Текст книги "Голова"

Она повернулась ко мне.

– Не усложняйте ситуацию, доктор. Вы же понимаете, надеюсь – всё, чему нужно случиться, и так произойдёт.

– Это вы о чём? – я начинал мёрзнуть, и мне ужасно хотелось распрощаться с этой странной женщиной и вернуться к теплу костра – к раскрасневшемуся Тарасу, его подругам и, конечно же, к Свете, которая, как я сейчас чувствовал, совсем не рада тому, что я ушёл.

Алла задержала на мне взгляд, но не сочла нужным вдаваться в подробности. Она перехватила поудобнее свои палки.

– До свидания, доктор. Спасибо за коньяк.

– Не за что. Замёрзнете – приходите обратно.

Но Алла, видимо, решила, что разговаривать больше нет смысла. Она, переставляя палки для ходьбы, пошла по морской гальке. Одинокая тёмная фигура на одиноком холодном пляже смотрелась как-то неестественно, как будто какой-то хулиган взял и пририсовал чёрным маркером фигурку человека к красивому приморскому пейзажу.

Я поспешил вернуться к нашему очагу. Возвращение в этот отвоёванный у холодного побережья кусочек тепла было каким-то особенно приятным. Светлана, как я и предполагал, наградила меня колючим взглядом, но, признаться, я был этому даже немного рад. Ведь это называется ревность, или я ошибаюсь?..

Тарас разлил по рюмкам очередную порцию коньяка и сейчас, морщась, подбрасывал в костер новые берёзовые поленья.

– Ну наконец-то! – как будто меня не было час, сказал он. – Это чё за грымза была?

Я махнул рукой.

– Неважно… Ну, за что пьём на этот раз?

– За то, чтобы всё у всех было хорошо! – не стал долго думать Тарас.

– Прекрасный тост! – я залпом выпил коньяк и посмотрел на Светлану. Она о чём-то задумалась, но, почувствовав мой взгляд, улыбнулась, и от этой улыбки стало как будто бы ещё теплее на душе.

Мы просидели так допоздна – болтали о разном, пели песни под гитару. Потом, конечно, даже сходили в эту знаменитую походную баню, по отдельности со Светланой. Ощущения– совершенно незабываемые. Внутри палатки – жарища, пар, дым треск огня, но как только ты выскакиваешь наружу, то оказываешься один, маленький, голый, словно только родившийся человечек, под огромным небом и перед бескрайним океаном, которые тут же окутывают тебя холодом, и ты стоишь, дышишь полной грудью, а от распаренной кожи валит пар.

На обратном пути мы со Светланой сели назад. Я чувствовал себя, наверное, так, как должны чувствовать себя медузы – абсолютно расслабленным, распаренным и как будто вовсе лишённым костей. Светлана, тоже, видимо, изрядно уморившись, тут же положила голову мне на плечо и задремала. Уснули и все остальные – Тарас дремал за рулём, сунув под голову свой камуфляжный пуховик. Спали и девушки.

Не спал только я. Автоматика неторопливо вела машину по шоссе, а я старался не шелохнуться, чтоб не потревожить сон спящей на плече Светланы. Я смотрел в окно на проносящиеся за стеклом сопки и думал о том, что этот день, пожалуй, я запомню навсегда как один из самых лучших дней моей жизни.

И это оказалось именно так…

На следующей неделе Роман Голова не пришёл на плановый осмотр. В принципе, медицинской необходимости в этом уже не было. Мы давно убедились, что он абсолютно здоров, никакого отторжения тканей не происходит, воспалительных процессов нет. Но Светлане нужно было собрать ещё некоторые данные для работы, а также задать ему несколько вопросов.

Мы сидели в моём кабинете, пили кофе и листали каждый свою распечатку её работы – Светлана проверяла, точно ли указаны везде данные и сходятся ли цифры, а я смотрел, где можно было бы удачнее или более точно сформулировать мысль.

– Михаил Николаевич, а как вы думаете, мы можем сами сходить к Роману и побеседовать с ним?

Я отложил стопку листов в сторону и задумался.

– Ну почему бы и нет. Не вижу в этом ничего такого.

– Просто я подумала… Мне, во-первых, хотелось бы немного пообщаться, задать несколько общих вопросов, это для работы важно. А на осмотре к этому не очень располагает ситуация. Ну и вообще, если честно, мне жутко интересно, как себя чувствует и как вообще живёт человек после такой операции.

Я-то не мог бы сказать, что мне было жутко интересно. Я много знал о том, что чувствуют и думают люди, которые живут вокруг него, да и с самим Романом всё-таки общался уже не раз… Но в компании Светы готов был идти хоть в приёмную к чёрту, а раз это было ещё и нужно для её работы… Конечно, я не мог ей отказать.

Я посмотрел на часы. Рабочий день закончится через пару часов, но на сегодня никаких дел больше не намечалось…

– Можем прямо сегодня и сходить, что думаешь?

– Правда?

– Ну конечно. Чего тянуть-то?

Я открыл на планшете карту больного, уточнил домашний адрес, и через несколько минут мы уже неторопливо шли по улицам Кавалерово, направляясь в сторону частного сектора. Оказалось, Роман жил совсем недалеко от дома, который я снимал.

– Может, надо было позвонить предварительно? – с сомнением сказала Света. – Вдруг его дома нет?

– Ну, нет и нет… – пожал плечами я. – Пойдём ко мне чай пить тогда.

Через несколько минут мы были на месте. Роман Голова жил в невысокой старенькой пятиэтажке, крайней в ряду таких же домов советской постройки. За ним начинались частные дома с участками, поэтому и этот двор тоже был чем-то средним между двором многоквартирного дома и большим общим огородом. По краям от дома ютились разношерстные гаражи, а сам двор, наверное, летом был засажен цветами, зеленью и, может быть, даже и картошкой, кто знает. Мне на самом деле нравились такие места. Как, знаете, рыба любит обитать на месте смены экосистем, например там, где подводная растительность сменяет каменистый или песчаный ландшафт. Мне нравилась эта эклектика – места, где город перетекает в деревню, где будущее причудливым образом переплетается с традиционным укладом жизни.

Мы вошли в подъезд, поднялись на второй этаж и постучали в металлическую, на вид самую приличную на лестничной площадке, дверь.

Несколько минут была тишина, но потом послышались шаги, и нам открыла супруга Романа, Надежда.

Она удивлённо смотрела на нас со Светланой.

– Здравствуйте… Чем могу помочь?

– Мы бы хотели поговорить с Романом. Можно?

– Его дома нет. Он… Алле помогает, дрова колет, – Надежда вдруг помрачнела, как-то остро посмотрела на меня и отвернулась – было видно, что говорить об этом ей было неприятно.

– Жаль… Простите, пожалуйста, за беспокойство, – я сделал Светлане знак глазами, и мы вышли из дома.

На улице Светлана вопросительно посмотрела на меня. Мне ужасно хотелось просто позвать её на чай, но я видел, что она расстроилась.

– Можем, наверное, к Алле сходить.

Светлана задумалась.

– Это та, что ли? Которую мы на море встретили? Как там её твой друг назвал… Грымза?

– Ну да, – улыбнулся я. – Странная, конечно, дама.

– Не то слово. Но меня она не особо смущает, если честно, – с некоторым вызовом сказала Светлана.

Я удивлённо посмотрел на неё. Ещё во время той первой встречи было понятно, что они как-то друг другу не очень приглянулись, поэтому готовность Светы сходить к Алле несколько удивила меня.

Женщин, конечно, порой невозможно понять.

– Ну, пойдём, раз так, – поддержал я. Мне было приятно находиться в её компании, и, признаться, я был готов идти сейчас с ней куда угодно. Лишь бы быть рядом.

Я нашел адрес Верной в базе, потом забил его в навигатор. Идти было совсем недалеко – пешком около десяти минут. Алла жила в частном секторе всего через пару улиц от дома Надежды.

Сориентировавшись, куда идти, мы углубились в частный сектор и зашагали вдоль разношёрстных заборов, из-за которых, гремя цепями, лаяли домашние собаки.

Подходя к дому, мы услышали звук, хорошо знакомый каждому жителю деревни – глухой удар, после него ещё два, звонких, эхом отскакивающих в разные стороны. С первым звуком втыкался в просохшую чурку увесистый чугунный колун, а со вторым падали по обе стороны чурбака половинки, которые потом надо было разделить ещё и ещё, пока в итоге не получались аккуратные красивые дрова. Их укладывали большими ровными поленницами под навесами и в сараях. Многие, конечно, уже переходили на более современные технологии отопления – солнечные батареи, геотермальные, водородные котлы и прочее. Но хороший водородный котёл стоил немало денег, геотермальная системы, несмотря на всю экономичность, по-прежнему оставалась капризной и сложной в обслуживании, солнечные батареи в условиях частого в Приморье тумана не давали нужной мощности. А дровяная печь оставалась простым и понятным способом обогрева дома для тех, кто не хотел изобретать ничего нового, оставаясь приверженцем более традиционных решений. Да и лесов у нас, несмотря на вырубку, по-прежнему оставалось много.

Хозяйство Аллы Верной, судя по всему, было максимально традиционным. Даже забор, к которому мы подошли, был кривым, из разношёрстных жердей, на которых сверху висели какие-то обрывки ткани, глиняные посудины, ещё что-то… Он разительно отличался от ровных дощатых заборов соседей, подпиравших с обеих сторон этот по-своему вычурный, как декорацию к какому-то фильму, частокол.

Отворив калитку, мы прошли внутрь. На территории двора странное ощущение декорации усилилось ещё больше – идти приходилось по узкой тропинке, по сторонам от которой валялись кадки, пни, ящики, клетки для птиц и многое другое… Особенно неприятно выглядела куча разных детских колясок. «Как будто их собирали по всему посёлку, безжалостно вытряхивая из них детей, как нечто совершенно ненужное», – посетила меня странная мысль. На самом дворе снега было мало, и явно не потому, что его тут чистили – среди валявшегося кругом хлама местами нельзя даже пройти нормально. Снег лежал тут длинными жмущимися к земле полосами – словно ветер по непонятным причинам точечно выдувал его именно с этого двора, раскидывая на улицу и за соседские заборы.

Обстановка во дворе наводила на мысль, что тут живёт не молодая современная женщина, значительную часть своего времени проводившая в спа-салонах, на фитнесе и шопинге, какой мне показалась во время наших нечастых встреч Алла Верная, а какая-то выжившая из ума старуха-старьёвщица, тащившая с окрестных свалок домой всё, на что падал взгляд.

Дом выглядел соответственно – низкий, с подслеповатыми окнами, он топорщился во все стороны вздувшейся и местами отслоившейся вагонкой, на которой волдырями отставала грубая краска грязно-зелёного цвета. Мы обошли дом и оказались на внутренней стороне двора, где сразу же увидели Романа.

Он стоял спиной к нам, сжимая в руке колун, и примерялся к очередной чурке. Несмотря на мороз, он был в одной футболке с коротким рукавом, поэтому внимание сразу же привлекали его руки – сильные, мускулистые, жилистые, покрытые татуировками.

Роман выдохнул, резко поднял колун над головой и нанёс точный сокрушительный удар, от которого большая берёзовая чурка звонко треснула и распалась на две половинки, с характерным звуком упав на утоптанный снег. Роман, видимо, услышав шаги, повернулся к нам.

Несколько секунд он, щурясь, всматривался в наши лица, затем, узнав меня, как-то смущённо улыбнулся.

– Здравствуйте, – он воткнул колун в чурбак, стоявший перед ним. – Не ожидал, признаться, вас тут увидеть. Вы же ко мне, я правильно понимаю?

– Да, правильно! – стараясь вести себя непринуждённо, улыбнулся в ответ я, подошёл ближе и пожал Роману крепкую мозолистую ладонь. – Не застали вас дома, супруга ваша вот отправила сюда, сказала, вы помогать отправились.

– Я-то… Ну да, да… – почему-то смутился Роман. Он украдкой взглянул на дверь в дом. – Вы надолго? В дом не приглашу, а на улице как-то…

– Да вы не переживайте, – присоединилась к разговору Светлана. Она внимательно рассматривала Романа широко открытыми глазами. Было заметно, что ей ужасно видеть живым и здоровым человека, перенёсшего настолько сложную операцию. – Мы в общем-то ненадолго. Несколько вопросов зададим вам, и всё.

– Ну тогда присаживайтесь, – усмехнулся Роман и указал рукой на беспорядочно стоящие по двору берёзовые чурбаны.

Мы выбрали стоящие рядом березовые чурки и уселись. Светлана сразу начала расспрашивать Романа о самочувствии, делать простые тесты на моторику и взаимодействие спинного и головного мозга – двигать руками в одну сторону, глазами в другую и прочее. Я же, поймав лицом тепло солнечных лучей, наслаждался хорошей погодой и отсутствием ветра. А также просто спокойствием – никто не требовал от меня что-то решать или объяснять… Это было прекрасно.

Светлана быстро закончила с вопросами, которые интересовали её по работе. Но у неё, как я знал, были и другие вопросы – обычные, так сказать, человеческие. Может быть, они на самом деле тоже полезны для работы, кто знает.

– Так, ну с механикой мне всё понятно, – подытожила она. – Тут вопросов вообще никаких нет, всё работает как часы. Наверное, ваше настоящее тело вам так здорово не подчинялось, да?

Роман как-то задумчиво грустно усмехнулся и кивнул, вслух ничего не сказав.

– Ну а кроме этого, – продолжила расспрос Светлана, – в целом что вы ещё можете сказать про своё состояние? Вы простите, конечно, что я вот так прямо. Случай очень уж необычный, а для темы моей работы – просто бесценный.

Я сидел, внимательно глядя то на одну, то на другого. В воздухе почувствовалось некоторое напряжение. А с другой стороны – что такого? Не захочет отвечать, скажет об этом, и мы спокойно уйдём.

Роман сидел на одном из чурбаков, застывшим взглядом глядя куда-то перед собой, словно бы размышляя – стоит нам отвечать или нет.

– Понимаете… – вздохнув, он несколько раз моргнул. – Иногда мне кажется, что я… ну, как будто мы с телом не вместе. То есть не то что мы там отдельно… Как бы это объяснить… Вот я иду куда-то, и вдруг чувствую, что голова – она как бы сама по себе, совсем. То есть… ну… руки-ноги двигаются, и я их чувствую и вроде и контролирую, но иногда накрывает такое ощущение… как будто это моя иллюзия. Как будто тело всё равно чужое, понимаете? И ничего я на самом деле не контролирую, а это только кажется мне. И в эти моменты так страшно становится, а ведь сделать-то ничего нельзя. Хоть кричи… и то без толку, раз тело может спокойно рукой рот закрыть и идти дальше туда, куда ему надо… – и он перевёл на нас полный ужаса взгляд.

Мы со Светланой переглянулись. Она сделала какую-то пометку в своём блокноте и внимательно посмотрела на него.

– Знаете, Роман… – тихо сказала она. – Это, наверное, странно прозвучит, но мне кажется, что почти у всех иногда бывает такое чувство. Это же вообще вопрос – являются ли наши действия и поступки изъявлением именно нашей воли или это лишь иллюзия, которой прикрывается предопределённость жизни каждого.

– Да ну это-то я и так понимаю… – замялся он. – Но тут… Мне это трудно объяснить.

Он задумался и вроде собрался что-то спросить, но, видимо, передумал.

В этот момент позади нас негромко скрипнула дверь, я повернулся– на пороге дома показалась Алла Верная. Она держала в руках большую чашу с каким-то варевом, а у её ног жались несколько средних размеров собак, которые так же бесшумно, как и хозяйка, вышли на крыльцо и остановились, глядя на сидящих возле поленницы людей.

Я первым почувствовал движение за спиной. На секунду мне показалось, что Алла и собаки смотрят на нас с каким-то совершенно одинаковым холодно-беспристрастным выражением.

– Здравствуйте, – холодно произнесла Алла, заметив, что я повернулся. – Какими судьбами, доктор?

Светлана тоже повернулась. Они с Аллой обменялись взглядами, и я почти физически почувствовал холод, которым просквозило после этого обмена. Вот кто бы что ни говорил, а так могут только женщины. Если женщины друг другу не понравятся с самого первого взгляда, то это потом будет чувствовать каждый в каждом слове и взгляде.

– Добрый день! – я встал, повернулся и сделал по направлению к Алле несколько шагов, но, заметив, как смотрят на меня собаки, остановился. Подходить ближе расхотелось.

– Мы к Роману, пару вопросов задать. Вы, надеюсь, не против?

Алла пожала плечами.

– Не против. Задавайте свои вопросы, только потом калитку прикрыть не забудьте, ладно?

– Скажите, Алла, – я вдруг услышал голос Светы, – вы же, наверное, заинтересованы в том, чтобы суд пересмотрел результаты операции, да?

Алла остановилась в дверях, медленно повернулась и холодно посмотрела на Светлану.

– Чего? Вы в своём уме?

– Я – да! – с вызовом ответила Светлана. – Но я считаю, что это неправильно и так быть не должно.

Алла несколько секунд не мигая холодно смотрела на Светлану. Та выдержала этот взгляд и не отвела глаз.

– Вот что я думаю, девочка… – процедила Алла, когда это противостояние ни к чему не привело. – Всё, что ни делается, всё к лучшему. Не я его под эти трубы толкнула и не я эту операцию делала. Будет, как будет. Как суд решит. А жизнь сама всё по своим местам расставит, понимаешь? Поэтому я вмешиваться ни во что не собираюсь. И тебе, если честно, этого делать не советую. Ты у нас тут человек новый, как что устроено, совсем не знаешь. Не лезь ты со своей правдой в это дело, по-хорошему тебя прошу. Никому тут твоя правда не нужна.

Светлана, не ожидав от Аллы таких слов, молча смотрела на неё.

– Не знаю, о чём вы… – с достоинством сказала она. – Но я никуда лезть, как вы выразились, и не собиралась. Я просто не хочу, чтобы в итоге всех этих разбирательств пострадала репутация моего коллеги. И, конечно же, я за то, чтобы всё было справедливо.

Ситуация начинала выходить из-под контроля. Я успел ужасно пожалеть, что мы вообще пришли сюда.

Роман, весь это разговор наблюдавший с каким-то виноватым и несколько дурацким видом, вдруг решил вмешаться.

– Извините, а можно я дальше дрова колоть буду? Ещё много осталось, до вечера надо бы управиться. И остывать сильно не хочется, не простудиться бы… Вы не против?

– Мы уже собирались идти. У нас же нет больше вопросов? – обратился я к Свете. Я понял, что ничего хорошего от дальнейшего разговора ждать не стоит и лучше поскорее уйти.

– Нет, больше нет! – сердито произнесла она. Было видно, что Светлана сдерживает желание что-нибудь ответить на выпад Аллы. Но мне что-то подсказывало, что делать этого не стоит.

В этот момент Роман повернулся, подхватил стоящий возле ног колун, примерился и точным ударом расколол надвое большой берёзовый пень.

Когда мы оказались за оградой, я вздохнул с облегчением. Всё-таки какая-то гнетущая атмосфера была у Верной на участке.

– Ну и дамочка… – скривившись, задумчиво произнесла Света, когда мы уже шагали в сторону центра посёлка. – Даже не знаю, как описать. Такой палец в рот не клади, это точно. По локоть оттяпает, даже не моргнув.

Я молча кивнул, не зная, что добавить. Алла Верная тоже вызывала у меня какое-то очень странное чувство. Она казалась… неживой, что ли… Как персонаж компьютерной игры, который подчиняется безжалостным законам сценария, и если он не на твоей стороне, его совершенно бесполезно умолять о пощаде, войти в твоё положение или что-то в таком духе. Он сделает то, что должен, выполнит отведённую ему роль в игре, и сделает это без эмоций, без сожалений. Он убьёт тебя, если так задумано, но в этом не будет ни ненависти, ни злобы. Просто потому, что так должно быть…

На следующий день, заглянув в почтовый ящик, я обнаружил в нём повестку в суд. Не то чтобы это стало для меня полной неожиданностью, но… я всё-таки надеялся, что до этого дело не дойдёт. Истцом выступала местная федеральная служба судебных приставов, иск был адресован администрации больницы, а я приглашён в качестве свидетеля, что уже радовало. Хотя, понятное дело, как главному врачу больницы, отвечать придётся мне.

Настроение было безнадёжно испорчено. Кое-как собравшись, я дошёл до своего кабинета, сел в кресло и так и остался сидеть на месте, пытаясь собраться с мыслями. Понятно, что суд – это, наверное, формальность. А если нет? Так глупо запятнать репутацию в самом начале карьеры! Причём – чем? Ну что я сделал-то не так?

«Не задавай себе глупых вопросов, – беспристрастно произнёс внутренний голос. – Всё ты сделал так. Просто ты же не знал, что умерший человек – злостный должник. Вот и всё».

В дверь постучали.

– Войдите! – устало сказал я, внутренне собравшись.

Это была Светлана. Приветливо улыбнувшись, она участливо спросила:

– Доброе утро, Михаил Николаевич! Что это вы с утра кислый, как лимон?

Её настроение всегда было ужасно заразительно. Невольно улыбнувшись в ответ, я подбородком указал на лежащую на столе бумажку с извещением.

– Да так… – задумчиво сказал я. – Так себе новости с утра подъехали. Прочитайте, если хотите.

Света взяла со стола бумагу и углубилась в чтение. Быстро проглядев содержимое, она хмыкнула и положила извещение обратно.

– И что вас так расстроило? Вы думаете, суд может сложиться не в вашу пользу?

– Как знать, как знать… – задумчиво сказал я. – Всё же может быть. В любом случае радоваться особо нечему.

– Ой, да ладно вам расстраиваться, Михаил Николаевич, я вас умоляю! – она улыбнулась и махнула рукой. – Всё это ерунда! Вы приняли верное решение, и всё это уже бюрократические проволочки. Ну сами подумайте! Ничего эти приставы не изменят. Вот же ушлые люди, а? Этого – воскреси, того – признай мёртвым. Ужас! И всё, блин, опять из-за денег. Да не бывать этому! Если нужно, я буду выступать. Я квалифицированный специалист, в конце концов, у меня и научная работа с данной тематикой вон почти написана уже! Я подготовлю некоторые тезисы – им и сказать-то в ответ нечего будет, вот увидите! Так что выше нос, Михаил Николаевич! Тоже мне, нашли, из-за чего расстраиваться. А то захожу, вижу, сидит, нос повесил, лица нет…

Я невольно улыбнулся. И правда, чего это я?

Глядя на Свету и слушая её веселый голос, я понял, что расстраиваться раньше времени правда не стоит. Да и вообще не стоит… В конце концов, подобные вещи от нас не зависят, разве нет? Совесть моя чиста. Я выполнил свою работу, человека вообще-то спас. А какого именно – это вот уж пусть действительно государственные органы решают. Какого именно им человека, извините, выгоднее на балансе оставить, а какого списать. И Бог им судья.

От этих мыслей мне сразу стало легче на душе.

– Ох, Светлана, что бы я без тебя делал! Кофе попьём? – приободрившись, спросил коллегу и, не дожидаясь ответа, щелкнул кнопкой на чайнике.

Через несколько минут в комнате приятно пахло пусть и растворимым, но всё-таки кофе, а мы со Светланой, сев за стол, мило болтали о разном, совсем как в день нашего знакомства тогда, в «Козырном Пузе».

Я не знал, что в то утро мы виделись с ней последний раз.

О том, что случилось, я узнал, наверное, последним.

Утром на следующий день Светлана ко мне не заходила. Я решил, что она занята какими-то своими делами, и решил не беспокоить её лишний раз, а вечером позвать куда-нибудь провести вместе время.

Совершая обход, я краем глаза заметил тревожно-молчаливое настроение персонала. Санитарки и медсёстры снова с сожалением поглядывали на меня, о чём-то тихо переговариваясь – так всегда было, когда в больнице случалось что-то из ряда вон выходящее. Сначала я подумал, что мне показалось, но эту атмосферу ни с чем не спутать.

Сказал мне о случившемся после обеда Семён. Он вошёл ко мне в кабинет и сел на стул. Вид у него был потерянный. Таким я своего весёлого коллегу видел нечасто, поэтому сразу понял – что-то не так.

– Что такое, Семён? – напрямую спросил я. – На тебе лица нет.

– Так и знал, что вы ещё не в курсе… – вздохнул он и протёр ладонью лоб – Беда случилась, Михаил Николаевич… Светлана… – он замялся, подбирая слова.

– Что с ней? – встревожился я.

– Она погибла… – с трудом выговорил Семён и потупился. Потом подошёл и молча обнял меня, крепко прижав к себе.

– Как? – только и смог вымолвить я в большое плечо в белом халате, на какое-то время закрывшее мне мир.

Как всегда, наверное, в таких случаях, мой разум отказался воспринимать услышанное всерьёз. Как это – погибла? Мы ещё вчера сидели в этом кабинете, пили кофе, смеялись…

Я не без труда оторвался от Семёна. Его глаза покраснели, и он явно был готов расплакаться. Кажется, сейчас он не столько успокаивал меня, сколько пытался успокоиться сам.

– Как? – ещё раз спросил я, глядя ему в лицо.

Семён шмыгнул носом.

– Скала опять… В лес пошла, на прогулку… Вчера, одна. Так нелепо, глупо… Такая молодая… Да что же это такое!..

Кавалеровской скалой назывался большой каменистый уступ, находящийся на окраине посёлка. Одной стороной скала вплотную сливалась с поросшей лесом сопкой, но вторую часть имела каменистую и почти отвесную. Официально, насколько мне было известно, она называлась Дерсу Узала. По версии историков края, неподалеку именно от этого места состоялось знакомство Арсеньева и его проводника, удэгейца Дерсу Узалы.

И, естественно, с ней было связано несколько городских легенд. Сто двадцать один метр – не сильно впечатляющая высота, но для желающих свести счёты с жизнью подходило вполне. Самая главная легенда, конечно же, гласила о том, что с неё когда-то давно сбросилась девушка из местного племени, не пожелав выйти замуж за нелюбимого человека. И теперь её дух живёт в этой скале. Под некоторым ракурсом скала действительно была похожа на силуэт женского лица, что прибавляло этой легенде остроты и убедительности. Но эту легенду, конечно, проверить нельзя никак, слишком уж это было давно, если и было. Случались и более прозаичные, зафиксированные точно происшествия. Даже в моём детстве я припоминаю случай, когда на скалу забралась компашка подростков, одному из которых не суждено было вернуться назад – его потом нашли внизу.

Но Светлана… что она делала в лесу одна?

– Как это произошло?

Семён шумно сел на стул.

– Несчастный случай, – пожал плечами он, глядя в одну точку. – Пошла вчера вечером на прогулку вроде как. Она же там недалеко снимала дом, в частном секторе тоже. Ей до скалы – полчаса ходу всего. Говорят, гулять пошла. А потом… то ли заблудилась, то ли специально на скалу забралась. Ну и… как это бывает, вы же знаете. Оступилась, наверное.

Семён говорил, внимательно вглядываясь в моё лицо. Но я был настолько шокирован услышанным, что даже не знал, как реагировать. Слёз не было – только свернулся в горле тугой колючий ком.

– Когда её привезли?

– Сегодня утром. Лыжники нашли, там же как раз трасса вокруг скалы идёт.

«Не состоится теперь наша лыжная прогулка», – метнулась в голове горестная эгоистичная мысль.

И многого другого из того, о чём я мечтал. Я вдруг понял, как много мне давало общение с этой девушкой.

– Сходим, может быть? – Семён неопределённо мотнул головой, видимо, имея в виду морг.

– Ну да, наверное. Родственникам сообщили?

Семён кивнул.

– Да, приедет машина из города, заберёт.

Стоило и впрямь сходить попрощаться сейчас.

Мы вышли из кабинета, прошли всю больницу насквозь и вышли на улицу. Везде меня встречали всё теми же грустно-испуганными взглядами, причину которых я теперь отлично понимал. Конечно я знал, что нас со Светланой любители поболтать языком давно уже и поженили.

А мы сами-то про нас ещё ни разу и не говорили. Даже на лыжах не покатались. Но с каждым шагом, подходя всё ближе к моргу, я понимал, как стал важен для меня этот человек. И если раньше мне порой было сильно одиноко в моём уютном доме, то сейчас я всегда знал, что можно написать Свете сообщение, она ответит, и словно какая-то частичка её вдруг поселяется рядом, разгоняя одиночество без следа…

В морге даже не спросили, к кому мы пришли.

– Там полиция, – предупредила нас на входе дежурная.

Семён вопросительно посмотрел на меня, но я только кивнул.

Мы вошли в холодное наводящее тоску помещение морга и сразу увидели двоих полицейских, стоящих возле носилок, наполовину закрытых белой простынёй. Один из них что-то записывал в рабочий планшет, другой фотографировал.

Мы подошли ближе и поздоровались с сотрудниками полиции. Те хмуро глянули на нас, но, заметив белые халаты, ничего спрашивать не стали.

– Мы почти закончили, – сказал один из них, убирая фотоаппарат. – Что думаешь, Олег?

– Странно как-то, конечно… – вздохнул второй. – Явно от чего-то бежала, судя по повреждениям одежды. Может, собаки бездомные туда её загнали? Или тигра увидела… А насчёт собак, кстати, было от местных несколько жалоб с того района, с Партизанской улицы. Ладно, в любом случае нам тут делать больше нечего. Пойдём, я уже замёрз.

Они посторонились, пропуская нас, и мы с Семёном подошли ближе.

В холодном свете ламп бледное лицо Светланы казалось необычно худым. Сердце больно сжалось, когда я увидел ставшее мне таким близким лицо неподвижным. Оно было спокойным, без каких-либо повреждений. Можно было подумать, что она просто спит.

Я взял её за руку. Рука была уже абсолютно не живой – прохладная кожа, не гнущиеся, словно из какого-то другого материала, пальцы. Почувствовал, как по щеке скатилась какая-то одинокая, нелепая слеза, капнула куда-то на простыню.

«Как же так? – билась в голове неуёмная, словно дикая птица в клетке, мысль. – Почему так глупо происходит в мире? Почему мы иногда можем собрать живого человека из двух мёртвых, а иногда напротив – здоровый, молодой человек так нелепо погибает, и мы ничего не можем с этим сделать?»

Я не умел молиться, но сейчас мне очень хотелось, как никогда, верить в то, что Светлана не умерла, а просто сейчас находится где-то в другом, намного лучшем месте, чем мы сейчас.

Мы стояли так несколько минут. Я сжимал её холодную руку в своей и беззвучно плакал от бессилия и несправедливости, и ничего не мог с собой поделать.

Семён, стоявший рядом с абсолютно поникшим видом, положил руку мне на плечо, чтоб хоть немного успокоить.

– Пойдём, Семён, – я положил её руку обратно и накрыл тело простыней. – Ей мы уже ничем не поможем.

Мы вышли из морга. Вернувшись в кабинет, я какое-то время сидел в кресле, глядя в одну точку перед собой и пытаясь собраться с мыслями. Внутри было совершенно пусто – словно кто-то безжалостной рукой выключил свет, освещавший мою душу изнутри последние дни. Я вдруг понял, что успел полюбить Светлану, хоть и боялся сам себе в этом признаться. Но теперь это открытие было бессмысленным, и такой же казалась и вся остальная жизнь.

Следующие дни я был словно сам не свой. Было очень странное ощущение – с одной стороны, было пусто, а с другой – как будто какая-то особенная чаша, какой-то сосуд внутри переполнился окончательно, и теперь его содержимое полилось через край, затапливая всё моё существо. После того, как Светлана погибла, и мы отправили её тело в город на специально присланном для этого автомобиле. Наверное, я должен был успокоиться и начать новую жизнь, но я не мог.