Текст книги "Шесть часов утра"

Семафор и Дискотека

Через три года в корпорации случился малопонятный скандал. Совладелица бизнеса с белорусской стороны пришла в офис с тортиками и огромным букетом цветов.

– Уважаемые мои, любимые сотрудники. Мне было с вами очень приятно работать, но возраст берёт своё. Хочется уже лежать в шезлонге на берегу моря, а не вот это вот всё. Поэтому я решила передать свою долю нашим немецким партнёрам, а сама ухожу на пенсию. Уверена, что вы все ценные сотрудники и никаких увольнений не последует.

Офис напрягся. Повеяло переменами и выходом из зоны комфорта. За моей спиной замаячила тень рептилоида Миши Воронова со своим пальцем. У выхода из офиса мигом организовалось неформальное собрание, окуталось табачным дымом и за десять минут обсуждения перешло от «не дрейфить, прорвёмся» до «нам всем трындец».

Через неделю в офис примчалась команда эффективных менеджеров из Москвы, которые первым делом уволили коммерческого директора. А уволили по одной, но весьма веской причине. Когда мы всей троицей Беларусь‒Россия‒Украина приезжали к немцам на отчётное собрание, то наше мероприятие почти всегда происходило по одной и той же схеме.

Выходил директор российского филиала, разворачивал схемы и диаграммы. Торжественно, с довольной улыбкой вещал:

– Уважаемые коллеги, за прошедший период мы потратили на рекламу и маркетинг сто тысяч евро и… (он делал эффектную паузу) сумели просесть в продажах всего на 2 %. То есть в сложной обстановке удержали рынок.

Немцы сдержанно хлопали.

После него выходил украинский директор. Вещал так же торжественно:

– Уважаемые коллеги, мы потратили на рекламу и маркетинг сто пятьдесят тысяч евро и… (не менее эффектная пауза) сумели просесть всего на 1 % (тут он с насмешкой переводил взгляд на российского директора).

Немцы снова сдержанно хлопали.

После этого выходил наш директор и с плохо скрываемым раздражением ворчал:

– Уважаемые коллеги. На рекламу и маркетинг деньги нам зажали, поэтому мы потратили на всё это кучу нервных клеток. Но в результате наш продукт остаётся препаратом номер один в регионе, и продажи выросли на 3 %.

Тут вскакивал кто-то из «итальянцев» и начинал размахивать руками в сторону московского и киевского директоров:

– Вот, вот видите?! Вот можно же работать? Можно?

Естественно, москвичи нас терпеть не могли. Мы со своими планами и маркетингом не давали им спокойно пилить рекламный бюджет.

Получив в полное распоряжение белорусскую долю, немцы не стали напрягаться и отдали нас на откуп Москве. Результат был очевиден. Эффективные менеджеры прошлись по филиалу комбайном. Переселили нас в более скромный офис на окраине, срезали зарплаты. Посмотрели, что мрачные белорусы продолжают ходить на работу, и задумались, как бы ещё напакостить, чтоб окончательно «модернизировать и оптимизировать». На наше счастье, в этот момент у них дома грянули какие-то проблемы, и эффективные менеджеры умчались модернизировать к себе в Москву.

Мы выдохнули и по старой белорусской традиции принялись приспосабливаться.

В первую очередь нужно было найти коммерческого директора. В офис зачастили важные дядечки в дорогих костюмах и коротко стриженые дамы с суровыми лицами. На узкой и неудобной парковке мы боялись разворачиваться, чтоб ненароком не зацепить «мерседес» предполагаемого начальства. Собеседования проводила девочка-айчар из Москвы, которую оставили прикрывать скромной грудью дырки в наших баррикадах. Генеральный директор, который всегда, собственно, выполнял функции свадебного генерала, почти не показывался в офисе, а если появлялся, то торопливо выпивал чашку кофе, обходил кабинеты, поддерживая всех ободряющей улыбкой, и сливался в неизвестном направлении.

А работать надо.

Решения принимали коллегиально, собирая «мозговой штурм» из двух замов директора и начальника маркетинга. И всё скрипело, шаталось, но, назло всем врагам, ползло вперёд.

Наконец на одно из наших совещаний забежала девочка-айчар.

– Ура, я, кажется, нашла!

Мы недоверчиво на неё покосились.

– Замечательный специалист, десять лет работы в продажах, отличные показатели на предыдущих местах. И просто очень душевная женщина.

– А где, простите, ранее работала эта душевная женщина? – уточнил начальник отдела маркетинга.

– В компании «Интернешнл оил-корпорейшн», – бодро отчеканила айчар. – Ну вы, готовьтесь, она через неделю приступит. Ух, заработаем!

И убежала в другие отделы хвастаться.

– …корпорейшн, – загуглил зам по ритейлу. – Так, компания занимается продажей оливкового и подсолнечного масла оптом. Основные партнёры – рестораны, продовольственные комбинаты и сельскохозяйственные образования.

– Колхозы, – подытожил начальник маркетинга.

– Колхозы, – согласился зам по ритейлу.

– Замечательный специалист, – передразнил девочку-айчара начальник маркетинга. – У нас тут медицина! Аптечные сети, научные конференции по стоматологии и челюстно-лицевой хирургии! А нам руководителя из подсолнечного масла!

– Прекратить истерику! – сказал я. – Коллеги, может, она действительно хороший специалист, быстро вникнет и не будет мешать нам работать. А масло… Ну, будем знать, какое масло лучше покупать в магазинах.

Мы поворчали ещё минут пятнадцать и разбежались по рабочим местам.

Я зашёл к заму по ритейлу. Тот сидел, закопавшись в груду бумажек, на экране монитора крутился скринсейвер с яркими тропическими рыбками.

– Поговорить надо, – сказал я. – Понимаю, что уже, скорее всего, поздно, но хоть попытаемся.

Зам поднял голову, стол шевельнулся, чувствительная оптическая мышь на столе прореагировала, и скринсейвер исчез.

– Удивляй меня. Хотя в свете последних событий меня уже трудно чем-нибудь поразить.

Я с сожалением глянул на экран, с которого вместо заманчивых рыбок таращились на меня тошнотворные экселевские таблицы.

– Почему у тебя на компе 20.00? Сейчас же день.

– Случайно переставил настройки на время Самоа. Хотел сначала обратно перевести, но потом решил – пусть будет. Вот представь – у меня запара, устал, как собака, мозг кипит, немцы письмами заваливают, Антонио по скайпу орёт. Гляну на время – а на Самоа вечер. Подступает бархатная тропическая ночь. Пальмы колышутся от тёплого ветра. Волна накатывает-откатывает. Романтика.

– На Гренландию переводи. Льды, морозы, белые медведи. А у тебя – запара. Тепло в офисе, и шеф всего лишь орёт, а не грызёт.

– Пришёл поручик и всё опошлил, – недовольно проворчал зам. – Выкладывай свои идеи.

– Я подумал – на фиг нам какая-то тётка из подсолнечного масла. Давай, пока немцы её не утвердили, я свою кандидатуру предложу. А что, я в компании не первый год. Прошёл путь в этом бизнесе от рядового медпреда, через регионального менеджера до руководителя отела. Опыта – выше крыши. Отправят на какие-нибудь руководящие курсы – вот и готовый коммерческий. Верно?

Зам прищурился и осмотрел меня с ног до головы.

– Хорошая идея, – сказал он. – Только не прокатит.

– Почему? – обиделся я.

– Москвичи тебя не пустят. Ты неудобный. Из команды предыдущего директора, которого они сняли. Опять работу на прежние рельсы поставишь. И будешь при бюджете на рекламу в виде «большого спасибо» выполнять и перевыполнять план. А им это не надо. Так что придёт новый директор и погонит тебя из замов и начальников отдела обратно в региональные менеджеры. Кстати, знаешь новую медпредовскую шутку? В слове региональный менеджер надо поменять букву «О» на «А». Чтоб был намёк на дальнейшие отношения с руководством.

– То есть ты против?

– Я – за, – зам опёрся локтями на стопку бумажек и наклонился в мою сторону. – Я, Паша, всегда за тебя. Но ничего у нас не получится. Я уже и заявление на увольнение, если что, наваял. И резюме на сайте обновил. У меня алименты и кредит за квартиру. Но письмецо Антонио напиши. И я подпишусь, и начальник маркетинга тоже. Да и генеральный, я думаю, не против, хотя кто его в нынешней ситуации слушает. Дерзай.

Я помчался в кабинет сочинять письмо в Германию. Оно ухнуло как в бездонный колодец. Немцы затихли, даже распоряжения стали реже присылать. Задумались. Но через неделю в наш офис явилась коротко стриженая дама в брючном костюме. Бывший коммерческий директор подсолнечного масла. Решение немецкой стороны было понятно без ответа на моё письмо.

Новая директриса первым делом собрала нас на общее совещание.

– Коллеги, – рубанула она с трибуны. – Должна признаться, что в сфере бизнеса, приближенной к медицине, я никогда не работала. Поэтому лезть с какими-то радикальными изменениями в вашу работу я не буду.

– Хорошее начало, – прошептал мне в спину начальник отдела маркетинга.

– Думаю, мы сработаемся, – стриженая сделала рукой резкий ленинский жест и перешла на лирику.

После собрания мы расходились в смешанных чувствах. Девочкам категорически не нравилась причёска нового директора и её солдафонские замашки. Бывшего военврача в моём лице эти замашки, наоборот, умиляли, навевали воспоминания о молодости и долгих речах отца-командира. Офис шептался и надеялся на лучшее.

Утром новый директор на работу не вышла.

Девочка-айчар с заплаканным лицом названивала ей по телефону, строчила сообщения в Вайбере и на электронную почту. Примерно к полудню несостоявшийся руководитель ответила, что итоговое зарплатное предложение москвичей её не устраивает, за такие деньги они могут поместить немецкие лекарства в те места, куда позволяет фантазия и воспитание.

Мы снова остались без директора.

– Паша, пиши опять немцам! – в мой кабинет ввалилась целая делегация из начальника маркетинга, зама по ритейлу и нескольких сотрудников. – Давай, пока эта московская пигалица нового председателя колхоза не нашла.

Написали. Потом ещё. В ответ – тишина.

А через неделю в офис приехал Дискотека.

Вообще звали его по паспорту Петром Ивановичем. Невысокий лысоватый мужчина под сорок. Тихий, вкрадчивый голос. Серый костюм. Большие глаза чуть навыкате. Примерно раз в пять минут по его глазам пробегало что-то вроде нервного тика. Пётр Иванович несколько раз быстро-быстро моргал. Это моргание с непривычки сбивало с толку.

– Что это у него за дискотека? – проворчал в курилке нач. маркетинга.

Мы, сотрудники медицинской части офиса, принялись объяснять про нервный тик, про гиперкинезы, но маркетолог быстро устал от всей этой врачебной ерунды, отмахнулся и веско заключил:

– Дискотека.

Прозвище нового директора зафиксировали на века.

До нас Дискотека работал в конторе, торгующей бумажными салфетками и туалетной бумагой. На третий день его правления кто-то из девочек решил зайти в туалет, находящийся в конце коридора. Туалетов у нас было два. Одним пользовались постоянно, а вот этот, в конце коридора, был неудобен, далёк от народа, поэтому туда заглядывали совсем уже отчаявшиеся сотрудники в случае, если основной был прочно занят.

Девочка открыла дверь второго туалета и негромко взвизгнула. В ответ на неё из темноты посыпались упаковки туалетной бумаги. Мы с замом по ритейлу визг услышали и по-джентльменски помчались спасать даму в беде.

Дама стояла в коридоре по пояс в рулонах туалетной бумаги, а из нутра туалета на неё продолжали сыпаться всё новые упаковки.

– Это что? – спросил зам по ритейлу, выдёргивая сотрудницу из бумажного плена.

– Я не виновата, – пискнула та. – Я только дверь открыла, а оно как посыплется.

Мы пробились через особо мягкие двухслойные баррикады и заглянули внутрь. Туалет был до потолка забит упаковками с бумагой.

– У нас же вроде специальный чуланчик для этого есть, – удивился я.

– Видимо, не поместилось, – проворчал зам по ритейлу.

– Зачем нам столько бумаги? Мы планируем от стоматологии перейти к испытаниям лекарств от кишечных инфекций?

– Несовременный ты человек, Паша, – фыркнул зам. – Наивный. Где наш новый директор до нас работал?

– В какой-то бумажной конторе.

– Во-о-от! – зам с важным лицом поднял палец вверх. – И, уходя, гражданин Дискотека наверняка прихватил тонну-две этого белого золота. А так как такого количества ему при самом шикарном потреблении на триста лет хватит, он и продал приобретение в свою новую контору.

– Да ты придумываешь, – не поверил я.

– Поспорим? – битый жизнью и предыдущими директорами зам протянул мне ладонь. – На банку кофе.

– Не буду я с тобой спорить, – вздохнул я. – Ты всё время в таких гадостях прав оказываешься.

– А почему гадость, – пожал плечами зам. – Обыкновенный бизнес по-славянски. Украл-продал, украл-продал. Глядишь – уже и олигарх.

На шум из своего кабинета выглянул Дискотека. В правой руке он держал кружку с кофе, левой прижимал к уху мобильный телефон.

– Что тут у вас?

– Да так, – зам сделал невинное лицо. – Убираемся немного.

– Ну-ну, – Дискотека шумно отхлебнул из кружки и величественно удалился обратно в кабинет. Пока закрывалась дверь, мы с замом успели услышать:

– …а он что? Говорил, больше трёх бутылок не бери. Валялся потом под диваном, как…

Окончание этой, безусловно, интереснейшей истории обрубила дверь.

На следующей неделе в офисе появилась бригада рабочих в синих комбинезонах. Офис-менеджер попыталась было встать на защиту нашей многострадальной компании, но директор выглянул из кабинета и царственным жестом поставил её на место:

– Это ко мне, Марина. Проходите.

Через час рабочие, не смущаясь присутствия в офисе двух десятков сотрудников, принялись бодро работать перфораторами, циркулярными пилами и прочим весьма шумным инвентарём.

Мы с начальником маркетинга, одурев от грохота, вылетели на улицу, покурить.

– Что они делают? – вытряхивая цементную пыль из причёски, спросил я.

– Говорят, переносят перегородку.

– На фига?

– Для оптимизации рабочего пространства. Дискотека приказал.

– Нормальное у нас было рабочее пространство! Что за ерунду он придумал?

– Иди и спроси сам. А я на встречу с клиентами поехал.

– С какими клиентами?

– Да начхать с какими, лишь бы подальше от этого дурдома.

Отдел продаж и маркетинг разбежались «по клиентам», оставив страдать бухгалтерию и несчастного офис-менеджера Марину. Наутро мы застали оглохшего главбуха, обнаружили передвинутую на полметра стену и засыпанный цементной пылью ковролин. Других изменений в офисе не наблюдалось.

– И что это было? – мрачно спрашивал нас зам по ритейлу, прячась от директора в курилке.

– Ещё увидим, – так же мрачно отвечал ему нач. по маркетингу.

Увидели действительно очень скоро. От бравых ребят в синих комбинезонах пришёл счёт, просмотрев который, наш главный бухгалтер Тамара Степановна чуть не упала в обморок. За деньги, которые требовали мастера перфоратора, можно было выстроить новый офис. Главный бухгалтер кинулась к Дискотеке за объяснениями. И уже через неделю мы узнали, что она покидает нашу компанию. А на место главного бухгалтера назначается Светочка, юный помощник Тамары Степановны.

Уходя, Тамара Степановна успела написать петицию немцам, но бюрократическая система даже в Западной Европе иногда буксует, поэтому последствия этого письма проявились ещё очень нескоро. И Дискотека успел покуролесить.

В следующий понедельник на общем собрании Дискотека представил нам нового сотрудника.

– Это Дмитрий Иванович. Мой хороший друг. Мы с ним работали в нескольких компаниях. Он будет выполнять функции моего заместителя.

Положа руку на сердце, Дмитрий Иванович был неплохим мужиком. Своеобразный, конечно. Громкий как пароходная сирена. Высокий, но какой-то нескладный, корявый, с огромными руками, которые он вечно не знал куда девать. С шуточками ниже пояса, которые никто, кроме него, не понимал. Но по-своему честный и прямой. С Дискотекой они познакомились, когда Дмитрий Иванович возглавлял отдел продаж в какой-то конторе, занимающейся строительными материалами. И вот для строительных материалов он был идеальным сотрудником. Представить Дмитрия на высоте недостроенного двадцатого этажа, рядом с какими-нибудь прорабами, торгующимся за лишнюю тонну цемента, вязанку арматуры или партию штукатурки, было очень просто. Он органично вписывался в металлопрокатный завод, цех тяжёлой штамповки, сварочную бригаду. Беда в том, что он совершенно не вписывался в такие тонкие материи как медицина.

Дмитрий Иванович вышел немного вперёд, улыбнулся и гаркнул, сразу всем протягивая свои огромные ладони:

– Дима! Будем знакомы!

На совещание в курилку сбежали даже некурящие.

– Что за снежный человек? – ужасалась офис-менеджер Марина. – У меня для клиентов шоколадки лежали в вазочке. Так он подошёл, сгрёб сразу все и ушёл, похрустывая ими. Мне кажется, даже упаковки не развернул.

– И вопросы странные задаёт, – поддержал её начальник склада. – Припёрся, ходит между стеллажей. Сколько, говорит, килограммов выдерживает один стеллаж? А я знаю?

– Ох, хлебнём мы с этой парочкой, – вздохнул начальник маркетинга. – Дискотека с другом – это прям тандем эффективных менеджеров. Сейчас начнём таблетки тоннами и ведрами отгружать. И жуткий он какой-то. Здоровенный как…

– Семафор, – подсказал начальник отдела ритейла.

– Точно. Семафор. Сладкая парочка Семафор и Дискотека.

Немного освоившись, Семафор принялся вникать в процессы. Завалился в кабинет медицинского отдела.

– Мужики, здорово! Как жизнь?

– Работаем, – осторожно подал голос кто-то из менеджеров.

– Эт хорошо! Эт отлично, что работаете! А кто в ближайшее время на переговоры едет к клиентам?

– Я еду, – на свою голову ответил я.

– А куда?

– Сеть «Свет здоровья» что-то давно заявки не присылает. Надо навестить директора.

– А как зовут директора? Может, я знаю?

– Вряд ли, – задумался я. – Надежда Викторовна зовут.

– Сейчас поедешь?

– Да, ребята коммерческое предложение доделают – и поеду.

– Так я с тобой, – и Семафор сгреб ближайший стул, уселся прямо посреди офиса и начал травить свои шумные анекдоты.

Я понял, что отмахаться от «двойного визита» не получится. Распечатал коммерческое и позвал Семафора с собой. Пока ехали, думал, как буду выкручиваться. С Надеждой Викторовной нас связывали не слишком длительные, но практически нежные отношения. До неё директором сети аптек был сам владелец, такой типичный осколок девяностых от медицины. Гражданин жёсткий, словно индейский пеммикан, резкий, как удар топора, и громкий, как пароходная сирена. Методика переговоров с ним состояла в том, чтоб не прекословить и кивать в ответ на самые безумные предложения. Владелец пережевал нескольких моих девочек-менеджеров, и тогда на амбразуру бросили меня. С моим-то военным прошлым. В первый день я разрабатывал стратегию наступления, будто план нападения на соседнее государство продумывал. И, возможно, благодаря этому с директором мы неожиданно спелись. Только после проведенных с ним переговоров я ещё дня три по инерции матерился, но это так, побочные эффекты.

Потом владельцу надоело рулить своей сетью, он упорхнул пожить на мечту всех «осколков девяностых» – Канарские острова – и оставил Надежду Викторовну руководить. Та сначала растерялась, встретила яростное сопротивление сотрудников постарше и чуть не опустила руки. На этом этапе мы с ней и сошлись. Я приехал на переговоры, и в пылу торга за очередную партию Надежда Викторовна вдруг как-то всхлипнула, закрыла лицо руками и пробормотала сквозь зубы:

– Как мне всё это надоело!

Терпеть не могу женские слёзы. Расспросил, посоветовал, поддержал. Через месяц Надежда Викторовна освоилась, стала показывать зубы и поставила всех на место. В том числе и поставщиков. Не зря её «осколок» вместо себя оставил. Увидел стержень.

Со мной Надежда Викторовна оставила какие-то особенные отношения. Торговались мы вроде бы и яростно, но с плохо скрываемой симпатией друг к другу. Впрочем, эта симпатия дальше рабочего кабинета не выходила. Я отлично понимал, что если «осколок» положил глаз на свою сотрудницу и сделал её директором неспроста, то любые мои телодвижения в данном направлении могут по старинке закончиться безымянной могилой в лесу.

Или это уже не модно? Впрочем, рисковать я не собирался.

И вот к этой «железной леди» я и прибыл с Семафором. Представились секретарю, заглянули в кабинет:

– Надежда Викторовна, здравствуйте.

– Павел Владимирович, рада видеть. Проходите.

Я только собирался в соответствии с правилами этикета представить Семафора, но тут новый зам. директора сломал весь этикет. Он широко шагнул к столу Надежды Викторовны и протянул ей свою огромную лапу:

– Дима.

– Хм, Надежда Викторовна, – директор чуть изменилась в лице, бросила на меня вопросительный взгляд.

А что я мог? Неопределённо пожал плечами.

Надежда Викторовна с достоинством английской королевы предложила:

– Кофе?

– Пивка бы, – хохотнул Семафор.

И толкнул меня локтем, мол, глянь, как пошутил.

– Пива не держим, но кофе могу предложить.

– Мне американо, если можно, – вмешался я.

– Екатерина, принесите нам американо и капучино, – скомандовала секретарю Надежда Викторовна.

– Я сразу к делу? – предложил я.

Конечно, я ломал все правила ведения переговоров, приступал к делу без обязательных «смолл-толков» и прочих прелюдий, но, во-первых, мы с Надеждой уже не первый раз скрещивали копья по поводу закупок партий товара; во-вторых, я отлично понимал, что она занятой человек, и все эти прелюдии воруют у неё время; ну и в-третьих, мне хотелось как можно быстрее утащить Семафора из этого кабинета.

Директор приняла мои правила, и мы перешли к обсуждению.

Семафор по мере сил участвовал. Он с торжествующей улыбкой посматривал то на меня, то на Надежду, в особенных, как ему казалось местах, подмигивал ей, отпускал какое-нибудь словечко. И наш диалог выглядел как настоящее сумасшествие:

Надежда: – Мы не можем согласиться на эту цену, Павел Владимирович. Я уверена, что конкурирующей аптечной сети вы передали партию товара со скидкой не менее 12 %.

Семафор: – ХМ! Скидка – эт-т-то хорошо!

Я: – Надежда Викторовна, ваша информация не соответствует действительности. Мы, безусловно, предоставляем скидку аптечным сетям, но она прямо пропорциональна объёму продукции, который выбирает сеть. Мы можем говорить и о скидке в 12 %, но тогда вы должны будете взять количество согласно предоставленной мною таблице.

Семафор: – Точно!

Надежда Викторовна чуть вздрогнула.

– Я внимательно изучила вашу таблицу. Она мне понятна. Но те объёмы, которые вы предлагаете, не соответствуют потребностям нашей сети. Они разработаны для аптек, специализирующихся на лечебной косметике. Для тех, у кого есть открытая выкладка. Вы понимаете, что при той цене, которую вы выставляете, мы будем неконкурентоспособны с той же «Горфармацией».

Семафор так возбудился, что, хмыкнув, толкнул меня локтем.

– Ну?

– Мы можем рассмотреть возможность закупки вашей сетью только тех СКЮ, которые входят в двадцатку наиболее продающихся…

И так далее, и так далее.

Минут через тридцать мы договорились о приемлемых для обеих компаний условиях, а у меня на рёбрах, с той стороны, где сидел Семафор, начал формироваться огромный синяк.

– Спасибо, что уделили нам время, Надежда Викторовна, – начал прощаться я.

– Всегда рада вас видеть, Павел Владимирович, – в тон мне ответила директор.

– Счастливо оставаться! – громыхнул Семафор, с шумом отодвигаясь на стуле от стола и стремительно исчезая за дверью.

– Павел Владимирович, задержитесь на секунду, – остановила меня Надежда Викторовна.

Я сделал скорбное лицо, готовясь извиняться за новое руководство.

– Вы не могли бы в следующий раз оставлять вашего водителя возле ресепшн. Там есть удобный диван, он вполне комфортно устроится.

– К-какого водителя? – удивился я.

– Дмитрия. Это же ваш водитель, я верно поняла? Вы не захотели оставлять его в машине, там холодно. Вот он к вам хвостом и приклеился. Или я не так поняла?

– Увы, Надежда Викторовна, Дмитрий – новый заместитель коммерческого директора нашей организации.

– Да ладно? – на миг кукольное лицо Надежды Викторовны застыло в удивлении. Глаза широко раскрылись, и в них заплескалось неверие. – Где вы его, простите за выражение, откопали?

– Дмитрий ранее занимался поставками строительных материалов. Ещё не освоился.

– Куда катится наша фармацевтика, – вздохнула Надежда Викторовна. – Я вам искренне сочувствую, Павел.

– Где наша не пропадала, – козырнул я, улыбнулся на прощание и вышел.

На улице возле машины меня перехватил Семафор.

– Ну, как я тебе помог? Здорово, да?

– Ага, – вяло отозвался я.

– Опыт не пропьёшь! Нужна будет помощь – зови ещё. Ну какая тёлка, а? У вас все такие?

* * *

Ещё немного освоившись, Дискотека начал прибирать к рукам новые процессы.

При прежнем директоре у нас был дополнительный бонус. Приходит, скажем, партия нового товара. Целая фура зубной пасты известной марки, косметика, лекарства, БАДы всякие. И обязательно часть партии – «некондиция». То коробочку крема для лица помяли при погрузке, то тюбик пасты раздавили, то жемчужины с маслом для ванны по полу рассыплются. С каждой партии такого «брака» десяток-другой упаковок. Продавать это уже нельзя, ибо нарушение целостности упаковки и вообще некрасиво, а использовать вполне можно. Так вот, всю испорченную продукцию грузчики складывали в отдельную коробку и выставляли в коридоре возле секретаря. Надо – бери. И брали, сколько хотели, ещё и оставалось постоянно. Что это за организация, которая на себе свою продукцию не проверяет. Пока я там работал, ни разу зубную пасту домой не покупал.

Дискотека «некондиционную» коробочку быстро к рукам прибрал. Не успели мы оглянуться, как она исчезла. А помятые крема и пасту грузчики по особому указанию директора стали приносить прямо ему в кабинет.

– Он что, сразу десятью пастами зубы чистит? – удивлялись мы. – И крема там столько, что можно в три слоя с ног до головы обмазываться. А есть его нельзя.

Поворчали в курилке и разошлись. А загадка открылась быстро. Позвонила мне подруга из офиса, продающего медицинскую технику:

– Ну что, Паша, скатилась ваша контора до сетевого маркетинга?

Мне обидно стало за мировой бренд, я даже как-то нахамить в ответ хотел, но решил для начала узнать, что за наезды на наш «продукт номер один».

– Рассказывай.

– Так чего рассказывать. Помнишь, лет десять назад по офисам тётки ходили с сумками. Предлагали чепуху всякую. Косметику, одежду, книги.

– Посуду, помню, предлагали, – согласился я. – Ножи из алюминиевой фольги втюхивали.

– Вот-вот. Но потом их как-то не стало. И вот сидим мы с девчонками вчера на работе, кофе гоняем. Открывается дверь, и в кабинет тётка заходит, прямо «дежавю 1996-го». Безразмерная юбка. Огромная клетчатая сумка, платок на голове. Для полной картины золотых зубов не хватало.

– Девочки, – говорит. – Не нужна немецкая косметика со скидочкой? Сроки хорошие, только коробки помятые.

И показывает нам ваш «бренд». Я даже сфоткала, сейчас перекину, посмотришь.

Я сразу понял, как решилась судьба некондиционной коробочки. Дискотека пошевелил связями в торговом мире, нащупал остатки «ходячей продажи» и скинул им наш «бренд» по сдельной цене.

Я представил, в какую истерику впали бы немцы, если бы узнали, что их нежно лелеемый бренд опустили таким уровнем продажи. Потеря репутации и всё такое. Они целую политику продаж установили. Чтоб отдельные СКЮ только в аптеках продавались как лечебная паста или косметика. Товарное соседство – только с самыми дорогими линейками. Тщательный мерчендайзинг, «стены» продукции в отдельно выкупленных и брендированных шкафах.

Пошёл к начальнику маркетинга «стучать». У того волосы на голове встали дыбом.

– Ты понимаешь, что это скандал? – сдавленным шёпотом пробормотал он.

– Отлично понимаю. Поэтому и пришёл к тебе. Что делать будем?

Маркетолог почти с ненавистью посмотрел на меня.

– Подкинули начальство, чтоб его разорвало. Генеральному стучать бесполезно. Я пишу письмо сразу немцам, верно? А ты, если что, свидетелем пойдёшь?

– Свидетелем ещё не приходилось, – ответил я цитатой из классики.

Воевать с Дискотекой не хотелось, но за бренд реально было обидно.

* * *

Долетело письмо начальника маркетинга до адресата или нет, мы так и не узнали. Но в конце квартала нас традиционно позвали в Германию для отчётного собрания. Встретили во Франкфурте-на-Майне, выделили для нашего подразделения автобус, в котором был мини-бар. Мини-бар – ошибка немцев. Семафор с Дискотекой устроились возле него и принялись позвякивать бутылочками. Дискотека успокаивал нервы для выступления перед немцами. Всё-таки рыльце у него было сильно в пушку, и в глубине души он волновался. Семафор пил за компанию и ещё от расстройства. Когда проходили в аэропорту осмотр, его отвели в сторону.

– У вас в ручном багаже какая-то жидкость. Её нельзя проносить в салон самолёта, – объяснил охранник.

– Никакой жидкости у меня там нет! – возмутился Семафор. – Воду я на входе выкинул, алкоголь, вон, в упаковке дьюти-фри. Всё по закону.

– Откройте, пожалуйста, сумку, – вежливо предложил человек в форме.

– Чего это? – не понял Семафор. – Да ну вас. Ничего у меня там нет.

Выглядел он очень подозрительно, поэтому к нам тут же подтянулись ещё трое в форме.

– Дмитрий, открой сумку, – мне кажется, даже Дискотека посмотрел на своего зама с осуждением.

– А чего они?! – обиженно проворчал Семафор.

И открыл сумку.

Таможенник покопался в ней – и вдруг выудил огромную, почти литровую бутылку с шампунем.

– Ну вот же! – с вызовом сказал он. – Жидкость!

– Какая это жидкость, – возмутился в ответ Семафор. – Это шампунь! Голову мыть!

Он искренне расстроился, когда таможня изъяла у него шампунь, пробовал ругаться, настаивать, но ему пригрозили не пустить на рейс, и Семафор нехотя затих. Теперь, в автобусе, он заливал своё горе халявной граппой.

На завод руководство филиала прибыло уже в солидном подпитии. Но тут им повезло. Немцы-итальянцы праздновали. Они наконец-то открыли в городе очередной ресторан с настоящей пиццей и вовсю забавлялись, изготавливая вручную данное блюдо по заветам великих предков.

Нас мгновенно усадили за столы, налили вина и кое-чего покрепче, вручили пиццу, вылепленную руками одного из учредителей. И вечер мягко перетёк в вечеринку. С песнями, танцами и тостами.

Меня с дороги слегка развезло. К полуночи я на пару с шеф-поваром пел «Лашатеми кантаре» и рассказывал о своей любви к Монике Беллуччи. Шеф со мной не соглашался, он предпочитал Джину Лоллобриджиду. Мы сошлись где-то в районе Клаудии Кардинале и снова дуэтом спели «Ma perke» Адриано Челентано. Провожая из ресторана, шеф обнимал меня и чуть не плакал. Правда, непонятно, то ли от нахлынувших чувств, то ли от того, что приставучий славянин наконец-то сваливает.

Наутро мне рассказали, что я отлично пел и идеально говорил на итальянском. Что очень странно. В школе я учил английский.

Руководство филиала добавило к автобусному мини-бару то, что подавали в ресторане, и тоже ушло в отрыв. Анекдоты про Штирлица, которые нас просили не рассказывать при каждом визите к немцам, полились как из рога изобилия. Почтенные герры и фрау в соседних домах, наверное, не один раз вздрагивали от выкриков Семафора: