Текст книги "Капризы мисс Мод"

Глава XXII

Альберт, дрянной мальчишка, – говорил Кэггс, удобнее рассаживаясь в кресле. Пускай это тебе будет уроком!

Дело происходило через неделю после поездки лорда Маршмортона в Лондон, в 6 часов вечера. Комната экономки, в которой старшие слуги обедали, опустела. Из всей веселой компании, которая только что окончила обед, остался только один Кэггс, предаваясь спокойному пищеварению. Альберт, обязанностью которого было прислуживать старшим слугам, двигался по комнате, угрюмо собирая посуду. Мальчик был в скверном настроении духа. В течение всего обеда разговор за столом почти исключительно вертелся вокруг бегства Раджи Бинга, и Алисы Фарадэй, а едва ли какая-нибудь другая тема могла быть более мучительной для Альберта.

– И вот результат и что я могу назвать следствием, – сказал Кэггс, продолжая свое поучение, – всех твоих стараний и вмешательств в дела старших. Следствие и результат то, что ты потерял пять шиллингов и ничего за них не получил. Пять шиллингов, которые ты мог бы израсходовать на хорошую книгу для самоусовершенствования. Потому что ты безусловно нуждаешься в исправлении, так как из всех негодных и ленивых мальчишек, с которыми мне, на мое несчастье, приходилось иметь дело, ты самый худший. Будь осторожен с тарелками и не дыши так тяжело. У тебя ведь не астма. Кэггс укоризненно покачал головой: Итак, твой Реджи Бинг удрал. Это должно научить тебя быть в другой раз более осторожным и не вмешиваться в игру. Вообрази себе только ребенка твоего возраста, который имеет нахальство так вылезать вперед.

– Не называйте его моим Реджи Бингом. Не я его вытащил.

– Нет никакой надобности опять возвращаться ко всему этому. Ты его добровольно принял, поэтому, по всем практическим последствиям, он твой Реджи Бинг. Я надеюсь, ты пошлешь ему свадебный подарок?

– Но вы не в лучшем положении, чем я, несмотря на ваш грабеж.

– Мой… что?

– Вы слышали, что я сказал.

– Чтобы я больше этого не слышал. Что за мысль! Если у тебя были какие-нибудь препятствия для того, чтобы расстаться с этим билетом, ты должен был изложить их ясно и в свое время. А что ты хочешь сказать тем, что я не в лучшем положении, чем ты?

– У меня есть свои соображения.

– Ты только воображаешь, что помешал известному делу, неизменно уничтожая доверенные тебе письма.

– Я – никогда! – воскликнул Альберт, с конвульсивным движением, из-за которого чуть не пострадали одиннадцать тарелок.

– Я много раз говорил, чтобы ты более внимательно смотрел за посудой, – сказал Кэггс строго. – Уж не воображаешь ли ты себя жонглером, что так с ними обращаешься? Да-с, я знаю все по поводу этого письма. Ты думаешь, ты был очень ловок? Так разреши мне сказать тебе, негодный Альберт, что только вчера вечером ее сиятельство и м-р Бэван имели долгое свидание, несмотря на все твои старания. Я видел насквозь всю твою игру, и я вмешался, пошел и устроил это свидание.

Альберт почувствовал благоговейный ужас. Он был подавлен ощущением, что он борется с высшим интеллектом.

– Да, вы сделали это! Он старался сказать это тоном недоверия, но в душе он не был спокоен.

Альберт начал неясно ощущать, что должны пройти многие годы, прежде чем он окажется достойным противником в умственной борьбе с этим мастером стратегии.

– Да, я сделал это, – сказал Кэггс. – Я не знаю, что происходило во время свидания, так как я не присутствовал лично, но я не имею никаких сомнений, что все прошло удовлетворительно.

– Ну, а что это может дать вам хорошего, раз ему не разрешено входить в дом?

Кроткая улыбка осветила лунообразное лицо дворецкого.

– Если твое «ему» относится к м-ру Бэвану, негодный мальчишка, то разреши мне сказать тебе, что пройдет немного времени, и он будет официально приглашен гостем в замок.

– Посмотрим!

– Может быть, ты хочешь рискнуть вторыми пятью шиллингами?

Альберт отступил. У него было достаточно опыта в делах, в которых был замешан дворецкий. Там, где вмешивался этот интриган, деньги быстро таяли.

– Что вы хотите сделать?

– Тебе нет никакого дела до того, что я хочу сделать. У меня есть свои методы. Все, что я могу сказать тебе, это то, что завтра или послезавтра м-р Бэван будет сидеть в нашей столовой, с ногами под нашим столом, давая ответы по своему вкусу на мои вопросы, чего он хочет, рейнвейну или хереса. Собери тщательнее крошки со стола. Не шаркай ногами, дыши тихонько носом и закрой дверь за собой, когда ты кончишь.

Кэггс, покончив с процессом пищеварения, пошел в биллиардную к лорду Бельферу. Перси был один. Общество, которое было так многочисленно в ночь его рождения, теперь уменьшилось очень значительно. Двоюродные и троюродные кузены уехали, одаренные и обласканные, чтобы погрузиться в тот мрак, из которого появились, и в замке остались только наиболее важные члены семьи, от которых всегда труднее избавиться, чем от мелюзги. Оставались еще епископ и полковник. Сверх того, там было еще около полдюжины ближайших родственников.

– Могу ли я сказать кое-что вашему сиятельству?

– В чем дело, Кэггс?

Кэггс был самоуверенным человеком, но он чувствовал, что ему немного тяжело начать разговор; но затем он вспомнил, что однажды, в далеком прошлом, он видел, как лорда Бельфера отшлепали за кражу варенья, при чем он сам участвовал в этом деле, как обвинитель. И это воспоминание ободрило его.

– Я поучительнейшее надеюсь, что ваше сиятельство не подумает, что я взял на себя слишком много смелости. Я был в течение многих лет в услужении у отца вашего сиятельства и честь семьи – разрешите мне так высказаться – чрезвычайно близка моему сердцу. Я знал ваше сиятельство с раннего детства, и…

Лорд Бельфер слушал это предисловие с растущим нетерпением. Эти дни он был в плохом настроении, и витиеватые фразы сердили его.

– Да, да, конечно, – сказал он, – в чем дело?

Кэггс теперь овладел собой. В своих вступительных замечаниях он был слишком витиеват. Теперь он был готов начать.

– Ваше сиятельство припомнит, что вы спрашивали меня в ночь бала об одном из временных лакеев, о том, который утверждал, что был кузеном мальчика Альберта. Я навел справки, ваше сиятельство, и, к сожалению, должен сказать, что я узнал, что этот человек был самозванцем. Он сказал мне, что был кузеном Альберта, но Альберт теперь сказал мне, что у него нет кузена в Америке. Я очень огорчен, что это случилось, ваше сиятельство, и надеюсь, что вы отнесете это за счет хлопот и суматохи, неразрывно связанных с моими обязанностями в подобном случае.

– Я знаю, что это был самозванец. Он, вероятно, хотел что-нибудь украсть.

Кэггс кашлянул.

– Если ваше сиятельство разрешит мне, я позволю себе сказать, что я узнал, кто этот человек и каковы мотивы его посещения замка.

Он боязливо выжидал. Это был решительный момент разговора. Если лорд Бельфер не заморозит его взглядом и не прикажет ему выйти из комнаты, опасность минует, и он сможет говорить свободно. Его светлые голубые глаза ничего не выражали, когда он встретился взглядом с Перси, но внутренне он испытывал то же чувство, которое переживал, когда ему, в отсутствие хозяев, удавалось улизнуть в Кемптон-Парк, или на другие скачки и поставить своих сбережений на какую-нибудь лошадь. То, что он чувствовал, когда скаковые лошади мчались к старту, он чувствовал и теперь. Удивление выразилось на круглом лице лорда Бельфера, но прежде чем он успел выразить негодование, дворецкий продолжал. – Я знаю, ваше сиятельство, что это не мое дело делать указания по поводу личных и интимных дел семьи, которой я имею честь служить. Но если ваше сиятельство простит мне мою смелость, я думаю, что смогу оказать помощь и содействие в деле, которое причиняет всем неприятность и недовольство. Он подбодрил себя воспоминаниями. Правда, молодой человек перед ним был лорд Бельфер, сын его хозяина и наследник всего огромного состояния, но однажды он видел, как его отшлепали. Может быть, и Перси вспомнил об этом. Может быть, он просто чувствовал, что Кэггс был преданным старым слугой, и, как таковой, имел право вмешаться в семейные дела.

– Хорошо, – сказал он, бросив взгляд на дверь, чтобы убедиться, что нет свидетелей поступка, которого его внутренний аристократизм не одобрял. – Говорите.

Кэггс вздохнул. Опасный момент миновал.

– Имея естественный интерес, ваше сиятельство, мы, слуги, обычно стараемся почтительно замечать все, что происходит в доме. Разрешите мне сказать, что я с некоторого времени знаю о тех неприятностях, которые ваше сиятельство, к несчастью, имело с некоторым лицом.

Лорд Бельфер почувствовал, что скомпрометировал себя этой беседой. Его возмущала мысль, что интимнейшие семейные секреты служили темой разговора среди лакеев. Но теперь уже слишком поздно что-либо сделать. И его ожесточение против Джорджа Бэвана было столь велико, что в настоящий момент его главным чувством была надежда, что Кэггс имел сообщить что-либо важное.

– Я думаю, прося прощения у вашего сиятельства за это замечание, что вы поступаете неблагоразумно. Я нахожусь в услужении много лет, начав с мальчика и достигнув теперешнего положения, и смею сказать, что имел опыт в течение стольких лет в различных случаях, где дочь или сын хозяев намеревались совершить мезальянс. И все эти случаи, за исключением одного, кончались несчастливо, ваше сиятельство, из-за стремления семьи противодействовать. Опыт научил меня, что противодействие в сердечных делах бесполезно, питая, так сказать, пламя. Молодые люди, ваше сиятельство, если вы разрешите мне употребить это выражение, естественно романтичны. И если вы захотите отвлечь их, они начинают жалеть себя, и желание их все больше разгорается и, в конце концов, будьте уверены, они достигнут своего. Нет способа остановить их. Я не был в достаточно хороших отношениях с покойным лордом Ворлингамом, чтобы дать ему воспользоваться моей опытностью, когда почтенный Обрей Першор влюбился в артистку из оперетты. Иначе я мог бы сказать ему, что он поступал неблагоразумно. Его сиятельство слишком противодействовало на каждом шагу, и молодая пара убежала и повенчалась в какой-то регистратуре. То же самое было, когда молодой человек, учитель брата ее сиятельства, увлек леди Эвелину Уэлс, единственную дочь графа Аккртона. Действительно, ваше сиятельство, единственный случай этого рода, который привел к благоприятному концу, был с леди Катериной Дюзеби, дочерью лорда Брайтфильдса, которая неблагоразумно увлеклась инструктором скэтинг-ринга.

Лорд Бельфер перестал чувствовать превосходство над своим собеседником. Сильная личность дворецкого загипнотизировала его. Задолго до того, как тот кончил говорить, он чувствовал себя маленьким ребенком. Он слушал с жадностью. Кэггс прервал свои замечания на самом интересном месте.

– Ну, и что же произошло? – спросил Перси.

– Молодой человек, продолжал Кэггс, был молодым человеком большой привлекательности. У него были карие глаза и атлетическая гибкая фигура, развившаяся на скэтинг-ринге. Не было ничего удивительного, по мнению всех слуг, что ее сиятельство влюбилась в него. В особенности после того, как она заявила за парадным обедом, что катанье на роликовых коньках – единственная вещь, из-за которой стоило жить на свете. Но когда она объявила, что помолвилась с этим молодым человеком, произошло замешательство. Я, конечно, не имел чести принимать участия в многочисленных совещаниях, последовавших вслед за этим, но заметил, что таковые происходили чрезвычайно часто. В конце концов, его сиятельство сделал хитрый шаг, выразив свое согласие и пригласив молодого человека погостить у нас в Шотландии, и не прошло и десяти дней после его приезда, как его дело было проиграно. Он вернулся на свой скэтинг, а ее сиятельство занялась благотворительностью и, в конце концов, сделала вполне приличную партию, выйдя замуж за лорда Рональдо Споффарта, второго сына его светлости герцога Горбальского и Стратбумского.

– Как это произошло?

– Видя молодого человека в обстановке ее собственного дома, ее сиятельство скоро стала замечать, что она слишком романтически смотрела на него раньше. Он принадлежал к тому классу, который называется мелкой буржуазией, и его манеры не соответствовали манерам того класса, к которому принадлежала ее сиятельство. У него не было ничего общего с остальными гостями, и он ошибался в выборе ножей: в первый вечер, за обедом, он взял стальной нож к закуске, и я заметил, что ее сиятельство взглянула на него очень пристально. Можно сказать, что с ее глаз упала завеса. Не потребовалось много времени, чтобы ей убедиться, что ее сердце обмануло ее.

– Так, что вы думаете?..

– Не мое дело предлагать что-либо, но осмеливаюсь почтительнейше указать, что подобное поведение было бы наилучшим в настоящем случае.

Лорд Бельфер размышлял. Недавние события показали ему всю трудность задачи, которую он принял на себя, когда решился следить за поведением сестры. Происшествие со священником и кузнецом повлияло на него и физически и духовно. Его ноги до сих пор еще болели, и его самоуверенность значительно поколебалась. Мысль бесконечно продолжать свой шпионаж была не особенно приятна. Насколько проще и более действительно было принять предложенный ему совет.

– Мне кажется, что вы правы, Кэггс.

– Благодарю вас, ваше сиятельство, я убежден в этом.

– Я сегодня же поговорю с отцом.

– Очень хорошо, ваше сиятельство.

– Я очень рад, что мог услужить вам.

– Негодный Альберт, – твердо сказал Кэггс на следующее утро вскоре после завтрака. – Отнеси эту записку м-ру Бэвану в коттедж возле фермы Платт и передай ее без твоих обезьяньих штук. Подожди ответа и принеси его мне, а также лорду Маршмортону. Я могу тебе сказать, для того чтобы сэкономить тебе труд вскрытия письма, что я уже сам сделал это. Это – приглашение пообедать с нами сегодня вечером.

Альберт сдался. В первый раз в своей жизни он почувствовал себя покоренным. Он понял, как он заблуждался, когда предполагал, что сможет противопоставить свой пигмейский ум этому безбородому творцу чудес.

Глава XXIII

Жизнь подобна расхлябанной машине, которая идет то слишком медленно, то слишком быстро. С колыбели и до могилы мы попеременно попадаем то в Саргассово море, то в быстрины порогов, то в штиль, то в шторм. Мод казалось, когда она смотрела через обеденный стол, чтобы в двадцатый раз убедиться, что против нее, действительно, сидел Джордж Бэван, что после многих месяцев, в течение которых ничего не случалось, наступил такой период, когда все случилось сразу. За чинной рутиной, которая тянулась с того времени, когда ее вернули домой из Уэллса, последовал сумасшедший вихрь событий, завершившийся сегодняшним чудом. Она начала несколько поздно одеваться к обеду и вследствие этого вошла в гостиную как раз тогда, когда Кэггс объявил, что обед подан. Первое потрясение она получила, когда влюбленный Плюммер, отделившись от толпы родных и друзей, сказал ей, что он должен вести ее к столу. Она не ожидала, что Плюммер будет здесь, хотя он и жил по соседству. В их последнее свидание Плюммер выразил намерение отправиться за границу, чтобы залечить свое разбитое сердце; чуткая девушка была немножко смущена, видя свою жертву, так неожиданно появившуюся. Она не знала, что, по мнению Плюммера, положение теперь изменилось. Анализируя мотивы ее отказа, Плюммер решил, что существовал другой, и что этим другим был Реджи Бинг. С самого начала он смотрел на Реджи Бинга, как на главного соперника, а теперь Реджи убежал с мисс Фарадэй, вследствие чего Мод, по его мнению, должна была утешиться с более достойным человеком. Он пришел сегодня в замок мрачным, но не без надежды. Второй сюрприз заставил Мод совершенно забыть первый. Ей не было ничего сообщено ни ее отцом, ни Перси о приглашении Джорджа и, видя его стоящим в комнате и беседующим с теткой Каролиной, она едва не потеряла сознания. Жизнь, которая в течение нескольких дней была похожа то на сон, то на кошмар, стала теперь еще более нереальной. Она не могла придумать никакого объяснения присутствию Джорджа здесь. Он не мог быть здесь, это все, что она знала. И все же, несомненно, он был здесь. Ее обращение, когда она шла с Плюммером вниз по лестнице, было так ослепительно ласково, что ее кавалер подумал, что, явившись сюда, сделал самую умную вещь в своей жизни, не особенно богатой умными поступками. Плюммеру казалось, что Мод стала много мягче по отношению к нему. Безусловно, кое-что в ней изменилось. Он не мог знать, что она просто задавалась вопросом, не спит ли она. Джордж, между тем, сидя по другую сторону стола, также не в состоянии был охватить умом быстрый ход событий. Он бросил попытки догадаться, зачем он был приглашен на этот обед, и теперь старался найти какое-нибудь объяснение, которое вязалось бы с тем фактом, что Билли Дор в замке. В этот самый час, по всем правилам, Билли должна была заканчивать свое переодевание в театре. Между тем, она сидела здесь, прекрасно себя чувствуя в этом аристократическом обществе и так скромно одетая в черное платье, что он сначала ее не узнал. Она беседовала с епископом. Голос Кэггса пробудил его.

– Хереса или рейнвейна прикажете?

Джордж не мог объяснить себе, почему присутствие дворецкого успокоило его. Но это было так. В Кэггсе было что-то солидное и успокаивающее. Он и раньше заметил это. Первое ощущение, словно его оглушили каким-то тупым орудием, начало проходить. Казалось, что Кэггс одной только интонацией своего голоса, сказал ему: «Все это кажется вам очень странным и необычайным, но не беспокойтесь, я здесь». Джордж начал наблюдать. Казалось, его мозги начали проясняться. Он стал различать среди общей массы обедающих отдельные личности, в то время, как раньше они сливались в общую массу. Пророк Даниил, после того, как прошло его первоначальное замешательство, когда он очутился среди львов, вероятно, чувствовал нечто подобное. Он стал мысленно разбирать гостей. Он был представлен им в гостиной, но у него осталось от этого дикое впечатление, словно кто-нибудь читал ему страницу из Готского альманаха. С того дня, когда он погрузился в этот очаровательный том в Общественной библиотеке в Лондоне, чтобы узнать, кто такая Мод, он не подвергался такому граду титулов. Здесь, во главе стола, был лорд Маршмортон, мрачно слушающий разговор полной дамы с жемчужным ожерельем. Но кто была эта дама? А главное, кто был этот господин с птичьим лицом, с усами, беседующий с Мод? Он обратился к помощи своей соседки. Она казалась, насколько он мог заключить из их короткого знакомства, чрезвычайно любезным маленьким существом. Она была мала, юна и полна.

– Не можете ли вы назвать мне некоторых из этих лиц? – сказал он, когда она повернулась к нему, окончив разговор со своим соседом. – Кто этот господин напротив?

– Который?

– Тот, который говорит с леди Мод. У него такое неприятное лицо.

– Это мой брат.

Это было во время супа. Только заканчивая рыбу, он нашелся: – Я очень сожалею о том, что сказал по поводу вашего брата.

– Очень мило с вашей стороны.

– Освещение обмануло меня. Теперь, когда я смотрю на него вновь, я вижу, что его лицо полно очарованья.

– Девушка хихикнула. Джордж стал чувствовать себя лучше.

– Разрешите узнать ваше имя. Я не расслышал его. Они так быстро произнесли его, что я не мог разобрать.

– Моя фамилия Плюммер.

Джордж воодушевился. Он посмотрел через стол с более живым интересом. Влюбленный Плюммер был до сих пор для него простым звуком. Было любопытно видеть его во плоти. – А кто остальные?

– Это все члены семьи. Я думала, вы их знаете.

– Я знаю лорда Маршмортона, Мод и, конечно, лорда Бельфера. – Он перехватил взгляд Перси, который холодно наблюдал за ним с другого конца, и весело кивнул ему.

– Лорд Бельфер мой большой друг.

Пухлая мисс Плюммер скорчила разочарованную гримасу на своем красивом личике.

– Мне не нравится Перси.

– В самом деле?

– Мне кажется, что он очень самодоволен.

– Едва ли. С чего бы ему быть самодовольным?

– Он очень чопорный.

– Да, конечно, таким он кажется сначала. В первый раз, когда я встретился с ним, он казался ужасно чопорным. Он один из тех людей, которых надо хорошо узнать, чтобы полюбить. Он вырастает на ваших глазах.

– Да, но подумайте о деле с полисменом в Лондоне. Здесь все говорят об этом.

– Молодая кровь! – вздохнул Джордж. – Конечно, Перси дик.

– Он, вероятно, был пьян.

– О, несомненно! – сказал Джордж.

Мисс Плюммер взглянула через стол.

– Посмотрите на Эдвина.

– Кто такой Эдвин?

– Это мой брат. Смотрите, как он пристально глядит на Мод. Эдвин страшно влюблен в Мод. – она говорила с подкупающей откровенностью. – По крайней мере, он думает, что влюблен. С тех пор, как я его помню, он каждый сезон влюблялся в другую девушку, а теперь, когда Реджи Бинг исчез и женился на Алисе Фарадэй, он думает, что у него есть шансы. Я полагаю, вы слыхали об этом.

– Да, я кое-что слыхал об этом.

– Конечно, Эдвин напрасно теряет время. Я случайно знаю об этом. – Мисс Плюммер понизила голос до шепота. – Я знаю, что Мод ужасно влюблена в какого-то господина, которого она встретила в прошлом году в Уэллсе. Но семья и слышать об этом не хочет.

– Все семьи таковы, – сказал Джордж.

– Никто не знает, кто он, но все знают об этом. Эти вещи, знаете, быстро распространяются.

Конечно, об этом не может быть и речи. Мод должна выйти замуж за кого-нибудь весьма богатого или с титулом. Ее семья – одна из самых старых в Англии.

– Да, я понимаю.

– Это не то, как если бы она была дочерью лорда Пибля или кого-нибудь в этом роде.

– Почему лорда Пибля?

– Видите ли, я хочу сказать, – сказала мисс Плюммер, – он составил состояние на виски.

– Это лучше, чем потерять его таким образом, – сказал Джордж.

Мисс Плюммер посмотрела на него несколько недоумевающе.

– Я понимаю, что вы хотите сказать, – сказала она немного неопределенно. – Лорд Маршмортон совсем другое дело.

– Настоящий аристократ, не правда ли?

– Да.

– Так что вы думаете, что этот загадочный человек из Уэллса не имеет шансов?

– Если только он и Мод не убегут, как Реджи с Алисой. Не восхитительно ли это? Кто бы мог подумать, что Реджи будет иметь смелость сделать это. Новая секретарша лорда Маршмортона красива. Вы не находите?

– Где она?

– Девушка в черном, с золотистыми волосами.

– Она секретарша лорда Маршмортона?

– Да, она американка. Я думаю, она много приятнее, чем Алиса Фарадэй. Я говорила с нею перед обедом. Ее фамилия Дор. Ее отец был капитаном американской армии и умер, не оставив ей ни копейки. Он был младшим сыном очень почтенной семьи. Но семья отказалась от него, потому что он женился против ее желания.

– Что-нибудь должно быть предпринято, чтобы остановить вмешательство семей. Они постоянно вмешиваются во все.

– Таким образом, мисс Дор должна сама зарабатывать себе на жизнь. Вероятно, было ужасно для нее отказаться от общества.

– Разве она отказалась от общества?

– О, да. Она бывала повсюду в Нью-Йорке, при жизни отца. Я нахожу, что американские девушки удивительны. В них столько предприимчивости. Я бы хотела зарабатывать на жизнь, продолжала мисс Плюммер, – но семья даже и слышать не хочет об этом.

– Опять семья, сказал Джордж сочувственно. Это настоящее проклятье.

– Я бы хотела пойти на сцену. Вы любите театр?

– Очень.

– Я люблю его. Видели ли вы Губерта Бродлея в «Это было однажды весною?»

– Кажется, не видел.

– Он поразителен! Видели ли вы Синтию Дан в «Женском нет»?

– Мне, кажется, не удалось и этого видеть.

– Может быть, вы предпочитаете музыкальные произведения? Я видела очень хорошую музыкальную комедию, когда была в городе. Она называлась «Следуй за девушкой». Это было в Королевском театре. Вы видели ее?

– Я написал ее.

– Вы?.. Что?

– Я хочу сказать, что я написал музыку.

– Но музыка прекрасна, – воскликнула мисс Плюммер. – Я с тех пор все время напеваю ее.

– Ничего не могу поделать. Я все-таки настаиваю, что написал ее.

– Значит вы – Джордж Бэван?

– Да.

– Но… – мисс Плюммер чуть не лишилась голоса… Но, я в течение многих лет танцую под вашу музыку. Я имею чуть ли не пятьдесят пластинок вашей музыки.

Джордж покраснел. Как бы человеку ни везло, он никогда не может привыкнуть к славе.

– Но какие ловкие штуки во втором акте. Знаете ли, – это самая очаровательная вещь, которую я когда-либо слышала. Я без ума от нее.

– Вы думаете «Люмти-люмти-тум. Думти-лумти-дум»…

– Нет, то, которое начинается: Та-рум-ти-тум, тум, тарумтитум, там, где говорится о том, как Грани танцует шимми.

– Видите ли, я не ответствен за слова, – сказал Джордж поспешно. – Они сочиняются либреттистами.

– Я нахожу слова очаровательными. Мне они очень нравятся. Мисс Плюммер в восхищении наклонилась вперед. Она была импульсивной девушкой. – Леди Каролина! – Разговор остановился. Леди Каролина обернулась.

– В чем дело, Милли?

– Знаете ли вы, что м-р Бэван – тот самый мистер Бэван?

Все умолкли. Джордж сидел красный на своем стуле. Он не предвидел такой возможности. Сидрах, Мисах и Авденаго вместе никогда не испытывали и десятой доли того жара, который охватил его. Он, по существу, был чрезвычайно скромным молодым человеком.

– Тот самый мистер Бэван? – повторила холодно леди Каролина. Ей было неприятно признавать существование Джорджа на одной планете с нею. Восхищаться им, как этого ожидала мисс Плюммер, леди Каролина не могла. Она бросила ледяной взгляд на Джорджа и подняла свои аристократические брови.

Но мисс Плюммер не смутилась. Она была в том возрасте, когда обожают героев, и в ее сердце Джордж занял место рядом с Дугласом Фербенксом и одним-двумя теннисными чемпионами.

– Вы знаете, Джордж Бэван тот самый, который написал музыку «Следуй за девушкой»! Леди Каролина ни капельки не смягчилась. Она не слыхала о «Следуй за девушкой». Весь ее вид показывал, что, хотя она и допускала возможность, что Джордж опозорил себя подобным образом, для нее, однако, это не имело никакого значения.

– И разные другие вещи, – продолжала мисс Плюммер неутомимо. – Вы, наверное, слышали его музыку в граммофоне.

– О, конечно!

Это произнесла не леди Каролина, а мужчина, сидевший дальше за столом. Он говорил с энтузиазмом.

– О, боже мой! Конечно! – сказал он. – Шимми и другие!

Все казались довольными и заинтересованными. Все, за исключением леди Каролины и лорда Бельфера. Перси чувствовал, что был обманут. Он проклинал глупость Кэггса, внушившего ему мысль пригласить этого человека к обеду. Все пошло вверх дном. Джордж имел несомненный успех. С тех пор, как попытка показать Джорджа недостойным в глазах Мод потерпела неудачу, обед оказался сплошной ошибкой. Было бы гораздо лучше оставить Джорджа в его проклятом коттедже. Лорд Бельфер задумчиво осушил свой стакан. Он был серьезно расстроен. Но его недовольство в этот момент было незначительным по сравнению с мукой, которая терзала его душу минуту спустя. Лорд Маршмортон, который с возрастающим возбуждением прислушивался к хору похвал, поднялся со своего места. Он кашлянул. Было очевидно, что он имел что-то на уме.

– Эр… – сказал он.

Шум разговора снова прервался, как это бывает на званых обедах, когда один из присутствующих собирается сказать речь.

Лорд Маршмортон кашлянул снова. Его загорелое лицо приняло еще более темный оттенок. В его глазах появилось вызывающее выражение. Он решил воспользоваться моментом популярности Джорджа. Настроение его ума было нервное, но решительное. Он в третий раз откашлялся, бросил быстрый взгляд на свою сестру Каролину и затем стеклянным взором посмотрел в пространство над ее головой.

– Пользуюсь этим благоприятным случаем, сказал он, быстро комкая для облегчения скатерть, – пользуюсь этим случаем, чтобы объявить помолвку моей дочери Мод с мистером Бэваном. И… – заключил он, стремительно опускаясь в свое кресло, я хотел бы, чтобы все выпили за их здоровье.

Наступило угнетающее молчание. Оно было прервано двумя звуками, одновременно раздавшимися в разных концах комнаты. Один из них был вздохом леди Каролины, другой – звук разбитого стекла. В первый раз за долгую незапятнанную службу Кэггс, дворецкий, уронил поднос.