Текст книги "Капризы мисс Мод"

– Ее имя Билли Дор.

– Билли?

– Билли.

– Билли, – сказал лорд Маршмортон мягко. – Я лучше запишу. А ее адрес?

– Я не знаю ее домашнего адреса. Но вы всегда можете найти ее в Королевском театре.

– А! Она играет на сцене?

– Да. Она играет в моей пьесе «Следуй за девушкой».

– В самом деле? Вы драматург, мистер Бэван?

– Сохрани бог, – возмущенно сказал Джордж. – я композитор.

– Очень интересно. И вы познакомились с мисс Дор, когда она играла в вашей пьесе?

– О, нет. Я знал ее до того, как она поступила на сцену. Когда мы впервые встретились, она была стенографисткой в музыкальном издательстве.

– О, боже! Она, действительно, была стенографисткой?

– Да. Но в чем дело?

– О… А… Ничего. Ничего. Что-то случайно пришло мне в голову.

То, что случайно пришло в голову лорду Маршмортону, было мимолетное видение Билли, занявшей место мисс Алисы Фарадей, его секретарши. С такой помощницей было бы наслаждением работать над этой проклятой фамильной историей, которая была теперь таким горьким трудом. Но приятные мечты прошли. Он прекрасно знал, что не имел бы смелости отказать мисс Алисе. В руках этой девушки с холодными глазами он был, как воск. Она подавляла его чем-то вроде гипноза, подобно укротителю львов, удерживающему в повиновении своих зверей.

– Мы были друзьями в течение долгих лет, – сказал Джордж. – Билли – лучший товарищ на свете.

– Очаровательная девушка!

– Она отдаст последнюю рубашку всякому, кто ее об этом попросит.

– Бесподобна!

– И столь же правдива. Никто не скажет о ней ничего дурного.

– Нет!

– Если она и принимает приглашения на ужин и т. п., это ровно ничего не значит.

– Ничего! – с жаром согласился граф. – Девушки должны кушать ужины! Маленькое безобидное развлечение после трудового дня.

– Совершенно верно: ничего больше.

Лорд Маршмортон чувствовал себя расположенным к этому молодому человеку, разумному во всех отношениях, кроме одного пункта. Как жаль, что они не могли смотреть одинаковыми глазами на то, что было подходящим и неподходящим в вопросе любви для аристократки.

– Значит, вы композитор, мистер Бэван, – сказал он приветливо.

– Да.

Лорд Маршмортон слегка вздохнул. – Я уже очень давно не был в опере. Больше, чем двадцать лет. Во время пребывания в Оксфорде и несколько лет спустя я был театралом. Я не пропускал ни одной опереточной премьеры. Это было время Нелли Фаррен и Кетти Вуган, Флоренс и Сен-Джон также. Как она была восхитительна в «Фаусте наизнанку»! Композитором в то время был Майер – Люти. С тех пор утекло много воды. Не думаю, чтобы вы когда-нибудь слыхали о Майер – Люти. Нет, не слыхал. Джонни Туль играла в «Партнерах». Неважная пьеса… Однако, я не должен отнимать у вас времени. Я рад, что имел приятный случай побеседовать с вами. Кажется, вы сказали, что ваша пьеса идет в Королевском театре. Я, вероятно, скоро буду в Лондоне. Надеюсь увидеть ее. Лорд Маршмортон поднялся. – По-видимому, нет надежды убедить вас смотреть на вещи в правильном освещении.

– Мы, по-видимому, расходимся в том, что является правильным освещением.

– В таком случае, не о чем больше говорить. Я хочу быть вполне откровенным с вами, мистер Бэван. Вы мне нравитесь…

– Чувство вполне взаимное.

– Но я не хочу иметь вас своим зятем. И, черт возьми, – разразился лорд Маршмортон, я не буду иметь вас своим зятем. Боже правый! Неужели вы думаете, что можете оскорблять моего сына Перси в центре Пикадилли и, вообще, причинять столько неприятностей и, наконец, селиться здесь без приглашения у моих ворот в ожидании радушного приема в лоно моей семьи. Будь я молодым человеком…

– Мне кажется, мы договорились, что вы молодой человек.

– Не прерывайте меня!

– Я говорю лишь…

– Я уже слыхал, что вы сказали. Лесть!

– Ничего подобного! Это правда!

Лорд Маршмортон растаял. Он улыбнулся. «Молодой идиот!»

– Мы отлично сошлись.

Лорд Маршмортон колебался. Затем внезапно решился открыться и выявить свою позицию более ясно.

– Я знаю, что вы скажете самому себе в тот момент, когда я уйду. Вы назовете меня тяжелым отцом, старым снобом и другими подобными словами. Не прерывайте меня, черт возьми! Вы, наверное, так назовете. И вы ошибетесь. Я не думаю, что Маршмортоны отличаются от прочих людей божественным происхождением. Моя сестра думает это, Перси также. Но Перси осел. Если вы когда-нибудь подумаете о чем-либо иначе, чем мой сын Перси, поздравьте себя. Вы будете правы!

– Но…

– Я знаю, что вы хотите сказать. Дайте мне кончить. Будь я единственным заинтересованным лицом, я не стал бы поперек дороги моей дочери Мод, за кого бы она не захотела выйти замуж при условии, конечно, что он хороший малый и способен сделать ее счастливой. Но я не один. Есть еще моя сестра Каролина. Есть еще целая толпа кудахтающих дураков – мои сестры, мои зятья и целая свора… Если бы я не воспрепятствовал Мод в ослеплении, если бы я не вмешался и дал бы ей выйти за вас, что бы, вы думаете, было со мною? Я не имел бы никогда спокойной минуты. Вся эта свора напала бы на меня с проклятиями. Появились бы аргументы, семейные советы, дискуссии. Я ненавижу аргументы! Я презираю дискуссии! От семейных советов меня тошнит. Я – мирный человек и люблю спокойную жизнь. И, черт побери, я буду иметь ее… Вот, словом, каково положение. Я не делаю препятствий лично вам, но я не хочу иметь из-за вас столько неприятностей. Я откровенно говорю, что с тех пор, как познакомился с вами, я изменил неблагоприятное мнение, которое составил себе о вас на основании… На основании слухов… Я говорю это вам частным образом, как вещь, не имеющую отношения к основному вопросу. Потому что, поскольку дело касается вашего желания внушить мне сочувствие к вашей женитьбе на моей дочери, я остаюсь неизменно враждебным этому.

– Не говорите этого…

– Нет, я именно так и думаю. Об этом не может быть и речи. Вы понимаете… Если… да, – очень хорошо. До свидания!

Дверь закрылась. Лорд Маршмортон ушел, испытывая ощущение, что был непоколебимо тверд. Джордж набил свою трубку и стал задумчиво курить. Он думал о том, что в это время делала Мод. Мод в это время приветствовала широкой улыбкою своего брата, который спускался, прихрамывая, по лестнице после запоздалого бритья и переодевания.

– О, дорогой Перси, – сказала она. – Какое приключение было со мною сегодня утром. Какой-то отвратительный бродяга преследовал меня. Ужасное животное. Я была так испугана, что принуждена была обратиться к помощи викария соседней деревни. Я жалею, что вас не было со мною, чтобы защитить меня. Почему вы не сопровождаете меня хоть иногда в моих дальних прогулках? В самом деле, не безопасно ходить одной!

Глава XVII

В дни, следовавшие за посещением Джорджа лордом Маршмортоном, большинство гостей и родственников, собравшихся в замок ко дню совершеннолетия лорда Бельфера, не догадывалось о том, какая тревога скрывалась под спокойной внешностью, по крайней мере, полудюжины тех, с кем они непрерывно встречались в течение дня. Перси, например, хотя и прихрамывал от боли, ничем не проявлял внутренней ярости, снедавшей его. Его дядя Френсис, епископ, когда беседовал с ним в саду о страсти к спиртным напиткам, – ибо дядя Френсис, подобно тысячам других людей, читавших заметку о встрече Перси с полисменом и о его последующем аресте, думал, что это дело было результатом опьянения, – не имел никакого представления о вулканических чувствах, бушевавших в груди племянника. Он удалялся после беседы, чувствуя, что молодой человек слушал его со вниманием и растущим раскаянием и что не все еще потеряно, если молодой человек будет бороться со своими склонностями. Ему совершенно не приходило в голову, что Перси охотно задушил бы его собственными руками и прыгал бы от радости над его трупом. Мод также испытывала душевное беспокойство. Все было против нее. Едва ли одна миля отделяла ее от Джорджа, этого существенного звена в цепи ее сношений с Джоффреем Раймондом, но эта миля была усеяна столькими препятствиями и опасностями, что казалась бесконечной.

Дважды, с тех пор, как случай открыл ей присутствие лорда Маршмортона в коттедже и помешал объяснить все Джорджу, она делала попытку предпринять эту прогулку. И каждый раз какое-нибудь пустяшное обстоятельство мешало ей: однажды, когда она собиралась выйти, тетя Августа настояла на том, что она тоже хочет совершить с ней то, что она называла приятной дальней прогулкой, в другой раз, когда она была буквально в нескольких сотнях шагов от своей цели, одна из кузин, выскочившая неизвестно откуда, навязала ей свое неприятное общество. Потерпев неудачу, она в отчаянии решила переменить тактику. Она написала Джорджу записку, в которой объясняла создавшееся положение и просила его, как человека испытанного рыцарства, помочь ей. Это письмо заняло все послеполуденное время, потому что не легко было написать его. Но оно не имело никакого результата. Она дала его Альберту для передачи, и тот вернулся без ответа.

– Джентльмен сказал, что ответа не будет.

– Ответа не будет. Но ответ должен быть!

– Никакого ответа, миледи. Таковы были его подлинные слова, – настаивал дрянной мальчишка, порвавший письмо через минуту, как получил его. Он даже не полюбопытствовал прочитать его.

Опасный, малодушный молокосос, хотевший только выиграть и выиграть! Билет с надписью: «Р. Бинг» лежал в его кармане, а в его безжалостном сердце было твердое решение, что только Р. Бинг, а не кто иной, должен воспользоваться его помощью.

Мод не могла этого понять. Черным по белому она просила Джорджа отправиться в Лондон, повидать Джоффрея и каким-нибудь образом установить передачу писем между ними. Она чувствовала с самого начала, что такого рода просьба должна была быть сделана ею словесно, а не посредством письма; но действительно, было невероятно, чтобы человек, подобный Джорджу, сделавший для нее так много и единственный смысл пребывания, которого вблизи нее – был помочь ей, мог так холодно отказать ей, не сказав ни слова. Теперь, более чем когда-либо, она чувствовала себя одинокой во враждебном мире. И все же со своими гостями она была весела и оживлена. Никто из гостей не имел ни малейшего подозрения, что ее жизнь не была залита солнечным светом. Автор рад отметить, что Альберт был совершенно несчастен. Маленькое животное испытывало одинаковые мучения. Он анонимно осыпал Реджи Бинга указаниями, составленными из фраз, вырезанных из еженедельных журналов, которые грудой лежали на столе в комнате у экономки, но ничего из этого не выходило. Каждый день, иногда даже два и три раза, он оставлял на туалетном столике Реджи многочисленные вырезки, по смыслу с той, которую он оставил там в ночь бала. Самые избранные вырезки из лучших авторов, по-видимому, не производили никакого впечатления на Реджи. Поскольку Альберт мог ориентироваться, Реджи положительно избегал общества Мод, и это после того, как ему были поднесены такие вырезки, как «Ищите ее общества всеми способами», или «Многие воздыхатели добились своего упорной настойчивостью и делали себя необходимыми, оказывая постоянные маленькие услуги». Далекий от того, чтобы сделать себя необходимым для Мод постоянными маленькими услугами, Реджи, к отчаянию своего приверженца, казалось, проводил больше времени с Алисой Фарадэй. Большое облегчение от описания мучений этих душ перейти к более приятной картине, представляемой лордом Маршмортоном. Здесь, несомненно, мы имели дело с человеком без тайных мучений, человеком, живущим в мире с этим лучшим из всех возможных миров. Со времени его визита к Джорджу для лорда Маршмортона, казалось, наступила вторая молодость. Он работает в своем саду, посвистывая и даже напевая веселые мелодии, модные в восьмидесятых годах. Его веселость удивительна. Она обращает на себя внимание. Многие заметили ее, и среди них камердинер лорда.

– Я даю вам слово, м-р Кэггс, – говорил камердинер с ужасом, – в это утро я слышал, как старый дьявол поет!

– О боже, отвечал Кэггс, на которого это произвело громадное впечатление. – А прошлой ночью, он дал мне полкоробки сигар и сказал, что я хороший, преданный слуга.

– Я говорю вам – что-то неладное случилось со старым хрычом, поверьте моему слову!

Глава XVIII

Над этим сложным положением ум Кэггса работал, как электрический прожектор. Кэггс был мудрым и проницательным человеком. Он обладал логикою и чутьем. Инстинкт говорил ему, что Мод, совершенно не подозревающая о той перемене, которая произошла в отношении Альберта к ее роману, будет продолжать пользоваться услугами этого мальчика, как звеном между нею и Джорджем. Разум Кэггса, соединенный с прекрасным знанием натуры Альберта, позволял ему видеть, что последний неизбежно должен был обмануть доверие Мод. Он готов был биться об заклад на сотню фунтов, что она дала Альберту письмо для передачи и что тот уничтожил его. Кэггсу это было ясно. Ему приходилось лишь остановиться на каком-нибудь плане, который мог бы восстановить разорванную связь. Кэггс не скрывал мягкого сердца под грубой внешностью. Он не оплакивал двух любящих существ, разъединенных недоразумением. Но он хотел выиграть игру. Его положение было крайне деликатным. Он не мог обратиться к Мод и просить ее довериться ему. Мод могла ведь совершенно превратно истолковать его мотивы. Нет! С мужчинами было легче иметь дело, чем с женщинами. Как только его обязанности позволили ему, – а в настоящем положении, когда в доме было много гостей, он был очень занят, – он отправился в коттедж к Джорджу.

– Я надеюсь, что не помешал вам, сэр, – сказал он, кланяясь в дверях.

– Нисколько вы не помешали мне, – сказал Джордж в замешательстве. – Случилось что-нибудь?

– Да, сэр.

– Входите и садитесь.

– Я бы не хотел позволить себе этой вольности, если вам это безразлично. С вашего разрешения, я постою.

Наступило молчание. Джордж чувствовал себя неловко, так как он задавал себе вопрос, – помнит ли дворецкий, что всего несколько дней назад пригласил его в качестве лакея в замок. Кэггс, со своей стороны, чувствовал себя прекрасно. Его вообще трудно было смутить.

– Прекрасный день, несмотря на дождь – сказал Джордж.

– Чрезвычайно, сэр.

– Разве идет дождь?

– Да, и очень сильный, сэр.

– Это хорошо для урожая.

Снова наступила тишина. Слышно было, как стучал дождь.

– Могу ли я говорить откровенно, сэр? – сказал Кэггс.

– Безусловно.

Дворецкий откашлялся.

– Разрешите мне начать с замечания, что ваше маленькое дело, если можно так выразиться, не является секретом для слуг.

– Вам незачем говорить мне это. Я знаю все относительно вашей игры.

Мимолетное замешательство прошло по широкому, гладкому лицу дворецкого. Прошло и исчезло.

– Я не знал, что вы осведомлены по поводу этого маленького обстоятельства, сэр. Но вы несомненно поймете нашу точку зрения. Маленькое развлечение, ничего более, предназначенное облегчить монотонную жизнь в деревне.

– О, не извиняйтесь, – сказал Джордж и вспомнил об одном обстоятельстве, занимавшем его по временам с тех пор, как он провел ночь на балконе. – Между прочим, если это не секрет, кто вытащил Плюммера?

– Сэр?

– Я спрашиваю, кто из вас вытащил имя Плюммера?

– Кэггс задумчиво наморщил лоб. – Я думаю, это был один из камердинеров. Я не особенно обратил на это внимание. Я не высоко ставил шансы Плюммера. Мне казалось, что мистер Плюммер был величиною, которую не стоило принимать всерьез.

– Вы правильно оценили положение. С Плюммером покончено. Любезный молодой человек, но ему не хватает многих существенных качеств.

– Может быть, он задел вас, сэр?

– Я никогда не встречался с ним. Впрочем, не совсем!

– Мне пришло в голову, что вы встретили мистера Плюммера в ночь бала, сэр.

– А! А я сомневался, помните ли вы меня.

– Я прекрасно помню вас, сэр. И тот факт, что мы с вами уже встречались на одной социальной ступени, придало мне смелость прийти сегодня сюда и предложить вам свои услуги в качестве посредника, если бы вы были склонны воспользоваться ими.

Джордж был поражен.

– Вашими услугами?

– Именно, сэр. Я полагаю, что в состоянии протянуть вам то, что называется рукою помощи.

– Но это удивительно альтруистично с вашей стороны.

– Сэр?

– Я хочу сказать, что это очень великодушно с вашей стороны. Разве вы не помните, что вы вытащили мистера Бинга?

Дворецкий снисходительно улыбнулся. – Вы не совсем в курсе событий. Со времени оригинального разыгрывания имен произошло некоторое изменение. Мальчик Альберт теперь имеет мистера Бинга, а я имею вас, сэр. Это – дружеский обмен, произведенный в ночь бала.

– Дружеский?

– С моей стороны целиком, сэр.

Джордж стал понимать некоторые вещи, которые были ему неясны.

– Значит, всё это время?..

– Точно так, сэр. Все это время ее сиятельство, думая, что Альберт предан ее делу, несомненно оказывала ему не оправдываемое доверие. Маленький пакостник, продолжал Кэггс, оставляя на минуту почтительный способ выражения и предаваясь запальчивости, прошу прощения, сэр, за это выражение. Оно сорвалось у меня с языка!

– Вы думаете, что леди Мод дала Альберту письмо ко мне и что он его уничтожил?

– Я думаю, что это было несомненно так. У мальчика нет никакой добропорядочности.

– О, боже!

– Я замечаю ваше замешательство, сэр.

– Да, это безусловно так и было.

– Насколько я понимаю, в этом не может быть ни малейшего сомнения. По этой причине я осмелился прийти сюда, в надежде, что смогу быть полезным в устройстве встречи. Сильное отвращение, которое Джордж питал к сообщничеству с этим откормленным слугою, стало исчезать. «Это, может быть, лишено достоинства, сказал он сам себе, но это безусловно практично. После того, как человек вступил в заговор с мальчиком, он мало потеряет в своем достоинстве, если вступит в заговор с дворецким». Он повеселел. Если это давало возможность увидеть Мод, он был готов откинуть щепетильность.

– На что вы намекаете? – спросил он.

– Теперь дождливый вечер, и все находятся в замке и заняты разными играми. (Кэггс снисходительно относился к развлечениям аристократии). Вы можете попытать удачу в это время, если пойдете кружной дорогой к замку. Вы найдете в поле; вблизи дороги, маленький заброшенный сарай, недалеко от ворот, где будете защищены от дождя. В то же время я извещу ее сиятельство об этом и, несомненно, она найдет возможность выскользнуть из дома.

– Недурно.

– Это превосходно, сэр, так как шансы, что вам помешают, минимальны. Скажем, через час?

– Очень хорошо.

– В таком случае, пожелаю вам доброго вечера, сэр. Благодарю вас, сэр. Очень рад, быть вам полезным.

Он удалился так же, как пришел. Комната показалась пустою без него. Джордж дрожащими пальцами стал надевать ботинки. Через несколько минут после того, как он вышел из коттеджа, он был склонен бранить погоду за то, что она оказалась вероломною по отношению к нему. В этот вечер он чувствовал, что стихия насмехалась над ним. Воздух должен был быть мягким, чистым, благоуханным. Пылающий закат должен был освещать ему путь. Вместо этого, воздух был полон безнадежной грусти, какая бывает в конце английского дождливого дня. Небо было свинцовым, дождь хлестал со всех сторон, превращая дорожку, по которой пробирался Джордж, в безотрадное болото. Странное предчувствие охватило его. Словно чей-то голос шептал ему на ухо, намекая на предстоящие горести. Он чувствовал странную нервность, входя в сарай. Там было темно и зловеще. Перемежающееся капание в одном из углов выдавало наличность дыры в ветхой крыше. На полу возилась крыса. Капание прекратилось и возобновилось снова. Джордж чиркнул спичкой и взглянул на часы. Он пришел слишком рано. Еще десять минут должно пройти прежде, чем он сможет надеяться на ее приход. Он присел на сломанную телегу, лежавшую у одной из стен. Уныние вернулось. Было невозможно противиться ему в этом проклятом сарае. Место было похоже на склеп. Никто, кроме глупого дворецкого, не мог бы предложить это место для свидания. Он с раздражением удивлялся, как допустили этот сарай до такого состояния. Мерзость запустения, вот что. Сидеть здесь было напрасной потерей времени. Она не придет. Было множество причин, почему она не придет. Какая же польза от того, что он схватит ревматизм, сидя в этой дыре? Никакой! Но Джордж продолжал ждать. «И что за неподходящее место для встречи, если она даже каким-нибудь чудом придет? Она задохнется от запаха заплесневелого сена, будет промочена дождевыми каплями и будет загрызена крысами», – рассуждал Джордж уныло, слыша возню по невидимому полу. Что-то темное заслонило серый прямоугольник у входа в сарай.

– М-р Бэван?

Джордж вскочил. При звуке ее голоса, каждый его нерв затанцевал в сумасшедшей веселости. Он ощутил, что неправильно судил обо всем. Вечер, например, был великолепен, не один из тех отвратительных сухих, душных вечеров, которые заставляют вас чувствовать, что нечем дышать, но приятный и влажный и полный восхитительного, музыкального капания дождя. А сарай! Все было неверно относительно сарая! Это было великолепное маленькое место, уютное и веселое. Что может быть более бодрящим, чем этот запах сена? Даже крысы, верно, были хорошенькие и скромные, если ближе их узнать.

– Я здесь!

Мод подвигалась быстро. Его глаза, привыкшие к темноте, могли, хотя и неясно, видеть ее. Запах ее влажного пальто показался ему запахом озона. Она была так близко от него, что он мог даже видеть ее глаза, сияющие в темноте.

– Я надеюсь, вы ждали недолго?

Сердце Джорджа затрепетало. Он с трудом мог говорить. Он едва был в состоянии произнести:

– Нет.

– Сначала я не думала, что смогу уйти. Я имела слишком… Она остановилась с криком; она заметила, как крыса пробежала по полу. Рука нервно нашла и схватила руку Джорджа. И при этом прикосновении последний остаток самообладания покинул Джорджа. Мир сделался смутным и нереальным. От него остался один конкретный факт, что Мод была в его объятиях и что он говорил массу вещей очень быстро и голосом, который принадлежал совершенно незнакомому ему человеку.