Текст книги "Ремесло государя"

– Матушка! – Докари обнял, расцеловал княгиню в обе щеки и убежал стремглав: (Гвоздик, за мной!). Матушку он вечером еще увидит и вдоволь, рука об руку, погуляет с нею перед сном, а охота ждать не будет! Снимутся церапторы с лежбища, как солнышко пригреет, и ищи их потом, свищи, по всем ящерным пастбищам! А то и вовсе до самой весны укочуют на высокий север, поближе к теплу…

* * *

– В наших изнеженных краях, Керси, все не так сурово и прямо, как у вас в уделе, больше внимания уделяется всяким-разным хитрым приспособлениям, чуть меньше – боевой выучке и непосредственным столкновениям… Но охота – есть охота, сегодня нам предстоит «проредить», по выражению моего брата, количество церапторов на просторах нашего удела, а точнее – в Горячем урочище: именно там они спасаются от холода осенних ночей. Когда еще подбавит холодов – церапторы снимутся и уйдут на север, в тепле зимовать, а пока они здесь.

– Любопытно. В нашей местности церапторов просто нет. Или почти нет, я к примеру, до приезда в столицу, только изображения их видел, на гобеленах, в книгах… Еще у его светлости кошма есть, из церапторов выделана, – вспомнил вдруг Керси. – Ну, у маркиза Хоггроги.

– Холодно чересчур в ваших краях, по крайней мере – для ящеров. Охота, по нашим местным обычаям, называется: «На теленочка». Выезжаем на место, по основному пути следует приманка, вернее, повозка с приманкой, а мы с тобою будем следовать чуть в стороне, с боков. У церапторов отличный слух и приличное обоняние: они должны почуять, как пахнет, а главное – кричит, визжит наша приманка, а почуяв – припожалуют. Мы их берем стрелами, а если повезет – то и мечами, секирами, швыряльными ножами – чем придется.

– О-у-у! Ура! И стрелами, и вручную – вот это по мне! Погоди, а… Вот повозка, вот клетка, а где сам теленочек??? Не будешь же ты утверждать, что…

– Буду. Непременно буду. То, что ты видишь – он и есть. Теленок, как таковой, в нашей охоте ненадежен: в самый ответственный миг перестанет хныкать – и как его заставить? Иное дело – горуля: вот кто мастер визжать на всю округу! Погоди… Керг! Созрел горуля?

– Да, ваше сиятельство! Сутки не жравши! Да мы еще, извиняюсь, от вашего Гвоздика запах ему в повозку подложили – будет выть так, что в Океании услышат.

– Понял? Нашим теленочком будет горуль, горуля – по-местному. Но ты просто не представляешь, каких трудов мне стоило объяснить Гвоздику, что главный ловчий здесь не он, что люди устраивают охоту «На теленочка» для себя, а не для него. Уж я его и за уши таскал, и стыдил при всех обидными словами – не понимает, вернее, не желает понимать! Но, в конце-концов – втолковал: теперь он терпеливо ждет, пока мы вдоволь поохотимся, а уж потом я ему волю даю. Да сам увидишь. Э-ге-гейййй! Керг, начали!

Повозка, влекомая двумя лошадьми, взяла резво. Вместо колес были установлены салазки, обильно смазанные топленым жиром, добытым с брюха лугового медведя. Лошади, нещадно подгоняемые плетью возницы, ржали, голодный горуля жалобно выл на всю вселенную, полозья визжали, то и дело выскакивая из травяной колеи на каменные участки пути – было очень весело. Егеря-подручные делали все как надо, со тщанием, даже запахи были нарочно усилены: за повозкою влачились намертво прикрепленные мешки, пропитанные коровьим дерьмом и кусками полусгнившего мяса… Церапторы очень любят живую плоть, но отнюдь не брезгуют и падалью. Была небольшая опасность для охоты, могущая сбить всю забаву: если вдруг на след встанут медведи… Да не должны бы: во-первых, это не их угодья, им тут добычи мало, а во-вторых – осень, луговые медведи нагуляли большую часть жира и добирают к зимовке оставшееся, но уже без прежней неутомимости… Пещерных же медведей, горных, которые круглый год бодрствуют, отродясь не бывало в этих краях…

Далеко впереди повозки с приманкой, чтобы не мешать самой охоте, скакали слуги, полный десяток хорошо вооруженных и опытных охотников – мало ли чего… Рядом с повозкой, по обе стороны ее, держались Докари и Керси, у каждого за спиной меч, на боку секира, поперек седла, но наискось, чтобы ветки не цеплять, длинный лук, чуть ниже седла у стремени – колчан, наполненный стрелами, небо задернуто облаками – ничто не ослепит, прицелиться не помешает… Где вы, церапторы?.. Ну же!..

И вдруг послышалось уханье, вой не вой… резкое, визгливое…

– Слышишь, Керси? Заквакали!

– А?.. Что, Кари?..

– Взяли, говорю, наш след! Разбегаемся! – Докари Та Микол дал знак рукой, и оба юных рыцаря разъехались по сторонам, локтей на тридцать-сорок от повозки, так, чтобы скакать на одной скорости, но чуть впереди ее, ибо при стрельбе надобно исключить все возможные случайности, то есть, чтобы друг друга не поранить, и чтобы повозка с возницею не попала под перекрестный полив стрелами.

Никому не дано угадать заранее – какова в количестве будет стая нападающих, насколько они будут опытны и проворны, поэтому возница обряжен в длинный, очень прочный и толстый тулуп – воротник до макушки, а под тулупом кольчуга, под руками, в повозке, две секиры, да кечень, да клевец… Церапторы народ холоднокровный, да очень уж боевой, никакая предосторожность лишнею не будет.

Гвоздик веселым махом несся впереди своего хозяина, в локтях десяти от него: хозяин твердо пообещал, так что он успеет еще поохотиться, а пока пусть Черника в очередной раз усвоит – кто настоящий вожак! Меж тем, кобылу Чернику совершенно не волновали вопросы главенства в их маленькой домашней стае: вожак – он сверху, в седле сидит, он знает, что делает, наше дело скакать и радоваться жизни, а то уж так эта конюшня прискучила! Главное – об камни не споткнуться, иначе будет не до радости.

Мерзкое кваканье, между тем, быстро приближалось, и вот, когда Керси в очередной раз обернулся, его глазам открылось жуткое и вместе с тем волнующее зрелище: огромная стая церапторов сбилась в довольно узкую буро-зеленую ленту и стремительно приближается к повозке. Им бы рассыпаться в беге на широкую облавную «метлу», во сто крат более опасную – нежели вот это вот безобразие, в которое и целиться не надобно… Нет, каждая особь не желает уходить от колеи, где запах добычи наиболее силен… Жадность, глупость. Двести локтей… сто пятьдесят… сто… Кари, ну что же ты… не видишь, что ли…

– Керси, даваййй!!!

И зашелестели стрелы! Одна за другой, одна за другой! У стрел Докари оперенье зеленое, а у стрел Керси – черное, чтобы потом не перепутать. Никакого яда – только меткость! Первая же зеленая стрела угодила в красный раздутый зоб вожаку-цераптору, есть почин! Подстреленные церапторы кубарем вылетают в сторону от дороги, но другие как ни в чем не бывало продолжают бег. Покуда они преследовали повозку не глядя, по следу, чешуйчатые хвосты их были загнуты вверх, за спину, на манер скорпионьих, а ныне толстые коренья хвостов расправлены и летят над землею ровно, не хуже стрел, чтобы скорости бега не мешать, за камни и ветки не цепляться. Бегут церапторы на задних лапах, вытянув морды к добыче поближе, передними короткими лапами изредка толкаясь от встречных камней, только чтобы равновесие сохранить… Керси и Докари стреляют очень проворно, выбивают из погони передних, дабы держать расстояние между голодными тварями и повозкой, однако церапторов слишком много, ума у них очень мало, и повозку они вот-вот настигнут… Докари Та Микол безошибочным чутьем воина ощутил: пора! Да, пора, и Керси чует это не хуже своего друга, даже объяснять ничего не надобно… Однако же в охоте порядки строгие, почти как на войне: охоту всегда один ведет, а не по двое, по трое распоряжаются…

– В мечи! Ийй-ех!

Керси слышит команду – а сам давно к ней готов! Лук в заранее приготовленный чехол, секиру в руки – и вперед, к повозке! В мечи – это знак, приглашение к рукопашной битве, а вовсе не приказ действовать именно мечом. Да хоть кинжалом маши! Но кинжалом боязно: церапторы звери хваткие, мощные, свирепые… Керси орудует секирой, а Докари одноручным мечом, из руки в руку меж ударами перебрасывает – щеголь! Тоже своего рода отличительная особица в разрубах получится, подобно тому, как зеленые перышки разнятся от черных… Цераптор – свирепый хищник, сильный зверь, а все же, в сравнении с волшебным чудовищем охи-охи, почти как утка, или ящерный поросенок. Охи-охи Гвоздик тоже услышал команду «в мечи!» и тоже понял ее правильно: у него в передних лапах по пять мечей, да в задних (для битвы – запасных) столько же. Да вся пасть набита маленькими кинжалами: главное в начавшейся веселой суматохе – чтобы маленькую «сторожевую» голову с хвоста не скусили – три месяца ее потом заново выращивай! Уж дважды за последние годы случалась такая неприятность – это все равно как… как… получше присматривать надо за хвостом, вот что!

Один мелкий, но весьма проворный цераптор вывернулся из общего потока, поднажал и в длиннющем прыжке настиг повозку, запрыгнул в нее… Горуля в клетке, его не уцепишь, а спина в тулупе – вот она! Возница, почувствовав рывок, знал теперь только одну молитву на свете: держаться прямо и не опрокидываться навзничь! Упадешь – пропадешь, а устоишь – может быть, и успеешь еще выдернуть и воспользоваться клевцом или кеченем… И вдруг смрадная тяжесть на шее уполовинилась… и нет ее больше, только кровавое трепыхание… поганая вонючая кровь у этих тварей.

Да, Керси отличился на славу: он мгновенно подскакал вплотную телеге, выгнул туловище невероятным образом и единым ударом секиры пополам перерубил шустрого цераптора! Заднюю часть его словно вихрем вымело с повозки, несколько мгновений спустя и передняя половинка разжала челюсти, шлепнулась в телегу…

Это была великолепная охота, одна из ярчайших в жизни Керси. Уже сидя у обеденного костра, он все не мог успокоиться, мышцы рук и ног подрагивали, вспоминая недавнее…

– Ну, что, Керг?

– Обильно, ваше сиятельство! Важная охота вышла. Мне с ребятами почти и не досталось добить. Шестерых мы закончили, остальные разбежались. Да и Гвоздик ваш натерзал порядочно, прямо скажем.

– А много остальных-то? Которые разбежались?

– Так ведь… ваше сиятельство… Оно ведь – кто как считал. Но по общему нашему разумению, да по следам убедиться – не более как дюжина спаслася. Вот стрелы вашего сиятельства, все промыты, вот стрелы его милости, а вот эти, по две каждой – это промашки, они в особых пучках.

– По две? – Керси встал на четвереньки и подковылял поближе к положенным на кошму стрелам. – Да, по две, точно. Э… э… Гвоздик!.. Кари, а можно, чтобы он обратно лег, а то я как-то немного того… после сегодняшних его подвигов… Зябко мне стало, если честно, не потому что у него дурные намерения, а просто…

– Гвоздик, убери свой нос на место, тебя никто не уполномочивал облизывать гостей, даже в знак приязни. Лег – значит, лежи, не то останешься без обеда. Да, Керси. Две зеленые промашки мои, две черные – твои. На охоте – да не без осечек?

Керси нерешительно оглянулся на друга.

– А это… ничего, все-таки, ты полагаешь? В пределах?..

Докари едва заметно усмехнулся.

– Даже мой суровый отец, или мой придирчивый наставник Снег, или твой несравненный воспитатель, маркиз Хоггроги, который не менее строг в вопросах чести и доблести, не сказали бы и слова упрека за промахи, допущенные в бешеной скачке, среди камней и оврагов, в условиях, весьма похожих на бой. Это повод хвастаться, а не испытывать угрызения совести. Мы можем смело вписывать эти итоги на наши послужные свитки.

Керси успокоился и так же, на четвереньках, упятился к себе, на ворох шкур, поближе к костру.

– Тупые, тупые, а верткие твари! Чтобы я два раза промахнулся…

– Керси, ты сел точнехонько на свой берет.

– Ой… ай… Точно. Все, так и так теперь менять перо, сломано в двух местах! Настоящее тургунье – знаешь, какое дорогое?

– Вижу, из ляжки. На любом деревенском базаре заменишь.

Все попытки юного рыцаря разгладить беретное перо ни к чему не привели: в костер его, отслужило. Нет, сочувствия по такому ничтожному поводу от друга не дождаться: князья Та Микол суровы и не суетны, побрякушки презирают.

– И ничего не из ляжки. А подхребетное!

– Керг. – Докари ударом пальца сбил печать с кувшина, собственноручно наполнил оправленный серебряным витьем рог до самых краев.

– Здесь я, ваше сиятельство.

– Охота закончена. Стало быть – вот кубок, утоли жажду. Но мы еще не вернулись, поэтому твои люди получат бочонок там, в замке. В полное ваше распоряжение, от меня и рыцаря Керси. Ты порадовал нас и вообще молодчина!

– Покорный слуга вашего сиятельства!

– Пей и ступай, дальше мы с рыцарем сами посчитаемся заслугами. Погоди. А это целиком отдай вознице, пусть один допьет, ему полезно будет. Керси, ты-то будешь вино?

– О, нет, только не сейчас! Может, за ужином, но здесь – нет.

Огромный и словно бы всегда сердитый лицом Керг любил горячительное и не собирался ждать ужина: он осклабился во весь рот, двумя щелчками подбил усы повыше, чтобы не намочить, в левую руку взял кувшин, правой поднес к лицу рог – бульк, бульк, бульк – кубок опорожнен! Осчастливленный, поклонился в пояс молодому князю и пошел к своему егерскому костру. Вино – пустяк, еще ведь потрафы будут, князь Докари милостив.

– Продолжим. Наших застреленных – ровно тридцать. Пятнадцать черных, пятнадцать зеленых стрел. Так, Керси?

– Вроде бы так. Вожак – твой.

– Зарубленных – девять секирою, десять мечом.

– Эх… верно.

– Однако, одного цераптора егерям пришлось приканчивать отдельно, ибо меч ссек ему передние лапы, но сие не помешало ящеру попытаться убежать. Так что, по-строгому, и здесь счет ровный.

– Но, Докари… ваша Черника цела и невредима, в то время как у моего Севера живот в двух местах поцарапан… Неглубоко, но все же…

– Поцарапан, но как может быть поцарапан не от клыков и когтей, а от веток во время скачки по густому лесу, а кроме того – заклинания и мази сделали свое дело, ваш Север вновь в полном порядке.

Разбирая итоги охоты, оба юноши и не заметили, как перешли на вы, однако в этих церемониях не было ни зависти, ни раздражения, просто увлеклись расчетами и разволновались.

– И все-таки, моя вина, что я так близко подпустил к себе и к Северу этих гадин.

– Керси, имей совесть. – Докари опять еле заметно улыбнулся. – Ты выручал возницу, тут уж не до осторожности. Кстати сказать, его спас ты, и никто другой. Более того, не просто спас, но создал немыслимой красоты удар секирою! Сходу, из неудобного положения, одним взмахом, поперек и пополам! Так что… при прочем остальном равенстве успехов, победа в этой охоте твоя, по праву.

Керси густо покраснел, ибо он не был вполне уверен в правильности вывода. Князь Докари Та Микол вообще подавлял его своей… своим…

– Знаешь, Кари. Я с детства был уверен, что я дворянин до мозга костей, непревзойденный воин и вообще…

– Так и есть.

– Угу. Но глядя на тебя, я воочию вижу, что такое аристократ, и сам себе кажусь косолапым деревенским увальнем! Ты всего лишь несколькью годами старше меня, но из тебя прямо таки сочится многотысячелетняя аура твоего сверхаристократического рода. Наши маркизы Короны тоже родовиты будь здоров, не хуже твоего, но они… проще, прямее, первобытнее. И эта разница между нами с тобой удручает меня время от времени, честно признаюсь.

Докари расхохотался белозубо и от избытка чувств даже стукнул кулаком по кошме, нежной зеленью плеснул с безымянного пальца перстень, подарок невесты (иных украшений Докари не носил вовсе, ни на руках, ни на груди, ни на лице).

– Керси, дружище, ты забываешь, что я еще совсем недавно был простолюдином, из нижайших, и нисколько не жалею об этом, и всегда радуюсь, когда меня называют Лин. Правда, сейчас даже Ромеро, мой шут, избегает упоминать это прозвище. Видимо, матушка проведала и тайком сделала ему внушение. Да я и во Дворце в голос повторю: был простолюдин – и этим горжусь. И свою невесту Уфани Гуппи я полюбил, когда она тоже назвалась горожанкой Уфиною и женился бы на Уфине, хоть там небеса рухни. Так что, давай не будем тягаться предками, тем более на честной рыцарской охоте. Ты победил – и это еще одна бесспорная истина.

Керси пошмыгал носом, примериваясь, как бы, не теряя достоинства, согласиться с этим… все-таки, незаслуженным подарком, – и вдруг вспыхнули глаза, нахлынули воспоминания:

– Это было нечто, Кари! Он как прыгнет с правых полозьев, когти в два веера! Я подскакиваю, такой, ну, думаю: всё! А сам думаю: погоди! Ни с левой неудобно, ни с правой! Я – вот здесь, а он – вон где! Я чуть вперед! А ждать-то нельзя! И вдруг я увидел! Кари, мне как будто боги внушили: вот так изогнись и сюда бей! Мне словно сам Ларро подсказал, под каким углом и каким замахом рубить! Я даже заранее понял, как именно руку тряханет! Я клянусь! Шших! – и получилось! Я даже тулуп ему не оцарапал, представляешь!

– Еще бы. Когда мы вернемся в Океанию, я примусь хвастаться, что лично видел этот удар. И мне будут завидовать, Керси, уверяю тебя. Начнем с отвара?

– Как скажешь, я не голоден. Вру, побери меня наф! Жрать хочу, сил нет! Это от переживаний. Ух, хороша охота! Давай отвар, мясо, хлеб, кашу, тулуп – все съем. Только церапторов есть не буду – уж больно они вонючие.

– Падальщики суть, оттого и смрад. Но, как видишь, и охотою не брезгают. Однако, нынче преглупые охотники сами стали падалью. А поесть у нас найдется, обед будет не хуже чем в замке. Да, Гвоздик?

Гвоздик заурчал в ответ, рыкнул свирепо и сразу захныкал как можно более жалобно: он не очень хорошо разбирал человеческие слова и вовсе не умел говорить, но святость обеденной трапезы должны бы соблюдать все, включая хозяина! Его-то добычу никто не подсчитывал, а она не хуже, чем у других, даром что стрелами пользоваться не умеет… Наверное, люди поленились собирать в кучу куски и ошметки церапторов, доставшихся на его охотничью долю, а так еще неизвестно – кто главный добытчик бы получился. Вон там, в мешке, преотличные ящерные окорока, с ко-о-осточками. Наверное, хозяин забыл о них, или не может найти… потому что от костра густо разит обожженным молочным мясом, след забивает. А без спросу никак взять нельзя, сразу уши натреплют…

– Судя по запаху – прожарилось как надо. Керси, подставляй доску, придерживай кеченем, прямо держи, не то весь жир стечет! Теперь развяжем веревочку и добудем для Гвоздика… Во-от… А где моя доска?.. Ага. И мне кусочек. Керг! Забирайте и это к себе, нам достаточно! Все, вот теперь дружно обедаем! Но не налегая, умеренно, ибо вечером нас ждет ужин и мои близкие будут весьма недовольны видеть за столом сытых гостей. Ну… нашего Гвоздика это не касается, его я видел сытым считанные разы – за всю жизнь, и в те счастливые мгновения он напоминал надутый до отказа бурдюк от ящерного кабана с хвостом от охи-охи. Да, Гвоздик?

– Оххи-иыыы!

По охотничьему уставу, после обеда полагалось слегка отдохнуть, лежа, сидя. В дреме – как угодно, по-вольному… Но в тот день охоте не было суждено закончиться как положено… Едва только рыцари утолили первый голод – рог затрубил! Это дозорный по стоянке предупредил о… приближении всадника… одного, одетого… в императорские цвета!!! Что случилось???

Всадник бешеным галопом, насколько это позволяла ухабистая местность, мчался к ним и умерил коня, перейдя на рысь, только в прямой видимости от рыцарей, которые встречали его стоя, в беретах и с ладонями на эфесах. Спешился лихим прыжком. Вот это выправка! Истинно гвардейская!

– Гвоздик, лежать.

– Рыцарь Докари Та Микол, ваше сиятельство князь?

– Да, это я.

– Сударь, вам сверхсрочное послание от его светлости герцога Когори Тумару, в собственные руки, лично!

– Рыцарь Керси Талои, из Дома его Высочества престолонаследника принца Токугари, ваша милость?

– Да, я.

– Сударь, вам сверхсрочное послание от его высокопревосходительства герцога Когори Тумару, в собственные руки, лично!

Оба рыцаря немедленно взяли в руки предназначенные для них свитки, но ломать печати не спешили, ибо видели, что прежде гонец должен сказать нечто общее для всех, готовится это сделать… а левый рукав у него повязан черною лентой! Боги! Неужели…

– Обнажите головы! Опустите взоры! Смирите дыхание! Слушайте! Слушайте! Слушайте! Государь наш, всемилостивейший повелитель наш и отец, первый среди рыцарей земных, Его Величество император, ушел от нас навсегда: созерцать вечность и неспешно беседовать с богами!

При этих словах все егеря князей Та Микол, столпившиеся поодаль, рухнули на колени, упершись носами и ладонями в землю, а трое рыцарей, согласно этикету, опустились медленно и прямо, каждый преклонив одно колено, обнаженными пальцами десницы касаясь травы. Помолчали. Послушные знаку посланца, так же молча встали.

– Вскрывайте же ваши послания, судари, ибо события не терпят отлагательств. Я, рыцарь Ируми Зога, выполнил свое задание перед богами и империей, очередь за вами!

На обоих свитках было начертано одно и то же: немедленно, вне всяких иных дел, не обинуясь болезнями и обстоятельствами, как можно быстрее прибыть в ставку главнокомандующего императорскими полками герцога Когори Тумару, имеющую место быть в замке верного вассала Империи его светлости князя Дигори Та Микол.

Юный князь Докари глянул поверх свитка на рыцаря-посланца.

– Сударь Ируми, вы знаете содержание наших свитков?

– Да, сударь, ибо сие предусмотрено на тот случай, если случайность, либо чья-то злокозненная воля…

– Да, я понимаю, для подстраховки. Потому и рыцарь послан, а не простой вестник, слову которого, не подкрепленного свитком и печатями, я не обязан верить.

– Так точно, сударь Докари, так точно.

Керси Талои молча слушал начавшийся разговор: здесь, в этой неожиданно сложившей обстановке, приравненной к боевой, его друг становился как бы старшим их маленького отряда, он решает – остальные внимают.

– Но я вижу, сударь Ируми, вижу по преизрядному слою пыли на ваших доспехах и на вашем лице, что путь вы проделали нешуточный…

– Было дело.

– Дорога обошлась без происшествий? Вы голодны? Керг!

– Еще не знаю насчет голода, вся глотка спеклась, вот попить бы…

Керси сорвал с пояса фляжку и протянул рыцарю.

– О-о-о… у-у… благодарю. Без происшествий. Только на солончаках, там… к востоку, ну, знаете…

– Знаем, Соленые земли.

– Точно. Увязались за мною твари, с такой, знаете, рыжей паучьей шерстью на рылах…

– Красные оборотни. Но, вообще-то говоря, на свету они довольно трусоваты всегда были…

– Так я и ночью скакал, ночью и привязались. Гроза была, при свете молний и рассмотрел. Впрочем, пустяки, а остальное не стоит упоминания… Однако, сударь Керси, я всю вашу фляжечку того…

– На здоровье, чистой воды в этих краях в достатке.

Тем временем егеря под руководством Керга скорехонько подтащили к рыцарскому костру кошму, доски под мясо и зелень, кубок, кувшины…

– Сударь Ируми…

– Просто Ируми. Вы Докари и Керси, я Ируми. Ну, что, в путь?

Князь Докари улыбнулся.

– Вы правы. Просто, в такой… кошмарный, горестный день вся сообразительность исчезла, как выдуло ее… Однако, если мы с Керси, согласно приказу, уже должны быть в седлах и через пару мгновений пустимся во весь дух, то вам ведь сие не обязательно, или я не прав?

Ируми Зога наморщил лоб и в нерешительности посмотрел на князя.

– Я не вполне вас понимаю…

– Все просто: вы же сами сказали, что ваше поручение исполнено, избыто.

– Так точно. И сразу же возвращаюсь.

– Но нигде в приказе не сказано, что вы должны скакать с равною с нами скоростью… тем более, не в обиду вам и вашему коню, соревноваться в скорости с теми, кто отдыхал и набирался сил в то время, как вы…

– Еще бы, вы истину глаголете: с моим Кудрявым это было бы затруднительно после такой скачки! Вон как пена с него – льет, не капает.

– Таким образом, пока вы пообедаете у костра, наши люди позаботятся о вашем коне. Более того, поскольку им тоже за нами не угнаться, мы оставляем их вам в сопровождение…

– Гм… поесть-то я могу, имею такое право, выполнив поручение, но никаких биваков и палаток, я, согласно артикулу, должен немедленно возвращаться в расположение войск.

Князь Докари кивками подтверждал, что слушает, не забывая следить, чтобы егеря все сделали правильно:

– Мы уезжаем, вы остаетесь пообедать и смыть с лица дорожную грязь. Это по правилам. Далее, вы садитесь в седло и мирно засыпаете, а мои люди, во главе с Кергом, тихо-мирно ведут в поводу вашего Кудрявого по ровной дороге. Таким образом, вы сами передохнете, не нарушая приказов, и дадите передохнуть вашему питомцу. По-моему – неплохо рассчитано. Еще лучше, если вы временно пересядете на одного из запасных коней, а ваш пройдется налегке? Клянусь богами, он не возразит.

Ируми Зога расхохотался басом, но тут же испуганно осекся: все-таки траур.

– Сударь Докари, я вам весьма признателен! Я согласен.

– Просто Докари. Счастливо оставаться!

– Да, очень признателен, вам и Керси, так и сделаю. Но…

Докари тут же придержал Чернику, даже развернулся из вежливости и в знак уважения.

– Да, Ируми?

– Вот… очень вас прошу… Позовите вашего зверя, пусть он вернется и постоит на месте хотя бы пару мгновений. Мы все наслышаны о нем, но чтобы охи-охи вот так, вблизи, вне клетки, без цепей и ошейника…

– Извольте. – Докари свистнул в два пальца: Гвоздик!

Охи-охи немедленно примчался на свист и попытался в невероятном прыжке, на лету, облизать своего хозяина, однако Черника вовремя встала на дыбы и даже махнула копытом, чтобы отогнать нахального своего приятеля. Она промазала, и Гвоздик не обиделся.

– Это просто чудо, не видел бы воочию – не поверил бы… Ведь этакий молодец тургуна завалит! Клянусь потрохами!

– Не преувеличивайте, Ируми. Ни тургуна, ни дракона, ни горного медведя ему, конечно же, не взять, но я видел его в деле против матёрейшего цуцыря!

– Да вы что! И как оно?

– Гвоздик мой бился как паладин Аламаган, держался почти на равных. Ну… До встречи!

– Счастливо.

– Скорого вам пути!

На выходе из ущелья, проскакав несколько долгих локтей, Докари сделал знак, и друзья остановились.

Распогодилось. Солнце почти по-летнему согревало плоскую равнину, всю в многоцветных пятнах разнотравья. Разве что желтизны прибавилось заметно. Стада ящерных коров оставили за собою вывороченную землю, кучи гниющего навоза, особый кисловатый запах живого… Сейчас бы здесь резвились церапторы, не помешай им охотники этим утром.

– Керси, дальше наши пути слегка расходятся.

– Что? Эт-то еще почему? Ты хочешь вернуться? Зачем? Ничего не понимаю!

– Нет, Керси. Но ты помчишься напрямик, через камборовы земли, умеренно спеша, а я, все же, сделаю небольшой крючок. Я должен повидать матушку.

Керси попытался улыбнуться и кивнуть, в знак того, что он вполне понимает сыновни чувства своего друга, но… все-таки… Странновато.

– Странно, да? Рыцарь, с недвусмысленным приказом поспешить…

– Я так не говорил, Кари.

– Но подумал. Короче говоря, я чую… я ощущаю… Керси, ты ведь неплохой колдун, неужели ты сам ничего не чувствуешь… Окружающий мир… не тот… он как бы затаился…

– Да-а, из меня колдун… Я даже дождь вызвать не сумею. А вот мой прадед был!.. Я тебе доложу, он мог бы любому верховному жрецу…

– Я тебе верю, Керси, и если посмел тебя перебивать, то лишь по крайней спешке. Говорят, Морево на пороге. Именно его я, похоже, чувствую. И матушка тоже. Я готов голову прозакладывать, что смерть Его Величества связана с этими самыми… явлениями… Н-не умею объяснить более внятно… Короче говоря, я принял решение: хотя бы на пару мгновений увидаться с матерью, но это – крюк, что ни говори. Может, обойдется. А может – взыщут с меня за это. Тебе же страдать в дебрях чужих предчувствий ни к чему, хотя… – Докари засмеялся внезапно – теперь ведь не я, а ты любимец императора, не всяк решится тебя ерошить.

– Но я и без этого ничего не боюсь и не…

– Да, потому что ты хороший друг. Но сейчас я старший, и я настаиваю. Считай, что настоял.

– Понял.

– Постараюсь тебя нагнать перед отцовским замком, там уже одна дорога будет.

– А я постараюсь тебя не перегнать, хотя и мешкать не могу. Руку – и разбежались. Мне – прямо…

Перчатка хлопнула о перчатку.

– А мне чуть правее. До встречи, Керси!

– До встречи, Лин!

Керси понимал: Кари никогда не отступит от артикула и присяги, если на то не будет исключительных причин, раз уж он решил – значит край. Кари не трус и не лодырь, Кари, скорее, собственными интересами пожертвует в пользу друзей, но уж никак не наоборот. Стало быть, все он делает правильно. Почему так жарко? Пора бы прохладе выползти из оврагов, до заката ведь не так уж и далеко. Хороша почва: ни глины тебе, ни торфяников: крупный песок с мелкими камнями, твердый, слежавшийся, знай себе скачи! Такая и под дождями не расползется в непролазную квашню, чудесные здесь земли. Через пару – тройку долгих локтей будет дорога – вообще настанет отдых, а не скачка.

– Ты, Север, не думай, что я ленюсь, но до ровной дороги в галоп и не мечтай: как раз ногою в кхоровую нору угодишь! И кто тогда побежит в атаку со всей этой грудой железа на горбу? То-то же.

Керси взялся за флягу – что-то легкая слишком! А-а, б-боги! Фляжка-то пустая! Ладно, по дороге попьет, рыцарь вообще не должен обращать внимания на подобные пустяки! Единственно, что настроился глоточек сделать – ан нет его! Пошевеливайся, дружище Север, рысью пошевеливайся! Почуешь трактир, либо колодец – сразу скажи.

Действительно: по ровной широкой дороге конь шел гораздо быстрее: пусть и не в галоп, как грозился Керси, но отличной рысью. Скорбеть долго по умершим Керси не умел, потому что за свои семнадцать лет жизни ему еще не довелось пережить близко подобного горя: да, умер император, дворянин и рыцарь, человек возведший в рыцари его самого, но… Его Величество был стар, обременен болезнями, в то время как новый государь, которым без сомнения станет Его Высочество принц Токугари, весьма еще молод, у него более ста лет впереди… А он, Керси, на виду у нового государя, на хорошем счету… Дошло ли до него донесение, или ему не до пустяков теперь? Ничего себе – пустяки! Нет, принц работящ и злопамятен, конечно же прочел… Что там такое впереди? Кто смеет…

С каждым мгновением Керси приближался к перекрестку дорог: та, по которой скакал он – имперская, та, что поперек – местных властителей, баронов Камбор. На самом перекрестке стояла огромная, довольно старомодная карета, у нее не хватало колеса. Рядом с каретою суетится много народу, все сплошь вооруженные мужчины… Костерок. Считать по лошадям – не менее дюжины их… Но не разбойники, явно дворянского происхождения… А-а!.. Колесо сломалось, один из мужчин орудует молотом… Эти ему помогают… Завидев приближающегося всадника, четверо человек попрыгали в седла и перегородили ему путь. Сие наглость, если не сказать больше.