Текст книги "Радуга"

Мередит вертелась до тех пор, пока не повернулась лицом к задней стене и увидела картину, висящую на ней. Даже в тусклом свете она сразу разглядела, что это была радуга. Потрясенная, она поняла, что это ее картина. Ее радуга!

Элиас говорил, что кто-то интересуется ее работами. Неужели это был Девро? И таким образом разыскал ее? И неужели он ее выслеживал? Если так, то он гораздо опаснее, чем она думала сначала. И гораздо хитрее.

Когда она услышала шаги и звук поворачиваемого в двери ключа, то сразу же вернулась в то же положение, в котором он ее оставил. Но глаза закрывать не стала, как не стала скрывать свои мысли. Эта тактика с ним никогда не была успешной. Она решила встретить его в открытом бою.

Мередит смотрела, как высокий худой мужчина вошел в комнату и подошел к стене, чтобы раздвинуть шторы. Комнату залило солнце. Девушка с удивлением поняла, что он подходит к ней с большой неохотой.

И вот он уже над ней и кажется гораздо выше своего роста. Он был без сюртука, в одной льняной рубашке апаш, узких черных брюках, обтягивающих мускулистые ноги, и высоких черных сапогах из блестящей мягкой кожи, доходивших ему почти до колен. В его теле была такая сила! Она и раньше это чувствовала, но еще никогда так явно.

Она медленно подняла глаза к его лицу, слегка оттененному отросшей щетиной. В его глазах больше не было насмешки. Вместо этого она увидела в них сожаление, и это обеспокоило ее больше, чем угрозы, насмешки или истязания. Те чувства она могла понять, справиться с ними, проигнорировать или стерпеть их. Но она не поняла, что значит это выражение, не заметила тихой задумчивости в его взгляде.

Он отвел глаза, взял стул и поставил его у кровати. Он поместил на нем свое длинное, худое тело, и она опять залюбовалась медлительной грацией его движений. Квинн не выглядел взволнованным, но она ощутила в нем напряжение, молчаливую настороженность, которая находила сильный отзыв в глубине ее сердца. Через несколько секунд, проведенных под его пристальным взглядом, Мередит почувствовала, как возбуждение царапает ее тело. Она и не думала, что так жаждет его прикосновений, жаждет ощутить его пальцы на своей щеке…

Она очень боялась, что на ее лице отразятся эти мысли, потому что не могла оторвать от него взгляд. Почему он на нее так действует?

Ей надо бы ощущать только страх, презрение и осторожность.

Мередит заметила, как смягчились линии его рта, словно он прочел ее мысли, когда, наклонившись, развязал ей рот. Она несколько раз глубоко вздохнула, отчасти потому, что ей было душно, отчасти для того, чтобы успокоиться.

Он перерезал путы, стягивавшие ей ноги и запястья, и пальцы его оказались неожиданно мягкими. Губы были плотно сжаты, но выглядел капитан Девро не враждебно. Только вздувшийся мускул на щеке выказывал его напряжение.

Она потянулась, как кошка, вздремнувшая на полуденном солнышке, пытаясь выиграть время и что-нибудь придумать. Она скорее почувствовала, чем заметила, его пристальный изучающий взгляд и не могла не подчиниться его молчаливому приказу. Она медленно подняла глаза, вступая с Квинном в поединок. Вдруг словно искра пробежала между ними, неожиданная, чарующая, пугающая, словно молния летней ночью. И поразила их обоих.

– Кто вы, Мередит Ситон, – наконец спросил Квинн, и его голос звучал мягко, но настойчиво. – Кто вы и что вы?

Прежде чем ответить, она медленно потерла запястья, словно они еще болели. Мередит Ситон обнаружила, что капитан Девро не хочет причинить ей вреда. И решила, что использует эту неожиданную слабость в своих целях.

– Вы знаете, кто я, – сказала она, сдерживая дыхание, что не ускользнуло от Квинна. – И я могу задать вам тот же самый вопрос.

Он улыбнулся одной стороной рта, и ямочка на его подбородке, казалось, стала глубже. Его глаза, темно-синие непроницаемые глаза, вдруг словно осветились. Она не встречала еще людей, обладавших таким гипнотическим обаянием, людей, которые могли бы включать и выключать обаяние так же легко, как открывать и закрывать дверь.

– Да, но я вас первый спросил, Мередит, и пока еще я хозяин положения.

От Мередит не укрылось это “пока”. С каждой минутой он становился все загадочней.

Она по-прежнему не знала, что сказать. Она обвела глазами каюту и опять остановилась на картине. Лучи солнца, поднимавшегося из-за горизонта, попадали прямо на полотно, и Мередит показалось, что вода на картине движется.

– Какая интересная картина, – заметила она, меняя тему разговора, так как решила, что он не знает о ее занятиях живописью. Она сама ему об этом никогда не говорила и была уверена, что ее брат тоже не стал привлекать внимания к ее жалким потугам. Также Мередит была уверена, что и его брат особенно не хвастался ее подарками.

Капитан Квинн Девро повернулся и уставился на картину, словно впервые ее увидел. В правом углу была подпись: а. Сабр, как раз там, где Мередит подписала холст, подаренный Брётту. Теперь он понял, что ему не давало покоя тогда в кабинете Бретта. Подписи были похожи. Было и еще что-то одинаковое в двух работах, но Квинн никак не мог понять, что Он покачал головой. Не может быть. Просто не может. Не могла одна и та же рука написать эту картину и то безобразие, что у Бретта. Совпадение почерков, имен, вот и все но его любопытство было разбужено.

– Вы удивляете меня, Мередит, – бросил он пробный камень, – я и не знал, что вы интересуетесь искусством.

– Да и на вас это не похоже, – ответила она. – Скорее можно было бы представить, что вы повесили в рамочку колоду карт или пачку счетов.

– Даже игроки и мерзавцы умеют ценить хорошую работу, – он сказал с той полуулыбкой, которая так ей нравилась. – Назовите это причудой, Мередит, – всякий раз, когда он произносил ее имя, прежняя дразнящая нотка звучала в его голосе, и это выводило ее из себя.

Но и полуулыбка исчезла, а глаза капитана снова буравили ее.

– Беседа об искусстве кончена. Вы не ответили на мой вопрос.

– А я его не помню, – ответила она тоном Мередит простушки. – Я хочу пить. Больно от кляпа.

В его глазах мелькнуло и пропало любопытство.

– Так не пойдет, Мередит. Больше не пойдет. Хотя, надо признать, вы очень ловко разыгрываете дурочку. Даже мой брат верит, а он очень проницателен.

Но он все же подошел к столу и налил ей воды из кувшина, а потом подставил кувшин к кровати. Он сел, скрестил ноги и стал смотреть, как она осторожно и медленно пьет. Медленнее, подумал он, чем необходимо. Поднятая бровь свидетельствовала о его нетерпении.

Мередит поняла, что дольше тянуть не сможет.

– Не знаю, что вы имеете в виду, – сказала она, – но ни один джентльмен не позволит назвать леди простушкой, – последнее слово было произнесено с большим достоинством.

Квинн не мог удержаться, он откинулся на спинку стула и от души расхохотался. Этот смех отозвался в сердце Мередит. Никогда она не слышала такого приятного смеха. Ну и что, что он смеется над ней. Она с трудом сдерживалась чтобы тоже не рассмеяться. Конечно, ее ответ действительно прозвучал очень глупо, но она годами приучала себя говорить глупости. Однако, даже когда он смеялся, его глаза оставались холодными и настороженными, и Мередит с горечью поняла, что никакие ухищрения на него не действуют, что он видит ее насквозь. Но привычка была очень сильной.

– Не понимаю, чему вы смеетесь, – сказала она, поджав губки.

Он продолжал посмеиваться, пока не понял, что она опять очень ловко переменила тему разговора.

Тогда Квинн Девро поудобнее устроился на стуле, вытянув свои длинные ноги и положив их на кровать рядом с ней.

– Очень ловко, Мередит, но вы отсюда не выйдете, пока не ответите на мои вопросы. И так, чтобы ответы меня устроили. Я могу и подождать. А вы очень соблазнительно выглядите, – он протянул руку и смахнул локон, упавший на ее лицо. – Думаю, вы не представляете, насколько соблазнительно.

Мередит почувствовала, как краска прилила к щекам. Насколько она помнила, до встречи с Квинном Девро она никогда не краснела. Это от злости, успокоила она себя, только от злости.

– Вы не можете оставить меня здесь навсегда.

– Нет? – в вопросе прозвучала угроза.

– Нет, – с угрозой ответила и она, – я буду кричать.

– Нет, – сказал он, – я почему-то думаю, что кричать вы не будете.

Она открыла рот, чтобы запугать его, прекрасно сознавая, что не крикнет. Ей никогда не удастся объяснить свое появление в его каюте в такое время суток. Но, подумала она, может быть, ее угроза вынудит его отпустить ее.

Его реакция была немедленной.

Его губы тут же закрыли ее рот.

Он всего лишь хотел заставить ее замолчать, но встреча их губ быстро переросла в нечто иное. За прошедший час они оба стремились к этому, хотя оба упрямо отказывались это признать.

Все это они поняли сейчас.

С глубоким вздохом она покорилась тому, против чего невозможно было устоять. И ответила со всем желанием, со страстью, которая копилась внутри нее, как лава в вулкане, готовом к извержению. Они были похожи на двух умирающих от жажды людей, которые, спотыкаясь и падая, бегут к источнику живительной влаги.

Его руки ласкали ее волосы, наслаждаясь их шелковистой густотой, а губы искали и находили горячий ответ. Он чувствовал, как она трепещет под его руками, а ее рот раскрывается, маня и соблазняя. Он придвинулся ближе и обнял ее, чувствуя невероятную мягкость каждого изгиба, восторгаясь ее искренностью, возбуждаясь от ее возбуждения.

Их языки таяли, встречаясь в медленном чувственном вальсе, сначала неторопливо, а затем все быстрее и сильнее. Языки двигались неосторожно, резко, возбуждая новые ощущения, переплетаясь друг с другом. Когда Мередит подумала, что больше не выдержит, его губы внезапно смягчились, а поцелуй стал нежным и удивительным.

Мередит была потрясена его нежностью. О том, как он сдерживает свою собственную страсть, можно было судить по пульсирующей на его виске жилке, и это воздействовало на нее с необычайной силой. Его язык, который Двигался вначале сильно и резко, теперь стал мягче и осторожно поглаживал те места, которые раньше терзал, а ее тело отвечало волнами изысканного наслаждения, и скоро она думала уже только о том, что хочет крепче прижаться к нему.

Она обвила его руками, притягивая к себе. Она не могла представить, что может чувствовать себя так… распутно, так бесстыдно… Но она чувствовала не стыд, а покой, словно все было так, как должно быть. Это было столь ошеломляюще столь невероятно, что она оказалась беззащитной перед пробуждающейся страстью. Она могла лишь плыть по течению изысканных ощущений.

– Мередит, милая Мередит, – прошептал он ей. Словно издалека слышала она свое имя. Под лаской его мягкого теплого баритона оно звучало, как музыка.

Ее сердце так громко стучало, что она понимала – и он слышит этот стук, а ее руки все крепче сжимали его, ее пальцы играли с его кудрями так же, как и его с ее локонами. Она ощутила, как его тело напряглось, словно от удара, а затем его губы переместились на ее шею, он начал нежно покусывать ее и ласкать языком, и она уже подумала, что лишится рассудка.

Его руки нашли пуговицы на спине ее платья и одну за другой стали расстегивать их. Он расстегнул ей платье и губами стал прокладывать горячую дорожку от затылка вниз по спине, и она подумала, что больше выдержать не в силах.

– Мерри, – шептал он, – Мерри…

Это имя подействовало на нее, как холодный порыв ветра, как брызги ледяной воды. Для нее это имя было связано с памятью о Лизе. Только Лиза называла ее так. Лиза, да еще Пастор.

А сейчас она предавала их обоих.

Он был врагом. Она никому не может помочь, пока он удерживает ее здесь – веревками или поцелуями, которые лишают ее рассудка.

Ее взгляд остановился на кувшине с водой, и, не дав себе времени подумать, она протянула к сосуду правую руку, левой продолжая ласкать волосы Квинна. Чувствуя себя одинокой и несчастной, как никогда в жизни, она ударила его кувшином по голове.

ГЛАВА 14

Квинн заметил быстрое движение Мередит и попытался уклониться, но было слишком поздно.

Мередит услышала глухой звук от удара кувшином, из которого вода расплескалась на них обоих. Квинн со стоном упал на нее.

Она пыталась столкнуть его с себя и в то же время избавиться от тяжелого чувства вины за то, что он лежал здесь молча и неподвижно.

Она сделала это с благой целью, говорила она себе.

Элиас сказал бы, что для жестокости не может быть причины, хотя Пастор, подумала она, одобрил бы ее. Пастор часто утверждал, что цель оправдывает средства. В том случае, честно поправила она себя, если средства не совсем уж крайние.

А капитан Девро лежал без движения.

“Ну же, – сказала она себе, – беги”.

“А что, если я ударила его сильнее, чем хотела? ” – испугалась Мередит.

Она смотрела на его неподвижное тело. Он лежал лицом к ней и мокрый завиток черных волос прилип ко лбу, на котором еще блестели капельки воды. Когда его гипнотические глаза были закрыты, он выглядел необычайно спокойным, казалось, что его неиссякаемая энергия все-таки иссякла.

Она увидела, что из раны на голове сочится кровь. А вдруг она и правда тяжело его ранила?

“Это ничуть не хуже того, как он поступил со мной”, – говорила как бы другая часть ее. Но оправдания не помогали. Она смотрела на кровь, и вдруг внезапный страх, как холод, пробрал ее до костей. Она не может оставить его здесь и уйти, не выяснив, насколько опасна его рана. Она встала на колени у постели, чтобы послушать его дыхание, и немного успокоилась, когда поняла, что он дышит.

Мередит взяла отодранную от простыни полосу, которой он привязывал свою пленницу, и вытерла воду с его лица, а затем и кровь, думая о том, что ведет себя глупо, не пользуясь возможностью убежать. Ровное дыхание сказало ей, что с ним все в порядке и через несколько мгновений он очнется. Но она не могла удержаться и пальчиком осторожно потрогала ямочку у него на подбородке.

Когда она услышала внезапный стук в дверь, ее рука дернулась и выронила тряпку. Стук повторился, и она почувствовала, что не может пошевелиться. “Уходите”, – молила она, надеясь, что посетитель уйдет, не услышав из каюты ни звука. С ужасом она увидела, что ручка двери поворачивается и дверь открывается.

Ей, сидящей на полу, показался огромным этот черный мужчина, который заглянул в каюту, вошел и закрыл за собой дверь.

Мередит бросила взгляд на пистолет, лежавший на столе.

Он тоже заметил его, и, не говоря ни слова, подошел, взял оружие и положил его в карман, а уж потом приблизился к кровати и склонился над хозяином. Как и Мередит, он наклонил голову поближе ко рту Квинна, чтобы услышать его дыхание. На темном лице с резкими чертами ничего нельзя было прочесть.

Мередит никогда в жизни не испытывала такого сильного страха. И с удивлением она поняла, что боится не за себя. Она боялась за мужчину, лежавшего без сознания. Она видела спину раба, видела, что он хромает, видела, как огонь неповиновения полыхает в его глазах. А теперь у него пистолет. Неосознанно, защищая Квинна, она протянула руку.

Кэм выпрямился, осматривая каюту, и от его взгляда не укрылись ни ее поза, ни окровавленная тряпка на полу. Он посмотрел на черепки разбитого кувшина, на мокрые пятна на одежде капитана и женщины, на мокрую постель и украдкой улыбнулся. Кажется, Квинн Девро нашел достойного противника.

Этой легкой улыбки было достаточно, чтобы привести Мередит в чувство. Она вдруг инстинктивно поняла, что черный раб не представляет опасности для мужчины, лежащего на кровати. Она поднялась, глядя на дверь.

– Нет, – коротко сказал черный, и Мередит обернулась и воззрилась на него, удивляясь, что раб может говорить такое белой женщине.

– Я заплачу вам… много… вы сможете купить себе свободу. Дайте мне уйти.

– Мне очень жаль, мисс Ситон, – сказал он. В изумлении она смотрела на него. В нем не осталось ничего от того подобострастного раба, которого она видела раньше. Он говорил так же четко, как и его хозяин, и взгляд его был таким же твердым, поза такой же гордой. И даже высокомерие проскользнуло в его речи.

Мередит чувствовала себя так, словно все происходит не наяву, а в кошмарном сне. Ничего подобного не могло случиться, так как не поддавалось никакому разумному объяснению.

– Но почему? Не надо бояться… Я могу вам…

Он пристально смотрел ей в глаза, и вдруг она доняла, что взгляд у него такой же непроницаемый и загадочный, как у Девро. И у нее не осталось никаких сомнений относительно его намерений. Он поднял упавший стул и, поставив его в уголок каюты у кровати, сказал:

– Сядьте здесь, мисс Ситон. – И видя, что она колеблется, более жестко добавил: – Пожалуйста!

Это была не просьба, а приказ.

Мередит еще раз взглянула на дверь.

– Отпустите меня, – прошептала она.

– Я не могу этого сделать.

– Вы боитесь меня отпустить?

– Нет, – ответил он просто, но за этим одним словом скрывалось очень многое. Ей хотелось, чтобы он сказал ей что-нибудь еще, но было видно, что он не собирается ей ничего объяснять. Он выглядел неожиданно внушительно, а рабу это как-то не шло. Ее страх боролся с удивлением. Все представлялось теперь совсем в другом свете.

Она с тоской посмотрела на дверь.

– Нет, мисс Ситон, – повторил он с сожалением, которое, однако, не затронуло его глаза, которые указывали на стул с немым приказом делать, что велено.

Она села.

Он кивнул, словно никогда не сомневался в ее непослушании, затем опустился на колени возле Девро и поднял кусок полотна, который она уронила. Потрясенная Мередит смотрела, как огромные руки продолжили работу – вытирать кровь, еще бегущую из раны на голове Девро. Лицо раба, или кем он там был, было непроницаемым, но по его действиям можно было многое понять. Он переживал за человека, за которым ухаживал, он очень беспокоился за него.

Она прикусила губу, когда увидела, что капитан Девро шевельнулся и застонал. Она не знала, быстро ли он оправится, но уже было видно, что оправится. В этом она не сомневалась.

– Кэп… – голос черного был неожиданно нежным.

– Кэм… – в голосе Девро слышалось смущение и неуверенность, чего раньше Мередит не приходилось слышать. – Какого… черта?

– Кажется, вас ударили кувшином с водой.

Фигура на кровати шевельнулась и раздался поток ирландских ругательств. Мередит поморщилась, покраснела и отвернулась, как только увидела, что Кэм на нее смотрит. Его обычно невыразительный рот сложился в улыбке.

– Кэп, мы не одни, – сказал он тем же внушительным голосом, каким велел ей сесть на стул.

Квинн, застонав, сел.

– Она еще здесь?

Кэм кивнул в угол за спиной Квинна.

От резкого движения у Квинна закружилась голова, и он замер, ожидая, когда утихнет звон в ушах. Его одежда промокла, голова болела, а на душе было горько от собственной глупой беззаботности.

Второй раз в жизни он позволил женщине сделать из него дурака. Сейчас, когда столько было поставлено на карту, он позволил потребностям тела взять верх над рассудком и осторожностью. Его глаза сузились, а лицо напряглось, когда он медленно обернулся и посмотрел не девушку на стуле.

На ее лице был страх, но вместе с тем и вызов. С упрямой гордостью она вздернула подбородок, и Квинн услышал, как посмеивается Кэм.

Он повернулся к Кэму и вопросительно на него посмотрел. Он был еще слишком слаб, чтобы много говорить.

– Когда я вошел, она стояла возле вас на коленях. Она бросила тряпку с пятнами крови. Может быть, она собиралась отправить вас в долгое темное путешествие. – Кэм усмехнулся, видя смятение на лице Квинна.

– Который час? – резко спросил Квинн.

– Через два часа отправляемся.

– А груз?

– На борту.

– И то ничего, – с горечью ответил Квинн, Кэм пожал плечами.

– Что вы будете делать?

– Хочу услышать ответы на некоторые вопросы. Оставь нас, Кэм.

– Вы уверены, что все будет в порядке? – вопрос был явно опрометчивым.

Мередит слушала их разговор со страхом и удивлением. Тон черного был не таким, каким раб разговаривает со своим хозяином. Раб говорил дерзко, вызывающе, даже с издевкой. Словно они были друзьями. Или равными по положению.

– Нет, – так же выразительно ответил капитан. В его голосе звучало даже какое-то глуповатое недоумение, но глаза, смотревшие на нее, были холодными. Ее руки, лежащие на коленях, задрожали.

Она попыталась думать о чем-нибудь другом, все равно о чем. Чем были связаны эти двое? Она заставила себя вспомнить тот первый обед с капитаном, когда он слишком явно показал, что это из-за него хромает Кэм.

Но действительно ли он говорил это? “Вспомни, Мередит, – сказала она себе. Это должно быть очень важно”. И она вспомнила. Каждое слово из того разговора.

“И вы рискуете брать его на Север? ” – спросил один из охотников за рабами.

“Однажды он попытался, и больше не будет этого делать”, – пришел ответ Девро.

Из чего она сделала вывод… такой, какой он хотел, чтобы все сделали, догадалась она сейчас.

Едва сознавая, что Девро с помощью Кэма с трудом идет к двери, она еще раз взглянула на картину на стене. Господи, подумала она. Не может быть. Пастор сказал бы ей. Он бы ей объяснил.

Она знала, что кто-то перевозит рабов по реке, но сотни пароходов бороздили Миссисипи. Кому могло прийти в голову, что это “Лаки Леди”!

Но почему же он так обеспокоен тем, что обнаружил ее возле склада Элиаса? Разве только, как она подозревала, если он не состоит в сговоре с охотниками за беглыми рабами. А если так, то как объяснить его дружбу с этим огромным черным, который вдруг перестал коверкать слова, как делают все рабы, и заговорил правильно, ничуть не хуже нее?

Кажется, капитан Девро и человек по имени Кэм пришли к какому-то решению, и это решение позволяет им больше не притворяться в ее присутствии.

От того, что это могло значить, ее зазнобило. Никто не знал, что она здесь. Ни одна живая душа. Они легко могли убить ее и утопить тело ночью в Миссисипи. И она задрожала увидев, что дверь запирается, а ключ падает в карман Квинна Девро.

Она не отрываясь смотрела на него, а он, не обращая на нее внимания, подошел к зеркалу и стал разглядывать рану на голове, из которой по-прежнему сочилась кровь.

Все внутри Мередит сжалось. Рана была глубокой, и страх Мередит был отчасти вытеснен чувством вины. Раньше она никогда не переживала, что ничем не может помочь, но ведь раньше она никому не наносила телесных повреждений, кроме того случая, напомнила она себе, когда на этом же самом пароходе дала капитану пощечину.

Что же в нем подвигало ее на обычно чуждую ей жестокость?

Чувство самосохранения, сказала она себе. Свобода для многих. Но сейчас, глядя на рану на его голове, она чувствовала, что никакое оправдание не утешает ее.

Она собралась было встать, чтобы подойти к нему и как-нибудь помочь ему, но ее остановил его голос, твердый и мрачный.

– Сядьте и оставайтесь на месте, мисс Ситон! – Это ее испугало, потому что она думала, что он на нее не смотрит. Она вздрогнула, услышав, как холодно он к ней обратился. Вот, значит, к чему они вернулись. Ничего хорошего это не сулило. Она послушно опустилась на стул.

– Я просто думала, что я могу помочь.

– Ха! – сказал он мрачно. – Я скорее соглашусь, чтобы мне дикая кошка помогала. Это не так опасно, и предательства не ждешь. – В его голосе звучало напряжение, даже обида.

Это замечание задело ее за живое. Конечно, она часто обманывала, работая на Железную дорогу, но никогда не предавала.

– Мне очень жаль, – в голосе Мередит звучало искреннее сожаление.

Но он подумал о Моргане, о том, какой замечательной актрисой она была.

– Жаль, что вы меня стукнули или что вас за этим поймали? – в его голосе звучал неприкрытый цинизм.

– И то, и другое, – произнесла она. Такой откровенный ответ удивил его.

Он удивился и устремил на нее тяжелый взгляд. Уголок его рта начал загибаться вверх, вокруг глаз собрались морщинки, а ямочка на подбородке, казалось, стала еще глубже. И опять он стал удивительно красив. Она стиснула стул.

– По крайней мере, откровенно, – протяжно сказал он, а его сверлящий взгляд, казалось, все глубже проникал за ее оболочку. – Услышу ли еще что-нибудь столь же откровенное?

Мередит как загипнотизированная смотрела на него. Она могла противостоять его насмешливой улыбке, его мрачной ухмылке, но сейчас было что-то другое. Она чувствовала себя змеей, которую гипнотизирует индийский колдун и которая только и может, что качаться туда-сюда под музыку его дудочки… под музыку его низкого протяжного голоса, под пристальным взглядом темно-синих глаз.

Но она поняла, что и он не был неуязвим. Даже когда его улыбка вызывала ее ответить ему тем же, на щеке его дергался мускул, и Мередит видела, что он с трудом сдерживается и что она страшно раздражает его.

Глаза его были по-прежнему тревожными. Она мельком подумала о том, что они, кажется, никогда не улыбались. Интересно, почему?

– Мне очень жаль, – повторила девушка, не в силах выдержать напряжения, которое росло между ними. – Я никого никогда не била. Кроме вас…

Она вдруг остановилась, испугавшись, что сказала слишком много.

Но он не собирался упускать момент.

– Что, Мередит? Я оказался не тем и не в нужное время? Как вы возле склада?

Она проигнорировала вопрос.

– Вы насильно удерживали меня! – обвинила она его. – У меня было право убежать!

Он прислонился к стене и выглядел обманчиво расслабленным. “Расслаблен как пантера”, – подумала Мередит.

– Я вам предоставлю его, Мередит, – сказал он медленно и ровно, но глаза его были по-прежнему так холодны, что ее пробила дрожь. Она подозревала, что именно этого он и побивался, хорошо зная силу своего взгляда. – Будем считать, что счет сравнялся, – продолжал он, – я ударил вас, хотя не знал того, что это вы. Вы возвратили… ну, назовем… это богомерзкое деяние. Сторицей, надо добавить, – насмешливо сказал он, потрогав рану. Коснувшись пульсирующей поверхности, он вздрогнул и поморщился.

Мередит начала подниматься со стула, готовая воспользоваться возможностью, которую, как ей показалось, он предоставил ей своей всепрощающей речью, но тут же остановилась, потому что он решительно покачал головой.

– Эту часть нашего дела мы отложим, но ведь это не все. И далеко не все, – сказал он мягко, но голос его был переполнен угрозой. – А теперь сядьте! – эти слова прозвучали как пистолетный выстрел – резко и грозно.

Мередит рухнула на стул.

– Хватит играть, Мередит, мое терпение кончилось, – он подошел к ней, воплощение силы и мощи, излучающей жестокость. – Что вы делали возле этого склада?

Мередит еще не закончила разгадывать головоломку, подбирая и примеряя друг к другу составлявшие ее фрагменты, но последним из которых было его внимание к складу. Отчасти она уже допускала, что он мог быть членом Подпольной железной дороги. Но полностью в этом она не была уверена, а принцип осторожности и секретности усвоила очень хорошо. Она решила открыть часть правды.

– Моя сестра… я пытаюсь разыскать свою сестру. Кто-то мне сказал, что Элиас Спрейг, возможно, сможет помочь мне, – выпалила она и заметила, как сузились его глаза.

– У вас нет сестры, – с презрением ответил он. Опять игра, опять ложь.

Мередит, взглянув на его мрачное лицо, не решилась продолжать. Исчезли все следы его насмешливой улыбки, осталась только холодная враждебность. Но ей некуда было деваться.

– Вспомните, – сказала она, – тогда, много лет назад, когда вы приезжали в Бриарвуд…

Он помнил, но она-то утверждала, что забыла. Опять ложь. Если составить список, то он получится изрядно длинным.

– Да, – осторожно ответил он.

– У нас была девочка, которую звали Лиза, дочь Альмы. Она была на два года младше меня. Вы еще построили для нас качели.

Он наморщил лоб, пытаясь вспомнить.

– Дочь Альмы? – он наведывался в кухню и так очаровал Альму, что в течение того долгого четырехдневного визита она припрятывала для него лакомые кусочки. Ему не понравился Роберт Ситон, и Квинн, когда мог, уклонялся от официального обеда. Он вспомнил Альму и вспомнил девочку. Она была младше Мередит и очень застенчива. Может быть поэтому он не сразу ее вспомнил. Да и виделись они совсем мало, кроме того дня, когда Квинн построил качели и пару раз качнул ее. – Дочь Альмы? – повторил он.

Мередит кивнула.

– И моего отца.

Квинн молчал, глядя на нее, обычная пустота во взгляде девушки сменилась неприкрытой мукой. Она была хорошей актрисой, но он не думал, что и сейчас она притворяется. Квинн начинал ей верить. Он подтянул к себе стул и сел на него верхом, положив руки на спинку, при этом он по-прежнему, не отрываясь, смотрел на нее.

– И? – несмотря на появившееся в нем сочувствие, вопрос все же звучал недоверчиво.

– Она была мне дорога, – медленно, с болью, проговорила Мередит, – я ее любила. Я учила ее читать, – она подняла взгляд на Квинна. – Вы видели моего отца… Он… с ним было нелегко. Боюсь, он не знал, что такое любовь. Он был холодным, даже жестоким. А я была так одинока… и Лиза… любила Лизу, и она любила меня… – ее голос сорвался, и она опустила голову.

Мередит сама не знала, почему так много ему рассказывает. Она еще никому не рассказывала обо всем. Эта рана была слишком болезненной, потеря слишком большой. Боль никогда не проходила, Мередит просто научилась жить с этой болью.

Черт его возьми! Ей надо было что-то рассказать ему, но она рассказала больше, чем намеревалась. Она почувствовала, как в глазах скапливаются слезы, но давно уже научилась их сдерживать, и сейчас их сдерживала, чтобы не показать ему свою слабость. Она не знала почему, но это казалось очень важным.

Квинн почувствовал себя так, словно его ударили. И подозревал, что впереди еще один удар. Он поверил ей. Такая глубина чувства была в ее словах, что невозможно было представить, что она играет какую-то роль. Почти против воли он положил руку ей на плечо.

– Что же произошло?

– Вскоре после того, как вы уехали, отец решил, что мы слишком дружны с Лизой. Он продал ее. Ей было шесть лет, – горечь наполняла ее слова. – Ей было шесть лет, а ее заковали в цепи и увезли от мамы, от родного дома и от… от меня. И все потому, что я ее любила, – боль в ее голосе была неподдельной. – Потому что я любила ее, – повторила она шепотом, и одинокая слеза побежала по ее побледневшей щеке. – Это я виновата, только я, – она никогда еще не говорила этого вслух, но чувство вины всегда жило в ее сердце. И сейчас оно выплеснулось наружу.

Квинн сострадал ее боли и чувству вины, с которым она прожила столько лет. И он познал бремя вины. Как тяжело оно было! Если бы не он, был бы жив Терренс О’Коннел. Пытаясь избавиться от воспоминаний, он закрыл глаза, а потом снова медленно открыл их.

Скупые слезы уже высохли на ее щеках, и то, что их было так немного, говорило о том, что горе ее было глубоким и слезы его не облегчали. Боль осталась. Резкая, безысходная. Ему отчаянно захотелось приласкать ее.