Текст книги "Лекции по искусству профессора Паолы Волковой. Книга 1"

Они ведь читали его не так, как мы и он имел совершенно другой смысл и некий порядок деталей. Вот и для современников Брейгеля это было исполнено в более точном смысле, чем для нас. Мы не знаем этих деталей. Вот эти вафли закрывают ему слух. Вафли, когда их только изобрели были дорогим угощением, а он ими уши заложил. Но самое интересное то, что у него на спине закреплено шестигранное зеркало и очень трудно прочитать, что в нем отражается. Я читала очень много мнений. Один человек, что делал онтологическое описание – это когда подсчитывается какое количество предметов изображено на картине и что они обозначают и в прямом, и в символьном смысле. Человек, по имени Грейс, с лупой исследовал эту работу Брейгеля. И есть два мнения по этому поводу. Первое, что в туманном изображении зеркала можно прочитать высший символ христианства – Троицу. И тогда смысл понятен. А другое мнение, что там пустота. Просто плывущие облака. Я склонна думать, что там пустота, потому что тема бардака имеет под собой тему пустоты. Я люблю один изумительный эпизод Эйзенштейна в «Стачке». Я считаю этот фильм гениальным по знаковой системе и культуре. Я обожаю такой брейгелевский эпизод в картине, когда шпана, которая обосновалась на кладбище, живет в бочках и ходят кучей все время. Это надо знать. И они – эти уроды, живут на кладбище в пустых бочках, потом оттуда выскакивают и приходит карлик с зеркалом – этакая карикатура на картины Тициана и Веласкеса «Венера перед зеркалом».

Брейгель любил писать серии.

Маленькая» Вавилонская башня

Вавилонская башня

Мне повезло, и я видела много его серий, самых разных. У него есть одна картина в теме адамитства. Огромное дерево и под ним лежат три фигуры. Рыцарь, крестьянин и мыслитель. И у рыцаря, и у крестьянина, и у интеллигента в голове одно и то же. Рыцарь крепко поддал. Интеллигент лежит на шубе, а в голове у него курочка. Он думает о еде. А еще бегущее яичко на куриных ножках с ложечкой. Крестьянин лежит на своем орудии производства (смех).

Страна лентяев

И повсюду предметы их мечтаний. Так что у них в головах одно и тоже – пустота, заполненная мелкими плотскими утехами. Я так люблю его. В чем он еще был непревзойден? В написании эскизов. Он был автором удивительных ландшафтов и создал в живописи формулу зимы. Так как он писал зиму – не писал никто. Этот холод, тоска, примороженность. И он первый обратил внимание на то, что в зимнем ландшафте, на снегу, предметы теряют объем. Они становятся плоскими. И, если вы спросите, где его главная мысль, то я укажу вам на «Падение Икара». Это гениальная картина. Как в этой картине написан пейзаж! Необыкновенный контраст между деяниями человека и богом, сотворившем мир. Какой фантастический адамистский морфий и галлюциногены. Эта картина с крупным планом, редкая картина-идиллия.

Падение Икара

Как здорово, какой прекрасный мир – Солнце светит, штиль на море. Если увеличить детали, то мы можем увидеть, как лазают моряки по мачтам и, самое главное – тишина. Какая-то великая гармония между человеком и природой. Поэтому он пишет пахаря. Как он здорово пишет складки на его одежде и складки земли. И я сейчас скажу такие слова, которые я не люблю говорить, но здесь ничего другого не подберешь, поэтому, как мне не стыдно, но в этой картине присутствует композиционное единство между этой фигурой пахаря и землей (смех). Он этими складками подчеркивает, что они нерасторжимы и едины. Эта картина такая светлая, такая покойная, а эти золотые снопы… Как он пишет времена года!

А где у нас Икар? Картина как называется? Вот он где, лапочка, только перышки по воздуху летят. И что случилось? А ничего. Что самое интересное, что он рухнул у самого берега. Утонуть невозможно. И еще одна деталь, если внимательно посмотреть, то мы увидим свинопаса – он стоит, оперевшись о палку и смотрит в небо. Но при этом ничего не видит. А что его там так взволновало? Ничего. Он просто греется на солнышке, ему хорошо, рядом живность пасется, а от того Икара пух и перья летят. Хоть кому-нибудь есть до него дело? Нет. То же мне герой-космонавт! Гагарин! Рухнет такой около твоих ног, а ты загораешь и тебе все равно. А погода-то какая! То, о чем я вам рассказывала. А главное, адекватно ли это? Эта картина просто уникальная. Можно сказать, что мы не понимаем целого ряда деталей. Что означает это зеркало, туфли? А здесь все так просто, что и дураку понятно. И получается, что ничто не нарушает мировой гармонии. И на корабле никакой реакции на падение.

Студенты: А вот в самом низу человек, разве он не реагирует?

Волкова: Вот здесь? Ну, ловит рыбу и что? Ему тоже нет никакого дела. Это называется, как сказал Гумилев: «Полная антисистема. Полный гомеостаз». Как хорошо жить в эпоху полного гомеостаза. Как хорошо, что до тебя нет никакого дела. Сидишь и пишешь. Это настоящее философское сознание, вынесенное высоко и намного вперед.

Студенты вслух обсуждают фигуры на картине.

Волкова: Вот, посмотрите, какие идеалистические картины у него есть. Посмотрите на его ландшафты. Посмотрите какой зной. Что вы там обнаружили, чего я не видала?! Потом рассмотрите. А как он сформулировал формулу мироздания! Как никто. Мощнейшая фигура в истории культуры. Это же что-то немыслимое. Я все картины не показываю, сами посмотрите.

Народ вышел в парк на пикник, гуляет. Тут костерок горит, они сидят рядышком, а там виселицы стоят, на них люди висят, вороны сидят. А на это никто внимание не обращает, мочаться на виселицу. Это продолжение Икара.

А это слепые. Посмотрите, какие глазницы каменные, а вам кажется, что это взгляд. Так тень падает. И какой мирный пейзаж. Как всегда, деревня, дома и самое главное – тихо стоит церковь, а по диагонали цепочкой идут слепые. Изображение калек вошло в искусство Брейгеля. Босх калек не писал никогда, у него всегда изображение свежеотструганного человечка. Куклы. Кукольного полуфабриката. У Босха есть картина в Раю, когда Господь стоит и держит Адама и Еву. Он их сотворил. Они еще недоделанные, они только еще кукольный остов, деревянные человечки. А у Брейгеля набор характеров, типов – не мужиков, а человечества. Он показывает эту тему. Он пишет калек, потому что они такие же калеки как у Булгакова – у того тоже все калеки – у них души покалеченные, которые выглядят как Шариковы, непонятно откуда произошедшие. Убогие. И здесь тема убогих. Она доведена им до абсолютного изображения слепцов и все имеет многоярусный психолого-социальный смысл. Нищих, калек, слепцов, убогих и приписка на картине: «Когда слепец ведет слепых, катастрофы не избежать». Эту приписку переводят по-разному, но смысл таков: слепец ведет слепцов и, если он спотыкнется, то все разрушится, и вся цепочка рухнет. И больше рассказывать нечего. Это практически его последняя картина-завещание.

Художники часто оставляют завещания, как у Веласкеса «Менины», как «Святой Себастьян» у Тициана, или как «Ночное кафе» Ван Гога. Удивительно, но они оставляют свои «реквиемы». Как же ему было плохо, когда он писал «Икара». «Если у меня, что-то болит, – говорил Мамардашвили, – очень болит и без причины, значит болит душа». Вот и у Брейгеля болела душа. Он все пропускал через себя. Он был болен совестью.

В 19-ом веке литераторы выбили из-под ног художников табуретку и пришло время романов, тонких психологических ситуаций. А искусство может это показать? Нет. И что художники стали делать? У них начался интересный период – они стали писателями: писали дневники и переписывались. Обсуждали, что бы они хотели написать и что уже написали. Прочитать все невозможно. Когда вы начинаете читать переписку, то начинаете понимать их жизнь. Например, дневниками Делакруа зачитаешься. Сердце кровью обливается. Подходишь к картине и видишь только одно: все разваливается на куски, но когда он пишет про то, что хотел бы написать, миль пардон. Поэтому 19-ый век – век романа, а не картины. И эти люди не писали – они просто оставляли картины. И все. Но самое главное, что в их картинах есть то, что они точно знали и что хотели нам сказать.

На сегодня все, доброго всем дня. (Аплодисменты).

Лекция №5. Ван Эйк – Карл V – Голландия

Волкова: Не забыли Брейгеля? Еще помните? Такого рода художника в Италии быть не могло, а Брейгель человек глубокий, полный скептицизма, глубокой иронии, абсолютно перевернутого сознания. А Италия героична. В ней героично все.

Вы любите оперу? А где она родилась? Она родилась в Италии. Кроме того, Италия хоть и не была единой страной, но она выстроена и живет на античной платформе. Несколько дней назад мне сказал один человек, который был в Бальбеке, что на него гораздо большее впечатление произвела терраса, на которой построен Бальбек. На что я ответила, что это вполне естественно, потому что Бальбек это поздняя римская постройка первого века, а терраса такого же периода, как Пирамиды. Циклопическая кладка, так что в Италии очень большое впечатление производит вечная античность, а она героична. Поэтому Европа, как я уже вам говорила, пошла за Италией. И мир пошел за Италией. Вот посмотрите. Какие образы итальянских мужчин важны для Италии? Вот итальянский тип: Ромео, Дуэлянт, Солдат, Поэт, Отравитель – кто хотите.

Европу они собой залили всю. Какая античность в Англии – боже мой!, но она не прижилась. Там очень мощное кельтское начало. А античность она просто есть. Меня поразила античность в Испании. А для Нидерландов очень важна готическая традиция. Посмотрите, какая Мадонна.

Вот где хрупкость. Нет в природе такого мощного, здорового начала, как все эти итальянские цветущие Мадонны с младенцами, округлыми плечами, широкими складками – такие Афродиты. Нет. В этом есть готическое начало. Это итальянская традиция очень сильная и мощная и из этого корня мы вырастаем до сих пор. Если бы мы не росли из этого корня мы никогда бы сроду не смотрели Антигону, а она нам нужна. Нас туда тянет и затягивает. И я вам больше скажу: чем дальше, тем круче будет затягивать. У меня есть своя концепция будущего в этом смысле. Пока жива античность, ее традиция очень могуча. Потому что она имеет мифологию, то есть концепцию образного художественного описания целого мироздания не только микрокосмоса, но и макрокосмоса.

Когда Эдип начинает жить со своей матерью и убивает своего отца – вольно или не вольно, то нарушает тем самым некую вселенскую ось и, следовательно, обязан ее восстановить. О чем вообще говорить? Его отец хоть и был чудовищем, но все-таки отцом. Античность создает феноменальную традицию, но есть и другая, не менее мощная традиция – готическая. Потому что северная культура: немецкая, скандинавская, нидерландская, вырастает из готической традиции. Зная про античность они ее минуют. Например, Ирман Бергман – он весь соткан из готической мистики.

Готическая традиция несколько другая. Она пронизана мистичностью и символизмом, а в мистической традиции предмет всегда впитывает и вбирает в себя то обстоятельство, которую не любит античность. Она очень сильно помешана на Волонде. Она из-за каждого угла ожидает черта. Я считаю, что величайшим явлением в мировой культуре является писатель Гофман. Он весь на готической традиции. Вся композиция его готическая и у него все время всякие чудеса, и он чудесен. Когда его читаешь, у него все время рядом чудеса и обязательно черт сидит. На дверном замке. И вот эта горечь, скептицизм – все связано… Что за герои такие? Это что за высокие подвиги такие (смех)?

Волкова: Это готическая традиция плюс античная, замешенная на очень высоком страдании. И, конечно, Гофман здесь самый-самый-самый. Почитайте его.

Северная готическая традиция очень интересна. Она вся пронизана очень глубокой символикой и многозначимой содержательностью простых вещей. Покажу еще раз вам то, что показывала. Это обожаемый мной художник Ян ван Эйк, что висит в Британском музее

«Обручение Арнольфини». Как все хрупко, мелкие складочки – нет, чтобы как в Италии. А здесь готика. Это и мелкие косички, и мелкие личики.

Обручение Арнольфини

Я видела в одном музее.., надо же города путаются. Не в Брюге и не в Брюсселе… Паола напрягись!.. Не скажу. Поехала туда собор смотреть, а там музей, в котором стоят готические Мадонны. Они такие хрупкие! Готический мир весь хрупкий, а античный нет. Там все такие здоровые. А может готика только кажется хрупкой. И вот эта картина, которой наглядеться невозможно, так красиво написана, в ней столько смысла. Вы ее рассматриваете и рассматриваете, и видите все больше и больше деталей. Она вся построена на очень глубокой этой линии. В России – это Блок. Он весь в этом. Традиция Блока и Белого. Не зря они нюхались со Штейнером. Блок насквозь такой хрупкий, такой уязвимый и пронизанный глубочайшей символикой. И дама его не из Византии и не из античности, а из северного готического символизма. И он видит мир другими глазами. И для России это новое видение.

Когда Обезьяний Царь садился писать свои произведения, он подвязывал себе хвост. Хвост подвяжет и садится. Это по-нашему? Это по православному? Это по античному? Гений сопряжен с демонизмом. Так вот, одно время создавалось такое впечатление, что эту картину заказал очень большой человек, который ведал всеми кампаниями Медичи. Его звали Арнель Фини и он, женившись на нидерландке, пригласил Ян ван Эйка. А над зеркалом стояла надпись: «Здесь был Ван Эйк, а потом умные специалисты-лингвисты сказали: «Господа, вы не знаете старо-фламандского языка. Здесь написано другое: «Это есть я – ван Эйк» и, вообще, это его автопортрет и портрет его жены, которая была художницей-миниатюристкой. А в зеркале отражен человек, который входит в комнату. Это видно. Это очень известный прием. Нидерланды пользуются зеркалами не для того, чтобы показать отображение, а для того, чтобы показать другое пространство. Потому что для них эфемерность пространства очень важна. И туда входит герцог Бургундский, при дворе которого ван Эйк был не только художником, но также и астрологом. Но я должна о нем сказать еще гораздо более серьезную вещь. Именно ван Эйк и его школа являются создателями современной техники масленой живописи. Итальянцы этой техники не создавали. Они послали к нему шпиона в виде Антонелло да Мессина, который много у него работал, но шпионить не смог – ему не очень-то и доверяли. Но, кое-что нашпионил. И он привез в Италию эту технику масляной живописи. Чем она отличалась. Принципиально. Все что касается итальянской и старой техники живописи – это различные варианты разведения естественного пигмента на яичных желтках. Это разного вида рыбий клей. А у него так: разведение на растительных маслах.

И что получается? А получается удивительная вещь. Когда вы пигмент разводите на масле – а они очень любили конопляное масло – получается огромное количество оттенков. Тональная палитра разная. А вот кто по-настоящему воспользовался этой техникой и, надо сказать, ее начал и закончил, потому что после него в мире больше делать было нечего – это Тициан. Он ее принял уже в Италии и использовал все ее возможности до конца. После Тициана был Бранд. После них в масленой живописи отличился и Веласкис. А потом барахтались импрессионисты.

А как дальше жить искусству? Никак. Забыть. Дальше был Кондинский, который сказал: «Господа, мы начинаем-то с конца. Все уже сделано этими двумя людьми.

Не забудьте, что через две лекции я буду читать вам карнавал. Обязательно. Не болейте и смотрите, чтобы я не заболела. Тут, конечно, картина написана маслом, тени прописаны, и она вся такая хрупкая. Посмотрите какие ручки тоненькие, такие лица. И она вся держится на этом символическом каркасе. Он дает обет защиты и верности. Он дает обет открытого сердца и поддержки, а она свою лапочку тоненькую ему доверяет. А что держит на пузике? Там подложена подушка. Женщина, когда замуж выходила, сразу туда подушку подкладывала.

Студенты: Зачем?

Волкова: Что значит зачем? А что она делать должна? Рожать детей. Они об этом помнили. Вы не обращали внимание на одну вещь – в романах крестьянские девушки рожают, и никто не знает об этом. Они под одежду подушку клали. Но она обручена и ей подпихнули туда подушку. Это обет детородства. Будут у них дети, не будут – значения не имеет. Вы не видите деталей, потрясающих деталей. Ложе, изображение кровати – большой, семейной. Кровать – это главный предмет дома, как и подушка. Это символ непрерывности земного бытия. Помните знаменитый толстовский диван? Традиция сильная. Там детей зачинали, там их и рождали, там богу душу отдали. Очень часто ложе закрывалось занавесками, потому что пологи кровати – это пространство в пространстве. Ковчег завета. В комнате должно быть закрытое пространство, так как там тайна бытия. Посмотрите, что там находится. Метелка – для изгнания нечистой силы. Здесь в каждой детали живет символическое значение. Как всякая культура она очень связана с холеностью предметного мира. Они любили предметный мир. Они его боготворили. Итальянцы любили оперную роскошь, а здесь натюрмортную. Они придают им огромное значение. Это очень важно. Какое платье, как отделан горностаем плащ, какая шапочка. Портрет незнакомки висит в британском музее. Какая чувственная нежность в лице, вуаль, закрывающая лицо, пухлый рот. Она пропитана этой чувственностью. И вместе с тем, в северных традициях, волосы все забраны под высокий колпак, чтобы их не было видно. Вот где черти водятся. Что сразу делали в монастыре? Косу чик-чик-чик и выбрасывали. Чтобы не было, где черту поселиться. Волосы все туда. Изумительная белая накидка. Она сидит и молится. И взгляд, обращенный внутрь. Женщина богатая, холеная, но все внутри себя и есть только ее отношение с богом. Приходишь, смотришь и не можешь понять, что за чудо вечное волнение от этих вещей. Масло открыли и такое рисовать начали! Они так жили.

Город мастеров пережил фантастический расцвет: они строили соборы, рисовали картины, участвовали во многих теологических дебатах, выработали свою собственную школу духовно-мистическо-спиритуального опыта. Они были богаты, но не были государством. Они сначала были колонией герцега Бургундского, потом их захотела захватить Франция, но не тут-то было. Испания перекрыла им все дыхание. Помните, что Карла V родили в Амстердаме? Там на пузо его мамаши медитировало пол Европы. Они девять месяцев провели в медитации. Как нервничали! И в Амстердам ее отправили, чтобы она там рожала. Не в Испанию или в Австрию, а в Амстердам. И все сидели, и ждали. Что с ней самой будет – никого не интересовало. Ждали мальчика, и он родился.

Не успел младенец там родиться, как бабка Мария Бургундская ему сразу в рот ложку серебряную сунула, а туда в свивальник бумажку положила, а в ней написано, что ему – Карлу V принадлежат все Нидерланды. И с этой бумажкой эта изумительная страна переходит Испании. И все их искусство тоже.

Помните в каких одеждах наши бояре ходили? В утрехтском бархате. А ювелирка? Вся оттуда шла. Интересные были мастера. Я из России обожаю Павла Первого, потому что он много детей нарожал и распихал по всему миру. Гениальных девок и потрясающих мужчин. Красавцами были? Были. Личностями были? Были. Девчонки – красотки, на фортепианах играют, рисуют, к языкам способны. Головы – высший сорт. А парням не повезло, что они родились в России. Из них никто править не хотел. Они готовы были жизнь самоубийством закончить, только чтобы не сесть на русский престол. Что Константин, что Михаил. Они готовы были жениться на ком угодно, лишь бы их оставили в покое. А Павел русской династии дал ход в мире. Молодец был.

И все-таки, если, где-то и есть монархия, то она либо Габсбурги, либо русские. Так вот, пока Карл был королем, он родину любил, и Голландию толстомордую: как те плотничают, молочко добывают, масло, коровок выращивают, столярничают, ювелирку производят. Он не жил в Испании. Он обожал Италию и Тициана. Он столько нам портретов оставил. Карл V большая для меня загадка. Как выпадала у него свободная минутка он садился позировать (смех). Я насчитала 6 полноценных портретов Карла. Но он заботился об Испании, хотя и не любил. Сына родил, правда идиота, патологического и форменного, назвали Филипп II. Мать имел психически больную – на всю голову. А что можно сказать о женщине, которая до такой степени любила своего отвратительного мужа, что, когда тот умер, она его забальзамировала и всю свою оставшуюся жизнь сидела при гробе. Ее и называли безумная. Она везде этот гроб за собой таскала. Совершенно не по-христиански. Конечно, он унаследовал от мамаши некоторые отклонения. Он знал, что тяжело болен и был настолько гениален и умен, что понимал – безумный человек управлять страной не может. А что такое страна? Испанские колонии в Латинской Америке – раз, западно-римская Империя – два, собственная родина Испания – три и Нидерланды. Нифига себе королевство! И когда он понял, что головка отказывает ему, он пошел на такой шаг, который никто до него и после него не повторил. Он при жизни отрекся от престола. Но, как?! Он очень боялся, что после его смерти, благодаря его сыну, начнется гражданская война. А то, что Филипп II не красавиц и не гений, плюс с головой не дружит, он знал очень хорошо. Еще больше пугала его фанатичная католичность. У самого Карла Великого, в отличие от сына, который каждую минуту готов был повалиться на колени, церковь была декоративным дополнением к его статусу. Он боялся этого. И второй равнозначный наследник – родной дядя Карла – Максимилиан. Это серьезная родня. И Карл, своей волей, разделил свою Империю между двумя наследниками – сыном и дядей, чтобы те не подрались. И все успокоились. А сам пошел умирать. Встал у окна и смотрел, как его хоронят. И никому в голову не пришло, что он жив. Посмотрел церемонию, остался доволен и ушел в монастырь. В самый самый крошечный, богом забытый монастырь. Стал садовником и выращивал сад. Я так люблю эту историю, что повторила ее. Она правдива. Как вам нравится? И вот его сын Филипп II, будучи неосмотрительным молодым человеком, любовь к Нидерландам, как папа, не испытывал. Он почему-то решил, что в Нидерландах живут ацтеки и стал требовать с них как с ацтеков. Вот они ему и показали, где раки зимуют. Началась гражданская война и этот сказочный, жирный, красивый, благополучный мир, пронизанный спиритуальностью, за 20 лет войны был разорен. Но граждане защищали свое добро, свои дома, свое ремесло и своих детей. Они ненавидели испанцев. Воспылали ненавистью к католицизму и стали протестантами. Победив в войне, они в 1609 году заключили мир, согласно которому все северные Нидерланды отошли к победившей стороне и стали называться Голландией. А еще в 48 году они получили Португалию. Там была такая сделка, что трудно себе представить.

И тут начинается самое интересное. Голландцы хотели хорошо жить, у них была мечта об восстановлении сытой нормальной жизни. Они мечтали только об этом и очень быстро добились этого. Была база. Традиция. И понадобилось всего одно поколение. А главное, они знали, как это сделать. Они стали первой настоящей капиталистической страной в Европе. На протяжение очень короткого времени эти люди создали феноменальную культуру, которая была очень традиционна по отношению к Нидерландам, потому что насквозь была предметно пропитана. В ней предметно все. Более того, все что связано со словом композиция, это очень хорошее и правильное собирание кубика Рубика.

Они хотели показать свою счастливую жизнь, и они это показали. Это их идеология. Есть очень богатая дама, есть служанка, но прежде всего они живут в чистоте и у них больше нет вшей. Это ВДНХ сталинских времен. Изобилие – это идеологическая живопись, она абсолютно не атеистическая, но она и не религиозная. Это жанровая живопись про жизнь. Навыки невероятные, искуснейшее владение кистью, потрясающее умение использовать фактуру, рисовать такую красоту и скуку. Они все друг друга любят. У них есть потрясающая картина: больной ребенок, который лежит на коленях у матери. Болеть можно, умирать нет. В голландском искусстве нет ни одной картины со словом «смерть».

Габриэль Метсю

Они были атеистической страной, но назывались протестантами. У них нет ни одного религиозного сюжета, они пишут только как живут или хотели бы жить.

Они располагают предметы так, что ни одни из них не мешает рассмотреть другой. Никогда один предмет не заслоняет другой.

Вермеер совместно с голландцами делает голландскую культуру великой. Когда не стало Рембрандта и Вермейера, а осталась голландская жанровая живопись как традиция – это стало никому не интересно и сильно упало в цене. Как вам это нравится? Вышло из моды. Осознавали ли они полноту этого взаимодействия? Конечно, нет. Это мы осознаем. Петр покупал голландцев 17 века, а Екатерина накупила столько картин Рембрандта, сколько нет ни у кого. У нас «Блудный сын», «Жертвоприношение», «Даная» и масса других. У нас самый главный Рембрандт. Голландцы замечательные. Мы обладатели одной из самых лучших коллекций в мире.

О Рембрандте я вам сегодня читать не буду. У него была судьба и жизнь уникальная, как и живопись – все в одном. Не знаю, с кем его сравнить. Ближе всего он подходит к идее Хлебникова. Он освобождался от всего и становился свободным. У него была ужасная жизнь – он все время терял: жену, друзей, имущество, состояние, сына, любимую женщину и в результате остался совсем один, без денег и был вынужден переселился в гетто. Голландец по крови. Это я расскажу отдельно. Его абсолютно ничего не связывало как Ван Гога. И когда у него ничего не осталось, он написал «Блудного сына» – одну из величайших картин в мире. Это было его завещание, в котором он себя представил перед богом. Поэтому духовный путь этого человека был совершенно отдельным и совершенно мало есть писателей и художников, который имеют свой отдельный путь. Очень глубоко слышащий свое предначертание. Что он слышал? Вот о чем будет наш разговор.

Это идеальное голландское искусство. Малые голландцы – это структура, это все. В них несправедливо включают Вермеера. Хотя они не кучка и не совсем малые. Они представляют собой немыслимые, потрясающие шедевры. Человек писал все, что писали люди вокруг него. Простые голландские жанры. Они вылизывали все до алмазного блеска. Они писали, как мастера, которые хотят передать красоту осязаемости предмета. Как они писали кувшины, корзинки, скатерти! Веласкес, к примеру, как живописец, видит живописность окружавших его вещей, а не быта писателей. Огромная разница. Я когда увидала его автопортрет, то просто застыла. У меня мечта о Вене, как о городе, где я могу увидеть несколько картин Веласкеса и Брейгеля. Там, в Вене, находится такой Веласкес! Он рисовал деток. Например, родился у четы Филиппа IV младенец и они решили послать теткам рисунок своего сокровища. Приглашают Веласкеса и тот пишет. И вот на нас смотрит младенец, которому год и два месяца, на нем розовое платье при регалиях, головка стриженная – наследник. И написан он на темно-зеленом фоне и на столе розы. А вы стоите и носом туда все ближе и ближе. Какие там мазки! Широкий, весь играющий, зелень такого цвета, что не понятно, как в 17 веке это все писалось и выстраивалось. Его не интересует бархат или атлас, его интересует зеленое пространство, в котором есть что-то розовое. Какая картина! Какие были живописцы! Какие женщины с платочками в руках!

Световыми эффектами голландцы обязаны человеку по имени Караваджо. Они говорят: «мы – караваджисты!». Для них очень важна постановка света. Особенно для Вермеера. Для него важным является свет, падающий из окна. Обязательно источником света должно быть окно. Иногда это лунный свет. Кто копию сделал с Вермеера? Тропинин в «Кружевнице».

Кружевница

Когда вы подходите к картине, то видите, как потоки золотого света заливают мастерскую. Это надо видеть, рассказать это невозможно. Вообще голландцы очень любили развешивать на стены предметы. Они не вешали иконы и поэтому две вещи, которые обязательно у них висели – это географическая карта и зеркало. Больше всего они любили эти два предмета. Почему? Карты – это страсть. Я – человек и я посередине мира. Они были героями судопароходства и вели торговлю по всему миру. Эта карта перед ними, и они смотрят на нее. Эх, наверное, вы не застали те времена, когда почти во всех домах Советского Союза висели карты СССР или мира.

Студенты: Помним!

Волкова: А зачем их вешали дома?

Студенты: Помечтать, наверное.

Волкова: У моего папочки в кабинете висела такая карта.

Он много занимался с ней. Когда мой брат был маленький, а мои родители хотели показать его гениальность перед гостями, то они ставили его на папин стол и задавали географические вопросы. И он отвечал без ошибок, указывая что-то своим толстым пальчиком и в конце, не на бис, а так, в виде прибавки, говорил: «А это Бабинмандейский пролив». Я до сих пор не знаю, где он находится.

И у них карта была для того же. Они были новой страной – страной очень большой, дававшей им оптимизм. Конечно, Рембрандт этот оптимизм портил! Очень сильно, поэтому они старались сделать все, чтобы его не видеть и не знать. Голландцы все оставили о себе через искусство.

Самое дорогое, что было в мире из предметов это китайский тонкий фарфор. Чашечку берешь, и она звенит. И вазы. И весь мир был помешан на китайском фарфоре. И они в Дельфах организовали подпольные заводы. Секретные. Они исследовали черепки – толкли их, поджигали и прочее. Без определенных ученых здесь не обошлось. Был такой алхимик Страдивари – поляк, которого именно в это время повесила инквизиция. И веревка, на которой он висел, была обмотана его алхимическим золотом. Можете себе представить? Это время очень серьезное, но в Голландии все хорошо. Они сделали завод, и никто о нем не знал. И тут китайцы обнаружили, что в продаже появилось больше предметов, чем продавалось. Отличить невозможно! Никак. Хоть ты его скушай, хоть на свет смотри, хоть плюнь. Но они-то знают сколько продают, а на рынке этого фарфора больше. И за 5—10 лет Европа начинает вытеснять китайский подлинник, якобы тоже «подлинником». С теми же стареющими трещинками, с той же голубой лазурью. Все то же самое, но дешевле. Французский двор стал скупать китайский стиль коллекциями. А потом голландцы себя выдали сами. Они стали выпускать вещи двух и трех цветов. Им скучно стало и захотелось большего. А китайцы глаза косые вытаращили и поняли, что их обули, но сделать ничего не могли. Они пытались им ноту послать – не получилось. Петр увлекался китайскими вещами, а они были голландскими. Зачем ему платить большие деньги, когда все то же самое дешевле.