Текст книги "ЦРИ-1"

Глава 6. Боль

Буквально на следующий вечер прямо перед отбоем я, по традиции первого курса, как обычно, собирался выпить водки (молодость, что еще скажешь), как вдруг ко мне постучали в дверь. На пороге стояла заплаканная девушка с первого этажа (там жили девочки, поступившие на базе 9 классов – совсем юные). Она сказала, что ее соседка умирает. У меня после этих слов упало желание пить. Я и Некит ломанулись вниз. В комнате я увидел испуганных девушек. Они столпились вокруг подруги – ее звали Татьяна, она была вся синяя (ну знаете, когда человек синеет от нехватки кислорода – вот один в один).

– В чем дело?

– У нее приступ астмы!

Я выдохнул с облегчением, подумаешь – приступ, сейчас ингалятором исправим дело.

– Где ингалятор-то?

– Уже брызгали сто раз, он не помогает!

И вот в этот момент я понимаю, что брызгать сто раз подряд нельзя – будет передозировка, затем отек и удушение. Я понял, что дело дрянь, но максимально сохранял спокойствие (девочки ведь смотрят).

– Таня! Что в таких случаях ты делала дома?

Таня прохрипела что-то, но я нихера не понял.

– Что! Что ты говоришь? Повтори!

Она тыкала пальцем в шкаф, и я выпотрошил шкаф до основания, достав оттуда здоровенные ампулы с каким-то препаратом. Было понятно, что это нужно ввести внутривенно, как можно скорее, но чем? Таня посинела окончательно.

– Шприц! Где ебаный шприц?!

– Нету… Девочки плакали навзрыд.

– Некит, давай бегом на вахту – там телефон, скорую вызывай.

Некит заорал через весь коридор:

– Он закрыт! Вахта ушла куда-то!

– Кто на вахте сегодня дежурит?

– Светка-сука (та сама сука, что люто ненавидела всех инвалидов).

Общага перекрыта, она где-то в здании, мы побежали ее искать и нашли. Я максимально уравновешенно и спокойно объяснил, что у девочки приступ и надо бы скорую вызвать, на что услышал ответ: «Всем спать, ептваюмать».

– Нет уж, Светлана, простите, на этот раз дело посерьезней недожаренной картошки, там ребенок сейчас сдохнет!

– Я тебе что сказала? Вали спать. Сейчас в журнал запишу, завтра из общаги вылетишь, умник хуев. У нее сейчас все само пройдет, идите все спать…

На этом моя вежливость закончилась. Я, наверно, визжал, как резаный, что «вынесу к хуям собачьим дверь, если ты сейчас ее не откроешь». Некит ломанулся вперед меня выносить дверь (он был толстый, ему это дело плевое). Бежим мы втроем наперегонки с третьего этажа на первый: я с Некитом, чтобы выломать дверь, Светка бежит, чтобы поглядеть, что там с девочкой. Победила Светка. Этот спринтер прилетел каким-то чудом вперед и наконец увидела ужасающую картину.

– Вызывай скорую, бегом!

Светка открыла кабинет и вызвала экипаж. Нам оставалось только ждать. Я зашел в комнату к девочкам и увидел, как слюни текли на пол от синей девочки.

– Не успеем, – вскрикнул Некит.

– Светка, тащи сюда шприц, я знаю у тебя в аптечке должен быть!

– Хуй тебе, а не шприц! Не дам! (вы не ослышались, Светка отказалась давать шприц).

– Некит, выламывай нахуй там все, мне нужен этот ебаный шприц!

Тут раздался громкий стук – в парадную дверь стучался экипаж, ребята успели вовремя.

Но это не спасало ситуацию. Из-за нехватки кислорода у девочки сузились сосуды, и вколоть лошадиные десять кубов было тупо некуда. Медик гаркнул: «Пошли все вон отсюда!». Я вышел в коридор и сполз по стенке на задницу. Это был не самый приятный вечер в моей жизни. Рядом сидел Некит, схватившись за голову – мы не были морально готовы к этому, нас никто не готовил. Из комнаты вышла Светка, бледная, как лист бумаги. Я заглянул туда и увидел лужу крови на полу – девочку кололи куда угодно, лишь бы попасть в вену. В конце-концов воткнули в кулак и загнали десять кубов в ее маленькую ручку – кулак был как мячик. На мое удивление, девочка в течении пару минут из синей превратилась в красную. Медик молча вышел, что-то объяснил Светке, попрощался и ушел. Мы его отблагодарили и попрощались, но кто же знал, что мы скоро вновь увидимся. Светка подошла ко мне и сказала:

– Я не могла дать тебе шприц, это подсудное дело. В случае смерти человека я, как старшая, понесла бы наказание, пойми правильно.

Спустя пару дней она уволилась. А я уехал по очередным делам домой, где мне сообщили, что эта девочка в реанимации.

– Как? Опять?

– Ага, на этот раз не астма, а диабет (да, читатель, у молодой красивой девочки была астма и сахарный диабет – вот такая сраная жизнь). Ее откачали и сохранили жизнь.

Вернувшись в общагу, я услышал, как у кого-то играет Петлюра. Мариец Пашиев сидел в слезах и пьяный.

– Ты чего, братан?

А он мне говорит: «Я, когда в аварию попал, полгода в коме лежал (отсюда и дыра в черепе), а моя девчонка меня ни разу не навестила. Я любил ее сильно, родные все отговорки придумывали – что на учебе, что некогда, а когда на ноги встал, узнал, что умерла она… А Петлюра, вроде как, ее исполнитель любимый был».

Вот тебе и воспоминания, блин. На душе стало противно – практически каждый учащийся, перед тем, как попасть сюда, сполна хлебнул горя в своей жизни.

Вечером в коридоре я встретил цыганенка Жулика. У него активно закручивался роман с одной из девушек, живущей на втором этаже. Это выглядело мило: смуглый круглый Жулик и голубоглазая стройная блондинка – прямо кофе с молоком. Вы же понимаете, что я не зря упомянул Пашиева и Жулика?

Этим вечером, изрядно выпив, они поняли, что им срочно требуется добавка. А где ее взять? Ребятам захотелось выбраться из общежития и погулять от души, но вахтерша наотрез отказалась выпускать их из здания после отбоя. Это стало роковой ошибкой. Весь вечер они пытались придумать, как выбраться из здания, и, как назло, все девочки, живущие на втором этаже, отказали в таможне (вылезти через окно девочек). Было принято решение слезть с третьего этажа, с тыльной стороны, где, в случае чего, падать помягче, но и тут судьба распорядилась иначе. Отказались все, кроме чистокровного татарина Раиса. Но под его окнами был асфальт. Мы занимались своими делами, болтали по душам, как вдруг раздался грохот и громкий смех за стенкой. Я еще не успел отойти от страшных событий с девочкой и реагировал на все очень резко. Вот и сейчас я влетел в соседнюю комнату и увидел, как на полу катается Раис и смеется взахлеб.

– В чем дело?

– Жулик! Жулик упал, уха-ха-ха. (Мне было нихуя не смешно).

– Ты придурок, где Пашиев?

– Он тоже валяется внизу, аха-ха-ха.

Ребята связали простыни и хотели по ним спуститься, но чтобы узлы не развязались, нужно было концы смочить водой. Они этого не сделали, и в итоге узлы развязались в самый неподходящий момент. Я выглянул в окно и увидел там пиздец. Жулик валялся и корчился от боли, а рядом скакал шокированный Пашиев.

– Вы живые там?

– Нет! Жулик переломался конкретно. Что мне делать?

– Что делать, блядь, стучи в окно вахты и сваливай нахуй в кусты. Пашиев поступил так, как было велено, а мы, в свою очередь, осознали, что стали свидетелями плохого случая. Нас будут допрашивать, и нам срочно нужно алиби. Некит вскрикнул:

– Бегом все по комнатам, типа спим, делов не знаем.

План был гениальным: Жулик курил в окно и выпал – за это не отчислят. Мы спали, а Пашиева и не было вовсе – супер!

Я шел в комнату и понимал, что мы поступаем не так, как надо. Жулик лежит переломанный, а мы гасимся. Надо было помогать. Я принял единственное верное решение:

– Так, всем стоп! Разделись быстро до трусов и бегом на вахту. Мы проснулись от шума и увидели Жулика – вот и вся легенда.

В одних трусах мы прибежали вниз и разбудили вахту. Ребята занесли Жулика на руках в коридор, он был весь бледный.

– Парни, мне пиздец! Я ноги не чувствую!

Я решил, что перелом. В принципе, штука обычная при таких падениях, но дальше был ужас. Если вы кушаете, то не читайте. Парни начали задирать штанину (я орал, что лучше не трогайте, нахуй), и мы увидели, как его нога болтается на одной коже! Его плотное телосложение и круглая форма тела сыграли злую шутку – при падении с высоты он переломал обе берцовых кости и разорвал мышцу, но кожа не лопнула.

– Что случилось? – спросила вахта.

– Вот, курил, упал…

И тут, сука, заходит с улицы Пашиев одетый (он не смог убежать, он посчитал это предательством и вернулся обратно, чтобы взять всю вину на себя – это мужской поступок, но он будет ему дорого стоить), и наша легенда прогорела в пух и прах. Я сделал морду кирпичом: ничего не видел, ничего не знаю. У Жулика прошло шоковое состояние, и он начал чувствовать боль, адскую боль. Приехал экипаж скорой помощи, и зашел уже знакомый врач. Мы поздоровались взглядом. Врач приступил к осмотру и заявил:

– Так, у него все плохо, мне нужно два, а лучше три человека в дорогу в качестве сопровождающих. Быстро!

Я, Некит и Пашиев загрузили кричащего Жулика в карету скорой помощи и уехали в ночь.

Жулик скрипел зубами и рычал от боли. У него текли слезы, а я не сразу сообразил, что происходит. А дело было в том, что на каждом лежачем полицейском нас подбрасывало; тело было зафиксировано ремнями, а нога отдельно скакала по кушетке, как отрубленная. Жулику крутило все жилы, и он шипел и скулил от боли.

– Дай! Дай мне руку!

Я держал его руку и ощущал, как он страдает, но ничем не мог помочь.

– Ногу придерживайте ему!

Мы быстро прилетели в городскую больницу и стали ждать хирурга. Казалось бы, все уже позади. А нихуя. Пришел хирург, выходец из средней Азии, и говорит:

– Хеде? Хеде болит? Паказай мене…

Я ткнул пальцем в ногу и сказал:

– Перелом у него.

– Аха…

И он начал крутить ему ногу (я не медик, но выглядело это, как пытка).

– На рентген его давай.

Мы оказались на третьем этаже больницы у кабинета рентгенолога. Женщина с порога заявила:

– Так, больной, мы в детском отделении. Не вздумай орать – детей перепугаешь.

На часах было три часа утра. Мы положили Жулика под аппарат, накрыли куртками и свалили из кабинета.

– Первый снимок – хорошо. Теперь нужен второй, кладите его на бок.

Мы и положили… Тело Жулика повернули, а нога так и осталась лежать неподвижно от тела, ему перекрутило все жилы. Жулик орал и жевал свой кулак:

– Судорога! Судорога, отпусти, пожалуйста!

Я не помню, как мы сделали снимок. Я покрылся липким потом. Мы привезли обессиленного Жулика в палату, где ему нужно было лечь на растяжку. Сука, лучше бы я отвернулся. Он переполз на кушетку. А теперь нужно положить переломанную ногу на такую штуку для растяжки (хуй его знает, как она называется). Он поднял переломанную ногу и она сложилась буквой «Г». Он положил ее, не издав ни звука. Некит повернулся ко мне и замычал от ужаса, заткнув рот кулаком (да, мы охуели от увиденного). В палату зашел хирург с дрелью (как в фильме «Пила») и сказал:

– Домой идите, пожалуйста.

Мы покинули больницу. На часах четыре утра, в глазах туман, болела голова.

– Давайте выпьем, пока идем обратно, а?

– Давайте…

Мы шли и жадно глотали пиво, как будто у нас обезвоживание. Пашиев сказал: «Мне завтра пиздец – точно выгонят».

Я упал в постель и, к своему удивлению, уснул и умудрился выспаться, а вот Некит из-за пережитого стресса не смог уснуть. Его до утра трясло. Утром нас построили в спортзале, и довольный директор потирал руки и глаголил:

– Сегодня утром я узнал, что у нас не Центр Реабилитации, а филиал Рязанского училища ВДВ. Только мы круче. Мы без парашютов с окон прыгаем. Так, Пашиев?

– Так.

– Иди забирай медаль за отвагу, и документы заодно. До свидания. Один прыжок – минус два десантника. Теперь пей водку, сколько влезет. А вот второй сейчас будет лежать, и очень долго лежать! Теперь намотайте на ус и марш на занятия.

Мы ушли молча. Еще бы, за пару месяцев учебы были большие потери в живой силе, а я за неделю насмотрелся таких ужасов, что по сей день жутко. В кабинете мне выдали листок и бланк с оценками.

– Это зачем? – спросил я препода.

– Это мы высылаем твоим родным по почте, а ты подпись поставь, что ознакомился с табелем оценок, и можешь даже тут пару строчек маме написать.

Я и написал: «Здравствуй, мама. Людей теряем, как на войне… Но учусь хорошо. Твой послушный сын».

Глава 7. Жизнь налаживается

После ужасных событий первых месяцев внезапно наступило затишье. Массовые потери среди учащихся прекратились, а мы стали дружнее. Но «крысы», ворующие телефоны, никуда не исчезли. Вечером, вернувшись в комнату после любовных посиделок у девочек, я обнаружил пропажу своего телефона. Сосед-наркоман Тромб отсутствовал в общежитии, и подозрения на его счет сразу отпали. В комнате весь вечер торчал Ниндзя, а он уж точно не посмел бы что-то взять, и первый вопрос был посвящен ему:

– Ниндзя, сука! Кто был в комнате в течение вечера?

– Никого!

– Ты выходил куда-нибудь?

– Ну вот, я еще в туалет писять ходил…

– Так, а дверь? Ты же закрывал дверь?!

Ниндзя был честным человеком и, опустив глаза, признался, что не закрывал дверь.

– Вот ты сука, Ниндзя! Ты понимаешь, что телефон спиздили из-за тебя? Я же говорил сто раз, что двери нужно закрывать.

Я орал во все горло, кипел, и кулак сам сжимался. Я хотел ударить Ниндзю по лицу от всей души – он был в корне не прав, не соблюдая элементарные правила безопасности, что повлекло пропажу телефона, моего телефона!

Ниндзя выглядел морально убитым, зашуганным, и его синяки после перелома носа еще не до конца сошли с лица. Он осознавал, что он не прав, и покорно ждал, когда я его ударю по лицу. На мгновение я пришел в себя и попытался успокоиться (вылететь из общаги за драку дело пяти секунд, и бить-то его жалко стало, он и так на пиздюлях живет). Я наклонился к нему и сказал:

– За твой проступок пиздюлина тебе полагается. Но за то, что не стал врать – уважаю и бить не собираюсь.

Ниндзя опустил голову, и депрессия с головой его захлестнула. Он целиком и полностью осознавал свою вину.

Я шел по коридору и пытался сообразить – кто? Кто мог это сделать? Подозреваемых хватало с избытком. В курилке я объяснил ребятам ситуацию, что спиздили телефон, и добавил:

– Вот бы общагу перевернуть вверх дном?

Дальше случилось то, чего при мне еще не было. В коридор вылетел весь состав старшего курса, и они сказали:

– Крысу надо найти и загасить, поэтому шмонаем всех!

Молодые поддержали: воровство окончательно достало людей. По этажу носились парни и проверяли буквально все. Начали, естественно, с моей комнаты и по порядку остальные, каждого без исключения. На выходе с этажа встали парни и принципиально никого не пропускали до прекращения «братского шмона». Переворачивали и потрошили полки, кровати, матрацы, шкафы, тумбочки и карманы жителей комнат. Я зашел в туалет – а там унитазные бачки и мусорные ведра трясут.

«Вот это да, – подумал я, – такого еще не было». Стихийный шмон перешел на второй и первый этаж, общежитие было перекрыто и выйти никто не мог. Ситуацию урезонил один парень, страдающий ДЦП (детский церебральный паралич).

– Вы зря носитесь. На месте вора я бы скинул телефон в окно, спрятав в носок или в пакете.

Но из общаги нас никто, естественно, не выпустил – не положено. Любопытная деталь – при обыске некоторых комнат находились давно потерянные вещи типа зарядного устройства, кружки, тарелки, ботинка. Были даже трусы. Но это была такая мелочь, что по этому поводу никто разборок не устраивал. Телефон пропал, и все без исключения ненавидели Ниндзю за его косяк. До конца года Ниндзя выхватывал от всех пиздюлину. По сути, ни за что, но я принципиально не заступался. Я осознавал и еще кое-что: «крыса», наверняка, тоже принимала участие в обыске. Должен сказать, что кто бы он ни был – он был блестящим актером.

На утро ко мне подошел самбист Зырян и сказал:

– Не расстраивайся. У меня день рождения сегодня. Поэтому я приглашаю тебя в кафе после занятий. Посидим, выпьем, повеселимся.

Это была шикарная новость, но сперва надо было достать новый телефон. Стало понятно, что покупать хороший телефон не имеет смысла. Его в любой момент могут спиздить так, что ты не сразу и заметишь. Значит, нужна балалайка, которая не ломается и стоит дешевле чебурека на вокзале. Я обратился к местным. Они ткнули пальцем на парня по имени Иван, который мне продал за триста рублей явно ворованный телефон-балалайку без зарядного устройства и, естественно, без документов. Телефон звонил – и это было главное, а внешний вид его напоминал щетку для чистки обуви. Ни один барыга такой телефон брать на реализацию не станет.

Вечером мы собрались на празднование дня рождения Зыряна. Встретились на трассе пятнадцать человек.

– Ребята, а когда следующий автобус до центра?

– Господа, он будет через час!

Это было слишком долго – водка остынет. Поэтому пошли пешком по трассе в надежде поймать по пути любой транспорт. И тут, не доходя пятидесяти метров до остановки, пару человек молча побежали вперед, затем еще пара. Я обернулся и увидел, что позади нас догонял рейсовый автобус, как раз до центра, но заберет он нас только на остановке, и надо бежать. Это была шикарная картина: пятнадцать человек бегут на автобус, и всем друг на друга откровенно похуй. Порадовал отстающий от всех Тромб. Он бежал, как мог и, заикаясь, кричал:

– Стойте, с-с-суки!

Мы все успели на автобус. Далее комедия продолжилась, когда довольному кондуктору мы показали кучу пенсионных удостоверений (проезд по городу тогда был бесплатный). Водитель прохрипел:

– И нахуя я вас подобрал?

Раздался громкий смех на весь салон, все было круто, мы ехали в отличном настроении. И именно так начинаются приключения.

Мы засели в отличном кафе, которое больше походило на небольшой ресторанчик. И тут какая-то скотина разбила рюмку. Откуда ни возьмись появилась администратор Анжела и объявила ценник:

– С вас сто рублей за рюмку.

– Не вопрос, Анжела, приносим свои извинения. Вот денежка, до свидания.

И опять какая-то тварь разбила что-то, и мы заплатили еще раз. Я начал осознавать, что просто так мы отсюда не уйдем. Апогей истории – мы выходим покурить, и мимо нас пробегает хохол Лущан, а за ним следом бежит охранник кафе. Оказывается, этот идиот спиздил все рюмки со стола, засунул их за пазуху и попытался убежать (не спрашивайте меня, зачем, и на кого он нас там оставил – я понятия не имею, эта сволочь перепила водки), но хохлятско-татарский засранец далеко не убежал. Он упал прямо на крыльце и разбил все рюмки, кроме одной. Затем встал и побежал. За Лущаном тянулся след от осколков рюмок, выпадавших у него из всех щелей. Картина была хуже некуда. Охранник обернулся и спросил:

– Это ваш друг?

– Кто? Этот? Впервые видим этого подлеца!

Охранник, естественно, не поверил, и слово взял виновник торжества Зырян. Он что-то объяснял охраннику, а все остальные тупо ломанулись бежать (я горел от стыда и понял, что с этим контингентом в приличные места я больше ни за что не пойду). Мне ничего не оставалось делать, как валить оттуда нафиг. За углом дома я нашел всю честную компанию, все ругали Лущана за идиотский поступок, а тот молчал и хлопал глазами. К нам подошел Зырян и гордо заявил:

– Проблема решена! Пойдемте в общагу.

Я даже обрадовался на мгновение. По пути мы прикупили еще горючего и дорога домой была веселой, только вот Лущан по пути исчез.

Мы заходили в общежитие, а там уже стоял администратор Анжела и наш довольный директор учебного заведения, которого поздно вечером разбудил хозяин кафе и рассказал всю историю (они были друзьями) и попросил решить проблему.

– Зырян, ты же сказал, что решил проблему?

– Так я ее и решил, убежал и все.

А директор по привычке потирал руки и улыбался (я кирпичей наложил сразу, первая мысль – мы отчислены нахер).

– Ну что, мажоры, пройдемте в воспитательскую!

Нас усадили на диванчики и тут началось.

– Вы что, кафе попроще найти не могли? Какого хрена сунулись в такое приличное заведение такие неприличные люди?

Директор говорил громко, но без мата: количество кирпичей в наших штанах росло. Никто из нас не собирался быть отчисленным из-за воровайки Лущана, и мы его дружно, красиво и технично заложили к чертовой матери (а нехуй воровать). Директор почти закончил речь, и мы уже почти перекрестились (речи об отчислении не было, и нас это радовало), как вдруг на диванчике очнулся один чудик – Митя. Он подскочил с дивана и закричал:

– У меня есть адвокат!

На мгновение все замолкли и попытались осознать, при чем тут адвокат. На этом добрый директор закончился, а мы познакомились с бывшим сотрудником уголовного розыска. Если быть кратким, то он предупредил:

– Будете выкобениваться, я вас отправлю всех в отделение, до утра посидите в подвале, затем из вас выбьют самые нужные показания, и ваша посиделка вам дорого обойдется.

Мы кинулись затыкать рот Мите, и слово взяла Анжела.

Она сказала все максимально коротко: «Бой посуды на две тысячи рублей, возмещаете завтра, а я пошла домой спать». Директор стрельнул в нас волчьим взглядом матерого следака, и кирпичей в наших штанах стало еще больше. Он ушел, а мы летали по общаге и крыли матом Лущана, собирая деньги. Наутро мы узнали, что скотина Лущан всю ночь трахался с… (не могу написать с кем, не дай Бог прочтут, но не с мужиком, а с не совсем простой девушкой, на квартире, о которой нельзя писать даже сегодня). Кстати, злосчастная рюмка до конца учебы использовалась по назначению. Еще бы, мы отвалили за нее две тысячи рублей, но наказание было справедливым.

Мы благополучно расплатились за бой посуды. Впереди были выходные, надо что-то придумать. Кто-то в шутку предложил:

– Может, съездим на дачу к Раису?

Несуществующая баня, девочки и гитара (ну, кто читал, помнит). Мы знатно посмеялись, и Раис опять покраснел – он был конкретным объектом для шуток. В столовой наших парней поймали местные девочки (блин, они были реально красивыми) и предложили в пятницу вечером встретиться в местном ночном клубе Магнит. Ночной клуб? Звучит заманчиво. К тому же я не бывал в настоящих ночных клубах, поэтому идти надо было по-любому. Но вот незадача – я не был в списке приглашенных, а идти туда, так сказать, особняком, в 2006 было равносильно самоубийству (ну, тогда людей калечили с целью телефон отобрать). Вопрос решил старшекурсник Киприян. Он подошел ко мне и заявил: «Видишь вон ту девочку (я увидел симпатичную девицу среди не менее красивых ангелочков)? Вот она требует твоего присутствия в клубе, а я с ее подругой буду тусить, поэтому идем вместе – так веселее и надежней». Моему счастью не было предела, меня впервые вот так кадрили. Но вы же понимаете, что я не зря начал рассказывать про эту историю – этот поход стал звездным выходом в свет, и приключений в ту ночь было более, чем достаточно. Но об этом в следующей части…