Текст книги "Шесть часов утра"

Есть такая работа – людей лечить

Мне важнее

– Сердич, проходите.

Аня снимает очки, устало потирает веки пальцами. Пятнадцатый пациент за сегодня, в голове уже начинает шуметь, рука устала писать, а мозг – думать. А у двери кабинета ещё длинная очередь. И два часа до конца дня. Нужно поторапливаться, принимать их. А то накатают жалоб на молодого специалиста. И так за полгода уже три штуки лежит в кабинете главного врача.

Варвара Николаевна, заведующая отделением, конечно, понимает. На пятиминутках даже подшучивает над этими жалобами, напоказ грозит Ане пальцем, мол, хулиганите, девушка. А сама улыбается. Но всё рано неприятно. Аня же старается, вникает в ситуацию каждого пациента, ищет решение, разговаривает вежливо.

И всё равно жалобы. Не то сказала, не так посмотрела, не то назначила. «Была в легкомысленном халате с грудью напоказ».

Ещё и жара эта треклятая. Откроешь форточку, а с улицы вместо ожидаемой прохлады пышет как из печки. Асфальт раскалён, газоны у стен больницы пожухли. Закроешь – в кабинете, словно в парной. Душно, дышать нечем. Неубиваемые фикусы в коридоре поликлиники и то листья опустили.

Хорошо хоть с Ларисой Сергеевной повезло. Она медсестра опытная, двадцать лет в поликлинике. Никого не боится. Может одним словом поставить на место хамоватого пациента. А ещё живёт где-то здесь, в районе, поэтому с каждым третьим пациентом здоровается по-свойски, обсуждает понятные только местным проблемы. Без Ларисы Сергеевны было бы совсем туго.

А ведь сначала они друг другу не понравились. После оформления документов в отделе кадров Аня с крыльями за спиной прилетела в свой первый кабинет. Прилетела за полчаса перед началом рабочего дня, но уже застала там пожилую, полную медсестру, которая с сосредоточенным видом писала что-то, выдёргивая бумажки из стопки на столе.

– Здравствуйте, – улыбнулась молодая специалистка. – Я Аня.

– Здравствуйте, – медсестра как-то неприязненно поджала густо накрашенные губы, оглядывая прозрачную фигурку Ани через очки. – А это нынче принято так, без отчества представляться?

Аня сразу сникла, хорошее настроение улетучилось как по мановению волшебной палочки. Она подошла к своему рабочему месту, осторожно села. Стул предательски скрипнул на весь кабинет. Лариса Сергеевна бросила на врача грозный взгляд. Аня испытала непреодолимое желание раствориться в воздухе и вылететь в форточку белым пушистым облачком.

Потом начался приём. Первый в её жизни самостоятельный приём. Аня заикалась, голос у неё был такой тихий, что пациенты переспрашивали, что она говорит. А ведь в интернатуре она была одной из лучших. Это всё Лариса Сергеевна со своим пронзительным осуждающим взглядом. И стул. Что ж он скрипит-то так?!

На пятом пациенте случился казус. Пришла солидная дама, хорошо за шестьдесят. Горло красное, кашель, температура. И без лора понятно, что ангина. Классический случай как в учебнике.

Аня принялась выписывать пациентке антибиотики, та глянула в рецепт и внезапно возмутилась:

– Это что за таблетки?! Я эту отраву пить не буду!

– Хороший препарат, – пискнула Аня. – Он поможет.

– Химия одна ваш препарат! Всю жизнь горло полоскала содой – и всё было в порядке. А тут – таблетки какие-то. Небось, приплачивают тебе, чтоб таблетки продавались?

Аня покраснела. Хотела ответить, но голос не слушался. И тут громыхнула Лариса Сергеевна.

– Филипчук! Ты что себе позволяешь?! Не на рынке!

Пациентка подпрыгнула на стуле.

– А чё я?

– Ничё! – в тон ей огрызнулась Лариса Сергеевна. – Кто бы про химию говорил. По пачке сигарет в день куришь. Здоровье она бережёт. Специалистка!

– Да я…

– Ты, ты, – уже тише продолжила медсестра. – Бери рецепт и не шуми мне тут. Доктор первый день на работе.

– Лариса! – пациентка сделала последнюю попытку переломить ситуацию и выйти из неё победительницей.

– Кому Лариса, а тебе – Лариса Сергеевна! – отрезала медсестра. – Иди, тебе говорят!

Филипчук сникла, сцапала со стола рецепт и, бормоча себе под нос угрозы, пулей вылетела из кабинета.

– Спасибо, – едва слышно прошептала Аня.

– Чего уж тут. Спасибо ей, – проворчала Лариса Сергеевна. – С ними построже надо. Райончик у нас – так себе. Работяги одни да вот такие дуры с рынка. Сожрут, если мямлить.

И опять уткнулась в свои бумажки. Но Ане как-то легче стало.

Потом, сдружились, конечно. Лариса Сергеевна угощала Аню огромными кусками домашнего пирога.

– Кушай, а то тонкая вся, халат болтается как на вешалке.

Приносила в пластиковых контейнерах и практически заталкивала в Аню какие-то пловы, салаты.

– Давишься своими бутербродами. И так желудок в студенчестве испортила.

С пациентами опять же помогала. Дожидалась, пока конфликт достигнет апогея, и грохотала, словно тяжёлая артиллерия из-за леса. Если бы не Лариса Сергеевна, сейчас у Ани было бы не три, а десятка два жалоб.

– Нет у тебя характера, Анечка, – сетовала Лариса Сергеевна. – Ну что ты мямлишь как отличница перед хулиганом? Ты же врач! Твёрже надо быть, решительнее.

Аня соглашалась, а потом опять сникала перед очередным хамством со стороны пациента.

– Ну не могу я, Лариса Сергеевна, – жаловалась она медсестре. – Она же меня гораздо старше. У меня мама такая же. Не ругаться же мне с ней.

– Не ругаться, – соглашалась медсестра. – Но слово сказать твёрдо. Ты кто? Ты – врач! А она – нянечка в детском саду. Пусть в своём детсаду и командует. А сюда она лечиться пришла. Раззявила мегафон. Нашла место.

Аня опять соглашалась.

– Ничего, со временем научишься, – утешала её медсестра. – Ты – девка умная, пробивная. Я сразу увидела. Обкатаешься.

Но сегодня и бронебойная Лариса Сергеевна как-то сникла. Жарко. Сидит в высокой, накрахмаленной до состояния белой короны шапочке, спина прямая. Взгляд суровый. А у самой виски влажные. И пишет на бумажках как-то резко, раздражённо. Аня уже успела выучить, когда Лариса Сергеевна пишет раздражённо, а когда спокойно. Вот сегодня её точно лучше не трогать, не отвлекать пустыми разговорами.

– Сердич!

– Иду, иду, – в кабинет, шаркая растоптанными туфлями, входит старичок в плотном не по погоде пиджаке и клетчатой рубашке.

– Здравствуйте, доктор.

– Заходите, Сердич, – Аня указывает пациенту на стул. – Что вас беспокоит?

– Да в грудзях что-то прихватило, – старичок указывает пальцем на третью сверху пуговицу рубашки.

– Давно прихватило?

– Так с утра.

– Почему скорую не вызывали?

– Да чего мне, трудно, что ли? Два шага до поликлиники. Сам дошёл, – гордо выпятил грудь старичок. – Вы мне таблетку якую дайте, я и пойду. Надо в субботу на огород ехать. Огурки поливать.

Аня взяла старичка за руку. Пульс был неровный, дёрганый. И выглядел старичок не очень. Кожа серая, бисеринки пота так и скатываются. Бодрится, но глаза осоловелые. Ещё и жара эта, а он в пиджаке своём.

– Ложитесь на кушетку, снимайте пиджак и рубашку, – командует Аня. – Давайте ЭКГ сделаем.

В кабинете свой аппарат есть, спасибо Варваре Николаевне, позаботилась. Старичок улёгся на кушетку, медсестра ловко набросила на него проводки с присосками. Сердич хихикнул, явно немного стесняясь. Был он какой-то беспомощный, худой, ребра, обтянутые пергаментной кожей, вырисовываются чётко, но носки чистые, рубашка выглажена. Видно, что не запускает себя, старается.

Аппарат запищал. Поползла дёрганная кривая кардиограммы.

Так, сегмент ST поднят в первом и третьем отведениях. А это что? Почему зубец Т такой странный? Это, это…

Старичок вдруг как-то странно всхлипнул, дёрнулся, глаза у него закатились.

– Лариса Сергеевна, у него инфаркт!

– Лышенько! – непонятно всплеснула руками медсестра. – Делать-то чего?!

Старичок изогнулся дугой, руки его метнулись к груди. Он то ли громко застонал, то ли закричал сквозь судорожно стиснутые зубы. Ноги заколотились по кушетке. Сброшенный аппарат жалобно звякнул, ударился о пол. Веером разлетелись направления, справки, бланки.

– Вызывайте бригаду! Я сейчас! Ему морфин надо! А сейф у Варвары Николаевны в кабинете! Держите его, чтоб с кушетки не упал.

Аня выскочила из кабинета, бросилась к заведующей отделением.

– Ишь, чаи пить поскакала, – долетел в спину противный мужской голос.

Аня не обратила на него внимания. В голове стучалось только одно «морфина гидрохлорид 3‒10 мг, обеспечить внутривенное дробное титрование наркотических анальгетиков, при невозможности внутривенного введения – подкожно».

– Варвара Николаевна!

Заведующая отделением осматривала лежащего на кушетке полуголого мужчину, пальпировала дряблый живот со следами синеватых вен. На крик молодого врача подскочила.

– Что случилось, Анечка?!

– У меня в кабинете инфаркт! Дайте срочно морфин.

– Аня, ты уверена?

– Там ЭКГ, и хрипит он.

– Понятно, – заведующая шагнула к сейфу. Ключи от него в нарушение всех инструкций торчали прямо в замочной скважине, дверца лязгнула – и в потной ладони у Ани оказалась крошечная ампула и шприц.

– Как колоть знаешь?

– Знаю!

– Беги, я скоро подойду.

Аня бросилась обратно к своему кабинету. Только бы не умер, только бы успеть.

У самых дверей она чуть не уткнулась носом в огромный мужской живот.

– Где это вы прогуливались, дамочка? – тот же самый противный голос, который говорил о «чаях».

– Пустите, мне срочно надо!

– Я тут, между прочим, уже час сижу! Почему вы там медленно работаете? Я напишу на вас жалобу.

Аня в панике сделала шаг назад.

Очень полный мужчина лет сорока‒сорока пяти. Обвислые щёки, залысины. Взгляд насмешливый, губы кривятся в какой-то нагловатой, презрительной ухмылке.

– Мне долго ждать?

– Там пациент, – Аня собралась с духом, попыталась проскользнуть мимо. – У него инфаркт. Пустите.

– Ага, так я и поверил, – хихикнул мужчина, оглядываясь на собравшуюся у кабинета очередь.

Он явно наслаждался своей ролью поборника справедливости. А очередь молчала. Её забавляла эта ситуация.

– Мне нужна справка, – нарочито медленно сказал мужчина. – Я уже час здесь сижу. А вы мне сказки про инфаркт рассказываете.

– Там человек умирает!

– Я тут тоже от жары умираю. Не пущу, пока вы прямо здесь мне справку не дадите. Я свои права знаю.

Аня тоже посмотрела на очередь. Двенадцать пар равнодушных пустых глаз. Не люди – зрители. А в кабинете сейчас…

– Ну что, будет мне справка?

И тут из-за двери кабинета донёсся стон. Врач представила, что на кушетке в руках Ларисы Сергеевны сейчас умирает ни в чём не повинный человек. Что секунды его жизни утекают, как песчинки в часах. А она здесь. Стоит как дура.

– Отойдите!

– Нет уж. Я тут целый час…

Аня коротко, почти без замаха влепила толстяку пощёчину. Звук получился очень громкий, звонкий, разнёсся эхом по коридору. Пальцы на миг ощутили дряблость мокрой сальной щеки.

– Ой, – по-бабьи взвизгнул толстяк, хватаясь за лицо и отступая в сторону.

– Отошёл! – рявкнула на него Аня.

Толстяк глянул на неё с ужасом, попятился. Аня бросилась к двери кабинета. Уже открывая её, приостановилась.

– Будете писать жалобу – меня зовут Анна Васильевна Глушакова. Не перепутайте!

Через двадцать минут во двор поликлиники с воем сирены примчалась скорая помощь. Старичка Сердича увезли в кардиологию. На прощание врач скорой, пожилой мужчина с седыми усами, успокаивающе похлопал Аню по плечу.

– Всё будет в порядке, коллега. Он, конечно, засиделся дома со своим инфарктом. Пришёл к вам уже в процессе приступа.

– Ещё и жара эта, – словно оправдываясь, прошептала Аня.

– Ага, ещё и жара. Но первая помощь оказана правильно, своевременно. Вы молодец, коллега. Далеко пойдёте. Если надумаете – замолвлю за вас словечко в кардиологии. И это сейчас не шутка была, вы, когда успокоитесь, прикиньте. Договорились?

И уехал.

Варвара Николаевна ушла в свой кабинет. В углу всхлипывала и вытирала платком глаза железобетонная Лариса Сергеевна. Аня подобрала, рассыпанные по полу бумажки, положила их на стол. И только сейчас вспомнила про скандального толстяка и очередь у дверей кабинета. Очередь! Они же все по талонам! А она просрочила их талоны как минимум минут на тридцать. Что сейчас будет!

Аня выдохнула. Пригладила вставшие дыбом волосы и выглянула в коридор. Толстяка нигде не было видно. Двенадцать пар глаз смотрели на неё с каким-то непонятным выражением. Что за выражение, Аня не поняла.

– Кто следующий?

– Доктор, уже можно? – откуда-то из середины очереди поднялась крупная женщина в цветастой хламиде и целым стогом синеватых кудряшек на голове. Точно сейчас орать будет, что она на работу опаздывает.

– Да, заходите.

– Если вам нужно, то мы ещё подождём, – неожиданно сказала женщина. – Да, граждане?

– Подождём, подождём, – согласно закивала очередь.

– Вам же, наверное, прийти в себя надо. Такой стресс. Мы понимаем.

Аня с удивлением посмотрела на очередь и вдруг поняла, что за выражение было в устремлённых на неё глазах.

Уважение. Впервые за всю практику пациенты смотрели на неё не с вызовом, не с презрением, не с жалостью, а с уважением.

Аня выпрямилась, отступила в сторону, ещё шире открывая двери.

– Заходите, пациентка. Вы тут и так засиделись. Ещё и жара эта.

Замоталась

– Анна Васильевна, ну что там?

Аня ещё раз подозрительно просмотрела линию кардиограммы.

– Так, Федоткин. Пока – ничего. Но с вашим образом жизни это удивительно. Если и дальше будете такое устраивать, то попадёте в больницу с инфарктом.

Пациент – худой как жердь, прокуренный насквозь сантехник, хихикает, поднимается с кушетки, тянется к висящей на спинке стула рубахе.

– Значит, не сдохну ещё, доктор?

– Сдохнете, Федоткин, – обещает Аня. – В день – две пачки сигарет, через день – бутылка водки. Прямой и ровный путь в могилу. Ровнее некуда.

– Ровнее некуда, – повторяет за ней сантехник. – А что ж мне ещё делать, доктор? Скука страшная.

– А выпьете – веселее становится?

– Не без этого. Но так-то я с золотыми руками. И зарабатываю неплохо. Вот только скучно мне. Баба от меня ушла.

– Она потому и ушла, что ты бухал через день, – встревает в разговор медсестра Лариса Николаевна.

– Ой, а ты, Николаевна, много знаешь, – фыркает Федоткин. – Может, это я с ней бухал. А попалась бы справная баба – так и не бухал бы вовсе.

И подмигнул Анне с какой-то залихватской улыбкой.

– А ты это в женихи набиваешься, что ли? – расхохоталась Лариса Николаевна.

– А чего? – нахмурился сантехник. – Квартира у меня есть, зарплата хорошая, ещё и шабашки. Не старый я, сорока нет. А бухать я брошу, это слово моё железное.

– Иди уже, жених, – хмыкнула медсестра. – Сначала брось, а потом женихаться приходи.

– И брошу, – пробурчал Федоткин.

– Ага. Давай-давай.

– Злая ты баба, Николаевна, – уже в дверях сказал сантехник.

И выскочил скорее в коридор, чтоб вслед не прилетело.

– Выискался жених! – улыбнулась медсестра. – Видала, Анна Васильевна? Хочешь быть владычицей канализации?

Аня из вежливости улыбнулась, но мысли у неё витали далеко. После того памятного случая с инфарктом, врач скорой не обманул. Поговорил насчёт неё в больнице, и начмед Валентин Сергеевич предложил поработать в кардиологии. По-свойски договорились с заведующей поликлинической терапии. Люди свои, такие проблемы за чаем решаются. Отправили Аню в столицу подучиться. Вернулась уже кардиологом.

Но упросила начальство совсем её из поликлиники не забирать. Оставила себе полставки в терапии. И практика, и к зарплате прибавка. Зарплата молодого специалиста – кот наплакал. А тут надо за съёмную квартиру платить.

Вот только времени на жизнь совсем не осталось. Помните? На одну ставку есть нечего, а на две – некогда. Так вот – ей некогда. Из больницы – в поликлинику. Дома и то через день ночует. Какие уж тут кавалеры – на подоконнике фикус стоял – засох совсем. Надо его в поликлинику притащить, тут его реанимируют.

Так замоталась, что однажды доползла домой, рухнула на диван прямо в одежде и туфлях. А тут, как назло, – телефон. Аня трубку подняла и говорит:

– Кардиология. Слушаю.

Мама, которая решила узнать, как дела у её драгоценной дочери, сразу трубку бросила. Подумала, что не туда попала.

– Анна Васильевна, у нас всё, – медсестра выглянула в коридор и облегчённо выдохнула.

– Лариса Николаевна, миленькая, заполните за меня оставшиеся бумажки. А то мне ещё по вызовам надо, а потом вечером в больницу.

– Аня, так нельзя, – нахмурилась Лариса Николаевна. – На тебе уже лица нет. И похудела ещё больше. Круги, вон, под глазами.

– Ларисочка Николаевна, я полгодика ещё поработаю, опыта наберусь, а потом обязательно уволюсь.

– Ага, так я и поверила, – проворчала медсестра. – Беги уже. Заполню я твои бумажки.

Аня торопливо скинула халат, подхватила свой многотонный портфель и выскочила из кабинета. «Так, кто у нас там первый по списку?»

Через два часа она подходила к третьему подъезду, где проживал последний на сегодня пациент – Варкушев Артём Геннадьевич, 1991 года рождения, жалующийся на температуру и боли в горле. Анна набрала номер квартиры, с трудом вдавливая полустёртые цифры на кнопках домофона. Домофон пару раз пискнул и умолк.

– Здравствуйте, врача вызывали.

– Хр-р-р, – неразборчиво ответил динамик.

– Откройте, пожалуйста.

– Бульк, гр-хр-хр, – донеслось в ответ.

Тут же пискнуло, и равнодушный механический мужской голос произнёс:

– Входите, дверь открыта.

«Маньяк какой-то, – опасливо подумала Анна. – Или домофон у них сломался».

Стандартный, воняющий кошками и мусоропроводом подъезд панельной многоэтажки. Исцарапанный хулиганскими надписями лифт. Весь пубертат двух-трёх поколений. Практически – история подъезда. «Валька-дура», «Сашка – козёл», наскальные рисунки различных органов. Рисунки, кстати, весьма реалистичные. Видимо, дитятки ходили в художественную школу.

Дверь 115-й квартиры была открыта.

– Эй, есть кто-нибудь? – Аня осторожно заглянула в коридор.

Пациент сидел возле самой двери, глядя на врача несчастными глазами. Горло плотно замотано колючим шерстяным шарфом, лицо бледное, нос шмыгающий.

– Артём Геннадьевич?

– Грх-хххх, – согласно кивнул хозяин квартиры.

И тут Анна поняла, что домофон в подъезде вполне цел, а булькает и хрипит сам пациент.

– Так, гражданин Варкушев. Открывайте-ка рот.

Так и есть – гнойная ангина во всей красе.

– Давно это у вас?

Глаза пациента стали ещё несчастнее, он душераздирающе вздохнул.

– А, ну да. Вот вам рецепт. В аптеку есть кому сходить?

Варкушев кивнул.

– Замечательно. Рекомендации я напишу на листочке, передадите тому, кто за вами ухаживает. Сейчас держите рот открытым, мне надо гной на анализ взять.

Аня достала из сумки несколько пробирок, ловко прошлась по миндалинам страдающего. «Надо не забыть закинуть пробирки в лабораторию. Картина заболевания яркая, классическая, но проверить необходимо. Мало ли».

– Выздоравливайте, Варкушев.

Пациент попытался улыбнуться. Его улыбка на фоне страдающих, огромных глаз как у кота Шрека казалась странноватой. Аня замешкалась, дожидаясь на лестничной клетке лифт, и ещё успела услышать, как из-за двери Варкушева доносятся первые аккорды саундтрека известного сериала.

– Везёт же некоторым, – позавидовала Аня.

Но тут приехал лифт.

Бегом на остановку. Автобус, зараза, появляется из-за поворота, когда до остановки остаётся метров двести. Аня переходит на рысь. И, как на зло, под плексигласовым козырьком только трое пассажиров. Две старушки и мрачный мужик, затаптывающий в асфальт окурок. Не успеть.

Автобус притормаживает, старушки скрываются внутри. А мрачный мужик, вместо того чтоб последовать их примеру, вдруг оборачивается на Анну, ставит одну ногу на ступеньки и замирает. Водитель что-то кричит ему в окно, но пассажир не двигается. Смотрит, как Аня бежит и размахивает сумкой.

– Спасибо, – выдыхает девушка, проскакивая внутрь салона.

– Не за что, Анна Васильевна, – бросает через плечо спаситель, теряет к ней интерес и плюхается на сидение где-то в середине.

«Кто это? Лицо вроде бы незнакомое. Скорее всего, пациент. Вот так приходит мирская слава. Мелочь, а приятно».

Больница. Аня торопливо забрасывает пробирки в холодильник, который стоит в углу ординаторской. Переодевается в халат. Кажется, успела.

– Анна Васильевна, там у Димченко из третьей палаты давление упало.

– Бегу-у-у-у!

Часа через три Аня добралась до ординаторской, доползла до диванчика с вытертой до дыр обивкой. Молча приняла кружку с кофе из рук Людмилы Станиславовны, дамы лет сорока, которая последние пятнадцать лет работала в кардиологии и взяла над Аней негласное шефство.

– Анна Васильевна, я завидую вашей молодости и энергии, но хочу предупредить, что в таком темпе вы скоро перегорите.

Аня кивнула. «Сговорились они сегодня, что ли?»

– Как ваш Димченко?

– А-а, – неопределённо махнула рукой Анна.

– Абсолютно согласна, – невозмутимо ответила Людмила Станиславовна. – У меня в прошлом месяце был Савельев, помните? Тоже устраивал фокусы. А потом оказалось, что ему приятели в палату водку проносят. И не выгонишь такого за нарушение режима. Загуляет на радостях, умрёт, а мы потом виноваты будем.

В ординаторскую вошёл ещё один врач-кардиолог Вадим Николаевич. Аня слышала истории, что отдел кадров уже года три пытается выгнать его на пенсию, но доктор категорически отказывается и утверждает, что перестанет работать только тогда, когда превратиться в пациента собственного отделения. Но и тогда из кардиологии не уйдёт.

– Отдыхаете, девчонки?

Людмила Станиславовна одарила его благосклонной улыбкой, Аня едва слышно застонала в ответ.

– Понял, – сказал кардиолог. – Не трогаю, дабы не попасть в травматологию.

И двинулся к холодильнику.

– Как приятно, что в нашем коллективе работают такие понятливые мужчины, правда, Анна Васильевна?

– Хм, – донеслось из угла.

– Опять кто-то колбасу на месяц в холодильнике забыл, и она позеленела? – предположила Людмила Станиславовна. – Эпидемиолога на нас нет.

– Коллеги, – с трагическим лицом сказал Вадим Николаевич, выдвигаясь к диванчику. – Я понимаю, что мы все тут специалисты и за долгие годы практики повидали всякое. Но мне кажется, что это уже перебор.

– А в чём дело, Вадим Николаевич? – подняла брови Людмила Станиславовна. – Что вас так поразило?

– Открываю я сейчас холодильник, – развёл руками кардиолог. – Хотел, знаете ли, вместе с кофе бутерброд употребить. А рядом с моим бутербродом стоят пробирки с каким-то содержимым явно непитательного происхождения.

– Ой! – вскочила Аня. – Это моё. Простите, Вадим Николаевич. Я забыла.

– Простите моё любопытство, – захихикала Людмила Станиславовна. – Но что в пробирках?

– А-а, сущая чепуха. В обед была у пациента с гнойной ангиной. Взяла отделяемое на анализ. Там такая клиническая картина – загляденье. И гной такой, знаете ли, классический. Любо-дорого посмотреть. Хотите глянуть?

Вадим Николаевич судорожно сглотнул.

– Хорошо, Анна Васильевна, что вы в урологии не подрабатываете.

Аня покраснела, вытащила из холодильника пакет с пробирками и понесла добычу в лабораторию.

Лаборатория на первом этаже, в самом конце длинного коридора, в который открываются двери приёмного отделения. В «приёмке», как обычно, – суета, какие-то крики. Выскочила медсестра приёмного – Елена Никитична.

– Уволюсь! Честное слово – уволюсь!

– Что у вас там, Леночка? Бомжа привезли? Буянит?

– Если бы, – всхлипнула Елена Никитична. – К бомжам мы уже привыкли.

– Опять криминал?

– Почти. Днём привезли старушку с подозрением на инсульт. Сергей Яковлевич, невролог наш, осмотрел её, сказал, что инсульта нет, бабушке просто скучно, вот она и чудит, имитирует. Родственники – в крик, бабушка – в крик. Грозили жалобами в Минздрав. Бабушка от обиды на врачей так возбудилась, что начала с каталки слазить. Задёргалась, не удержалась и навернулась на пол. Ни санитары, ни дети подхватить не успели. Разбила голову. Опять Сергей Яковлевич осматривал, заодно и травматолога позвали. К счастью, у бабушки только царапина на затылочной части. Обработали рану, перебинтовали. Сидит сейчас как белорусский партизан вся в бинтах и трёхэтажным матом медиков кроет.

– А дети?

– А дети слиняли, когда она и их крыть начала. Вышли покурить – только их и видели. Теперь телефон не поднимают. Уволюсь я! Пойду продавщицей в гипермаркет. У меня сестра там работает. И зарплата больше, и работа спокойнее.

Аня погладила трясущуюся медсестру по плечу. «Ну чем она может помочь? Сама не раз в таких ситуациях была». Побежала дальше.

Вечером Людмила Станиславовна попрощалась со всеми и уцокала каблучками на остановку. Аня с Вадимом Николаевичем остались на дежурстве.

– Вам с утра опять в поликлинику? – спросил кардиолог, подозрительно осматривая опустевший холодильник.

– Да. Но ничего. Послезавтра выходной.

– Послезавтра, – задумчиво повторил Вадим Николаевич. – Вот что, юная красавица, устраивайтесь-ка вы на диване. И ставлю вам задачу – проспать не менее восьми часов. Потому что красота требует здорового сна.

– А как же…

– И не возражайте. Отделение едва ли на половину заполнено, а если позовут в приёмку, так я и сам схожу. У меня всё равно бессонница.

– Спасибо, Вадим Николаевич.

– Да чего уж там. Только давайте впредь без сюрпризов в холодильнике.

– Договорились.

Вадим Николаевич подхватил свою огромную кружку с дымящимся кофе.

– Я – на пост. А вы – спать, спать, спать.

– Уже сплю, – улыбнулась Аня, устраиваясь на скрипучем диванчике.

Она выбрала на телефоне «Будильник», поставила звонок на 6.30. «Надо будет завтра пораньше встать, ещё кое-какие бумажки собрать. А потом к восьми в поликлинику. В 6.30, пожалуй, будет поздновато».

Аня вздохнула и перевела звонок на полчаса раньше.

На шесть часов утра.