Текст книги "Голова"

– Ну, люди меняются… Взгляды на вещи тоже меняются. И религиозные взгляды тоже. Вы поймите – ему ведь тоже сейчас нелегко. Физически он да… вполне здоров. Но морально ему трудно, а ещё как никогда нужна ваша поддержка. А вы шарахаетесь от него, как… – я запнулся, – как от чудовища…

Надежда невесело усмехнулась.

– Да я-то не шарахаюсь… – горько произнесла она. – Стараюсь… как-то… это… поддержать. А вот люди да… Все от него бочком, бочком… На работе перестал общаться со всеми, друзья никуда не зовут. Сидит по вечерам один, смотрит в точку… Когда Алке не помогает.

Она снова выразительно посмотрела на меня. Я отвел взгляд.

– Давайте я всё-таки выпишу вам успокоительное, – чуть ли не умоляюще сказал я, немного помолчав. Всё сказанное навалилось на меня сырым тяжким комом, мысли наталкивались одна на другую, сбиваясь в какую-то невнятную кашу.

Ну чем я мог ещё ей помочь?

– А, давайте… – безразлично махнула она рукой. – Выписывайте. Хуже уже не будет.

Я поспешно достал из верхнего ящика стола бланк и начал медленно, старательно выводя каждую букву, заполнять его, радуясь возможности хоть чем-то себя занять. Я выписал ей самые мощные успокоительные таблетки – случай, пожалуй, был для этого вполне подходящий.

Надежда дождалась, пока я допишу, протянула руку, сгребла листок, встала и, ничего не говоря, вышла за дверь. Даже не попрощавшись. Судя по всему, это было сделано отнюдь не специально. Она была так измучена свалившимся на неё испытанием, что просто, скорее всего, забыла это сделать.

Ей попросту было вовсе не до меня. Она, наверное, и приходила-то просто выговориться, понимая, что я ничем, увы, не смогу ей помочь.

Но сказанное ею произвело на меня очень сильное впечатление. Пока она говорила, я живо и ярко представил себе каждую описанную ситуацию. И теперь чувствовал себя ужасно скверно.

Если они дружили семьями с Аллой и Виталием, то нет ничего удивительного в том, что Роман чувствует себя перед ними виноватым. У него, простите, теперь тело его друга.

«Красивое, здоровое, очень добротное тело, – гаденько подсказал противный голос внутри. – Алле, наверное, оно очень нравилось, правда? Что, если она совсем не хочет с ним расставаться?»

Я встал и начал ходить по кабинету, пытаясь избавиться от лишних мыслей.

Но это, увы, было отнюдь не просто.

Что мы, кстати, знаем про взаимодействие спинного и головного мозга? Теоретически, конечно, многое. Мы теперь способны сшить их, сохранив все основные – читай – поверхностные функции организма. Это может даже китайский автоматизированный аппарат, состоящий из пары напичканных сложной электроникой мотоциклетных шлемов и пары ошейников. Но мозг человека, без преувеличения, как вселенная, таит в себе ещё бесконечно много загадок. Чем больше мы узнаём, тем лучше видим, как далеко от нас суть.

Я взглянул на часы. Можно было собираться домой.

Дома я, сделав себе ужин и проглотил его, толком даже не почувствовав вкуса, сел за компьютер и стал читать все доступные источники по поводу связи спинного мозга и головного. Что-то было мне понятно, а что-то, несмотря на моё медицинское образование, являлось абсолютной загадкой. Обратила на себя внимание одна статья, в которой было интересное исследование. В ней говорилось, что мы напрасно считаем спинной мозг ответственным в основном за механику движения тела. На самом деле, утверждал автор, за мыслительные процессы организма, за то, что мы считали своим «я», он отвечал не в меньшей степени, только делал это, как бы сказать, не столь очевидно.

Получалось, что вопрос, который мне несколько дней назад задал совершенно далёкий от медицины судебный пристав, был не таким уж и глупым. Кто в итоге этот живущий сейчас где-то в посёлке человек всё-таки – Роман или Виталий? И кто вообще должен это решать? Я? Или пристав? Или всё-таки он сам?

Но ведь он считает себя Романом. У него сохранилась память, идентичность.

А если действительно приставы попробуют в суде оспорить вопрос его идентичности? Просто на основании соотношения массы? Мы же прекрасно знаем, как это бывает. Государство очень часто совершенно не интересуют все эти психологические нюансы. Ну и что, что голова думает, что выжила она? Тело-то – здоровое, рабочее, вполне исправное, осталось… Вот и пусть работает, платит… А кем он там себя считает, вопрос уже пятый. Считают же некоторые мужчины себя женщинами, и наоборот, и это право признаётся. Никто ведь в налоговой не будет против, если чудом выживший и успешно вылеченный, так сказать, Виталий Верный (причём на государственные, заметьте, деньги, по страховке) будет считать себя немного Романом Головой… Тем более что если будут копать глубже, могут выяснить и то, что вся моторика, механическая память тела ведь действительно осталась Виталия… То есть на фортепиано он играть не может, а на гитаре – пожалуйста.

А что тогда с Романом делать? Его что ли мёртвым объявить? Дикость же какая-то. Как вот ему это в глаза сказать? Извини, ты, мол, теперь мёртвый. И не важно, что ты на этот счёт думаешь сам – понимаешь, статистически… ну, как налогоплательщик, исключительно из-за соображений массы, мы вынуждены… Господи, бред же?

Погружённый во все эти мысли, я сам не заметил, как уснул – прямо в одежде, даже не разобрав постель.

Ещё через несколько дней ко мне пришёл следователь. Крепкий коренастый мужичок зашёл в кабинет, бухнул увесистый дипломат с бумагами у порога и сразу заявил, что всё понимает про абсурдность происходящего, но ФССП составили жалобу в суд, и разобраться в этом деле придётся. Я, вздохнув, принялся отвечать на вопросы. О том, что я мог как-то быть причастен к этому в корыстных целях, речи, слава Богу, не шло. Выслушав мои ответы, он кивал, теребил подбородок, а также делал пометки в блокноте у себя на коленках и параллельно вел видеозапись с небольшой камеры, которую поставил на штативе напротив меня.

– Любопытно, конечно, Михаил Николаевич, – сказал он, когда картина произошедшего была ему в общих чертах ясна. – Удивительный, конечно, случай. Уникальный…

Я пожал плечами:

– Признаться, нам даже в университете не рассказывали о подобных нюансах. Может, изучить китайскую практику? Аппарат Канаверо – Сяопин там произведён, может быть, там были подобные случаи?

Следователь махнул рукой и поморщился.

– Китайцы в этом отношении очень интересный народ. У них и с авторским правом, например, всё спорно. Они искренне не понимают, что это такое – украсть идею. Они же вот, сами, на своём станке, на своём железе сделали этот телефон. Ну и что, что он такой же, как тот, что выпустил кто-то другой?.. А ведь, с другой стороны, если уж вдаваться в философию вопроса глубже – ещё ведь Гегель писал, что есть мир идей и мир людей. Да и не только он. Идея, как ни крути, существует сама по себе, она просто есть. И ведь если так, то ни одна вещь в реальном, материальном мире не соответствует в полной мере своей идее. Идеальный автомобиль как идея возможен. А в конкретном воплощении всегда будет огромное количество разных изъянов, минусов. А с нематериальным ещё хуже. Так что с китайцами я в какой-то мере даже согласен. Но основной цивилизованный мир, как ни крути, думает иначе. Поэтому, боюсь, что примеры из китайской правовой системы могут нам совсем не подойти.

Я пожал плечами.

– И справедливость, например, – тоже ведь идея, которая практически невозможна в жизни, – продолжил свои рассуждения следователь. Даже когда мы соглашаемся, что то или иное решение справедливо, всегда ведь найдётся кто-то, кто это оспорит и аргументирует… Ладно, извините, разболтался я. Вы не беспокойтесь, Михаил Николаевич. Думаю, проблем вам это всё не должно доставить. Разрешение на использование донорского материала у вас было, аппаратура – сертифицированная… Своих рабочих полномочий вы не превышали. Но судебного разбирательства, увы, не избежать… – он сделал паузу и снова выразительно посмотрел на меня, ожидая моей реакции.

Я снова пожал плечами. Ещё и суд…

Здорово, ничего не сказать.

– Вы, скорее всего, будете приглашены как свидетель, поэтому переживать не стоит.

Следователь о чём-то задумался, после чего встал с кресла.

– Ну, я, пожалуй, пойду. Всего вам хорошего, Михаил Николаевич.

За ним закрылась дверь. Я какое-то время смотрел ему вслед, потом встал и начал медленно расхаживать по кабинету.

Наверное, ничем ужасным мне это всё и правда не грозит. Но всё равно, суд, разбирательство, какой же из налогоплательщиков выжил, а какой нет… Как-то всё это было ужасно неправильно.

Настроение было безнадёжно испорчено. Я посмотрел на часы и набрал номер Семёна.

– Ну что, Сём, может, вечерком в бар?

Он охотно согласился. Видимо, сегодня не надо было даже отпрашиваться у жены.

В конце рабочего дня мы, уже по традиции, встретились у крыльца больницы и зашагали в сторону центра посёлка – через площадь, парк и новые магазины вокруг него. Я рассказал ему о сегодняшнем визите, и Семён начал горячо убеждать меня не волноваться ни о чём.

Слушая приятный бархатистый голос Семёна, я и сам не заметил, как ноги вынесли нас обоих к уже знакомому заведению – бару «Козырный пуз».

– Кстати, – вдруг сменил тему Семён, – вот всё смотрю на это название, каждый раз улыбаюсь. И знаете что вспомнил? Знаете, песня такая есть, старая-старая? Михаил Круг, кажется, пел?

– Ну? – я совсем не любил шансон. Это был, пожалуй, единственный стиль музыки, в котором у меня не было хотя бы одного любимого исполнителя. Но эту песню, конечно, не знать было невозможно.

– Вот там строчки такие есть – «но не очко обычно губит, а к одиннадцати туз». Так вот, я никогда не мог понять – это о чём вообще? При чём тут вообще очко, простите? Ну, вы понимаете, да? Очко, это которое, ну типа, эээ, которое жопа, да? А туз там при чём?

Я громко, на всю улицу, рассмеялся.

– Да уж, Сёма! Сразу видно, что ты ни разу не картёжник. Это же в карточной игре какой-то вроде такой расклад, если я ничего не путаю. Но знаешь, я, если честно, тоже не картёжник. Меня там другие строчки озадачивали. Типа: «…когда я панковал, жизнь размеренна». Так вот, я тоже никак понять не мог – ну разве в законе для такого по-пацански правильного персонажа, как Михаил Круг, по молодости «панковать»? То есть я сразу представлял его в косухе, с серёжками в ушах и с ирокезом, возле стены Цоя с какой-нибудь подружкой в рваных розовых колготках… А потом узнал, что это тоже про карты! Банковал там поётся – ну типа раздавал банк.

– А я тоже думал – панковал… – Семён смотрел на меня своими чистыми голубыми глазами, и я снова не смог сдержать смех. – Ну, типа я тоже по молодости панковал – «Сектор Газа» там, «Король и Шут»… Вот это вы мне сейчас глаза открыли… – и он задумчиво почесал подбородок.

– Пойдем! – я, слегка привстав на цыпочки, похлопал габаритного коллегу по плечу, увлекая за собой в направлении приветливо светящейся вывески.

Через полчаса мы, выпив по два бокала нашего любимого местного пива и съев два больших блюда медведок, расслабленно развалились на удобных диванчиках и болтали на разные отвлечённые темы. Настроение было у нас обоих почему-то философское – хотелось, задумчиво глядя куда-то в пространство перед собой, рассуждать о том, что такое жизнь вообще, для чего мы в ней есть и что же со всем этим будет дальше. Больше говорил Семён – сегодня он был особенно в духе.

– Понимаете, Михаил Николаевич, правда и ложь – они ведь, по сути, заложены изначально во всём, в каждом предмете. Вот возьмём, например, снег и лёд, – и он кивнул на покрытое инеем окно, за которым в свете уличного фонаря лениво кружился снег. – Лёд – твёрдый, и это его правда. По нему можно ходить и не проваливаться – и это тоже правда. Поэтому, когда лёд тает и ты вдруг всё-таки проваливаешься в холодную воду, получается, что лёд как бы тебя обманул? Он всем своим видом показывал, что твёрдый, а на самом деле оказался совсем не такой.

– Ну… так ведь это же не просто так случилось, – я сделал несколько глотков из своего бокала и зажмурился от бросившегося в нос углекислого газа. – Изменились внешние условия, температура. Вот лёд стал мягким и провалился.

– Так и с людьми ведь ровно то же самое. Ничего просто так не происходит. Что-то меняется, какие-то, как вы говорите, внешние условия – и люди меняются, и правда с ложью местами тоже меняются, и ничего тут уже не поделать.

Я задумчиво смотрел через зал на столики напротив. За одним из них сидела стройная красивая девушка с тёмными волосами с медным оттенком – одна, без подружек и спутников, она неторопливо ела салат и читала маленькую книгу в ярко-оранжевой обложке. Я смотрел на неё уже не первый раз – может быть, это немного и бестактно, но ничего не мог с собой поделать. Всем своим видом она каким-то неуловимым образом отличалась от собравшегося в баре контингента. Хоть публика тут была, можно сказать, самая для нашего небольшого посёлка интеллигентная, в этой девушке чувствовалось что-то такое, что отличало её от остальных. Или это мне так казалось? В этот момент она отвлеклась от книги, посмотрела на меня и улыбнулась. Я смутился, но всё-таки помахал ей рукой и отвёл взгляд. Семён, украдкой взглянув, кому это я там помахал, заговорщически подмигнул мне.

– Симпатичная, да? Что-то раньше я тут её не видел. Странно… Мне всегда казалось, что в нашей деревне все друг друга хотя бы в лицо знают. Не хотите познакомиться сходить, Михаил Николаевич?

– Да зачем человеку отдыхать мешать, – снова смутился я. – Может быть, она ждёт кого вообще.

Когда я, в очередной раз отлучившись, вернулся к столу, то совершенно неожиданным образом обнаружил за нашим столиком ту самую девушку и Семёна с горящими глазами, в которых отчетливо читалось: «Ну, разве же я не молодец?».

– Здравствуйте, – несколько растерялся я. – Какая неожиданность…

– Надеюсь, скорее приятная? – девушка улыбнулась и протянула руку. – Светлана. Можно просто Света.

– Михаил… – я запнулся, чуть было не добавив по больничной привычке Николаевич, но остановил себя. Ни к чему этот лишний официоз… Тем более что на вид мы с ней были, кажется, почти ровесники.

Я сел за столик и взглянул на нашу гостью. Красивая. Вблизи она показалась мне ещё симпатичнее, чем когда я разглядывал её издалека. Она сидела, выпрямив спину, и с интересом разглядывала нас с Семёном живыми карими глазами. Я в который раз убедился, что самое главное в женщине, да пожалуй, и вообще в людях, – это глаза. По тому, какой у человека взгляд, можно ведь очень много сказать о том, какой он. Не зря же говорят, что глаза – это зеркало души. У некоторых зеркало какое-то мутное. У других в этом зеркале никого, кроме самого себя, не отражается.

А в некоторых можно увидеть целый мир.

– Не желаете что-нибудь выпить? – я поймал себя на том, что уже несколько минут задумчиво смотрю на нашу гостью, смутился и взял со стола меню.

– Почему бы и нет! – весело ответила она и откинулась на спинку дивана – Я бы не отказалась от бокала белого сухого вина.

– Прекрасный выбор! – сказал Семён. – Как медик, должен вам сказать, что алкоголь весь, конечно, яд, но вино, пожалуй, наименьшее из зол. А мы вот пиво пьём… – развёл он руками, как бы оправдываясь. – Но с медведками, знаете ли, очень хорошо сочетается.

– Белое вино, кстати, с медведками тоже очень хорошо сочетается, знаете ли, – лукаво заметила наша новая знакомая. – Как и с другими морепродуктами.

– Намёк понятен, – улыбнулся Семён и позвал официантку.

Мы заказали бокал вина, ещё по пиву, большое блюдо медведок и стали ждать заказ. Я всё время поглядывал на Светлану, смущался и отводил взгляд. Она замечала это, пряча улыбку в уголках губ. Кажется, это забавляло её, поэтому, когда я на неё смотрел, она всегда смотрела в ответ и первой не отводила взгляд.

– Я так понимаю, вы не местная, да?

– Да, я приехала из Владивостока по работе, в командировку, – ответила она.

– Надолго? – спросил я, вдруг почувствовав странное желание услышать, что командировка надолго, хоть мы и познакомились буквально только что, и не факт, что наше знакомство будет иметь какое-то продолжение.

– Пока не знаю, – пожала плечами Света. – Поживём – увидим. А вы отсюда, из Кавалерово?

– Ну, в целом да… Семён вот у нас настоящий коренной житель. А я так… наполовину, можно сказать.

– Расскажите мне, что тут у вас интересного есть. Мне посёлок показался довольно милым. Тут же, я так поняла, до моря совсем недалеко, да?

– Да, шестьдесят километров! – оживился вдруг Семён. – А вообще у нас тут много всего классного есть. Так что вы не подумайте, что деревня какая-то. Вовсе нет!

Семён, надо признать, был настоящим патриотом своей малой родины. Он искренне любил родной край и маленькое Кавалерово в частности, хорошо знал все окрестности и не только, историю посёлка и связанные с ним легенды. Он начал рассказывать, о том, какие народы жили тут до прихода русских, чем они питались (об этом, насколько мне было известно, он писал какую-то работу, когда учился), про исследователя Арсеньева и его помощника – удэгейца Дерсу Узалу, о том, что до тысяча девятьсот семьдесят третьего года, когда возник очередной территориальный конфликт с Китаем, почти все названия в округе были маньчжурскими – например, нынешний Горнореченск назывался Кенсухе, Рудный – Лифудзином, о чём ему рассказывала ещё его бабушка, и многое-многое другое. Что-то я тоже знал, что-то нет. Светлана внимательно слушала его, изящно поигрывая рукой с бокалом вина, из которого иногда делала небольшой глоток, широко раскрывая от удивления глаза и улыбаясь. Я же пил пиво, благодарный Семёну за его красноречие и возможность в некотором смысле остаться в тени, улыбался и украдкой разглядывал нашу новую знакомую, чувствуя, что мне очень хотелось бы если и не продлить этот вечер до бесконечности, то хотя бы иметь возможность провести такой ещё. И, пожалуй, не один. Светлана тоже иногда поворачивалась ко мне и улыбалась, и в этот момент свет и краски вокруг становились как будто бы чуть-чуть, но ярче и теплее. Я совершенно забыл о работе и всём, что так беспокоило меня в последнее время, и расслабился.

– А ещё у нас тут есть очень красивая скала, – закончив очередную историю и не давая слушателям ни малейшей передышки, продолжил Семён. – Чудесное место, особенно летом. Её, впрочем, почти с любой точки посёлка видно. Но самое, конечно, классное – это со скалы смотреть на посёлок. У нас тут небоскребов нету, дома невысокие, но всё равно красиво. Видно, в какой уютной долине он располагается. А с этим, кстати, связан и наш климат, – он поднял палец вверх. – Поэтому зимы у нас намного мягче, чем, например, на побережье.

– Насколько я знаю, со скалой ещё несколько легенд разных связано, – добавил я.

– Да, легенд… и случаев… – Семён запнулся. – Не очень, правда, приятных, несколько было… Дело в том, что к скале по сопкам можно спокойно пешком любому пройти, без особого какого-то оборудования. Каменная часть у неё только с одной стороны, но та – отвесная, так что, если сорвался, то без шансов. Ну и бегают туда, конечно, мальчишки, и… те, кто с жизнью свести счёты хочет.

– Так интересно… – задумчиво сказала Светлана. – Я как-то и не думала, что у вас тут так. Думала – ну деревня и деревня, простите, – она виновато улыбнулась. – А тут можно экскурсии водить, как в музее.

– Музей, кстати, у нас тоже есть, – важно заметил Семён. – Можно тоже как-нибудь сходить. Там, между прочим, несколько моих стендовых моделей даже стоит, из детской коллекции, – добавил Семён и смутился.

– Обязательно сходим, – улыбнулась Светлана. – И к скале, пожалуй, тоже, хотя бы вблизи посмотрим. На лыжах, например? Вот вы, Михаил, любите лыжи? – неожиданно повернулась она ко мне.

Я почему-то покраснел, как будто меня застали врасплох.

– Я… Ну, конечно, люблю. У нас тут, правда, горных склонов удобных нету, но зато на беговых – просто красота. И лыжня всегда есть, много любителей покататься, всегда, как только снег выпадет, лыжню тут же прокладывают.

– Я вот тоже лыжи люблю. И даже свои с собой привезла, представляете – улыбнулась наша новая знакомая. – Как-то сразу было понятно, что тут отлично можно будет покататься где-нибудь в окрестностях.

При мысли о совместной лыжной прогулке на душе становилось ещё теплей. Я сразу представил Светлану в лыжном костюме, в клубах густого, тающего в морозном воздухе пара, а вокруг – сопки, лес, снег искрится в лучах солнца, синее высокое небо над головой… Признаться, захотелось отправиться на эту лыжную прогулку прямо в этот же момент.

А ещё мне было приятно, что она спросила про лыжи именно у меня. Мелочь, конечно, но… я понял, что этим вечером очень внимательно отмечал каждую подобную мелочь.

Я посмотрел на неё, смутился и перевёл взгляд на Семёна. Тот смотрел на меня с таким хитрым выражением лица, что сразу захотелось пнуть его по ноге под столом, но я этого делать, конечно же, не стал. Был риск попасть вместо его ноги по ноге нашей новой знакомой, и это бы означало полный провал.

Мы просидели вместе ещё около часа. Посетителей почти не осталось, даже официанты ходили вокруг теперь редко, да и мы почти ничего уже не заказывали. Нам было достаточно разговоров.

Она ушла первой. Сославшись на то, что завтра у неё важный день, Светлана позволила проводить себя до гардероба, набросить ей на плечи модную шубку из синтетического меха и пожала руку на прощание, заверив, что мы ещё обязательно встретимся – мол, знакомых у неё тут немного, и она будет рада провести ещё как-нибудь вечер в нашей с Семёном компании. В моём телефоне уже был записан её номер, и я не стал предлагать проводить до дома, решив, что это было бы уже несколько нагловато. Тем более что она вызвала такси. Вернувшись за стол к Семёну, я сразу же наткнулся на этот его хитрый взгляд и тут уже от души хлопнул его по плечу.

– Да что ты смотришь на меня, как… как… – я замялся, не придумав, с кем бы его сравнить.

– Да ну что? – удивился Семён, однако глаза продолжали лукаво щуриться. – Очень приятная дама, правда, Михалниколаич? Я видел, как вы на неё поглядывали, можете ничего не говорить. На наших санитарок вы так не смотрите, между прочим.

– Ну вот, буду я ещё на санитарок на работе таращиться. Отношения на работе, знаете ли, Семён, чреваты разного рода проблемами.

– Хорошая девушка, конечно… – словно пропустив мои слова мимо ушей, сказал Семён. – Вы ей тоже понравились, я вам точно говорю. Я видел. На меня она так не смотрела.

– Ой, всё, ладно тебе! – поморщился я. – Ты вон вообще не умолкал весь вечер, она только тебя и слушала.

– Слушать-то слушала, – согласился Семён. – Но смотрела на вас, вы меня можете не переубеждать. И про лыжи вас спросила. В общем, всё понятно. Понравились вы ей.

– Да ладно! Мы, может, и не увидимся больше никогда, мало ли. Она же сказала, что тут проездом. Давай вообще уже тоже домой собираться. Отличный получился вечер, но завтра на работу с утра, а там, сам знаешь, всегда полно дел.

На улице мы тепло попрощались и отправились по домам, оба пешком. Я шёл, слушал скрип снега ногами, вдыхал морозный воздух, и чувствовал, что мне очень хорошо. Как будто я стал за этот вечер немного легче и душой, и телом. Образ Светланы до сих пор был перед глазами, и я словно вживую слышал её звонкий смех, вспоминал, как она удивлённо вскидывала брови после очередного рассказа Семёна…

Так, всё, сказал я себе, уже подходя к дому. Хватит придумывать! Ну познакомились и познакомились. Приятная девушка, да, но… не местная, в Кавалерово проездом, и вообще, что бы там Семён не говорил, не факт, что она вообще обратила на меня внимание, может, она на всех так же смотрит.

Однако перед сном, уже засыпая, я всё равно думал только о том, как мы были рядом с ней в баре, не замечая окружающих, и я каким-то совершенно удивительным образом как будто позабыл обо всех проблемах, которые свалились на меня в последнее время.

Утро выдалось тяжелым – последние пара бокалов пива всё-таки определённо были лишними. Я проснулся от звонка будильника, но ещё какое-то время лежал в постели, прислушиваясь к ощущениям в собственном теле. Голова не то чтобы болела, но её словно особенным магнитом тянуло к подушке, как, впрочем, и всё тело. Ужасно не хотелось на работу. Но потом я вспомнил, что совсем недавно выписали Голову, а потом вечер в баре с Семёном, и тут же перед мысленным взором возникло улыбающееся лицо нашей новой знакомой. На душе как-то сразу стало тепло и немного тревожно, но это была совсем другая тревога, не такая, которая пропитывала мои последние дни. Это было чувство, как когда ты пришёл, например, на свидание, и вот уже две минуты назад должен был прийти тот, кого ты ждёшь, и ты вертишь головой по сторонам, вглядываясь с нетерпением в лица проходящих мимо людей – ну где же? Или как когда видишь, как близкий человек при тебе распаковывает обёртку от твоего подарка, и по улыбке на лице пытаешься понять – понравился он или всё-таки нет?

В общем-то это чувство и тревогой, наверное, называть не стоит. Это скорее волнение, может быть, предвкушение чего-то…

Мысли о новой знакомой чудесным образом придали мне сил, и я оторвал прояснившуюся голову от подушки, бодро вскочил, сделал несколько упражнений и отправился под душ. Там встал под тугие горячие струи воды, немного постоял, привыкая к ним, а потом резко выкрутил горячий кран почти на ноль и задержал дыхание – теперь в меня сотней стрел втыкалась ледяная вода. Повторив процедуру несколько раз, я растерся полотенцем и вышел на кухню. Контрастный душ помог – сонливость словно рукой сняло, и я включил на колонке любимый плей-лист и начал готовить себе завтрак. Сварив себе кашу, я уселся за стол, взял в руки телефон и открыл телефонную книжку.

«Светлана Козырный Пуз» – значилось теперь в самом верху списка номеров. Я подумал, не написать ли какую-нибудь незначительную чепуху, но отказался от этой затеи. Что это я, в самом деле, как дикий какой-то? Зачем торопиться, навязываться? После работы напишу, решил я, закончил завтрак, оделся и вышел за дверь.

Погода опять радовала. Снова на улице расцветал солнечный морозный денёк, который прекрасно подошёл бы для лыжной прогулки. «Со Светланой», – ехидно подсказал внутренний голос. Я велел ему успокоиться и не торопить события и бодро дошагал до работы.

В кабинете я разделся, поставил греться чайник и сел за стол. На рабочем телефоне светилось несколько сообщений из регистратуры, и я бегло проглядел их. В основном всё было стандартно, но одно отличалось.

«Михаил Николаевич, сегодня в девять к вам придёт сотрудница, прислали из Владивостока. Как-то связано с операцией Головы», – сухо сообщал экран. Я немного нахмурился. В принципе, я и так чувствовал где-то в глубине души, что эта история быстро не закончится, но не ожидал, что она напомнит о себе так быстро. Кто это будет и на какие вопросы мне придётся опять отвечать? Строить из себя серьёзного врача, хотя я, к ужасному стыду, даже мануал к этому несчастному Канаверо – Сяопин не прочитал?

Я вздохнул и начал заполнять истории болезни, изредка поглядывая на часы. Увлекшись, я не заметил, как прошёл час, и когда в мою дверь тихонько постучали, вздрогнул от неожиданности – уже? Кое-как наспех собрав ворох листов в кучу (когда же, наконец, можно будет делать всё в компьютере?) и громко пригласил пришедшего войти.

Каково же было моё удивление, когда из медленно отворившейся двери в мой кабинет вошла… Светлана!

Выглядела она теперь, конечно, совершенно иначе, не так, как вчера. На ней был почти такой же, как у меня, белый халат, волосы собраны в аккуратный хвост, а в руках она держала рабочий планшет, на котором, судя по всему, так же, как и я, смотрела рабочие документы. Лицо у неё было серьёзным – и только где-то в глубине глаз едва заметно вспыхивали озорные искорки. Она, судя по всему, уже знала о том, с кем ей предстоит встретиться. Но меня она, надо признаться, застала врасплох.

– Здравствуйте, Михаил Николаевич. Можно? – как ни в чём не бывало спросила она, остановившись в дверях.

Несколько секунд я глупо смотрел на неё, чувствуя, как расплываюсь в улыбке, потом спохватился и сделал серьёзное лицо.

– Да, проходите, присаживайтесь. Чем могу быть полезен?

«Так вот, оказывается, что за командировка у неё», – стремительно пронеслось в голове.

Я вдруг понял, что накануне вечером мы совсем не говорили о работе. Впрочем, у врачей это обычное дело – вы бы знали, сколько новых или даже случайных знакомых, узнав, что вы доктор, сразу же пытается превратить любую дружескую посиделку в консультацию по беспокоящим их медицинским вопросам.

Светлана прошла и села в кресло напротив моего стола.

– Михаил Николаевич, меня отправили из Владивостока наблюдать за пациентом, – она прищурилась и посмотрела на экран планшета. – У вас недавно была произведена успешная пересадка головы, верно? Случай, прямо скажем, для современной медицины пусть и не уникальный, но для нашего региона всё-таки довольно нетипичный. Я пишу научную работу о сложностях и неразрешённых вопросах взаимодействия спинного и головного мозга, поэтому попросила перевести меня на некоторое время в вашу больницу.

Она сделала паузу и посмотрела мне в глаза.

Ну хоть какой-то позитив от этой операции, подумал я и устыдился собственной мысли. Плохой ты, наверное, Миша, врач. Спас человеку жизнь, а сам радуешься только тому, что тебе из-за этого симпатичную практикантку прислали…

– Что-то не так? – спросила Светлана. Видимо, эта мысль слишком явно отразилась у меня на лице.

– Нет-нет, конечно, нет! – опомнился я, чувствуя, как краска заливает мне щёки. – Конечно, всё в порядке. Даже очень хорошо, я бы сказал. Больница у нас небольшая, но обслуживает довольно обширный район. Поэтому – добро пожаловать, Светлана, в наш дружный коллектив. Осваивайтесь, знакомьтесь с пациентом, историей болезни. Он, правда, уже выписался, но ему было рекомендовано оставаться под наблюдением. Да и вообще… Посёлок у нас небольшой, так что, думаю, с материалом для вашей работы проблем не будет. Если чем-то могу быть вам ещё полезен, вы обращайтесь.

Она улыбнулась. Я же вдруг представил нас опять на лыжной прогулке – очень отчётливо.

А ещё мне показалось, что она подумала о том же самом.

– Хотите, покажу вам больницу и… аппарат Канаверо – Сяопин? Наверняка вам будет интересно. Это имеет прямое отношение к вашей научной работе, я так понимаю.

– Очень хочу! – с готовностью отозвалась она.

Мы вышли из кабинета. Сначала я провёл её по всем трём этажам больницы, показал операционную, хирургическое отделение, инфекционное. Встречавшиеся нам на пути медсёстры, увидев меня в компании молодой девушки в белом халате, с заговорщическим видом здоровались и спешили дальше по своим делам, но даже по удаляющейся спине каждой из них можно было понять, что о появлении новой сотрудницы больницы скоро будут вовсю судачить в каждом кабинете. С этим, увы, ничего не поделать. Да не так уж это и страшно.