Электронная библиотека » Павел Вежинов » » онлайн чтение - страница 24

Текст книги "Ночью на белых конях"


  • Текст добавлен: 3 октября 2013, 19:19


Автор книги: Павел Вежинов


Жанр: Современная проза


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Ваши документы! – вежливо сказал оп, хотя голос у него неуловимо подрагивал от еле сдерживаемого гнева.

– Почему я должен предъявлять вам документы? – удивленно взглянул на него Урумов.

– Вы что, не знаете, что здесь водоохранная зона? – внезапно взорвался милиционер. – И что пребывание здесь машин и людей строго запрещено?

– Откуда же я мог знать? – невозмутимо ответил Урумов.

– Как откуда? – Подбородок у сержанта дрожал от ярости. – Вон сколько надписей на дороге – на всех языках. В нарушителей разрешено стрелять без предупреждения, – соврал он, потряхивая кобурой.

– Что ж, стреляйте!

– Стреляйте, стреляйте! Постыдились бы, а еще пожилые люди… Сидят, как два голубка… Да еще в самом запретном месте! Вы что, не видели в начале грунтовой дороги во-от такой надписи: «Посторонним въезд строго запрещен».

– Зачем мне было глядеть по сторонам, я гляжу на дорогу, чтоб не задавить кого-нибудь. Куропатка прошла, например.

– Ну ладно, вы смотрели на дорогу, а спутница ваша куда смотрела? Вы видели надписи?

– Видела, – смущенно призналась Мария, – но я подумала, что профессор не посторонний.

– А может, так оно и есть, – пробормотал Урумов.

– Предъявите документы! – вновь накаляясь, потребовал сержант.

Урумов сунул ему внушительное удостоверение члена Национального совета защиты мира. Милиционер долго изучал его, потом лицо его окончательно смягчилось.

– Что ж, ладно. Можете побыть здесь еще немного.

Откозыряв, он ушел. Но голубки уже чувствовали себя неудобно. Милиционер, наверное, не успокоится, пока они не уедут. Они посидели еще немножко, чтобы тот не обиделся, и пошли к машине. Чтобы вывести ее на дорогу, нужно было дать задний ход. Но как это делается? Чуть назад и вбок! Однако все попытки завести машину ни к чему не привели. Пропыхтев минут пять-шесть, он все-таки сумел, сам не зная как, сделать все, что надо. Машина нервно прыгнула назад и встала. Только со второго раза ему удалось наконец выбраться на дорогу.

– Замучились вы! – посочувствовала Мария.

– Не понимаю, в чем дело! – смущенно отозвался оп. – Скорости в порядке. Наверное, где-то заедает.

– Наверное! – сказала она. – А давно вы не водили машину?

Академик неловко усмехнулся:

– Лет десять… А что, очень заметно?

– Только в самом начале! – хладнокровно солгала она.

Урумов благоразумно умолчал, что у него нет даже водительских прав. Не хватало еще, чтоб их где-нибудь остановили. Тогда – конец! Вскоре они были уже на шоссе, на этот раз он внимательно огляделся и повернул налево. Урумов помнил, что где-то неподалеку должен быть ресторан, хотя он никогда там не останавливался. Ресторан, слава богу, оказался на месте, но перед ним стояло столько машин, что сразу стало ясно – здесь не пообедаешь. И в самом деле, нижний зал был набит битком. Метрдотель направил их в полуподвал, который он назвал пивным залом. Они спустились в довольно тесное, дымное помещение и не успели остановиться на пороге, как все оглянулись, чтобы на них посмотреть. Откуда им было знать, что именно здесь собирались грешные души, которые, естественно, боялись всяких неожиданностей. За одним из столиков в самом деле были свободные места, но Мария почувствовала, как грешники, завидев их, просто ощетинились.

– Пожалуйста, поедем куда-нибудь еще, – тихо попросила она.

Они поторопились выбраться из пивного зала. Снова сели в машину и доехали до летнего павильона «У медведя». Там было достаточно свободных столиков, все, конечно, на солнце, но павильон работал на самообслуживании, и перед буфетом выстроилась длинная очередь. Почти все были автотуристы – весьма упитанные дамы, нетерпеливые ребятишки, волосатые, в смешных шортиках мужчины, которые заранее облизывались. Вкусно пахло жареным мясом. Оба так проголодались, что, казалось, и по две порции им будет мало. Урумов покорно направился было к очереди.

– Только не вы! – решительно заявила Мария.

– Почему не я?

– Не дело академику торчать в очереди! Люди вас знают!

– Ну и что?.. В этом нет ничего обидного. Но Мария была непреклонна. Она усадила академика за только что освободившийся столик в тени павильона и покорно встала в очередь. Со своего места она видела, как невозмутимо он сидит, окутанный голубоватым облачком пропахшего котлетами дыма. Хоть бы лимонад оказался холодным. Но лимонад был теплый, зато котлеты так жгли руки через бумажную салфетку, что она еле их донесла. Урумов встретил ее с довольно унылым видом, даже аппетитный запах не мог его оживить. Только тут она поняла свою оплошность. Урумов нехотя надкусил котлету и даже не почувствовал ее вкуса.

– Чудесно! – искренне сказала Мария, попробовав свою.

– Верно…

– Это павильон лучшего ресторана в Самокове… Буфетчик сказал, что фарш для котлет готовят специально.

Только тут Урумов обратил внимание на то, что он ест. Ему показалось, что котлеты чуть кислее и жестче, чем софийские. Наверное, он забыл, что хорошее свежее мясо должно иметь именно такой вкус.

– Да, вкусно! – солгал он.

– Вы как будто на меня сердитесь?

– Ничуть… И все же если отнять у мужчины даже право быть кавалером, что тогда ему остается?

– А почему мне отказывают в моем женском праве?

– Потому что оно не женское, а мужское.

– Послушайте, профессор, вы ведь знаете, что род мой из Среднегорья… к тому же очень старинный и знаменитый. Так уж мы воспитаны, начиная с давних моих прабабок и до сих пор. Мужчина не может подавать еду женщине – это противно и богу и людям! – Она засмеялась.

– Мой род тоже из Среднегорья.

– Тем более!.. Видели вы когда-нибудь, чтоб ваш дед подавал на стол? Или отец?

– Может быть, и так! – пробормотал он. – Мы, старики, иногда бываем излишне щепетильны.

– Какой вы старик! – возразила она сердито. – Разве можно назвать стариком человека, работающего столько же, сколько двести молодых ученых негодников? Вы сейчас в самом расцвете сил. И вы, наверное, знаете, что, когда Сократу было шестьдесят, он сказал, что находится в середине своего жизненного пути.

Урумов не знал, но не слишком в это поверил. Данте был намного моложе, когда жаловался на то же самое.

– Котлеты действительно очень вкусные, – сказал он немного погодя. – Просто чувствуется вкус настоящего мяса.

– Я же вам говорила! – обрадовалась Мария, словно она сама их приготовила.

И вообще обед получился довольно удачным, несмотря на то что труба жаровни время от времени изрыгала на них свой пахучий дым. Но легкий ветер быстро разгонял его, вновь принося дыхание полевых цветов. Даже тепловатый лимонад показался им гораздо вкуснее софийского. К тому же они отнюдь не объелись и потому вполне легким шагом дошли до реки, откуда доносились голоса и стук вальков. Но даже эта жалкая прогулка не смогла испортить им настроения, хотя гам, поднятый людьми, был совершенно невыносим – кричали дети, женщины колотили ковры и дорожки в прозрачных струях реки – в той самой воде, которую немного ниже так ревностно охранял милиционер. Какой-то толстяк в засученных брюках даже попытался вымыть свою машину, но тут вмешались рыболовы, поднялся крик, ругань, посыпались взаимные оскорбления и угрозы, и, наконец, нахал был изгнан с позором. Какой-то желтоволосый старик уныло жарил шашлык, от дыма глаза у него налились кровью. Два его сына, приехавшие в двух больших черных «Волгах», шлепали картами неподалеку, время от времени покрикивая на отца, чтоб тот не забывал поворачивать шампуры. Сидевшая на вытертом коврике старушка пустым взглядом смотрела на всю эту человеческую суету. И в этом столпотворении Мария сумела найти три великолепных шампиньона.

– Дарю их вам! – сказала она. – Это, конечно, не четырехлистный клевер, но зато они ужасно вкусные.

Урумов пробормотал, что ему будет довольно трудно засунуть их в свою записную книжку.

– Причем тут записная книжка? Профессор, вы перебарщиваете с женскими сувенирами. Грибы нужно посолить, можно еще положить в шляпки по кусочку маслица – и в духовку!.. Пальчики оближете!

Они еще немного посидели в сторонке под деревом, но около четырех Мария первая предложила:

– Пора ехать!

– Почему? – спросил он, и сердце у него сжалось. – Ведь еще совсем рано.

Было и вправду рано, река, словно расплавленная, блестела под ярким солнцем. На берегу стало гораздо тише. Рыболовы, отчаявшись, смотали свои удочки, пьяные шоферы трезвели в густой тени.

– Криста обычно звонит в шесть часов… Если меня не будет, она встревожится.

Дорога до Софии промелькнула, как сон. Урумов уже вел машину совершенно спокойно. Он сидел, откинувшись на спинку сиденья, худощавые руки небрежно лежали на руле. Очень хотелось выставить наружу локоть, как, он видел, делают молодые пижоны, но это было бы уж чересчур. В узком ущелье было тенисто и прохладно, но время. от времени в глаза било яркое послеполуденное солнце, тогда он немного уменьшал скорость, пока опять не попадал в прохладную тень. В Софии Урумов отвез Марию домой, затем вернулся к себе. Но когда он пытался остановить машину у самого тротуара, капот зловеще задребезжал. Он вышел, озабоченно осмотрел повреждение – царапина была почти незаметной. Так или иначе, никто не поймет, что машиной пользовались. Он чувствовал себя как мальчишка, который без спросу покатался на отцовском велосипеде и радуется, что этого никто не заметил. С этим лукавым чувством он поднялся к себе и с грустью закрыл за собой дверь, словно перевернул самую увлекательную страницу в книге своей жизни. Было около шести, солнце ярко освещало восточную стену его кабинета, белые кони светились как живые. Это был его день, его настоящий день, и он должен был остаться с ним навсегда.

11

Наверное, только в провинциальных городах остались еще такие смешные расфуфыренные дома. Смешные и в то же время трогательные в своем желании предоставить своим обитателям все, что есть в по-настоящему богатых домах. Наследственный дом Обретеновых, желтый, как айва, был украшен фальшивыми розовыми консолями и двумя зубчатыми башенками на крыше, в которых сейчас гнездились голуби. Кроме того, у дома были осыпающиеся гипсовые наличники, крохотный балкончик под центральной аркой крыши и флюгер, который давно уже не показывал ни направления ветра, ни стран света. Розовощекий, с приподнятыми белыми бровями дом, по мнению Кристы, был похож на веселого старичка, попивающего домашнее винцо. Но жить в нем было удобно. Кроме Юлианы с дочерью, на втором этаже жили две деревенские девочки, ученицы городской гимназии. Юлиана держала их не столько из-за денег, сколько потому, что за квартиру девочки платили натурой – то барашком, то настоящей огородной фасолью.

Криста тоже жила на втором этаже в маленькой комнатке, украшенной двумя гобеленами и множеством старых семейных фотографий в черных лакированных рамках. Жила спокойно, даже чуть легкомысленно и лишь очень редко в тихие провинциальные ночи прислушивалась, не даст ли о себе знать «это». Но «это», разумеется, молчало и таилось, прочно сросшись с нею самой. Криста вообще ничего не чувствовала, только прибавила аппетит этого существа к своему и потому уписывала за обе щеки все, что подавали. Во всем остальном она чувствовала себя превосходно, ощущая даже какой-то прилив жизненных сил. Однажды тетка застала ее во дворе прыгающей через веревочку, словно маленькая девочка.

– Смотри, ребенка выронишь! – с укором сказала Юлиана.

– Этого я не боюсь! – засмеялась девушка. – Что принесла?

Тетка приносила цыплят, кур, иногда жирные свиные отбивные, за которые ругательски ругала местные снабженческие власти. Они и в самом деле не слишком усердствовали, да и к чему, когда все и без этого так или иначе устраивались, особенно пролетариат. Впрочем, какой уж тут пролетариат, когда деды и бабки этих пролетариев по-прежнему жили в деревне и работали в сельскохозяйственных кооперативах, да и сами они держали где-нибудь на заднем дворе всякую живность, так что в каждом доме почти всегда водилось мясцо.

Все эти дни у Кристы была только одна забота – ни о чем не думать и ни о чем не тревожиться. И. она не думала ни о Сашо, ни о ребенке, упрямо гнала их из головы. Но когда через несколько дней она окончательно успокоилась, ее вдруг охватила какая-то непонятная нежность к этому крохотному созданью, к свернувшемуся в клубок несчастному ореховому ядрышку, которое не знало, что уже осуждено на смерть. Или не осуждено? Разве можно верить юным легкомысленным девушкам, их угрозам и обещаниям?

Целыми днями она никуда не выходила, запоем читая романы. При этом самые настоящие романы, а не те скучные трактаты, которые они изучали в университете на факультативных занятиях. Тетка вырезала их из пожелтевших газет тридцатых годов и сшила с помощью шила и сапожной иглы. За столько десятилетий скверная газетная бумага почти рассыпалась, но прочные просмоленные нитки держались крепко. Все до одного романы были любовными. «И правильно, – думала она, – ни о чем другом и писать не стоит, все остальное на свете скучно, как и любовь, конечно, но тут по крайней мере что-то щекочет нервы». И любовь щедрым потоком лилась с пожелтевших страниц. Каких только событий там не было – измены, бегства с неизвестными мужчинами, таинственные смерти, убийства. Криста проглатывала по два романа в день, пока наконец в голове у нее не перепутались и герои, и заглавия, и события. Но по крайней мере душа ее насытилась любовью, особенно изменами. И в самом деле, разве они заслуживают чего-нибудь, эти противные и глупые мужчины, кроме того, чтоб украшать их рогами, если ты на это, конечно, способна. Она, Криста, не была способна, и ей приходилось довольствоваться романами. В старое время жилось действительно трудно, кроме кризисов были еще бесчисленные мухи и клопы, туберкулез, векселя и банкротства. Но зато были рахат-лукум, боза, шоколад с сюрпризами. Была любовь и любовные романы. Ах, как они вздыхали, тогдашние девушки, как плакали! Сейчас если увидишь на улице плачущую девушку, можно не сомневаться, что у нее болят зубы. Отчего им еще плакать, если даже двойки в университете они глотают, словно конфетки. А о ребятах и говорить нечего, те совершенно избаловались и боятся даже ходить в купальню, вдруг встретят там случайно голую женщину. Наевшись за обедом приготовленных теткой вкусностей, Криста опять спешила наверх, в свою тихую комнатку. Здесь было довольно жарко, но она все же как следует закутывалась в розовое одеяло из любовных грез и надежд и впивалась в очередной роман. Их оставалось еще около двадцати, и она твердо решила до отъезда прочесть все. Кто знает, а вдруг последний окажется самым лучшим. Дафна де Мюрье, Оливия Уэдсли – и как только она до сих пор не знала, что на свете есть такие славные писательницы. Наконец однажды тетка не выдержала:

– Послушай, Тинка, тебе нужно двигаться, гулять! – посоветовала она осторожно. – Особенно, если думаешь рожать.

– Я не буду рожать, тетя! – строго ответила девушка.

– А если он передумает… И захочет ребенка?

– Все равно!

– Как это – все равно?

– Вот так – все равно. О нем я должна думать или о себе? И вообще, очень он мне нужен! Зачем современной женщине муж?.. Чтобы его обслуживать? Мужчины стали ленивы, как магараджи.

– Вы с Мими… – начала недовольно Юлиана.

– Почему только мы с Мими?.. А ты сама?.. Что тебе, плохо так?.. А у меня впереди еще сессии, государственные экзамены, не говоря уж о том, что придется ехать в деревню учительницей. Ты вот постаралась бы пристроить меня где-нибудь поблизости, а то я с моей готовкой так и умру с голоду.

– Твою мать просто бить некому! – строго проговорила тетка. – И все же подумай… Без мужа прожить можно, без ребенка нельзя. Если у тебя не будет детей, вечно будешь грызть себя, что упустила самое главное в жизни.

– Нет, ребенок мне не нужен! – ответила Криста.

Говорила она спокойно и даже легкомысленно, но сердце ее вдруг сжалось. И не из страха перед отвратительным абортом, с этим она уже примирилась. И не потому, что в голове у нее в самом деле может угнездиться идиотская мысль, что она упустила самое главное в жизни. Просто ей вдруг стало жалко этот орешек, у которого в его бедной голой головенке нет еще ни капли мозга. Расстанется с этим миром, так и не узнав, что случилось. Жизнь внезапно показалась ей печальной и бессмысленной, а дурацкая игра, которой были полны ее романы, – бездарной выдумкой. Пусть ее извинит эта Уэдсли, но, верно, ее не распластывали на операционном столе и не обривали, а то бы она не высасывала из пальца эти страшные любовные вздохи.

Два-три дня она ходила печальная, даже потеряла аппетит. На третий день Мими чуть не насильно привела ее к себе в лабораторию, в свою неприступную крепость, как она выражалась. У нее был прекрасный кабинет на первом этаже, под окном расхаживал пьяный петух, который, путаясь в шпорах, словно пристав, гонялся за курами, тоже наглотавшимися вина из какой-то треснувшей бочки. В садике цвели громадные, пьяные пионы величиной с детскую головку, огненные, благоухающие, полные бушующей жизненной силы. В кабинете стоял большой шкаф с полками, вроде книжного, сверху донизу заставленный бутылками. На каждой была наклеена этикетка, вырезанная из школьной тетради в клеточку, с какими-то написанными от руки названиями и цифрами. Было здесь также множество пробирок, заткнутых светлыми пробками и заполненных вином или химикалиями. Слегка рисуясь перед гостьей, Мими принялась дегустировать вина, как-то по-особенному трогая языком нёбо, так что даже большие ее уши старательно шевелились. Все это время она задумчиво смотрела в потолок, словно там было написано какое-то заклинание. Похоже, что в этом и состояла вся ее работа, которой она обучалась на агрономическом факультете бог знает сколько лет.

Потом явился какой-то секретарь окружного комитета, совсем еще молодой человек с бледноватым анемичным и совершенно безволосым лицом. Криста вытаращила глаза – такого секретаря она еще не видывала. Но этот был очень симпатичный, кинул на стол пакет свежей и еще горячей ветчины, обернутой в несколько слоев бумаги, из которых нижний стал совершенно прозрачным от жира. Мими развернула пакет прямо на столе – зачем только люди придумали все эти дурацкие ножи и вилки, когда человеческие пальцы обладают такой ловкостью. Потом осмотрела шкаф и достала оттуда бутылку, тоже с этикеткой из тетради в клеточку, нерешительно поглядела на нее и со вздохом вытащила пробку.

– Это мой шедевр! – заявила она. – Цецо, ты извини, но делаю я это ради Тинки, она у меня первый раз в гостях, не могу же я осрамиться…

Криста выпила два бокала. Конечно, это тебе не «Пармский монастырь», но все же настоящий шедевр, хотя и местного масштаба. Потом бросилась в уборную и оставила там все, до последней капли. Когда она вернулась в кабинет, по лицу ее текли слезы – зуб, видите ли, разболелся.

На следующий день тетка опять-таки чуть не насильно отвезла ее на Шипку – посмотреть на памятник. Наверху было облачно, стремительно несущиеся тучи смазывали своими сизыми клубами очертания голых вершин. Величественный памятник то на мгновение выплывал, озаренный солнцем, то вновь прятался в серой летящей массе облаков. Памятник не произвел на Кристу особого впечатления, так как она тысячу раз уже видела его на снимках. Но игра облаков показалась ей очень красивой, чудилось, что она летит вместе с ними над скалистыми обрывами, ее даже в дрожь бросало от этой мысли. На обратном пути, проезжая через село Шипку, они заехали взглянуть на утопающую в зелени старую русскую церковь-памятник. Внутри было сумрачно и тихо, так тихо, что они слышали даже собственное дыхание, отраженное чувствительным, словно мембрана, эхом. В церкви не было ни души, в потемневшем латунном подсвечнике бледным бесцветным пламенем горели всего две тонкие свечки. Но кто-то же ведь приходил сюда, чтобы оставить свою печальную мольбу – о здоровье или, быть может, об угасающей жизни. Криста долго смотрела на эти бледные огоньки, отражения которых трепетали на ее лице и в расширенных зрачках, словно нашептывали что-то на своем мигающем языке. Она молча вслушивалась, лицо ее становилось все печальней и печальней. Когда тетка наконец взглянула на нее, оно показалось ей измученным и напряженным. Криста вздрогнула и подняла на нее испуганные глаза.

– Тетя, где здесь продают свечи?

– В притворе.

– Но там же никого нет.

– Это неважно. Люди оставляют деньги и берут свечи.

Криста вышла и вскоре вернулась, нервно сжимая вспотевшей рукой красивую белую свечку. У Юлианы от удивления перехватило дыхание – у них в семье никто не был религиозным, ни дед, ни мать – никто. Сама Юлиана ставила свечку от случая к случаю, например, на чьих-нибудь похоронах, чтобы не обидеть родственников. Криста зажгла свечку и осторожно прилепила ее к подсвечнику, рядом с другими. Теперь уже три огонька трепетали в сумраке церкви, но ее свечка горела ярким и белым пламенем. В его свете лицо Кристы постепенно смягчилось и опять стало добрым и спокойным.

Когда через некоторое время они вышли из церкви в яркий свет дня, Юлиана шутливо проговорила:

– Ты зачем зажгла свечку? Неверующие не должны бросать вызов богу. Он ведь может и покарать.

– Я поставила свечку не богу! – сухо ответила девушка.

– Ты уверена?

– Да, уверена! – ответила она, но голос ее неуловимо дрогнул. – Здесь свечи ставят в память погибших.

И она медленно пошла по тенистой дорожке. Юлиана не спешила ее догонять – пусть девочка успокоится. Во всяком случае солгала она довольно неловко. Какие там погибшие! Вряд ли она вспомнила о них за всеми своими бедами. Не иначе как какую-то свою мольбу вложила она в эту белую, мигающую свечку, какую-то надежду. Правильно говорит Мария, очень уж она у них слабенькая, не пройти ей по жизни без чьей-то помощи и поддержки.

Остаток дня Криста была грустной и беспокойной. Уж не испугала ли ее Юлиана своей глупой шуткой насчет бога, который карает неверующих? Кто его знает, вдруг он и правда страдает мнительностью, этот благодушный старец. Вообще, слабый человеческий род не должен легкомысленно шутить с неведомыми силами мироздания.

Под вечер Криста сказала:

– Я хочу видеть бабушку.

– Ну что ж! – ответила Юлиана с притворным равнодушием. – Вот будешь возвращаться в Софию, и заедем.

– Нет, я хочу завтра! – решительно заявила девушка.

Наверное, захотела откупиться от совершенного греха каким-нибудь добрым делом. Но Юлиане только и нужен был предлог, чтоб усесться за руль. И на следующее утро они и в самом деле помчались в Карлово. Криста внешне была очень спокойна, шутила с теткой. Как и всякая женщина, она еще не сознавала, что ее ждет. Да и не очень об этом задумывалась. Жизненные беды всегда застают женщин неподготовленными, всегда поражают их неожиданностью. Чтобы развлечь племянницу, Юлиана вовсю гнала машину. И не успели они оглянуться, как оказались на калоферских высотах и перед ними раскинулась карловская долина, порядком задымленная городскими трубами. Даже эту благословенную, единственную в мире долину не пощадило наступление цивилизации.

В Карпове они не сразу нашли дом старой Дражевой. Люди ее не знали, хотя род их был им известен. Но язык куда хочешь приведет, даже к скрытому кладу. И чем ближе они подходили к ее дому, тем беспокойнее становилась Криста, пока наконец не призналась:

– Мне страшно!

– Э нет, нечего надо мной издеваться! Мы уже пришли!

– Ну и прекрасно, что пришли! – огрызнулась девушка. – А что я могу поделать, раз мне страшно.

Бабушка жила в настоящем старинном карловском доме, наверное, отреставрированном, потому что на стене висела жестяная табличка: «Памятник архитектуры». И двор тоже был настоящий карловский, архитектор отвел в него чистый горный ручей, который журчал в своем естественном русле. Хорошо орошенный двор буйно зарос бузиной, пыреем и папоротником. По фасаду полз вьюнок, нежные граммофончики цветов в этот час дня были закрыты. В тени старых кипарисов, растущих вдоль ограды, в защищенном от ветра месте стояла небольшая скамья, сколоченная из очищенных от коры яворовых сучьев, настолько старая и отполированная сидевшими на ней людьми, что стала похожа на алюминиевую. На ней сидела старая женщина, черный шелковый платок стягивал небольшую головку. И вся она была маленькая, костлявая, худое и мрачное лицо было так же черно и коряво, как кора кипарисов. Криста испуганно остановилась. Неужели это все, что осталось от той красивой пожилой женщины, которая, когда-то, рыдая, целовала ей руки? Может быть, они ошиблись? Эта старуха была больше похожа на мумию, злобный, мрачный огонь горел в ее запавших глазах. Увидев их, старуха внезапно вскочила и визгливо крикнула:

– Я уже сказала!.. Нет у меня, не сдаю!..

Наверное, она приняла их за кого-то другого, потому что взгляд ее был полон ненависти.

– Нам ничего не надо, тетя Сия. Ты нас не за тех принимаешь, – мягко сказала Юлиана.

– Кто бы вы ни были – я уже сказала!.. Комнат не сдаю!

Юлиана начала злиться.

– Тетя Сия, я сестра твоей невестки… Мы с тобой знакомы. А эта девушка – твоя внучка, Христинка.

Криста чуть не сбежала, так она испугалась. Старуха вперила взгляд во внучку. В угасших глазах как будто что-то появилось – какое-то воспоминание, может быть, или еле мерцающая надежда. Криста видела, как бессильна ее борьба с немощью и мраком, как быстро погас ее взгляд. И опять сделался если не злым, то во всяком случае равнодушным.

– А, это вы? – сказала она. – Что ж, садитесь.

И подвинулась, давая им место рядом с собой. Юлиана села слева, Криста, очевидно, должна была сесть справа, но она предусмотрительно устроилась рядом с теткой. Старуха опустила голову, теперь по крайней мере не было видно ее пустых глаз.

– По какому случаю? – спросила она глухо.

– Просто проезжали мимо, решили заглянуть. Да и ты чтоб на внучку посмотрела, увидела, что не одинока на этом свете.

– Все мы одиноки на этом свете! – тихо сказала старуха. – Одиноки и сиры!

Похоже, в ней опять затлел какой-то огонек, голос прозвучал сейчас совсем по-человечески. И опять, на этот раз плаксиво, задрожал сухонький подбородок.

– Оно так, – мягко сказала Юлиана.

– А Христинку я много раз видела, когда жила в Софии… Да и она меня однажды видела, только вряд ли помнит.

– Помню, – тихо сказала девушка.

– А помнишь, как ты убежала? – спросила она, и в голосе ее вновь мелькнула злоба.

– Помню. Но я… испугалась. И потом, откуда мне было знать, что у меня есть бабушка?

– Вот видишь! Во всем виновата твоя мать! – с ненавистью проговорила старуха. – Она и сына моего выжила.

– Не надо так говорить! – умоляюще произнесла девушка. – Разве она его выгоняла? Думаешь, ей было легко?.. Осталась одна, с маленьким ребенком на руках.

– Почему одна? Ко мне даже не обратилась. Даже не сказала тебе, что у тебя есть бабушка.

– Но я тогда была очень маленькой.

– А как ты потом узнала?

– Мама сказала.

Старуха не ответила. Все долго молчали и слушали, как тихо журчит вода в своем каменном русле. Чемерица издавала злой, одуряющий запах, кипарис еле слышно поскрипывал престарелыми костями. Даже немного страшно было в этом безлюдном солнечном дворе, куда, казалось, не залетали и птицы. Наконец старуха снова заговорила:

– Отец тебе пишет?

– Нет.

– Я думала, что он по крайней мере тебе пишет, – потухшим голосом произнесла она. – Ты хотя бы знаешь, где он?

– Не знаю.

Поговорили еще немного, голос старухи становился все более пустым и утомленным, потом она совсем умолкла. Минут десять прошло в молчании. Криста чувствовала себя ужасно неловко. Наконец они с теткой встали. Криста знала, что перед уходом нужно поцеловать ей руку, но не решилась. Рука была тощей и довольно страшной, но остановило ее не это, а равнодушный взгляд старухи. Как только они вышли на улицу, Криста расплакалась. Тетка тоже выглядела очень расстроенной. Кому было нужно это глупое и бессмысленное посещение?

– Ладно, не плачь! Не плачь, а то я тоже разревусь за компанию.

– За что она меня не любит?

– А ты ее любишь?

– Но я же меньше всех виновата в этой истории… И больше всех пострадала.

– По-моему, ты становишься нахалкой! – сказала тетка. – Больше всех пострадала его мать… Видела, на что она стала похожа?

Криста быстро успокоилась, даже с аппетитом поела в местном ресторане «Балкантуриста». Ресторан был заполнен советскими туристами, узбеками или таджиками, тихими и чинными, словно они попали в девический пансион. Обслуживали их кривоногие и волосатые девушки из бедных окрестных сел, которые смотрели на них довольно косо. От таких гостей не было никакой выгоды, все оплачивалось по счету. Тем, кто обслуживал свободные столики, все-таки кое-что перепадало. Дожидаясь, пока им принесут суп по-монастырски, Криста окончательно успокоилась. И вдруг заявила:

– Завтра я возвращаюсь!.. Бедная моя мамочка, наверное, страшно без меня скучает. Не привыкла она одна.

Был понедельник, и как раз в это время ее мать рассеянно жевала в кухне плохо подогретую лапшу с брынзой. Лицо ее было задумчиво. Что угодно можно было сказать о ней, кроме того, что она скучает. Горькие, горше самой подгоревшей еды, мысли одолевали ее. Нет, она не скучала, бедная Кристина мамочка, другая, гораздо более тяжкая забота лежала у нее на сердце.

– Хорошо, – ответила тетка. – Завтра я тебя отвезу.

– Я могу и одна… Поездом.

– И речи быть не может! – испуганно возразила тетка. – Я должна передать тебя из рук в руки живой и здоровой… Иначе мне не жить.

Пообедав, они вышли на улицу. Даже здесь, в долине, зажатой крутыми склонами двух горных массивов, было душно. Взявшись за руль, Юлиана обожглась, словно дотронулась до раскаленного утюга.

– Самое время для поездки! – недовольно проворчала она.

– Тут нельзя выкупаться где-нибудь поблизости?

– Выкупаться можно, купальников нет… Так что – вперед!

Они открыли в машине все окна и поехали. За городом сильное воздушное течение быстро их освежило. Но над полями, словно живое, трепетало марево, хлеба горели. Сильно пахло лавандой, к которой примешивался далекий запах мяты. Приятный, сильный, одуряющий аромат, от которого Кристе стало почти плохо, как от мятной водки в «Варшаве». Через десять минут машина нырнула в густую тень калоферских высот. Шоссе вилось по очень крутому склону, со множеством стремительных поворотов. Но Юлиана вела машину осторожно, плотно держась правого кювета. И не без причины. Время от времени из-за поворотов выскакивали пустые самосвалы, которые возили щебенку на какую-то стройку.

Миновали Калофер, совершенно безлюдный в этот ранний послеобеденный час. Только какая-то слепая старушка постукивала костылем на пустынной улице. За городом, у развилки шоссе, находилась автозаправочная станция. Юлиана взглянула на бензомер.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации