Текст книги "Что-нибудь эдакое. Летняя гроза. Задохнуться можно. Дядя Фред весенней порой (сборник)"

2

По праву прославленный джаз Леопольда, раздувая щеки, выкатывая глаза, играл популярную мелодию; и Сью – впервые за этот день – обрела духовный покой. Совесть, убаюканная кваканьем саксофонов, решила отдохнуть, видимо, уяснив, что девушке надо иногда невинно развлечься.

Какие глупые мысли бывают у Ронни, думала Сью, склоняясь к анализу. Танец – просто игра, и так уж случилось, что одной в нее не сыграешь. Можно ведь играть в теннис или там в гольф. Нет, смешно ревновать из-за такой чепухи!

Однако, хотя совесть и не вмешалась, Сью ощутила облегчение от того, что ее ангел ничего не узнает.

В конце концов, мужчины – такие дети! Сью вздохнула. Им бы еще разум, легче было бы жить. Неужели Ронни сомневается в ее совершенной любви? Да протанцуй она до утра с кем угодно, хоть со всеми – ему ничто не грозит.

– Не говори Ронни, ладно? – сказала она Хьюго, когда он пришел.

– Ладно.

– Он такой смешной…

– Истинный клоун. А что?

– Он не поймет.

– Это да. Странно, что он мне не сказал про тебя. Дружим с детства…

– Он боялся.

– Ты намекаешь на то, что Хьюго Кармоди – сплетник?!

– Немножко есть, правда!

– Ничего подобного. Я сильный, сдержанный человек.

Чтобы это проиллюстрировать, он молчал до конца танца.

Сью удивилась:

– В чем дело?

– Я оскорблен. Нет, только подумать! Я – сплетник! Да если хочешь знать, я тайно помолвлен и молчу.

– Хьюго!

– Да. Помолвлен. Настал день, когда любовь осенила и Хьюго Кармоди.

– Кто эта несчастная девушка?

– Счастливая, ты хочешь сказать. На что я наступил, тебе на ногу?

– Да.

– Виноват. Новые танцы… Эта счастливая девушка – Миллисент Трипвуд.

Чтобы высветить величие этого мгновенья, джаз умолк, и сильный, сдержанный человек повел даму к столику. Она восторженно на него смотрела.

– Быть не может!

– Может.

– Это же замечательно!

– Мне тоже нравится, – признал Хьюго.

– Я к ней так ревновала! Ронни говорит, их хотели поженить. Ну, теперь все в порядке.

– Да, в полном.

Джаз очнулся, но Сью не встала.

– Что такое? – удивился Хьюго.

– Посидим, поболтаем. Ты не представляешь, до чего мне это важно. Потом, ты разучился танцевать. Совсем другой человек.

– Практики нет. – Хьюго закурил и, глядя на крутящиеся пары, впал в рассудительность. – Когда живешь в лесах, трудно поспеть за этими новыми па.

– Нет, танцуешь ты хорошо, но раньше… Когда я с тобой танцевала, я плыла на розовом облаке над сверкающим океаном.

– Исключительно точно, – одобрил Хьюго. – А сейчас…

– Давай поговорим про Миллисент, – предложила добрая Сью. – Расскажи мне все, ладно?

– Когда мне было лет пять, – начал Хьюго, – я ходил к учителю танцев. Меня учили, как сейчас помню, перебрасывать мячик из одной руки в другую. Не люблю хвастаться, но все как один шептались: «Кто это? Кто это?»

– Она очень красивая?

– Дай мне мячик, и я бы тебе показал. Но кто меня поймет? Где мячики? Где шимми[29]29
  Модный танец 20-х годов. Танцуя его, тряслись всем телом.


[Закрыть], в конце концов? Так циником станешь, честное слово!

– Расскажи мне про Миллисент!

– Минутку! Танцы, насколько я знаю, восходят к древним египтянам, которые полагали, что изобрел их бог Тот. Фригийские корибанты[30]30
  Жрецы Кибелы, служения которой сопровождались исступленными плясками.


[Закрыть] плясали в честь какого-то типа, а на праздниках Реи Сильвии[31]31
  Рея Сильвия — прародительница римлян, мать Ромула и Рема. Несомненно, здесь речь идет о другой Рее, Великой Матери богов, которую отождествляли с Кибелой. Вероятно, ошибся не Вудхаус, а его легкомысленный герой.


[Закрыть] римляне тоже не ленились. Но что теперь бог Тот! Выдумывают, придумывают… И так всегда. Был ли хоть миг в истории, когда несчастный, но вполне благонамеренный танцор не садился в лужу?

– Господи! – сказала Сью. – И это все потому, что ты наступил мне на ногу!

– Хьюго Кармоди не любит наступать на ноги, – сказал он. – И у него есть своя гордость. Слышала про отца Мариану?

– Нет.

– Мариана, Хорхе[32]32
  Хорхе Мариана — мы не знаем такого священника. В XVI веке жил богослов Хуан Мариана, но маловероятно, чтобы он писал о танцах.


[Закрыть]. Тысяча двести что-то. Учился дома и в Лейпцигском университете. Увлечения: рыбная ловля, роспись рукописей, жевание какого-то корня. Неужели не слышала?

– Бог с ним. Расскажи лучше про Миллисент.

– Папаша Мариана считал, что танцы – смертный грех. Особенно он ополчился на сарабанду. Как я его понимаю! Без всяких сомнений, он учился плясать фанданго. Научился – и что же? Не танцуют, в моде сарабанда! Стоял он у стенки, стоял, и пожалуйста! Ты хотела узнать про Миллисент?

– Да.

– Лучшая девушка в мире.

– Правда?

– Еще какая! Это всем известно. Съезди в Шропшир.

– И она тебя любит?

– Между нами, – доверительно сказал Хьюго, – я тоже удивляюсь. Я не бросаю слов на ветер. И я тебе признаюсь: я ее не стою.

– Ты очень симпатичный!

– Возможно. Но ее – не стою. Она – это ангел, спустившийся тихим утром в сады старого замка, к лаврам и розам.

– Хьюго! Вот не знала, что ты еще и поэт!

– Тут станешь поэтом. Ты бы ее видела!

– Ты ее очень любишь?

Хьюго пылко хлебнул шампанского и выкатил глаза, словно служил в джазе у Леопольда.

– Безумно. А когда я вспомню, что я ее обманул…

– Обманул?

– Еще нет, но сейчас обману. Сейчас меня соединят с замком, и я скажу, что вот-вот лягу спать. Понимаешь, Миллисент не всегда правильно реагирует. Если что-то дойдет до ее перламутровых ушек…

– Понимаю. Ронни такой же.

Хьюго удивился:

– Ронни?

– Да.

– У него перламутровые ушки?

– Нет, он ревнует. Он просто взовьется, если узнает, что мы здесь были.

– Не узнает!

– Конечно. Потому я тебя и попросила: не говори ему.

– Кто, я? Мой девиз – «Молчание и тайна». Слава Богу, Миллисент никто не скажет. А, вон идет добрый вестник! Готово? – спросил он мальчика, подходившего к столу. – Ну, я недолго. Не скучай.

– Постараюсь, – сказала Сью.

Проводив его взглядом, она стала смотреть на пары. Глаза у нее сияли, щеки алели, и Перси Пилбем, притаившийся неподалеку, думал о том, что не видел ее такой красивой. Пропетляв между теми же парами, он сел на пустой стул. Некоторые просят разрешения у дамы; некоторые – но не все.

– Добрый вечер, – заметил Пилбем.

Сью оглянулась и увидела очень неприятного человека, сгустившегося из воздуха.

– Разрешите представиться, – сказал он, – Пилбем.

В этот самый миг Роналд Овербери Фиш в изящнейшем, но не вечернем костюме оглядывал ресторан пламенным взором.

3

Ронни добирался так долго до Лондона потому, что сперва что-то испортилось в машине, пришлось гнать ее обратно, чтобы шофер лорда Эмсворта все починил, а потом, у Оксфорда, он менял шину. К дому, где жила Сью, он подъехал, когда они с Хьюго входили в ресторан.

Двери она не открыла, и, жалея о том, что не послал телеграмму, Ронни собрался было пойти в свой клуб «Трутни», как вдруг увидел Бетфорда, привратника.

– Здрасс, мистер Фиш, – сказал Бетфорд.

– Здрасс, – ответил Ронни.

Они обменялись мнениями о погоде, а потом привратник произнес роковые слова:

– Мисс Браун ушла в ресторан, к какому-то Марио.

Он рассказал все – как звонил мистер Кармоди, как он случайно услышал…

– «Марио»? – уточнил Ронни. – Спасибо, Бетфорд. «Марио», а? Ясно.

Итон и Кембридж хорошо тренируют своих сынов. Привратник ничего не понял. Не ведая о том, что участвует в новом «Отелло», он вернулся к котлетам с картошкой, а Ронни, дрожа с головы до ног, направился к ресторану.

Шекспир был прав, когда сравнил ревность с зеленоглазым чудищем[33]33
  Уильям Шекспир. Отелло. Акт III, сцена 3.


[Закрыть]. Входя к «Марио», Ронни ощущал сперва жару, потом холод, и швейцар, напомнивший ему о вечернем костюме, шел на риск – страховая компания поджала бы губы.

К счастью, Ронни ничего не слышал. Он вглядывался в зал.

– На балконе много места, сэр, – подсказал служитель, все еще играя с огнем.

На сей раз Ронни что-то расслышал, но не понял, а тут черные фраки и яркие платья заслонили от него столики. Он кинулся в толпу, наступая мужчинам на ноги, распугивая женщин.

Казалось бы, дальше некуда – но, обнаружив Сью, он понял, что это не так. С ней был не Хьюго, с ней был отвратительный субъект, по-видимому, взбивший волосы. Тут у Ронни в мозгу лопнула какая-то пружина.

Официант, проходя мимо с подносом, заметил, что обычный костюм – это балкон.

– Там очень много места, сэр, – прибавил он со всей приветливостью.

Ронни добрался до стола. Пилбем говорил в это время о тех цветах. Вероятно, чтобы на него не смотреть, Сью отвела взор. От того, что она увидела, совесть мгновенно очнулась. Мало того – она стала живее, чем прежде.

– Ронни! – вскричала Сью.

Она вскочила. Поднялся и Пилбем. Официант с подносом напомнил Ронни про костюмы и балкон.

Ронни молчал. Было бы лучше, если бы молчала и Сью; но она сказала:

– Мистер Фиш, мистер Пилбем.

Только звонок перед матчем тяжеловесов принес бы такие плоды. Тело, одетое фланелью, пронзила судорога. Пилбем? Хьюго и то достаточно, но какой-то Пилбем! Нет, тот самый, с цветами. За столиком! Ну, знаете!

Кулаки сжались сами собой. Итон куда-то делся, равно как и Кембридж. Ронни вдохнул воздух так громко, что человек за соседним столиком ткнул вилкой не в мусс из цыпленка, а в свой подбородок. Официант, решивший, что у Ронни неладно со слухом, сообщил погромче насчет вечерних костюмов и утешил, прибавив, что можно пойти на балкон.

Он и спас Перси Пилбема. Комар отвлекает тигра; так и здесь. Ронни чувствовал, что кто-то жужжит над ухом, когда надо заняться другим делом. Со всей широтой своей натуры он ткнул его локтем в жилетку. Раздался треск, заглушивший все усилия Леопольда. Человек за соседним столиком с огорчением заметил, что теперь еще пошел стеклянный дождь. Остальное вполне охватит слово «скандал».

Ронни и команда «Марио» представляли разные школы мысли. Для Ронни что-то значил только Пилбем, мерзавец из мерзавцев, и он собрал все силы, чтобы пробиться к столику. Для команды были важнее разбитые бокалы. Официант поднялся, они – нет, и вряд ли хоть один из них остался целым. Метрдотель, подобный богу в «Илиаде», спустившемуся с облака, пытался объяснить это Ронни; ему помогали словом и жестом официант А и официант Б.

Ронни не привлекал отвлеченный диспут. Он пнул в жилетку метрдотеля, официанта А – в бок, к официанту Б только прицелился, но тут подошло подкрепление. Со всех концов зала к нему устремились официанты В, Г, Д, Е, Ж и З, не говоря о прочих. Пилбем исчез за их толщей, и Ронни был так занят, что этого не заметил. Он достиг того состояния, которое любили викинги, называвшие разъяренного воина «берсерк», тогда как малайцы – «амок».

Многого хотел Роналд Фиш за свою жизнь. В детстве он мечтал стать машинистом. В отрочестве предпочел поприще игрока в крикет. В молодости пытался наладить ночной клуб. Сейчас, на двадцать шестом году, все это было забыто. Он хотел одного: сокрушать официантов. Чем и занялся.

Время ускорило свой бег. Официант В, неосмотрительно схвативший его за рукав, отскочил, прижимая руку к правому глазу. Официант Г, человек семейный, благоразумно отошел, что-то говоря по-итальянски. А вот официант Д умело двинул Ронни подносом, на котором стоял omelette aux champignons[34]34
  Омлет с грибами (фр.).


[Закрыть], и, когда боец пошатнулся, вперед вышел человек в униформе, почти полностью скрытый усами. Каждый, кого выбрасывал швейцар, помнит, что это такое.

Данный швейцар, долго служивший в армии, отличался деревянным лицом и мускулами кузнеца. Человек дела, а не слов, он молча вошел в сердце вихря и, когда Ронни схватился за стул, чтобы сподручнее было драться, ударил его в нос. Сказал он при этом: «Хо!», после чего обнял Ронни и отнес к дверям, в которые входил высокий, широкий, неспешный полисмен.

4

Через несколько минут Хьюго Кармоди поднялся на второй этаж и с интересом увидел, что одни официанты массируют себе руки и ноги, другие – поднимают столики, а джаз играет как-то тихо, словно очень перепугался.

– Эй! – сказал Хьюго. – Что случилось?

Сью затравленно смотрела на него.

– Уведи меня домой, – сказала она.

Хьюго удивился:

– Домой? Так рано?

– Хьюго, пожалуйста!

– Что ж, дело твое, – согласился он. – Сейчас заплачу, и пошли. По дороге расскажешь, что тут у вас стряслось. Нет-нет! – сказал он, гордясь своей проницательностью. – Что-то стряслось, я вижу!

Глава V
Телефонный звонок

Закон Британии неумолим. Побуждения ему не важны; дела – вот его арена. Разбитая любовь не искупает разбитых бокалов, раненое сердце – раненых пальцев. Представ наутро перед судьей по обвинению в бесчинствах, равно как и в сопротивлении полисмену П. Дж. Мергатройду, находившемуся при исполнении служебных обязанностей, Роналд Фиш смирился. Он не воззвал к небу, потрясая кулаками, ибо опыт, дорого оплаченный в студенческие дни, научил его: если ты попал в клещи закона, называй фальшивое имя и полагайся на судьбу.

Поэтому незадолго до полудня Эдвин Джонс (вилла «Настурция», Криплвуд), обедневший на пять фунтов, ехал в такси со своим другом по фамилии Кармоди, чтобы склеить разбитое сердце и начать новую жизнь.

Джонс молчал, Кармоди был оживлен.

– Красота! – говорил он. – Я на него смотрел и думал: «Четырнадцать суток». И что же? Ты на свободе, в газетах – ни слова. Победа!

– Плевал я на газеты, – сказал Ронни.

– Ну-ну! А славное имя Фишей?

– Что мне до него?

Хьюго огорчился. Такая мрачность, думал он, недостойна виллы «Настурция».

– Чего ты разохался? Все в порядке. Что случилось, в конце концов? Бедная маленькая Сью…

– Какая она тебе «маленькая»!

– Искомая особа, – поправил себя Хью, – пошла танцевать. Ну и что? Что, я тебя спрашиваю? Что тут плохого?

– Она мне клялась!

– Ну можно ли принимать это всерьез? Где твой разум?

– И с таким слизняком!

Хьюго откашлялся. Он немного смутился. Не хотелось бы затрагивать эту сторону дела, но выбора не было.

– Вообще-то, старик, – сказал он, – она была со мной. Со мной! Все равно что с братом.

– Не верю, – сказал Ронни.

– Ну, прямо!

– Не крути. Она была с Пилбемом.

– Со мной. Это я ее повел.

– Все может быть. А сидела она с ним.

– Ничего подобного!

– Что я, слепой? Хватит, надоело. Недели не прошло, – голос его задрожал, – и все, измена. Что ж, так мне и надо, дураку.

Машина остановилась, Ронни вышел и странно вскрикнул.

– Нет, нет, нет, – сказал Хьюго, полагавший, что человек, лишившийся пяти фунтов, платить не должен. Он вынул деньги, наклонился к шоферу, а обернувшись снова, с удивлением увидел вместо Ронни его невесту Сью.

– Привет! – сказал он.

– Он ушел, – сказала она.

– Ушел?

– Да. Увидел и кинулся за угол. Он… – голос ее сорвался, – не сказал мне ни слова.

– Откуда ты взялась? – спросил Хьюго.

– Я решила, что вы приедете сюда, и… и… и…

Хьюго переполошился. Он знал наверняка, что она заплачет, а женских слез не любил, особенно на улице. Нелегко забыть, как некую Ивонну схватил радикулит на Пиккадилли, и старая дама заметила, что все зло – от таких негодяев, как он.

– Пошли в кафе, – сказал он. – Выпей там что-нибудь, съешь булочку. – Он быстро провел ее к пустому столику. – Это все я виноват.

– Нет, я!

– Если бы я тебя не пригласил…

– Не в том дело. Ронни посердился бы и отошел. Но этот Пилбем… Я сказала, что мы не знакомы. Так и есть.

– Да, Ронни мне говорил.

– А что он точно сказал?

– Ругал Пилбема. Я пытался ему втолковать, что встретились вы случайно, ты пришла со мной, но куда там! Знаешь, старушка, плюнь. Время – лучший целитель.

В кафе вошел рассыльный, выкликая какого-то мистера Гардери.

– Понимаешь, не дает объяснить.

– А ты бы смогла?

– Если бы он дал? Да, наверное. Он же видит, как я его люблю.

– Но ты – здесь, он – в замке. Да… – Хьюго покачал головой, – нелегко.

– Мистер Кармоди! – пропел рассыльный, подойдя ближе. – Ка-ар-мо-ди!

– Эй! – крикнул Хьюго.

– Вас к телефону.

– Прости, старушка, – сказал Хьюго. – Это, наверное, Миллисент. Больше никто не знает, что я в этом отеле.

Он ушел, Сью сдерживала слезы. Тяжело слышать, как счастлив кто-то другой. Она взяла себя в руки. Нельзя так, пусть хоть они будут счастливы… И тут ей пришла в голову блестящая мысль.

– Хьюго! – воскликнула она, завидев его. – Послушай!

– Да… – сказал Хьюго.

– Ты послушай!

– Это звонила Миллисент…

– Да? Как хорошо!

– …из Бландинга.

– Я хочу…

– Порвала помолвку.

– Что?!

– Порвала к собачьей матери. Эй! – окликнул он лакея. – Бренди с содовой! И покрепче.

– Бренди с содовой, сэр?

– Да. Как можно крепче.

Глава VI
Блестящая мысль

Сью смотрела на него. В минуты потрясения сразу лезут дурацкие вопросы.

– А ты не спутал?

Хьюго издал звук, который издает бумажный пакет, если лопнет. Сам бы он сказал, что горько засмеялся.

– Спутал? О нет!

– В чем же дело?

– Она все знает.

– Что именно?

– Все, идиотка, – ответил Хьюго, забывший в горе о своей прославленной вежливости. – Что мы с тобой ходили в ресторан.

– Ой!

– Да, узнала.

– Как же?

Пакет снова лопнул.

– Если я встречу этого слизняка, этого червяка, пусть препоручит душу Богу! – Он взял бокал у официанта и скорбно посмотрел на Сью. – Не хочешь?

– Нет, спасибо.

– Дело твое. А я без него не обойдусь.

Добрая Сью почти забыла о своих бедах.

– Расскажи мне все, Хьюго.

Он поставил на столик пустой бокал.

– Приехал я вчера из Бландинга, – начал он, – пошел в «Аргус» нанять сыщика. У нас пропала свинья.

Сью хотелось бы узнать о свинье побольше, но она понимала, что не время.

– Там этот Пилбем – главный, – продолжал Хьюго.

Сью снова сдержалась. Умирающих не прерывают.

– А Миллисент позвонила в это бюро. Удивительно! Я-то думал, у нее абсолютно чистая душа. Так вот, позвонила и попросила за мной следить. Ну, и порвала помолвку. – Он взял бокал, оглядел, поставил. – Подумать только, я с ним шутил насчет слежки! Когда уходил. Ушел, не ведая зла, – и пожалуйста. Если Ронни жаждет его крови, пусть подождет, сперва я управлюсь.

Сью, будучи женщиной, женщину и обвинила.

– Не нравится мне твоя Миллисент. Ведьма какая-то.

– Ангел, – поправил ее Хьюго. – Это всем известно. Я ее не виню.

– А я виню.

– А я – нет.

– А я – да.

– Ну, дело твое, – уступил Хьюго. – Еще бренди!

– Теперь все ясно, – сказала Сью. Глаза ее сверкали. Подбородок выдвинулся вперед.

– Что тебе ясно?

– Когда ты пошел к телефону, я кое-что придумала.

– Бывает, – сказал Хьюго. – Сейчас я думаю об одном – отвертеть голову Пилбему. «Что вы делаете?» – я его спрашиваю. «Следим за людьми». Я смеюсь, он смеется – в общем, веселье! А в это время…

– Ты будешь слушать?

Сломленный человек провел рукой по лбу.

– Да, что?

– Я хочу тебе кое-что сказать.

– Говори.

– Ты слышал о такой мисс Скунмейкер?

– Вроде слышал. А кто это?

– Я.

Хьюго укоризненно опустил бокал.

– Не шути со мной, очень тебя прошу.

– Когда мы с Ронни ехали в машине, мы встретили леди Констанс.

– Жуткая тетя. Хуже не бывает. Спроси в Шропшире.

– Она подумала, что я – мисс Скунмейкер.

– Почему?

– Ронни так сказал.

Хьюго издал горестный вздох:

– Туманно. Темно. Господи, как все сложно!

– Очень даже просто. Ронни как раз говорил мне про этот Биарриц, и тут леди Констанс. Вот ему и пришло в голову, что я – это она.

– Леди Констанс?

– Да нет, мисс Скунмейкер! Вот я и пошлю ей телеграмму – леди Констанс, конечно, – чтобы ждали меня в Бландинге.

– В виде мисс Скунмейкер?

– Да.

Хьюго покачал головой:

– Ничего не выйдет.

– Почему? Ты подумай.

– Я и так думаю. Это ты подумай. А что, если приедет мисс Скунмейкер?

– Не приедет.

– Это почему?

– Потому. Ронни послал ей телеграмму от леди Констанс. В замке скарлатина.

Логика сурового критика покинула Хьюго. Он выпрямился, расплескав свой напиток, но даже не заметил.

– Сью!

– А там уж я его уломаю.

– Нет, Сью!

– А твоя Миллисент увидит, что бояться нечего, я люблю Ронни.

– И верно.

– Есть недостатки?

– Ни единого.

– Только ты сразу назовешь меня «Сью».

– Ничего подобного! Я скажу, что это «Ску», от «Скунмейкер». Ну, посылай свою телеграмму. И этой мисс тоже. Скарлатина? Еще и корь. Не говоря о свинке, ветрянке, диабете и опоясывающем лишае. Нас ждут великие дела, дорогая Сьюзен.

Глава VII
Работа для Перси Пилбема

1

Солнце, призывая всех разумных людей выйти и предаться его животворящему теплу, светило в окна библиотеки; но Кларенс, девятый граф Эмсворт, вообще любивший погреться, этому не радовался. Пенсне его съехало, галстук висел, словно увядшая лилия, а сам он отрешенно смотрел вдаль. Так и казалось, что сейчас из него будут делать чучело.

Моралист мог бы подумать, что положение пэра, владеющего немалым богатством, неоднозначно. Безоблачное счастье, сказал бы он в своей неприятной манере, нередко развращает, а этот мир, где каждую минуту что-то может стукнуть по голове, требует бодрости и собранности.

Если беда случается с обычным человеком, он к ней готов. Годами опаздывал он на поезд, выводил собаку в дождь, получал к завтраку сожженный бекон и закалился духом, так что внезапный приезд тещи не сломит его.

Лорд Эмсворт такой подготовки не получил. Он вкусно ел, крепко спал, денег у него хватало. Розы его славились во всем Шропшире, тыква получила медаль, чего не бывало в их роду, а главное – Фредерик, его младший сын, женился на дочери миллионера и уехал за очень широкий океан. Словом, он мог считать себя баловнем судьбы.

Так удивимся ли мы, если внезапный удар застал его врасплох? Посетуем ли, что он не откликнулся на зов солнца? Осудим ли его за то, что он не мог проглотить комок в горле, словно устрица, проталкивающая внутрь дверную ручку?

Нет, нет, нет.

Дверь открылась, вошел Галли. Лорд Эмсворт поправил пенсне и на него посмотрел. Зная, как прохладно относится брат к славной борьбе за свиное первенство, он боялся непочтительной шутки. Но взгляд его смягчился. Брат был грустен. Он сел, откашлялся и сказал с исключительной деликатностью:

– Плохо дело, Кларенс.

– Куда уж хуже, дорогой!

– Что ты предпринял?

Лорд Эмсворт беспомощно пожал плечами.

– Не знаю, что и делать, – признался он. – Кармоди ничего не добился.

– Кармоди?

– Я его послал к сыщикам. Фирма «Аргус», сэр Грегори как-то говорил, когда мы еще не поссорились. Он их очень рекомендовал, они ему помогли.

– Грегори! – гневно фыркнул Галахад.

– Вот я и послал Кармоди в Лондон. А они не согласились. Не хотят искать свиней.

– Ну и ладно.

– То есть как?

– Только деньги тратить. Зачем тебе сыщики?

– Я думал, они умеют…

– Я сам тебе скажу, кто ее украл.

– Ты!

– Конечно.

– Галахад!

– Проще простого. Сейчас я виделся с Констанс…

– Зачем ей моя свинья?

– Послушай. Я виделся с Констанс, и она меня ругала.

– Это она умеет. Помню, в детстве…

– Очень интересными словами. К примеру, «старый пролаза» и «коварный пингвин». А почему? Потому что я ей сказал, что Императрицу украл твой Грегори.

– Сэр Грегори!

– Именно. Куда уж яснее? Дурак, и тот поймет.

– Сэр Грегори?

– Ну что ты заладил?

– Но, Галахад…

– Яснее ясного.

– Неужели ты думаешь?..

– Думаю. Помнишь, что я тебе говорил?

– Нет, – сказал граф, ничего никогда не помнивший.

– Про этого Парслоу. Про наших собак.

Лорд Эмсворт вспомнил:

– Как же, как же. Собаки. Ваши.

– Он испортил моего пса. Так и с твоей свиньей. Кларенс, да подумай немножко! Кому еще выгодно ее устранить? Станет этот свинарь, как его, Гогенцоллерн[35]35
  Фамилия королевского рода.


[Закрыть], предлагать такое пари? Я тебе сразу сказал: дело нечисто.

– Галахад… Как можно… Человек его положения…

– Что ты имеешь в виду? Я знаю этого Парслоу с юности. Всегда был темен, как лес, и скользок, как угорь. Завидев его, сильные люди кидались прятать ценности. Когда мы познакомились, он жил в Шеппертоне, у реки. Отец его, старый декан, договорился с кабатчиком, что тот дает ему завтрак. «Обед надо заработать», – говорил старик. И что же? Этот Грегори научил свою дворнягу, Банджо, крутиться вокруг посетителей, приплывавших на лодках. Он подходил к ним, просил прощения, слово за слово – и шел с ними обедать. Вот тебе твой Парслоу.

– Все равно…

– Помню, нарвался на меня. Сияет, кричит: «Идем! Новая официантка еще не знает, что мне не дают в кредит».

– Галахад…

– А как он меня надул в девяносто пятом! Встретил случайно, зашли мы выпить, а он и вынимает какую-то штуку с номерами. «Вот, – говорит, – нашел на улице, давай завертим, вроде волчка. Ставим на полкроны. Нечетные – ты, четные – я». Мигнуть не успел, отдал ему десять фунтов с лишним. А на другой день узнал, что, если правильно завертеть, выпадают только четные. Вот тебе Парслоу. Думаешь, унаследовал титул, живет в поместье и уже не будет красть? Смешно!

Лорд Эмсворт сдался. Глаза его засверкали, он тяжело задышал.

– Каков мерзавец!

– Да уж, не ангел.

– Что мне делать?

– Делать? Пойди к нему и обличи.

– Обличить?

– Да.

– Иду!

– И я с тобой.

– Посмотрю в лицо!

– Правильно. И обличи.

– Да, да, да, да! Где моя шляпа? Всегда ее куда-то прячут!

– Шляпа тебе не нужна, – сказал Галахад, до тонкости знавший приличия. – Обличать в краже свиньи можно без шляпы.