Текст книги "Шесть часов утра"

Удача

Приятель мой Володя открыл медицинский центр и столкнулся с неожиданной проблемой.

– Не могу найти администратора, – жаловался он мне. – Приходят на собеседование одни девицы из медучилища. Дуры дурами. Только и знают, как глазки строить да коленки показывать. А я женатый человек, мне администратор на ресепшн нужен. Зачем мне их коленки?!

Одну вроде взял. Так в первую же неделю она накосячила, где только можно. Документы перепутала, клиенту нахамила. Уволилась и ушла с гордо задранным носом.

Володя ужесточил критерии отбора, и через неделю у него работала другая девушка, бывший бухгалтер. Какие-то там курсы от лучших оптимизаторов рабочих процессов, международные дипломы, английский, немецкий, бейсик и питон. Гений, а не сотрудник.

Администратор сразу села систему оптимизировать. Приходят в медцентр клиенты, а она им:

– Не видите – я работаю.

Клиенты обижались, уходили.

На третий день Володя робко заметил, что брал сотрудника не оптимизировать процессы, а принимать клиентов. На что девушка обиделась, одним взмахом удалила всё, что наоптимизировала за эти дни, и ушла, хлопнув дверью. Чем она занималась три рабочих дня – осталось тайной. Володя неделю потом нервничал, всё шутил, что она с рабочего компьютера Пентагон взламывала.

Устроилась третья. Высокая, строгая. Опыт работы в больнице и поликлинической регистратуре. Первые дни вроде бы неплохо отработала. А через неделю звонит Володе помощник:

– Срочно приезжай.

– Что у вас там, – обмер директор.

– Даже не знаю. Ты добро на открытие салона красоты в медцентре давал?

– Нет.

– Значит, гони их, или пусть процент платят.

Приезжает Володя в медцентр, а там новая администратор собрала подружек, и они прямо на ресепшн ноготочки полируют, щебечут. А клиенты по углам сидят, балдеют от запаха лака. Володя безобразие прекратил. Администратора к себе в кабинет вызвал и постарался максимально корректно и вежливо объяснить, что так делать не стоит.

Был назван «сатрапом», «козлом», «жлобом» и другими нехорошими словами. Закономерно на стол легло заявление об увольнении, хотя как раз на увольнении Володя не настаивал.

Опять остались без администратора.

Между тем время идёт. А время у коммерческих организаций – это деньги. Или прибыль, или убыток. В случае Володи – убыток.

И вот что самое обидное. Врачей он нашёл. И гинекологи есть, и узисты. Эндокринолог на полставки. Лор с опытом работы в РНПЦ. Даже такую редкость как уролога переманил. Полный штат медсестёр, бухгалтер с грозным взглядом, юрист на аутсорсинге.

Администраторов нет. Приходят молодые, красивые «коленки». Глаз радуют, а карману убыток.

И вот сидит Володя грустный в своём кабинете, дарёным на день рождения Паркером чёртиков в блокноте рисует.

Вдруг стучат в дверь.

– Входите, – отвечает Вова.

– Можно? – и протискивается в кабинет женщина вполне бодрого раннепенсионного возраста. – Мне девочки сказали у вас спросить.

– Что спросить? – удивился Володя.

– Сказали, что вы – директор. И по медцентру можно только с разрешения директора ходить.

– Ничего не понимаю. Зачем вам ходить по медцентру? Вы хотите на консультацию записаться?

– Не совсем, – замялась дама. – Я тут предлагаю кое-что. Не подумайте – очень хорошие препараты. Сама пробовала – помогает. Хотела девочкам вашим предложить. У нас не только таблетки есть, но и крема всякие, мази.

И вываливает перед Вовой какую-то нетрадиционную медицинскую ересь. То ли «Дальневосточное здоровье», то ли «Шинь-минь», Вовка толком не расслышал. Баночки с яркими этикетками, журналы с глянцевыми страницами. А на страницах – улыбающиеся пенсионеры, у которых от таблеток потенция, как у семнадцатилетних, давление, как у Гагарина в молодости, а уж зубы и вовсе по новой отросли.

У Вовы всё внутри перевернулось. Он этих коробейников-знахарей на дух не переносил ещё со студенческой скамьи. А тут ворвалась прямо в кабинет и уже баночку какую-то в руку суёт.

Хотел было Вова на незваную гостью наорать и из медцентра выгнать, но решил не пугать пожилую женщину, а выпроводить повежливей.

Уставился на баночки с каменным лицом и ждёт, когда в речи продавца пауза образуется.

Зря ждёт. Дама чешет гладко, чётко, по скриптам продажников. Ещё и терминологией владеет. Очень сложной, кстати, терминологией из отдела дерматологии. Вова парочку знакомых фраз уловил – задумался.

– А если вы будете эти таблетки принимать и параллельно кремом мазать, то эффект…

– Подождите, – Вова грубовато перебил гостью.

Та и замерла с выражением бодрого энтузиазма на лице и с полуоткрытым ртом.

– А вы, простите, в миру, в смысле, до своей компании, где работали?

– В больнице, – немного скисла дама. – Медсестрой.

– Ага, – кивнул на баночки Вова. – А это зачем?

– Не берут никуда, – внезапно огрызнулась дама. – В государственных больницах – копейки, и там не работать, жить надо. А у меня внуки. И дочь – дура, связалась с лоботрясом.

– Понимаю, – тихонько сказал Вова, боясь спугнуть удачу.

– Что вы понимаете?! – вспыхнула дама, сердито засовывая баночки обратно в сумку. – Сунулась в один медцентр – фигушки! Им надо, чтоб молодая, ноги от ушей, чтоб силиконом клиентов привлекала. Попыталась в другой – головой качают. Не потянете, надо компьютером владеть! Чего там владеть? Одним пальцем фамилию набрать! Так я не дура, не в маразме. Мне 55 лет, я ещё всё выучить могу!

– А если не в медицину?

– Тоже не берут! Продавщицы молодые нужны, уборщицы тоже за копейки, если и были там хлебные места – разобрали все. На рынок к армянам идти – нельзя мне. Зимой простужусь, слягу, кто будет внучку в детсад водить? Вот и связалась с фигнёй этой!

Дама раздражённо швырнула в сумку последнюю банку и решительно встала.

– Пойду я. Извините, что вывалила вам тут. Просто как-то вы хорошо слушаете. И лицо такое доброе… Извините ещё раз.

Дама развернулась и шагнула к двери.

– Куда?! – Вова во вратарском броске метнулся ей наперерез.

– Я кричать буду! – сразу предупредила гостья, занося над головой сумочку с образцами. – И драться.

– Мне вас небеса прислали! – проигнорировал предупреждение Вова. – Я как раз администратора ищу в центр.

– Администратора? – нахмурилась дама. – А сколько платить будете?

– Договоримся! – щедро пообещал Вова.

– Ну ладно, – благосклонно кивнула гостья.

Вернулась в кресло, устроилась поудобнее и разрешила:

– Вещайте.

Через три дня на ресепшн медицинского центра стояла бодрая дама Валентина Сергеевна в белом халате, туфлях на высоком каблуке и с кокетливой брошкой, приколотой почему-то к накрахмаленной до каменной твёрдости шапочке. Валентина Сергеевна строила медсестёр в шеренги, разруливала потоки пациентов, коварными обещаниями давила жалобы в зародыше и улыбалась. Она чувствовала себя на своём месте.

А Вова потирал руки и радовался, что не выгнал сразу настырную продавщицу БАДов из кабинета.

Иногда удача приходит к нам в самом причудливом обличии.

Границы чёрного юмора

Медики – люди циничные. Для защиты собственной психики они способны посмеяться над самыми жуткими и тяжёлыми случаями, похохмить над смертью и страданиями. Это действительно защитная реакция. Будешь рыдать в реанимации над каждым «отошедшим» пациентом – скоро окажешься в палате у коллег-психиатров.

Студенты-медики с некоторой бравадой обедают в анатомичке, поглядывая на бренные останки, разложенные для изучения. В практической медицине нет места сентиментальности. Тут нужны профессионализм, хладнокровие, разум.

Признаюсь, свои полдесятка бутербродов в анатомичке я тоже съел. Ну не было у меня времени при подготовке к экзамену. Находился в жестоком цейтноте, некогда было спать, есть и справлять другие нужды организма. Дневали и ночевали в анатомичке. Дни до экзамена таяли на глазах, а толщина анатомических атласов Синельникова не убывала.

Опыт работы в реанимации, морге, практика в РНПЦ «Психического здоровья». Вышел из вуза с твёрдой уверенностью, что удивить меня нечем, и я могу пошутить над любой проблемой.

А потом я стал немного старше, и судьба свела с соавтором Андреем Авдеем. Вместе мы начали готовить материал для совместного проекта «Война девочки Саши» – воспоминания детей войны. Тех, кто был угнан в Германию, попал в концлагерь или оказался на оккупированной территории.

И вот тут весь мой цинизм и чувство юмора дали сбой. Смеяться над тем, что я слышал, не получалось.

Письма Кати Сусаниной – вопль замученного, доведённого до отчаяния ребёнка. Тысячи таких Кать. Десятки тысяч. И от статистики – боль в душе, от этого конкретного случая не становится меньше.

Особенно поразила одна история. Андрей привёз из Красного Берега, что в Гомельской области, рассказ про восьмилетнего мальчика, попавшего в доноры к немецким солдатам. Всего одного мальчика, а было их в лагере «Красный Берег» тысячи и тысячи. Детей от 8 до 15 лет. В основном – девочек с первой группой крови, положительного резуса. Расходного материала, скрупулёзно подсчитанного и организованного в учёте.

Андрей сделал из истории художественный рассказ. А я на свою голову поехал в музей города Жлобина и запросил документы по мемориалу. Там мне и попались на глаза записки одного ребёнка. Он выжил чудом. Повезло. Угодил в лагерь уже в последние недели перед освобождением.

Пожилой уже человек, он в начале двухтысячных рассказывал корреспонденту районной газеты, как их приводили в большую комнату, втыкали в руку иголку, как брали кровь, как уносили тех, кто уже не мог ходить.

Представьте, ваш ребёнок лежит на койке, подключённый к системе, и наблюдает, как медленно, капля за каплей, из него вытекает жизнь. Раз в два-три дня проводят такую процедуру, чтоб донор умер не сразу, чтоб дал больше «материала».

Выживший рассказывал, что в палату, где их содержали, приходила красивая тётя-медсестра, отводила в процедурную и ласково предлагала «поработать ручкой».

Того, кто выполнял «норму» и давал много крови, тётя хвалила, могла угостить кусочком шоколадки. Того, кто задачу не выполнил, могла и поругать.

И дети старались, чтоб план был выполнен. Так они выпрашивали хоть немного внимания у взрослого, стремились получить его одобрение.

С тех пор я слышал много анекдотов про войну. Они перестали казаться мне смешными.

Совсем.

Доктора, которые видят тебя насквозь

Я сидел в коридоре медицинского центра перед кабинетом, помеченным пугающими надписями и знаком радиационной опасности. И то, что внутри этого кабинета колдует мой приятель Сергей, совершенно меня не успокаивало.

В 30 лет мой организм решил, что хватит над ним издеваться, и подал первые признаки усталости от этой жизни. Как-то сразу и резко заболела спина. А я, как назло, сидел тогда на курсах от родного министерства обороны в столице. Приехал в учебный класс, отсидел три пары. Потом надо домой ехать, а я ровно встать не могу. Боль такая, что слёзы из глаз льются.

То есть, идти-то я могу. Но боль отпускает только в положении, сильно напоминающем букву «Г». А я в офицерской форме. Идти так по минским улицам – значит, позорить армию и вызывать смех окружающих.

Спас меня коллега, капитан Владимир Белянко, с которым мы учились. Вызвали мне такси. Володя подставил широкое дружеское плечо, я упёрся в него, и мы пошли в ногу. Со стороны смотрелось забавно. Идут два офицера, капитан и старший лейтенант, плотно уперевшись друг в друга плечами. Капитан ещё и осторожно придерживает лейтенанта за талию.

Ну, всякое бывает. И два подвыпивших гусара в любом случае смотрятся лучше, чем буква «Г» в фуражке.

Дома жена обколола меня обезболивающим и НПВСами, я продержался до конца курсов и только тогда побежал к неврологу. Тот развёл руками:

– Добегались, батенька. Похоже, межпозвонковая грыжа.

«Э-э, какая грыжа?! – захотелось заорать мне. – Я же военный – красивый, здоровенный! Я могу в лесу зимой спать и танк из грязи вытаскивать!»

– И поднимать тяжёлое вам категорически противопоказано, – прочитал мои мысли невролог. – Сходите на МРТ, надо посмотреть размеры проблемы. Может, и оперировать придётся.

Слово «оперировать» ввергло меня в ещё больший шок. И я поспешил проконсультироваться у другого врача, своего однокурсника Виталика. Надеялся, дурак, что другой врач, тем более знакомый, скажет мне что-то другое. Выдаст волшебную таблеточку, и всё пройдёт. Да, люди с высшим медицинским образованием тоже бывают очень наивными, когда дело касается их здоровья.

– Наклонись, – глядя на меня из-за стопки историй болезней, скомандовал Виталик.

Я кое-как наклонился. Позвоночник хрустнул, в бок стрельнуло болью. Но я сжал зубы и едва коснулся пальцами самых кончиков туфель.

– Ага, – Виталик отхлебнул из огромной кружки кофе и задумался.

– Жить буду? – с ужасом в голосе спросил я.

– Будешь, куда ты денешься, – вышел из ступора невролог. – Извини, я после суточного дежурства, торможу немного. Давай так. У меня с утра суперменовское рентгеновское зрение барахлит, поэтому я тебя насквозь не вижу. Иди-ка ты на МРТ. Но предварительно, когда вот так согнуться не сможешь, тогда и будем оперировать.

Добрые люди, эти врачи с приставками «хирург». Им лишь бы живого человека скальпелем истыкать. Но МРТ надо делать. И уже через час я звонил и записывался к ещё одному своему однокурснику Сергею. Всё-таки медицинская мафия – это иногда очень полезно.

Симпатичная медсестра выглянула в коридор:

– Павел Владимирович?

Я вздрогнул и посмотрел на неё глазами умирающего Бэмби.

– Заходите.

Ну всё. Пришёл мой последний час. Как каждый настоящий мужчина я до жути боюсь всех этих медицинских манипуляций, а как врач, ещё и знаю, как эти манипуляции делаются. И мне вдвойне страшнее.

– Паша, ты где?!

Интересно, Сергей со всеми пациентами так разговаривает, или это только мне досталось?

Захожу с исключительно кислой миной.

– Добегался? А я тебе говорил, что спорт тебя до добра не доведёт, – злорадствует мой коллега. – Лежал бы как все нормальные люди на диване, смотрел телевизор. Через пару лет к Вадиму пришёл бы. Или к Стасику.

Вадим у нас кардиолог, Стасик – эндокринолог, специалист по сахарному диабету. Добрые, милые люди. Лечат исключительно таблетками. И никаких «резать-оперировать».

– Лучше к тебе, – вздыхаю я. – А что, много спортсменов?

– Каждый день по три человека приходит! Вот, смотри, – Сергей ткнул пальцем в экран, где пульсировали серые срезы какого-то бедолаги.

– Я же эпидемиолог, – вздохнул я. – Если бы ты мне чашку Петри с колониями показал, я бы ещё понял. Но тут – прости.

– Вчера приходила одна женщина. Симпатичная, кстати, дама. Всё у неё на месте. Но к лету поддалась тлетворному влиянию Инстаграма и решила похудеть.

– Похудела?

– Почти. Села на морковно-капустную диету, пришла в тренажёрный зал. Дорогой, распиаренный зал с «самыми лучшими тренерами». Где учились эти тренеры – я понятия не имею. Но довели эту фитоняшку за полгода до хорошей такой межпозвонковой грыжи в поясничном отделе. Оздоровилась, похудела! Конечно, похудела, когда от кровати до стола едва доползти смогла. Между прочим, как говорит наш с тобой коллега из судебно-медицинской экспертизы «нанесение телесных повреждений средней тяжести». Я бы этого тренера засудил. Прогноз неплохой, но вот скажи – оно ей было надо?

– Очень интересно, – ответил я, оттягивая неизбежный момент погружения в бункер МРТ. – А ещё случаи есть?

– Да каждый день, – пожал плечами Сергей. – Вот на прошлой неделе пришёл дядечка лет сорока. Что-то там у него с позвоночником. Лёг, руки по швам. Я установку запускаю. Слышу – какие-то посторонние звуки. То ли скрип, то ли грохот. А наша установка не такая и тихая. Щёлкает, шумит. Но грохот даже её звук перекрывает. Испугались мы с медсестрой. Решили, что поломалось что-то. Забегаем в помещение, где пациент лежит, а этот гражданин заснул сном праведника. И храпит так, что стены кабинета трясутся. Пришлось будить.

Недавно девица-красавица пришла. В ухе восемь серёжек, в пупке – цепочка, в носу – гвоздь и кольцо, как у быка. Я не таможенник, говорю – снимайте свой металлолом, нельзя с ним в аппарат. Не поверишь – минут двадцать возилась, что-то там расстёгивала, разжимала, один раз даже плоскогубцы попросила. Откуда она только эти серёжки не снимала. Я таких мест для пирсинга и не знал. Складывала в тарелочку, так там с горкой получилось.

Вроде бы всё сняла. Улеглась. Только запустили, слышим – пищит, на помощь зовёт. Всё выключаем, бежим спасать.

– Жжётся, – кричит.

А что жжётся? У неё пара серёжек осталась в самом интересном месте. То ли постеснялась при нас снимать, то ли дотянуться не могла. То ли решила, что и так сойдёт. А металл, между прочим, в аппарате нагревается. Ощущения непередаваемые.

И жалоба тоже недавно прилетела. Делали МРТ головного мозга одному гражданину. Вводили контрастное вещество. И после введения этого вещества ему всё горько. Ест – горько, пьёт – горько. Всё-таки вкус у нас в мозгах, а не на языке. Написал жалобу, что аппетит ему испортили. А ещё через день горький вкус исчез, но жалобу обратно так и не забрал.

Тут Сергей посмотрел на меня с подозрением:

– А ты чего мне зубы заговариваешь, расспрашиваешь? Боишься, что ли?

– Да вас, докторов, только подпусти с вашими скальпелями-иголками.

– Кто бы говорил, – рассмеялся Сергей. – Иди, раздевайся, коллега.

Потом был шум, треск, стенания, грохот в узкой железной пещере, заглянувшей мне в самую душу. И грыжа моя, межпозвонковая, как на блюдечке. Красивая такая, серенькая.

Записали мне её на компакт-диск, и пошёл я в спортзал мышечный корсет вокруг позвоночника формировать. По всем правилам и под контролем реабилитолога. Потому что лучше три года в спортзале, чем полчаса под скальпелем нейрохирурга.

Находчивые пациенты

В 2020-м я работал одним из руководителей в частной медицинской организации. Сидел в кабинете, подписывал важные бумажки и вовсю наслаждался синдромом самозванца.

Организация была серьёзная, поэтому в штате, кроме непосредственно медицинских работников, имелся отдел контроля качества. Несколько несчастных девушек, которые сидели на телефоне и в случае недовольства пациента работой нашей организации разруливали ситуацию.

Пациенты бывают разные. И жалобы у них отличаются. Иногда понимаешь, что коллеги не правы и необходимо разбираться, а иной раз сразу видно, что цель у пациента – поругаться, и больше ему, собственно, ничего не надо.

Отдел контроля – рядом со мной, отделённый стеклянной перегородкой. И если двери открыты – доносятся иногда отрывки разговоров.

Однажды приходит в лабораторию неразлучная парочка. Сдают комплекс анализов мужского и женского направления. А во второй половине дня девушка звонит и требует озвучить результаты по телефону. Как свои, так и второй половины. Ей вежливо объясняют, что результаты выдают только тому, кто их сдавал, либо уполномоченному лицу (родителю или опекуну). Врачебная тайна и всё такое. Девушка настаивает. Лаборатория отбивается. Дошло до жалоб и звонка в отдел контроля. Та же песня: «Скажите результаты, а то я в Минздрав жалобу напишу».

– Но мы же не можем озвучить вам результаты вашего молодого человека, – в отчаянии чуть не кричит оператор. – Вы же юридически чужие друг другу люди.

– Девушка, ну при чём тут юридически? – строгим тоном отвечает пациентка. – Вы, наверное, одинокая, и дома у вас, кроме кошек, никого нет. Вы понимаете, что такое любовь? Любовь – это когда два родных человека близки настолько, что у них нет друг от друга никаких тайн. Полюбите – поймёте меня.

Результаты «любимого» мы не выдали, за что на нас закономерно обрушилась жалоба.

И вот ладно бы эти чудаки на ИППП проверялись. Но зачем ей было знать, что у её молодого человека холестерин в норме?

* * *

А ещё через несколько дней стучится ко мне в кабинет Анечка, одна из операторов.

– Павел Владимирович, нас там вами пугают.

Я как настоящий начальник чуть бутербродом с икрой не подавился.

– Подробности, – требую.

– Вчера приходила некая Архипова Е. В., сдавала анализы. Результатом недовольна, поэтому требует возврата денег.

– А мы накосячили?

– Нет, всё верно. Анализ правильный. Её результат не устраивает.

– А я тут при чём?

– Она утверждает, что ваша близкая знакомая, сейчас позвонит вам, а вы нас всех уволите.

К слову, у операторов был свой начальник, и я к их работе не имел практически никакого отношения. Лихорадочно начинаю перебирать в памяти фамилии знакомых. Архиповой Е. В., хоть убей, не помню. Хотя, может, она в период нашего знакомства не Архипова вовсе была. Эти бывшие любови да одноклассницы-однокурсницы повыходят замуж, поменяют фамилию, играй потом в «угадайку». Так и этак крутил – не помню.

– Пусть, – отвечаю. – Звонит. Разберёмся.

Переключили Архипову на меня, но, пакостницы этакие, самой пациентке не сказали, на кого переключают. А я и не сообразил представиться.

– Чем, – спрашиваю. – Вам помочь?

– Верните мне деньги! – требует пациентка. – Иначе я Павлу Владимировичу позвоню и вам всем кранты.

– Архипова Е. В., – осторожно произношу я. – С вами как раз Павел Владимирович и разговаривает. Вот только убейте меня, я не помню, где мы с вами так близко познакомились. Учились вместе?

В ответ какое-то шипение, и пациентка бросила трубку.

Анечка снова в кабинет заглядывает.

– Поговорили?

– Поговорили, но понятнее не стало. Убейте, не помню я такой.

– И не вспомните, – ухмыляется Анечка. – Она на сайт организации зашла, там в разделе «Администрация» все ФИО руководителей. Генеральным директором пугать постеснялась. Вот и выбрала кого-то рангом пониже.

– Откуда вы знаете? – удивляюсь я.

– Я в этом отделе третий год, – вздыхает Анечка. – Кем меня за этот период только не пугали.