Текст книги "Поцелуйте невесту, милорд!"

Глава 27

Ее тягостные размышления прервал женский крик. Вскинув голову, Эмма увидела темноволосую девушку в прелестном бархатном платье, которая метнулась за угол и исчезла. Но в настоящее изумление привело Эмму то, что следом за ней несся не кто иной, как барон Маккрей.

При виде Эммы он остановился как вкопанный. Впервые за все время их знакомства Эмма видела, чтобы лицо Джеффри Бейна выражало не презрительное высокомерие, а полнейшую растерянность.

– Это, – сказал он голосом, который она никогда не слышала от него, – была Клара.

Эмма, на мгновение забыв о собственных невзгодах, проследила за его взглядом. Но темноволосая девушка уже скрылась в дамской комнате.

– Милорд, – медленно произнесла Эмма. К счастью, пол перестал качаться и ей больше не казалось, что она находится на палубе корабля в штормовую погоду.

Но теперь ей сделалось дурно совершенно по другому поводу.

– Только не говорите мне, что это не она, – заявил лорд Маккрей. – Я точно знаю, что это Клара! Я не перепутал бы ее волосы ни с какими другими.

– Вы узнали ее волосы, – сказала Эмма. – А ее лицо вы видели, милорд?

– Это ни к чему, – заверил ее барон. – Это Клара, ее фигура, походка, волосы… Сходите за ней, Эмма. Пусть выйдет. Вы всегда ей нравились. Она вас послушает. Передайте ей, что не нужно бояться меня. Скажите, что я всего лишь хочу убедиться, что она жива и здорова…

Эмма, глубоко встревоженная, не шелохнулась.

– Милорд, – тихо сказала она, – это не Клара.

– Конечно же, Клара! – вскричал лорд Маккрей. – Почему еще она стала бы убегать от меня?

Эмма не могла не признать, что девушка действительно бежала. Но кто бы на ее месте не бросился в ужасе прочь, преследуемый по пятам рыжим верзилой, выкрикивающим к тому же чужое имя. Ибо Эмма, как никто другой, знала, что Клара никогда не объявится снова.

– Вы теряете время, Эмма, – нетерпеливо сказал барон, шагнув к ней. – Уверяю вас, это она. Я всегда знал, что они с этим мошенником Стивенсом удрали в Лондон. В таком большом городе человек может исчезнуть без следа. Сходите и узнайте, почему она не желает говорить со мной. Она всегда вам все рассказывала…

Эмма не сдвинулась с места.

– Лорд Маккрей, – устало сказала она. – Я действительно не думаю…

– Это была она. – Барон принялся расхаживать по коридору, не сводя глаз с двери дамской комнаты.

– Эмма, почему вы сомневаетесь? Клянусь вам, это была Клара.

– Нет, – сказала Эмма с печальными нотками в голосе. – Мне очень жаль, милорд. Но это не она.

Лорд Маккрей издал раздосадованный возглас и круто развернулся, намереваясь, по-видимому, вернуться в бальный зал, откуда он только что выскочил.

– Отлично, – буркнул он. – Если вы отказываетесь сходить за ней, я попрошу Фиону сделать это. Только, прошу вас, останьтесь здесь, чтобы она не ускользнула, пока я не вернусь…

– Лорд Маккрей, – сказала Эмма. Затем, сделав глубокий вздох, добавила: – Джеффри!

Барон резко остановился и обернулся. Лицо его выражало не столько любопытство, сколько изумление от того, что она впервые обратилась к нему по имени.

– Да, Эмма?

Она похлопала по пустому месту на скамье рядом с собой.

– Сядьте, – сказала она. – Есть нечто, что я должна рассказать вам. Собственно, мне следовало давно все рассказать, просто… я дала обещание не делать этого. Но думаю, вам лучше знать правду.

– Вы пугаете меня, Эмма, – произнес он с нервным смешком. – Вы… вы неважно выглядите.

«И вы тоже», – хотела сказать Эмма. А когда она закончит свой рассказ, он будет выглядеть еще хуже. Но с этим уже ничего не поделаешь.

– Лорд Маккрей, – произнесла она с величайшей серьезностью, – вы не могли видеть Клару. Потому что она мертва.

Секунду он ошарашенно смотрел на нее. Затем принял строгий вид.

– Эмма! – сказал он. – Вот уж не ожидал, что именно вы станете повторять деревенские сплетни! Только не говорите, что вы поверили этой гнусной клевете, будто я убил их обоих и сбросил в колодец…

– Нет, – поспешила заверить его Эмма. – Нет, милорд, не верю и никогда не верила. Потому что я, видите ли, знаю правду. А правда в том, что бедная Клара действительно умерла…

Но лорд Маккрей лишь покачал головой.

– Эмма! Как это не похоже на вас! Я понимаю, вы опасаетесь, что я устрою сцену на приеме в вашу честь, но, право же, рассказывать подобные небылицы…

– Это правда, – произнесла Эмма тем мягким тоном, каким обычно разговаривала с детьми, когда приходилось сообщать им что-либо дурное. – Клара умерла полгода назад, милорд, во время эпидемии тифа. Мне очень жаль, но она просила не рассказывать вам. Она не хотела, чтобы вы…

К ее удивлению, лорд Маккрей вскочил на ноги так быстро, что чуть было не опрокинул скамью, на которой они оба сидели.

– Вы лжете, – сказал он. Его посеревшее лицо исказила гримаса такого недоверия, что появившаяся из-за угла пара, увидев его, поспешно повернула назад. Но барону было не до них. – Вы не могли видеть ее полгода назад, – настойчиво продолжил он. – Она сбежала значительно раньше…

– Я знаю, – тихо сказала Эмма. – Но она вернулась.

– Это невозможно! – вскричал барон. – Если бы она вернулась, я бы узнал об этом!

– У нее были основания не хотеть, чтобы вы знали, – сказала Эмма. Ее глаза снова наполнились слезами. – О, Джеффри, мне так жаль. Но Клара не хотела, чтобы вы – и все остальные – узнали, что…

Она замолчала, и барон устремил на нее сверху вниз уязвленный взгляд.

– Что? – спросил он.

Эмма покачала головой, в ее глазах сверкали слезы.

– Я не могу вам сказать. Мне очень жаль, но я поклялась Кларе, что не скажу… Она хотела сохранить это в тайне… и больше всего от вас.

Некоторое время он молча смотрел на нее. Затем отступил на шаг и взъерошил пятерней свои рыжие волосы, так что они стали дыбом.

– Вы хотите сказать… – Он принялся нервно расхаживать взад-вперед, явно не сознавая, что делает. – Эмма, вы хотите сказать, что все это время – все эти месяцы – вы знали, что Клара погибла, но не от моей руки, как все полагают… и держали это в секрете?

Эмме ничего не оставалось, как кивнуть. Он был абсолютно прав.

– Вам достаточно было сказать одно слово, – проговорил барон, внезапно остановившись, – одно только слово, чтобы оправдать меня, но вы предпочли молчать?

– Дело не в моих предпочтениях, – быстро сказала Эмма. – Говорю вам, Клара заставила меня поклясться…

– Все это время вы знали правду, – загремел барон, – и ничего не сказали?

К несчастью для лорда Маккрея, граф Денем выбрал именно эту минуту, чтобы отправиться на поиски своей жены, и, повернув за угол, увидел их. Не помогло делу и то, что барон грозно навис над его женой и орал на нее самым неджентльменским образом.

Правда, заметив устремившегося к нему графа, он поспешно отступил от Эммы.

– Слушайте, Денем, это не то, что вы думаете! – воскликнул он.

А Эмма вскочила со своего места с криком:

– О, Джеймс, не надо!

Но было поздно. Слишком поздно.

Глава 28

– Тебе не следовало, – заявила Эмма, усаживаясь перед туалетным столиком, – бить его так сильно.

Джеймс не согласился:

– Он угрожал тебе. Я решил, что ты подверглась нападению. Что еще я должен был подумать?

– Со стороны лорда Маккрея? – Эмма покачала головой. – На приеме у Картрайтов?

– Я бы не удивился, – заметил Джеймс. – В конце концов, за ним водятся делишки и похуже.

Эмма начала вытаскивать шпильки из прически.

– Просто он расстроился, – сказала Эмма. – Из-за очень неприятных известий.

– Откуда я мог знать? – поинтересовался Джеймс. – Я видел только, что Джеффри Бейн, который так жаждал жениться на тебе, ведет себя крайне угрожающе. – Он пристально наблюдал за своей женой, положив локоть на каминную полку и стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в правой руке. – А что это за известия, которые его так расстроили?

Эмма взглянула на его отражение в зеркале, затем быстро отвела глаза.

– Ему показалось, что он видел Клару, – сказала она, потянувшись к щетке для волос

– Клару? – Брови Джеймса сошлись на переносице. – Его невесту?

– Да, – ответила Эмма, не поднимая глаз от серебряной рукоятки щетки, которую сжимала, пожалуй, чересчур крепко.

Джеймс сделал нетерпеливое движение.

– Как это может быть? Она сбежала с его камердинером, и он прикончил обоих. Разве нет?

– Нет, – сказала Эмма. – Никого он не убивал. Все это выдумки и сплетни. Во всяком случае, то, что касается убийства.

– Вот как? – удивленно произнес Джеймс, хотя на самом деле его не слишком интересовали романтические переживания Джеффри Бейна. Он предпочел бы поговорить о собственных, однако сомневался, что Эмма согласится обсуждать подобные вопросы в столь поздний час.

И потом, Джеймс видел, как исказилось ее лицо, когда его мать упомянула об останках Стюарта. Как жаль, что он не успел предупредить графиню, что не стоит затрагивать эту деликатную тему. Но после их возвращения в Лондон столько всего случилось, что они как-то не нашли времени, чтобы обсудить то, ради чего он, собственно, и отправился в Шотландию.

Какая непростительная оплошность! И так ясно, что любой вопрос, связанный со смертью Стюарта, все еще остается болезненным для Эммы…

Вот и сейчас она сидела, понурив голову, теребя пальцами жесткие волоски щетки. Где-то в глубине дома часы пробили один удар. Они уехали от Картрайтов сразу же после стычки Джеймса с бароном, ни с кем не попрощавшись. Даже графиня, не подозревавшая о том, что произошло в коридоре, все еще оставалась на балу. Барон, расставшись с ними, нашел утешение в объятиях кузины Эммы, Пенелопы, которая, появившись в разгар сцены, преисполнилась отвращения и сочувствия совершенно не к тем, кто, с точки зрения Джеймса, того заслуживал.

Но сколько, спрашивается, может вынести один человек? Мало того, что он вынужден постоянно бороться за привязанность Эммы с призраком ее покойного мужа, теперь ему придется сражаться еще и с рыжими баронами.

– Так он действительно видел Клару? – спросил Джеймс.

– Нет, – тихо отозвалась Эмма, по-прежнему не глядя на него. – Не видел. Клара умерла.

Джеймс удивленно произнес:

– Но ведь ты сама сказала…

– Лорд Маккрей не имеет к этому никакого отношения. Клара умерла от тифа.

Джеймс озадаченно нахмурился.

– Разве? Тогда почему все считают…

– Потому что я никому ничего не рассказывала, – ответила она, не отрывая взгляда от щетки для волос, лежавшей у нее на коленях. – О том, что случилось с Кларой на самом деле. Она просила меня никому не рассказывать и даже заставила поклясться. Но теперь… наверное, я должна рассказать. О, Джеймс. – Она подняла глаза, и он увидел, что в них блестят слезы. – О Стюарте. И о Кларе.

Джеймс опешил. Он никак не предполагал, что между его кузеном и невестой лорда Маккрея может быть какая-либо связь. На секунду он даже усомнился, что правильно расслышал, и озадаченно спросил:

– Прости, но я не понимаю, о чем ты?

– Да, – сказала Эмма, отложив наконец щетку для волос. – Нам нужно поговорить о Стюарте. Я очень благодарна, что ты не расспрашивал меня раньше, но, думаю… пора это сделать.

– У меня сложилось впечатление, – осторожно заметил Джеймс, ничего так не желая, как сжать ее в объятиях и поцелуями стереть тревожные морщинки, снова набежавшие на ее лоб, – что ты не хочешь говорить о Стюарте.

– Раньше не хотела, – согласилась она. – Но теперь хочу.

– Ладно. – Джеймс убрал локоть с каминной полки, сожалея, что не может позвонить Бэрроузу. Виски, вот что ему необходимо. Иначе у него может не хватить духу выслушать то, что, как он опасался, последует. Невеста Маккрея и его кузен Стюарт? Нет, это просто невозможно. Конечно, невозможно. Но это могло бы… кое-что объяснить. – Только не позволяй мне перебивать тебя.

Эмма опустила голову и устремила взгляд на сложенные на коленях руки. Но ее глаза, темно-голубые, как драгоценные камни у нее на шее, казалось, ничего не видели.

– Он был убит. – Ее голос, хрипловатый тембр которого приятно отличался от визгливых голосов других женщин из числа его знакомых, дрогнул. Что бы Эмма ни собиралась сказать, это стоило ей недешево. Намного дороже, как начал понимать Джеймс, десяти тысяч фунтов.

– Я знаю, – мягко сказал он. – Этим – парнем, О’Мэлли.

– Ты знаешь как, – возразила Эмма. – Но не знаешь почему. Это произошло в разгар эпидемии тифа. – Она по-прежнему не поднимала глаз. – Миссис О’Мэлли – вообще-то они не были жена ты, но мы из вежливости называли ее так, – умирала. Том О’Мэлли пришел к нам, потому что преподобный Пек был в каком-то другом доме, уж не помню где, а он, мистер О’Мэлли, чувствовал, что время пришло Он был вне себя от горя. Хотя они с Джинни – так ее звали – не были женаты, но много лет прожили вместе, и он от всего сердца любил ее, как умел. Но Джинни… Она всегда была странной женщиной. Редко ходила в церковь. Стюарт часто уговаривал ее приходить почаще или хотя бы позволить преподобному Пеку обвенчать ее с Томом. Но она только смеялась. Она очень любила природу и имела обыкновение мучить бедного Стюарта, задавая неудобные вопросы. Ведь если Бог создал землю и все, что на ней есть, говорила она, то какая разница, где молиться: на лугу, где пасутся овцы, или в церкви.

Она замолчала и неожиданно повернулась к нему лицом.

– Когда мы прибыли к ним домой той ночью – я пошла вместе со Стюартом на тот случай, если понадобится моя помощь, – Джинни была в полном сознании. Она, конечно, умирала, такая худая, бледная и изможденная, что я с трудом ее узнала. Но ее ум был острым, как всегда. Когда Стюарт приступил к отпущению грехов, она сказала, что это ни к чему, поскольку она не совершала ничего такого, в чем могла бы покаяться. А когда Стюарт ей напомнил, что ее жизнь с мистером О’Мэлли сама по себе греховна, ибо они не были женаты, она только засмеялась…

Слезы пролились из глаз Эммы и заструились по лицу, но она, казалось, не замечала, что они капают на ее сложенные на коленях руки.

– Стюарт, конечно, сказал, что, если она не покается, он не сможет дать ей отпущение грехов. И начал… собирать свои вещи. Он очень устал. Казалось, в каждой семье был умирающий, нуждавшийся в услугах священника. Это было… так ужасно. Но все же… Все же ему следовало подумать о чувствах мистера О’Мэлли. Наверное, ему следовало закрыть глаза на некоторые формальности… но он этого не сделал. И когда мистер О’Мэлли увидел, что Стюарт и вправду собирается уходить, он… он…

Она умолкла. Джеймс шагнул к ней, не в силах видеть, как она плачет.

– Эмма, – сказал он и попытался обнять ее гладкие белые плечи.

Но она подняла руку, удерживая его на расстоянии.

– Нет, – сказала она глухим от слез голосом. – Нет. Я должна все рассказать. Мистер О’Мэлли ударил его. Всего один раз. Но Стюарт стукнулся головой об угол камина и… умер на месте. Но самое ужасное, Джеймс, это то, что, когда мистер О’Мэлли ударил Стюарта, я была рада. – Она издала изумленный смешок. – Я и вправду обрадовалась. Потому что мне нравилась Джинни, и я сама готова была ударить Стюарта за его ханжество.

Она перестала плакать. Ее лицо все еще блестело от слез, но взгляд прояснился, так же как и ее голос, когда она продолжила:

– Но я не хотела, чтобы он умер. Это было… просто ужасно. Мистер О’Мэлли сразу же опомнился. Собственно, именно он бросился за помощью. После смерти Джинни – а она скончалась спустя несколько минут после Стюарта, – у него не оставалось причин жить. Соседи – миссис Мактавиш с сыном и Мак-Юэны – доставили нас со Стюартом домой. На следующий день… на следующий день выяснилось, что возникли трудности с погребением. Мистер Пек сказал, что на церковном кладбище не осталось места, кроме общих могил, из-за большого числа умерших от тифа. Я… я не знала, что делать. Полагаю, я была не в себе. Я знала, что Стюарт должен быть похоронен в освященной земле, но…

– Эмма, – сказал Джеймс, но она снова подняла руку, останавливая его.

– Клара вернулась в ночь после смерти Стюарта. – Взгляд Эммы стал отсутствующим, словно она видела то, что произошло в прошлом, а не то, что сейчас находилось у нее перед глазами. – Она исчезла не сколькими месяцами ранее. Я знала, куда она направилась, поскольку она доверилась мне. Мы были подругами. В сущности, она была моим единственным другом на острове. Жить со Стюартом… было нелегко, как ты можешь себе представить. У нас не было ничего, кроме того, что нам дали Пеки. Я… я оказалась неподготовленной к замужней жизни. Нет-нет, не спорь со мной. – Джеймс закрыл рот. – Все получилось совсем не так, как я ожидала. Я имею в виду брак со Стюартом.

Она сделала глубокий судорожный вздох.

– Но, к счастью, я подружилась с Кларой. А я так нуждалась в друге. Это ведь она подарила мне лиможский сервиз. Клара происходила из очень состоятельной семьи, но отец слишком сильно опекал ее. Ухаживание лорда Маккрея было самым волнующим событием в ее жизни. Вполне естественно, что она ответила согласием на его предложение. Она готова была на все, лишь бы вырваться из-под жесткой опеки отца.

Эмма вздохнула.

– Но затем, приехав в замок Маккрей, она повстречала Шона Стивенса, камердинера барона. Он был очень красив и обаятелен, и, полагаю, мысль заполучить такую богатую невесту, как Клара, показалась ему не менее привлекательной, чем лорду Маккрею. Мне хотелось бы думать, что он хоть немного любил Клару… Она-то влюбилась в него по уши. В конечном итоге, когда он предложил ей бежать, Клара согласилась. Она посвятила меня в свои планы, но заставила поклясться, что я никому не расскажу – даже Стюарту, – куда они отправились. Впрочем, им ничего не оставалось, как бежать, поскольку она ждала ребенка. А когда они поженятся, сказала Клара, они вернутся в дом ее отца как муж и жена…

Джеймс догадывался, что последует далее. Это была слишком знакомая история.

– Я ничего не слышала о ней вплоть до ночи, накануне которой погиб Стюарт. На море разыгрался шторм… шел дождь. Я сидела дома в передней комнате… где стоял его гроб. На следующий день я собиралась предать Стюарта земле, с разрешения мистера Пека или без оного, и уже заручилась обещанием мистера Мерфи и мистера Мак-Юэна помочь мне…

Эмма перевела дыхание.

– Внезапно раздался стук в дверь, и когда я от крыла ее, полагая, что пришел кто-нибудь из соседей – мистер Мак-Юэн или его мать, чтобы составить мне компанию, – то с изумлением обнаружила на пороге Клару, промокшую до Нитки и бледную как смерть, с огромным животом… И она была больна. Не потому, что близились роды. Тиф. Я поняла это с первого взгляда.

– Эмма, – в ужасе произнес Джеймс. – Ты же не могла…

– Что еще мне оставалось делать? – спросила она, вскинув на него глаза, полные жгучих слез. – Она была моей подругой. Моей единственной подругой. Мистер Стивенс, этот негодяй, бросил ее. Кларе было слишком стыдно, чтобы вернуться домой. Как она жила все это время, не знаю, но, судя по состоянию ее одежды, не слишком хорошо. Я уложила ее в постель, ту самую, что мы делили со Стюартом. Там она родила ребенка… здоровую девочку с темными, как у Клары, волосами. Но сама Клара… – Глаза Эммы потемнели от печали. – Она так и не оправилась. Она слишком долго боролась с болезнью, стараясь дать ребенку жизнь. У нее не осталось сил, чтобы бороться дальше. Единственное, чего она хотела – и что просила у меня, – это найти хорошую семью для ее ребенка и никогда никому не рассказывать, ни одной живой душе, что случилось с ней. Она боялась, что правда слишком огорчит ее отца и лорда Маккрея. Сомневаюсь, что ей хоть раз пришло в голову, что все считают, будто барон ее убил.

Джеймс опустился на краешек постели. После душераздирающих откровений Эммы он не был уверен, что в состоянии стоять и дальше. Он сидел, глядя на нее и пытаясь привести в порядок свои мысли.

– А ребенок? – спросил он наконец.

– О, – сказала Эмма, немного оживившись. – Я завернула девочку в шаль и отнесла ее к дому мистера и миссис Пек. Положила на крыльцо, постучала в дверь и убежала. Преподобный Пек открыл дверь и увидел младенца, а миссис Пек внесла его в дом. Она уже отчаялась иметь детей и выдала Оливию – так они назвали девочку – за собственного ребенка. – Эмма грустно улыбнулась. – Я единственная, кто знает правду, но Пеки, разумеется, даже не догадываются об этом, как и о том, кем была бедная мать Оливии.

Джеймс откашлялся. Он не хотел задавать вопрос, ответ на который представлялся достаточно очевидным, но чувствовал, что должен. Ибо наконец-то связь между его кузеном и Кларой Маклеллан начала проясняться.

– А ее тело, Эмма? – мягко спросил он. – Что ты сделала с телом Клары?

Взгляд Эммы наполнился беспокойством.

– Что еще я могла сделать? – сказала она. – Стояла зима. Земля промерзла насквозь. Я не могла похоронить ее сама. – Она с несчастным видом потупилась. – Клара просила так мало. Только мое честное слово, что никто ничего не узнает, дом для своей дочери и… могилу для себя.

Джеймс не мог не улыбнуться. Он попытался сдержать улыбку, но уголки его рта все равно приподнялись. Эмма подняла на него взгляд, охваченная стыдом и отчаянием.

– О, Джеймс! – воскликнула она. – Это было так ужасно с моей стороны. Но что еще я могла сделать? И потом, я подумала, что Стюарт уже недосягаем для таких вещей…

– …как лежать в одном гробу с незамужней матерью? – Джеймс уже откровенно улыбался. – Пожалуй. Мерфи с Мак-Юэном ничего не заподозрили?

Эмма, однако, не находила в этой ситуации ничего забавного.

– Нет. – Она покачала головой. – Во всяком случае, лишнего веса они не заметили.

– Эмма, – сказал Джеймс, поражаясь, что после подобной исповеди его сердце готово воспарить. Он испытывал ни с чем не сравнимое облегчение, узнав истинную причину нежелания Эммы переносить останки Стюарта, после того как вообразил, что она все еще так сильно любит своего первого мужа, что не допускает и мысли о том, чтобы потревожить место его вечного упокоения.

Ему хотелось петь.

Но поскольку это было едва ли уместно в данных обстоятельствах, он ограничился тем, что сказал:

– Да, можно себе представить состояние могильщиков, если бы они обнаружили в одном гробу два тела. Но, Эмма, во имя Господа. Почему ты ничего не рассказала мне?

– Я пообещала Кларе, что никогда не сделаю этого, – отозвалась она. – И потом, это было не слишком уважительно по отношению к Стюарту. Честно говоря… я думала, что ты ужасно рассердишься. Ну, как в тот день, когда я рассказала тебе…

– Ах да, – сказал Джеймс, когда ее голос затих. – Тот день. Боюсь, это был не самый лучший день в моей жизни.

– Нет, – возразила Эмма с некоторым удивлением. – Нет, ты был прав, только не стоило бить Стюарта. Это было очень скверно с твоей стороны. Но ты был прав, пытаясь помешать нашему побегу. Я… я тогда ужасно разозлилась на тебя. Да и потом еще долго злилась. Я даже ненавидела тебя, хотя, возможно, совсем не по тем причинам, по которым мне всегда казалось. Тем не менее я понимаю, что ты был полностью и абсолютно прав. Ведь если бы мы тебя тогда послушались, Стюарт был бы сегодня жив.

Недоверчиво уставившись на нее, Джеймс спросил:

– И ты полагаешь, что я сделал это ради Стюарта? – Эти слова, как ничто другое, что он говорил за весь вечер, проникли в ее сознание. Эмма вскинула на него глаза и часто-часто заморгала, словно только что проснулась.

– А з-зачем же еще? – заикаясь спросила она.

– Я любил Стюарта, – с готовностью признал Джеймс. – Как брата. Но, как и полагается брату, я был в курсе его недостатков. Ему еще повезло, что он остался в живых в тот вечер, когда ты рассказала мне о своих планах сбежать с ним. Но не его, Эмма, я так боялся потерять. Совсем не его.

Ее глаза, голубые, как незабудки, и круглые, как монетки, в замешательстве взирали на него.

– Тогда… я не понимаю. Тогда кого?

Джеймс поднялся, пересек комнату и опустился перед ней на колени. Он взял ее руку – левую руку, на которой красовалось его кольцо с печаткой, поскольку он так и не успел надеть ей на палец настоящее обручальное кольцо.

– Неужели так трудно догадаться? – поинтересовался он с напускной беспечностью, которой не ощущал. Сердце тревожно стучало у него в груди, словно полковой барабан, призывающий к отступлению. Но он не мог отступить. Отступить и продолжать называть себя мужчиной. – Это тебя я боялся потерять, Эмма, – сказал он, сжав ее пальцы в своей ладони, как будто боялся, что она ускользнет. – Вот почему я это сделал.

– Какая чепуха! – Она вырвала руку и буквально слетела со стула, устремив на него негодующий взгляд. – Как ты можешь так говорить… Ты же не любил меня, Джеймс. Не любил! Я это точно знаю.

– В таком случае ты ничего не знаешь, – сказал Джеймс. Он не обиделся и даже не рассердился, скорее почувствовал усталость. Да, не так он представлял себе реакцию Эммы на его признание. До чего же, оказывается, утомительно открывать сердечные тайны. – Я люблю тебя с того времени, как ты окончила школу. Просто Стюарт опередил меня.

– Это… это… бог знает что, – заявила Эмма. – Ты не мог любить меня, Джеймс. Иначе ты приехал бы за мной, а не за останками Стюарта, когда узнал о его смерти.

Поднявшись на ноги, Джеймс в один шаг преодолел разделявшее их расстояние.

– Я был уверен, что ты в Лондоне, со своей семьей. Мне даже в ужасном сне не могло присниться, что ты все еще на острове. И потом, мне нужно было время, чтобы найти к тебе подход.

– Неужели это было так трудно, – поинтересовалась она уязвленным тоном, вглядываясь в его лицо, – признать, что ты испытываешь ко мне какие-то чувства?

– Признать, что я влюблен в жену человека, которого считал своим братом? Да. К тому же, Эмма, – заметил он, стараясь говорить спокойно, хотя и чувствовал себя так, словно с него заживо сдирают кожу, – я ни разу не видел от тебя ни малейшего поощрения. Ты не делала секрета из своих чувств ко мне.

– Как и ты из своих, – парировала она не менее раздраженным тоном.

– Я? – Джеймс покаянно улыбнулся. – Эмма, когда человек, не знавший ни в чем отказа, вдруг обнаруживает, что не может получить то, чего хочет больше всего на свете, он будет делать все, что угодно, лишь бы убедить себя в том, что никогда этого и не хотел. Но поверь, я не могу припомнить момента, когда не хотел бы сделать тебя своей.

Эмма подняла руку и утерла тыльной стороной ладони слезы, снова повисшие на кончиках ее длинных ресниц.

– Вот как? – заявила она вызывающим тоном. – Если это правда, зачем было предлагать мне расторжение брака тогда, в замке Маккрей?

– А ты бы вышла за меня замуж, – мягко спросил он, – если бы я этого не сделал?

Эмма шмыгнула носом. И подняла глаза к потолку, видимо, пытаясь разрешить какие-то внутренние противоречия.

Когда она наконец посмотрела на него, ее взгляд был непроницаемым. Но Джеймс узнал решительную складку ее рта.

А если Эмма на что-то решилась, то лучше быть начеку.

– А теперь? – осведомилась она. – Теперь ты хочешь разорвать наш брак?

– Начнем с того, – сказал Джеймс, шагнув вперед, – что я никогда не хотел этого.

Но Эмма в очередной раз подняла руку, не позволяя ему подойти ближе. Хотя вид у нее был решительный, в глазах проглядывала боль.

– И ты согласен сохранить наш брак, – проговорила она нетвердым голосом, – после всего, что я только что тебе рассказала? Джеймс, я вскрыла гроб твоего кузена. И я ничего не сделала, чтобы остановить человека, который его убил. Стюарт погиб из-за меня.

– Стюарт умер, – сказал Джеймс, – потому что у него было не больше здравого смысла, чем у курицы. А теперь перестань плакать и иди сюда.

– Из меня получится ужасная жена, – сообщила ему Эмма, настороженно попятившись, когда он шагнул вперед, протянув к ней руку. – Похоже, я не способна ни на что, что все нормальные жены делают с такой легкостью. Даже произвести на свет наследника.

– Всему свое время, – заверил ее Джеймс. – А теперь иди сюда. – Он схватил ее за руки. Затем, как рыбак, вытаскивающий из воды сеть с уловом, медленно притянул к себе.

– Джеймс! – предостерегающе сказала Эмма, хотя и сама не понимала, что имеет в виду. Он знал о ней самое худшее и тем не менее не собирался от нее отказываться. И Бог свидетель, она не хотела с ним расставаться. Сознание, что Фергюс был прав насчет того, что Джеймс всегда любил и до сих пор любит ее, странным образом на нее подействовало. Сердце лихорадочно трепыхалось у нее в груди, выделывая немыслимые пируэты. Ей почему-то не хватало воздуха, но Эмма сомневалась, что причиной тому ее туго затянутый корсет.

А когда Джеймс, не отрывая от нее взгляда, поднес ее руки к своим губам, она чуть не задохнулась.

– Джеймс! – взмолилась она.

Но он не дал ей пощады. Его губы переместились с кончиков ее пальцев на нежную кожу с внутренней стороны локтя. Эмма смотрела на его склоненную голову, на темные завитки волос, ощущая обжигающее прикосновение его рта, продвигавшегося все выше и выше по ее руке и наконец – в тот самый миг, когда , ее сердце готово было разорваться, – завладевшего ее губами.

Они слились в долгом сладостном поцелуе, пока Эмма с судорожным смешком не отстранилась.

– Неужели ты настоящий? – спросила она, обхватив ладонями его лицо, хотя прекрасно знала ответ. Она могла осязать его реальность собственными пальцами: тепло его кожи, твердые плоскости скул, покалывание пробивающейся щетины.

– Я собирался спросить то же самое у тебя, – произнес он нетвердым голосом. – Пожалуй, чтобы исключить все сомнения, нам следует провести тщательное исследование.

В мгновение ока они избавились от ее голубого бального платья и его элегантного вечернего костюма. Эмма с восхищением взирала на рельефные мускулы его спины, твердые широкие плечи, мощные бицепсы и сильные предплечья, поросшие темными волосками. Воистину у него тело бога…

А затем это великолепное тело накрыло ее своей жаркой мощью, а руки Джеймса потянулись к вырезу ее сорочки.

И повадки дьявола, не без иронии закончила Эмма.

– Как эта штуковина снимается? – требовательно спросил он, дергая за завязки, стягивавшие ворот. Но прежде чем Эмма успела ответить, тонкие тесемки лопнули и Джеймс с возгласом удовлетворения склонил голову к ее груди, дразня языком затвердевшие маковки и медленно, но с вполне определенной целью подталкивая ее к кровати.

Эмма с довольным вздохом упала на мягкую постель. Вот что значит быть замужем! Хотя Джеймс был слишком хорошо воспитан, чтобы задавать вопросы, он наверняка догадывался, что со Стюартом у нее не могло быть ничего подобного. Стюарт никогда, как сейчас Джеймс, не скользил губами по ее животу, так что пробившаяся на подбородке щетина царапала нежную кожу. Эмма даже не подозревала, что у него на уме, пока не ощутила его язык у себя между бедрами. Ее спина так резко выгнулась, что она чуть не свалилась с постели.

– Что ты делаешь? – ахнула она.