Текст книги "Ночью на белых конях"

– Неплохо бы немного долить, – сказала она.

Со своим бензином они вполне могли бы доехать не только до Казанлыка, а гораздо дальше. Но почему не пополнить запасы, если у самой дороги стоит удобная автозаправочная станция?

– Хорошо, тетя, – рассеянно ответила девушка.

И эти небрежные слова решили судьбы всех.

Подъехав к станции, Юлиана совсем сбавила скорость. Там уже стоял автопоезд с двумя прицепами, который так яростно глотал бензин, что, казалось, захлебывался от жадности. Надо было становиться в очередь. Впрочем, какая очередь – только головная машина, прицепам ведь бензин не нужен. Шланг, сунутый в резервуар, давился, хрипел и хлюпал, бензин лился щедрым потоком. Девушка, обслуживавшая станцию, дремала неподалеку и, раскрыв от жары губастый рот, ждала, пока не щелкнет автомат. Когда подъехала еще одна машина, девушка лениво направилась к ней.

– Вам какого?

– Девяностого, – ответила Юлиана.

– Вон к той отдельной колонке! – показала девушка.

Юлиане нужно было немного податься назад, чтобы объехать неуклюжий прицеп. Она дала задний ход, и машина медленно тронулась. Юлиана даже не заметила, что хвост ее выдвинулся на шоссе. Поняв это, она нажала на тормоз, но тут на них внезапно налетел громадный и бронированный, словно танк, самосвал, мчавшийся сверху на большой скорости. Раздался сокрушительный, оглушающий треск, раздираемый визгом тормозов.

Затем все стихло.

12

В понедельник после обеда в то самое время, когда возле калоферской автозаправочной станции произошла авария, в институте случилось событие, которое могло сыграть гораздо более существенную роль в жизни всего человечества. Сашо только было собрался обойти подопытных животных, как в кабинет вошел один из лаборантов. И по внешнему виду, и по походке он напоминал циркового комика, резиновая улыбка казалась привязанной к его ушам. А сейчас она была к тому же и очень торжественной.

– Удалось заразить еще одну мышь! – заявил он. – Из группы «С».

– Насморком, что ли? – сдержанно спросил Сашо.

– Раком! – довольно сообщил лаборант и сунул ему под нос пачку «Арды» без фильтра.

– Спасибо, – ответил молодой человек с еле скрытым раздражением. – Ну чего ты скалишься, это все-таки рак, не какой-нибудь триппер!

Лаборант, естественно, обиделся. Швырнул на стол результаты и смешной своей походкой направился к выходу. Кто их разберет, этих ученых. То до небес готовы прыгать от радости, то злятся – и все из-за одних и тех же результатов! Им и в голову не приходит, каково ему сотни и тысячи раз говорить «нет!». За что тогда он получает свою зарплату, не за красивые же глаза? У порога он остановился, выпустил изо рта клуб дыма и тут же с невероятной ловкостью поймал его своими клоунскими губами.

– Между прочим, похоже, что еще одна заболела! – добавил он злорадно. – Тоже из группы «С», я как раз сейчас обрабатываю результаты…

– Когда будут готовы, принеси! Я подожду.

Лаборант вышел. Сашо встревоженно облокотился на стол. Зловещая новость! Одна зараженная мышь – отлично! Две – куда ни шло. Но три может означать катастрофу! Немного погодя он уже сидел на этом отвратительном, обитом искусственной кожей стуле, который все так же пах мышиным пометом. Аврамов тоже встревожился. Оба были в одних рубашках, но это не помешало их вспотевшим спинам прилипнуть к спинкам стульев.

– Не зря народ говорит: слишком хорошо – не к добру! – мрачно вздохнул Аврамов. – А если заразятся все мыши? Что это будет значить? Скорее всего, что заражает их катализатор.

– Не обязательно, – неуверенно ответил молодой человек. – Это может и значить, что мы случайно нащупали оптимальные условия для взаимозамещения структур.

– Не знаю! – пожал плечами Аврамов. – Мне страшно. Если первое наше предположение окажется верным – ужас!.. Все равно как если бы на мир обрушилась сотня чумных эпидемий. Даже страшнее…

– Раз она до сих пор не обрушилась…

– Ты начинаешь говорить, как Азманов! – раздраженно сказал директор. – Ведь, в сущности, никто не знает, откуда может грянуть беда!

– И все же злой дух пока еще в бутылке, – ответил Сашо. – И мы даже знаем, в какой!

– Знаем, знаем! – все так же мрачно ворчал Аврамов. – Не можем же мы, словно какие-нибудь иллюзионисты, ее проглотить.

Аврамов позвонил в лабораторию и попросил работать, пока не будет получен результат. Когда кончится рабочий день, пусть уйдут только те, кто не занят в опыте. А они оба остались ждать в кабинете, встревоженные, взмокшие от волнения. И хоть бы было какое-нибудь прохладительное питье, что-нибудь вроде остуженного сока грейпфрута всего лишь с несколькими глотками джина. Сашо просто видел перед собой запотевший стакан, но это ничуть его не утешало. Теперь оба походили на людей, в ожидании томящихся у двери, за которой идет решающая операция. Но на операционном столе лежал не какой-нибудь сват или даже тетушка, а все человечество. Наконец около шести явился похожий на клоуна лаборант. Вид у него был наполовину радостный, наполовину испуганный, улыбка кривая.

– Третья мышь тоже заражена! – осторожно сказал он. – Самец, из группы «С». Вот результаты.

Аврамов и Сашо кинулись к ним. Да, никакой ошибки не было. Обоих внезапно охватило уныние.

– Надо посоветоваться с Урумовым, – предложил Аврамов. – Ведь нам все равно придется рассказать ему обо всем.

Сашо, казалось, был в нерешительности.

– Не сегодня, – нехотя произнес он. – Старик может и высмеять нас за наши страхи.

– Как раз для смеха нет никаких причин! – нервно ответил Аврамов. – Хороший смех! Это смерть… Сегодня мышь, завтра может быть человек.

– Это так… Но лучше, пожалуй, не спешить…

Он все еще не знал, что всего через четверть часа нарушит это джентльменское соглашение. Рабочий день давно кончился, Сашо спустился к себе в кабинет за пиджаком. И тут настойчиво зазвонил телефон. Все еще погруженный в свои мысли, Сашо небрежно взял трубку. И услышал растерянный и тревожный женский голос:

– Товарищ Илиев? Извините, говорит тетка Христины. Не из Казанлыка, из карловской больницы. Прошу вас, не пугайтесь, но сегодня мы попали в аварию.

– В аварию? – воскликнул он с ужасом.

– Нет, ничего страшного! – торопливо продолжала Юлиана. – Только легкая контузия. Но, к несчастью, от сотрясения у Кристы случился выкидыш… С очень сильным кровотечением…

– Кровотечение? И сейчас? – Сашо просто не верил своим ушам.

– И сейчас… Криста очень напугана, уж не знаю, чем больше – аварией или кровотечением.

– А что врач? – Он нервно вытер взмокший лоб.

– Врачи уверяют, что жизнь ее вне опасности. Но вы знаете Кристу лучше меня… Она боится, хочет видеть вас.

– Выезжаю немедленно! – ответил Сашо. – Где эта больница?

– В Карлове вам всякий скажет. Самое главное – не пугайтесь, наверное, ничего страшного не случилось. Да и Криста сразу же успокоится, как только узнает, что вы приедете… Как вы поедете, поездом?

– Нет, на дядиной машине… Но, пожалуйста, поговорите с врачом… Он может успокоить ее двумя словами…

– Да ну его, этого врача! – с досадой сказала Юлиана. – Такого я еще не видела. Из его горла, наверное, легче удалить миндалины, чем вырвать слово. Хорошо хоть сестра попалась разговорчивая…

Сашо положил трубку и торопливо набросил пиджак. Первый страх прошел и уступил место какому-то нелепому чувству справедливого возмездия. Не хотела слушаться, так ей и надо! Будет знать, как бегать из больницы! Будет знать, как удирать от него неизвестно куда! Делала бы, как он говорит, и ничего бы не случилось… А что теперь!

Не помня себя Сашо выскочил на улицу. И инстинктивно оглянулся, высматривая машину. И правда, от подъезда отъезжал «фольксваген» цвета томатной пасты. Сашо машинально поднял руку. И в следующую же секунду готов был провалиться сквозь землю – машина с готовностью остановилась, и в оконце показалось вежливое лицо Азманова.

– Слушаю вас, коллега!

В сущности, ничего особенного не произошло. Встречаясь в институтских коридорах, они здоровались и оба при этом напоминали смазанные вареньем блинчики.

– Вы знаете, где живет академик?

– Могу ли я не знать…

– Если вам по пути…

– Мне все по пути, – все так же вежливо ответил Азманов. – Садитесь…

Азманов открыл переднюю дверцу, – ничего не поделаешь, придется сидеть рядом. Хорошо отрегулированная машина чуть слышно всхрапнула и тронулась. Голова у Сашо была абсолютна пуста, а ведь как воспитанный человек должен же он был произнести хотя бы несколько слов. И тут его словно бы кто толкнул в спину.

– Ваша племянница попала в какую-то аварию…

– У меня нет племянницы, – вежливо прервал его Азманов.

– Да, конечно, раз у вас нет брата…

Но Азманов, словно бы не расслышав, бросил с подчеркнутым равнодушием:

– Надеюсь, ничего серьезного?

– Нет. И все-таки мне надо ехать… Придется попросить у дяди машину.

– Да, понятно, куда же без дяди, – благожелательно улыбнулся Азманов. – Но вы умный и ловкий молодой человек, могли бы и сами справиться.

Сашо замолк. Что за идиотский случай – попасть именно к этому типу. В принципе он таких ошибок не допускал, всегда бывал достаточно внимателен. Просто Криста вывела его из равновесия, а может, и эта третья мышь. На галстуке Азманова поблескивала булавка – страшно старомодно, конечно. Все карьеристы чуть старомодны – пробивать себе путь таким образом намного легче. Особенно в этом довольно-таки бездарном мире. Ведь чтобы стать хорошим карьеристом, тоже нужны и талант и способности, как для всякой другой работы. Машина налетела на стайку голубей, которые еле вырвались из-под колес. И наглость сейчас тоже не в моде, сейчас модна мимикрия, как у хамелеона.

Азманов остановил машину у самого дядиного подъезда. Вполне естественно – заговорщик должен знать все. А поскольку манеры у него старомодные, дело, того и гляди, могло дойти до плаща и кинжала. Сашо торопливо поблагодарил и помчался вверх по лестнице. Но вскоре ему пришлось сбавить скорость, чтобы обдумать ситуацию. Пожалуй, получится не слишком красиво, если он сразу же заведет разговор о Кристе, лучше сначала упомянуть о белых мышах. Очень осторожно, разумеется, без комментариев. Главное – не выдать их с Аврамовым страхов. И правда, дядя воспринял новость очень спокойно, в голосе его не было никакой озабоченности.

– Что ж, так оно всегда и бывает, – улыбнулся он. – Научные опыты напоминают охоту на перепелов. Хотя откуда вам знать, что такое охота и что такое перепела. А в перепела, чтоб ты знал, попадают или все десять дробинок, или ни одной.

Сашо тоже улыбнулся, хотя и с некоторым усилием.

– Дядя, тебя ничего не беспокоит в этой истории?

– В каком смысле?

– А если вдруг все мыши погибнут? Что это будет значить? Возможно, катализатор канцерогенен. Или ты исключаешь такую возможность?

– Не исключаю. Но и не очень в нее верю. Ведь в действительности природа не всегда действует безошибочно, мой мальчик. Хотя это не мешает ей быть совершенной.

– Несмотря на то что у нее нет собственного разума? – Сашо засмеялся.

– Именно поэтому. Разум нужен только тому, чьи возможности ограниченны. Нужен для того, чтобы отобрать ту вероятность, которая ближе всего к истине… А зачем это природе?.. Она проверяет все возможности и лишь после этого принимает решение. Сашо почесал в затылке.

– Да, вероятно, так оно и есть, – сказал он. – Хотя на собрании ты вроде говорил что-то другое.

– Это не в моих привычках! – обиженно возразил академик. – На собрании я сказал, что, нарушая законы природы, человек подвергает риску свое собственное существование. А это совсем другое дело.

Гораздо больше дядю взволновало известие об аварии. Он выслушал его с таким напряжением, словно случилось что-то роковое. Сашо был всерьез озадачен. В самом деле, почему он принимает так близко к сердцу всю эту историю, которая, собственно, никак его не касается? В конце концов не дочка же ему эта глупенькая девочка.

– Но ее тетка сказала вполне определенно – ничего страшного во время аварии не случилось… А что касается аборта…

– Подожди! – прервал его дядя.

Он набрал номер какого-то знакомого гинеколога и подробно рассказал ему обо всем. Долго слушал ответ, поблагодарил и положил трубку.

– Как будто в самом деле ничего опасного! – неуверенно сказал он. – Многое, конечно, зависит и от врача, который делал чистку. И должен тебе сказать, что в принципе молчаливые врачи лучше болтливых. Твой дед, например, был одним из самых гордых молчальников в городе. И в то же время – превосходным врачом.

– Значит, все в порядке! – сказал Сашо. – Если случайно позвонит ее мать – ни слова!.. Кристина тетка меня специально об этом предупредила. Похоже, что в этом семействе только она – человек, что надо. У всех других какие-то заячьи сердца.

Урумов нахмурился.

– Просто мать очень ее любит! – сказал он сдержанно. – Это все. Ладно, езжай, раз решил! Деньги у тебя есть?

– Есть как будто…

– Как будто!.. Возьми на всякий случай побольше, всякое может случиться.

И отсчитал ему пять новых десяток из тех, академических.

– И, дядя, очень тебя прошу, не выдавай меня Аврамову. Сделай вид, что все услышал от него. Что тебе стоит разыграть небольшой этюд!..

– Большой, небольшой, в этих делах тоже нужен опыт!.. А ты позвони мне, пожалуйста, завтра же утром. Неизвестность – хуже всего!

Через четверть часа старый «таунус» уже летел по магистрали. Сашо давно не водил машину, скорость была приятна и увлекала его. А о том, что Криста лежит сейчас обескровленная, измученная, бледная, не хотелось даже думать. Сашо никогда не отличался слишком пылким воображением. Да и вообще, какой смысл сочинять разные глупости, когда скоро он все увидит своими глазами. Он даже не спросил, какая была авария. Женские штучки – тявкнула на машину собака, тетка повернула руль – и хоп! в кювет. Обычно при этом все обходится легкими контузиями.

Наверное, он был бы ужасно поражен, если бы мог увидеть случившееся так, как это видела девушка с бензоколонки. А та даже глазом моргнуть не успела, настолько молниеносно развернулись события. Самосвал просто навалился на хвост машины и потащил ее за собой. Но на повороте «Лада» отлетела вправо, перевернулась и, словно чудом, опустилась на все свои четыре колеса. Какой-то мотоциклист, который в это время накачивал шину, вообще не понял, что произошло. Он услышал только ужасающий грохот и, когда решился взглянуть, обе машины уже стояли нос к носу, словно и они не верили в то, что только что случилось.

Первой, разумеется, опомнилась Юлиана. Пока машина кувыркалась, она думала, что летит навстречу смерти. Все произошло так неожиданно, что она даже не успела по-настоящему испугаться. И вот машина вновь стоит неподвижно, и мир вокруг, как всегда, спокоен, светел и ясен. Никакой боли она не чувствовала. Даже страха не было, страх еще не успел ее охватить. Первая ее мысль была о Кристе. Девушка все так же сидела рядом, на лице ее не было даже царапины, хотя переднее стекло разлетелось вдребезги. Она пристально смотрела перед собой, лицо ее покрывала смертельная бледность.

– Как ты? – охрипшим голосом спросила Юлиана. – Цела?

Ничего себе вопрос – конечно, цела, раз так преспокойно сидит на месте. Но, видно, несколько не в себе, хотя она и повернулась и посмотрела тетке прямо в лицо. Никогда в жизни Юлиана не видела такого обезумевшего взгляда. В нем словно не было ни капли сознания.

– Криста, что с тобой, Криста? – окончательно испугавшись, повторила Юлиана. – Скажи хоть что-нибудь!

Но Криста, казалось, ничего не видела и не слышала, она словно бы внезапно потеряла всякую способность на что-либо реагировать. А вдруг и в самом деле потеряла? Юлиане чуть не стало дурно от этой мысли. Она лихорадочно принялась ощупывать девушку – нет, все цело. Почему же она не отвечает? Почему смотрит на нее такими дикими глазами? Первым словом, которое Кристе с трудом удалось произнести, было «нет». Юлиана обнимала ее, целовала бледное лицо и все повторяла: «Что с тобой, моя девочка? Болит где-нибудь?» И Криста наконец выговорила свое «нет».

Первой появилась служебная «Волга» из Казанлыка. В ней сидел знакомый Юлиане директор завода, даже какой-то дальний родственник. Он тоже перепугался не на шутку и с трудом освободил Кристу от судорожных теткиных объятий.

– У девушки шок! – сказал он. – А может быть, и сотрясение мозга. Надо немедленно отправить вас в больницу.

– В какую больницу? – ничего не соображая, спросила Юлиана.

– В карловскую, она ближе всего.

Он посадил обеих в свою «Волгу», шофер резко набрал скорость. Завидев встречный грузовик или легковую машину, Криста в ужасе закрывала глаза. И не решалась их открыть, пока те не проносились мимо. Говорить ей все еще было трудно, из горла с каким-то писком вырывались отдельные слова или обрывки фраз, но в общем стало ясно, что ничего у нее не болит, так, кое-где немножко, а голова не болит совсем. Юлиана приободрилась – может, обошлось без сотрясения, просто перепугалась девочка. Да и чего ждать от человека, которого даже розовые плантации повергают в шок.

Наконец агония кончилась, они приехали. За десять минут девушку осмотрели два врача, которых ее жалкий вид словно бы больше развеселил, чем встревожил. Криста оказалась невредимой, словно кувыркалась она на шоссе в какой-то сфере, обитой изнутри ватой. У Юлианы ушибов было гораздо больше. Только невропатолог, очень худой молодой человек, составленный главным образом из бровей и острых лицевых костей, задержал Кристу подольше. Проверив все ее реакции, он тихонько сказал Юлиане:

– Типичная психастения! Ее обязательно надо оставить в больнице до завтрашнего утра… Мы положим ее в отдельную палату, назначим лечение. Что-нибудь успокаивающее, лучше всего фенамин… Ей надо окончательно прийти в себя, иначе она может свалиться в обморок на первом же углу.

Кристу отвели в большую, всего на две койки, палату, дали пижаму. Девушка немного успокоилась, хотя настроение у нее менялось каждую минуту – только что оживленная и возбужденная, она вдруг становилась вялой и покорной. И тут, когда она попыталась натянуть на голое тело длинные пижамные штаны, произошло самое страшное. Внезапно, как из дырявого мешка, из нее потоком хлынула кровь, залила ее бледные худые ноги, потекла по линолеуму. Криста так и осталась стоять, расставив ноги, неподвижная и безмолвная. Перед ней, как живая, дрожала на полу кровавая студенистая масса, но она даже не глядела на нее, оцепенев и на этот раз словно бы навсегда потеряв дар речи. Ее тут же перенесли в операционную. На ее счастье, в больнице в то время была прекрасная хирургическая бригада, и чистку сделали немедленно. Но кровотечение упорно продолжалось, так что пришлось наложить тампоны. Затем ее перевезли обратно в палату. Пока все это продолжалось, Юлиана хорошенько выплакалась в приемной. И тут Криста робко попросила ее вызвать Сашо. Это были самые связные слова, которые она произнесла после аварии. Юлиана тут же бросилась к телефону.

Около половины девятого Сашо уже подъезжал к Карлову. Еще не совсем стемнело, и он вел машину, не зажигая фар. Безумная гонка ничуть не утомила его, он чувствовал себя таким же бодрым, как перед выездом. В городе какой-то мальчик, сев рядом с ним, показал ему, как проехать к больнице. Это было совсем близко. Войдя в больничный двор, утопавший в прохладных сумерках, Сашо заметил мелькнувшего, у самых его глаз светлячка. «Светлячок – добрый знак», – с надеждой подумал он. Да, все кончится хорошо, он, должно быть, рожден под счастливой звездой, хотя и не верит в звезды. Даже в этот тихий вечер, стоя на пороге неведомого, он верил прежде всего в свой разум, с некоторыми оговорками, правда, но все-таки в разум.

В проходной его остановили. Пожилая женщина в очках с дешевой алюминиевой оправой спросила его имя. Сашо назвал себя, сказал, к кому приехал, женщина бросила на него недовольный взгляд.

– Знаю, знаю, – сказала она. – Подожди немного.

Женщина исчезла и немного погодя вернулась вместе с Юлианой – в чистом белом халате и с книгой в руках. Она совсем успокоилась, но при виде его лицо у нее просияло.

– Я страшно рада, что вы приехали! – искренне проговорила она. – И, говоря по правде, не ожидала, что вы так молоды.

– Не так уж я и молод, – удивленно ответил Сашо.

– Сейчас я отведу вас к ней, – продолжала Юлиана. – Только будьте очень осторожны!.. Несколько часов она была просто в беспамятстве.

Сашо не ответил. Конечно, он имел самое слабое представление обо всем, что случилось.

– В другой раз расскажу вам все подробно, – добавила Юлиана. – А сейчас пойдем!

Юлиана не выполнила своего обещания и никогда не рассказала ему, как это случилось. Эта страница так навсегда и осталась для него закрытой. Все, пережитое обеими женщинами, они впоследствии боялись даже вспоминать, не то что рассказывать.

Сашо вошел в палату и, пораженный, остановился на пороге. В зыбком свете лампы перед ним предстала словно бы совершенно другая девушка. Прежде всего она показалась ему страшно маленькой. Особенно уменьшилось ее побледневшее личико, от которого остались, казалось, одни глаза. И в этих глазах было все – надежда, любовь, ожидание. Сострадание и прощение, немая мольба. И больше всего – страх: он ли это на самом деле, зачем он приехал, любит ли ее до сих пор, не уйдет ли, подавленный и полный отвращения?

Сашо попытался ободряюще улыбнуться, но вместо улыбки получилась какая-то жалкая гримаса. Хотел что-нибудь сказать, но слова застряли в горле. Он понимал, что сейчас любое слово прозвучит фальшиво. Она и сама сейчас не настоящая, просто какой-то до смерти перепуганный раненый зверек. Да, как тот котенок, которого он когда-то сбросил с балкона и потом нашел под дверью – несчастного, охваченного ужасом котенка, у которого не было никакого другого выхода, кроме как опять вернуться к своему убийце и показать ему свою сломанную лапку, чтобы вызвать хоть каплю сострадания.

Он молча подошел к кровати и присел на низкую белую табуретку. Потом взял ее обескровленную руку в свою. Холодная, худенькая ручка с истончившимися пальцами. Он гладил их другой рукой, чувствуя, как дрожат у него губы. Казалось, никогда еще в душе у него не боролось так много и таких разных чувств, он просто задыхался сейчас под их напором. И все же перед ними словно стояла какая-то преграда, какая-то плотина из мокрых, позеленевших камней. Он сам воздвиг ее в себе, чтобы уберечься от отвратительного чувства вины, – воздвиг еще тогда, когда трусливо прятался от Сузи. И эта преграда так и осталась в нем, хотя и скрытая под корнями и желтой тиной, нанесенной течением. Сейчас сквозь преграду пробивалось немного чистой воды – не больше.

– Я думала, ты не приедешь, мышонок, – еле слышно проговорила Криста. – Что тебе что-нибудь помешает.

– Как это я мог не приехать? – удивился Сашо.

Она поняла. Она взяла его руку и приложила к своей холодной щеке. Потом поцеловала эту сильную мужскую ладонь и заплакала, счастливая и успокоенная. Она плакала и все прижимала к щеке его руку, обливая ее горячими слезами. Он молчал, растроганный, где-то в глубине души уже сознавая, что эти слезы – безмолвный, вынесенный ему приговор. Окончательный приговор. Наверняка справедливый и предопределенный заранее. Быть может, прекрасный и даже приятный приговор, против которого не было никакого желания протестовать. И все же – приговор.