Текст книги "Ремесло государя"
Автор книги: О`Санчес
Жанр: Боевое фэнтези, Фэнтези
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
«Если после нашего разговора останешься в живых»! Керси смерил взглядом расстояние до герцогского меча, наполовину вытащенного из ножен. Почему, любопытно бы узнать, он всегда кладет его на барабан? Если, скажем, прыгнуть, выхватить меч… Чисто умозрительно представить такую забавную возможность: в случае, если жирный решит его казнить – почему бы не повеселиться напоследок и не отправить великого герцога Когори Тумару к богам, герольдом, возвещающим о прибытии в царство теней величайшего из величайших воит…
– Скучно без меча?
Керси бросило в жар и в пот от замешательства и стыда. Вот ведь старый негодяй! Мысли он, что ли, читает? Каким-то неведомым колдовством…
– Никак нет, ваше высокопревосходительство! Задумался, почему на барабане всегда его держите.
– Потому что привык, да и, в случае чего, отсюда мне доставать его удобнее и быстрее, чем кому бы то ни было… Ну, раз я имею дело с пытливым и взрослым воином, а не с розовыми соплями в детской голове, продолжим. Следы ты замел. А дальше? Ведь до конца похода никто тебя не отпустит? И дело не в моей старческой вредности: прямым приказом Его Величества запрещено мне без самой крайней на то нужды отпускать кого-то!
– А я и не собирался! Ваша светлость, мне ведь самому любопытно… ну… насчет Морева… Его Высочество, к тому же, хочет, чтобы я весь поход прошел до конца, в виде испытания, прежде чем окончательно быть зачисленным в его свиту. Так что я и не собирался. Отчет – обычным письмом…
– …с заранее условленными оборотами речи… Понятно. А что делать дальше – его Высочество сам решит, это не нашего ума дело. Так-так…
Когори Тумару убрал подушку с медного котла и, сопя от нетерпения, прямо пальцами выудил оттуда жирное молочное мясо на косточке. Лучше всего, конечно, вкушать пищу в одиночестве, жуя и глотая вне всех этих затаенных ухмылок и завистливых взглядов, но время… время… времечко… Мальчишка не только хитер, к тому же и необычайно умен для придворного. Мальчишка ему выложил правду, сухую и отжатую, раскрылся, он теперь без панциря и надеется на него, на Когори Тумару, на его благоразумие. И действительно – чего им делить? Юный рыцарь Керси Талои подождет, сколько надо, пока старая гвардия естественным путем не сойдет в уготовленные богами пределы, и тогда уже начнет пихаться локтями, занимая при новом императорском дворе место поуютнее. А ныне – будет верным сторонником принца и верным вассальным союзником вельможам его Величества. Обеим сторонам удобно сие, тем более, что мальчишка ни словом этих помыслов не обозначил, не намекнул… ни, храни нас всех боги от этакой глупости, прямо не брякнул… Все всё понимают молча, не утрачивая осторожности и чести. Неплохой воин.
– Дрянной пока из тебя воин, рыцарь Керси Талои, сударь.
– Виноват, ваша светлость!
– Да, только наф помойный не слышит и не видит всех этих знаков, щедро рассыпаемых на все стороны: смотрите, дивитесь, восхищайтесь, я – Керси Талои, тайный посланник его Высочества с тайным поручением!
– Виноват, ваша светлость!
– Виноват он! Виноватых… – Когори Тумару поднес к глазам ладонь правой руки: ссадины прошли, но суставы все еще побаливают. Нет, этот Керси совсем иная порода, нежели свойский и открытый Цаги Крикун, чуждая старым добрым временам порода, это гордец, с ним запросто, по-человечески, не поговоришь, уму-разуму не всыплешь. Придется словами ограничиться. – На этот раз прощу, но впредь с подобными глупостями не попадайся! Дуэль он затеял! Дети малые. Из-за баб, небось? Имей в виду – вдругорядь шкуру спущу и твои золотые шпоры не помогут – обе всуну тебе в известное место.
– Больше не повторится, ваша светлость! Разрешите идти?
– Ступай, рыцарь, и никогда не позорь наше сословие. Умн… цт… кх… как ее разгрызть-то, ума не приложу, зубы-то уж не те… разве кинжалом… И это… Государь весточку мне прислал, с подзатыльниками за медлительность. Так что мы сегодня досрочно сворачиваемся и сразу же после обеда выступаем. Поспеши.
Ликование и жажда вновь обретенной жизни переполняли Керси Талои, он бежал к своей палатке вприскочку, с улыбкой на все лицо, он чуть ли не готов был вернуться в шатер его высокопревосходительства, чтобы своими зубами разгрызть ему все кости из котла – только позови!.. Но герцог, по-видимому, предпочитал сам справляться со своим завтраком, да и Керси Талои вполне мог передумать насчет разгрызаний – получи он действительно такое предложение…
– Ну, что Керси? Как ты?
– А-атлично! Прощён!
– Поздравляю. Да… Размяк старый. И Крикуна простил, и тебя простил… Не тот уже Когги… А были времена… – Бероши Сага сокрушенно покачал мокрым шлемом (мягкий дождик только что через бивак прошелестел).
– Зачем так громко? Не его ли подручный тебя слушает, кстати?
– Где??? – Бероши Сага в ужасе оглянулся… – Все шутишь? Ф-фу-ух. Ты, Керси, тово… Я понимаю, что радость и все такое… Но совесть имей.
– Извини, Бери, ты прав, а я не прав. Как станем на постой у князя, с меня угощение, на размер живота.
Караульный десятник немедленно оттаял.
– Да ладно уж… Но – с радостью согласен. Говорят, этот Та Микол старинный друг нашему чудовищу?
– Вроде бы да. Послезавтра уже наверное узнаем, мы ведь на границе их владений: вон, на горе, их межевой столб.
* * *
Глава имперского сыска, вельможа и любимец Его Величества императора, главнокомандующий особым войском, наделенный всеми мыслимыми и немыслимыми полномочиями, пресветлый герцог Когори Тумару стоял, выставив пузо, во главе небольшой свиты, посреди парадного зала, в родовом замке князей Та Микол, и ждал, пока о нем доложат хозяину.
Войско расположилось лагерем загодя, в чистом поле, а к замку подскакал лишь крохотный, в два десятка всадников, отряд. Золотая пайза и слова «Во имя империи» распахнули крепостные ворота быстрее любых иных заклинаний и таранов. Подскочившей караульной страже осталось лишь склониться в поклонах и продолжать нести дозор, но старший караула опрометью ринулся с докладом искать его светлость князя…
Когори Тумару любил привносить в чужое бытие суету и неожиданности.
Замок, не привыкший в внезапным и бесцеремонным гостям, притих: ни служанка не шнырнет, ни даже цепной горуля на заднем дворе не взвоет…
Наконец, со стороны восточной анфилады комнат донесся нарастающий, но довольно вкрадчивый гул: сюда идут люди, много людей, идут быстро, тихо и настороженно. Низкий, резкий голос, более похожий на рык, издалека возмутил эту полутишину и стал слышен всем, кто находился в зале.
– Все что здесь есть, во главе со мною – к услугам Его Величества и во славу империи! У меня достаточно сил, земель и средств, дабы верно и со тщанием служить трону! Не щадя живота и мошны! Однако, это не значит, что в моем родовом владении кто-то, меня не спросясь, будет сушить вонючие солдатские портки у моего домашнего камина! Пайза – это пайза, но честь – это честь, а плеть – это плеть! Где они???
Дубовые двери распахнулись с треском, словно бы от пинка: это его светлость князь Дигори Та Микол выместил на них малую часть своей ярости отворяющим заклятьем, как бы подчеркивая: он у себя дома и волен даже нешуточно колдовать при гостях, если ему вздумается, тем более – при гостях незваных. Створки тяжеленных дверей без ущерба для себя ударились о каменные стены, и в зал вошел, вернее, вбежал его светлость удельный князь Дигори Та Микол со свитою, воитель, прославленный бесчисленным количеством выигранных им битв, своевольный вельможа уходящего царствования, рыцарь, один из знатнейших дворян империи. Следом за ним, по бокам и чуть сзади, двое его сыновей: старший, Дамори, и младший, Докари, еще чуть дальше сенешаль, дворецкий, несколько дворян княжеского дома, телохранители и даже домашний жрец, опоясанный по такому важному случаю не легким жреческим, а настоящим боевым мечом, одноручным, правда… Впрочем, святому отцу и не пристало носить за спиною тяжелый боев…
– О, небеса! – Старый князь остановился, словно ударившись о замораживающее заклинание, седые усы его подпрыгнули едва ли не до бровей, а глаза выпучились отнюдь не по-княжески, очень даже простонародно. – Сударь… К-когори… Когги, это ты ли, друг мой???
– Я. – Только и нашелся сказать герцог Когори Тумару, очень уж неожиданным показался ему переход в поведении хозяина замка. Хотя… чего можно было ожидать от крутого нравом властителя, никем не предупрежденного… Да и не виделись они очень давно, лет тридцать… или даже сорок…
Дворяне обеих свит все еще настороженно поглядывали друг на друга, не вполне понимая происходящее, разве что у младшего сына князя, у Докари, едва заметно приподнялись уголки рта, и в глазах проскочило нечто вроде лукавой искорки, но сей отсверк заметил только один человек из свиты герцога, рыцарь Керси Талои.
– Когги… дружище… Да обнимемся же – раздери меня демоны и боги! – Князь взревел, изрыгнув богохульства от полноты чувств, и распахнул объятия. Когори Тумару немедленно растворил свои и, растроганно сопя, двинулся навстречу. Вельможи обнялись, искренне и горячо, оба при полном оружии, но в камзолах, без кольчуг.
– Да, Дигги, это ты, а это – я! Но не беспокойся, пожалуйста, я встал лагерем в пяти долгих шагах отсюда, и клянусь, что даже в помыслах не было – нарушать покой твоего дома… Я здесь для того лишь, чтобы засвидетельствовать свое глубочайшее уважение и обрести былую радость, глянув на того, с кем пройдено…
– Когги! Прекрати! Подобного количества чуши, в столь малом количестве слов, я не слышал уже лет сто… И ее извиняет лишь, что это ответная чушь, исторгнутая из вежливости, дабы хотя бы частично уравновесить мою! Я виноват, ты у меня самый желанный гость на свете, и никуда я тебя не отпущу. Но кто посмел… почему мне не доложили, – князь вновь возвысил голос и оглянулся на свиту – не оповестили, кто именно оказал мне величайшую честь и милость…
– Да – я же! Успокойся, Дигги! Вот ты всегда такой был: сперва рубить, потом опрашивать! Его Величество, дав мне поручение, прямо приказал: не оповещать никого из владетельных правителей, чьи земли доведется проезжать… Я и не оповещал. Но в твоем случае, я решил, что ничем не нарушу приказа Его Величества, коли собственной тушею навещу своего старинного друга. Может быть, это излишне тонкое толкование приказа, но… Да и я полагал, что ты догадаешься.
– И ничего не тонкое! Если понадобится, Когги, я встану рядом и, как и встарь, вместе примем на свои головы гнев Его Величества!
– Это лишнее. Государь догадлив и милостив, хотя об этом позже… Но – командуй, говори, я у тебя в гостях, а не ты у меня… Стой, погоди немного, Дигги, позволь уж до конца повиниться пред тобою…
– Опять начинаешь…
– Нет, постой. Дело в том, что не далее, как нынче утром, на рассвете, я позволил себе самоуправство в твоих владениях: изловил и приказал казнить с десяток молодцов твоего удела. Негодяи пытались поживиться нашими лошадьми…
Князь Та Микол шевельнул правым усом и рассмеялся, помедлив самую малость.
– Туда им и дорога. Ты ничего не нарушил, ничем меня не обидел, ибо по ним давно Матушка-Земля плакала, не далее, чем через двое суток я сам изловил бы тех поганцев. Так что ты, как и всегда, помог мне, попутно избавив от мелких хлопот.
– Но, Дигги, не сомневайся, я их просто вздернул, на колья не сажал, то есть, местных удельных обычаев ничем не порушил! Так что они теперь обсыхают на солнышке, для других разбойников отгоняющий запах дают. Можешь принять по счету.
– А я и не сомневался. Равно как и в том, Когги, что все местные обычаи… и прочее, до самых мелких тонкостей – тебе хорошо знакомо… по рассказам и донесениям. Но это не упрек, а простое знание жизни. И все же, разреши представить тебе немедленно кое-кого… прежде чем я лично расположу вас на постой. Когги, мне просто не терпится!
– Изволь!
– Мой старший сын и наследник дома моего, князь Дамори!
– Похмельные боги! Да он вылитый отец! Встреться он мне первым, так я подумал бы, что ты, Дигги, обрел вечную молодость! Ух, хорош!
Князь Та Микол польщено улыбнулся.
– Неплох, врать не буду. Умен, разворотлив. Характер пока мягковат. Думаю послать его, наконец, в действующие войска, на закалку, как у нас в гвардии говорят… Ибо отныне есть у меня, в поддержку роду князей Та Микол, еще один сын, радость наша великая и… – Князь хотел сказать: «и нежданная», да вовремя запнулся, поняв, что язык его, больше привыкший к приказам и разносам, готов ляпнуть что-то не то. – Младший сын – Докари!
– А этого-то молодца я как раз знаю! Ловкий малый: едва появился при дворе, как уже снискал благосклонность государя! Но и то сказать – на танцевальном паркете да по передним дворцовым не крутится, весь в делах и разъездах! Вместе со своим неразлучным чудищем клыкастым. Он еще при нем?.. – Лин осмелился кивнуть, но счастливый отец даже не одернул его за эту вольность. – Воина видать по всем признакам. Что же он тебе, кстати говоря, не рассказал о моем походе в ваши края?
Князь Та Микол царапнул взглядом старого друга, и Когори Тумару внутренне подобрался: да, никогда нельзя забывать – с кем имеешь дело… Хоть лопни, а теперь никогда и нипочем ему не понять, не дознаться: то ли младший Та Микол способен хранить тайну даже перед родным отцом, то ли старый цераптор играет свою роль так, что никаким опытом, никакой магией…
– Я смотрю, вы в дороге не скучали, судя по отметинам – повоевать успели?
– А? Не-ет… Давеча был запасец по времени – имперские леса почистили малость от разбойников, да помогли некоему посольскому каравану добраться до безопасных мест. А так – нет. Это сотский моих черных рубашек, на которого ты показал, Цаги Крикун, с лошади случайно свалился, понимаешь, да и попал лицом под копыто…
– Ее светлость, княгиня Ореми!
Главный дворецкий замка стоял тут же, за спиною князя, поэтому о княгине Та Микол доложил ее личный мажордом.
Княгиня, по-юному стройная и стремительная, вошла через северные двери, за нею только паж и старшая фрейлина ее маленького двора. Прекрасное лицо княгини, по обычаю высшего света прежних лет, было безмятежно, казалось, никакое чувство неспособно разрушить неподвижную красоту этих черт, однако ощущение это было глубоко ошибочном: княгиня умела чувствовать, и знала, что такое бури страстей. Внешне – да, неприлично показывать посторонним чувства свои… Но – внезапное нашествие, посланцы самого императора, грозный муж, чей разъяренный рык она услышала еще в своих покоях… Если она не способна воспрепятствовать бедам и ураганам, переполняющим этот грубый и жестокий мир мужчин, то, по крайней мере, она будет присутствовать… Этикет не запрещает этого, а сердце приказывает быть – ведь здесь ее сыновья…
– О, моя княгинюшка. Вот уж вовремя! Позволь представить тебе… Впрочем, вы и так… Ты только посмотри, дорогая: узнаешь, кто оказал нам честь?
– Рыцарь Когори Тумару, соратник и слуга Его Величества императора, честнейший дворянин на свете, воин из воинов, старинный друг моего мужа! Сударь, большей радости я не могла ожидать от нынешнего дня! – с этими словами княгиня осела в глубоком поклоне, ее лицо тронула легчайшая улыбка, и улыбка эта была искренней, счастливой: не будет бед и лязга оружия, все мирно и хорошо.
Когори Тумару попытался сдвинуть потеснее свои толстые, широко расставленные ноги, и со всего маху грянулся на одно колено; полетели каменные брызги, ибо он был хотя и без кольчуги, но в обязательных, по походу, стальных наколенниках. «О, мой пол, моя мозаика» – охнула про себя княгиня, однако взгляд ее продолжал излучать несказанную теплоту и ничем не замутненную радость.
– Ваша светлость, сударыня! – звонким молодым басом взревел коленопреклоненный герцог. – Сбылась одна из сладчайших мечт моих: вновь воочию увидеть ту, которая красотою своей способна затмить блеск звезд, свет луны, солнечное сияние, и даже очарование бессмертных богинь! И лишь одна из женщин земных способна вызывать у меня восхищение не меньшее: это моя супруга. Все остальные же…
– Оставьте, рыцарь, оставьте. Не скрою, приятно вкушать нектар мужских восхищений, но у меня вполне достаточно зеркал в доме, чтобы знать и понимать истину.
– Да сожри меня Умана, коли я вру… Ой… Сударыня, виноват, я позволил себе в вашем присутствии…
– Все хорошо, рыцарь Когори, не вините себя за подобные пустяки, я отлично понимаю язык походов и казарм, ибо мой драгоценный супруг еще от юности моей научил меня выдерживать без обмороков куда более крепкие выражения и богохульства.
– Ну уж ты скажешь! – Князь фыркнул, возражая, однако Когори Тумару, все еще стоящий на одном колене, громогласно откашлялся и продолжил.
– И еще! Государь, посылая меня с поручением, провидел, что миг нашей счастливой встречи здесь, в замке великолепных князей Та Микол, может состояться, и попросил меня использовать сей случай, дабы передать уважительное благоволение своему соратнику и вернейшему из слуг его светлости князю Та Микол!.. А также передать ее светлости княгине, что он по-прежнему горячо и безнадежно в нее влюблен!
Все присутствующие, за исключением князя и княгини, зааплодировали, князь же только фыркнул во второй раз и молча щелкнул себя ногтем по кончикам усов: подобная галантность – обычай двора, и самый строгий на свете ревнитель добродетели не усмотрит в этом послании ничего порочащего императорскую, либо супружескую честь.
Княгиня Та Микол теперь уже открыто улыбнулась.
– Встаньте, милый Когги, умоляю вас, или я также упаду на колени! Благодарю. Итак! – княгиня возвысила голос. – Плоха та хозяйка, что готова переложить часть своих обязанностей на чужие плечи. Воинам пристало отдохнуть и приготовиться к пиру, который воспоследует к вечеру, а я, во главе домашних слуг, позабочусь о том, чтобы наши гости ни в чем не знали ни малейшей нужды! Затем, все подготовив, я надеюсь вымолить у своего супруга и повелителя разрешение отбыть, незадолго до начала пира, в сопровождении обоих моих сыновей, в замок старшего из них.
– Я разрешаю, Ори, но – зачем? Ужели присутствие на пирах настолько утомляет тебя?
– Нисколько, мой повелитель. Но я уверена, что благонравие и воспитание наших сыновей отнюдь не потерпят ущерб от невозможности присутствовать на одной из тех пирушек, которая, как я уверена, будет проходить на старинный гвардейский манер…
Оба старых рыцаря покраснели до ушей, и Когори Тумару пробормотал:
– А мы ничего такого и не собирались, так ведь, Дигги?
Князь только крякнул и десницею махнул, отпуская восвояси жену, сыновей и челядь, другою же рукой подхватил под локоть старого друга и повлек его к камину, где для них уже накрывали маленький «полдничный» стол. Для начала.
Глава 10
Царедворцу и воителю Когори Тумару никогда бы не стать тем, кем он стал при дворе Его Величества, если бы он не умел извлекать ощутимую пользу из всего, даже из своих «гвардейских» загулов. Так, например, ему представился случай понаблюдать, как ведут себя на отдыхе выдвиженцы отшельника Снега: Тогучи Менс и Лаббори Вэй. В человеке, если хочешь приблизить его к себе, следует изучить все стороны личности, а не только деловые способности. Пока – нет нареканий: оба держатся достойно, головы не теряют, слабости и изъяны в пьяном виде не проявляют. Пьют не меньше других, однако и не больше, ровно столько, сколько от них требуется по обстановке, не увлекаясь. Угу, это добрый служебный знак для обоих.
Древний мрачный замок уже вторые сутки не спал, с любопытством и недоверием ощущая, как внутри него вдруг заплескалось и закипело нечто такое… буйное, полное огня и смеха. Старые рыцари веселились напропалую, но не одни, а в окружении многочисленных слуг и соратников. Выяснилось воочию, что среди домашней челяди сурового князя Та Микол полно молодых служанок, хохотушек, отзывчивых, хорошего нрава…
Еще перед походом, император именно под это гостевание отдельно предусмотрел возможную задержку в пути, и, хотя самого князя он недолюбливал, к чаяниям своего слуги отнесся с пониманием, такие попустительства приближенным приносят великую пользу трону, ибо воспитывают в сподвижниках благодарную верность. Верность – она ведь как нежное деревце кипарис в оранжерейной кадке: нуждается в постоянном внимании, подпитке, это не так, чтобы однажды вылил под него бочку воды и десять лет никаких забот, нет: ежедневно, ежечасно, внимательно, с доглядом… Сломать или усушить деревце легко, в саду или на воле, а ты попробуй выходи его, наперекор бурям и засухам!
Старший сын, князь Дамори Та Микол, любил принимать гостей у себя, в небольшом замке, где они с женой жили большую часть года, поэтому он ничуть не возражал против решения матушки переждать внезапные праздники у него дома… Жили они вдвоем, пока бездетные, однако все жрецы, дружно и не сговариваясь, утверждали с некоторых пор, что пророчества на этот счет поменялись на сугубо благоприятные, остается только ждать. Замок находился, по обычаю удельных властителей империи, неподалеку, в нескольких долгих шагах от главного замка, добираться туда – меньше половины дня, даже если неспешною каретой, а уж верхом – оглянуться не успеешь: вот он, замок над синим озерцом, маленький, хрупкий, словно игрушечный, однако вместительный и очень, очень уютный. В летнюю, в зимнюю ли погоду, днем – почти всегда солнце, ночью – почти всегда звезды, с какой бы стороны ни подул ветер – запахи чистые, свежие, лесные, озерные, горные… Дамори с женой были радушные хозяева, а матушка и младший брат любили здесь гостить. Княгиня Ореми внимательно выслушивала предсказания и объяснения жрецов, на веру не принимала ничего, сама присутствовала при гаданиях и жертвоприношениях – и все чаще невестке перепадали от нее теплые улыбки, взамен ледяных взглядов и колючих слов. У Докари Та Микол, младшего сына, пока еще не было своего замка, хотя он уже был женат, ибо матушка… Да, матушка оттягивала и оттягивала миг окончательного отделения от семьи любимого младшенького… ненаглядного… вновь обретенного. Придраться к ней за это невозможно: во-первых, старший все еще бездетен, во-вторых Его Величество пообещал, но пока не пожаловал юному рыцарю-крестнику титул и земли, хотя, как достоверно знала княгиня из своих источников, приказ об этом уже на столе у Его Величества, и даже подписан… В ближайшее время будут ставить печати – и все решится. А пока – Уфани Та Микол живет в столице, на подворье своих родителей графов Гуппи, Докари Та Микол выполняет последнее перед пожалованием поручение Его Величества, на этот раз, к счастью, в пределах родного дома… Все хорошо, но ничто не вечно. Сегодня оба сына под крылышком, а завтра – кто знает, что будет завтра…
– Матушка, ты чем-то вдруг расстроена?
– О, нет, Дами, нет, не обращай внимания, просто ресничка в глаз попала.
– Понятно. Однако, я все же скажу: ну, принято же так, древним рыцарским обычаем, они ведь давно не виделись, и вполне естественно, что… Уж в чем в чем, а его светлость князя, который тебе богоданный супруг, а нам с Доки родной отец, никак не обвинить, что он слишком много времени посвящает отдыху и веселью! А тем паче – не упрекнуть в этом его светлость герцога…
– Ах, оставь, Дами, только твоих нравоучений мне не хватало!
Княгиня одним лишь взглядом показала дворецкому и тот опрометью ринулся за серебряным кувшинчиком: подлить пресветлой матушке-княгине горячего яблочного взвару, который она очень любила.
Завтрак проходил как обычно, в крохотном семейном кругу: Дамори Та Микол с супругой, княгиня и младший брат Докари Та Микол. Естественно, что присутствовал и домашний жрец молодой княжеской четы, святой отец Зуффари, но за завтраком ему не позволялось говорить ничего, кроме предтрапезной молитвы. На обед собиралось народу побольше, а к ужину обычно накрывали стол на тридцать и более персон…
– Прости, матушка, не хотел тебя обидеть.
Слова старшего сына были примирительны и мягки, но мать очень хорошо знала, отчего у мужчин из рода Та Микол сдвигаются брови к переносице и начинают топорщиться усы… Княгиня Ореми, тут же забыв о ресничке в глазу, ласково улыбнулась невестке, а потом перевела восхищенный взгляд на старшего сына.
– Ты совершенно прав, мой дорогой, защищая отца, хотя его светлость никогда не нуждался ни в чьей защите, но ты слишком молод, Дами, и не пережил того, что довелось пережить мне. Если рыцарь в мирное время устроил пирушку и веселится на ней от души – нет в этом укоризны и позора, ибо сие положено рыцарю, если, конечно, он настоящий мужчина и воин. Это касается нашего отца, тебя, Докари, Когору Тумару, Фодзи Гура, Лавеги Восточного, всех знатных дворян империи, вплоть до Его Величества, первого среди знати. Все это в пределах приличия и обычая. Но стоит только нескольким рыцарям из так называемой «тюремной дюжины» сбиться в ватагу, так начинается… А особенно разрушительно получалось веселье – правда, они в те поры были гораздо моложе – когда в нем участвовал их признанный заводила… Да, ты правильно догадываешься, Кари, я именно его имею в виду: ох, не всегда он был святым отшельником Снегом! Все под его веселым руководством крошилось и плавилось, превращалось в осколки, в обломки, в руины и в огрызки – на пять долгих локтей вокруг. Ты, кажется, мне не веришь?
Докари промокнул рот салфеткой, прежде чем ответить, и почтительно кивнул:
– Верю, матушка, безусловно верю. Но когда я был еще мальчиком Лином и жил в пещере, я всегда видел рядом с собою человека совершенно иного нрава, нежели ты описываешь, и поэтому невольно улыбнулся, пытаясь совместить у себя в сознании два образа в один.
– Тебе несказанно повезло, что не видел иного. Однако, я продолжу: вот почему, Дами, я решила не стеснять наших прославленных воителей в их обоснованном желании отпраздновать сию знаменательную встречу именно так, как они привыкли за долгие годы совместных битв и походов, но – смиренно умоляю меня за это простить – еще и осмелилась попросить у тебя и у Югари гостеприимства, за себя и за твоего младшего брата…
Дамори Та Микол стремительно смутился, как до этого вспыхнул, и на этот раз в его словах не было ни малейшего гнева, одна лишь искренность:
– О, матушка! Пусть все будет как ты скажешь, а не как я скажу. Для нас с Югари не обуза, но большая честь и светлая радость принимать вас с братом, моя бы воля, так не то что на несколько дней, а… так ведь, Юги?
Молодая пухленькая княгиня Та Микол – полные щечки и подбородок в задорных ямочках – была довольнехонька: она, в отличие от более простодушного супруга, заметила и хитрости своей свекрови, и как та подспудно извинялась, в испуге перед возможным гневом ее ненаглядного Дами… Нет, свекровь стала в сто, в тысячу раз добрее, чем была, счастье поселилось в доме, еще бы смилостивились боги и поскорее послали им ребеночка…
– О, да! Мой повелитель высказал именно то, что у нас обоих на сердце и на душе: таких гостей мы рады видеть всегда и бесконечно!
Гроза прошла стороной, не успев никому нанести урон, ни даже громыхнуть, и завтрак продолжился.
От кожаной подстилки у окна шло урчание, сопровождавшее всю трапезу, но вот оно перешло в торжествующий рык: охи-охи Гвоздик сумел, наконец, дочиста обглодать здоровенную кость, раскусить ее в нужном месте – и длинный черный язык добрался до костного мозга.
Все невольно обернулись на это сладострастное чавканье…
– Да… Будь я четырежды проклят, Кари! Даже от его челюстей не ожидал я подобной прыти! Этакую костищу боевой секирою не вдруг возьмешь! Воистину зверь в пажах у моего брата! Эт-то тебе не цераптор и не горуль, это сама свирепость, да, наблюдал его в деле. Нет, вы только гляньте: даже маленькая голова готова грызть! И совершенно ничего не видит, и ничего не слышит – увлекся!
– Послушай, Гвоздик!.. – О… Слышит, оказывается: уши встрепенулись и маленькая голова на хвосте подпрыгнула чуть повыше, обернулась на голос хозяина. – А может, я тоже хочу сего лакомства? Поделишься?
– Ы-ы-ы! – взревел встревоженный Гвоздик. Мозговая кость – эта такая штука, за обладание которой можно вызвать на бой весь мир – а тут «поделишься!» Никогда, никому!!! Ы-ы-ы-уу… ну… разве что хозяину… если уж так нужно… чтобы спасти его от голода… ох… охи… охи… только ведь разгрыз… она такая маленькая… если уж очень-очень надо…
– Я передумал, Гвоздик. Кушай, дружок, но поторопись, заканчиваем.
– Ы-ыыы! Ох-хииии!..
– Кари, ты куда-то спешишь? Кстати сказать, я там тебе и твоим друзьям кузницу приготовил, в полное твое распоряжение, на все эти дни, так что…
Младший брат рассмеялся в ответ на предложение старшего и отодвинул от себя остатки завтрака.
– Нет-нет! Как невозможно уничтожить за один завтрак все съестные запасы этого гостеприимнейшего из замков, так и немыслимо за один день испытать все возможные в твоих владениях удовольствия. С самого утра меня ждет мой друг, Керси Талои, я ему обещал охоту: хотим погонять церапторов по Горячему урочищу. Егеря доложили: там они!
– А, доброе дело. Вряд ли вы напрочь избавите урочище от этих тварей, все равно весною набегут, ну так хоть проредите… К обеду вас ждать?
Докари покосился на княгиню Ореми и все же нашел в себе мужество возразить:
– Вряд ли. Нет, точно – нет. Но к ужину поспеем непременно. Матушка, я ведь обещал… Когда я гостил с поручением у маркизов Короны – знаешь, какую охоту они мне подарили!?
Княгиня Ореми слабо улыбнулась и вздохнула.
– Конечно… дело рыцарское, поезжай… Ах, сын мой, сын мой… Керси Талои – хороший юноша, неиспорченный, наверное, только в дальних провинциях подобные и остались. Такой дурному не научит, здесь я спокойна…
– А что же тогда, матушка? Тем не менее, я чувствую, что именно мой выбор времяпрепровождения – невольная причина твоей грусти?
– Княгиня опять вздохнула и покачала головой.
– Старшего сына я хотя бы в детстве ощущала подле себя, и в будущем надеюсь видеть постоянно, ибо он наследник и опора нашего дома, в то время как ты… И тогда… и в будущем… Ах, ступай… – Княгиня подняла слабый мизинчик левой руки вверх, в знак окончания неявного спора. – Беги к своим друзьям, Кари, беги спокойно, ты ни в чем не провинился предо мною… Обними меня и беги. А вы, святой отец, постарайтесь на досуге внушить моему старшему сыну, что негоже всуе раскидываться проклятьями, тем более за обеденным столом, да еще в присутствии жены и матери. Пусть берет в этом отношении пример со своего младшего брата.
Отец Зуффари, одним глотком освободив от еды набитые щеки, встал с поклоном, и так же молча уселся на место.
Дамори Та Микол выслушал матушкин выговор и даже брови сдвигать не стал: ну, да, ну, не прав, Юги тоже его постоянно попиливает за ругань, но – подумаешь… Не велик грех. Ладно, впредь он честно постарается следить за собственной благовоспитанностью.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.