженный миг один, и я ему так рад!
 

 
Мы – просто куклы, Небо – строгий кукловод.
Нам кажется – идeм путeм своих забот.
Но вот едва мы нашу сцену отыграем,
Как кукловод нас в ящик уберeт.
 

 
Над городской стеной вдруг ворон закружил,
На стену тихо сел и череп положил.
Он черепу сказал: «Что ж не гремят литавры? —
Прошла твоя пора. А ты ведь шахом был!»
 

 
Работай, чтобы есть и чтобы пить,
И чтоб, как человек, одетым быть.
Но мудрым будь: всe прочее не стоит,
Чтоб нам из-за него свой век губить.
 

 
Вина два мана раздобудешь и тогда
В кругу друзей пойдeт веселий череда.
Но знай, Творцу и наши гости безразличны,
И наши, добрый друг, усы и борода.
 

 
О том, что не богат, – не надо, друг, тужить.
Летящим временем – вот чем бы дорожить!
Не забывай, нам жизнь дана на время,
А если так, то надо просто – жить!
 

 
Коловращение небес внушает страх.
Но всe идeт своим путeм во всех мирах…
Вы по земле ступайте осторожно:
Зрачком красавицы когда-то был тот прах.
 

 
Измученный постом, ликуй, народ,
Избавишься ты скоро от невзгод!
Взгляни на небо – месяц истощился,
Настанет месяц праздничных забот.
 

 
Друзья, объединимся в этот час,
Чтоб победить печаль – в который раз!
Сегодня пить мы будем до рассвета.
Придeт пора – рассвет придeт без нас.
 

 
В моей любви к вину упрeков не стыжусь,
А в спорщики с невеждой, простите, не гожусь.
Вино лишь для мужей – целительный напиток,
У не мужей он вызывает грусть.
 

 
Прославишься – и злобных мнений кучи,
Запрeшься в келье – подозрений тучи.
А хорошо бы никого не знать,
И чтоб тебя не знали. Так-то лучше!
 

 
Поскольку жизни срок ни сжать, ни растянуть,
Поскольку сам Творец определил твой путь,
Не надо горевать о сделанных ошибках,
Ведь всe равно назад не повернуть.
 

 
Что делать в этом бренном мире – сам решай.
Сад наслаждений ты усердно украшай,
Потом садись на мягкую лужайку,
А поутру вставай и не плошай.
 

 
В делах Вселенной молчаливым будь
И тайн не раскрывай, о них забудь!
Пока глаза, язык и уши целы,
Ты рта не раскрывай. И в этом суть.
 

Переводы И. Тхоржевского