Текст книги "Лекции по искусству профессора Паолы Волковой. Книга 1"

А надо сказать, что Ван Дайк писал всех так же, как и себя любимого. А руки у него были фантастической красоты. И, когда англичане увидали их, они даже раздумывать не стали. И он им всем приделывал свои руки. Они так и стоят с его руками.

Автопортрет

Ван Дайк писал только портреты, хотя, благодаря своему большому таланту и необыкновенной выучке, в школе он умел писать все: и интерьеры, и все, что цветет. Он создал английский аристократический портрет. Сам.

Рубенс ему все рассказал: как писать, что такое хороший вкус, что такое сорочки белоснежные, что такое причесанность, что такое свобода и надменность. У нас же осени не бывает. На этих портретах или бархат каскадом спадает или цветет что-нибудь красивое. Композиции однообразные. Художник не только запечатлел в первоклассных портретах английское общество 17 века. Он писал только их. Он создал английскую аристократию. Поверьте мне. Он им сказал: «Ребята, вы деревенские мужики – ни ступить, ни сказать ничего не можете». Какой он потрясающий портрет двух Стюартов сделал!

Лорд Джон и лорд Бернар Стюарт

У них такие вырожденческие длинные бледные лица. Такие ступеньки и на них стоят два племянника: то ли Карла, то ли Якова – Джон и Бернар Стюарты. Длинные ноги в бархатных камзолах с большими воротниками и бельгийскими кружевами, со шпагами. Один так стоит, другой рукой в бедро уткнулся. Уроды полные. Они не всегда были такими и так выглядели, и вели себя по-другому. Я почти не знаю другого примера, чтобы художник, до такой степени, повлиял на стиль жизни, на нравы и на внешний стиль. Англичане в этом смысле особая публика. И пальцы у кого обкусанные, а у кого короткие. Он их одел. Они смотрелись в зеркала и говорили: «Идет!» И с тех пор стали именно такими. И он на портретах им животы подтянул, волосы уложил, руки свои холеные пририсовал и получилась английская аристократия. Он и Карла так писал.

Лошади – слабость аристократов. Многие на фоне лошадей позировали. Тетки все не красивые. Мужики злые, никакие.

Карл Первый на охоте

Художники идут за тем, что дает им материал, как правило. Они выявляют личности. А этот на всех трафарет надел.

Я читала книгу об английском родословии «Роды аристократические». Все соседи Черчиля, Байрона. Моя душа рыдала от счастья. Пол страны и все настоящие древние правильные роды, имеющие нормандские корни. Не саксов или бритов, как Черчили и Байроны. Они ведут себя правильно от 11 века. Шотландцы, конечно, раньше. Но у англичан есть еще один персонаж, который им спутал все карты. Это король Артур с его круглым столом. У англичан очень сильное кастовое сознание. И Ван Дайк помог их кастовому сознанию придать форму, как они должны теперь выглядеть. О каждом из них можно читать лекцию.

Я очень люблю эрмитажный портрет Рубенса. Я видела три или четыре его великолепные работы.

Это «Елена Фоурман с детьми» в Лувре.

«Персей и Андромеда» в Эрмитаже.

«Камеристка инфанты Изабеллы».

И, конечно, мюнхенская работа «Похищение сабинянок».

Похищение сабинянок

Рубенс редкий художник, так как кисть в руки брал редко. За него писали ученики, а он подписывался под этими работами. Потому что все эти фальшаки имеют подлинную подпись. Циником был изумительным, а им быть не легко. Многие хотят, но не получается и тогда они становятся хамами. Путают хамство с цинизмом, а он был изумительно воспитанным, гениальным человеком, который всю жизнь занимался шпионажем, мировой политикой и гениально писал портрет возлюбленной королевы с ногами, почесывающих друг друга. (смех) Рембрандт все всерьез и всерьез, а этот, как положено. Он был просто замечательным: всего хотел, все было мало, но мог все себе позволить. Но когда он рисовал сам, это было видно. Его манера отличается трепетной чувственностью. Он был человеком очень чувственно пишущим. Он написал девушку, которая была камеристкой. Многие, правда, говорят, что это Елена Фоурман, но я так не думаю. Елена была совсем с фермы. Этот портрет нужно смотреть близко и смотреть обязательно. Он находится в Эрмитаже. Там есть десяток картин, которые надо смотреть. Обязательно. Когда вы подходите близко, то видите холст. Он написан жидко-жидко. Он любил писать на грубом холсте. И писал маслом и современной палитрой, чтобы фактура холста была видна. Тогда в его понятии, речь шла о живописи. Изумительно написанная, утонченная. У нее совершенно медовые глаза. Не рыжие, не желтые, а прозрачные медовые глаза, рыженькие бровки, волосы и фантастически написанный размазанный рот. Когда вы подходите, вы говорите: «Ой!». Так Ренуар писал в своих ранних вещах. Поверьте, это важное сопоставление. Рубенс любит женскую природу и ее женственную прелесть. Он был такой замечательный художник. Как официально называют Рубенса в литературе? Рубенс является абсолютным выразителем стиля барокко в 17 веке. Да. Барокко – это Рубенс и его школа.

А посмотрите «Похищение». Такие здоровые загорелые мужики по барышне себе выбрали, на лошадей их и поскакали. А барышни-то не хотят, что позволяет одной спину выгнуть, второй еще странную позу принять, то есть создать сложный силуэт. Какие у них тела, со складками. Ну, ему нравились такие. Изумительная композиция! То, что написана Рубенсом это всегда блистательно, мощно и легко. И посмотрите какой Рубенс смешной. Вернее, как он шутит. Вроде бы похищение, такая трагедия, а там Амур цепляется за лошадь с одной стороны. Видите, как он вцепился? А как лошади написаны, все в квадрат вписано и женские тела с этими распущенными золотыми волосами. Сила и слабость. Конечно, он был художником барокко. Мы с вами о барокко еще немного поговорим, но 17 век является родоначальником барокко, а 18 век и есть этот стиль. Он был создателем абсолютно разных и новых сценариев. Например, именно он создает такой чувственный образ переизбыточности и распущенности. И этот жанр, который он нашел, получил большое распространение и название «вакханалия». Видали? Эти все про дом, про честь у него под боком? А кто болтает? Кому не нравится он сам. Они носятся со своим классицизмом. А он говорит: «Гуляем! Пусть они там говорят. А у нас на улице праздник». И создал жанр вакханалии: пьяниц, людей, одурманенных зельем. Его ученик Йорданс написал несколько картин «Сатир в гостях у крестьян». Сидит Сатир с козлиными ногами и тех, кто похлебку лопает, жизни учит. Людей из них делает.

Сатир в гостях у крестьян

Они имеют большой мифологический сюжет.

У него во всех композициях Ян и Инь – мужское и женское начало на фоне цветущего. У нас всегда свет. И это замечательная аллегория. Античность никуда и никогда не уходила. Она всегда на поверхности и имеет свой комментарий. Один из комментариев – 17 век. Античность комментирует очень активно, но новый комментарий делает миф аллегорией. Миф теряет свою смысловую философскую сердцевину и обретает аллегорический образ. Он создает союз земли и воды.

17 век – это эпоха формирования национального сознания и в России, и в Западной Европе, и в Англии. Просто они идут разными путями, беря начало в конце 16 века. То есть тесто заквашивалось во второй половине 16-го века, а испеклось в 17-ом. Но для нас особенно интересно в этом отношении Франция. И вот почему. Потому что этот процесс формирования национального сознания Франции и французов. А процесс обретения формы и ритуала во Франции оказался таким полным и устойчивым, что продолжает сохраняться и сейчас, представляя собой антибиотик, предохраняющий эту страну от распада. И, если идея в Голландии носит характер бытовой, то во Франции и национальный характер, и бытовая сторона – это форма национального сознания. Они были готовы к самостийности. Я рассказывала, как мы с Пятигорским шли по Лондону и увидали бомжа в мешке. И такие волосы красивые и сережки, перстень на пальце. Лежит в мешке читает, собачка рядом. И кто он такой? Лорд и у него есть свой замок. У него хобби такое, он развлекает себя. Такое клубное развлечение. Он свободный человек: хочу вот так! Потом пойдет, помоется в своем дворце и на охоту. Я столько там такого видела.

Во Франции произошла интересная вещь. Французы, в результате длительных междоусобиц – постоянных, внутренних разборок, внутреннего противодействия друг другу, почти себя уничтожили. И, когда началась протестантская резня, страна оказалась в центре раскола и беспощадной борьбы за власть. Они все в себе истребили. Сами себя. Грубо говоря, они достали ногами дно. Это, конечно, приход к власти сына Генриха IV Наваррского – Людовика XIII, спор о личности которого до сих пор существует. Он вызывает большое количество разночтений. Но рядом с ним оказался гениальный человек – временщик, фаворит, канцлер – кардинала Ришелье. Почему считают, что Жанна Д'Арк имела в своем сердце Францию, а Ришелье нет? Он имел не меньше, потому что его жизнь была посвящена спасению и становлению Франции. У него была идея.

А у Петра была идея? Была. И каждый может ее определить. Не в Европу окно открыть – это поэтическая формулировка, а это идея перепрыгнуть через пропасть времени и консерватизма, и соединиться с дающими новую жизнь артериями. Создать школы, регулярное обучение, создать профессии: корабелов, заводчиков и, наконец, научить людей чему-то. Взять и преодолеть. Перевести часы времени. И Петр перевел их. О нем разговоров много и это все лестничные, кухонные разговоры, но он перевел эти часы. И Ришелье сделал то же самое, что и Петр. Он оставил великого преемника, который не был французом, а был итальянцем, но не меньшим патриотом Франции. И, если Ришелье сделал это благодаря опоре Людовика XIII, создавая идею его абсолютизма, то Мазарини подставил спину Людовику XIV. И не надо слушать разговоры о его корысти. Французы любили его. Они имели при себе Гольбера, который начал свою карьеру при стареющем кардинале Ришелье. Вот гений всех людей и народов.

И такая была у них политическая идея и воля. У них идея претворялась через непреклонную волю, через непреклонное действие и они были связаны не своими интересами, а интересами страны. Им что не на что было жить? Или он хотел укрыться от уплаты налогов? Это были люди бескорыстные. Я не хочу анализировать их личность с точки зрения позитива или негатива. Кто я такая? Я просто хочу сказать о результате, потому что именно благодаря невероятной политике Ришелье и поддержки Людовика XIII, который принял эту идею, но сам ее не родил и не осуществил. Но он помогал, хотя они с Ришелье часто ссорились. В чем состояла эта идея. В том, что Францию, расплющенную во вражде и с разбитой мордой, надо было поднять, умыть, поставить и вдохнуть в нее жизнь. То, что Франция представляла собой тогда называлось «хаос». Она была в состоянии хаоса, преодолеть который пытался Генрих IV, делая те или иные шаги, но не смог. Потому что его идея преодоления хаоса была идеей не порядка и не системности.

Вот Петр I хотел создать государство как систему? Он хотел, чтобы его система была одета в определенный наряд. Новый город построил. Каналы, как в Италии наметил. Но мы живем в России. Меньшиков все деньги от каналов себе в карман положил. Это я вам точно говорю. (смех) Там должны были быть каналы, которые бы уберегали Петербург от наводнения, плюс должны были быть похожи на Голландию. Но Меньшиков не мог не своровать. И своровал. А когда Петр глаза промыл, то что он сделал? Отодрал его и все. А линии остались. Он хотел, чтобы перед его носом была система, школы обучения, люди красивые и умные. Он создал систематическую армию и это самое главное. Стрелецкое прошлое он простил только Петру Толстому. А кто такие стрельцы? Те же мушкетеры. Босяки. Армия наемников. Отдайте себе отчет. Люди 19 века поборники свободы и демократии. И им эта системность не нужна. Они все до одного террористы. И Петр, и Ришелье создали регулярную армию. С полками, единой военной формой. Представьте себе, что такое военная форма. И, чтобы красота в ней была, престиж, салют.

Ришелье дуэли запретил. Зачем? Чтобы люди себя не истребляли из-за кружки пива или из-за того, что кто-то, кого-то локтем задел. Кровь молодая играет. Там же гудело все!

Он создал регулярное государство, которое называется Франция, а в культуре классицизм. Вот и все. Это не характеристика, а порождение регулярного сознания. И исследование французского классицизма то же самое, что исследование русского классицизма. Большая проблема, потому что Лотман Юрий Михайлович, великий мыслитель, написал фразу: «Русский классицизм – это мечта всех Павловичей о порядке».

И у Петра идет одно из проявлений регулярности. Что такое проявление регулярности? Оно должно быть во всем. Например, в этикете. А этикет – это проявление регулярного государства. Как вы ко мне относитесь? К вам не имеет никакого значения. А раньше сразу шпаги доставали. А ты кто такой? Теперь никаких взглядов. Теперь мы себя ведем. У нас есть ритуал поведения. Мы друг перед другом шляпу снимем, кланяемся, улыбаемся. Создается регулярная классическая идея, связанная с этикетом и с правилами во всем. Классицизм – это очень организованная интеллектуальная вещь. Какова духовная идея классицизма? Она связана со служением и чувством долга. Ты изволь должествовать. И тут есть одно наблюдение. Постепенно ничего не строится. Только сразу. Любовь с первого взгляда. Все. А уже как дальше развиваются отношение – другой вопрос. Что Петр I сделал? Построил ту столицу, что мы видим сейчас. Системной идей является архитектура. В Испании какая архитектура? Живопись и литература. В Голландии живопись и болтовня – Спиноза и прочие. А, когда по-настоящему идет разговор о классицизме, то речь идет о стиле. Я сто раз говорила, что такое стиль, а вы не читаете ничего. Стиль – это единство всех компонентов культуры. Не искусства, а культуры. Если нет единства, это не стиль. Это может быть названо по-другому. Поэтому стилей очень мало. Вот Греция создала ордер и все. Появился стиль. Театр создала, как часть системы. 12 век.

В России это не очень получается. Она очень большая (смех) и у нее что-то с головой. Один астролог мне сказал, что Франция родилась под Весами, а Россия под Ураном. Ураническая страна и одни сумасшедшие. Гении, сумасшедшие и все. Мечта о порядке и все. Ордман построил Петергоф, Петербург, а дальше что? Тьма. А сам носитель идеи Ордман, что пытался воплотить в архитектуре? Элетрезини (?) – гений в архитектуре. Леблон – первый архитектор в мире, создавший универсальную архитектуру, что сейчас называют типовой проект. Он создал типовую архитектуру. Я обалдела, когда это поняла. Ну, Леблон – средний архитектор, Корбюзье тоже средний. Он философ и создал Дом двенадцати коллегий. Знаете, такой? (смех) Кошмар! 12 министерств! Какие они? Несколько домов соединенные одним коридором. Дом для среднего человека, дом для низшего человека. И дом для зажиточного человека. Сам Петр построил в Летнем Саду, по проекту Леблона, дом зажиточного человека. И жил там. Петр жил в маленьких домах. Меньшиков себе больше построил. Улицы проложили. Дома должны идти по улицам, фонари должны стоять. Одежду нарисовал для тех, кто пирожки будет продавать. На основе петровских книг старался выстроить. С чего начинал? С архитектуры. Магазины с вывесками.

У нас же всегда все за пятилетку должно перескочить в новую систему. Диалектики никакой. Мы сегодня никем, а завтра всем (смех). Предварительных «фас» не надо. Вчера был хвост, сегодня отсох, а если нет, то спрячем в штаны. Копыта есть – оденем в башмаки. Как замечательно написала Ахматова: «Хвост запрятав под фалды фрака». А под фраком-то хвост есть. Как можно перескочить? Вот наши тетки и мужики на Ассамблею собирались, а Петр им книжки специально выдал, как себя вести. Ритуалу общения классицизм нужен.

Моя дочь, абсолютно русская, стала настоящей француженкой. И, когда я ей говорю: «Маша, ты позвони», она говорит: «Мамочка, не могу, у нас это не полагается». В той среде, в которой живет она, вся ортодоксия классицизма сохраняется. У нас нет, потому что существует системность отношений. У них была парочка попыток выйти из классицизма, у них был свой противовес, которого звали Оноре де Бальзак. Отнюдь не Гюго, который был чистым классицистом. Классицизм имел с одной стороны романтический окрас и жесткий вариант. Бальзак был и Толстым, и Достоевским, так же, как Марсель Пруст, но это ничего не изменило.

Петр не мог выдержать долго этикет. Сначала целовал всем дамочкам ручки, которые сидели за столами и играли в карты. Божерянов в «Невском проспекте» описывает, как они все там причесывались, сколько там было теток-портних. Они за две недели до Ассамблеи на стульях все спали, парикмахеров не хватало. Мыться не очень умели, но все это делали. И Петр очень расшаркивался и делал ручкой до второй рюмки. В России весь этикет длится только до второй рюмки (смех), до третьей не доходит и ломается. Поэтому с этим делом не получилось, но попытка была. Главное, что предполагает системность – это соблюдение формы. Классицизм – это форма, регулярность, выраженная, как форма. Это стиль. Какой у вас классицизм, если после второй рюмки из-под фрака хвост вылезет? У меня есть знакомый в Москве, который, когда чувствует, что недовольство сильно, тут же надевает на себя цилиндр, даже, если он в пижаме. А те цилиндр сразу снимают. В России важная вещь существует, что портит нам весь классицизм – желание поговорить по душам. Заметьте, что пьяницы очень любят философско-религиозные разговоры. Это в национальном характере. Это просто невозможно! Никто не может у нас классицизма выдержать. Но полагается стиль или условность общения. Это нелегко, но так принято. Это проще. Классицизм прежде всего это идея основы государства и порядка, и выражает себя в архитектуре, а не в изобразительном искусстве.

17 век – век живописи, а во Франции, где создаются идеи системности, и которая принимается французами раз и навсегда это выражает себя через два вида культурной деятельности: архитектуру и театр. Театр классицизма. И театр в его современном смысле и значении создан во Франции, во второй половине 16 века и первой половине 17 века. Картины мало кто видит. Живопись французского классицизма так себе. А в 17 веке живопись зачем? А что вы хотите делать? Просто портреты. Складывается особая идея. Вот театр новая мода. Потому что народ не столько грамотен, чтобы много читать, он будет много читать позже, а театр место общественное и театр обращен ко всем. Только во Франции в эпоху расцвета классицизма театр имел такое же значение, как в античной Греции. Это абсолютно так! И, конечно, на вершине театра стоит Мольер. Он создатель всего современного театра. Не Шекспир создал театр – он создал литературу. Он был историком, создал образ мира, а театр как таковой создал Мольер. Я очень люблю всякие истории о Мольере, как о личности. И должна сказать, что все эти рассказки у меня однажды вылетели из головы, когда в Комеди Франсез мне выпало счастье войти в уборную Мольера, где сохранилось все. Там есть его умывальник. Они сохранили все. Вы понимаете? Вот создали музей Лермонтова, входишь в него и не поймешь, где он спал, где ел, а где умывался. Ни одной кровати нет. Неловкая деталь. Он нигде не спал! Сидел и стоял! (смех)

Я считаю, что театр определяет архитектуру. Не архитектура театр, а наоборот. Уникальная вещь. В архитектуре есть сцена. Я не говорю об идеальном театрально-сценически выстроенном пространстве, об идеальном театре. Кто-нибудь был в Версале? Вы обязаны хоть один раз увидеть, что это такое. Это очень большой театр. Вся архитектура театральна. Меня поражает театральность Парижа. Он строился, перестраивался, но он сохранил свою верность классической традиции соблюдения театральности в архитектуре, как всего города, так и отдельных элементов. Вы всегда находитесь в театре. Куда бы вы не повернулись или не посмотрели – вы находитесь на сцене.

Уже к концу 16 века сложилась фантастически уникальная традиция – традиция французов проводить время в кафе. Читают, совещаются, проводят время, пьют вино и кофе. Принцип французских кафе уникальный и единственный, что больше всего выражает идею классицизма. Человек всегда или зритель, или актер. Знаете, почему? Французские кафе открыты и все сидят перед стеклом и смотрят на театр жизни. В этом особенность кафе. Вы всегда сидите так, чтобы быть наблюдателем жизни. И это свойство только французского кафе. Они следуют этому принципу до сих пор. На сем мы с вами расстаемся. (Аплодисменты).