Текст книги "Аниме Взрыв. Что? Почему? Вот это да! Феномен японской анимации"

Возможно, самое (в буквальном смысле слова) диковинное оправдание наготы (для того времени, во всяком случае) дает телесериал 1996 года «Те, кто охотятся на эльфов» (Those Who Hunt Elves)[85]85
  Некоторые сведения взяты из «Тех, кто охотится на эльфов» Аарона К. Доу в Animerico 8, по 8 (September 2000): 16.


[Закрыть]. История напоминает множество других аниме-сериалов, в которых люди из одной культуры (обычно современной Японии) оказываются в незнакомом месте (обычно воображаемом). В данном случае в сказочное царство попадают три человека: мускулистый каратист Рюдзудзи Джунпей, ученица средней школы и фанатка оружия Рицуко Иноуэ, а также оскароносная актриса Айри Комияма. Эльфийская жрица Сельсия начинает церемонию, призванную отправить их обратно, которая включает в себя наложение заклинания на ее собственное тело. Однако замечания Джунпея о внешности Сельсии приводят к тому, что она выходит из себя прямо посреди церемонии, и заколдованные фрагменты летят на тела пяти других эльфов. Не зная точно, на какие именно пять они попали, троица землян решает раздевать всех эльфов, которых они встретят.

Подходить к кому-то и требовать, чтобы тот разделся весьма оскорбительно, но это нейтрализуется явным абсурдом ситуации, как в «Ранме ½». Трех землян в их поисках фрагментов сопровождает Сельсия, чей взрыв раздражения в начале сериала привел к еще одному бедствию: она превратилась в собаку. К ним прибивается Микэ – дух кота, переселившийся в танк.

В этой компании есть некоторая драматичность и даже пафос. В одном эпизоде молодая эльфийка действительно умоляет захватчиков раздеть ее догола. Желая защитить свою деревню от разъяренного монстра, она надела магические доспехи. Казус заключался в том, что она не могла их снять. Она говорит людям, что три года не принимала ванну (и аниматоры подтверждают это, показывая волну зловония, исходящую от нее). После нескольких неудачных попыток освободится от доспехов, эльфийке удается не только снять их, но и (после осторожного купания в водопаде) снова надеть. Кажется, что она не может просто так бросить то, с чем уже буквально срослась за три года.

Добавьте ко всему вышесказанному целый ряд других приколов от случайных отсылок до пародий на другие аниме, и у вас будет еще один сериал типа «Ранмы», в котором нагота необходима, но не обязательно возбуждает – по крайней мере, по японским стандартам.

Однако эти занимательные, относительно невинные способы использования наготы обнаруживают проблемы, с которыми сталкиваются создатели аниме при попадании своего искусства на Запад. Демонстрация наготы у детей препубертатного возраста[86]86
  Особенно часто здесь встречаются сцены трансформации обнаженной натуры для «девушек-волшебниц», таких, как Красотка Сэмми из «Тэнти – лишний!» (Tenchi Muyo!) и Бисёдзё Сенши (Прекрасная воительница) из «Сэйлор Мун».


[Закрыть] или сексуальной активности среди юных подростков приводит к тому, что некоторые эпизоды телесериалов не выходят в эфир или фильм вообще запрещается для перевода с последующей продажей на Западе. Некоторые дистрибьюторы просто вырезают целые сцены, чтобы избежать каких-либо неприятностей, даже если рассматриваемые сцены не имеют явного сексуального содержания.

Обратная сторона этого культурного разделения в вопросе использования наготы заключается в том, что многие аниме начинались с печати в виде манги, где тоже есть свои правила. Юридическое определение порнографии в японской поп-культуре регулируется по большей части статьей 175 Уголовного кодекса Японии. Эта статья запрещает изображения гениталий, если только они не являются карикатурными или абсурдными, мультипликационными версиями[87]87
  FrederikL. Schodt, Manga! Manga!: The World of Japanese Comics (Tokyo: Kondansha International, 1983), 133.


[Закрыть]. Чтобы избежать судебных исков и юридических обвинений, изображения гениталий часто дают абстрактно. Даже в самых откровенно сексуальных манге и аниме в паху персонажа может быть пустое место или стилизованное пятно. Фаллос иногда заменяют щупальцами или ползучими лианами; моллюски изображают женские половые органы, как это было веками на японских праздниках плодородия. Как и в Голливуде, крупный план лица может сказать многое. Иногда поверх потенциально оскорбительного изображения наклеивают лист бумаги – даже если оно больше похоже на кусочек конфетти, который почти ничего не скрывает. Распространенным приемом в эпоху цифры является маскировка части тела «мозаикой» – изображением очень низкой четкости.

Как бы то ни было, иногда сцена или целая история, которая не является порнографической, рискует оказаться под запретом из-за западного представления о порнографии. В аниме «Кайт – девочка-убийца» (Kite) Ясунори Умэцу (1998 год), истории о подростках-убийцах, пришлось вырезать с полдюжины сцен, чтобы фильм не запретили в Америке как порнографический.

Глава 6
Рейтинг X[88]88
  У Американской киноассоциации существует система рейтингов содержания фильмов: в зависимости от полученной оценки зрительная аудитория может быть ограничена, например, из нее исключат детей и подростков. В данном случае рейтинг Н – hardcore anime (прим. переводчика).


[Закрыть]: жесткое аниме

Секс – это часть жизни, а в Японии – часть поп-культуры. Но манга и аниме знают, как добавить разнообразия и сохранить новизну, соединяя секс с юмором, ужасом и старомодной сентиментальностью.

Я думаю о двух произведениях искусства, ни одно из которых я не мог бы показать здесь из опасения нарушить «общественную мораль». Первое– это японская манга 1990 года, созданная Мицухико Есидой – рассказ на восьми страницах под названием «Первый посетитель» (The First Visitor)[89]89
  Mitsuhiko Yoshida, «Hajimete no Homonsha», in Manga. Comic Strip Books from Japan, ed. KyoichiTsuzuki and Alfred Birnbaum (London: Saunders & Williams, 1991), 35–43.


[Закрыть]. Мы видим девушку, идущую к двери, в которую позвонили, и она предполагает, что это ее отец. Вместо него появляется носорог, он гонится за героиней на фоне сюрреалистического пейзажа с садом на вершине гигантской спирали. В следующей сцене мы видим, как девушка извиняется перед носорогом за то, что убежала. Она сбрасывает с себя одежду и начинает, скажем так, сексуально удовлетворять себя рогом носорога. Это, конечно, сон, и в этот момент мы видим родителей девушки. Они смотрят на носорога, нарисованного дочерью и быстро понимают смысл фаллического послания, скрытого в нем. Отец спрашивает, была ли уже у нее первая менструация, и, конечно же, следующее изображение показывает темное пятно на трусах спящей девушки.

Шокирует? Имейте в виду, что Япония – это страна, где на протяжении многих столетий каждому буквально (и неизбежно) было дело до всех остальных, и что когда у девушки начиналась менструации, то по существовавшей когда-то традиции семья и друзья собирались, чтобы отпраздновать это событие ужином, на который подавали рис с красной фасолью[90]90
  Kittredge Cherry, Womansword: What Japanese Words Say About Women (Tokyo: Kodansha International, 1987), 109


[Закрыть]. Не совсем изящное, но вполне логичное наследие земледельческого народа, которому требовалось следить как за человеческим плодородием, так и за плодородием природы[91]91
  Вот еще один случай, когда Восток и Запад не совсем встречаются. В первой сцене потрясающего художественного фильма Мамору Осии «Призрак в доспехах» (Ghost in Shell), по мотивам манги Масамуне Сиро, мы подслушиваем аудиотрафик, отслеживаемый в усиленном электроникой мозге майора Мотоко Кусанаги, секретного правительственного агента. В какой-то момент помощник комментирует количество статики в сигнале. В английском дубляже она винит «незакрепленный провод». Однако в оригинальной манге и в аниме майор говорит, что у нее месячные. Изменение в английской версии совершенно бессмысленны. Дистрибьюторы, которые окрестили комедию меча-и-магии «Убийцы» (Slayers) на английском языке, не поняли, что им нужно было менять и фразу в «это время месяца», когда террористка-подросток Лина Инвере внезапно теряет свои магические силы.


[Закрыть]. Классические работы японского художественного наследия также могут быть графическими. Второе произведение искусства, о котором я думаю, относится к XIX веку и принадлежит мастеру гравюры Хокусаю, самой известной работой которого является цикл под названием «Тридцать шесть видов горы Фудзи» (Thirty-Six Views of Mount Fuji). Но и в его произведениях тоже есть сексуальность.

Хокусай, который популяризировал термин «манга», в 1814 году выпустил работу, изображавшую взрослую женщину-ныряльщицу за жемчугом[92]92
  Несмотря на то, что это графика, эту конкретную работу Хокусая показали по кабельному телевидению в сериале «Безумцы» (Mad Men). Гравюра была прикреплена сбоку на стене, но те, кто с ней знаком, узнали ее.


[Закрыть], которая запечатлена в момент отдыха, когда ее удовлетворяют два осьминога. На странице нет свободного места: все заполнено либо рисунком, либо строчками печатного текста, большая часть которых посвящена оргазму женщины: «А-А-А-А-А-А-А».

Что это – шутка или какое-то болезненное отклонение? На самом деле это ни то, ни другое. Эротическое искусство имеет долгую историю в Японии, и в классике оно получило название «сюнга» (буквально: «весенние картинки»). В современной японской поп-культуре порнографию называют «хентай» (буквально: «ненормальный» или «извращенный»), по букве Н, или попытке произнести эту букву – «этчи» (etchi). Некоторые из этих работ являлись частью «подушечных книг» (руководств, иллюстрирующих различные сексуальные позы). Другие были социальными сатирами, в которых третья сторона – иногда миниатюрный человечек – комментировал любовные безумства, которые герои совершали на его глазах. Имелись среди них и иллюстрации (вероятно, «гламурные») жизни в борделях, которые в то время являлись легальными.

Это не означает, что японская культура слишком открыта и не подвергается цензуре. По крайней мере сейчас, на рубеже тысячелетий, этого нет. Просто дело в том, что, если учитывать наследие сюнги, для легенд о сексуальных похождениях людей с демонами и другими неземными существами (от Кодзики вплоть до печально известного аниме-сериала «Уроцукидодзи» («Уроцукидодзи: Легенда о сверхдемоне» (Urotsukidoji)), и множество эротической литературы, восходящей к тысячелетней давности «Повести о Гэндзи» (The Tale of Genji)) японская культура, безусловно, «выделила» отдельное место сексуальной стороны жизни. В одни исторические периоды она принимала эту сторону более открыто, чем в другие, но японцы знают, что было бы глупо полностью отрицать сексуальность.

Основное отношение к сексу было – и в какой-то степени остается– таким: не так важен сам акт, как его последствия. Это иллюстрируют две народные сказки. Обе сосредоточены на сексе буддийских монахов, то есть на том, что запрещено Буддой, который велел своим последователям не вести нечестивый образ жизни. В этих историях монахи нарушают этот конкретный обет, но не наказываются напрямую за его нарушение. Ведь, согласно буддийскому учению о карме, каждое событие имеет свои причины и свои последствия – ничего нельзя избежать. Кроме того, обе сказки являются частью большого пласта историй, в которых монахи занимаются сексом с женщинами (при их наличии), а чаще всего с единственно доступным для них вариантом – с послушниками.

Первая история взята из Кондзяку Моногатари («Рассказы о временах, которые уже прошли» (Tales of Times Now Past)), из сборника, датируемого примерно поо годом. Это история о монахе, который был мудрым человеком и блестящим ученым. Однако у него не было ни семьи, ни благородного покровителя, и он вел очень бедную жизнь в храме на севере Киото. Каждый месяц он отправлялся в горное святилище в Кураме помолиться о том, чтобы сводить концы с концами. Так он поступал месяц за месяцем в течение многих лет.

Один раз, на девятом месяце года[93]93
  Согласно китайскому календарю, лунный новый год начинается где-то между 21 января и 21 февраля, в первое новолуние после того, как солнце войдет в созвездие Водолея. Девятый месяц – это примерно октябрь.


[Закрыть], покинув Кураму, он был на окраине Киото, когда рядом с ним появился симпатичный юноша лет шестнадцати. Монах спросил парня, что тот здесь делает.

– Десять дней назад мы с моим хозяином поссорились, и я ушел от него, – ответил мальчик. – Мои родители умерли. Пожалуйста, возьми меня с собой.

Монах согласился, сказав:

– Не вини меня потом. Я веду довольно скучную жизнь.

Весь этот и следующий день монах все чаще и чаще ощущал, что его влечет к юноше, который больше ничего не рассказывал ни о себе, ни о своей семье. Однако парень был так хорош собой, что уже на второй вечер монах начал проявлять знаки внимания. Но он быстро понял, что этот юноша вовсе не походил на других мальчиков-подростков, и на самом деле был девочкой.

– Ну и что с того, что я девушка? – спросил «юноша». – Ты прогонишь меня?

– Я не могу держать тебя здесь, если ты девочка. Что скажут люди? Что сказал бы Будда?

– Просто относись ко мне, как к мальчику. Я обещаю, что никто никогда не заметит, что я не мальчик.

Вожделение монаха к прекрасному «юноше» росло и росло. В то же время он знал, что держать девушку в храме нельзя. И все же, несмотря на свои опасения и предосторожности, он ведь был человеком, и в конце концов они с девушкой стали любовниками. Никогда в жизни монах не ощущал себя таким счастливым.

Однако несколько месяцев спустя девушка перестала есть. Она сказала монаху, что забеременела. Это огорчило монаха: он понимал, что об этом узнают соседи. Но девушка просто улыбнулась и сказала:

– Никому ничего не говори. Веди себя так, как будто ничего не случилось. И когда придет время, молчи.

Наконец настал день, когда девушка пожаловалась на боль «там внизу». Пришло время ребенку родиться. Девушка попросила монаха расстелить коврик в сарае. Она плакала от боли, а монах – из сочувствия к ней, но в конце концов она родила. Плащ закрывал ее целиком, так что монах ничего не видел. После родов девушка натянула на себя плащ, чтобы покормить ребенка. Когда она это сделала, размер свертка под плащом уменьшился. Монах откинул плащ. Он не увидел ни девушки, ни ребенка. Там был только большой камень из чистого золота. Таким образом, молитвы монаха в Кураме были услышаны. И хотя он очень сильно скучал по своей возлюбленной, но время от времени откалывал небольшие кусочки золота от камня, продавал их и таким образом мог жить в комфорте до конца своих дней[94]94
  Royall Tyler, Japanese Tales (New York: Pantheon, 1987), 221-23.


[Закрыть]. Эта история представляет модель, которая повторяется в аниме и манге, а также в японских легендах: секс со сверхъестественным существом сильно отличается от секса с человеком. Монах, который «не мог не быть мужчиной» (фраза Ройалла Тайлера), занимался сексом с мальчиками и не беспокоился по этому поводу: по-видимому, и другие монахи так же занимались сексом со своими послушниками. А вот занятия сексом с девушкой представляли большую проблему, и монах понимал, что это нарушает одну из пяти заповедей его веры[95]95
  Не воруй, не убивай, не лги, не пей лишнего, не живи нечестивой жизнью.


[Закрыть]. Однако он снова не мог ничего с этим поделать, на что и рассчитывал «юноша». Преданность монаха сначала вознаграждалась физическими и эмоциональными дарами, а затем золотом.

Сверхъестественные партнеры по-прежнему встречаются в аниме и отличаются разнообразием. Среди них Лам, девушка-инопланетянка из «Несносных пришельцев» (Urusei Yatsura)Такахаси Румико (1981), которая так бьет электричеством, что ее парню Атару приходится надевать изоляционный резиновый костюм, чтобы лечь с ней в постель. Другого персонажа – Тихаю, женоподобного «ангела», посылают на Землю, чтобы наблюдать за человеческим поведением в «Землянине» (Earthian) (1989). В сериале Тихая спит со своим партнером-ангелом, но также вожделеет ангела, превратившегося в человеческого рок-певца, и кибернетического «ангела», созданного сумасшедшим ученым. Мико Мидо, сексуальный ниндзя в сериале «Голубой девушке из Лос-Анджелеса» (La Blue Girl, 1992), тоже попадает в категорию «Н» в силу того, что ее отец был демоном. А в аниме «Обреченный мегаполис» («Столичная история», Doomed Megalopolis, 1991) рассказывается о близких взаимоотношениях не с людьми: о Юкари, изнасилованной демоном, и Кэйко—мико, или синтоистской жрицей, которая побеждает демона, становясь Каннои, буддийской богиней сострадания, предлагающей себя демону.

ТРЕТИЙ ПОЛ – ФУТАНАРИ

В порнографических аниме и манге есть уникальный поджанр, где действуют так называемые «футанари» – персонажи-гермафродиты с ярко выраженной грудью, округлыми женскими бедрами, длинными волосами, а также как мужскими, так и женскими гениталиями. В отличие от привычных трансгендеров в аниме, которые, как правило, являются феминизированными мужчинами, футанари – это фаллические женщины. У этих персонажей обычно женские имена и черты, а истории с ними, как правило, делают упор на определенные сюжетные точки, которые предполагают удовлетворение конкретных потребностей конкретной аудитории.

Такие истории чаще всего создаются додзинси, то есть любителями. Это вовсе не значит, что они дилетантские: большая часть таких произведений искусства отличается профессиональным качеством. Опять же, разнообразие историй достигается за счет использования юмора (в том числе пародий на основные манги), ужасов или романтической сентиментальности. Однако почти все их персонажи в основном женского пола на вид, с длинными волосами, пышными формами и невероятной эрекцией. Думаю, что это неспроста – указывает на аудиторию, породившую фута-истории.

Одна манга под названием «Футагами» от «Балун клаб» (Balloon Club) рассказывает о футанари по имени Мегами (очень многозначное имя, поскольку «гами» может быть вариантом «ками» и изображается тем же китайским иероглифом, что и «дух» или «бог»). В этой истории Мегами и другие фута живут в университетском кампусе в корпусе только для них под названием «Общежитие ангелов». Позже выясняется, что это безопасное место, которое организовали другие фута на факультете, которые знали, что трансгендеры, скорее всего, предадутся сексу, и общежитие было устроено так, чтобы при необходимости выполнять функции тюрьмы. Так и происходит, когда Мегами объявляет себя пророчицей культа удовольствия и призывает всех в «безопасном доме» не отказывать себе ни в чем. История заканчивается показом фасада общежития, которое кажется обычным, но в нем царит сексуальная одержимость, которая переходит в безумную оргию.

В другой истории «Копипе!»[96]96
  Произносится «ко-пи-пе» – японский жаргонный термин, возникший из английских слов copy, paste – «копировать, вставить», пренебрежительное название текста, скопированного блоком.


[Закрыть] созданной A-та Кавараем, действуют части тела, не зависящие от возраста и пола персонажа. Капризная природа играет комедию ошибок, хотя людям, претерпевающим такие изменения, это не кажется смешным.

Третья история, написанная Чунрузаном и озаглавленная «Половое воспитание» (Sex Education), выдвигает возмутительный тезис о том, что девочки превращаются японским правительством в фута в ответ на какой-то неназванный кризис. Одной из самых сложных вариаций на эту подтему является многотомный додзинси «Отчет о Дульсе» (DulceReport) от «Бихайнд Мун» (Behind Moon). Трансформация мужских или женских персонажей в фута происходит в предыстории, которая является мешаниной из генетических мутаций, кругов на полях и чего-то под названием «Проект Эден» (Project Eden). Казалось бы, все это должно наводить на мысли о телесериале «Секретные материалы», но в действительности материал служит главным образом фоном для истории двух японских подростков фута – Момоэ и Аои (которые вначале были юношей и девушкой соответственно) – их признаний в любви и оргазма. Типичный аспект такого поджанра фута заключается в следующем: чем больше фута-секса, тем сильнее эрекция и три фута длины[97]97
  91,4 см (прим. редактора).


[Закрыть] не считается чем-то необычным.

В какой-то момент герой в «Отчете о Дульсе» беседует с бестелесным голосом, возможно, это голос пришельца. Она как бы обращается к своей эрекции, называя ее «хозяин». Хотите – верьте, хотите – нет, но это важный ключ к пониманию целого поджанра.

Мне кажется, что, несмотря на жизнь в культуре, в контексте которой семья, друзья и незнакомые люди могут видеть друг друга частично раздетыми, если не голыми, подростковый возраст все равно является тяжелым временем для любого японского юноши или девушки, проходящих через это. Части тела, которые вели себя предсказуемо в течение большой части жизнь, внезапно, кажется, обретают свою собственную волю. Раз мужчина страдает от этих физических капризов больше, чем женщина, то для мальчиков должно быть хоть какое-то утешение – вера в то, что девочки страдают от тех же самых проблем хотя бы в медиасреде. Так что молодые японские мужчины (независимо от возраста, независимо от того, являются ли они достаточно взрослыми, чтобы легально читать такую мангу), которые вдруг видят, что их пенисы действуют так, будто у них есть собственное мнение, могут, по крайней мере, утешить себя предположением о том, что у девушек есть те же или похожие проблемы. В подростковом возрасте оба пола могут быть гормонально спровоцированы на сомнительное (то есть на кровосмесительные и/или однополые отношения) поведение, но при этом им говорят, что таких моделей нужно избегать, если они хотят вписаться в общество. В конце концов, это и есть цель социализации и в частности средств массовой информации поп-культуры. Порнография футанари является второстепенным поджанром только в отношении количества; ее функция ортодоксальна, как у основных аниме и манги.

Это один из аспектов японской поп-культуры, которая нуждается в дальнейших исследованиях и обсуждениях. Это также область, которую невозможно проиллюстрировать в книге для широкой аудитории.

Довольно о нечеловеческом (на данный момент). Человеческие сексуальные отношения достаточно сложны и сами по себе, как показано в истории из «Удзи Шуй Моногатари» («Поздний сборник сказок Удзи»), которая датируется началом XIII века[98]98
  Удзи – старый курортный город между двумя древними столицами Киото и Нарой.


[Закрыть]. Это история о монахе по имени Зойо, который даже не пытался вести аскетическую жизнь. В его покоях, казалось, всегда идет вечеринка. Продавцы всего и вся обожали его, так как он платил запрашиваемую цену, не торгуясь.

Зойо был очень склонен к земным удовольствиям. Они включали в себя и удовольствия плоти. Однажды он увидел человека, танцующего на празднике, и тут же влюбился в него. Он несколько раз просил танцовщика стать монахом. Сначала мальчик отказался, сказав: «Я лучше останусь пока тем, кто я есть». Однако в конце концов он согласился, став послушником Зойо и его партнером по постели.

Однажды Зойо попросил мальчика примерить его старый костюм для танцев. Одежда по-прежнему идеально подходила ему, и Зойо попросил юношу исполнить танец гаширит. Но тот забыл все движения. И вместо этого он сделал несколько шагов танца катасавара. Когда он начал неуклюже двигаться, Зойо издал вопль боли. Он понял, что, заставив мальчика стать послушником, а не танцором, он отнял у него то, что привлекало его в юноше в первую очередь. «Зачем я сделал из тебя монаха?» – сокрушался он.

Мальчик тоже заплакал: «Я же просил тебя подождать!» [99]99
  Tyler, Japanese Tales, 220-21.


[Закрыть] История о Зойо – очередной случай о том, как монах занимается сексом, но само по себе это не проблема. Проблема в том, что Зойо заставил человека сменить одну жизнь на другую и при этом потерял ту любовь, которую он пытался сохранить. Возможно, после понимания этого он и не отказался от человека в качестве сексуального партнера, но, несомненно, любая радость от встречи была окрашена печалью.

В 1590-х годах военачальник Тоетоми Хидэеси дал аудиенцию португальскому монаху-иезуиту по имени Коэльо и задал несколько откровенных вопросы о христианском поведении[100]100
  Mikiso Напе, Japan: A Historical Survey (New York: Charles Scribner’s Sons, 1972), 145.


[Закрыть]. Секс или, в частности, моногамия, не были присущи японцу из высшего класса. Не было ничего необычного в том, что он имел любовников в качестве сексуальных партнеров, помимо жены. Иезуиты не могли мириться с такой практикой, в то время как японская элита считала моногамию чуждой концепцией. (Низшие классы, как и в других странах мира, редко были полигамными, просто потому, что они не могли себе этого позволить.)

Конечно, буддийские монахи традиционно практиковали безбрачие, и некоторые это делают до сих пор, хотя в наше время большинство сект интерпретировали заповедь не вести нечестивую жизнь как разрешение на моногамный брак. Другие монахи были менее щепетильны: приходит на ум случай с Иккю Содзюной (1394–1481). Иккю занимал крайнюю позицию некоторых старых мастеров Дзен, которые, пережив просветление, стали законами для самих себя. По крайней мере, Иккю не всегда и во всем потакал своим слабостям; он оставил после себя некоторые автобиографические стихи, в частности те, что прославляют его любовную связь (начавшуюся, когда ему было за семьдесят) с Мори, слепой проституткой более чем на пятьдесят лет моложе его. В любом случае, целибат редко существовал в Японии в реальности – для духовенства или кого-либо еще.

Мы могли бы в течение нескольких дней обсуждать тему секса в поп-культуре Японии или Соединенных Штатов, но так и не прийти к какому-либо выводу, однако я хочу отметить, что количество сексуального контента (или его отсутствие) не является разумным критерием для оценки культуры. Некоторые консервативные американские политики считают, что устранение секса из поп-культуры само по себе добродетель. Во множестве социальных бед они винят слишком большую откровенность. На самом деле, если уж на то пошло, мы гораздо менее откровенны, чем Япония, в поп-культуре которой нагота и секс встречаются гораздо чаще, но чей показатель уровня преступности является микроскопическим по сравнению с таковым в Соединенных Штатах. Поп-культура в Соединенных Штатах сдержанно относится к сексу, чаще намекая, чем показывая, и зачастую эта «застенчивость» скатывается в низкопробность. Можно утверждать, что непристойные шутки в «Женатых… с детьми» (Married… With Children) или радиопередачи для тех, кто в пути с таким ведущим, как Говард Стерн[101]101
  Скандальный американский радиоведущий. Отличительной чертой его передач был черный юмор и обсуждение интимной жизни знаменитостей (прим. редактора).


[Закрыть], нанесли нашим детям больше вреда, чем откровенная нагота в «Ранме ½».

С другой стороны, в аниме существует целый сексуальный поджанр с обычными параметрами и, как правило, плюс еще что-то. Японский порнограф Онироку Дан, специализировавшийся на садомазохистских историях о подчинении, сказал, что рассказчик не может просто все время повторять одну и ту же историю снова и снова: «Обычные сексуальные эпизоды были бы слишком привычными. Как и (порнографические) фотографы, художники манги должны реагировать на рынок, предлагая сенсационную тему»[102]102
  Щит. по: Nicolas Bornoff, Pink Samurai: Love, Marriage, and Sex in Contemporary Japan (New York: Pocket Books, 1991), 365.


[Закрыть]. Сам тот факт, что публика хочет в следующий раз увидеть что-то немного другое, толкает почти всех японских порнографов, включая продюсеров хентай-аниме, к большей креативности, чтобы поддерживать уровень интереса и производить порно, которое не просто порно.