Текст книги "Наперекор судьбе"

– Это не пустячные дела, – упрямо возразила Хелена. – Это вопрос о будущем Джайлза в вашем издательстве.

– Вчера он говорил с нами об этом. Мы пришли к соглашению: зарплату Джайлзу мы повышаем прямо сейчас, а в течение ближайших шести месяцев мы рассмотрим вопрос о его положении в издательстве. По-моему, эта тема исчерпана, и в данный момент говорить тут не о чем. Особенно тебе.

– Нет, Селия, я думаю, тут еще есть о чем говорить. И особенно мне, поскольку Джайлз слишком деликатен. – Это было наиболее удачное слово, пришедшее Хелене на ум. У нее были и другие слова: «слабый», «трусливый», «бесхребетный», но они звучали недипломатично. – Джайлз слишком деликатен, чтобы самому высказать это.

– Ты так считаешь? – Темные глаза Селии смотрели очень жестко. – Ты наверняка должна понимать, что выставляешь Джайлза в очень невыгодном свете. Возможно, тебе только кажется, что Джайлз боится разговаривать с собственными родителями.

– Нет, не кажется. Есть вещи, которые я могу сказать, а он не может. Высказать их вам ему мешает скромность или смущение.

– Например?

– Прежде всего, я думаю, вы недооцениваете способности Джайлза. А он очень способный. И он заслуживает признания.

– Вот как? Я и не подозревала, что ты обладаешь столь ясным пониманием издательского дела. Фактически ты в нем разбираешься даже лучше нас. Возможно, ты захочешь поделиться с нами своими взглядами. Мы же не претендуем на исчерпывающие знания всех тонкостей работы, которой занимаемся уже тридцать лет.

– Селия… – Оливер поднял руку. С тех пор как Селия вошла к нему в кабинет и застала там Хелену, он молчал. – Селия, я не думаю, что нам надо говорить с Хеленой в таком тоне. Хелена стремится защитить интересы Джайлза. Она восхищается его профессиональными способностями… как и следует жене.

Оливер говорил спокойно, и ироничный упрек, адресованный Селии, был почти незаметен. Однако Хелена сумела уловить этот упрек и почувствовала себя увереннее.

– Кстати, а где сам Джайлз? – поинтересовалась Селия, вынужденная временно переменить тему. – Хелена, почему его нет рядом с тобой? Он знает, что ты здесь?

– Нет, конечно. Его сегодня целый день не будет в издательстве.

– Да, вспомнил, – признался Оливер. – Он сегодня в типографии. Наблюдает за печатанием нового каталога.

– Вы понимаете, – начала Хелена, чувствуя, как у нее раскраснелось лицо, но не обращая на это внимания. – Вы понимаете, что не такой работой он должен заниматься? С такой работой справится и обычный клерк. Это едва ли можно назвать работой… достойной редактора.

Здесь она допустила ошибку. Хелена сразу заметила, как Селия переменилась в лице, и разум ее свекрови ринулся в атаку.

– Вот оно что, – ледяным тоном произнесла Селия. – Чувство уязвленной гордости. Это ведь так называется? И причина в том, что Барти получила повышение, а Джайлз – нет.

– Нет, совсем не в том, – возразила Хелена. – Я… я была рада услышать про Барти. Но Джайлз – один из Литтонов. Он ваш старший сын. Ему уже тридцать. Он работает в «Литтонс» несколько лет и сейчас должен бы не в типографии торчать, а работать вместе с вами, помогать вам управлять издательством. Подбирать книги для выпуска, встречаться с авторами и все такое прочее. Но уж никак не наблюдать за печатанием какого-то там каталога.

– Каталоги, Хелена, – очень важное направление в нашем издательстве, – тихо произнес Оливер. – И…

– Хелена, – перебила его Селия, – думаю, мне еще раньше нужно было тебе кое-что объяснить. Издание книг – дело нелегкое, состоящее из многих процессов. Иметь профессиональные навыки – очень важно. Но поверь мне, очень и очень многое в нашем деле зависит от интуиции. Все лучшие издатели обладают шестым чувством. Они не могут объяснить, откуда они знают, что одну книгу стоит выпустить немедленно и она принесет успех, а с выпуском другой стоит повременить год, три или даже пять лет. Они умеют выбирать авторов. Мой муж имеет в высшей степени развитое издательское чутье, поэтому «Литтонс» и занимает такое высокое место среди издательств. Как ни прискорбно, но должна тебе сказать, что Джайлз не унаследовал от нас это чутье. Только у Кита мы наблюдаем задатки издательской интуиции. – (Хелена молчала.) – Джайлз очень усерден, – продолжала Селия. – Он хорошо чувствует коммерческую сторону дела. Есть у него и определенные способности по части оформления книг. Но поставить его управлять тем или иным издательским процессом – это все равно что поставить тебя. – Последние слова были произнесены с нескрываемым презрением.

– Понятно, – сказала Хелена. – А вы объясняли это Джайлзу?

– Конечно. Мы говорили, что его время пока не настало, что ему надо продолжать учиться, набираться опыта и уверенности. Поверь мне, Хелена, чтобы управлять любым делом, нужна громадная уверенность.

– Я это хорошо знаю. А еще я знаю, что в любом деле есть не только творческая сторона. Я знаю об этом от своего отца.

– Алюминий! – бросила Селия, и это слово было произнесено так, будто производство алюминия являлось столь же постыдным делом, как выпуск порнографии.

– Да. Алюминий. Мой отец управляет одной из самых успешных в Англии компаний по продаже алюминиевой посуды.

– Едва ли ты рискнешь сравнивать продажу… кастрюль с книгами.

Хелена сумела игнорировать эту колкость.

– Деловая сторона компании, ее финансовая стабильность столь же важны, как и продукция, намеченная к выпуску в следующем году. Здесь тоже нужна изобретательность и, как вы сказали, шестое чувство. Смею вас заверить. Вряд ли вы решитесь принизить роль мисс Литтон в издательстве. Во всяком случае, в лицо вы ей это не скажете.

– Роль ММ касается не только финансовой стабильности. Она управляет всем механизмом издательства. Она определяет, куда вкладывать средства и в каком объеме. Подсказывает нам, какие процессы требуют первостепенного внимания. И она бы с этим не справилась, если бы не обладала таким же издательским чутьем, как наше.

– Похоже, я так ничего и не поняла, – сказала Хелена. Она вдруг почувствовала, что вот-вот заплачет. Свою слезливость она связывала с беременностью. Но Хелена не заплакала. Она проглотила ком в горле и смело выдержала взгляд Селии. – Но труднее всего мне понять то, как вы можете держать вашего сына в положении чуть лучшем, чем мальчик на побегушках. Он же взрослый мужчина, а у него ни статуса, ни серьезного круга обязанностей. Джайлз очень умен, великолепно начитан, у него светлая голова, и он прекрасно умеет решать чисто деловые вопросы. Я слышала, что́ вы недавно сказали. Тогда я вообще не понимаю, почему вы не можете найти достойного применения его способностям. И почему рушите то, что он делает. Мне, как его жене, это больно сознавать. Крайне больно.

– Тебе, Хелена, стоит понять: роль жены состоит в том, чтобы поддерживать и ободрять мужа, а не пытаться спихнуть его со своего места, – сказала Селия.

– Я его спихиваю?

– Получается, что так. Своими предположениями, будто он занимает здесь ничтожное место, будто является почти что мальчиком на побегушках. Все это свидетельствует лишь о твоей неспособности понять истинное положение вещей. И, как я уже сказала в начале нашего разговора, я нахожу ужасным и даже вопиющим то, что ты действуешь за его спиной, показывая и нам, и ему, что считаешь его неспособным говорить самостоятельно. Ради спокойствия Джайлза я надеюсь, что этот разговор никогда не станет достоянием его ушей. А сейчас прошу извинить. Нас ждут неотложные дела. Полагаю, и у тебя есть обязанности по дому.

Последняя фраза была произнесена с таким нескрываемым презрением и сопровождалась таким испепеляющим взглядом, что Хелена едва сдержала вновь подступившие слезы. Она быстро встала, боясь, как бы Селия этого не заметила и не возненавидела ее еще сильнее.

– Да, мне пора домой, – сказала она. – Доброго вам дня, Оливер и Селия. Спасибо, что хотя бы выслушали меня.

– До свидания, дорогая, – отозвался Оливер. Выглядел он смущенным и расстроенным. – Вызвать тебе такси?

– Благодарю, не надо. Я на своей машине.

Хелена почти выбежала из кабинета, пронеслась по коридору и выскочила на улицу. Только в машине она дала волю слезам и долго плакала. Это были слезы злости на себя, на Джайлза. А еще это были слезы страха и отчаяния. Ничего она этим разговором не достигла, только крупно опозорилась перед его родителями. Похоже, с ее «помощью» Джайлз упал в их глазах еще ниже. Но самое скверное, что он упал и в ее глазах, и Селия это поняла. И то, что Селии своими умными словечками удалось этого добиться, было гнусно и непростительно.

По пути домой настроение Хелены стало меняться. Она успокаивалась и к концу поездки обрела непоколебимое спокойствие, как у Селии. Хелена пообещала себе: в один прекрасный день она отомстит Селии. Она докажет свекрови, что она вовсе не дурочка с ограниченными интересами, у которой… как эта язва выразилась?… «есть обязанности по дому». До сих пор Хелена испытывала к Селии лишь некоторую неприязнь, но в то же время восхищалась ею и уважала за все, чего та сумела достичь. Теперь восхищение исчезло, и чувство, испытываемое Хеленой к матери ее мужа, было гораздо ближе к ненависти.

Глава 15

– Нью-Йорк! Как я хотела побывать там! Уол, это так здорово. Спасибо, спасибо вам огромное. Но я помню, вы говорили…

– Помню, помню. – Оливер коснулся ее руки. – Только это было несколько месяцев назад. Тогда у них действительно не было вакансии для тебя. Теперь, как видим, появилась. И если ты по-прежнему настроена туда поехать, мы не возражаем. Конечно, мы будем по тебе скучать, но…

Барти ответила, что абсолютно настроена. Вне всякого сомнения, отъезд в Америку был самым желанным событием, способным одним ударом разрубить узел ее нынешних проблем. Предложение это пришло как нельзя кстати. Барти находилась на пределе и не знала, надолго ли ее хватит. После разговора с Себастьяном ей стало немного легче, и все равно ее не оставляло чувство вины и беспокойства. Прежние обиды на Венецию забылись, сменившись искренним сочувствием к ней. Все это сказывалось на поведении Барти, особенно во время семейных встреч. Некоторые из них становились для нее настоящей пыткой, а празднование очередной годовщины свадьбы Венеции и Боя буквально лишило ее физических и душевных сил.

Барти скучала и по Абби, однако чувствовала, что дружить с нею больше не сможет. После их разрыва в душе Барти появилась глубокая трещина. Самое ужасное, ее продолжало донимать незримое присутствие Абби, словно та превратилась в опасного, назойливого призрака.

Их разрыву предшествовал бурный разговор. Барти высказала Абби все, что думает о ее поведении. Абби, в свою очередь, обвинила ее в ложно понимаемой верности и в том, что свою «жалкую псевдосемью» – Абби умела бить словами – она поставила выше их дружбы. Однако Барти твердо стояла на своем:

– Абби, я больше не могу оставаться твоей подругой, и, если ты не понимаешь причин, бесполезно пытаться их тебе объяснить.

Абби заявила, что объяснения ей не нужны. Сказала, что у нее с Боем вполне безобидные отношения, от которых выигрывают все, в том числе и Венеция. Жаль, если Барти не может переступить через свои предрассудки.

– Я думала, ты выше этой буржуазной чепухи, – сказала ей напоследок Абби.

Вернувшись домой, Барти долго плакала. Она не знала, что́ задело ее сильнее: предательство Абби по отношению к ней или то, что бывшая подруга назвала ее принципы «буржуазной чепухой».

Отношения с Джайлзом вновь осложнились. Он не был открыто враждебен к ней, но и прежнее дружелюбие исчезло. На редакторских собраниях Джайлз нередко спорил с ней. Он больше не заходил к ней в кабинет и вообще старался избегать ее везде, где только мог. Барти хорошо знала причину: назначение ее старшим редактором. Еще когда Оливер и Селия впервые сказали ей о повышении, новость вызвала у нее скорее тревогу, чем радость. Барти уже тогда поняла, что это чревато неприятностями.

Она не знала, какую форму примут эти неприятности и насколько серьезными они будут. И уж конечно, Барти не догадывалась, что Оливер, отправляя ее в Нью-Йорк, тоже решал одну из главнейших своих проблем.

Проблема эта называлась Джайлзом и его возрастающей неприязнью к Барти.

* * *

Стюарт Бейли обещал уведомить Оливера, как только в их филиале появится вакансия, и сдержал свое обещание. Он уже был знаком с Барти, она ему понравилась, и он положительно отнесся к тому, чтобы она заняла освободившееся место. Конечно, будь Барти просто сотрудницей издательства, никак не связанной с Литтонами, он вряд ли стал бы это делать. Впервые в жизни Барти ощутила выгоду своей принадлежности к семье Литтон и постаралась заглушить в себе чувство вины. Правда, в нью-йоркском филиале ей предлагали всего лишь место младшего редактора, но она не возражала. Она поехала бы в Нью-Йорк, даже если бы ее ждала там работа уборщицы.

* * *

Она едва сдерживала свое волнение и испытывала глубокое облегчение. Лондон в это время был буквально одержим всем американским: от музыки до автомобилей, от танцев до небоскребов. И конечно же, американскими фильмами, такими удивительными.

Джек и Лили написали ей и пригласили, если у нее получится, приехать погостить к ним в Голливуд. Здесь уже Барти начала думать, что все это ей снится. Голливуд называли «родным домом кинозвезд». А Сесил Битон, проводивший там немало времени и фотографировавший этих кинозвезд, признавался: «Голливуд напоминает рассказы о рае, которые мы слышали в детстве».

Конечно, если у нее появится время… Все это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.

* * *

Барти должна была отплыть в Нью-Йорк в ноябре и на первое время остановиться у Роберта и Мод.

«Зима в Нью-Йорке не самое благодатное время года, – писал ей Стюарт Бейли. – Бывает ужасно холодно. Единственное, что я могу сказать в защиту нью-йоркской зимы: она все же лучше, чем наше лето. Но я надеюсь, вам у нас понравится».

Барти в этом не сомневалась. Она уже обменялась письмами с Мод и Джейми. С ним она познакомилась на свадьбе Джайлза. Сводный брат Мод ей понравился. Он прислал Барти смешную открытку, написав, что будет счастлив подыскать ей жилье. Даже Кайл Бруер, сын партнера Роберта, работавший в издательстве «Макмиллан», – Барти один раз видела его в детстве – написал ей короткое письмо. Кайл писал, что ему не терпится увидеть взрослую Барти, но сомневался, что она опубликует хотя бы одну книгу, которая бы ему понравилась.

Только Селия, как и следовало ожидать, отнеслась к этому враждебно:

– У тебя все так хорошо шло. Неизвестно, как сложатся обстоятельства, когда ты вернешься. Мы не можем до бесконечности сохранять для тебя это место. И потом, американцы – странные люди: очень бесцеремонные и вульгарные. Остается лишь надеяться, что ты с ними как-нибудь поладишь.

Уол заверил ее, что место за ней сохранится. Зная это, Барти вежливо ответила, что, само собой, не рассчитывает на привилегии, а в Америку едет получить дополнительный опыт, который потом ей пригодится. «Тот, кто научился ладить с Селией, не говоря уже про близняшек и леди Бекенхем, сумеет выдержать изрядный напор бесцеремонности», – думала Барти.

Литтоны устроили ей прощальное торжество. На нем Барти произнесла небольшую, но яркую речь, выразив благодарность Селии и Оливеру за превосходную школу, которую она прошла в издательстве. Опыт, полученный ею, снабдил ее всем необходимым для работы в Нью-Йорке. Потом Селия, с глазами, полными слез, поцеловала Барти, а Себастьян крепко обнял ее и признался, что редко кто вызывал у него такое восхищение и гордость, как она.

– Надеюсь, в Нью-Йорке тебя оценят по достоинству. Думаю, обязательно оценят, – добавил он, награждая ее своей ленивой улыбкой, которая с недавних пор стала его своеобразной визитной карточкой. – Что бы ни говорили про американцев, Барти, но качество они ценить умеют.

* * *

Назавтра Барти приехала в Примроуз-Хилл, чтобы проститься с Иззи. Ей было слегка не по себе. Она не знала, как девочка отнесется к этой новости.

Иззи она нашла играющей с кукольным домом, который малышке построили Джей и Гордон. Увидев Барти, обрадованная Иззи бросилась к ней на руки:

– Ой, Барти, здравствуй! Я так рада, что ты приехала. Останешься на чай? Папы нет дома, можешь не волноваться.

Это маленькое грустное замечание сказало Барти больше, нежели сотня историй.

* * *

Они ели тосты с анчоусами, которые так любила Иззи. Барти было нелегко сказать, что она пришла попрощаться. Иззи отложила недоеденный тост и замерла, глядя на нее своими большими глазами. В них блестели слезы.

– Так ты уедешь совсем далеко и очень надолго?

– Не очень, но надолго, – осторожно сказала Барти. – Возможно, на год. Но я обязательно вернусь. Это я тебе обещаю.

– А кто тогда будет приходить ко мне? – спросила Иззи.

– Генри, Ру и, конечно же, Элспет. Их мама, тетя Адель, леди Селия и Уол…

– Генри и Ру сюда не приходят, – сообщила Иззи, вытирая глаза. – Иногда меня возят к ним. Если папа позволяет. Барти, ну пожалуйста, не уезжай.

– Иззи, понимаешь, я должна уехать. Ведь я еду работать. Меня там уже ждут. Но я обещаю тебе писать письма и присылать снимки.

– В письмах ничего хорошего, – заявила Иззи. – Письма тебя не обнимут. И потом, я все равно не умею читать.

– Так попроси папу. Уверена, он тебе обязательно прочтет мои письма.

– Он мне не читает, – сказала Иззи, и взгляд у нее стал тяжелым.

– Тогда няня тебе их почитает. И я не единственная, кто тебя обнимает.

– Почти единственная, – призналась Иззи и снова расплакалась.

Вернувшись, Себастьян увидел дочь сидящей на коленях у Барти. Иззи сразу затихла и принялась сосать палец. Вид у нее по-прежнему был расстроенный.

– Изабелла, тебе пора принимать ванну. Поднимись к няне и скажи ей об этом.

– Себастьян, пожалуйста, разрешите ей еще немного побыть со мной. Мы тут так хорошо проводили время.

– Извини, Барти, но Изабелла должна привыкнуть к соблюдению распорядка дня. И нарушать его никому из нас не следует, включая и ее няню. Изабелла, я велел тебе ступать наверх.

Иззи молча слезла с колен Барти и послушно, без единого возражения, вышла из комнаты. Ни на отца, ни на Барти она не взглянула. Только дойдя до лестницы, девочка обернулась. Барти увидела на ее лице совершенно взрослую покорность судьбе и такое же взрослое самообладание. Барти стало страшно. Она почувствовала, что больше не может выносить это зрелище. Ей было нечего терять, и она решилась обратиться к Себастьяну:

– Себастьян.

– Да, Барти. – Его лицо было мрачным и почти жестким.

– Простите, если это огорчает вас. Я знаю, что огорчает. Но мне хочется, чтобы вы пытались проявлять к Иззи хотя бы чуточку любви. Ей почти шесть. В таком возрасте дети уже многое замечают. Она ведь может вырасти маленьким печальным созданием.

– Барти! – почти крикнул он, но Барти продолжала:

– Она не виновата в случившемся. Да, это было ужасно, но неужели вы не можете…

– Барти, по-моему, тебе самое время уйти. Я просто не могу слушать эту сентиментальную болтовню.

– Это не…

– Я сказал: уходи. Уж от тебя я никак не ожидал, что ты, знавшая и любившая… любившая… – он на несколько секунд умолк, – …мою жену, окажешься неспособной понять, каково мне сейчас.

– Себастьян, конечно, я не понимаю. Да. И никто вас не поймет до конца. Но я знаю, как это ужасно.

– Ничего ты не знаешь! – выкрикнул он, и Барти стало страшно. – Ты и не можешь ничего знать об этом. А теперь убирайся ко всем чертям и оставь меня в покое! Об этом ребенке можешь не волноваться. С нею все в порядке. За нею надлежащим образом присматривают, и, в отличие от своих сверстников, она не знает ни розог, ни подзатыльников.

Собрав все мужество, какое у нее еще оставалось, Барти сказала:

– Себастьян, но девочка совсем не получает любви.

– Уходи! – потребовал он. – Уходи и не зли меня. И будь любезна, хорошенько запомни: я тоже не получаю любви.

– Я не собираюсь вас злить. Я ухожу. Но, Себастьян, не смотрите на меня так. Вас любят. Очень любят. Все мы вас любим. Все, кто всегда вас любил. Ничего не изменилось. Ровным счетом ничего.

– Все изменилось, – тихо сказал писатель, и его лицо вдруг стало мертвенно-бледным, искаженным болью. – Для меня все изменилось… Прощай, Барти. Надеюсь, в Нью-Йорке ты будешь счастлива.

* * *

Няня следила из окна за отъезжающей Барти. Когда автомобиль тронулся, она повернулась к Изабелле и закутала девочку в толстое купальное полотенце. Иззи молчала. Она была почти в шоке, сосала палец и смотрела отсутствующим взглядом.

А потом снизу донесся ужасающий звук: протяжный, почти нечеловеческий. Няня уже слышала его и знала, что это за звук. Это были рыдания Себастьяна.

* * *

Путешествие в Америку превзошло все ожидания Барти. Несмотря на позднюю осень, Атлантика оказалась достаточно благосклонна к их кораблю. Океан был непривычно спокоен. Но Барти нравилась любая погода, в том числе и шторм, длившийся полтора дня. Ей нравилось ощущение корабля, несущегося по волнам. Никакая качка на нее не действовала.

Днем Барти усаживалась на палубе в шезлонг, закутывала ноги в теплый плед и, подставив лицо солнцу и ветру, наслаждалась чтением. Она плавала в небольшом бассейне и даже играла в палубный теннис с кем-нибудь из молодых людей, заинтригованных тем, что она путешествует в одиночку и ведет себя уверенно и независимо. Раза два она даже сходила в парную и выдержала прочие пытки в салоне красоты. Как она и ожидала, эти процедуры оказались скучными и утомительными, и Барти вернулась к наслаждению природными красотами – океаном и ветром. Окружающий пейзаж, точнее его отсутствие, отнюдь не вызывал у нее скуки. Скорее наоборот: ее завораживали непрестанно меняющиеся краски воды и неба, начиная с сумрачного рассвета и до темноты, когда небесный купол покрывался сверкающими звездами. Все это казалось ей необычайно красивым.

В один из дней она увидела стаю резвящихся дельфинов. Они почти час плыли рядом с кораблем. Барти, затаив дыхание, следила за их прыжками.

* * *

По вечерам она приходила в обеденный зал и занимала место за отведенным ей столом. Она вела вежливые беседы с другими пассажирами, хотя по большей части эти люди ее совсем не интересовали. В основном это были богатые американцы. Но они подкупали Барти исключительным дружелюбием. Они искренне интересовались, кто она и чем занимается. Но больше всего им нравилось рассказывать ей о своих путешествиях по Европе с обязательным перечислением мест, которые они посетили, и увиденных достопримечательностей. По ночам она крепко спала, убаюканная океаном, и ее сны не тревожили ни маленькие несчастные дети, ни взрослые несчастные мужчины.

К Нью-Йорку их корабль подходил рано утром. Зрелище было завораживающим, и Барти знала: она еще не раз увидит это в своих снах. Из серого тумана проступали очертания небоскребов. Слева высилась Леди, как американцы называли статую Свободы, приветственно держа в могучей руке факел. Чем ближе к гавани подходил корабль, тем отчетливее становились удивительные, почти мистические здания, о которых Барти до сих пор только читала и видела на снимках и в кино: небоскребы Вулворт-билдинг, Эмпайр-стейт и Крайслер, словно покрытый серебристыми кружевами.

Но настоящая магия началась, когда взошедшее солнце разогнало туман и превратило воду из серой в голубую. Барти охватило странное чувство: ей вдруг показалось, будто она вернулась домой.

* * *

Мод и Роберт встречали ее в зале прибытия. Мод, раскрасневшаяся от волнения, крепко расцеловала Барти, а Роберт заключил в объятия. Барти вдруг вспомнила, как прощалась с Оливером, и ей даже стало грустно. Несмотря на усилия Селии, его золотистые волосы все заметнее редели. Зато Роберт казался олицетворением здоровья. Его волосы, хотя и седые, оставались густыми и красиво ниспадали на бархатный воротник безупречно сшитого пальто. Он был на десять лет старше Оливера, но производил впечатление не старшего, а младшего брата.

«А Мод еще похорошела», – подумала Барти. Теперь Мод носила короткую, но очень элегантную стрижку, от которой ее рыжие волосы только выигрывали. Тщательно выщипанные брови делали ее зеленые глаза еще больше. Белая кожа была щедро усыпана неяркими веснушками. Мод одевалась не менее изысканно, чем ее отец. На ней был черно-белый костюм, явно сшитый на заказ. Наряд дополняли туфли-лодочки на высоком каблуке, идеальные для ее узкой ступни. Барти решила, что непременно купит себе такие же.

– Как здорово, что ты к нам приехала, – тараторила счастливая Мод. – До сих пор не могу поверить: ты в Нью-Йорке! Тебе понравилось плавание? Наверное, у тебя там отбоя не было от молодых людей. Идем. Машина уже ждет. Мы сейчас поедем к нам на Саттон-плейс. Это недалеко отсюда. Сегодня тебя ожидает торжественный прием. Джейми, Фелисити с Джоном – они ждут не дождутся, когда мы все приедем к ним на обед. На Кайла посмотришь. Ой, Барти, мы с тобой так замечательно будем проводить время. Тебе очень понравится.

* * *

Весь день ее водили по громадному дому – еще одному городскому дому Литтонов, стоящему возле воды. Эта мысль мелькнула у Барти, когда она осваивалась в отведенной ей комнате по соседству с комнатой Мод. Фелисити наградила ее поцелуями и объятиями, а Джон Бруер сжал так, что Барти побоялась за свои ребра. Сияющий Джейми тоже обнял ее, но гораздо деликатнее. Он стал очень симпатичным, обаятельным парнем. Все американские родственники Литтонов были симпатичными и обаятельными. Эта мысль пришла Барти в голову за ланчем. Они сидели в столовой, оформленной под террасу, из окон которой открывался захватывающий вид на мост Куинсборо.

Потом они гуляли по морозному Центральному парку. Прежде чем ехать к Бруерам на обед, Барти решили немного показать нью-йоркские красоты. Ее провезли по Парк-авеню, затем по Пятой. Все это ослепляло, впечатляло, будоражило. Затем они поехали к Бруерам, жившим на Восточной Восемьдесят второй улице. Барти не оставляло ощущение, что она вернулась домой. Возможно, это была всего-навсего игра воображения, но ей казалось, что в этом сверкающем, удивительном городе где-то есть то, что она искала всю свою жизнь.

Оставалось лишь узнать, что это. Или кто.

* * *

Когда Барти вошла в просторную гостиную на первом этаже дома Бруеров, Фелисити снова приветствовала ее, а Джон подал бокал с коктейлем. Вскоре к ней подошел Кайл Бруер и протянул руку. Его рост был шесть футов и два дюйма. Широкоплечий, длинноногий. По американским стандартам он считался красавцем. Очарование Кайлу добавляли мягкие, немного лохматые каштановые волосы, синие глаза и отличные зубы. Барти невольно залюбовалась им.

Из-за спины Кайла появилась довольно красивая девушка, пепельная блондинка с большими голубыми глазами. Она взяла Кайла за руку, а другую протянула Барти.

– Как поживаете? – спросила она, так сильно растягивая слова, что они казались почти иностранными. – Рада с вами познакомиться. Меня зовут Люси Брэдшоу. Я невеста Кайла. Добро пожаловать в Нью-Йорк. – Она улыбнулась Барти с оттенком снисходительности.

– Благодарю вас, – ответила Барти.

– Кайл рассказывал мне историю вашей жизни. Надо же, Литтоны взяли вас из очень бедной семьи. Как захватывающе! Я бы с удовольствием узнала побольше об этом периоде вашей жизни.

– Боюсь, Кайл рассказал вам все, и я вряд ли смогу добавить что-нибудь интересное, – отозвалась Барти.

Люси Брэдшоу не понравилась ей с самых первых минут их знакомства.

* * *

– Ну, что я тебе говорила?! – воскликнула Селия. – Первые книги «Пенгуина» пользуются бешеным успехом. И…

– Да, уже слышал. Кстати, самый большой заказ поступил от «Вулворта». Вот так! Я же тебе говорил, что это дешевая затея. А как отреагировали книжные магазины?

– Оливер, среди первых авторов «Пенгуина» – Хемингуэй, Линклейтер[44]44
  Эрик Линклейтер (1899–1974) – английский романист и автор рассказов.


[Закрыть], Агата Кристи и Дороти Сэйерс[45]45
  Дороти Сэйерс (1893–1957) – английская писательница, прославившаяся своими детективными романами.


[Закрыть]. Лично я не считаю это дешевой затеей. У нас была замечательная возможность, которую мы упустили из-за твоего упрямства. Неужели мы ее прохлопаем и в тридцать шестом?

* * *

– Какой чудесный кабинет, – сказала Барти. – Мне он уже нравится. Спасибо, Стюарт. Я здесь буду очень счастлива.

– Надеюсь, счастье не помешает вам усердно работать. Хотя на этот счет я могу не волноваться. Оливер мне писал, что вы работаете как черт.

– Ему виднее. Наверное. Не правда ли, занятное выражение? А про писателей почему-то говорят, что они пишут как ангелы.

– И кто, по-вашему, может сейчас считаться таким ангелом с пером в руках? Я имею в виду американских авторов.

– Пожалуйста, могу назвать. Конечно же, Скотт Фицджеральд. Эрнест Хемингуэй. Дороти Паркер[46]46
  Дороти Паркер (1893–1967) – американская поэтесса и автор сатирических романов.


[Закрыть].

– Согласен. Знаете, Барти, если бы вы смогли найти мне нового Фицджеральда или новую Дороти, я был бы счастливейшим человеком. Я мечтаю о том, чтобы «Литтонс» составил конкуренцию «Макмиллану». Правда, у «Макмиллана», помимо нью-йоркского отделения, есть отделения в Чикаго, Далласе, Бостоне и еще в нескольких городах. Они сейчас занимают довольно прочные позиции. Но ничто не стоит на месте. Кто знает: возможно, с вашей помощью мы начнем их теснить. Я познакомлю вас со списком популярной художественной литературы, которую мы издаем. Этим ведает наш старший редактор Кларк Дуглас. С ним я вас тоже познакомлю, причем сегодня же. Сейчас у него встреча с одним из авторов. А пока располагайтесь, устраивайтесь. На столе вас уже ждут гранки, которые нужно вычитать. Я потом к вам зайду.

Барти проводила его глазами, думая, что Стюарт из тех людей, с кем лучше не ссориться. Пока он тобой доволен, он сама любезность, но…

Она оглядела свой новый кабинет. Совсем маленький, но такой уютный. Больше похож на домашний кабинет, чем на служебный. В какой-то степени его можно было назвать уменьшенной копией кабинета Селии. Красивый камин, множество книжных полок и старомодный письменный стол с тяжелой деревянной столешницей. Барти стала рассматривать книги. Почти то же, что и в Лондоне: в основном изданные «Литтонс». Полная подборка «Меридиана времен»: в Америке они продавались на редкость успешно. Романы о Бьюхананах, не пользующиеся здесь особой популярностью и считающиеся «слишком английскими». Барти вдруг подумала: «А если создать такую же сагу про американскую семью?» Пожалуй, такие романы вполне подошли бы для американского книжного рынка. Возможно, она сумела бы потянуть издание этой серии. Впрочем, об этом пока еще рано думать.

Ей понравилось место, где находился нью-йоркский филиал «Литтонс»: Грамерси-Парк. Уютное, совсем не похожее на ту часть Манхэттена, где высился лес небоскребов. Здесь встречались нехарактерные для Нью-Йорка маленькие площади и высокие дома, облицованные коричневым песчаником и построенные по большей части на рубеже веков, попадались и архитектурные шедевры. Например, здание электрической компании «Консолидейтед Эдисон» с его часовой башней. Или дом Фиша на Стайвесант-стрит. Как и в Лондоне, издательство занимало целый особняк к югу от места, называемого просто Кварталом. Естественно, здание нью-йоркского филиала тоже было облицовано коричневым песчаником. К входной двери вели широкие ступени, а второй этаж украшал балкон с решеткой чугунного литья. Когда перед войной Оливер решил открыть свой филиал в Нью-Йорке, Роберт нашел ему это здание, о чем до сих пор говорил с гордостью владельца.