Текст книги "Целомудрие и соблазн"

Глава 27

Жаклин сидела за своим туалетным столиком и, глядя в большое зеркало в позолоченной раме, репетировала различные выражения лица. Вот это выражение, пожалуй, подойдет для свадебной церемонии, когда Брейден Грэнвилл будет надевать ей на палец обручальное кольцо с изумрудом в окружении мелких бриллиантов, которое она потребовала заранее. А вот это вполне сгодится для момента, когда она снимет перчатку и швырнет это кольцо в физиономию леди Кэролайн Линфорд при первом удобном случае.

Затем Жаклин целиком сосредоточилась на отработке скромной, но трогательной улыбки, предназначенной для первой годовщины их свадьбы, когда Брейден Грэнвилл подарит ей ожерелье, подходящее к обручальному кольцу. Внезапно дверь в ее будуар резко распахнулась.

Она не просто распахнулась, она распахнулась со страшным грохотом, врезалась в стену и слетела с петель. Жаклин испуганно завизжала и схватилась за отделанный перьями марабу пеньюар, пытаясь прикрыть свою наготу.

Однако Брейдену Грэнвиллу – а именно он вошел в комнату, перешагнув через остатки двери, – не было никакого дела до ее неглиже. Судя по всему, именно он нанес тот удар, от которого дверь в спальню пришла в полную негодность.

– Ну, Жаки, – сурово произнес он, минуя груду досок и щепок, валявшуюся посреди комнаты, – выкладывай, что ты успела ей наговорить?

Жаклин в замешательстве устремила взгляд на мрачное лицо своего жениха. Судя по всему, тема разбитой двери показалось ей более безопасной, чем ответ на его вопрос, потому что она с кроткой укоризной воскликнула:

– Брейден! Право же, это слишком! Тебе повезло, что мой отец давно покинул этот мир, а не то он непременно вызвал бы тебя на дуэль за такие выходки в его доме! Мало того, что я осталась без двери, так еще и у прислуги там, внизу, наверняка случится апоплексический удар! Надеюсь, ты пощадил хотя бы парадную дверь? Она цела?

– Целее некуда, – ответил Брейден. – Твоя мать сама мне открыла.

– Попробовала бы она не открыть! – Жаклин страдальчески закатила глаза. – Но в любом случае это не дает тебе права вышибать дверь в мою спальню!

Но Брейден Грэнвилл не стал отвлекаться на пустяки и прорычал:

– Так что ты сказала Кэролайн Линфорд, когда встретила ее сегодня у Уэрта?

– Кэролайн Линфорд? – Жаклин наморщила лобик и посмотрела на Брейдена как на ненормального, только что явившегося из сумасшедшего дома, а не из собственного элегантного особняка, которому очень скоро предстояло стать и ее собственным – если ей хватит выдержки играть осторожно и не выкладывать прежде времени все козыри. – Кэролайн Линфорд?! Ты вышиб дверь в мою комнату ради того, чтобы спросить о Кэролайн Линфорд?!

– Совершенно верно, – холодно процедил Брейден. – Ты слышала мой вопрос. Что за дьявольщину ты ей сегодня наплела?

Жаклин не спускала с него ошарашенного взора. Конечно, ей не раз приходилось слышать о том, что Брейден Грэнвилл горяч и скор на расправу, что он попросту опасный тип – не менее опасный, чем какой-нибудь из его пистолетов в руках у убийцы. Но ей еще ни разу не приходилось быть непосредственной свидетельницей припадков ярости у ее будущего мужа. И сегодня она убедилась, что лучше бы ей этого вообще не видеть.

– Я всего лишь сказала ей правду! – попыталась оправдаться Жаклин. Она так и сидела в неловкой позе перед своим туалетным столиком. Впрочем, ее сковал столь сильный страх, что у нее просто не было сил подняться со стула.

– Правду? – Брейден уставился на нее с каким-то странным выражением, слишком напоминавшим сожаление. – И какая же у тебя, Жаки, версия правды на этой неделе?

Она захлопала ресницами, к собственному удивлению обнаружив, что готова заплакать. У нее в глазах стояли слезы. Самые настоящие слезы! Жаклин уже забыла, когда плакала в последний раз. Кажется, на похоронах отца, да и то лишь потому, что не знала, у кого теперь будет получать деньги на расходы. Чувствуя себя довольно странно от того, что слезы текли по ее щекам, Жаклин дрожащим голосом вопросила:

– Милый, ну почему ты так жесток?

На Брейдена эта сцена не произвела ни малейшего впечатления.

– Жаки, если ты не хочешь, чтобы я сделал с тобой то же, что сделал с этой дверью, то советую тебе не вилять и рассказать мне правду.

И тут Жаклин решила, что с нее довольно. Мигом забыв о слезах, она выпрямилась во весь рост, театральным жестом запахнув на себе пеньюар так, что тонкий шелк выгодно обрисовал ее соблазнительные формы.

– Ты скотина! – прошептала она, надменно вскинув голову. – Я так и знала, что рано или поздно ты начнешь меня бить. У вас в Севен-Дайалс все такие! Вам непременно нужно ударить женщину, чтобы утвердить над ней свою власть!

Но на Брейдена ее речь произвела еще меньшее впечатление, чем слезы.

– Что касается меня, – заметил он, – то в отношениях с женщинами я всегда предпочитал обойтись без физического насилия. Жаклин, если ты не признаешься, что наговорила сегодня Кэролайн Линфорд, о нашей свадьбе можешь забыть.

У Жаклин отвисла челюсть. Данная ситуация не входила в список тех случаев, для которых у нее было припасено подходящее выражение лица. И то, что сейчас было написано у нее на лице, отнюдь не соответствовало безупречному облику светской львицы.

– Чего? – визгливо выдохнула она.

– Что слышала! – рявкнул Брейден. – Выкладывай все как на духу!

– Ты не посмеешь… – Жаклин совсем забыла о том, что ее пеньюар не застегнут и его нужно придерживать у ворота. Ее руки бессильно повисли вдоль тела. Но шок оказался так силен, что она этого даже не заметила. – Ты, – отчеканила она, – ты не посмеешь расторгнуть помолвку!

– Это почему же? – невозмутимо спросил Брейден. – Уж не ты ли мне запретишь? Ну, говори, я слушаю.

– Я подам на тебя в суд. – Жаклин беспомощно хлопала ресницами. – Ты заплатишь за то, что нарушил обещание!

– Как тебе угодно. – Он нетерпеливо отмахнулся от нее. – Меня это больше не волнует. Только будь добра сообщить, что ты ей наговорила.

– Больше не волнует?! – Она метнулась к нему, распахнув пеньюар. – Да как у тебя язык повернулся сказать такое, Брейден? Неужели ты этого хочешь? Чтобы твое имя снова стало мелькать в газетах, но не в связи с новой моделью пистолета, а в связи с тяжбой, затеянной отвергнутой тобой невестой?

Он с досадой встряхнул головой, как человек, отгоняющий назойливую муху.

– Жаки, ты напрасно стараешься вывести меня из себя. Ты меня больше не волнуешь. Я не отрицаю, что когда-то все было по-другому. Но теперь… – Брейден отстраненно подумал о том, что его стряпчий, Лайтвуд, не одобрит такой откровенности, но продолжал говорить, поскольку ему действительно было все равно. Его ничто больше не волновало, кроме Кэролайн. – Теперь я решу, что не зря потратил деньги, если это позволит мне отделаться от тебя навсегда.

Это заявление потрясло ее до глубины души. Еще никогда ее женская гордость не получала такого удара. И она выпалила первое, что пришло ей в голову:

– Но я же люблю тебя!

– А вот это ты зря, Жаки, – усмехнулся он, выставив перед собой руки. – Это мы уже проходили.

– Но это правда! – Она уже не могла остановиться. Слова лились сами собой. – Я знаю, что ты меньше всего хотел бы услышать это от меня! Но это правда. Я тебя люблю!

– Тебе не кажется, что ты малость перегнула палку, Жаки? – заметил он с холодным презрением. – Чтобы ты кого-то любила? Нет, Жаклин. Уж лучше нам быть откровенными друг с другом. Свадьба отменяется!

Жаклин подскочила к нему и вцепилась в лацканы его сюртука.

– Так и быть! – вскричала она с отчаянием. – Я расскажу тебе все, что услышала от меня твоя леди Кэролайн сегодня утром!

Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз. От этой улыбки его лицо снова стало привлекательным.

– Ага, – кивнул Брейден. – Так-то лучше. Ну что ж, я слушаю.

– Право же, это были сущие пустяки! – заявила Жаклин с нервным смехом. – Возможно, кто-то может счесть меня немного жестокой, но мы ведь знакомы с ней еще со школьной скамьи, а ты знаешь, как у девочек принято дразнить друг друга…

– Ну да, конечно, – ответил Брейден. – Я представляю, как Кэролайн не давала тебе проходу и каждый день доводила тебя до слез, и ты не устояла перед искушением подразнить ее в ответ.

Но леди Жаклин не уловила сарказма в его словах и продолжала как ни в чем не бывало:

– Вот видишь, теперь ты все понял! Именно так все и было. Я пошла на поводу у детской обиды и сразу заявила ей в лицо, что она по уши в тебя влюблена…

Брейден вдруг схватил ее за руки и сжал так, что затрещали кости.

– Что, – прошипел он сквозь стиснутые зубы, – ты сказала?

– О леди Кэролайн? – Но посмотрев на его лицо, Жаклин удивленно воскликнула: – Ах, милый мой, только не говори, будто ты ничего не заметил! Кэролайн всегда выдавали ее глаза. Эта скромница никогда не умела скрывать свои мысли…

Он стиснул ее руки еще сильнее.

– И что она тебе ответила? – осведомился Брейден, встряхнув леди Жаклин, как тряпичную куклу. – Что сказала Кэролайн тебе в ответ?

– Ну а как ты думаешь, дорогой? Конечно, она пыталась отпираться. – Жаклин жалобно посмотрела на свои руки. – Брейден, у меня будут синяки!

– Отпираться?

– А что еще прикажешь ей делать? Она прямо не знала, куда деваться от стыда! В смысле, после того, как я дала ей понять, что между великим Брейденом Грэнвиллом и малюткой леди Кэролайн Линфорд не может быть ничего общего. В конце концов, это даже смешно: Лондонский Сердцеед и милая непорочная леди Кэролайн! Хорошая из вас получится пара! Конечно, она пыталась что-то возражать: дескать, ей кажется, что ты отвечаешь ей взаимностью… – Леди Жаклин не случайно сделала это отступление от правды. Ей необходимо было увидеть реакцию Брейдена. Его ответ мог поведать ей о многом. – Но я заверила ее, что для тебя это не более чем игра.

Он отпустил ее так неожиданно, что Жаклин чуть не упала, зацепившись ногой за кусок доски.

– Игра, – потрясенно пробормотал он. – Господи Боже!

Итак, Жаклин получила требуемый ответ. Она выпрямилась и поправила пеньюар, аккуратно затянув на талии пояс. Подтвердились самые худшие ее опасения. И кто бы мог подумать, что такое возможно? Что сильный, независимый мужчина не устоит перед какой-то девицей, сдвинутой на лошадях?

Нет, этому не бывать! Она не получит Брейдена! Жаклин ей не позволит.

– Понимаешь, дорогой, я не могла ей об этом не сказать, – заявила она, приводя в порядок волосы, растрепавшиеся после полученной встряски. – Ведь это правда, не так ли? Разве какая-то там Кэролайн Линфорд может заинтересовать тебя всерьез? Она такая непривлекательная! А кроме того, дорогой… – Жаклин сделала театральную паузу, томно прикрыв глаза, и снизила на полтона мелодичный голос: – Ты принадлежишь мне!

Он ответил ей странным взглядом, в котором, кажется, сквозило презрение. Но нет, конечно, этого не могло быть! И все же…

– Больше не принадлежу. – С этими словами он развернулся и направился к двери.

Ледяные тиски паники сжали горло Жаклин, едва ее не задушив. Она рванулась за ним и закричала, вцепившись в его рукав:

– Но, Брейден, дорогой, что ты хочешь этим сказать? Ты же сам только что пообещал, что если я расскажу тебе правду о Кэролайн Линфорд, ты не отменишь нашу свадьбу!

Он с досадой посмотрел на нее:

– Разве ты не знаешь, Жаки, как опасно верить на слово нашему брату с Севен-Дайалс?

Обломки дерева жалобно хрустнули под его тяжелыми шагами, когда он выходил из комнаты.

Глава 28

Томми скорчился в спасительной темноте. Он часто и громко дышал. Слишком громко. Так громко, что боялся, что его услышат. А ему нужно было сидеть тише мыши. Тихо посидеть и подумать.

Но разве можно было о чем-то думать в таком состоянии? Его сердце билось так неистово, что готово было вот-вот лопнуть. От этих гулких толчков кровь стучала в ушах. И кроме этого гула, он ничего не слышал. Пистолет разрядился над самым его ухом, и скорее всего он на время оглох.

Да, он и правда оглох. Ему пришлось читать по губам ответ этого ужасного верзилы, открывшего дверь дома, возле которого Томми прятался в темноте: «Мистера Грэнвилла нет дома». А потом верзила вытащил из жилетного кармана часы и продемонстрировал их Томми. Стрелки показывали второй час ночи. «Убирайся подобру-поздорову, приятель! Приходи утром!»

Но Томми никуда не убрался. Потому что не надеялся дожить до утра.

Он отлично понимал, что мог подумать о нем этот странный дворецкий. Если только этот жуткий великан действительно дворецкий. Когда Томми прятался под каретой у крыльца игорного дома, он успел по уши вываляться в грязи. Его галстук давно развязался, а сюртук порвался на самом видном месте. Крупинки черного пороха засели в коже на щеке, причиняя острую боль.

Но по крайней мере им не удалось всадить в него пулю. На этот раз не удалось.

Он не мог сказать с уверенностью, кто стрелял. Как всегда, на крыльце игорного дома образовалась толкучка из-за того, что кто-то стремился попасть внутрь, а кто-то, подобно Томми, выбирался наружу. В течение нескольких минут он прокладывал себе путь локтями, пока не добрался до своего экипажа. Слейтер следовал за ним по пятам.

Или по крайней мере так ему казалось. Потому что в следующую минуту он поскользнулся и кубарем полетел на пол кареты.

Это и спасло ему жизнь. Снова он поскользнулся в самую ответственную минуту, и эта неловкость опять спасла ему жизнь. Выстрел был нацелен слишком высоко, так что пуля лишь слегка оцарапала ему щеку и без всякого вреда угодила в сиденье, вместо того чтобы разнести ему мозги, как надеялся неведомый стрелок.

Томми инстинктивно рванулся вперед, к противоположной дверце экипажа, вывалился наружу и чуть не угодил под колеса другой кареты, битком набитой пьяными молодыми джентльменами.

Томми ужом прополз под их каретой.

А потом вскочил на ноги и помчался прочь что было духу. Никогда в жизни он не бегал с такой скоростью.

Но он не знал, куда податься. О доме нечего было и мечтать. Явиться домой, когда некто хочет его убить? Нет уж, дудки! Не хватало еще, чтобы мать и сестра подвергались риску вместе с ним! Пробежав несколько кварталов, он понял, что ноги сами несут его к дому Слейтера. Да, Слейтер ему поможет. Слейтер первым делом будет искать его у себя дома. Проносясь мимо ошарашенных цветочниц и проституток, Томми прикинул про себя, что ему достаточно будет дождаться, пока Слейтер вернется домой. Слейтер не растеряется. Слейтер знает, что делать.

Но тут он вдруг остановился. Он вспомнил, какой мрачный вид сделался у Брейдена Грэнвилла в то утро, когда Томми проболтался ему, что именно Херст познакомил его с Герцогом.

И как-то само собой вышло так, что Томми, на одном дыхании миновав дом Слейтера, помчался дальше по аллее.

Томми помнил, что Слейтер стоял прямо у него за спиной, держал под локоть и помогал подняться в экипаж. Маркиз решил, что Томми намного пьянее, чем это было на самом деле. Но с той самой ночи, когда его ранили, Томми не брал в рот ни капли спиртного. Он тайком совал официанту гинею и шепотом просил подавать ему воду – самую обычную воду, но в таких же точно бокалах, из каких остальные пили джин. А для большего правдоподобия Томми велел добавлять туда апельсиновый сок.

Итак, он не был пьян так, как мог бы предположить Слейтер. И только поэтому – Томми осознал это, холодея от ужаса, – он остался жив в эту ночь.

Он совсем растерялся: куда же пойти? Он не может спрятаться дома и не может спрятаться у Слейтера. Но и торчать всю ночь на перекрестке, как столб, он тоже не мог. Он начал прикидывать про себя, кто из его друзей живет поблизости, и вдруг увидел карету. Его собственную карету, с Питерсом на козлах. На глазах у Томми Слейтер выскочил из кареты, взбежал к себе на крыльцо и стал барабанить в дверь.

Только теперь до Томми дошло, насколько безнадежно он оглох. Он не слышал стука. Он стоял всего в каких-то ста футах от дома, он мог разглядеть испуганную физиономию своего кучера – и не слышал, как Слейтер барабанит в дверь!

Дверь распахнулась. Появилась хозяйка Слейтера в шали и ночном чепце. Судя по тому, как быстро двигались ее губы, она обругала высокородного маркиза безо всякого почтения.

Но Томми ее тоже не слышал.

Насколько можно было судить, она сообщила маркизу, что его никто не спрашивал. После чего Слейтер спустился с крыльца и вернулся в карету.

Томми, не в силах больше скрываться в темноте, чуть не ринулся следом. Было так просто и естественно окликнуть Питерса и присоединиться к своему старому другу. Потому что Слейтер был его другом, его лучшим другом! Черт побери, он скоро женится на его родной сестре! С какой стати Слейтеру его убивать? Ведь это Слейтер спас его там, в Оксфорде, не позволил истечь кровью и умереть! Нужно быть полным идиотом, чтобы вообразить, будто Слейтер желает Томми зла.

Но в последнюю минуту что-то заставило Томми вернуться в темноту аллеи. Его карета проехала мимо, в сторону той части города, где полным ходом шла шумная ночная жизнь. Он позволил им уехать, и шум крови, стучавшей в ушах, сложился в обидные слова: «Идиот! Идиот! Идиот!»

Он прекрасно помнил, с какой физиономией Брейден Грэнвилл выслушал в то утро подробности его знакомства с Герцогом. А ведь Герцог уже пытался застрелить его один раз и вряд ли передумает, если снова получит такую возможность. Но сегодня его не было в этой толпе. Томми распознал бы его в два счета. Эту ужасную жирную тушу не скроет никакой маскарад.

Нет, это не Герцог нажал сегодня на курок. Но за выстрелом наверняка скрывалась его злая воля. Герцог приказал кому-то из своих подручных застрелить графа Бартлетта.

А Слейтер стоял у него за спиной у подножки кареты. Прямо у него за спиной…

Нет. Этого не может быть. Только не Слейтер. Слейтер не стал бы в него стрелять.

Или стал бы?

Впрочем, не важно. Сейчас не так уж важно, кто стрелял. Самое главное, что Томми выжил. И он хочет жить дальше. Но вернуться домой он не может. Так же как не может провести всю ночь на улице. До ранения ему все было нипочем, но сейчас у него слишком мало сил.

Денег у него не было. Он все спустил в игорном доме и еще остался должен. Ему не на что даже снять койку на ночь. Что же теперь делать? И к кому идти?

И неожиданно он сообразил, кто способен ему помочь. В этом городе был только один человек, о котором Томми мог с уверенностью сказать, что он не подручный Герцога. Только этому человеку Томми верил.

И вот теперь он скорчился возле дома Брейдена Грэнвилла, спрятавшись в тени роскошного парадного, и обнял себя за плечи, хотя на улице было тепло. Томми был в шоковом состоянии. Его сотрясал нервный озноб, зубы стучали, а по спине полз холодный липкий пот. Томми начал молиться о том, чтобы Брейден Грэнвилл явился домой поскорее.

Наверное, от усталости он впал в забытье, потому что не заметил, как рядом с ним остановилась карета и в глаза ударил яркий свет. Оказывается, это распахнулась парадная дверь.

Томми окликнул Грэнвилла по имени – по крайней мере он надеялся, что окликнул, ведь глухота еще не прошла. И медленно выступил из темноты под лестницей. У крыльца стоял фаэтон, запряженный парой великолепных гнедых жеребцов. Арабские скакуны нервно били копытами и косились на странного чужака.

А потом показался сам мистер Грэнвилл.

Он удивленно посмотрел на Томми, но не узнал его. А потом свет, падавший из двери, помог ему разглядеть графа, с трудом доковылявшего из своего укрытия до парадного крыльца. Его вид и неожиданное появление потрясли Грэфилла.

Он что-то сказал. Но Томми его не слышал. Он видел, как шевелятся его губы, но не различил ни звука.

А потом – Томми и сам не мог сказать, как это произошло, – вдруг оказалось, что он падает на землю, и сильные руки подхватывают его, не позволяя свалиться в грязь. Томми хотел рассказать, что с ним приключилось, вот только трудно было судить о том, достаточно ли громок его голос – ведь себя он тоже не слышал.

Но он был уверен, что плакал в эти минуты, потому что почувствовал влагу у себя на щеках и с горечью подумал о том, как неуместны эти слезы. Ведь как-никак он граф, хотя и очень юный. А графам не полагается реветь в присутствии других мужчин, особенно таких, как Брейден Грэнвилл.

А потом все провалилось в черную бездну, и последнее, что запомнил граф Бартлетт, был Брейден Грэнвилл, подхвативший Томми на руки, и его губы, двигавшиеся без единого звука, и лицо, теперь выражавшее не удивление, а сочувствие и тревогу.

Глава 29

На следующий день, едва успело пробить десять часов утра, Брейден Грэнвилл поднял литой бронзовый молоток на двери особняка графа Бартлетта и опустил его с громким стуком.

Десять часов утра – это, как известно, не самое подходящее время для светских визитов. Приличные дамы, такие, как Кэролайн Линфорд и ее мать, к этому часу едва успевают проснуться. А если даже они проснулись, то вряд ли успели покончить с первым завтраком и утренним туалетом. Или вообще сели писать письма своим подругам…

Но Брейден, так и не сумевший полностью избавиться от некоторых привычек, усвоенных в детстве, к десяти часам был уже бодр и полон энергии. Однако он прекрасно знал, что его привычки отнюдь не пользуются популярностью среди новых знакомых, и отказался от первоначальной идеи явиться к Кэролайн еще раньше. Правда, к десяти часам его нетерпение возросло настолько, что он с трудом подавил в себе желание разнести в щепки дверь Кэролайн так же, как он сделал это у Жаклин.

К тому же он не собирался портить и без того напряженные отношения с Кэролайн, ломая парадную дверь ее дома, – несмотря на неотложность своего дела.

А дело у него было поистине серьезным и неотложным. И не потому, что ему не терпелось развеять ее тревогу о пропавшем брате. Брейден вообще не собирался говорить о Томми. Тем более что он знал, что с мальчишкой все в порядке. Когда Брейден выходил из дому, Томми дрых без задних ног в спальне для гостей, целый и почти невредимый – если не считать порохового ожога на физиономии да звона в ушах, который пройдет дня через два.

К дверям этого дома Брейдена привела гораздо более важная причина – по крайней мере такой она казалась ему самому, – нежели самочувствие Томми. И это было даже не жгучее желание лично убедиться, что Жаки не ошиблась, когда ошарашила его вчера, заявив, будто Кэролайн Линфорд влюблена в него по уши. Нет, причина была еще важнее, гораздо важнее, чем эта. Ибо, несмотря на неприятный осадок, оставшийся в душе после их ссоры с Жаклин, Брейден не мог отрицать правдивости одного ее утверждения.

Он еще ни разу в жизни, никогда, со времен своего первого свидания, не произносил вслух те три слова, которых, по мнению Жаки, вообще не имелось в его словаре.

Брейдену не раз доводилось слышать эти слова, обращенные к нему самому. Их говорили и шепотом, и в полный голос, а пару раз даже выкрикнули с яростью ему в лицо. Ему признавались в любви многие женщины. Но ни одной из них он не ответил тем же.

И никому, кроме Кэролайн, не удавалось лишить его душевного покоя. Так, чтобы он ворочался в кровати до самого рассвета, перебирая разные варианты их объяснения. Никому, кроме Кэролайн, не удалось добиться того, что Брейден перестал считать себя хозяином своей судьбы. И только из-за Кэролайн его сердце от счастья сладко замирало в груди всякий раз, как он ее видел.

Вот что привело его в столь ранний час на крыльцо ее дома. Он был полон решимости признаться ей в том, в чем не признавался ни одной женщине в мире. Теперь Брейден понимал, что это следовало сделать еще вчера. Напрасно он понадеялся на то, что поцелуи и объятия скажут ей об этом лучше всяких слов.

Но сегодня он непременно объяснится с ней, и лучше ей выслушать его внимательно, потому что он не намерен повторять это снова. А если она рассмеется в ответ или, хуже того, снова попытается отвернуться, он… в общем, он не знает, что тогда сделает. Но одно Брейден знал точно: никогда в жизни он больше не произнесет эти три слова. Никогда.

Наконец дверь ее дома распахнулась, и рослый слуга с хищным кривым носом – надо полагать, это был дворецкий – надменно посмотрел на незваного гостя, побеспокоившего хозяев в такую рань. У Брейдена возникло смутное ощущение, что где-то он уже видел этого человека, но сейчас ему было не до того, чтобы забивать себе голову разными пустяками.

– Слушаю, сэр! – процедил дворецкий.

Брейден расправил плечи и протянул ему свою визитную карточку.

– Будьте добры, передайте это леди Кэролайн.

Но дворецкий даже не соизволил взглянуть на визитку.

– Леди Кэролайн нет дома, – сообщил он.

Такого поворота событий Брейден никак не ожидал. Это означало, что Кэролайн покинула дом чуть ли не на рассвете. Но Брейден ни на секунду не поверил в такую прыть. Стало быть, она дома. Просто она приказала дворецкому говорить всем, что ее нет.

Брейден, все еще державший в руке свою визитку, тут же достал из кармана карандаш и торопливо нацарапал на чистой стороне карточки несколько слов.

– Не откажите мне в любезности, – попросил он, – передать это леди Кэролайн и сказать, что я жду ее возле дома, в своем экипаже.

Дворецкий перевел взгляд на большую черную карету, стоявшую напротив крыльца, и сказал:

– Прошу прощения, сэр, но вряд ли вы ее дождетесь. Леди Кэролайн нынче утром покинула город. Но как только она вернется, я непременно доложу ей о вашем визите.

– Покинула город? – Брейден уставился на дворецкого, не веря своим ушам. – Ее вообще нет в Лондоне?

Но это же полная чушь… Глупость какая-то! Она не могла вот так просто взять и уехать неведомо куда!

В голове Брейдена возник какой-то странный навязчивый шум, как будто это он, а не юный граф получил контузию и оглох от выстрела.

И как ему теперь быть? Похоже, Кэролайн действительно сбежала из города. Но куда? И почему?

Он знал почему. Он знал это слишком хорошо. Потому что сам был причиной этого бегства. Его неуклюжая попытка заставить Кэролайн забыть о ее чертовом женишке окончательно испортила все дело. Она совершенно не походила на других женщин из высшего света. Ни одна из светских львиц не могла похвастаться такой трогательной верностью, порядочностью и искренностью. И в какой-то момент Брейден забыл, что Кэролайн получила то же воспитание, что и большинство ее сверстниц из бомонда.

А это значило, как он теперь понимал, что собственная пылкость напугала ее до безумия.

Нелепо встряхнув головой, чтобы избавиться от назойливого гула, он спросил у дворецкого:

– А леди Бартлетт дома?

Сдержанное неодобрение на физиономии верного слуги превратилось в откровенную неприязнь.

– Леди Бартлетт неважно себя чувствует. Если вам угодно оставить ее светлости сообщение, я непременно ей передам.

– Нет, – подумав, ответил Брейден. – Не угодно.

И повернулся, чтобы уйти.

Но вдруг неожиданно дворецкий его окликнул.

– Уж если, сэр, вам так необходимо найти леди Кэролайн, расспросите как следует леди Эмили! Это ее подруга. Она наверняка все знает.

– Леди Эмили? – растерянно моргнул Брейден. – Ах да. Да, я ее знаю. Пожалуй, она действительно может помочь.

И Брейден отправился на поиски леди Эмили Стэнхоуп.