Текст книги "Капризы мисс Мод"

Глава XII

Бал по случаю совершеннолетия лорда Бельфера был в полном разгаре. Репортер «Бельферского вестника», по должности присутствовавший на вечере и наблюдавший украдкой, с разрешения Кэггса, из боковой двери, правильно отметил на следующий день в своем отчете, что вечер носил феерический характер, присовокупив, что общество представляло блестящее собрание прекрасных женщин и элегантных мужчин. В залах было представлено всё, что было лучшего и знатного во всей округе, так что если бы туда был брошен камень, то неизбежно пролилась бы голубая кровь. Единственным титулованным лицом, не принимавшим участия в общем празднестве, был, лорд Маршмортон. Так как его личный кабинет был превращен в гардеробную, он удалился в свою спальню, где лег в постель с трубкой в зубах и с «Алой и Белой Розой» в руках. Книга эта, он слишком поздно заметил, оказалась не трактатом на его любимую тему, а сентиментальным романом Эмилии Макинтош, описывавшим жизнь и приключения чистой английской девушки и некоего артиста Клода. Джордж, скрываясь в полутемной галерее, с волнением смотрел на блестящую толпу. Необычайность положения уже перестала занимать его. Все это было похоже на второй акт старинной музыкальной комедии. Иллюзия эта усугублялась еще тем, что оркестр исполнял затасканные мелодии, сочиненные самим Джорджем и уже давно надоевшие ему самому. Ему удалось беспрепятственно проникнуть в замок после краткого разговора с пожилой дамой – экономкой, миссис Дигби, – к которой даже Альберт относился с уважением, и после еще более краткого разговора с Кэггсом, который, в суете, не обратил на него достаточного внимания. Пройдя через эти испытания, он был принят на один вечер и откомандирован в полутемную галерею вместе с двумя горничными для обслуживания тех из гостей, которые пожелали бы там отдохнуть. Никто из гостей здесь еще не появлялся, так как центром внимания пока служил танцевальный зал, и Джордж в течение часа оставался один с горничными, предоставленный своим мыслям. Одна из горничных спросила Джорджа, не знает ли он ее кузена Франка, прожившего в Америке почти год, и, получив отрицательный ответ, казалось, разочаровалась в нем и не разговаривала с ним в течение целых двадцати минут. Джордж не раз вглядывался в зал, ища Альберта, подобно тому, как потерпевший кораблекрушение ищет на горизонте, не мелькнет ли парус. Он знал, что такое ожидание неизбежно, так как в такой вечер мод было очень трудно ускользнуть хотя бы на минуту.

– Подайте-ка мне лимонаду, раздался за его спиной голос, когда он смотрел с галереи вниз.

Этот радостный голос показался ему знакомым, и он весь съежился. Правда, Реджи был добрым малым, который не выдал бы его сознательно. Но он был болтуном и не сумел бы удержать язык за зубами. Он решил во что бы то ни стало убедить Реджи в том, что сходство между его сегодняшним собеседником и лакеем ничто иное, как плод его разгоряченного воображения.

Когда Джордж обернулся, румяное лицо Реджи, разогретое превосходными винами погреба лорда Маршмортона, сразу побледнело. Он широко раскрыл глаза и рот. Он был потрясен. С самого начала вечера он усиленно взбадривал себя крепкими напитками, чтобы набраться храбрости и сделать, наконец, предложение Алисе Фарадей. Теперь, когда ему удалось увлечь ее в это уединенное убежище, ужасная мысль пронзила его мозг, мысль – не выпил ли он лишнего. Он стал жертвой оптического обмана.

– Боже мой! Сэр! – Реджи оправил воротник и взял себя в руки. – Подайте, пожалуйста, стакан лимонада леди в голубом, на диванчике, напротив, около статуи, – сказал он, старательно выговаривая каждое слово. «Недурно, подумал он. – Я говорю вполне связно». Послушайте… – Сэр! Не видали ли вы меня когда-нибудь раньше. Вы понимаете, что я хочу сказать?

– Нет, сэр!

– Нет, ли у вас брата или кого-нибудь в этом роде?

– Нет, сэр. Я часто мечтал иметь брата. Мне следовало бы поговорить об этом с моим отцом. Он никогда ни в чем мне не отказывал.

– Реджи захлопал глазами. Сомнения снова закрались в его душу. Одно из двух! Или его уши обманывают его так же, как и глаза, или лакей порет чушь.

– Что вы сказали?

– Сказал, что у меня нет брата.

– Больше вы ничего не говорили?

– Нет, сэр!

Реджи утвердился в самых худших подозрениях. – Великий боже, – пробормотал он. – Значит, я…

Когда он подошел к мисс Фарадей, она спросила его. – О чем вы говорили с этим человеком, мистер Бинг? Вы как будто оживленно с ним беседовали.

– Я спрашивал, нет ли у него брата.

Мисс Фарадей бросила на него мимолетный взгляд. В продолжение всего вечера ей казалось странным его поведение.

– Брата? Что заставило вас спросить его об этом?

– Я хотел… т. е. я хочу сказать… Он похож на человека, у которого должен быть брат. У таких именно бывают братья.

Мисс Фарадей взглянула на него с материнской нежностью. Она любила Реджи, о чем влюбленный юноша не догадывался. Совершенно случайно он нашел теперь верный путь к ее сердцу. Алиса Фарадэй была из тех девушек, которые мечтают стать ангелом-хранителем избранного мужчины и возвышающе влиять на него. До сих пор он казался ей симпатичным малым, но не выдающимся. Страсть же к алкоголю преобразила его, придав его лицу значительность.

– Я велел ему подать вам лимонаду, – сказал Реджи. Не знаю, почему он медлит.

– Сэр?

Джордж подошел с почтительным видом.

– А где же лимонад?

– Лимонад, сэр?

– Разве я не велел вам принести стакан лимонада этой леди?

– Я этого не слышал, сэр.

– Черт возьми! О чем же мы говорили в таком случае?

– Вы рассказывали забавную историю про ирландца, отправившегося искать счастья в Нью-Йорке, сэр. Вам угодно лимонаду? Сию минуту!

Алиса с нежностью положила руку на плечо Реджи.

– Вам было бы лучше немножко прилечь и отдохнуть, мистер Бинг. Я уверена, что это вам поможет.

Заботливые нотки в ее голосе заставили Реджи вздрогнуть. Никогда еще она не говорила с ним таким тоном. Был момент, когда он собрался открыть пред нею свою душу, но у него не хватило мужества. Он боялся, что излияния эти будут приняты ею за безответственную болтовню после слишком обильного ужина. Это была ирония судьбы. Он уже был готов идти прямо к цели и не мог.

– Здесь слишком жарко, – сказала Алиса. Выйдем на террасу. Не думайте больше о лимонаде. Мне не хочется пить.

Реджи поплелся за ней, покорный, как ягненок.

Проводив глазами удалявшуюся пару, Джордж заметил приближающегося к нему Альберта.

Глава XIII

Альберт торопился. Он скользил по ковру подобно водяному жуку.

– Скорей, – сказал он.

Он бросил взгляд на горничную, читавшую в это время роман, повернувшись к ним спиной.

– Скажите ей, что вы вернетесь к ней через пять минут, – сказал Альберт.

– Это бесполезно. Она не заметит моего отсутствия. С тех пор, как она узнала, что я не встречал в Америке ее брата Франка, я перестал для нее существовать.

– Идем скорей.

– Куда?

– Я вам укажу.

Что путь, избранный Альбертом, не был кратчайшим к цели, Джордж убедился после того, как, следуя за юным гидом, вверх и вниз по лестницам, очутился в той самой комнате, в которой, вместе с Билли Дор, слушал рассказ Кэггса про лорда Леонарда и его прыжок. Альберт исчез. Джордж глубоко вздохнул. Послышались легкие шаги, и пред ним появилась Мод во всей своей красоте. В своем бальном туалете, с раскрасневшимися от танцев щеками и с разгоревшимися глазами она показалась ему еще прекраснее, чем он представлял себе. Ее появление настолько ошеломило его, что он не мог произнести ни слова.

– Я не могла прийти раньше, – сказала Мод.

Она остановилась, прислушиваясь. – Кажется, кто-то идет. Я прервала танец с мистером Плюммером и убежала. Я боюсь, что…

На лестнице послышались шаги, на этот раз тяжелые, и за дверью раздался голос.

– А, вы здесь, леди Мод. Я вас ищу. Сейчас наш танец.

Джордж не знал мистера Плюммера. Он и не хотел его знать. Одно ему было ясно, что ему здесь не место. Лакеи, застигнутые в уединенном месте с хозяйскими дочерями, возбуждают толки. Ему надо было, во что бы то ни стало, исчезнуть. Жестом Мод указала ему на балкон. В мгновенье ока он очутился под открытым небом. Прохладный ветерок освежал его разгоряченную голову. Теперь у него, было достаточно времени для размышлений, и он предался скорбным мыслям о жестокой судьбе, сведшей его на мгновение с Мод для того, чтобы тотчас же разлучить с нею. «Интересно, – подумал он, – как долго при подобных обстоятельствах покойному лорду Леонарду удалось беседовать в той же комнате прежде, чем ему пришлось скрыться чрез этот балкон. Несомненно одно: эта комната не благоприятствовала влюбленным». Сперва ему не приходило в голову, что могут существовать и другие неприятности. Вскоре, однако, он обратил внимание на звуки гортанного голоса, доносившегося из комнаты, и ему, волей-неволею, пришлось подслушивать, как его собрат Плюммер (его можно было так назвать с известной натяжкою) делал Мод предложение. Положение становилось невыносимым. Из всех моментов, когда мужчина имеет право оставаться наедине с девушкою, наиболее неоспоримым является тот, когда он делает ей предложение. Джордж отлично понимал это, а мысль о том, что он подслушивает, еще усугубляла его ужасное положение. Следовало удалиться. Но как? Он помнил, каким образом лорд Леонард скрылся с балкона, но инстинкт подсказывал ему, что выброситься с балкона, с единственной надеждою зацепиться, при падении, за ветви большого дерева, когда-то помогшего лорду Леонарду, было еще неприятнее, чем слышать признания заикающегося от волнения Плюммера. Джордж оглянулся. Ему послышался чей-то оклик. Он стал прислушиваться, но, кроме отдаленного лая собаки и доносившихся звуков вальса, ничего не было слышно. – Эй, мистер.

На самом деле это был голос, доносившийся сверху. Был ли это голос ангела? Не совсем. Это был голос Альберта. Мальчишка высунулся из окна, находившегося на высоте шести футов над балконом. Глаза Джорджа, уже привыкшие к темноте, различили Альберта, сильно жестикулировавшего и словно старавшегося сообщить ему важную новость. Затем, взглянув в сторону, он увидел качавшуюся у стены веревку. Он схватил ее. Это, однако, была не веревка, а завязанная узлами простыня. Сверху донесся хриплый шёпот Альберта. – Смотрите в оба!

Джордж прочел сотню романов, в которых герои и героини пользуются завязанной узлами простыней. Но одно дело – читать о людях, совершающих подобные безрассудства, другое – совершать их самому. Альберт был взволнован. Он чувствовал себя в положении великого полководца, придумавшего замечательный план, но не могущего заставить свою армию выполнить его. Большинство мальчиков на его месте, подслушивая в замочную скважину признания Плюммера и зная, что Джордж находится на балконе, растерялись бы и не знали, как поступить. Но Альберт был не таков. Он бросился наверх в комнату Реджи Бинга, быстро сорвал простыню с его постели, связал ее узлами, привязал к ножке стола и выбросил конец через открытое окно. Это продолжалось у него не более трех минут. Свою роль в этом деле он сыграл без запинки, между тем, как Джордж, которому оставалось лишь подняться по простыне наверх, медлил, грозя сорвать весь план. Джордж только решился взлезть наверх, как Альберт, с раздражением, дернул простыню и вырвал ее из его рук. Мысль об опасности, которой он только что избегнул, заставила его покрыться холодным потом, и он присел на перила балкона.

– Пст, – сказал Альберт.

– Чего вы кричите «пст», – ответил недовольным шепотом Джордж. Я бы тоже мог сказать «пст». Любой дурак мог бы это сказать!

Он, вероятно, остался бы на балконе в созерцании простыни, если бы Плюммер не заставил его действовать. За это время он успел высказать все, что мужчина может сказать в подобном случае, даже дважды. Приговор был вынесен. Он прозвучал, как погребальный колокол.

– Я выйду подышать воздухом, – мрачно сказал он.

Его слова заставили Джорджа вздрогнуть. Он соскочил с перил. Если Плюммер собирался подышать воздухом, это значило, что он собирался выйти на балкон. Джордж схватился за простыню и взвился с балкона.

Мод с ужасом взглянула на балкон. Там не было никого, кроме Плюммера и пустоты.

– Вот, – сказал Плюммер, то место, откуда тот, – как его звали… спрыгнул в царство теней. Не так ли?

Мод поняла все, и ее охватила дрожь восхищения пред героизмом Джорджа, который предпочел совершить «прыжок Леонарда», чем скомпрометировать ее. Как это было великолепно! Если бы Джордж, сидевший в это время на постели Реджи Бинга и рассматривавший царапины на руках и коленях, мог прочитать ее мысли, он почувствовал бы себя хорошо вознагражденным за свои ссадины.

Альберт втянул простыню и сунул ее под подушку.

– Теперь, – сказал он, – было бы хорошо спокойно выкурить папироску.

Глава XIV

Джорджу хотелось пойти скорее домой. Этой ночью ему не удастся вторично встретиться с Мод. Они встретились и разошлись. Нельзя бороться с судьбою. Лучше уступить и надеяться, что в другой раз она окажется милостивее. Джордж хотел лишь одного: бежать от веселья, от блестящих прекрасных женщин и благородных мужчин и очутиться в безопасности в своем собственном кресле, где ничто не может с ним случиться. Голос долга тщетно взывал в нем. Если британские аристократы хотят освежиться, пусть достают напитки сами. С него достаточно! Но если Джордж разделался с британскими аристократами, то эти последние не разделались с ним. Не успел он дойти до лакейской, как встретил одного из них, и именно того, кого хотел избежать. Лорд Бельфер был в дурном настроении духа. В поздние часы у него всегда болела голова, и он не танцевал, так что веселье и блестящее общество утомили его и надоело не менее, чем Джорджу. Однако, в качестве виновника торжества, он был вынужден присутствовать на нем до конца. Он находился в положении капитана, обязанного оставаться последним на гибнущем корабле. В течение нескольких часов он должен был пожимать руки совершенно чуждых ему людей и принимать с холодной улыбкой поздравления по поводу своего совершеннолетия. Необходимость быть вежливым совсеми этими людьми сказалась на Перси. Он был утомлен, и ему хотелось пить. Появление Джорджа показалось ему необычайно удачным.

– Принесите бутылку шампанского ко мне в библиотеку, – приказал он.

– Слушаю, сэр.

Эти два слова были сами по себе вполне невинны, но для Джорджа, стремившегося стушеваться, они оказались самыми неудачными из всех, какие только можно было выбрать. Если бы он ограничился поклоном и удалился, возможно, что лорд Бельфер не взглянул бы на него во второй раз, так как не имел привычки разглядывать прислуги. Но, привыкнув в течение всей своей жизни к обращению «ваше сиятельство», он был поражен тем, что лакей назвал его «сэром». Он посмотрел на Джорджа недовольным взглядом, быстро сменившимся изумлением.

– Стой, – крикнул он, когда Джордж повернулся.

При этом он почувствовал себя взволнованным по двум причинам. С одной стороны, он готов был поклясться, что стоящий пред ним лакей был тем самым человеком, который сбил с него шляпу на Пиккадилли. С другой, он хорошо знал, что ничто не может так ввести в заблуждение, как сходство. Он до сих не мог забыть ужаса и унижения, испытанных в четырнадцатилетнем возрасте, когда какая-то пожилая дама назвала его «дорогим» и обняла при всех на вокзале, приняв его, по ошибке, за своего племянника. Нет, он должен быть осторожен. Скандал с лакеем, после проклятого случая с полисменом, мог произвести на окружающих такое впечатление, словно нападение на людей, ниже его стоящих, стало его любимым занятием.

– Сэр? – сказал Джордж, вежливо оборачиваясь.

Его спокойный вид поколебал лорда Бельфера.

– Не видал ли я вас когда-либо ранее, – спросил он?

– Нет, сэр, – ответил Джордж мягко. – Я прикомандирован к штату замка лишь временно.

– Вы откуда?

– Из Америки, сэр.

Лорд Бельфер был поражен.

– Из Америки?

– Да, сэр, я приехал в Англию на время отпуска. Мой двоюродный брат Альберт служит мальчиком в замке, и он сказал мне, что на сегодняшний день нужно несколько человек для обслуживания гостей. Поэтому я явился сюда.

Лорд Бельфер был в нерешительности. Все это звучало вполне правдоподобно. К тому же его успокаивала мысль, что для проверки можно было обратиться к дворецкому Кэггсу. И хотя сомнения его не вполне рассеялись, он понимал, что из дальнейшего разговора он ничего бы добился.

– Хорошо, – сказал он, наконец. – Принесите шампанского в библиотеку, как можно скорее.

– Слушаю, сэр.

Лорд Бельфер оставался в раздумье. Рассудок говорил ему, что он может считать себя удовлетворенным, но он все же удовлетворения не чувствовал. Другое дело, если бы он не знал, что человек, нравящийся его сестре, живет по соседству. И если этот человек имеет наглость снять коттедж у самых ворот замка, почему бы ему не иметь смелости проникнуть в самый замок. Появление одного из лакеев с подносом дало ему возможность продолжать расследование.

– Пошлите ко мне Кэггса.

– Слушаюсь, ваше сиятельство.

Вскоре появился дворецкий. B противоположность лорду Бельферу, поздний час не утомил Кэггса. Он, по преимуществу, был ночным растением. На лбу у него не было складок, как и на манишке. Он держал себя с достоинством, как человек, сознающий, что хотя он и не является владельцем замка, но, тем не менее, считает себя самым выдающимся его украшением.

– Вы звали меня, ваше сиятельство?

– Да, Кэггс. Я хотел спросить вас.

– Сегодня в замке, кажется, прислуживает несколько человек из посторонних?

– Так точно, ваше сиятельство. Небывалый список развлечений потребовал помощи нескольких человек сверх нормы, – ответил Кэггс. – Это было неизбежно.

– Вы сами нанимали этих людей?

– Переговоры вела миссис Дигби, экономка, но никто не был принят до тех пор, пока я лично не одобрил приема.

– Знаете ли вы что-нибудь об одном американце, называющем себя двоюродным братом Альберта?

– Альберт, действительно, привел одного человека, которого рекомендовал, как своего двоюродного брата, приехавшего из Нью-Йорка и желавшего получить место. Надеюсь, у вас нет оснований для недовольства? Он показался мне вполне приличным молодым человеком.

– Нет, нисколько. Я хотел лишь узнать, известен ли он вам. Нужно быть крайне осторожным. Это все.

– Благодарю вас, ваше сиятельство.

Лорд Бельфер почувствовал облегчение. Он был рад, что, благодаря осторожности и хладнокровию, ему не пришлось очутиться в смешном положении. Когда Джордж возвратился с живительной влагою, он поблагодарил его и направил свои мысли в другую сторону. Но если лорд был удовлетворен, то этого нельзя было сказать о Кэггсе. Кэггс был сообразительным человеком и знал о странном американце, поселившемся в коттедже Платта. Его вид, манеры и цель приезда служили темой для споров в людской в течение всего обеда. Иностранец, который, очевидно, не был художником, – так как не имел ни кисти, ни палитры, – вызвал всеобщий интерес. И хотя предположение романтически настроенной горничной – большой любительницы романов, – что молодой человек приехал с целью излечиться на лоне природы от несчастной любви, и было осмеяно всей компанией, тем не менее Кэггс не был уверен в том, что в этом предположении нет доли правды. Дальнейшие события углубили его подозрения, а теперь, после беседы с лордом Бельфером, подозрения эти превратились в уверенность. Внезапное появление у Альберта двоюродного брата было до очевидности странным, и лишь обремененность работою помешала Кэггсу подумать об этом в то время, когда он принял молодого человека. Хорошо зная хитрого на выдумки Альберта, он полагал, что последний, будь у него в действительности брат в Америке, давно надоел бы всей людской рассказами о его богатстве и положении. Ибо, если Альберт не врал о чем-нибудь, то это значило, что этого не существует вообще.

Кэггс подошел к проходившему мимо лакею Фредди.

– Не видел ли ты где-нибудь этого негодяя Альберта? – Такая манера выражаться была свойственна дворецкому в тех случаях, когда он говорил о лицах, стоящих на низших ступенях.

– Я видел его в буфетной с полминуты тому назад.

Поражения великих людей очень часто объясняются слабостью их тела, неспособного оказать в нужную минуту должной поддержки их великому уму. Так, например, утверждают, что Наполеон выиграл бы сражение при Ватерлоо, если бы у него не было расстройства желудка. То же самое было теперь и с Альбертом. Кэггс нашел его в чрезвычайно тяжелом состоянии. Расставшись с Джорджем, он стащил сигару из гостеприимно открытой на столе в зале коробки и выкурил ее. Теперь его тошнило. Если бы не это обстоятельство, кто знает, какой хитрой контратакой он отразил бы нападение дворецкого. Но при данных обстоятельствах его позиция была гораздо хуже.

– Я следил за тобою, негодный, – сказал Кэггс холодно, – за тобою и твоим американским двоюродным братом.

Альберт повернул к врагу зеленое, вызывающее лицо.

– При чем тут мой двоюродный брат из Америки?

– Да, при чем он тут! Об этом мы с лордом Бельфером задавали себе этот вопрос.

– Я не понимаю, о чем вы говорите?

– Это ты скоро поймешь. Кто помог этому американцу пробраться в дом, чтобы встретиться с леди Мод?

– Я – никогда!

– Ты думаешь, что я не вижу насквозь твоей игры? Я раскусил ее с самого начала!

– Да, вы знали! Почему же вы дали ему в таком случае это место?

– Кэггс торжествующе засмеялся. Вот оно! Ты признаешься!

Альберт спохватился слишком поздно, что сделал ход, которого не сделал бы в нормальном состоянии здоровья.

– Я не знаю, о чем вы говорите, – сказал он робко.

– Ладно, – сказал Кэггс. – Мне некогда стоять здесь и болтать с тобою. Я пойду к его сиятельству и расскажу, какую ужасную шутку ты сыграл с ним.

Новый припадок потряс Альберта. Телесное недомогание сломило его дух.

– Вы не сделаете этого, мистер Кэггс! – В каждом его слове чувствовался белый флаг.

– Я подумаю, – сказал Кэггс. Я не хочу быть жестоким в отношении тебя! – Он внутренне боролся с собою, не желая испортить будущее Альберта.

Его осенила мысль.

– Хорошо, Альберт, – сказал он весело. – Один раз я поступлю против своей совести. А теперь передай-ка мне свой билет. Ты знаешь, на что я намекаю? Тот билет, на котором пометка «Мистер X».

На мгновение непоколебимый дух Альберта восторжествовал над разбитым телом.

– Дело в том, что его у меня нет.

Кэггс вздохнул, как честный человек, совершивший все, чтобы помочь товарищу, и изумленный его испорченностью.

– Как хочешь, – грустно сказал он. – Но я думал, что мне не придется пойти к его сиятельству и рассказать, как ты его обманул.

Альберт сдался.

– Вот он!

Лист бумаги перешел из рук в руки.

– Вы готовы были бы пройти целую версту по снегу, чтобы отнять у нищего пол-пенни!

– Кто кого обокрал? Не говори глупостей! Я поступаю правильно. Я могу дать тебе мой билет с надписью «Реджи Бинг». Это прекрасный обмен.

– Не особенно.

– Но, во всяком случае, так должно быть! Бери его!

Кэггс собрался уйти.

– Ты, Альберт, слишком молод для того, чтобы иметь так много денег. Ты бы не знал, что с ними делать. Они бы не принесли тебе счастья. В мире есть другие вещи помимо выигрышей. Собственно говоря, ты так молод, что тебе не следовало бы позволять играть вообще.

Альберт зарычал.

– Когда вы кончите говорить, будьте добры оставить меня одного. Мне нехорошо.

– Так, – сказал Кэггс сердечно. – Для тебя это счастье, мой мальчик. Прими мои сердечные поздравления.

Для великих людей поражения служат испытанием. Истинный стратег не тот, кто достигает триумфа ценой легко одержанной победы, а тот, кто, будучи сброшен на землю, способен начертать новый план. Таков был юный Альберт. Посмотрите на него час спустя, когда он сидит в своей комнате в мезонине. Тело перестало его беспокоить, и он снова пришел в себя. За исключением редких спазм, физические боли прошли, и его мысль работала усиленно. На комоде лежит роскошный конверт, адресованный неумелой рукой: «Р. Бингу». На листе бумаги, который должен быть вложен в конверт, той же рукою написано: «Не отчаивайтесь. Помните, робкое сердце неспособно завоевать прекрасную леди. Я буду следить за вашим успехом с большим интересом.

Ваш доброжелатель».

Последняя фраза придумана не Альбертом. Эти слова сказал ему учитель, с которым он занимался в воскресные дни, и они запали ему в память. Это было удачно, ибо они выражали именно то, что Альберт хотел сказать. Отныне успех Реджи Бинга у леди Мод Марш будет близок сердцу Альберта. А что в то время делал Джордж? Не подозревая о том, что судьба внезапно превратила союзника в неприятеля, он стоял около кустарника у ворот замка. Ночь прекрасна! Царапины на руках и коленях беспокоят его теперь меньше, и он полон глубоких и приятных мыслей. Он открыл необычайное сходство между собою и героем поэмы Теннисона «Мод». Эта поэма всегда нравилась ему и особенно с того дня, когда он узнал имя несравненной девушки. Когда он не играл в гольф, поэма Теннисона была его постоянной спутницей. Музыка из зала доносилась до него сквозь неподвижный воздух. Повсюду кругом аромат земли и растений! Молодой человек глубоко вздохнул. Ночь прекрасна! Скоро рассветет! Птицы в кустах зашевелились и защебетали.

– Мод!

Она, наверно, услышит его.

– Мод!

Серебряные звезды равнодушно смотрели вниз. Такого рода вещи для них не новость.