Текст книги "Голова"

Но это, слава Богу, оказалось моё такси.

Это был старенький автономный «Приус». Но в наших краях вполне могла приехать и машина с «живым» водителем за рулём. В крупных городах работать таксистом нынче идут или какие-нибудь ищущие новых впечатлений писатели, или блогеры, или просто те, кому не с кем пообщаться. Но тут, в Кавалерово, многие считали это обычной работой, да и спрос на старые машины с «живым» водителем был довольно высок – многие, особенно из тех, что постарше, предпочитали заказывать именно такие, чтобы прокатиться, поговорить, вспомнить молодость. Я и сам любил прокатиться вот так, но сейчас, если честно, общаться не хотелось совершенно.

Как только я взялся за ручку двери, многоголосый собачий лай разом стих с каким-то всхлипывающим звуком.

Обрадовавшись, что машина оказалась без водителя, я вздохнул с облегчением и попросил электронного ассистента открыть багажник, погрузил в него чемоданы, немного подумал и сел вперёд. Посмотрю, пожалуй, напоследок по сторонам.

Дорога, судя по показаниям монитора на торпеде автомобиля, должна была занять всего семь минут. Кавалеровский аэропорт находился совсем близко, в черте посёлка, и по идее, ничего не должно было помешать мне оказаться там в самое ближайшее время.

Машина тронулась, плавно переваливаясь по ухабистой грунтовой дороге. В одном из узких тёмных переулков мелькнула тень – большой лохматый чёрный пёс со свалявшейся шерстью, низко наклонив голову, стоял и пристально смотрел на меня поблёскивающими в ночном лунном свете огоньками глаз. Его взгляд каким-то неуловимым образом напомнил мне взгляд Аллы – такой же холодный, бесстрастный, словно что-то оценивающий… Но через мгновение переулок скрылся из виду, и я поспешил прогнать от себя эту неприятную ассоциацию.

За окном потянулись привычные дома частного сектора, потом – пятиэтажные дома ещё советской постройки. Я привалился виском к холодному стеклу и смотрел в окно, прислушиваясь к своим ощущениям. Тревога вроде бы прошла, но мне почему-то казалось, что это лишь потому, что я без лишних вопросов безукоризненно выполнял немое веление непонятной, но могущественной высшей силы – просто взять и немедленно уехать отсюда. Но если я вдруг передумаю, и, например остановлю машину и выйду где-нибудь на полпути, то холодное ночное небо сразу закроют серые тучи, ветер начнёт срывать крыши с хлипких деревенских построек…

Наверное, это был совершенно дурацкий и необоснованный страх. Но проверять мне совсем не хотелось. Собачий вой как будто бы до сих пор стоял в ушах, хотя в салоне машины было тихо и шум с улицы почти не проникал в теплый и уютный салон.

Поэтому я ехал в такси, рассматривая дома и улицы вокруг и мысленно прощаясь с этим посёлком во второй раз в жизни. Первый раз был, когда мне было восемь лет – тогда я уезжал тоже в смешанных чувствах, но это были чувства совсем другие. Детские, светлые – я не хотел оставлять школу, своих друзей, но в то же время меня воодушевляла идея жизни в новом месте, в большом красивом Владивостоке, где всё было таким другим – ярким, шумным, быстрым… Я уезжал с грустью, но впереди видел свет и предвкушал перемены, ждал чего-то нового…

А сейчас было чувство, что меня, словно выполнившего свою грязную работу и больше совершенно ненужного наёмника, вежливо, но совершенно безальтернативно хочет удалить какой-то могущественный и пожелавший остаться в тени заказчик. И как я там буду доживать свои оставшиеся дни, никого уже не волнует. Сколько мне придётся увидеть кошмаров, в которых раз за разом буду переживать всё произошедшее, сколько мне предстоит бессонных ночей, это уже никого не волновало.

Я не стал заказывать билет по пути, решив сделать это в кассе аэровокзала. Проскочив последние жилые дома, мы пересекли пригород, и машина плавно затормозила возле обновлённого здания Кавалеровского аэровокзала. Впрочем, оно не сильно отличалось от того, что я запомнил из своего детства – такое же невысокое и аккуратное, с большими стеклами от пола до потолка. Наверное, архитектор хотел сохранить его внешний вид в максимально оригинальном виде. Зато пушистые сосны возле входа остались в точности такими, какими я помнил их.

В зале ожидания, как всегда тихом и довольно безлюдном, на первый взгляд не было вообще ни души, и неприятный холодок снова пробежал по спине. Но потом я заметил в углу несколько дремлющих в креслах человек, затем из дверей возле стоек появился служащий в зелёной форме местных авиалиний, и я успокоился. Поставив багаж возле билетного терминала, я направился к кассовым аппаратам и ещё раз проверил наличие свободных мест на ближайший рейс до Владивостока.

Их количество, как я и предполагал, практически не изменилось. Выбрав себе место поближе к кабине пилотов, я распечатал билет, после чего сдал скромный багаж и сел в зале ожидания, рассматривая лётное поле с блестящими в лучах яркого солнца тушками квадролётов Як-1142. Подумал и отправился в бар. Он тут был, конечно, автоматизированный, но не просто киоск, как во многих других поселковых аэропортах. За стойкой стоял андроид – не самой последней модели, но вполне приличный. Он задумчиво протирал бокалы, придирчиво проверяя их на свету ламп, которые заливали барную стойку мягким приглушенным светом. Судя по блеску бокалов, висевших под потолком, посетителей тут было немного, и протирать бокалы безразличная программа заставляла его целыми днями напролёт.

Увидев меня, он отложил полотенце в сторону и улыбнулся.

– Добро пожаловать в кавалеровский аэровокзал! Желаете что-нибудь перекусить, выпить?

– Да, – я удобно устроился на высоком барном стуле. – Стакан виски с колой, пожалуйста. И побольше льда.

– Нет проблем! – он отвернулся от меня и загремел кубиками льда, пересыпая их в невысокий начищенный до блеска стакан. – Боитесь летать?

Я вздохнул и усмехнулся. Почему-то вдруг вспомнил, как я был совсем ещё маленьким, и мы с братом развлекались с первой на тот момент говорящей колонкой – Алисой. Тогда это было забавно, и даже в то время иногда весьма похоже на настоящий разговор. Современные же андроиды в отделениях Госуслуг могли поддерживать разговор, практически не отличаясь от людей и не совершая ошибок. Но сейчас это уже совершенно не вызывало восторга.

Удивительно, но в кавалеровской больнице андроиды не прижились даже в регистратуре. Местному народу было привычнее общаться с настоящими, живыми людьми, и я их, в общем-то, хорошо понимал. Андроида даже ставили, но потом почту завалили самые разные, порой самые нелепые жалобы на качество его работы, и от этого технического новшества было принято решение отказаться.

А с другой стороны, почему бы и нет, решил я. До вылета ещё полтора часа, приставать с разговорами к немногим дремлющим в зале – дурной тон… Сидеть наедине со своими мыслями мне теперь не хотелось.

Я приподнял стакан, посмотрел сквозь него на свет ламп и сделал глоток. Виски приятно обожгло горло, мягким огнем согревая изнутри.

– Летать не особо боюсь. Может быть, потому что делаю это не часто. А вот… – я немного помолчал, – людей иногда боюсь. Вы вот, например, верите в мистику?

Андроид только собирался взять на полировку очередной бокал, но остановился, внимательно, как-то слишком уж убедительно посмотрел на меня и усмехнулся.

– Ну, во-первых, вам моё мнение знать не так уж и важно. Но если хотите, я лично конечно же верю. А как иначе? Человек ведь до сих пор ничего толком не может объяснить. До какой-то точки доходит – а дальше всё, только теории и догадки. А то, что летать не боитесь, – это правильно. У нас тут со времен Советского Союза ни одного происшествия не было, между прочим.

Меня очень позабавил ответ. Видимо, какие-то с юмором ребята настраивали его. Впрочем, кому нужен занудный механический бармен?

– Это хорошо. Обнадёживает. А вот как вы думаете, – я вошёл во вкус, – если человеку голову пересадить… от другого, то кем этого человека нужно считать? Тем, чьё тело? Или тем, чья голова?

Бармен замер, задумчиво глядя в одну точку. Понятно – сейчас его алгоритм шарит по интернету, считывая информацию из разных источников и формулирует ответ. Посмотрим, каким он будет.

– Ну… – протянул бармен. – Если рассуждать логически, с чисто медицинской точки зрения, то личность и идентичность у человека сохранится в головном мозгу. Это понятно, что наша информационная модель находится именно там.

– Вот и я так думаю, – подытожил я отхлебнул из бокала. – Это кажется совершенно логичным. А вот представителям нашего государства кажется совсем не так, представляете!

Я, конечно, рисковал. Андроиды в общественных местах совершенно точно были подключены к общей государственной системе по контролю за информацией, и при любом недовольстве государством или его представителями включались специальные алгоритмы, такая информация тут же складывалась в отдельные папки, потом более тщательно анализировалась.

А с другой стороны, чем я рискую? Моё решение по суду было опротестовано. Что я такого нового сейчас сказал? Да ничего. То, что я считал, что спасённого человека надо было считать Романом, а не Виталием, и так было понятно и официально зафиксировано.

– С одной стороны, логично… – задумчиво продолжил бармен. – Государство ведь такая штука… Бережёт нас вроде как. Начиная с правил безопасности в машине, все эти детские кресла, то да сё… В наших же всё делается интересах. Но если посудить с другой стороны… Казалось бы – моя же всё-таки жизнь. Хочу – катаюсь без шлема на мотоцикле. Чего такого? Или экспериментирую с веществами, расширяющими сознание, например. Но нет, нельзя… При этом на саму нашу жизнь, на жизнь какого-то отдельного человека государству, конечно, наплевать. Сколько уже жизней было принесено в жертву, это же ужас просто! Но вот то, какие деньги может принести эта самая жизнь, – это уже совсем другое дело, верно? – и бармен, задумчиво усмехнувшись, лукаво посмотрел на меня.

Вот видите, что я и говорил! Вы думаете, этот провокационный текст сам бармен придумал? Ну конечно же, нет. Это уже один из алгоритмов. Вывести недовольного системой клиента на эмоции, узнать о степени его недовольства побольше.

– Нет, ну что вы такое говорите! – решил всё-таки немного поосторожничать я. – Какие жертвы? Понятно, что иногда приходится принимать сложные решения. Но цель-то у них – сохранение общего благополучия, как ни крути.

Бармен пожал плечами.

– Ну, вам виднее. А так… – он снова «задумался». – Если уж мы про вашу ситуацию говорим. Ну сами подумайте, доктор. Налоги налогами. Что такое для государства миллион? Да ну так, мелочи же! Сколько таких должников? Огромное число! Вы вот не считали, что всё случившееся имеет совсем другой, далёкий от науки и всей это пресной и скучной возней с налогами смысл? – он вдруг стал говорить тише, а в конце заговорщически подмигнул, улыбнувшись.

Я смотрел на андроида и чувствовал, как по спине волнами пробегают неприятные колючие мурашки. Я не говорил, что я доктор. И про миллионный долг Виталия Верного тоже… Но это не проблема – информация отнюдь не закрытая.

Ну, понятно, что всю информацию он мог взять в сети, а потом нейросеть, настроенная на «байт» клиента, могла так всё перекрутить… Это же, по сути, цифровой шут. Его задача примитивна – увлечь клиента в спор, заставить его горячиться, продолжать заказывать один бокал виски за другим, а также понемногу выбалтывать лишнее. Это было понятно каждому нормальному человеку.

Если бы я завел разговор о любимом спортивном клубе, он бы сейчас критиковал его и хаял, пересыпая опять-таки общеизвестными фактами, но…

И всё равно после его слов становилось как-то совсем не по себе.

Бармен продолжал, улыбаясь смотреть мне прямо в глаза. Удивительно, до чего нынче они стали похожи на людей. Наверное, каких-нибудь пятьдесят лет назад человек и отличить бы не смог этого андроида от живого человека, настолько убедительно выглядела его улыбка и глубина внимательных глаз, в которых искусно имитировалась игра настоящей человеческой мысли.

– А может, Алла ведьма, а? – и он снова заговорщически подмигнул, после чего воровато осмотрелся, хоть и так было понятно, что рядом никого нет, слегка перегнулся через барную стойку и, почти переходя на шёпот, добавил:

– Семён же говорил вам, что фирмы поставщика не нашёл? Странно ведь, не находите? Ну и вообще всё это… – он сделал неопределённый жест руками в воздухе. – Столько подозрительно удачных… – он показал пальцами кавычки, – совпадений… Вы вот про мистику спросили меня почему? Не потому ли, а?

Я отвернулся от бармена и отхлебнул из бокала.

В зале аэропорта было как-то особенно тихо. Почти никаких звуков не доносилось ни с улицы, ни со взлётных площадок, дальние углы помещения тонули во тьме… Лишь освещённое яркими огнями пятно барной стойки и словно повисшее в воздухе лицо бармена над ней, как будто висящая в воздухе маска, а за ней тьма, тьма, тьма… И ведь так оно и было. За каждым фасадом, за каждым падающим на плоскость пятном света была она – непроглядная, чёрная, всепоглощающая тьма. Я вдруг понял, что наша Земля, этот цветной шарик – точно такое же пятно света, как и эта барная стойка. Пятно, висящее или мчащееся куда-то в вечной, пустой темноте… Из которой иногда на нас смотрят чьи-то глаза. Иногда – десятки и сотни, иногда – всего лишь одна пара.

Я снова испытал это дурацкое ощущение, что я играю в каком-то спектакле, на театральном помосте, а там, где-то по углам, утонувшим во тьме, на меня смотрят зрители.

Кто-то внимательно, а кто-то – с трудом сдерживая смех.

Глупо было, конечно, слушать эту куклу, всего лишь компилирующую информацию из общедоступных источников и стремящуюся любым способом вывести тебя на разговор.

И вместе с тем…

«Он всего-навсего сказал вслух то, что ты боялся сказать себе сам», – внутренний голос опять показался мне чужим.

Я поднял стакан с виски и разом допил его. В любом случае, я для себя уже всё решил. Чем бы ни была эта история, для меня она закончилась, и пути назад нет.

«Почти, – ехидно добавил тот же самый голос. – Почти закончилась».

Бармен демонстративно вздохнул, потянулся к своим блестящим бокалам и взял в руки полотенце, как будто потеряв ко мне интерес.

– Я это всё, конечно, не всерьёз. Просто почему бы и нет? Всякое ведь может быть, – почему-то заговорил он общими фразами. – Вам-то уж точно видне… видне… – он замер на месте, как будто споткнувшись обо что-то и, словно выброшенная на берег рыба, только разевал рот.

Его голос вдруг стал троиться, скрипеть, и на последних словах он неестественно дёрнул головой, подбородок его перекосился и отъехал в сторону, внутри послышался скрежещущий звук шестерёнок, и бармен замер, остекленевшими глазами глядя куда-то позади меня.

Я, несколько опешив, смотрел на изменившегося андроида.

Ну правильно. Кавалерово– далеко не столица. Андроид этот, скорее всего, совсем старый, вполне может быть, что из первого поколения.

Надо же, взял и завис. Я посмотрел по сторонам, но никого из обслуживающего персонала не увидел. С сожалением посмотрел в пустой стакан, затем взглянул на часы на экране телефона. Заметил недалеко от себя на столешнице барной стойки кнопку и стоящую рядом табличку со словами «Если у вас возникли проблемы с автоматическим обслуживанием, нажмите на эту кнопку». Я потянулся и шлепнул по кнопке рукой, стараясь не глядеть на бармена, зависшего с открытым ртом. Впечатление он производил, надо признать, жутковатое, даже несмотря на то, что это была всего лишь подключенная к интернету высокотехнологичная кукла.

До вылета оставалось ещё полчаса.

Слова бармена тем не менее продолжали крутиться в мозгу. И всё-таки – откуда он мог знать о том, что говорил мне тогда в баре Семён? С другой стороны, камеры бара вполне могли писать звук и даже транслировать его в сеть, и тогда, чисто теоретически, алгоритм мог и это отыскать… Тот бар ведь совсем новый, может, и это всё оборудование там самое современное… Хотя, если честно, верилось в это как-то с трудом.

– Что, коротаете время до вылета? – раздался вдруг слева от меня скрипучий голос.

Я повернулся и чуть не вскрикнул. Около меня стоял высокий худой смуглый старик с белыми седыми волосами до плеч. В вытянутой руке он держал за короткие тёмные волосы отрубленную голову с закатившимися белками глаз. Я попятился в сторону и чуть не опрокинул стоящий рядом высокий барный стул.

Старик проследил за моим взглядом, ойкнул и быстро убрал голову за спину.

– Простите, пожалуйста, – смутившись, начал извиняться он. – Я не хотел вас напугать. Простите, что так внезапно подошёл. Коробка просто потерялась, – он виновато развёл руками. – Там – он кивнул подбородком на застывшего бармена, – сервоприводы в голове барахлят. Прямо напасть какая-то! Вот и приходится сменную ставить, а эту – в ремонт. Я мигом всё починю, вы даже оглянуться не успеете.

Он ещё что-то неразборчиво пробормотал себе под нос, после чего открыл дверцу, бесшумно проскользнул за барную стойку и встал возле застывшего бармена. Достал ключ, вставил его в затылок, повернул, и голова бармена приподнялась, обнажив внутреннее устройство робота – металлические тяги и шлейфы проводов. Отсоединив несколько разъёмов, старик ловким движением повернул голову, отделил её от тела, положил на стойку перед собой и водрузил вместо нее вторую – ту, что принёс с собой. Затем проделал все манипуляции в обратном порядке. Всё это заняло у него не больше двух минут.

Теперь на меня смотрел не блондин, а брюнет. Черты лица новой головы бармена тоже отличались, не сильно, но вполне заметно. Старик нажал на кнопку на затылке, и бармен заморгал.

– Спасибо, Уй-ши. Извини, что пришлось снова потревожить тебя, – сказал бармен, повернувшись к старику, и слегка поклонился – с чувством, полным достоинства.

Старик даже не обратил внимания на его слова. А с другой стороны, какой нормальный человек в наше время будет всерьёз разговаривать с нейросетью?

– Извините ещё раз, что напугал, – старик, взял отключенную голову под мышку, виновато приложил руку к груди.

– Приятного вам вечера!

Я только и мог, что слегка кивнуть ему. Рука, в которой я сжимал пустой стакан, стала немного подрагивать, и я поставил его на стол.

Старик ушёл, и нас снова окутала тишина.

Бармен с новой головой внимательно смотрел на меня. У его глаз собрались небольшие морщинки, и казалось, что он насмешливо улыбается, наблюдая за моей реакцией на происходящее.

– Так вот… – как ни в чём не бывало продолжил. – Прошу прощения за небольшую заминку. – Он задумался, после чего уже совершенно откровенно усмехнулся и вдруг спросил меня:

– Как вы думаете, это тоже было случайно?

– Что именно? – опешил я.

– Ну, вот это вот… всё?

Повисла тишина. Я шумно подвинул по барной стойке стакан.

– Налейте ещё. И льда.

– Сию секунду! – засуетился бармен.

Я же уткнулся взглядом в столешницу, пытясь собраться с мыслями. Ощущение, что всё вокруг насмехается надо мной, что всё происходящее – чья-то дурная шутка или затянувшийся сон, стало почти осязаемым. Или это я просто схожу с ума, что всё кажется мне каким-то странным, знаковым, на что-то намекающим? Опять захотелось бросить всё и бежать куда глаза глядят. Но я ведь и так уже бегу?

– Вот ваш виски, – сказал бармен и поставил стакан на стол.

Я взял его и залпом осушил, стараясь не смотреть на бармена. Поймал себя на мысли, что успел привыкнуть к предыдущей его голове, и эту воспринимать было как-то неуютно.

«Заметь, голова поменялась, а бармен-то остался всё тот же, – произнёс противный внутренний голос. – Всё как в жизни, да?»

Бармен, пряча улыбку, смотрел на меня, и в этот момент я был прямо готов поклясться, что никакая это вовсе не бездушная машина. Может, и не человек, но не машина – это точно. Нечто. А ещё оно знает, о чём я сейчас думаю. И не только это.

Мне вдруг стало по-настоящему страшно.

– Вам, кстати, пора на рейс. Счастливого пути! – он, будто бы спохватившись, сразу же переменился в лице. Насмешливое выражение исчезло, и словно разом потеряв ко мне интерес, снова взял со стойки сверкающий бокал и начал натирать его, как и до моего появления здесь, с точно таким же скучающим и безразличным видом.

«Пассажирам, опаздывающим на рейс до Владивостока, срочно пройти на посадку!» – прозвучало по громкой связи.

Я сполз со стула, подхватил стоящую возле ног сумку и нетвёрдой походкой зашагал в зону посадки. Перед самым выходом обернулся. Бармен всё так же задумчиво, не обращая внимания ни на что вокруг, продолжал натирать свой бокал.

Через несколько минут, пройдя личный досмотр, я уже сидел в кресле в салоне квадролёта, ожидая разрешения на взлёт, и смотрел в окно, на припорошенный мелким снегом асфальт разгонной полосы. Снаружи что-то погромыхивало, доносились голоса. Там грузили багаж, проверяли заряд батарей и совершали прочие обязательные перед взлётом процедуры. По сторонам от полосы было непроглядно темно, не видно было ни окн домов, ничего – только едва угадывающиеся силуэты скованных морозом сопок вокруг.

«Уважаемые пассажиры, пристегните ремни. Время пути до аэропорта города Владивосток – тридцать минут».

За обшивкой загудели двигатели, набирающие обороты. Их звук показался мне неестественно громким, будто им приходилось преодолевать какое-то сопротивление. Мы начали двигаться по полосе – хотя, насколько я знал, почти пустой квадролёт должен был спокойно взлетать и вертикально. И ещё раз осмотрелся. В салоне, кроме меня, находилось ещё два или три человека. Может, на борту был увесистый груз?

Квадролёт с трудом продолжал набирать скорость, качнулся, и мы грузно, словно нехотя, оторвались от земли и полетели, какое-то время двигались на высоте всего нескольких метров. Я вцепился в ручки вспотевшими ладонями – у меня было стойкое ощущение, что нас что-то примагничивает, тянет вниз. Я слышал, как натужно гудят электромоторы винтов, но мы почти не поднимались вверх.

Вдруг по одному из крыльев раздался хлёсткий удар – будто кто-то со всей силы шлёпнул по нему большим веником из листьев, и что– то оборвалось и отпустило машину. Мы резко взмыли вверх и начали удаляться от земли. Теперь моторы звучали, как и должны были, а в салоне раздавалось едва слышно ровное, монотонное гудение, не громче, чем от кулера, или стоящего на столе ноутбука.

И мне сразу стало легче. Сердце забилось ровнее, и захотелось посмотреть в окно – пусть там, в ночной темноте, нельзя было увидеть практически ничего интересного. Я открыл заслонку на окне. На долю секунды мне показалось, что недалеко от окна мелькнул тёмный силуэт. Наверное, пролетела птица. Но воображение почему-то сразу нарисовало и другую картинку – мне представилась Алла, летящая рядом на метле, как военный сопровождающий дрон. Придумается же такое…

От выпитого виски приятно шумело в голове. Тут, в теплом и уютном салоне пассажирского квадролета под приглушенным светом ламп, все события прошедших нескольких месяцев начинали казаться безумием, дурным сном. Перед глазами проносились картинки – лежащие в приёмном покое тела, Роман в «шлеме», всхлипывающая в кресле моего кабинета Надежда, Алла, стоящая на берегу незамёрзшего Японского моря в потоке ледяного пронизывающего ветра… Затем перед мысленным взором возникла танцующая в почти пустом зале ресторана «Славянка» Светлана, и сердце болезненно сжалось. Я отчётливо понял, что хоть мы и были знакомы от силы месяц, но мне ещё очень долго будет её не хватать.

Я вдруг почувствовал, как же сильно устал. Казалось бы, практически весь день я провёл дома, ничем особо не занимаясь. И пусть лететь мне оставалось совсем ничего, я поудобнее устроился в кресле, достал из кармашка в подлокотнике маску для сна и сразу же провалился в крепкий, без сновидений, сон.

С тех пор я лично ни с кем из тех людей, которые так или иначе участвовали в произошедшем, не виделся. Относительно недавно, может, год назад, я случайно встретил в магазине одну из санитарок, работавших в больнице как раз в тот период. Она проработала в ЦРБ Кавалерово ещё несколько лет после того, как я уехал, после чего вообще сменила род деятельности и тоже переехала жить во Владивосток. Она-то и рассказала мне, что Надежда и Роман – никто в народе так и не смог, вопреки решению суда, считать его Виталия, что уж поделать – действительно разошлись, и он стал жить с Аллой. Им даже не пришлось разводиться, так как Надежде выдали свидетельство о смерти мужа. Всё произошло как-то так, само собой.

Никто, как это ни странно, апелляцию на решение суда подавать не решился. Хоть, повторю, считать Виталия получившегося человека никто не стал. Кому-то это могло бы показаться дикостью, но… Посудите сами. Сам Роман долги Виталия выплатить был вовсе не против, он, в отличие от друга, с деньгами обращаться умел, сам долгов дурацких за всю жизнь не наделал, да и вообще зарабатывал неплохо. Надежда принять нового мужа если и пыталась, то всё-таки не смогла. Да и он сам, как известно, после всего случившегося стал слишком уж часто у Аллы бывать… В общем, разошлись они тихо. Надежда с детьми осталась одна, а Роман ушёл к Алле окончательно. Тем более что юридически всё было законно. А если вспомнить, что у них там ещё со школы непросто складывалось, так и вовсе, можно сказать, удачно получилось.

Аллу же, судя по всему, произошедшее не смутило вообще никак. Более того, она как будто бы и вовсе была не против подобных перемен в своей жизни. Если не сказать больше. Как бы это цинично ни звучало, но то, что её в Виталие привлекало, при ней и осталось. А что касается головы… Не зря же она сама не раз говорила, что мол, видный ты, Виталька, мужик, да голову б тебе другую… Видимо, услышал её Бог.

Или не Бог.

Даже с правами на управление автомобилем они потом разобрались. Виталия лишили пожизненно, уж больно в молодости кутил он знатно, не осторожничал. А у Виталия этом плане всё безупречно всегда было. Написали они заявление, и, как это ни странно, в ГАИ им положительный ответ дали. Может быть, потому что начальником к тому времени тоже их одноклассник работал, может, ещё почему. Но даже этот вопрос решился в точности так, как Алла и хотела. Их машину, чёрный большой старый микроавтобус с правым рулём, знал весь посёлок.

Они купили себе огромный дом на самой окраине посёлка в практически безлюдном частном секторе, где до этого, насколько мне известно, были лишь старые, ещё советских времён, пустынные огороды, и зажили спокойной семейной жизнью, как обычная ничем не примечательная пара, подальше от злых языков и недоброго взгляда жителей посёлка.

Самое удивительное, что вскоре у них родилась двойня, что было для всех большой неожиданностью, так как у Виталия с Аллой завести детей не получалось, о чём в больнице, все так или иначе давно знали – деревня, сами понимаете. Поговаривали, что дети у них получились похожими один на Виталия, другой на Романа, но чисто генетически это было невозможно. Скорее всего здесь сказалась привычка местных жителей всё приукрашивать и создавать из любой мухи слона. Про них в посёлке говорили разное.

Они держали много собак. Подкармливали бродячих брошенных псов, которые, словно узнав, что нашлось место, где им рады, в огромном количестве сбегались со всего Кавалерово и бродили стаями вокруг их дома. Наверное, именно поэтому местные жители старались обходить их дом стороной, не желая лишний раз рисковать. Отдельные злые языки приписывали этим собакам несколько странных смертей в районе, но это, были, скорее всего, просто слухи. Никаких доказательств найдено не было.

Алла с Романом – то есть, извините, Виталием – ни с кем не дружили, дети у них учились дистанционно и тоже к людям особо не тянулись. Им было не скучно вдвоём, они с удовольствием играли вместе и с собаками, которые детей очень любили и всегда сопровождали их большой стаей, готовые в любой момент броситься на защиту хозяев.

Виталий получил инвалидность и неплохую пенсию, поэтому тяжёлую работу в порту оставил. Говорили, что в сезон они с супругой промышляли тем, что заготавливали в тайге какие-то целебные травы и коренья, которые отправляли почтовыми дронами в город для медицинских фирм. Со временем их бизнес стал процветать, принося в семью ощутимый доход. Ну и Виталий, конечно, – хотя это уж точно был скорее Роман, у Виталия на это, простите за грубость, не хватило бы мозгов – майнил криптовалюту. Электрики утверждали, что энергии их хозяйство потребляло гораздо больше, чем нужно, даже с учетом ферм, и что в подвале они, помимо всего прочего, проводят какие-то странные эксперименты. Но это, я думаю, уж точно были домыслы и слухи, порождённые общим ореолом таинственного и непонятного, по вполне понятным причинам окружавшего эту семью.

Те немногие, кому всё-таки приходилось бывать у них дома, говорили, что двор у них производил неоднозначное впечатление. Куча вещей, казалось бы, уже давно ненужных, и сарай, в котором стояли майнинговые фермы Виталия – ветхий, из старых растрескавшихся досок, но урчащий десятками вентиляторов охлаждения, и потому похожий на избушку-киборга, под древним фасадом вдруг заимевшую современный стальной двигатель и каркас. Во дворе, несмотря на это, был порядок, и весь скопившийся хлам тщательно рассортирован и разложен на аккуратные кучки, как на мусорке для раздельного сбора. Таким причудливым образом переплелись любовь Аллы накапливать разный хлам и природная тяга к порядку, которой славился Роман.

Однако так или иначе на жизнь им всех этих способов заработка хватало. Поэтому, Алла вскоре вообще почти перестала появляться в посёлке. А вот Романа иногда можно было встретить в магазинах или на ярмарке, покупающего продукты для семьи, или расхаживающего по каким-то другим делам.

Роман был всегда бледен, задумчив и почти ни с кем не общался, пряча глаза и стараясь поскорее сделать дела и отправиться домой к жене. Он выглядел сосредоточенно, тревожно напряжённым, будто непрерывно, не переставая ни на минуту, крутил в голове одну, ужасно тревожившую его мысль.

Он регулярно появлялся в больнице на осмотре. Всё-таки случай для нашей местной медицины был очень уж нетипичный, поэтому ему посоветовали регулярно сдавать анализы и проходить осмотр, что он исправно и делал. Но, как ни старались его разговорить охочие до слухов бойкие медсёстры, он лишь прятал глаза и старался поскорее сделать все необходимые дела и вернуться в дом, к жене и детям. В церковь они не ходили.

Семён, по которому, признаться, я скучаю больше всех, до сих пор работает в больнице, всё так же помогая врачам разбираться с хитроумной современной техникой. Мы пару лет назад на какой-то из праздников созванивались, и он рассказал мне основные новости посёлка, которых, впрочем, было не так много. Ребятишек у него имелось уже четверо, рыбалка в районе стала, тьфу-тьфу, налаживаться, в общем, Семёну можно было только позавидовать. Он жил полноценной радостной жизнью нормального семейного человека. Очень горячо звал в гости – на рыбалку, да и вообще посидеть, как в старые добрые. Я сказал, что подумаю, но уже в тот момент понимал – не решусь. Слишком большой след оставило во мне всё произошедшее тогда. Может, когда-нибудь потом, но уж точно не в ближайшее время.