Текст книги "Лекции по искусству профессора Паолы Волковой. Книга 1"

Каждый из них маниакально занят своим действом. Счас, я себя найду. На кронштейне висит корзина. Дно у корзины продавлено. Я лежу в корзине. Попа выглядывает из корзины, очень неуютная и неприличная позиция. Ноги вверх, и я господу богу шиш показываю. Такое жалкое-жалкое существо. Я, когда увидела, подумала: «Боже, какой позор!»

«Детские игры» это совершеннейшая умора. Их чаще всего показывают в разделе, который называется «Изображение детей в искусстве» (смех). Здесь изображены маленькие толстогрудые тетки с тупыми мордами и такие же мужики. Они прыгают друг через друга, в салочки играют, дочки-матери и много еще в чего. Я должна сказать, что «Пословицы и поговорки» уморительны, как говорил Сергей Сергеевич Аверидзе «Глубокое погружение в топику телесных мук». В самом деле, люди живут первейшими формами жизни. Самыми примитивными, на уровне инстинктов, которые они оформляют для собственного оправдания, через форму пословиц и поговорок. Это первый художник очень глубокого скептического отношения к героическому образу мира, как его слышимости и с чем эти вещи связаны.

Битва Масленицы и Поста – Брейгель

Вы обратили внимание на то, что люди не взрослеют? Мужчины лет под 40. Пиво интересует? Футбол интересует? Забивание козла интересует? Сальности отпускать проходящим мимо женщинам интересуют? Это повадки 14-летних подростков. А тетеньки? Как начали в 3 года играть в «дочки-матери», так остановится не могут. Трагичность выражается в том, что люди живут и не вырастают. Некоторые останавливаются на 14 годах, кто-то на 16. Но более того они не живут. Они выключены из истории, они играют всю жизнь в детские игры и детские игры есть суть их жизни. Это первый художник-мыслитель. Но до него, конечно, в Европе начинается очень глубокая, скептическая линия, которая выражает себя в страшной ситуации. Во-первых, в теме «Корабля дураков», по которому Стенли Кубриком был поставлен фильм, линия идет от Себастьяна Брандта. Босх написал «Корабль дураков». О чем там идет речь? О том, что история остановилась. Она не хочет больше двигаться и работать. А дальше только вниз. Вверху ничего нет. Так, вижу, что устали. Идите-ка домой, продолжим на следующем занятии. (Аплодисменты).

Лекция №4. Ленин – Иван Грозный – адамиты – Брейгель

Волкова: Должна вам сказать, что, когда я была очень молоденькой студенткой искусствоведческого отделения, а это было давно, возвращаясь как-то из Геленджика, где отдыхала с другими студентами домой в Москву, познакомилась в поезде с двумя молодыми юристами. Они заканчивали юридический факультет и были такими, несколько надменными. Одного звали Эрик Коган – рыжеволосый красавец, а второго Виталий Вульф. Я не буду вам долго рассказывать траекторию наших сложных отношений, но однажды он мне сказал, высоко подняв бровь:

– Я собираюсь сделать новый цикл передач.

Я ответила:

– Виталий, женщины вас обожают.

Он ответил:

– Я знаю. Но только вы не знаете до какой степени.

И, когда он мне рассказал «до какой степени», я была просто потрясена. Как вы понимаете, женщинам от него проку было просто никакого (смех), только дистанционное безумие. Что поделать. Массовый психоз – ужасное дело.

– Я делаю передачу о гениях 20-го века, – сказал он мне тогда.

– И кто счастливица?

Он давай мне говорить, а я загибать пальцы. Наконец, я сказала:

– Виталий, что-то я не слышу главного имени. Ленин.

Он поджал губы и сказал:

– Я это от Вас слышу?

– Да, от меня.

– Вы это всерьез?

– Так все должны считать. Это самая великая фигура 20 века и другой такой нет.

По всем признакам этот человек анонимен. У него шекспировский признак. Скажите, его жизнь известна?

Студенты: Да!

Волкова: Это из каких источников, простите? Прошу меня простить, но даже документы его подчищены, не говоря о мифических сплетнях о шалаше, папе, маме, брате. Вы даже у Шекспира не найдете такой туманно-анонимной биографии, как у него. При этом, имейте в виду, она не просто туманна, она еще до чертиков таинственна. Я пошла в Мюнхене посмотреть дом, где он жил с Троцким. С одной стороны Томас Манн, с другой Ленин с Троцким, еще с другой Кандинский. Просто ходишь в состоянии постоянного возбуждения. Температура 40 с утра до вечера. И дом. Кто такой Ленин в Мюнхене? Там в доме 4 или 5 тайных выходов. Да кому нужен этот Штирлец? Он, то там выйдет, то сям. И вы не смотрите на то, что Крупская не была хороша собой или лишена элегантности. Она была ему под стать. Это была удивительнейшая пара. Достойная друг друга. Сколько у него было паспортов? Кто знает сколько у него было псевдонимов?

Но самый мистический момент произошел в 1971 году. У меня ребенок маленький был, и я смотрела телевизор. Сидит Брежнев на съезде партии и происходит смена партийных билетов. И перед моими глазами разворачивается высочайший мистический акт. Мистерия. Брежнев своей рукой выписывает Ленину партбилет под номером 1. Я была потрясена. Имейте ввиду он был таинственной фигурой. Что он делал в Германии, что он делал во Франции, каким образом немцы в него деньги впихивали, чтобы оттянуть от Германии революцию? Но он им сделал Гитлера. Если бы не он, то история 20 века пошла бы другим путем. Она его рекрутировала на этот апокалипсис, и он оказался идеальным рекрутом. Недолговечным, конечно, обезумевшим, но тем, кто по-другому перевел стрелки исторического времени. То же самое сделал Македонский.

А как быстренько стали развиваться от страха западные страны? Какими бурными темпами пошло экономическое развитие от одного только страха перед большевиками. Они такую мощь стали наращивать, такую электрификацию сделали. Ничто больше, нежели страх не может подтолкнуть человека на подвиг. Такой фигуры, равной шекспировскому масштабу, которую мир называет Ульянов-Ленин не было. И ни Эйнштейн, ни Гарбер не могут сравниться с ним. В нем собраны все черты абсолютной невероятности и полной анонимности. По сравнению с ним, Сталин был обычным восточным деспотом классического типа, схематический, кавказский, с иезуитской подготовкой и с хорошими генетическими навыками. Почва для него была подготовлена – ему оставалось просто прийти и стать деспотом в абсолютно рабской стране с расфокусированной психикой массового воздействия.

А вот о первом ничего не известно. Как прожил, кто был брат Саша, ни какие паспорта, ни как фамилия, ни что за тетка была рядом. Но какие-то вещи проскакивают, а главное то, что он сделал с миром, с нашей историей и с нашими головами. Страх, который может поползти. А Атланта и прочие стали развиваться так, как им и самим не снилось. Возьмите статью Булгакова 19-го года, где он пишет какой крови нам будет стоить все, пока мы придем в себя. И он тогда написал: «Посмотрите на Англию, как она быстро развивается, а мы будем платить, платить и платить». Это очень интересно.

Вообще, я должна сказать, что Эйзенштейн сделал нашу советскую историю своими ручками. Он рассказал нам, кем был Александр Невский и никто по-другому уже не может помыслить, тем более после того, как его сыграл Черкасов. Какой была история 12-го века мы знаем. И историю 16-го века знаем, но уже через фильм про Грозного. Может кто-нибудь представить Грозного другим? Нет. Вы можете спросите у Бориса Загрежского каким был Иван Грозный. Вы знаете эту историю, как Борис снимал фильм про улыбку Леонардо да Винчи? Он в 1972 году снимал о нем документальный фильм. В это же время, во время раскопок во Франции, обнаружили череп Леонардо. Сделали модель этого черепа. Голованов с Загрежским привлекли к съемкам криминалистов, чтобы воссоздать образ. Борис попросил меня принять участие в этом фильме. Я была молода, помнила что-то про Леонардо и, дав согласие, пошла сниматься в этом фильме. А тогда был такой антрополог Михаил Михайлович Герасимов, который по костям воссоздавал образ, и Борис решил снимать этот самый фильм в музее Герасимова, который, к сожалению, к тому моменту, уже умер. Для съемок специально расчистили комнату и водрузили череп на постамент. Прихожу. Меня встретила очаровательная женщина, стоявшая во главе этого дела, и пока Борис что-то снимал, я попросила ее показать мне немножко музей. Она с удовольствием стала показывать и, вдруг, говорит: «Я вам сейчас, что-то покажу. Только аккуратно». Открывает дверь в одну из комнат, и я утыкаюсь в бюст. Вы мне не поверите – Кощей Бессмертный. Страшный – ужас, только очень толстый. Лицо тяжелое, отекшее, глаза навыкате, челюсти сомкнутые, большая грудная клетка. Я глаза вытаращила, смотрю, а она говорит: «Это Иван Грозный».

реконструкция Ивана Грозного

Михаил Герасимов и реконструкция Ивана Грозного

Я ахнула. Я же помню Ивана Грозного по фильму, по прекрасному облику, а тут такой «красавец непонятный». Видно, что параноик. А эта женщина снова говорит: «С ним надо аккуратно обращаться. У нас с ним связано очень много замечательных историй. Мих Мих его воссоздал аккурат под Новый Год и, когда мы всей лабораторией сели отметить праздник, он посадил его за стол. Налил ему чарку, намазал алкоголем губы и говорит: „Иван Васильевич, не прогневайся. Мы тебя в семью свою берем“. Еще какие-то нежные слова сказал и, вдруг, гаснет свет, прорывается труба отопления, у нас потоп и сплошная катастрофа». Я стою и просто млею от ее слов. Потом пришло мое время сниматься. Она попросила группу в комнату не входить, фото не делать. Все собрались, чтобы меня послушать. Не успела я сахарных уст разомкнуть и сказать, что-нибудь замечательное, как во всей лаборатории и во всем доме погас свет. Но дело не в том, что он погас, все лампы освещения полопались и стекло посыпалось. Вот пусть Боря вам эту историю без меня расскажет. Как она завизжала: «Кто там?!» Бросилась в комнату и схватила одного парня из операторской группы, который фотографировал Ивана Грозного. Он, несмотря на категорический запрет снимать бюст царя, все равно решил его сфотографировать и, будьте любезны. Думаете это все? Нет. Стали искать электрика, специально прикрепленного к этому месту (смех), а его нигде нет. В результате, его нашли пьяным через сутки, в другом конце Москвы. Я это знаю, потому что звонила ей и узнавала. Он напился до потери сознания и при этом не помнил, как (смех). Боря так ничего и не снял. Вот что хотите, то и думайте. История, которую я рассказала – это одна из мелких историй, потому что есть свидетель, не знающий, что я вам эту историю рассказываю.

Так. Хорошо. Я вам устроила праздничную закуску, а сейчас мы с вами дальше пойдем, потому что я хочу читать дальше. Я снова возвращаюсь к теме 17-го века, он очень важен. 18-ый я прочитаю обзорно, как и 19-ый, а потом 20-ый. Въедаясь, тем более, что развитие искусства закончилось в 20-х годах. С этого времени оно просто не развивается. Что значит не развивается? Есть отдельные художники, но новой эстетической доктрины после сюрреализма больше нет. В 24 году был первый манифест, а это настоящий сюрреализм. Это не направление, а метод и искусство.

Потом идет супрематизм, хотя он и появился чуть раньше, в 13—15-ых годах. Эти два направления развиваются одновременно, параллельно друг другу и до сих пор продолжают что-то там делать в различных, выродившихся вариантах. Вот наша программа. Но я не могу не остановиться на одном из самых оригинальных и фундаментальных явлений, связанных с историей искусства.

Есть явления, связанные с историей искусства. Художественные. А есть связанные с глубокими культурными процессами. Есть художники, а есть художники, которые являются выразителями глубоких процессов в культуре сознания. Это большая разница. Вот такими художниками и являются художники северо-нидерландской школы или, как еще говорят, барбанской школы. Истоки очень глубокие и лежат в очень глубоком слое готического сознания. Этот слой очень важен. Он такой немножко перевернутый и показан в фильме «Седьмая печать». Это тема смерти. В этом фильме воспроизводится тема смерти и ада. У Бергмана спасается, кто? Святой. Помните, как над ним издеваются, когда он танцует с медведем? А как он отреагировал, когда увидал повозку со смертью? Он не был циркачом. Он был поэтом.

Это сознание связано с рубежами 12—13 века – самого расцвета готического сознания. Оно выработало одну доктрину, которая была не очень заметна, пока не нашла своего места и своего расцвета. Создались условия, и она вылезла. Толчком к этому стал величайший европейский кризис, книгопечатание и обращение Мартина Лютера к массовому сознанию. То, в чем мы живем сейчас. Он обратился к инстинктам, философия которых не религиозна и очень подвержена коллективизму. Он дал народу книгу. Свой упрощенный перевод Библии И все стали читать и думать. И началось такое противопоставление элитарной европейской культуры к этому молодому лютеранству.

Эта борьба была очень сильной и в ней приняли участие великие гении 15—16 века, особенно 16-го, такие как Себастьян Брант, Брейгель, Босх, Дюрер, Роттердамский, стоявший во главе антилютеранского движения. Для них все было кончено и Страшный Суд начался. Потому что полуграмотность и полузнание были смешаны с чисто народно-бытовым, не развивающимся или вяло-развивающимся народным фольклорным сознанием. И они оформились в большую доктрину и назвали себя адамитами.

Если у Босха его живопись носит замкнутый, закрытый характер для широкого прочтения и вам остается только изумляться его воображению, то Брейгель просто исключительно понятен и абсолютно внятен. Например, у него есть целая серия картин, написанная на тему «Вифлеемского избиения младенцев».

Если взять брюссельский музей, то в нем есть огромная комната, предоставленная только под эту серию. Представляете, сколько их там? Невероятная картина, в которой много экспрессии, знаковости и такой острой эстетики. У нас очень большая жажда стилизации. Брейгель был тем человеком, который обязательно трактовал библейский сюжет, как современное событие. Он показал народную тупость, бесправность и бессилие, невозможность сопротивления перед насилием. И то, и другое – масса жертв истории, не осознающих ничего и тех, кто думает, что они управляют этой историей.

Я хочу повторить этот очень актуальный тезис – Брейгель был художником невероятно высокого художественного, культурно-исторического сознания. Может быть и единственным.

В литературе ничего похожего не было. И хотя Брант и написал «Корабль дураков», в котором, как бы тоже действует господин Пфенинг и толпа, апеллирующая к глупости от лица масс – это не так. Это такое соединение, как говорил Бахтин: карнавального момента. Но самое главное, что Брейгель был первым художником в Европе, который указал на то, что одним кажется, что они могут управлять, а другие знают, что они жертвы.

Должна вам сказать, что это очень серьезное психологическое исследование. Как мог целый народ позволить, чтобы с ним так обращались? Это идея жертвенности. У них на глазах избивают, режут детей, а они стоят, рыдают, кричат, но ничего не делают, а те действуют, как хотят. Я обращаю ваше внимание на то, что Брейгель «Мужицкий» является, конечно, художником не менее, а может даже более великий, чем мыслитель, создавший определенную художественную форму и стоявший отдельно, как мастер. Он настолько осознавал остроту своего искусства, что боялся за своих детей и поэтому в завещании написал, чтобы его картины сожгли.

Ни один большой художник, будь он поэт, писатель, публицист или живописец никогда ни о ком не говорит свысока. А если и говорит, то, значит, его зовут Никас Сафронов (смех).

Я очень хорошо изучила дневники Давида. Вы себе представить не можете степень моего изумления, когда я поняла до какой степени этот человек близок мне с бытовой точки зрения. Как он самоироничен. Как он видит себя – это маскарад, карнавал, маска. Почитайте его дневники. Он остроумен и нет ничего такого, на что он смотрел бы свысока. Он полон великой грусти и скепсиса. Даже такой, казалось бы публичный человек, он понимает, какая это трагедия чувствовать себя жертвой истории. Повторяю в третий раз – это школа, состоящая из четырех или пяти художников, так сказать барбизонская или северо-нидерландская, которая закончила свое существование во второй трети 16 века на Брейгеле, потому что просто других больше не было. Они ушли и такого государства больше не стало. Его разбили на куски. А вы знаете, что такого государства, как Нидерланды никогда не было?

Студенты: Мы ничего не знаем. Мы белый лист.

Волкова: Дорогой мой, белый лист (смех). Мы вас разукрасим. Я вам сообщаю, что Нидерланды – это фикция. Это была европейская колония или провинция герцега Бургундского. Ныне современные Голландия и Бельгия – бенилюксы и есть территория европейской колонии герцогов Бургундских. Они владели этой территорией. И никакого государства там быть не могло. Знаменитый Ян ван Эйк состоял при дворе герцога Бургундского. А Людовиг XI – их Иван Грозный на французский манер, пленил герцога Бургундского и выколол ему глаза. И, стало быть, стал хапать это герцогство под себя, но не очень-то в этом преуспел. Испанцы отобрали Нидерланды. И поэтому Нидерланды стали европейской колонией Испании. Испанцы относились к Нидерландам так же, как к колонии в Латинской Америке. И только тогда, когда «пепел клааса застучал в сердце», народ Нидерландов перестал чувствовать себя жертвой, восстал и победил. Отделившись и приняв протестантство, они стали серыми штатами Европы. Это замечательная тема для ваших работ и тема для размышления.

Студенты: А, кто, все-таки, делает историю?

Волкова: История. Люди не делают историю. В России было крепостное право и когда его отменили, вы что думаете, оно тут же исчезло? Это ведь тяжело выветривается из головы. Это жуткая привычка. А крепостное право я обожаю, как и теорию о святости императорской семьи. Я понимаю, они приняли мученическую смерть, но я даже не хочу об этом говорить. Это некрасиво. Они, как бы своей кровью смыли все. А он что, русским царем что ли был? Нет. Николай I себе пулю в голову пустил. О чем говорить? Почему он покончил с собой? Потому что крымская война показала, как Россия отстала в военном деле.

Студенты: А все, что вы здесь говорите, в принципе не из…

Волкова: Не из книжки взято?

Студенты: Нет. В моей голове соотносится только с одной личностью. Пророка Мухамеда.

Волкова: Нет.

Студенты: Он в 7 веке задал определенный вектор и общество движется в этом направлении.

Волкова: Знаете что, мы говорим об европейской культуре, потому что путь арабской культуры несколько другой. А насчет пророка Мухамеда вы очень сильно заблуждаетесь, и вот почему. То общество очень мощно развивалось. Оно не только соседствовало, но и сотрудничало с Европой через Испанию и Османскую Империю. И, если вы меня очень попросите, и мне дадут дополнительные часы, я прочитаю вам о том, как мусульманская история и культура вырастает из слов Корана. В нем есть слова как строить.

Откуда я это знаю? Я этим занималась и просто нашла эти слова и могу сказать, что их культура была грандиозной, художественно-философской и всячески развивалась до конца 17 века, а потом – извините. Все. Начинается стагнация и, несмотря на мое почтение ко всем доктринам ислама, к его веротерпимости и миролюбию, но все-таки абсолютно все религиозные доктрины, в какой-то момент времени, перестают вырабатывать идеи и начинается период гниения. И тогда они начинают говорить те же самые слова, но только громко. И, разумеется, они тут же начинают работать против них. И, когда вы говорите, что сейчас исламское общество движется в том направлении, что дал пророк Мухамед, то вы заблуждаетесь.

Студенты: Но та же Саудовская Аравия держится зубами за эту доктрину.

Волкова: Да ради бога! Хоть до конца света, что очень неправильно. Надо какие-то люфты в голове иметь. Все! Продолжаем Питера Брейгеля. Если будут лишние часы, то я вам ислам почитаю. Я его могу читать не хуже Европы. Я Коран знаю от корки до корки. Что же мне бедняжке было делать в жизни? (смех)

Студенты: Паола Дмитриевна, туда же вопрос. А христианство стогнировало перед Брейгелем?

Волкова: Конечно. А раскол откуда? Даже гораздо раньше. Это началось на кризисе готики. 13—14 века. Там свои дела. 16—17 века – это уже вообще, а когда был век Просвещения, то официально объявленной культурой стал атеизм. И поэтому они говорят: «Бога нет, но для этих пусть будет. Хотят, пусть крестятся. А мы люди ученые».

Сам Паскаль, который был настоящим аббатом, говорил: «Никто еще не доказал, что бога нет и никто не доказал, что он есть, но мы сгнием, если не будем в него верить». То же самое, что говорил и Вольтер: «Если бога нет, то Его надо будет выдумать». Понимаете, если бы сегодня нас все это не касалось, я бы об этом не говорила. Я бы дула себе свои лекции и не заморачивалась. Но, к сожалению, так все устроено, что связано между собой. Так вот, я хочу показать вам одну вещь. Брейгель написал эти три картины, когда был совсем молодым. Это такие его ранние картины. Одна называется «Пословицы и поговорки», то, что я вам показывала в прошлый раз, только в мелком варианте. Вторая «Детские игры» – полная умора, то, о чем мы тоже говорили. И третья «Битва Поста с Масленицей» (смех). Вот это «Битва»… Что вы смеетесь?

Студенты: Хорошее название.

Волкова: Шикарное. О чем мы говорили? Мы говорили о том, что Брейгель считает человечество недоделанным. Оно не вырастает и пришла пора его доделать. Как говорил Архимандрит Тихон о моих лекциях, которые я им читала: «Очень хорошо читала, но очень еретично». (смех) Так что, вот так. А они так это изображают, что, спаси бог, как в порнографическом романе. Они не стеснялись особо. Грех, так грех. Вот эта самая «Битва» является продолжением тех двух вещей, и поэтому, когда пишут, что он просто отобразил момент, когда в некоем месте заканчиваются Рождественские гулянья и начинается Пост. Это, право, смешно. Он изобразил Великое обжорство и Великий пост, и сделал это, как человек, через гульбу, да пальбу (смех). Он показал, как толпа идет от обжорства к Посту, от греха к моленью и от обжорства к истощению. Это какой-то непрерывный момент массового сознания, не имеющий в себе простых или знатных людей.

В этой картине много интересных деталей. Он очень любит тему калек и обязательно показывает их в наряде королей: мантии и короне. Его картины можно разглядывать беспрерывно. Действие данной происходит на площади какого-то города, и вся эта битва Поста и Карнавала происходит внизу. Вот товарищ сидит на бочке. У него такой фаллический знак винтика, из которого льется вино. Плюс окорок. А другой сидит на лопате и держит тощую рыбешку. А это что? Вывеска на доме. Видите, какие физиономии торчат? Вот он дом и вывеска. Эта вывеска-лодочка есть изображение публичного дома. Такие вывески вешались на кронштейнах. Мир есть бардак – эпиграф ко всему. Или, если это транслировать на современный язык – то мир абсурден. Им управляет абсурд. «Корабль дураков» то же самое. Мир остановился и никуда большего не движется. Он не слышит голос кормчего. Он остановился и все спуталось. И художник говорит: «Очнитесь, господа!»

Студенты: А до этого, что было в степенях абсурдности?

Волкова: По доктрине адамитов существует знак начала абсурда. Например, моментом истинности считается следование заветам – что можно и чего нельзя. Следование неким образам, которые они вкладывают в понятие двух вещей: истина, которая есть религия, готический собор, философия и рыцарство. Они называют себя рыцарями и обращаются друг другу, как к рыцарям, и начинается преклонение прекрасной даме. Они считают, что идея служения богу рыцарями, философами и простыми людьми идет с обязательным наличием духовно-творческой элиты, а как только появился Мартин Лютер все стало расползаться по швам, потому что духовная элита утратила свой авторитет. Что такое духовная элита? Сократ, да? А почему все с ума сходили по Аристотелю? Почему занимались алхимией? Они знали, что это и есть продвижение, а масса продвигать не может. Я придерживаюсь того же мнения. Я считаю, что обществом движут Боры, Ньютоны, Малевичи, Леонарды и т. д. Они переводят стрелки часов, а все остальные должны подтягиваться к этому. А, если говорить, что все взаимозаменяемы и мы сейчас создадим «НИИ НИЧАВО», то скажите мне: может ли хоть один коллектив заменить одного Ньютона? Мы можем создать условия для того одного, кто переведет стрелки часов, но назначить его мы не можем.

Один говорит: «Весь мир – театр», а другой пишет «Битву» и в качестве эпиграфа говорит: «Да, мир есть театр, но кроме этого он еще и бардак». Вот вам, пожалуйста. Что у нас тут висит? У Босха также есть дома и ладья. Это знаковое искусство. Все в хаосе. Что они писали папам, будучи адамитами? Из-за чего мир погибнет. Мир погибнет из-за галлюцинаторного сознания. У них был вот этот четкий тезис. Не трезвый ум, а пьяный ум, поэтому у Брейгеля, как и у Босха в картинах все время пьют. Не потому, что их герои пьяницы, а потому что у них галлюцинаторное состояние.

Вот в России постоянно галлюцинаторное состояние. Мы очень хотим вообразить себе то, чего нет. Мы подвержены галлюцинациям, крайнему скептицизму или крайней возбужденности. А они говорят, что это есть абсурд.

В галлюцинаторное сознание входит одно, очень интересное обстоятельство, о котором писали сами папы – это я вам точно говорю. Там все это разложено по полочкам. Они считали, что Босх писал бессмысленное делание чего-то с большим количеством людей. Например, коллективное пение песен. У Босха в «Корабле», да и в других картинах, герои сидят, пьют, играют на музыкальных инструментах и поют. «Эх, грянем!» Адамит Булгаков замечательно запечатлел этот момент в «Мастере и Маргарите». Помните, когда Коровьев вывозит целый коллектив под песню «Священный Байкал»? Слезы текут, а остановиться не могут. И в «Собачьем сердце» вспоминайте Шмондера и песни жильцов. Это не его изображение – он это знал, как настоящий адамит. Почитайте, что он пишет.

Одна моя приятельница, светская женщина, рассказала, как она замечательно провела время. Просто замечательно. С девочками собрались и пели (смех). «Как здорово! – сказала я, – и, что пели и пили?» Я, конечно, поздравила ее с хорошим времяпрепровождением. Она тут же вспомнила эту историю у Булгакова. Просто то, что я вам рассказываю – материал известный только специалистам, в широко используемой литературе его нет. Когда я делала свой второй и третий том я написала, что Булгаков был самым настоящим адамитом. Скажите, а есть сейчас розенкрейцеры или нет? А тамплиеры? Еще как!

Студенты: А, кто это такие?

Волкова: А вы не знаете?!

Студенты: Я, к примеру, нет.

Волкова: Ну, вы даете! Если что-то в культуре появляется, это никуда и никогда не исчезает. Допустим, бабки когда-то гадали на бобах. Они сейчас это делают? Делают. И, по-моему, гораздо больше, чем раньше. Потому что они ходили в комсомольские ячейки и там пели хором (смех). Вот адамиты были, а самый большой адамит нашего времени – это Булгаков. Я, как прочитала его песни в ЖЭКе, то все сразу стало ясно. Это свидетельство абсолютно внутренней незанятости. Это называется «Мне скучно!». Это кому может быть скучно? Покажите мне этого человека. Поэтому книга и говорит: «Самый величайший грех – это когда нам скучно. А когда скучно, то мы поем вместе». Заполнить-то себя нечем, все между собой связано. Вот первый признак апокалипсиса – абсурд. Второй знак – лжемудрость, лжезнания. Высоцкий об этом гениально написал в «Бермудском треугольнике». Это гениальные стихи. А вы знаете, что Солнце гаснет? Да вы что! Целая программа на ТВ: «Битва экстрасенсов» и про то, что Солнце гаснет. А когда погаснет? Лет через сто тысяч.

Вот идет это рассказывание о каких-то теориях, лжезнаниях, только не в поисках истины. У Босха это выражено в одном знаке – книга на голове. У очень многих его героях на головах лежат книги или музыкальные инструменты. Третий признак – это объявленный в 16 веке технический прогресс. Человек становится рабом механизма. Когда Леонардо изобрел скафандр, то он ни разу, не испытав его, написал на полях: «Не могу себе позволить испортить морское дно». То есть, с одной стороны, он создавал эти машины, а с другой, не позволял себе этим пользоваться. Вот эти три момента волновали людей в 16 веке.

Теперь хочу показать вам некоторые детали из «Битвы». Кто это идет? (смех) Персонаж знакомый? Котяра какой. Кот-ученый. А посмотрите, как он пишет кошачьи уши. Это человек-кот, такой демон. Я смотрю и говорю: «Ну, привет от моего любимого художника Татлина». Просто татлиновский рисунок. Так точно, так лаконично, а как хвостик у него висит. Их надо смотреть близко. Он самый из удивительных рассказчиков, который рассказывает потрясающую одиссею абсурда. Эта одиссея. Он показал мир, как эту ладью, как бардак с гомеровским размахом. Эту картину не обязательно смотреть целиком, ее лучше смотреть кусками. Посмотрите, как он описывает людей. Вот стоит одинокая фигура. И вы скажете, что это написано в 16 веке? Никогда. Она написана с такой энергией экономности, движения и действия. Вы только посмотрите. Почему мне важно, что пришла постная жизнь? Ай-ай-ай. Одна сухая рыбка и водичка. Бедные какие. Нет, чтобы окорочка скушать, винца попить. И впереди кот-ученый. Тут, конечно, типажи и вы никогда не поймете, как он это писал. Его надо разглядывать вблизи. Много интересных деталей. Утварь всякая. Смотрите, кто-то с буханкой идет, несет ее в корзинке. Сейчас покажу еще замечательный персонаж. Тетеньку. Что это? Как можно так писать? Предположим, я ничего не знаю о художнике, написавшим эту картину. Я смотрю на нее и, как вы думаете, каков будет мой приговор? Экспрессионизм, начало 20-го века. Изображения максимального состояния, эмоциональные, сюжетные. К ним относятся Ге, Гринвальд, Ван Гок, потому что любое определение экспрессионизма – это экстремальные формы в экстремальной ситуации. Это всегда перенапряжение и выразительность, доведенные до максимума. Почему я говоря об этой картине пропускаю тему карнавала? Специально. Потому что ровно через два занятия я буду читать вам «Карнавал». Тогда мы снова сюда вернемся.

А как он руки пишет, все эти корзины? А какой цвет. Гений! Гений! Я не понимаю. Посмотрите на этого типа. Я его не понимаю, и он для меня до конца не расшифрован, хотя это одна из фигур, которая интересует меня до сих пор. Он и еще один экземпляр играют в кости. У него на ушах и всюду вот такие вафли. Дело в том, что нам не все понятно, потому что мы не все знаем о том времени. Вот интересно, как современники Пушкина читали «Евгения Онегина»?