Текст книги "Прощай, Сладим-река! Драматический триптих"
Автор книги: Петр Артемьев
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Кровавый полдень
III
Как человек, снимая старые одежды,
надевает новые, так и душа входит
в новые материальные тела, оставляя
старые и бесполезные.
Бхагавад-гита, гл. 1, текст 22
Действующие лица
Марина Ивановна Флоренская, поэтесса.
Денис Денисыч, ее сын, директор Государственного зимнего сада и художественный руководитель Театра города-государства Гренадерска.
Цезарь Антипыч Зольц, Председатель Комитета запретов и разрешений, Главный цензор.
Эрида фон Керр, актриса.
Долорес, тайная жена Дениса Денисыча.
Секретарь Зольца.
Публика.
Актеры.
Гвардейцы.
Действие происходит в городе-государстве Гренадерске в 2069 году.
1
Государственный зимний сад. Он представляет собой огромное здание из цветного стекла. Под куполом висит огненный шар, искусственное Солнце. Территория сада разделена на различные природно-климатические зоны, где представлены все виды зеленых насаждений, орошаемых фонтанами. Ландшафт не менее разнообразен – от равнинного до гористого. По саду протекает река, есть озера и мини-море. В центре находится холм, один склон которого засажен виноградником, а второй представляет собой амфитеатр с площадкой-ареной для спектаклей и Праздников. Есть в саду мини-пустыня, где растут кактусы и дерево анчар.
В тенистой сосновой роще прогуливаются Денис Денисыч с Мариной Ивановной. Они приближаются к скамейке, садятся.
Денис Денисыч. Мама, ты ни разу не улыбнулась. У тебя дурное настроение, оттого что редко бываешь в Саду. Сегодня меня вызвали в Комитет запретов и разрешений как директора Сада и Театра. Обязательно подам на имя Главного цензора, Зольца, прошение, чтобы тебе, Марине Ивановне Флоренской, позволили в любой день и час, и неограниченно по времени, бывать здесь.
Марина Ивановна. И подпись -Денис Флоренский…
Денис Денисыч. К чему ирония? Дело-то серьезное… Вот переедешь ко мне на постоянное жительство – и прощай Гренадерск, каменная клетка! В городе душно, а здесь, в Саду, воздух, прохлада… уединение.
Марина Ивановна. В груди прохлада. Нет на свете такого Сада, чтобы убежать от себя… В груди уединение.
Денис Денисыч. Нам надо быть вместе.
Марина Ивановна. Уверен?
Денис Денисыч. Что за вопрос?
Марина Ивановна. Не делай вид, что не понял.
Денис Денисыч. А если я, действительно, не понял?
Марина Ивановна. Ты изменился, Денис.
Денис Денисыч. Я сказал, что хочу получить разрешение на твой переезд сюда. Разве это ничего не доказывает?
Марина Ивановна. По высочайшему разрешению, из милости, не желаю. И не думай просить за меня Главного цензора, этого мрачного тирана-упыря – Зольца. Не приму от него благодеяния. Пусть пьют мою кровь. Сама вскрою жилы – подставляйте миски и тарелки. Но унижаться – ни за что!
Денис Денисыч. Тогда одиночество?
Марина Ивановна. Зато не предам себя.
Денис Денисыч. Если тебе не нужны я и Сад, зачем пришла?
Марина Ивановна. Что не запрещено, то разрешено… Когда тебе во дворец к Цензору?
Денис Денисыч. За мной машина приедет, два раза просигналит.
Марина Ивановна. Два раза петух пропоет. Так вот: запрещаю унижаться за меня просить.
Денис Денисыч. Не буду… А ты гордая.
Марина Ивановна. Что сегодня, сынок, на приеме у Зольца вымаливать будешь?
Денис Денисыч. Повезу на утверждение репертуар Праздников и Представлений. Завтра сезон открывается премьерой спектакля под названием «Мистерия Мастера, или лестница этюдных восхождений»… Приходи. Ты ведь ни разу не была в моем Театре, что находится за Центральным холмом, рядом с виноградниками. Вход свободный. В Театр граждане приходят за очищением…
Марина Ивановна. Я не знала, за чем в театр ходят.
Денис Денисыч. Не придешь?
Марина Ивановна. Нет, мизинцем не двину.
Денис Денисыч. Не хочешь как хочешь. Интересно знать причину.
Марина Ивановна. Твой Театр, как и Сад, – подачка властей, крохи со стола. Купили тебя по дешевке. Не хочу вина жизни, которое примиряет с гнойными лазаретами Гренадерска. Уж лучше на погост!
Денис Денисыч. Ну, и отстаивай урну с пеплом. А я верю в Сад. Граждане сюда приходят – и радуются. Им жить хочется. Они о болезнях и горестях забывают. Что хотите делайте – только Сад не трогайте: без него общество задохнется.
Марина Ивановна. Не трогает Главный Цензор твой Сад?
Денис Денисыч. Посмотри, какая благодать кругом.
Марина Ивановна. Посмотри, что за стенами делается: места живого на земле не оставили. Нахимичили, железобетонных клеток понастроили, постановлениями, запретами и разрешениями всех опутали, как цепью. В программы, схемы загнали. Тебе не противно так жить?
Денис Денисыч. Главное, Сад не умер. Ради него и Театра на колени стану перед Главным цензором.
Марина Ивановна. Слабак!
Денис Денисыч. Что хочешь думай, а только плетью обуха не перешибешь. Как в Комитете скажут, так тому и быть. Они тоже подневольные: Программа над ними. Кто в прокрустово ложе укладываться сам не желает, того подравнивают: там ноги обрубят, там шею вытянут.
Марина Ивановна. Царь, безвестным уйду. Искусство – что ль к одру пригвоздить Прокруста?.. Не обижайся на меня, Денис. Я устала, моя песенка спета. Пора отдохнуть. Не надо мне больше ничего, лишь бы оставили в покое… Лечь бы вот здесь, в тенистой, прохладной роще… меж трав и хвой… голова устала от войн.
Денис Денисыч. Сказала, что я слабак, а сама…
Марина Ивановна. Что сама?
Денис Денисыч. Где же твое мужество, которое побеждает головокружение даже на краю пропасти? Раньше ты часто повторяла этот афоризм.
Марина Ивановна. Ты не понимаешь: я стала старая. Дуновение – вдохновение. Оно для юных сердцем. Молодая, полная сил, гордая, говорила я людям: что другим не нужно, несите мне. Все должно сгореть на моем огне! На всякую муку шла не упрямясь. Все принимала и верила: износа не будет этим плечам… А теперь, как каторгу, изживаю жизнь. Седая. Огонь погас. Кровь остыла…
Денис Денисыч. Огонь не погас. На твоих стихах я вырос, стал Садовником. Все, что растет вокруг, зелено и живо потому, что есть Поэзия. Когда не останется ни одного поэта – Сад погибнет, завянет. Поэтом открыт закон звезды и формула цветка. Твои слова.
Марина Ивановна. А может, лучшая победа над временем и тяготеньем – пройти, чтоб не осталось следа, пройти, чтоб не оставить тени? (Вульгарно, с намеком.) Отпусти-ка меня, конвойный, прогуляться до той сосны!
Денис Денисыч. Не смешная шутка.
Марина Ивановна. А что? Лес – моя колыбель, и могила – лес. Деревья, к вам иду спастись от рева рыночного. Ивы – провидицы мои, березы – девственницы, на пытке вздыбленная сосна, горечь рябиновая. К вам в живоплещущую ртуть листвы – пусть рушащейся – впервые руки распахнуть, забросить рукописи!
Денис Денисыч. Не забывай, что у тебя есть сын.
Марина Ивановна. Поди прочь! У меня нет сына. Я – островитянка с далеких островов. Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст… Есть одно место в твоем Саду, где мне будет хорошо – «в пустыне чахлой и скупой, на почве, зноем раскаленной».
Денис Денисыч. Ладно. Раз ты решила отправиться в пустыню к дереву анчар, иди, но и я за тобой. Мы вместе. Куда ты – туда и я.
Марина Ивановна. Ты – мой сын! Одуванчик на стебле. Мной еще совсем не понято, что дитя мое в земле… Нет, нет, что ты, глупенький, ведь я пошутила, пошутила!
Денис Денисыч. Правда?
Марина Ивановна. Да, правда. Не буду больше, не буду. Дура! Наговорила глупостей. Ты убедил меня: надо жить, верить, надеяться, любить. Да, да, верить в лучшее – верить в Сад и Театр. Вино жизни принесет людям счастье. Ты, крылом стучавший в эту грудь, молодой виновник вдохновенья, – я тебе повелеваю: будь! я не выйду из повиновенья… Расскажи о спектакле, премьера которого состоится завтра.
Денис Денисыч. Это история о человеке, по имени Зен. Он полюбил девушку, Кори. У них родился сын, очаровательный малыш, как две капли воды похожий на отца. У Зена есть жена Эра, и братья – Марк и Сид. Они замыслили погубить невинное дитя. Их план осуществился: ребенок был убит, а обвинили во всем мать и бросили в темницу, где она умерла.
Марина Ивановна. Зло победило, как в жизни.
Денис Денисыч. У спектакля счастливый финал. Зену посчастливилось встретить женщину, которая произвела на свет еще раз его подобие. Ребенок втайне вырос и возмужал – и принес окружающим радость и счастье. В финале публика восклицает: приди, о благодатный, обильный, и посвященным пришли счастья златые плоды. И вот при всеобщем ликовании появляется Он…
Марина Ивановна. А что с его матерью?
Денис Денисыч (после паузы). Погибла.
Марина Ивановна. Вот видишь… В котором часу начало?
Денис Денисыч. В двенадцать дня.
Марина Ивановна. В полдень… У тебя есть кто-нибудь?
Молчание.
Марина Ивановна. Почему не сказал? Испугался?
Денис Денисыч. Прости, мама.
Марина Ивановна. Дурачок! Ведь я достаточно стара, чтобы тотчас все позабыть.
Денис Денисыч. Еще раз прости.
Марина Ивановна. Любишь ее?
Денис Денисыч. Мы любим друг друга.
Марина Ивановна. Это самое легкое. Трудно – продолжать любить.
Денис Денисыч. Мне кажется, я никогда не перестану любить, потому что никогда не разгадаю ее.
Марина Ивановна. Как ее зовут?
Денис Денисыч. Долорес.
Марина Ивновна. До – ло – рее… что в переводе означает «скорбящая». Из актрис?
Денис Денисыч. Нет, случайная встреча.
Марина Ивановна. И сколько вы уже встречаетесь?
Денис Денисыч. Около года… У нас будет ребенок.
Марина Ивановна. Все в женщине – загадка и все в женщине имеет разгадку: она называется беременностью.
Денис Денисыч. Это я хотел ребенка.
Марина Ивановна. Значит, вправду любишь.
Денис Денисыч. Она удивительная девушка.
Марина Ивановна. И чем она тебя удивила?
Денис Денисыч. Ну, она не похожа на остальных, не от мира сего… как ты.
Марина Ивановна. Стерва, что ли?
Денис Денисыч. Я ведь серьезно!.. Странная девушка: хрупкая, ранимая, мнительная, а может на отчаянный поступок отважиться. Никто ее не остановит.
Марина Ивановна. Кстати, у нее с головой все в порядке? Она не дура?
Денис Денисыч. Выбирай выражения.
Марина Ивановна. Ах, извините.
Денис Денисыч. А ты разве не слышала? «Безумству храбрых поем мы славу, безумство храбрых – вот мудрость жизни».
Марина Ивановна. Да ты храбрец, как я вижу. Только не здесь храбрись, а перед Зольцем.
Денис Денисыч. Твой характер терпеть – не меньше выдержки и мужества потребуется.
Марина Ивановна. Воевать с женщиной не поступок.
Денис Денисыч. Я с тобой не воюю. Мы не враги… Я нарушил закон и скрыл от Главного цензора и Комитета свой брак.
Марина Ивановна (резко обернувшись). Но ведь это опасно… Ты прав: у меня грубый, несносный характер. Я старая стервозная баба.
Денис Денисыч. Ты не такая.
Марина Ивановна. А какая?.. Что молчишь? Скажи, что я небо перед восходом солнца: чистое, высокое, пылающее… Нет, не скажешь. Теперь твое небо – Долорес.
Пауза.
Марина Ивановна. Однажды ты рассказывал, одна из вашей труппы домогалась тебя.
Денис Денисыч. Чего ты вдруг вспомнила?
Марина Ивановна. Ее имя…
Денис Денисыч. Эрида фон Керр.
Марина Ивановна. Как она в постели?
Денис Денисыч. Ничего у меня с ней не было.
Марина Ивановна. Что так?
Денис Денисыч. Злая, подлая баба. Гадюка. Повадки змеиные. Когда она выходит из помещения, кажется, будто уползает. У меня к ней физическое отвращение.
Марина Ивановна. Лучше бы ты переспал с ней… Не нравится слушать? Так ведь я – дурная, порочная. А ты называл меня небом. Остерегайся Эриды, сынок. Ты очень обидел ее…
Слышно, как дважды просигналила машина.
Марина Ивановна (засуетившись). Ступай скорей! За тобой приехали из Комитета запретов и разрешений.
Денис Денисыч. Да, мне пора… А ты не пойдешь туда?
Марина Ивановна. Куда?
Денис Денисыч. Не притворяйся.
Марина Ивановна. А, в пустыню, к дереву анчар? И не подумаю. Ни за что не брошу тебя. Другое дело – если б не любила: где отступается любовь, там подступает смерть-садовница… Ну, беги скорей – нельзя опаздывать.
Денис Денисыч. Дождешься моего возвращения?
Марина Ивановна. Обязательно: на скамейке возле этой сосны посижу.
Денис Денисыч (обнимает мать). Смотри у меня!
Марина Ивановна. Прости, прости, твоя мать несносная язва.
Денис Денисыч. И за то что с язвою принесла ладонь – эту руку сразу бы за тебя в огонь… Я тебя люблю.
Денис Денисыч уходит. Флоренская остается одна.
Марина Ивановна. И сын разлюбил меня… «В пустыне чахлой и скупой, на почве, зноем раскаленной, анчар, как вечный часовой, один стоит во всей вселенной…» Вместо крови во мне сыворотка. Высохла, и я больше не женщина. И вино жизни не спасет. Остается: сок твоего, анчар, плода вкусить…
Уходит по направлению к пустыне.
2
Комитет запретов и разрешений (КОЗИР). В Тайном кабинете, в полумраке, перед огромным экраном, сидит Цезарь Антипыч Зольц, Председатель и Главный цензор. Он в черном мундире с золотыми пуговицами. Под подбородком, на воротнике белой рубашки, сияет пятиконечная рубиновая звезда. На экране – Сад, который был в первой части. Зольц нажимает клавиши пульта – перед зрителями открывается пустыня, посреди которой растет дерево анчар. К нему медленно приближается Марина Ивановна.
Зольц. Всегда она любила одного сына. Эта мысль, как заноза, не дает покоя… Но что это доказывает? То, что я не превзошел себя. Я побежден вами, Марина Ивановна, и мечтаю о маленьком мещанском счастье, будь оно трижды неладно! Оно так и бегает за мной, и нет сил чтоб задушить его. Напротив, я протягиваю к нему руки для объятий. И даже когда вы умрете, это останется во мне. Завтра мой самый великий Праздник, а я, оказывается, не готов достойно встретить его… (Смотрит на экран.) Так, оно подходит к дереву анчар. В эту минуту в ней вырабатывается окончательное и бесповоротное решение…
Марина Ивановна (с экрана). «Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль души терпеть удары и щелчки обидчицы судьбы, иль лучше встретить с оружьем море бед и положить конец волненьям? Умереть, забыться. И всё. И знать, что этот сон – предел сердечных мук и тысячи волнений, присущих телу. Это ли не цель желанная? Скончаться, сном забыться. Уснуть…»
Зольц. Знаменитый монолог Гамлета.
Марина Ивановна. «О чем жалеть? Ведь каждый в мире странник. Пройдет, зайдет и вновь покинет дом…»
Зольц. Процитировала одного великого поэта.
Марина Ивановна. Иссохла! Ни любить, ни петь не позволено. Бесплодная! Я – пустыня. Разве можно с этим жить?
Зольц. Здесь ее голос, так сказать крик души, вырывается наружу. Сейчас мне на орехи достанется!
Марина Ивановна (обращаясь к воображаемому сыну). Нет, сынок, смириться с тем, что сделали со мной Главный цензор и Комитет, – это выше моих сил. Будь проклято рабское общество!
Зольц. Во дает, во дает!
Марина Ивановна. Будь прокляты их железобетонные жилища-клетки. Будь проклят Гренадерск с его запретами и разрешениями! Отказываюсь быть. В бедламе нелюдей отказываюсь жить. С волками площадей отказываюсь выть. С акулами равнин отказываюсь плыть – вниз, по теченью спин. Не надо мне ни дыр ушных, ни вещих глаз. На твой безумный мир один ответ – отказ!
Зольц. Ай-ай-ай! как Марина Ивановна по Программе проехалась!
Марина Ивановна. Лишь Сад благословляю: ведь он может подарить забвение…
Зольц. Садись поближе к анчару – и вдыхай, вдыхай!
Марина Ивановна (садится к дереву, обнимает его ствол и прижимается к нему щекой). Сок твоего, анчар, плода в плоскодонном ковшике вкусила…
Зольц (снимает со стола стакан в золотом подстаканнике). А я чайку с лимончиком. (Пьет чай, не переставая наблюдать за Флоренской.) «К нему и птица не летит, и тигр нейдет: лишь вихорь черный на древо смерти набежит и мчится прочь, уже тлетворный». (Смотрит на часы.) Через полчасика отмучается. К тому времени Денис Денисыч появится – он репертуар принесет на утверждение. Известие о кончине матери станет для него глубокой моральной травмой. (Нажимает клавишу, изображение гаснет.) А впрочем, туда ей и дорога! Эта женщина должна быть устранена Программой. Никогда не наступит прекрасное будущее, пока по земле ходят люди вроде Флоренской. Гренадерск, так яростно ненавидимый ею, держится, как ни странно, благодаря ее существованию. В этом великий парадокс. К черту ветхую природу! Горе Гренадерску! Как жажду я увидеть огненный столб, в котором сгорит он! И завтра, в полдень… (Становится в позу оперного певца, поет.) «Я же воочью узрел Богов, Илиону враждебных. Грозные лики во тьме. Весь перед взором моим Илион горящий простерся. Вижу: падает в прах с высоты Нептунова Троя».
В кабинет входит секретарь.
Секретарь. Цезарь Антипыч, к вам Эрида фон Керр по личному делу.
Зольц. Очень кстати пришла. Она-то мне и нужна. Зови посетительницу.
Секретарь. Слушаюсь. (Выходит.)
Входит Эрида фон Керр, молодая красивая женщина. Бросается навстречу Зольцу и пытается поцеловать ему руку.
Эрида. Господин Зольц, помогите, будьте милосердны!
Зольц. Что вы делаете? Стыдитесь – такая красавица, и руки целовать! Как Председатель комитета запретов и разрешений, как мужчина, наконец, категорически воспрещаю унижаться.
Эрида. Спасите, от вашего решения зависит моя жизнь: быть или не быть.
Зольц. Дорогая, от меня лично ничего не зависит: я лишь исполнитель, проводник, так сказать, различных предписаний, которые ежечасно присылаются по электронной почте сюда, в КОЗИР. Что Программа скажет, то неукоснительно транслируется мной в гражданское общество. Вы по какому вопросу?
Эрида. По личному.
Зольц. Возьмите себя в руки.
Эрида. Я постараюсь.
Зольц. Ну вот и умница! Дайте-ка слезы вам вытру, по-отцовски. (Достает из кармана платок, вытирает глаза Эриде.) Теперь к делу. Вы изложите суть вопроса. Я сделаю через компьютер запрос в Высшие инстанции, а там видно будет: быть или не быть… Присаживайтесь.
Эрида садится в кресло. Зольц занимает место за компьютером.
Зольц. Вначале назовите ваше имя и фамилию.
Эрида. Эрида фон Керр.
Зольц (печатает). Дата и место рождения.
Эрида. 22 июня 2041 года, город Гренадерск.
Зольц. Завтра у вас день рождения. Поздравляю.
Эрида. Спасибо.
Зольц. Где и кем служите?
Эрида. В Театре, актриса.
Зольц. Сформулируйте кратко ваше ходатайство.
Эрида. Убийство.
Зольц. «Я свистну, и ко мне послушно, робко вползет окровавленное убийство и руку будет мне лизать…»
Эрида. Не убийство, а «злодейство».
Зольц. Смысл одинаковый… Объект убийства?
Эрида. Денис Флоренский, директор Зимнего сада и Театра.
Зольц. Мотив?
Эрида. Я его любила, а он, мерзавец, отверг меня. Я несчастна.
Зольц. «На свете счастья нет, но есть покой и воля». Это во-первых. А во-вторых, вы молодая женщина. Что такое двадцать восемь лет? У вас всё впереди. Мне бы ваши годы! (Печатает.) Конфликт на сексуальной почве. Так и запишем.
Эрида. Таких, как он, следует уничтожать. Это человек без сердца, фанатик. От реальности оторвался, кумира сотворил. Опасный сумасшедший. Своих единомышленников Флоренский называет посвященными, мистами. Они – избранные, остальные – второго сорта. Он меня кровно оскорбил: я сказала, что хочу от него ребенка, а он погнушался…
Зольц. Все в женщине загадка, и все в женщине имеет одну разгадку: она называется беременностью. Да вы не обижайтесь. Это так, к слову пришлось.
Эрида. Есть поговорка: ради красного словца не пожалеет родного отца. Вы не обижайтесь. Это тоже к слову пришлось… Я могу продолжать?
Зольц. Сделайте одолжение.
Эрида. Так вот… Флоренский меня кровно оскорбил: я сказала, что хочу от него ребенка, а он погнушался… с женщинами обращаться не умеет. Одна мать ему по-настоящему близка.
Зольц. Вы уверены?
Эрида. Маменькин сынок: куда она, туда и он.
Зольц. Это вы точно заметили: куда она, туда и он… Так вы актриса в труппе Флоренского. В завтрашнем спектакле заняты?
Эрида. Да.
Зольц. Кстати, в котором часу начало?
Эрида. В двенадцать дня.
Зольц. В полдень. Кого играете?
Эрида. Супругу главного героя.
Зольц. А его кто исполняет?
Эрида. Флоренский.
Зольц. Удостоил вас высокой чести?
Эрида. Вам смешно!
Зольц. Простите.
Эрида. Зачем вы спрашиваете?
Зольц. Мысль пришла в голову. Расскажите вкратце, о чем пьеса.
Эрида. Зен – так зовут героя, которого играет Флоренский, – влюбился в одну девицу, по имени Кори. И она ждет от него ребенка…
Зольц. Скажите на милость!
Эрида. А что здесь такого?
Зольц. Ничего, просто ассоциация мелькнула… Ну, дальше.
Эрида (продолжает)… и она ждет от него ребенка. Моя героиня, Эра, старается всеми силами расстроить эту незаконную связь. Он изменил ей, и она мечтает о мести. (С усмешкой.) Конфликт на сексуальной почве.
Зольц. Значит по пьесе, ей хочется пришить его?
Эрида. Вы правильно поняли.
Зольц (заканчивая печатать). Ну вот! Запрос я сделал. Осталось нажать кнопку «ОТВЕТ». В том случае, если Высшая инстанция приняла положительное решение по вашему ходатайству, на экране загорится слово «ДА». Только предупреждаю: податель ходатайства сам же является исполнителем… Вы понимаете?.. Вы отдаете себе отчет?
Эрида (в волнении) Да, да, да!
Зольц. Готовы?
Эрида. Скорее нажимайте, не мучайте!
Зольц нажимает кнопку. Через мгновение на экране загорается слово «ДА». Пауза. Эрида сидит угрюмая.
Зольц. Что такое, вы как будто не рады?
Эрида. Я не хочу, чтобы он умирал. Я передумала.
Зольц. Вот чудачка! Сама напросилась, а теперь в кусты.
Эрида. Я не преступница.
Зольц. А вы знаете, кого называют преступником?
Эрида. Кого?
Зольц. Новатора, разрушителя старых ценностей – вот кого. Созидающего называют преступником. А он – соль земли. Вы не хотите созидать?
Эрида. Что это такое?
Зольц. Это значит – приближать прекрасное будущее человечества, устраняя все то, что мешает его приходу и торжеству, расчистка почвы, так сказать. Флоренский с его старыми пронафталиненными понятиями – тормоз прогресса, препона, помеха, как и его матушка Марина Ивановна.
Эрида. С ней бы разобраться!
Зольц (смотрит на часы). Не волнуйтесь.
Эрида. Но Флоренский наивен и чист, как ребенок. Святой человек! Он добрый и праведный, как божество. У кого поднимется рука?
Зольц. Ах, поймите же вы: именно в добрых и праведных кроется наибольшая опасность. Сами не сознавая, они ненавидят того, кто пишет новые ценности на новых скрижалях. Они приносят себе в жертву будущее.
Эрида. Кто пишет скрижали?
Зольц. Бог, милочка, Бог, Программа. Никогда не наступит утро нового дня, если не избавиться от людей вроде Дениса Флоренского.
Эрида. Я любила его.
Зольц. Понимаю: тяжело. Вы любили его, и даже сейчас продолжаете… Но, милая, надо превзойти себя. «Учитесь властвовать собой», – сказал поэт. Вы же мужественная, твердая женщина. Все созидающие тверды. Но если ваша твердость не хочет сверкать и резать, и рассекать, – как можете вы когда-нибудь созидать?
Эрида встает, чтобы уйти.
Зольц. Вы хотите уйти?
Эрида. Оставьте меня. Я не смогу… Это была минутная слабость.
Зольц. Не тогда, а теперь – слабость. Испуганы. Дрожите при слове «убийство». Бежите от меня… Хорошо. Поговорим по-другому. Ну-ка вспомните, как он поступил с вами, как отверг вашу любовь, как втоптал святое чувство в грязь.
Эрида. Не напоминайте.
Зольц. Ведет двойную жизнь. Лжив и скрытен как все.
Эрида. Не встречала человека более открытого и искреннего.
Зольц. Чтобы не быть голословным, я дам вам посмотреть одну любопытную запись.
Зольц включает экран. Идет запись разговора, который состоялся в первой сцене между Мариной Ивановной и Денисом Денисычем.
Марина Ивановна. Однажды ты рассказывал, одна из вашей труппы домогалась тебя.
Денис Денисыч. Чего ты вдруг вспомнила?
Марина Ивановна. Ее имя…
Денис Денисыч. Эрида фон Керр.
Марина Ивановна. Как она в постели?
Денис Денисыч. Ничего у меня с ней не было.
Марина Ивановна. Что так?
Денис Денисыч. Злая, подлая баба. Гадюка. Повадки змеиные. Когда она выходит из помещения, кажется, будто уползает. У меня к ней физическое отвращение.
Марина Ивановна. Лучше бы ты переспал с ней… Не нравится слушать? Так ведь я – дурная, порочная. А ты называл меня небом. Остерегайся Эриды, сынок. Ты очень обидел ее…
Эрида (с улыбкой). Слышали, господин Зольц, я – змея. Берегитесь, мой яд убивает.
Зольц. Только не меня. Когда дракон умирал от яда змеи? Что вы скажете по поводу увиденного и услышанного?
Эрида. Скажу, я давно смирилась с тем, как он ко мне относится. Ему ничего не стоило и в глаза обидные вещи сказать. Это старая боль, не более того.
Зольц. Однако это расходится с вашим представлением о нем как о наивном, чистом человеке. Ведь нанес же он вам оскорбление. О какой же чистоте идет речь? Добрый и праведный, как божество! Так это только для окружающих. Открытый, искренний! А мысли с черным оттенком. Не так прост он, как кажется… Вижу, не убедил вас. Значит, то была старая боль, и раны зарубцевались?
Эрида. Совершенно верно.
Зольц. Не хочу причинять вам новые страдания, но ведь нельзя и умолчать. Умолчать – значит обмануть. Ненавижу ложь… Что вы скажете на то, что у Флоренского есть тайная возлюбленная?
Эрида. Ложь. Он маменькин сынок.
Зольц. Как плохо вы разбираетесь в людях!
Эрида. Доказательства.
Зольц. Фрагмент второй. Внимание на экран!
Зольц снова включает экран, на котором Денис Денисыч и Долорес.
Долорес. Я больше не могу выдерживать эту пытку. Надо пойти в Комитет и признаться.
Денис Денисыч. Потерпи, Долорес.
Долорес. Почему мы должны скрывать наш брак?
Денис Денисыч. Разве не унизительно просить разрешения на любовь? А если б в Комитете отказали? Я не собираюсь жертвовать счастьем в угоду им. Так стыдно быть трусом! Чтобы оставаться человеком, надо хоть иногда, хоть в чем-то, идти наперекор общему течению.
Долорес. Даже твоя мать, Марина Ивановна, не знает. Почему ты ей не сказал?
Денис Денисыч. Так лучше для нас.
Долорес. А говорил, что стыдно быть трусом. Скажи правду: ты испугался ее ревности. Ведь она любит тебя. Любит, любит. Молчи, не отрицай.
Денис Денисыч (после паузы). Ты родишь, я спрячу вас с малышом в надежном месте.
Долорес. Спрячешься от них! Они все видят и слышат. Ребенку не позволят родиться, заставят прервать беременность, а тебя… убьют. Я это чувствую. Сердце не обманешь.
Зольц выключает экран.
Зольц. Что скажете?
Эрида (спокойным тоном). Спасибо, господин Зольц. Вы дали мне исчерпывающую информацию. Я и сама догадывалась, что у него кто-то есть. У вас прекрасная база данных.
Зольц (поняв). Ах ты змея подколодная!
Эрида. Нет, вы смешной! Думали, что я согласна сыграть вслепую? Плохо вы знаете женщин.
Зольц. Актриса! Браво, браво! Объегорила старика. Я вас боюсь.
Эрида. Пусть мужчина боится женщину, когда она ненавидит.
Зольц. В женщине есть несправедливость и слепота ко всему, что она ненавидит.
Эрида. Разве прикончить этого барана несправедливость? Вы же сами сказали: в добрых и праведных кроется наибольшая опасность. Они приносят себе в жертву будущее.
Зольц (целует Эриде руки). Умница!
Эрида. Что вы делаете? Стыдитесь, такой высокий пост занимаете – и бабе руки целовать. Как свободная женщина, категорически воспрещаю унижаться.
Зольц привлекает к себе Эриду и страстно целует.
Эрида. А вы хотите отделаться от Дениса, потому что ревнуете к нему ее?
Пауза.
Эрида. Что вы изменились в лице? Я причинила вам боль? А говорил, что дракон не боится яда змеи.
Зольц. Поди прочь!
Эрида. Я уйду, а кто дело сделает? Да ладно вам! (С усмешкой.) Возьмите себя в руки. Ну, вы еще заплачьте. Я вам слезы вытру платочком, по-матерински.
Пауза.
Зольц. Простите меня. Как вы, по сути, правы! Это все непростительная слабость, слабость… Завтра мой самый великий Праздник, а я так и не преодолел себя… Значит, не готов, не готов… Простите, сорвался.
Эрида. С кем не бывает. Итак, вернемся к нашему барану. Приказывайте.
Зольц. По пьесе, герой Флоренского изменил Вашей героине, и она мечтает о мести. Правильно?
Эрида. Правильно.
Зольц. Ее желание совпадает с вашими личными планами. Или я не прав?
Эрида. Сильный прав.
Зольц. Тогда пусть вымысел станет правдой: убей его на сцене во время действия.
Эрида. Вы – гений!
Зольц. «Гений и злодейство две вещи несовместные»…
Зольц идет к бюро, вынимает из ящика два бланка с гербовыми печатями и заполняет их. Подходит к Эриде и протягивает сначала один, а потом другой лист.
Зольц. Это – ордер на убийство господина Флоренского. Прекрасная смерть театрального деятеля – умереть на сцене! Три выстрела в грудь из револьвера. Никого не бойся: тебя будут сопровождать гвардейцы… А это – выписка из протокола заседания Комитета. Зачитаешь публике: постановление гласит, что Сад и Театр подлежат немедленному уничтожению… Свободна.
Эрида направляется к выходу. Зольц останавливает ее.
Зольц. Нет, не туда. Пройдешь по запасной лестнице. (Нажимает кнопку в столе, открывается потайная дверь. Эрида идет, но затем останавливается и резко оборачивается к Зольцу.)
Эрида. А что с его матерью, Мариной Ивановной?
Зольц. Она скоро умрет.
Эрида. Кто ее?
Зольц. Сама. Незаконный, не согласованный с Вашими инстанциями суицид. За это преступление ее труп будет лежать непогребенным в пустыне у дерева анчар.
Эрида. А если кто нарушит указ?
Зольц. Тогда ты убьешь его.
Зольц подходит к столу, берет еще один бланк, пишет.
Подходит к Эриде и отдает ей.
Эрида. А его девчонка? Ведь их связь незаконна. Разве она должна уйти от справедливого возмездия?
Зольц. А ребенок?
Эрида. В женщине есть несправедливость и слепота ко всему, что она не любит.
Входит секретарь.
Секретарь. Цезарь Антипыч, к вам некая Долорес по личному вопросу. Зольц. Впустить. (Эриде.) Стань за портьеру.
Эрида прячется за портьеру. Входит Долорес, начиная взволнованно говорить прямо с порога.
Долорес. Господин Зольц, только не отрицайте, не отрицайте, умоляю, скажите правду: вы хотите убить моего мужа? Только не отрицайте, не отрицайте.
Зольц. Прежде всего, здравствуйте. Во-вторых, не следует так волноваться. Вас, кажется, Долорес зовут?
Долорес. Долорес.
Зольц. Красивое имя.
Долорес. И горькое.
Зольц. Вы, горькая моя, не успели порог переступить, а уж с упреками и обвинениями… Я вам ответственно заявляю: мы никого не убиваем по своему произволу, разве что Высшие инстанции прикажут. (Пауза.) Позвольте, а с чего вы решили, что мужа вашего убьют? И вообще кто ваш муж? Вы говорите откровенно, будьте как дома, присаживайтесь, не стесняйтесь… Да не бойтесь вы!
Долорес. Устала бояться. С ума ведь можно сойти от неизвестности. Не выдержала – и пришла. От отчаяния.
Зольц. От отчаяния становятся храбрыми… А что сделало ваше существование столь невыносимым?
Долорес. Следят.
Зольц. Где?
Долорес. Везде, кругом.
Зольц. Кто?
Долорес. Сотня глаз. Все смотрят, смотрят.
Зольц. Вы больны, у вас мания преследования.
Долорес. А я вам ручаюсь, я поклясться могу… И мужа убьют. Я чувствую, сердце не обманешь… Ну, хотите, я на колени стану – только помилуйте его!
Долорес падает на колени, молитвенно сложив на груди ладони.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.