Текст книги "ОБХСС-82. Финал"

Глава 10. Жорик

К счастью, задержаться в медицинском учреждении надолго мне не пришлось. Вот что значит, договориться с нужными людьми. В данном случае, с врачами.

Я вышел «на свободу» через несколько дней. Несколько очень насыщенных дней.

Меня таскали по всей больнице на все возможные процедуры и обследования. С утра до ночи. Одной крови, есть подозрение, забрали несколько литров. Я уже начал подозревать, что моя кровь – особо ценный продукт и ее толкают «налево» через подпольных советских барыг. В качестве весьма дорогого сырья. Может, лабораторным путем в ней были найдены какие-то особенные элементы. Не знаю…

Кроме того, проверили каждый орган. Начиная от сердца и заканчивая…  Нет, это я вспоминать не хочу. В жизни мужчины, как оказалось, есть врач, о котором он предпочитает забыть. Прежде мне ни с чем подобным сталкиваться не приходилось и очень надеюсь, больше не придётся. Просто после того, как Стас сказал грустному доктору, мол, все его проблемы решаться, когда у меня обнаружится что-то очень опасное, влияющее на работу головного мозга, этот доктор на всякий случай захотел проверить даже то, что на мозг вообще никак повлиять не может.

В общем, если чекистам придет в голову выяснить, каким это образом я оказался серьёзно болен, то сомнений точно не возникнет. Мою рожу знала уже вся больница. А по количеству сданных анализов и назначенного обследования, можно реально подумать, что я не просто серьезно, я смертельно болен. Практически на последнем издыхании.

Встречать меня из больницы прибыла чуть ли не вся семья в полном составе. Впрочем, не только семья. Тоня, Андрюха, Матвей Егорыч и, конечно, Стас.

Я вышел на улицу под ручку с Соколовым. Не в том смысле, что он вывел меня, как барышню. Просто топал рядом придерживая за локоток.

– Сейчас стошнит от тебя. – Сообщил я ментенку. – Ведешь себя, как курица. Суетишься, кудахчешь. За мной мать родная так не бегала, как ты.

– Насчет «стошнит» – взаимно. Но все должно выглядеть достоверно. Кстати, домочадцы искренне верят в твой диагноз. Имей в виду.

Я чуть не споткнулся на ровном месте после такого заявления Стаса. Просто про семью даже и не подумал, если честно. Казалось, главное, впарить версию с болезнью ментам и комитетчикам. Пожалуй, еще рассчитывал сыграть на этом факте в разговоре с Наташкой. Он ведь неизбежно состоится, наш разговор. Думал, зарядить девчонке такую версию. Мол, беда подкралась незаметно. Со дня на день все станет совсем плохо. Имею ведь я право в конце своего очень короткого жизненного пути, выяснить правду. Сын – мой? В принципе, был уверен, скорее всего, да. Но Наташка должна признать это. Как факт. Я ее знаю очень хорошо. В любом другом случае будет упираться, словно баран посреди дороги. Раскорячится и с места хрен сдвинешь.

– Ты издеваешься? – Спросил я ласково ментенка. – Ты же прикололся, что семья верит в мою болезнь? Это была очень плохая шутка?

– Нет. Просто решил, так будет лучше. – Соколов невозмутимо продолжал тащить меня на встречу с горюющей родней. Даже с шага не сбился.

А я издалека уже видел, родня реально горюет. Тоня то и дело прикладывала носовой платок к уголкам глаз, утирая слезы. Андрюха стоял с таким выражением лица, будто я сейчас не сам подойду, а меня поднесут. Причем, вперед ногами. Дед Мотя выглядел сурово. Он держал себя в руках, не давая волю эмоциям. Но от этого смотрелся не менее трагично. Хоть Семена не притащили с собой. На том спасибо. Его тут ещё не хватало.

– Я просто охреневаю с тебя… – Сказал я Соколову. Потому как ничего другого на ум больше не пришло. – Ты понимаешь, что они уже напридумывали? Представляешь, во что теперь превратиться жизнь? Они ни на шаг не отойдут.

– А ты понимаешь, что так действительно будет лучше? Для них же, в первую очередь. Ещё раз говорю, все должно быть достоверно. И между прочим, то, что не отойдут ни на шаг – больше плюс, чем минус. Одного тебя вообще хрен оставим теперь. Думаю, твой батя уже выяснил, Милославский остался цел и невредим. А вот то, что на этом он успокоится, наоборот, не думаю. Значит, будут еще попытки. И нам надо выяснить, что именно у них произошло, у настоящего Жорика и Сереги. Причем выяснить максимально быстро. Как и определится с твоей особенностью. Помнишь? Почему Милосовский решение проблем свалил на тебя. И откуда он вообще узнал про свое второе «я». Короче, дел куча. Но лучше, если эти дела ты будешь решать под присмотром. Хватит. Погулял уже. До дырки в боку догулялся.

– Жорик!!! – Раздался женский крик, который прервал рассуждения Соколова на полуслове.

Это была Тоня. Она заметила меня первой. Домработница сделала шаг вперед, собираясь побежать навстречу, но тут же растерянно остановилась. Рука с платком снова поднялась, прижимая ткань к глазам.

– Мляха муха… – Пробормотал я себе под нос.

– Георгий… – Матвей Егорыч быстро двинулся к нам с Соколовым. Подошел. Крепко пожал мою руку, глядя прямо в глаза. – Не бои́сь, Георгий. Заберем тебя в Зеленухи. У нас бабка есть в соседней деревне. Хорошая бабка… Говорят, с того света людей возвращает. Испуг отливает на раз-два.

– Матвей Егорыч, ну, что за глупости говорите! – Андрюха не отставал. Вслед за дедом тоже рванул ко мне. – Взрослый человек. Партийный. А говорите, бабка…  Просто Жорику надо в деревню. Чтоб воздух, молочко свежее, огурчики с грядки. Чтоб покой и тишина. Никаких волнений. Сразу станет легче. Там батя, он не бросит. Баньку будем каждый день… Мамка пироги будет печь.

Голос братца подозрительно дрогнул.

– Батя… мамка… – Передразнил Матвей Егорыч Переростка. – Вот прямо помогут они. Гляди-ка.

– Так, товарищи семья, не мешаемся под ногами. – Стас рукой отодвинул деда Мотю. – Необходимо болящего транспортировать домой. Вот и авто уже на месте. Прибыло.

Соколов рукой указал в сторону стоявшей неподалеку «Волги».

– Это откуда? – Я покосился на Стаса. – Не припомню, чтоб мы были счастливыми обладателями машины. Только не говори, что за эти несколько дней выиграл в лотерею.

– Ты теперь многого не припомнишь. – Тихо хохотнул Соколов. Шутник, блин. А потом громко добавил. – Олега отец помог. Исаева. Я же был у него. Вот, дал автомобиль с водителем. Чтоб тебя, страдальца, с комфортом домой отвезти. К назначенному времени сюда подъехал, как и договаривались.

За рулем «Волги» и правда сидел незнакомый парень.

– Эх… жаль всеми не усядемся. Ну, вы Тоню с собой берите, а мы с Андреем своим ходом. – Матвей Егорыч собрался развернуться и топать в сторону метро.

– Ээээ… нет! – Стас, не выпуская из рук мой локоть ухитрился поймать деда за пиджак. – Знаю я Вас. Успел понять, что к чему. Если Вы с Андреем своим ходом отправитесь, я потом задолбаюсь вас по всей Москве искать. И хорошо, если не придётся в очередной раз краснеть, забирая из какого-нибудь отделения милиции. Нет уж. Давайте, загружайтесь. Всеми. Жорик пусть вперед садиться. Вы все сзади. А я вот, как раз, своим ходом. В отдел заскочу. Был там вчера, но просили после того, как Жорика заберу из больницы, снова появиться. И ещё, в магазин надо.

Соколов многозначительно посмотрел на меня. Судя по всему, информации накопилось много. Мы не успели поговорить, потому что, когда он пришел в палату, там помимо больных, был еще мой лечащий врач. Вернее, целых два врача.

Первый – из хирургии. Этот доктор заверил, что все хорошо. Заживает на мне, как на собаке.

Второй врач – из отделения, название которого я так толком и не понял. То ли нейрохирургия, то ли неврология. Вот он сказал, что все плохо. В результате срочно пройденного обследования стало известно, в голове у меня какая-то хрень. Тут я немного потерялся в терминах. Но это особо и не имело значения. Главное, что доктор говорил уверенно и громко. Каждый находящийся в палате отлично расслышал все сказанное. Соколов просто стоял молча и с умным видом кивал. Периодически вздыхал, прижимая руку к груди, а затем повторял одно и то же.

– Ну, как же так! Такой молодой… жить бы да жить…

Голос у Соколова в этот момент звучал особо по-ублюдски. Причем, ментенок явно переигрывал. Слишком уж демонстративно он горевал. Когда эта фраза прозвучала от него в пятый или шестой раз, я просто незаметно пнул его ногой.

Доктор, который уверял, что все плохо, еще несколько минут перечислял термины, пугая окружающих незнакомыми словами, потом сказал, мол, наблюдаться надо постоянно. Обследование еще не окончено. Некоторые результаты будут известны чуть позже. Поэтому, требуется держать руку на пульсе. Дословно. Так и выразился. Руку на пульсе.

Дедок, который лежал со мной в одной палате, вздохнул, а потом заявил, мол, вот как бывает. Пословица «Не было бы счастья, да несчастье помогло» наглядно на моем примере сработала. Не окажись я в больнице из-за нападения, волей случая, мог бы и не узнать про тяжкий недуг. Но теперь-то все иначе. Теперь врачи непременно помогут. Вот и не верь после этого в судьбу.

Короче, провожать меня вышло до хренища народу. Люди в соседних палатах шепотом начали интересоваться друг у друга, что за важный товарищ, этот молодой пацан.

Впереди шли я и Соколов. Рядом – два доктора. Нам в спину махали руками мои бывшие «сопалатники»

– И что это, млять, за цирк? – Успел я спросить у ментенка прежде, чем мы загрузились в лифт.

– Это, Мажор, твое стопроцентное алиби. Когда чекисты начнут проверять, а я тебя уверяю, они точно начнут, все совпадёт тютелька в тютельку. Попал в больницу после бандитской пули…

– Какой пули, клоун? – Перебил я Соколова.

– Нет, ну, что ты за человек… не даешь воображению разгуляться. Хорошо. После бандитского ножа. Не суть. В общем, ты оказался в больнице, и совершенно случайно у тебя нашли серьёзную болячку. Все. Не подкопаешься. Кстати, насчёт хорошей съёмки Исаев-старший обещал помочь. Так что доктора мы отблагодарим, а он нам еще сделает все, что необходимо.

В этот момент приехал лифт со злобной женщиной, которая, наверное, в лифте жила. Все время, когда надо было спуститься или подняться, дверь открывала именно она. Сменщицы у нее не имелось. Поэтому Стас заткнулся.

А когда оказались на улице, там уже стояла делегация встречающих. Они сменили делегацию провожающих. Поэтому толком с Соколовым обсудить ничего не смогли. А те дни, когда меня гоняли по больнице, он не появлялся. Был занят, так понимаю. Решал все вопросы. Как минимум, договаривался с отцом своего товарища и смотался в отдел.

– Жду тебя дома. Все расскажешь. – Я тоже ответил Стасу со значением. Мол, шустрее приезжай, интересуют новости.

Мы загрузились в машину. Меня, как самого страдающего, усадили на переднее сиденье, рядом с водителем.

Андрюха, дед Мотя и Тоня уселись сзади. Домработница все время жалобно всхлипывала, за что постоянно получала от Матвея Егорыча одну и ту же фразу.

– Антонина, возьми себя в руки. Чай, не хороним никого.

После слова «хороним» эффект получался обратный. Тоня не успокаивалась, как планировалось, а наоборот, начинала всхлипывать чаще и громче. В конце концов дед Мотя пообещал высадить ее у ближайшей подворотни. Потому что в машине уже, как на корабле. Укачивает на волнах от обилия влаги. И пойдёт тогда Антонина пешком.

Тоня ещё раз нервно всхлипнула, а потом замолчала. Идти пешком она точно не хотела. Либо опасалась оставлять меня, бедного и несчастного, без присмотра.

Вежливый парень, который сидел за рулём, быстро домчал нас по нужному адресу. Даже выскочил из машины, обежал ее и открыл мне дверь. Я, правда, не понял, на кой черт. В чем прикол? Это я смотрюсь настолько серьёзным человеком в его глазах или просто хреново выгляжу?

Мы выбрались на улицу. Я хотел потянуться, но только развёл руки, рядом оказалась Тоня.

– Жорик, что такое? Болит? Где? Что? Затекли конечности? Голова кружится?

Я заверил домработницу, будто чувствую себя просто прекрасно. А про себя подумал, Соколов, может, и прав. Может, действительно домочадцам лучше верить искренне, будто я болен. Но…  Терпения точно придётся набраться. Много терпения. Если при каждом вздохе вокруг меня буду прыгать вот так, я взвою.

– Ох ты ж мать моя и твои пассатижи… – Выдал вдруг Матвей Егорыч, резко остановившись.

Хотя мы уже коллективно направились к подъезду. Причем голову дед повернул в определённую сторону, направо. И смотрел теперь туда, не отрываясь.

Я проследил за его взглядом. На углу дома стояла Наташка. Она пялилась прямо на меня, но при этом выглядела очень несчастной и расстроенной.

– Вот тебе и никаких волнений… – Высказал Переросток общую мысль. – Сейчас все будет по полной программе. И волнения, и драма с трагедией.

Глава 11. Стасик

На самом деле, подсуетился я за эти несколько дней неплохо. Просто пока что не стал говорить Мажору. Зачем волновать человека раньше времени? Вот вечером соберёмся, сядем, все обсудим. Тихо, мирно. При свидетелях он сильно бесится не будет.

Просто знаю точно, не все мои поступки и решения ему понравятся. Особенно то, что я рассказал Наташке о случившемся. Есть ощущение, Жорик меня не поблагодарит за вмешательство в его личную жизнь. Уже неплохо его знаю. И могу предположить, как он хотел бы обыграть свое появление в данном случае. Скорее всего там была бы какая-то красивая сцена, в которой Мажор предстанет перед этой особой с цветами и подарками, с перевязанным ранением и тоской в глазах. Она плачет. Он не плачет, потому что мужчины не плачут, но непременно страдает. Короче, все должно быть феерично. И непременно понты́. Без понтов вообще никак.

Я подумал и решил все за Мажора. Ибо ситуация не просто вышла из-под контроля, она вообще понеслась в сторону, откуда, боюсь, нам выбраться будьте еще сложнее. Хотя и без того вокруг – сплошная засада. Прискорбно признавать, но имеется основательное подозрение, нам нужна реальная помощь.

На следующий же день после того, как посетил Мажора в больнице, договорился с врачами, первым делом отправился в магазин. Встал рано, собрался и смылся из дома, пока все спали.

Для начала было интересно, как поведет себя директор гастронома и что там вообще изменилось. Если изменилось, конечно.

Ну, а вторым пунктом программы была непосредственно Наташка.

С моим тезкой все оказалось загадочно и непонятно. Увидев меня среди остальных грузчиков, он кивнул, здороваясь. Посмотрел, может, чуть пристальнее, чем на остальных. Поинтересовался, как дела, но тоже вроде не лично, а в общем. И… все. Ни тебе вопросов, ни элементарного любопытства, почему я сказал ему то, что сказал при прошлой встрече. За предыдущий день я отчитался. Мол, занимался оформлением, что было правдой. Успел метнуться сразу после больницы. Единственное, за весь день к директору не явилось ни одного посетителя. А сам он буквально через пару часов уехал из магазина.

С Наташкой наоборот все вышло совсем не так, как ожидал. Оказывается, «добрые» соседи рассказали ей о том, что произошло.

В итоге, это не я принес ей горестную весть, а она, едва выдалась возможность, схватила меня за локоть и потащила в подсобку.

– Что с ним?

Вот так просто. Сразу к делу. Ни тебе «здравствуйте», ни «как дела».

– Он в больнице.

Ну, я тоже не стал изображать из себя дурачка. Очевидно, о самой ситуации Наташка в курсе.

– Я поняла, что не на курорте. Что с ним? В какую грязь он вляпался?

– Слушай… Думаю, тебе лучше поговорить с ним. Там все сложно.

Я, конечно, планировал рассказать Наташке о страдающем Милославском, но исключительно в отношении чувств. А никак не о всем дерьме, творящемся вокруг нас. Тем более, до того, как Мажора подрезали, он собирался вообще покаяться во всем. В том числе, уж не знаю как, рассказать, что Жорик это как бы не совсем Жорик. Соответственно, пусть сам и разгребается. В это я точно лезть не буду.

– Сложно? – Наташка фыркнула, потом оглянулась через плечо, проверяя наличие свидетелей разговора. Свидетелей не было. – С ним всегда все очень непросто. Не парень, а какой-то ходячий несчастный случай. В какой он больнице?

– Так… Подожди. – Я быстро прикинул в голове одно к другому и решил, зазнобе Мажора делать рядом с ним сейчас нечего. Особенно, в свете того, что ему сказал чекист. И так Наташка, можно сказать, в зоне риска. Вот только в открытую я ведь ей это не могу заявить.

– Что ждать? Что?! Пока он будет идти, упадёт на ровном месте и разобьет себе голову? А потом снова ни черта не вспомнит?

Девчонка явно нервничала. Может, она Жорику и демонстрировала с первого дня их новой встречи здоровый крепкий пофигизм, но это не так. Мажор ей небезразличен. Это факт. Вон ее как кроет. Даже губы немного дрожат. То ли от волнения, то ли от желания прибить Милославского. Чтоб уже раз и навсегда. А не вот эти качели с периодичностью в пару лет.

– В общем, так скажу. – Я тоже повертел башкой, проверяя, не подслушивает ли кто-то нашу беседу. – Все реально очень сложно. Думаю, он сам тебе расскажет. И… подсказывает мне чуйка, ты сильно изумишься. Мягко говоря. Но сейчас тебе нельзя в больницу. Просто поверь. Нельзя. Плохо будет не только ему, но и вам, с сыном.

Наташка аж отпрянула, услышав про ребенка. Не ожидала, наверное. Значит, эту деталь ей соседи не поведали. Что сдали ее с потрохами насчёт пацана.

– Откуда ты знаешь? – Голос у нее дрогнул.

– Андрей. Он рассказал, что было до того, как Жорика пырнули. Милославский к тебе ведь не просто так пришел в тот день. Хотел поговорить, как раз. Тебя не было. Соседи рассказали, где ты есть.

– А он знает? – Наташка отвела взгляд, уставившись куда-то в стену, а потом, усмехнувшись, добавила. – Знает.

Она сама же ответила на свой вопрос, не дожидаясь, что скажу я.

– Это не мое, конечно, дело, ни о чем тебя спрашивать не буду. Но… ты же должна была понимать, рано или поздно все вскроется. А вообще, по-хорошему, вам реально просто надо нормально поговорить. Давай так. Когда буду забирать его из больницы, предупрежу тебя. Вот как раз и встретитесь. Хорошо? Просто поверь мне на слово. Еще раз говорю. Не надо тебе ехать в больницу.

Наташка посмотрела на меня несколько секунд молча, кивнула, потом развернулась и ушла в торговый зал. Все-таки девчонка нормально соображает головой. Наверное, я Мажора понимаю. Не стала устраивать истерику, рыдать, причитать, задавать тупые вопросы. Поняла все с первого раза, без лишних объяснений.

Глядя Наташке вслед, я невольно задумался о том, что, наверное, при других обстоятельствах, Жорик мог бы с ней создать настоящую семью. Ячейку, так сказать, общества. Она, эта симпатичная, светловолосая особа, подходит ему исключительно. Именно в плане того, что в головой у нее все в порядке. И с характером тоже. Такая и нужна Мажору. Это, как по написанному, и тыл, и плечо, и настоящая подруга по жизни.

– Стас, ты чего задумался тут? – Михалыч, который вывернул из-за угла, остановился рядом. – Идём, там рыбу привезли. Надо быстро все раскидать.

Я без лишних разговоров двинул вслед за грузчиком. Думать можно сколько угодно о Мажоре, о Наташке, но будущего у них нет. Рано или поздно мы все равно вернемся обратно. Так ведь уже было. Соответственно, мечтай, не мечтай…  Или, как говорится в старой народной присказке, голосуй, не голосуй, все равно получишь…  Ни черта. Так и тут. Мажора даже в некотором роде жаль. Я бы, если честно, точно такого не хотел. Встретить женщину, которая исключительно мне подходит, влюбиться в нее и знать, что это все – временно. Что вместе нам не быть, один хрен, а меня, того и гляди, выкинет обратно в будущее. Почти на сорок лет вперед. И шансов никаких. Вообще никаких. А потом жить, смотреть на всех тех телочек, которые кружат рядом и вспоминать Наташку.

Ясное дело, Мажор для многих – лакомый кусочек. Для особо женского пола имею в виду. Тут и бабки, и семья, и положение в обществе. Но и особы эти – определенного склада. Учитывая круг, в которых вращается мой олигархический товарищ, там вряд ли можно найти что-то настоящее. Деньги к деньгам, как говорится. Либо красивая кукла, у которой за душой не особо много имеется. И в данном случае я не только про бабло.

Короче, Мажора мне стало вдруг искренне жаль. Чисто по-человечески. А потом очень неожиданно, совсем внезапно, пока я нес ящик с рыбой от машины до холодильников, в башке вдруг всплыла Катенька. Та самая. Дочь нашего с Соколовым комбрига. Реально. Я чуть не всандалился в угол. Просто топал по коридору, с коробкой в руках, и в голове появилась картинка. Катенька идёт по парку. Ее легкое платье слегка треплет ветер, волосы развеваются. Прямо сцена из долбанного романтичного фильма о любви.

Внутри возникло какое-то странное ощущение. Нет, мы как бы с Соколовым тоже не пальцем деланые. Эмоции, чувства, нам не чужды. И Катенька достаточно сильно запала нам в душу. Но в отличие от Мажора, четко понимал и понимаю, какая, на хрен, любовь в 1982 году, если сам я вообще из другого времени. Зачем думать о том, что невозможно и нереально. Только нервы себе трепать. Поэтому то чувство, которое в моей душе вызывала Катя, с самого начала было жесточайшим образом растоптано и заперто за семью замками солдатским кирзовым сапогом. Я вообще не собираюсь потом в каждой встреченной женщине искать дочь комбрига. Особенно, если учесть, что так-то скоро уже пора и о семье подумать. Мать достала своими причитаниями, как жизненно необходимы ей внуки.

И вот с какого хрена именно сейчас, после разговора с Наташкой мне в башку упорно лезла Катенька, не знаю. Сначала подумал, что расчувствовался из-за Мажора и его истории. А потом, буквально через несколько шагов, осенило. Катя была здесь, в Москве с братом. Они приехали к деду, который у них какой-то военный. Но в отставке. А потом пацан, Алёша, по-моему, доверительно сообщил, будто их дедушка бывший разведчик. Но и самого этого товарища я тоже запомнил. Деда, в смысле. Беседа у нас с ним состоялась прелюбопытная. Дед точно непрост. Вот прям совсем непросто. Могу дать на отсечение не только руку, но и сразу две ноги, может, он военный, вот только не обычный, а из очень серьёзных структур.

Пока таскал рыбу, лихорадочно соображал, какие тут у них сейчас структуры могут быть серьёзными. Кроме чекистов и ментов. Контрразведка? Разведка? Они вроде тоже часть Госбезопасности. Типа, отделы Комитета. И вроде бы, все это – другая песня. Но…  Что, если у Катенькиного деда есть связи. К примеру. Знакомства. Их же не может не быть. С виду он показался мне достаточно приличным товарищем. Хиорым, но порядочным. Странное сочетание и тем не менее. Причем хитрость его определенная. Хорошая хитрость. Опыта личного в ней много.

Понятно, просто так не явишься, на голову все не вывалишь. Ни Катеньке, ни ее деду. Но… можно прощупать почву. Потому как на сегодняшний день у нас с Мажором нет ни одного человека, наделенного хоть какой-то властью, которого можно условно назвать соратником. Не считая отца Исаева. Но там и так человек помогает по мере возможностей. Да и потом втравливать его в это дело – мысль хреновая. Сто́ит вспомнить, что бо́льшая часть всей паутины плетется вокруг Гришина, первого секретаря. А Исаев-сташий у нас – второй секретарь. С моей стороны это было бы совсем уж как-то по-свински.

В общем, мысль о Катеньке упорно засела мне в голову. И что странно, желание встретиться с ней стало каким-то навязчивым. Оно оставалось ровно до обеденного перерыва. Пока я не вышел перекурить во двор, расположенный с черного входа магазина.

– Интересно девки пляшут…

Сначала даже подумал, показалось. Потому как голос принадлежал Матвею Егорычу, которого тут быть как бы не должно. Я обернулся и посмотрел в сторону арки, выходящей на улицу. Там с довольным лицом стоял дед Мотя. Рядом – Андрюха.

– А я главное, думаю, дай посмотрю, куда это наш Стас рванул спозаранку. Думал, на работу. Оно и правда оказалось на работу, только не на ту. Вы же с Жориком в милиции служите? Али милиция у нас теперь по магазинам коробки носит на добровольных началах?

Матвей Егорыч неспеша приблизился. Рожа у него была хитрющая, будто он охренеть какую тайну узнал. Хотя, если так посмотреть, то и правда тайну.

– Следили? – Я с деда, конечно, просто в осадок выпадаю. Никак ему не сидится спокойно. И главное, по уму все сделали. Дождались, пока я уйду из дома, потом рванули следом. Причем, совершенно незаметно.

– А то… – Матвей Егорыч подошел совсем близко. Андрюха топал за ним. Лицо у него было слегка виноватое. Мол, он не сам, его прину́дили.

– Что прикажешь делать, если вы с Жориком правды не говорите. А я тебе так скажу, без причины в людей всякая шушера ничего не втыкает. Вот пришлось мне, старому, больному человеку, суетиться. Сколько уже прошу, расскажите. Ведь яснее-ясного уже. Попали вы с Жориком между жерновами. Того и гляди перемелет в муку.

– Ну, да… ну, да… – Я со значением окинул деда взглядом. Потому как этот «старый и больной человек» троих молодых и резвых стоит.

– Так вот, у меня созрел вопрос… – Матвей Егорыч пошамкал губами, тщательно изображая из себя безобидного старика. – Какого черта у вас происходит? Почему ты здесь? Я ведь уже который раз любопытствую. А ответа все нет. И про то, что в Зеленухах нашли, толком не отвечаете. И за каким дьяволом вообще все это было? Оно раньше, может, и весело получалось, но теперь-то совсем не смешно. Жорика, вон, оприходовали. Чего ждёте? Пока совсем все плохо закончится?

– Да Вы бы дома сидели лучше. Оно и волнений поменьше. Ничего не происходит. Ясно?

Матвей Егорыч прищурил один глаз, разглядывая меня с усмешкой.

– Слушай, Стас…  Случай расскажу…  После войны, одно время работал я на заводе. Стоял он на окраине районного центра, и возили нас туда на служебных автобусах. И был в нашем цеху один дядька. Мироныч. Лет пятидесяти. У дядьки была замечательная особенность – он врал. Врал виртуозно. Будто родился для этого. Представь себе. Он был гений вранья. Именно не обмананывал, а врал. Понял? Бескорыстно. То есть никакой выгоды не преследовал при этом. Своего рода баечник. Все его прекрасно знали, и любили именно за это. Интересно было его послушать иной раз.

Так вот, приехал наш автобус, выгрузились мы возле проходной, стоим-курим-травим. И тут мимо бежит Мироныч. Один мужик ему, значит, и говорит со смехом: «Слышь, Мироныч, соври-ка че-нибудь!»

«Данутянах! Некогда мне. Там Куликовский пруд спустили, рыбы полно. Надо быстрей отпроситься у мастера, и мешок еще найти. А то ребятня все растащит!» – Это Мироныч прямо на ходу выпалил. А сам, значится, скрылся на проходной. Мужики охреневшими глазами посмотрели друг на друга, и не сговариваясь ломанулись в сторону Куликовки, забив на мастеров, план и прочие прелести. Рыба! Много рыбы! И все даром! Кто ж откажется?

Я остался в цеху их прикрывать. Через час вернулись злые, как черти мужики. А Мироныч, бегая от них по цеху, орал: «Че вы, мля! Сами же просили соврать!»

Врунов я с тех пор повидал много. Сам грешен. Но чтобы вот, на лету, не задерживаясь ни на долю секунды, наипать два десятка прожженных мужиков по их же собственной просьбе! Это высший пилотаж! Так вот к чему я это…  Тебе, Стас, до Мироныча, ой, как далеко. И трындеть ты совсем не умеешь. Пытаешься, но выходит херня. Поэтому, давай-ка мы поговорим честно. Откровенно. Жорик нам не чужой человек. Сам знаешь. Да и потом… Он ведь не просто так в Зеленухи приехал. За помощью. Даже при том, что ни черта в тот момент не помнил. Ежели не сбрехал, конечно. А похоже, что не сбрехал. Тайны ваши, это – здо́рово. Но тебе не кажется, что вдвоем вы уже не справляетесь. Или что ждете? На самом деле? Пока Жорика точно на тот свет отправят?

Я слушал Матвея Егорыча молча. Соображал. А потом решил, почему нет? Дед прав. Ситуация такая жопная, что выхода из нее пока не видно. Всю правду, конечно, сказать деду и Андрюхе не могу. А вот о Милославском…  О чекистах и ментах, об отце, который Аристарх…  Что мы теряем? Да ничего. Матвей Егорыч, несмотря на все его цирковые номера, к Мажору относится искренне. Хорошо относится.

В общем, я пообещал Матвею Егорычу с Андрюхой, что вечером все расскажу. И обещание сдержал.