Текст книги "Братство волка"

– Да ты и сам знаешь, шевалье. Тебя лихорадит, ты весь дрожишь, ничего не ешь. Ты все время молчишь, а если что-то и говоришь, то это только расстраивает моего деда.

– Что ж, значит, сегодня я буду есть и пить за твое здоровье, мой друг. И за радушное гостеприимство твоего деда.

* * *

Над озером, у подножия холма сгустились предрассветные сумерки, и от леса, раскинувшегося в двадцати шагах от берега, протянулись длинные тени деревьев. Когда только-только начал зарождаться день, на землю опустился туман, густой, обволакивающий, тяжелый, который навряд ли развеялся бы к полудню или даже к вечеру. Казалось, он замер, словно кошка, готовая наброситься на мышь. Но вот поднялся ветер, туман растаял, а оставшиеся клочья разнесло по окрестным долинам; Осторожно выкатив свой ярко-оранжевый бок из-за горизонта, солнце казалось уже не таким далеким, как раньше.

Лошадь шла шагом, и Грегуар невольно прислушивался, как снег скрипел под ее копытами. Вокруг не было ни души, только засохшие стебли травы, скованные морозом, выделялись на фоне нетронутой белизны…

Она появилась внезапно на опушке леса, окутанного утренним сумраком. Придерживая коня, который высоко поднимал ноги в глубоком снегу, девушка сразу направилась к нему навстречу. Покрытый золотой каймой подол ее платья, казалось, был усыпан мельчайшими кристалликами искрящейся сахарной пудры. Ее лицо озаряла улыбка, изо рта вырывалось легкое облачко пара, а щеки раскраснелись на морозе, напоминая летние яблоки. Грегуар спустился с лошади и забросил поводья в кусты, но те мягко упали в снег. Они подошли друг к другу. Их разделял лишь один шаг. Конь Марианны, потянувшийся за ней, перегнулся через плечо хозяйки и дохнул теплым паром в лицо рассмеявшегося Грегуара.

Они обнялись. Тело девушки было хрупким и теплым, но в то же время достаточно сильным. Она прижала свои губы к его губам, и ее язык, словно юркий зверек, проник ему в рот. В расстегнутом вырезе платья белела грудь, возбужденная от прикосновений его дрожащих любопытных пальцев. Засмеявшись, Марианна потянула его на себя, и они вместе упали в снег. Из-под тяжелого капюшона вырвались на свободу непослушные пряди ее роскошных волос. Внезапно во взгляде девушки появилось беспокойство, и она пронзительно посмотрела на мужчину, который упал сверху на нее. На ее губах, влажных от поцелуя, медленно расцвела улыбка, отчего в воздухе разлился тончайший аромат, совсем не похожий на запах морозного ветра. Положив руку ему на плечо, она прижала его к себе, а другой приподняла подол своего платья, обнажив тело до самой талии. И вдруг они услышали чей-то ядовитый смех, который, казалось, доносился с неба, затянутого горящими облаками. Приподнявшись, Грегуар увидел, как из сумрака леса к ним приближается Жан-Франсуа де Моранжьяс, одетый, как всегда, во все черное. Он держал поводья в своей единственной руке и, высоко подняв голову, смотрел на них.

Он перевел взгляд на Марианну, которая лежала на снегу, и… не мог вспомнить ее лица, ее улыбки, а то, что он помнил, казалось застывшей мертвой маской. Грегуар сильно тряхнул головой, пытаясь сбросить наваждение. Он понял, что это была лишь фантазия, едва не превратившаяся в очередной кошмар. Состояние шевалье было настолько болезненным, что его лоб покрылся каплями пота.

Из глубины леса, точь-в-точь как в его воображении, появился всадник, спускающийся по узкой тропинке, едва заметной на заснеженном склоне. Но это была не Марианна, а ее брат. Он приехал один. В гордом одиночестве пересекая склон, на котором ровной линией выделялся берег озера, Жан-Франсуа де Моранжьяс держал поводья в своей единственной руке и, высоко подняв голову, смотрел на него. Молодой граф остановился напротив Грегуара в полном молчании, не спуская с него глаз.

– Я знаю, кого вы ждете, шевалье, – сказал он, выдержав паузу. – Естественно, не меня и не ваших друзей волков, рыскающих по окрестным горам. И я понимаю, что вы удивлены…

Грегуар горько улыбнулся. Он едва сдержался, чтобы не ответить графу, что ничуть не удивлен. Чувствуя, как сильно бьется сердце, он просто спросил:

– Где Марианна?

– Сестре нездоровится.

– Так неожиданно?

– Я вас уверяю, если, конечно, вам нужны какие-либо заверения, что это на самом деле так. Со временем у нее это пройдет. И я надеюсь, времени понадобится немного… Но встреча с вами может причинить ей много страданий, от которых, несомненно, вы хотели бы уберечь ее. – Он прокашлялся и добавил: – А вот это она поручила мне передать вам.

– Я не понимаю. И я вам не верю.

– Ну что ж, меня это ничуть не удивляет, – спокойно произнес Жан-Франсуа и повторил: – Сестра просила меня передать вам вот это.

Он повернулся в седле, извлек из кармана бумажный сверток, краешек которого намок от растаявшего снега, и протянул его Грегуару. Тот нетерпеливо схватил его, теряясь в догадках, что там может быть написано. В свертке оказалось два листа бумаги: на одном была изображена Марианна с ружьем, а на другом – обнаженная Сильвия.

– И еще вот это, – пряча ухмылку, сказал Жан-Франсуа.

Дрожащими пальцами Грегуар взял письмо. Почерк был красивый, ровный, размашистый. И очень решительный.

Вы преподнесли мне один подарок. Я же возвращаю вам два. Для вашей коллекции. Меня предупреждали по поводу вас, и совершенно зря я не слушала этих предостережений.

М.

Грегуара охватил жгучий гнев. Он поднял глаза на однорукого всадника, который сидел на коне вплотную к нему, и, не в силах отвести глаз от его тонких губ, растянутых в невыносимой усмешке, спросил:

– Как я могу знать, что в письме написана правда? И где доказательства, что его действительно написала Марианна? А если ее принудили силой написать все это?

Вместо ответа Жан-Франсуа де Моранжьяс посмотрел на шевалье с суровым неодобрением, и, очевидно, это неодобрение относилось скорее к наивной реплике, чем к безответственному поведению Грегуара, которое вынудило девушку написать это послание.

– Каким образом второй рисунок попал к вам в руки? Раз уж вы имели удовольствие мне его передать, то расскажите, как вы его нашли…

– Я его не нашел, мне его принесли… Но в одном вы правы: мне действительно доставило некое удовольствие общение с сестрой.

– Предполагаю, что «предостережения», о которых говорится в записке…

– …исходили именно от меня, вы очень догадливы. Но все же полная правда состоит в том, что я не единственный, кто говорил об этом с Марианной. Что ж, Фронсак, давайте не будем еще больше портить друг другу настроение. Просто признайте, что вы ей не пара, друг мой, и давайте расстанемся с миром.

В горле Грегуара заклокотало, и из него вырвался желчный смех, но он даже не пытался сдержать себя.

– С миром! О Господи! Да разве вы сами не понимаете, что в итоге она на всю жизнь останется вашей сиделкой?

Лицо Жана-Франсуа стало мертвенно-бледным.

– Радуйтесь, Фронсак, – с присущим ему хладнокровием ответил молодой граф. – Радуйтесь, что скоро вы покинете наши края. Раз и навсегда. Без ран, порезов, переломов – целым и невредимым. Потому что в другие времена мои люди просто поколотили бы вас за то, что вы хотя бы посмотрели…

– Времена меняются, – перебил его Грегуар.

– Но не здесь, Фронсак. Знайте это. Только не здесь.

Жан-Франсуа натянул поводья, развернул лошадь и ускакал, подняв за собой клубы снежной пыли. Некоторое время еще был слышен цокот копыт, но затем и он растаял в тумане. Воцарилась глубокая тишина.

* * *

Вернувшись в замок Сент-Шели к гостеприимному маркизу, Грегуар, к счастью, не столкнулся с Тома, который везде искал шевалье, желая узнать подробности встречи, которую он помог им устроить. Сам маркиз д'Апше был в это время на прогулке в компании Мани, что, как ни странно, случалось все чаще. Мани рассказывал Грегуару, что пожилой маркиз во время этих тихих конных прогулок по заснеженным горам и долинам, вопреки обыкновению, не произносил ни слова.

Тома вернулся после полудня и сообщил Грегуару, что охота, устроенная Ботерном, увенчалась успехом и теперь королевский посланник с триумфом возвращается в Менд. Ему достаточно было всего лишь двух часов догони, чтобы убить Зверя. Молодой человек немного опередил высокомерного посыльного из лагеря Ботерна, который прибыл чуть позже и передал Грегуару указание командира ехать за ним, поскольку тот собирается «поговорить с ним построже». Когда вернулись маркиз и Мани, Грегуар попросил седлать его коня, а посыльный из лагеря, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, ждал его возле входа в замок, и вопрос, который Тома изначально хотел задать Грегуару, как-то позабылся.

Мани так и не слез с лошади, пустив ее за Грегуаром легкой рысью, а посыльный Ботерна радостно помчался вперед галопом. Перед гостиницей, где остановились интендант Лаффонт и королевский посланник, уже собралась разношерстная толпа, состоящая из местных жителей и охотников. Слабый ветерок веял над собравшимися здесь людьми, разнося слухи о том, как проходила эта выдающаяся охота и как благополучно она завершилась.

Грегуара повели по подземному коридору, такому длинному, что, казалось, ему нет конца. Через несколько минут он оказался в каком-то странном месте – не то подвале, не то пещере, – которое Ботерн выбрал для разговора с ним. На смуглом лице Мани, сопровождавшем его, отражалось легкое беспокойство. И дело было вовсе не в том недружелюбном выпаде, который допустил Фронсак в отношении двух членов лагеря королевского посланника, решивших помешать индейцу следовать за ним. Мани, кстати, ничем не выдал своего волнения – ни один мускул на его лице не дрогнул. Стражники остановились возле последней двери в конце коридора и, толкнув ее, впустили двух мужчин внутрь.

Их взору открылась просторная пещера с необработанными стенами, на самом верху которой находилась вентиляционная труба – через нее вытягивался дым от горящих на стенах факелов. От земли и стен поднимался затхлый запах сырости, смешиваясь с запахом спирта, лекарств и эфира, исходящим, очевидно, из множества сосудов и колб, выстроенных в ряд на полках многочисленных этажерок, которые были расставлены по всему периметру странного помещения. И еще они почувствовали запах крови и боли…

На столе, накрытый белой простыней с проступившими бурыми пятнами, лежал крупный волк. Его густая коричневая шерсть была забрызгана кровью.

Они подошли к мертвому животному, которого явно настигло несколько пуль, причем как минимум одна из них попала в голову, пробив череп. Мани положил руку на тело волка, туда, где находится сердце, а затем поднес ее к своему лицу, на котором отразилась бесконечная грусть, внезапно сменившаяся гневом.

– Идем, – твердо сказал Грегуар. Он сжал руку Мани и повел его назад, к двери, бросив на ходу двум охранникам: – Это животное – явно не Зверь. Мы уходим.

Не успел охранник открыть рот, чтобы ответить Грегуару, как на пороге появился сам Ботерн. С важным видом, словно он шел на торжественный прием, посланник ступал по соломе, утопая в ней по самые голенища сапог. Он жестом выпроводил охранников и, когда дверь за ними закрылась, произнес:

– Ну что, Фронсак? Разве я не говорил вам, что все уладится?

– Это не Зверь.

– Вы так думаете, друг мой? – проговорил Ботерн, натянуто улыбнувшись и округлив глаза в деланном изумлении.

– Что все это значит, мсье королевский посланник? – голос шевалье звучал довольно жестко. – Вы читали мои заметки, видели рисунки и, без сомнения, ознакомились со свидетельствами десятков людей – во всяком случае, я так предполагаю. Значит, вы прекрасно понимаете, что на этом столе лежит обычный волк – возможно более крупный волк, – но ведь это совсем другое. Кроме того, вы хорошо знаете, что челюсти Зверя, согласно многочисленным показаниям, по размерам в два раза больше челюстей этого самца.

Ботерн криво улыбнулся, и его лицо исказилось в недовольной гримасе. Кончиком пальца он убрал из уголка губ крошку, широким жестом обвел комнату и… приветливо улыбнулся.

– Значит, вам придется организовать все это, мсье натуралист…

Грегуар на несколько минут застыл в замешательстве. Осознавая услышанные им слова, он некоторое время стоял с открытым ртом и не мог вымолвить ни слова.

Фальшивое благодушие исчезло с лица посланника, и оно стало более суровым, как будто на поверхность вышло то, что действительно волновало этого человека. Глядя прямо в глаза шевалье, Ботерн сказал:

– Будьте проще, друг мой, и слушайте меня внимательно. Вам известно, что я должен привезти Зверя в Париж. В кратчайшие сроки. За это время я смог бы поймать, как вы понимаете, только такого животного, как этот волк. – Он помолчал и после паузы уверенно заявил: – Все очень просто, мсье натуралист. Вы мне сфабрикуете Зверя.

Грегуар посмотрел на индейца, стоявшего перед столом, на котором лежал волк. Мани, скрестив руки на груди, внимательно следил за беседой Грегуара и Ботерна. Его лицо, казалось, окаменело, когда он услышал последние слова посланника.

– И вы надеетесь убедить короля… – начал Грегуар.

– Ну конечно нет, Фронсак! – перебил его Ботерн. – У меня нет необходимости в чем-либо убеждать короля: я исполняю его волю! – Он не мигая уставился на шевалье, а затем добавил другим, более угрожающим тоном: – И вам придется делать то же самое, друг мой. Это будет мудро.

– Это угроза, Ботерн?

Посланник обвел взглядом сырые стены пещеры и вновь посмотрел на Грегуара.

– Ну что вы, друг мой, – приторно улыбаясь, вымолвил он. – Как я могу угрожать вам, если мы оба можем сгнить в этой пещере и никто никогда об этом не узнает? – Он улыбнулся еще шире и чуть ли не радостно продолжил: – Вы слишком разумны, чтобы возникла необходимость вам угрожать. Если вы исполните свой долг, а я уверен, что это ваш долг, король будет крайне признателен вам. А если нет, то… наоборот.

Грегуар выдержал его взгляд. Ошарашенный, бледный, он не мог поверить своим ушам. Ему казалось, что голос посланника звучит откуда-то издалека, и все, о чем он говорит, не имеет к нему, Грегуару де Фронсаку, никакого отношения.

– Я бы попросил вас принести сюда свои инструменты и прочие вещи, чтобы не вызывать лишних вопросов, – как ни в чем не бывало продолжал Ботерн. – Вы здесь найдете кожаный передник, а также некоторые инструменты. Резцы, пинцеты, нитки и иголки – все это Приготовлено. Ну, я не знаю, что еще… В общем, здесь почти все есть. А сейчас я должен вас покинуть, друг мой. Поймите и не обессудьте: меня ждут, чтобы отметить это событие. Я на вас рассчитываю, Фронсак.

В этот момент Ботерна позвали, и он вышел, закрыв за собой дверь, а Грегуар, все такой же неподвижный, просто смотрел, как захлопывается дверь, отзываясь многократным глухим эхом от массивных сырых стен пещеры. Затем он перевел взгляд на Мани. Индеец медленно закрыл глаза, затем открыл их снова. Мягко ступая по соломе, он сделал несколько шагов в сторону двери и, приблизившись к ней, потянул за ручку. Дверь не открывалась.

* * *

После нескольких часов непрерывной работы Грегуар, осторожно подняв вверх перепачканные в крови руки, подошел к двери. В отличие от первых двух раз, когда ему нужно было попросить необходимую вещь, он хотел дать знак, что работа закончена. К слабым запахам, витавшим в пещере, примешивались другие, более крепкие, поднимавшиеся из почти пустых колб, а также от внутренностей волка и барана, которые были помещены в урны, стоявшие под столом. Внутренности и кожа барана, а также специальные краски были использованы для метаморфозы, в результате которой серо-коричневую шерсть волка удалось превратить в мощную рыжую гриву для придания более устрашающего эффекта и провести черную полосу по хребту…

Ботерн прибыл незамедлительно, очевидно, со свежего воздуха, поскольку на его одежде виднелись влажные пятна. Сначала он состроил ужасную гримасу, скривившись от бьющих в нос запахов, и недовольно воскликнул:

– О Боже, Фронсак, как вы только выносите эту вонь?

Но уже через мгновение посланник позабыл и о запахе, и о том, что нужно прикрыть нос и рот. Он замер, не в силах оторвать глаз от набитого соломой Зверя, который стоял на всех четырех лапах. посреди стола, обнажив в оскале острые зубы. Наконец, придя в себя, Ботерн прошептал:

– Я даю вам слово, Фронсак, что на минуту я и сам в это поверил!

– Храните чучело в холодном месте и как можно скорее доставьте его в Париж, – ответил Грегуар. – Я сделал только предварительную работу.

– Королю этого будет достаточно, уверяю вас!

– Мсье, – произнес шевалье очень усталым, но твердым голосом, – знайте, что в случае необходимости я готов подтвердить его подлинность.

– Ну что вы, друг мой! – воскликнул посланник. – Какая может быть необходимость, когда король уже все решил? Мы выезжаем завтра, и вы возвращаетесь в Париж вместе с нами.

– Догадываюсь, что у меня нет выбора.

– Мой друг, – вкрадчиво произнес Ботерн, для которого этот разговор становился слишком откровенным, – выбор у вас есть: либо провести эту последнюю ночь в замке вашего гостеприимного маркиза, либо же присоединиться к моему экипажу, членом которого вы отныне являетесь. Этим вечером для нас будет открыт лучший бордель Менда… Вы, позвольте мне заметить, давно освоились там. Праздник обещает быть грандиозным!

Этой ночью, которая, как считал Грегуар, была его последней ночью, проведенной в Жеводане, победители Зверя развлекались в оклеенных красными обоями стенах «лучшего борделя Менда», пили за свое здоровье и обнимали красоток. И этой же ночью маленькая Сесиль, внезапно очнувшись, закричала страшным голосом. Разбудив пациентов больницы, девочка смогла успокоиться только на руках у Мани, который немедленно прибежал, как только ему сообщили о случившемся.

После своего возвращения из Менда Грегуар де Фронсак находился в отвратительном настроении и ни с кем не разговаривал после того, как он объявил об их с индейцем отъезде. Появившись в больнице, он разругался с отцом Жоржем, который начал кричать, вырывая девочку из рук Мани и называя его дьяволом (он обвинял могиканина в том, что тот напоил малышку какой-то настойкой из флакона, что висел у него на поясе, – он сам это видел!). В итоге все закончилось тем, что Грегуар вытолкал священника из церкви. Как ни странно, это не только не шокировало маркиза д'Апше, а наоборот, позабавило его. К тому же, когда кюре пришел снова, Грегуар взял его за грудки и, не дав произнести ни слова, заставил его подождать, пока девочка не успокоится, После этого громким и уверенным голосом Сесиль рассказала о том, что она увидела до того, как упала в пропасть. Там был не только Зверь, но и мужчина, стоявший позади него. Страшный, похожий на дьявола, он натравил на нее это животное с ужасными клыками.

Глава 13

Огромный серый волк был один.

Он не нашел своей стаи и даже не пытался искать ее. Но он вернулся на ту территорию, которую всегда считал своей с того самого дня, когда впервые открыл глаза и вдохнул лесные запахи, греясь у теплого бока своей матери. На этой земле он вырастил своих щенков, нашел себе волчицу, которая стала верной спутницей и матерью всех его детенышей. Сюда иногда приходили другие семьи, если, конечно, он не возражал против их присутствия. Когда появлялась чужая стая, он не только не прогонял ее, но и гостеприимно принимал у себя, отправляясь на совместную охоту.

Он посмотрел на последнее логово, которое выбрала волчица. Именно здесь родились его щенки, и здесь же однажды утром они почувствовали приближение дурно пахнущих убийц.

Холодные дни прошли, ветер больше не был пронзительно резким, от земли начали подниматься новые запахи, а по горам и склонам побежали стремительные ручьи. На высоких вершинах и там, куда еще не доставало солнце, до сих пор лежал снег, медленно сползая с побуревших склонов. Но в остальных местах он уже растаял, и обдуваемые свежим ветром деревья покрылись нежной листвой.

Огромный серый волк, на груди которого виднелся застарелый рубец, нанесенный ему не то клыком, не то когтем, ушел после полудня, хотя понимал, что возвращаться ему, возможно, придется уже ночью. Он брел по хорошо знакомой тропинке. Тогда шел дождь и затянутое сизыми тучами небо низко нависало над землей. А потом пошел снег; мороз заточил все вокруг в белоснежные оковы, лишив землю ее звуков и запахов. Когда волк прибыл на место, солнце уже садилось, отдавая земле свое прощальное сияние, которое, растворяясь в серых сумерках, резко очерчивало начавшие распускаться молодые листья.

Он ждал, освещаемый последними лучами, под чистым безоблачным небом, цвет которого плавно переходил из нежно-голубого в глубокий фиолетовый, с едва заметным сиреневым оттенком. Опустившийся на землю сумрак скрыл из виду гранитный крест, в двух шагах от которого сидел волк. Зверь насторожился.

Недвижимый, он терпеливо ждал их прибытия. Его уши стояли торчком, а пристальный взгляд был прикован к тропинке, вьющейся вдоль склона, который обрывался там, где проходила ухабистая дорога, похожая на шрам среди зарослей травы. Наконец он почувствовал, как земля задрожала от стука копыт, и услышал щелканье уздечек, но продолжал сидеть не шелохнувшись. В его глазах отражался огненный диск заходящего солнца.

Мани выехал вперед, за ним следовал шевалье, и, наконец, показался третий всадник, Тома д'Апше.

Они проделали долгий путь. Об этом свидетельствовала и тяжелая поступь лошадей, и мятая, пыльная одежда всадников. Плечи уставших мужчин были опущены, а на лицах застыло суровое выражение.

Если эти несколько месяцев никак не изменили Тома д'Апше и Мани, то Грегуар выглядел более мрачным, чем прежде. Черты лица шевалье стали более жесткими, скулы заострились, взгляд казался холодным и слишком пристальным, как будто он старался не пропустить даже мельчайших деталей, находящихся в его поле зрения.

Они вернулись.

Стоял весенний вечер. В деревне говорили, что именно благодаря маркизу Тома д'Апше Грегуар де Фронсак и его смуглолицый товарищ возвратились в Жеводан. И это было правдой, хотя Тома, несмотря на весь свой талант убеждения, не смог бы достигнуть цели, если бы не одно письмо.

Они вернулись сюда, чтобы начать войну и выиграть ее.

Мани остановился первым. Позади него замерли и два других всадника. Лошадь маркиза, почуяв волка, коротко фыркнула от неожиданности и немного подалась в сторону, вынудив Тома, который, впрочем, один из всей троицы испытывал некоторое неудобство при появлении волка начать успокаивать ее, похлопывая по шее. Его спутники оставались неподвижными, их серьезные лица были исполнены суровости, и молчание, воцарившееся между ними, – которое они разделяли также и с волком, – становилось почти невыносимым. Затем зверь поднялся, встряхнулся и, лениво развернувшись, спокойно удалился.

– Неужели он ждал нас? – спросил Грегуар, когда волк скрылся в густом подлеске.

Мани кивнул в знак согласия.

– Он нам поможет, – уверенно произнес он. – Именно поэтому он пришел сюда.

И они поехали дальше, а Тома д'Апше, открыв рот, так же беззвучно закрыл его, вспомнив слова Грегуара на набережной в порту Нант, где шевалье совсем уже собирался сесть на корабль. Он вспомнил, что сказал Грегуар по поводу письма, из-за которого он решил вернуться в Жеводан вместе с Мани, чтобы снова, уже в последний раз, провести эту охоту. Маркиз посмотрел на Мани, остро ощущавшего присутствие духов рядом с ними, и еще раз на Грегуара, который готов был подтвердить, что эти духи действительно существуют…

В этот весенний вечер Грегуар де Фронсак и его компаньон, индеец из Нового Света, вернулись. Назад, в горы их привели Тома д'Апше и письмо.

В нескольких лье от Сент-Шели тропа сворачивала в сторону – точнее, от нее ответвлялась едва различимая тропинка, которая вела на юг.

На этой развилке Грегуар покинул своих спутников. Проводив его взглядом, они направились в сторону Сент-Шели, и на этот раз Именно Тома шел первым.

* * *

Холодным пасмурным днем Грегуар де Фронсак покинул эти места в составе свиты Ботерна и в сопровождении нескольких драгунов, еще сновавших тут и там. Во главе колонны ехала карета, накрытая балдахином, под которым было закреплено чучело побежденного Зверя, и за время их пути в Париж огромное количество людей видели этот странный экипаж.

Однако к концу дня, того самого дня, когда официально было объявлено о смерти Зверя, этого монстра видели в окрестностях Малзье, где он загрыз мальчика, а затем напал на пастуха в Прюньере, растерзал ребенка в Лажо и девочку-пастушку в снегах Ла Флажеоля. Затем он обезглавил молодую девушку в Вашелери и убил двух детей в окрестностях Лорсьера. Зверь бродил в окрестностях Жеводана, свободно перемещаясь из одного конца в другой, и никто его уже не ловил. Единственную угрозу ему составляли охотники и вооруженные вилами и палками крестьяне. Теперь он убивал с удвоенной силой, несмотря на то, что посланник короля объявил Зверя мертвым, а его труп везли в Лувр, чтобы представить взору его величества Людовику.

Ни во «Французской газете», ни в «Авиньонском курьере» не упоминалось о несчастных жертвах, лишь один раз смерть детей списали на нападение бешеных собак. О Звере больше не было написано ни единого слова.

Монстр был мертв, поскольку такова была воля короля.

Грегуар вряд ли когда-нибудь смог бы забыть день презентации ужасного чучела королю. Как и ожидалось, Ботерн высказал ему особую благодарность за исследования и проделанную в ходе них работу, за сознательность и «роль, которую сыграл шевалье в решении этой проблемы».

Посреди огромного зала, отделанного белым мрамором и обставленного роскошной мебелью, на специально отведенной площадке, декорированной булыжниками находилось огромное количество чучел животных: волков и лисиц, диких кошек и прочих хищников. И конечно же, в центре этой выставки поместили Зверя, который словно был не в силах отвести стеклянные глаза от своего создателя-фальсификатора. В зале торжественно звучал голос Ботерна:

– Жеводанского Зверя больше не существует, и в этом заслуга человека, который так же смел и умен, как и скромен. Но все это стало возможным благодаря вашему величеству, сир, поскольку именно вы, обладая суверенным могуществом, облекли столь важное мероприятие в рамки неделимого и ни от чего не зависимого закона, подчиняющегося только требованиям правопорядка. Любой другой зверь не стоил бы таких усилий, но не этот монстр. И теперь, господа, он уничтожен. На самом деле мои заслуги в этом мероприятии не слишком велики. Именно благодаря вашему могуществу, ваше величество, стало возможным избавление нашей страны от ужасной напасти!

Буффон, его начальник, начал аплодировать, как и все, и Грегуар попросил объяснить, что означает этот маскарад. Он произнес это немного громче, чем следовало бы, и Буффон, бросив в сторону шевалье укоризненный взгляд, тихонько попросил его успокоиться. Он вежливо напомнил, как будто бы в этом была необходимость, что Ботерн просто исполнял приказ.

– Приказ? Чей приказ? – спросил Грегуар, но его голос потонул в шуме аплодисментов, которыми слушатели наградили Ботерна за его проникновенную речь.

– Мой приказ, – произнес человек, сидевший слева от него, и слегка поклонился.

Его звали Мерсье, он был советником короля по особо важным вопросам и отвечал за состояние внутренних дел в стране – так его представил Буффон, не забыв учтиво поклониться. Именно он, Мерсье, продолжал Буффон, подал идею отправить в Жеводан Антуана де Ботерна. И именно ему все были обязаны этой скорой победой над Зверем.

– Ваше внимание к деталям делает вам честь, Фронсак, – прошептал Мерсье, догоняя Грегуара, чтобы пройти рядом с ним несколько шагов. – Но речь идет о благополучии всего государства. Видите ли, над нашим королем смеются все, и этот смех слышен даже на берегах Англии.

И Мерсье показал ему небольшую книжицу в красной обложке, которую он, оглядываясь по сторонам, выудил из кармана. На ее обложке Грегуар успел прочитать название «Назидательная история о Звере», а также увидел несколько иллюстраций, на которых был изображен некий оборотень на мощных лапах, имеющий что-то общее с тем, что был на рисунках Грегуара. Мерсье искоса посматривал на иллюстрации, прикрыв их от посторонних взглядов рукавом.

– Вот, взгляните. Почитайте. У букинистов вы такого не найдете. Мы запретили эту книгу, потому что ее содержание подрывает авторитет короля. И если бы мы немного опоздали, кое-кого эта книга очень смутила бы. Ее содержание весьма необычно, и если ее размножить, то она вполне способна возыметь власть над умами.

– Значит, по-вашему, лучше лгать самим, чем позволять это делать другим?

– Фронсак… Ваш характер вполне соответствует тому, что мне о вас рассказывали. Но правда… лицо правды, Фронсак, иногда слишком густо покрыто белилами, чтобы на нем можно было что-либо разобрать. И чаще всего правильный путь – это наиболее простой путь. Этот Зверь был для нас большой проблемой. Но нет Зверя – нет и проблемы. Наверняка этот монстр продолжит убивать людей. Я даже уверен, что именно так и будет. Но если его, в конце концов, прикончит какой-нибудь неизвестный охотник, то никто ничего об этом не узнает. Вот вам наиболее простой путь, Фронсак.

Предложение, которое он потом сделал Грегуару, по всей видимости, тоже представляло собой одно из простых решений и было подписано лично королем, «до которого дошли слухи, что капитан Грегуар де Фронсак мечтает исследовать Африку». В записке говорилось, что шхуна отправляется в Сенегал через шесть месяцев и его величество приглашает шевалье принять участие в этом путешествии. В противном случае ему назначат компенсацию в десять тысяч луидоров. Он готов принять такие условия?

– Ну что, Фронсак, вы, конечно же, согласны?

Конечно же… Согласится ли он, если ему, конечно же, нельзя не согласиться?

В апреле, будучи в Нанте, Грегуар заметил, что порт пахнет уже по-другому, поглотив одни запахи и выплеснув из себя другие, пришедшие с океана и палуб кораблей, а потом смешав их с запахами городских улиц.

Именно тут, в порту, на палубе «Ла Карай» их встретил молодой маркиз д'Апше. Тома прискакал в Париж из Жеводана и, узнав о решении Грегуара, сразу отправился в Нант, хотя и был ужасно измотан. Несмотря на то что ему порой приходилось спать стоя, молодой человек был преисполнен решимости исправить катастрофическую ситуацию в родных местах. В глубине души он осознавал, что в первую очередь ему надо бы обратиться за помощью не к Грегуару, а к Мани. Разговаривая с шевалье и индейцем, он просил как от своего имени, так и от имени своего деда сделать хотя бы что-нибудь ради несчастных, охваченных ужасом деятелей провинции, где женщины и дети все чаще становились жертвами монстра.