Текст книги "На коне бледном"

Природа задохнулась, словно от внезапной боли. Охватившее Зейна эротическое возбуждение схлынуло так же внезапно, как и появилось. Заклинание Природы перестало действовать. Зейн разжал руку и вынул ее из тела Природы.

Природа глубоко и судорожно вздохнула, и туман вокруг нее сгустился. Ее невозмутимость несколько уменьшилась.

– Я показала тебе часть моей силы, – тяжело дыша, произнесла она. – А ты показал мне часть своей.

Зейна снова осенило.

– Я тоже имею власть над живым – в какой-то степени!

Зейн вспомнил, как реагировала его клиентка в госпитале – старая женщина, чем-то похожая на его мать, – когда он попытался забрать ее душу. Это было для него ужасным потрясением – впервые извлечь душу из живого тела.

– Да, Танатос. Никто не может помешать инкарнации, занимающейся своим делом, – даже другая инкарнация. Впрочем, нам невыгодно мешать друг другу. Личные силы каждого из нас нерушимы. Никто… – Природа на миг умолкла, бросив на Зейна загадочный и многозначительный взгляд, и глаза ее были словно два окна, распахнутые в бушующую в ночи бурю, – никто не может безнаказанно встать поперек дороги кому-либо из нас.

Откровение Природы потрясло Зейна. Он прежде не понимал, как быстро и специфично она способна воздействовать на него и как он способен воздействовать на нее. И собственная сила удивила Зейна не меньше, чем сила Природы. Но он взял себя в руки и вернулся к прежней теме:

– Итак, ты вызвала меня сюда, чтобы рассказать о чем-то и показать мне что-то, и в то же время воздвигала препятствия у меня на пути. Что на самом деле у тебя на уме?

К ней вернулось прежнее спокойствие. Конечно, Природа была необычайно выносливым и упорным существом.

– Ты встречался с другими.

– Полагаю, ты имеешь в виду другие особые фигуры – Время, Судьбу, Войну? Да, мельком.

– Мы действительно отличаемся от остальных, Танатос, мы – смертные бессмертные. И мы отличаемся друг от друга, но взаимодействуем запутанными, хотя очень существенными способами, влияя на векторы друг друга.

– Векторы?

– Не думаешь же ты, что кто-нибудь из нас полностью свободен? Так же, как векторы силы, высоты над уровнем моря, ветра, температуры, влажности и атмосферного давления, взаимодействуя, определяют, куда упадет брошенный мяч, так и различные относящиеся к делу факторы определяют, как будет идти война, или как будет двигаться холодный атмосферный фронт, или когда закончится дарованная жизнь. Это может казаться случайностью или чьим-то капризом, но лишь потому, что ни один смертный и большая часть бессмертных не в состоянии понять природу действующих сил. Мы не свободны – никого из нас нельзя считать полностью свободным, – но мы обладаем относительной свободой действий, и в этом проявляется разница тех должностей, которые мы занимаем. Каждое воплощение способно в определенной степени противиться другому, если остальные это допускают, но мы предпочитаем не делать этого без веских причин.

Зейну стало любопытно.

– Как можно противодействовать Смерти, даже если Смерть это допускает?

– Судьба может устроить подмену, обрезав нить.

Зейн почувствовал озноб – похоже, такое уже случалось.

– Судьба? Зачем это Судьбе?

– Хронос может приостановить приближение предназначенного.

– Да, но зачем?..

– Марс может подстроить раскол общества, который вообще изменит всю картину.

Природа явно не собиралась отвечать на его вопрос. Однако, похоже, сейчас стоило настоять на своем.

– А как насчет Природы? Какие хитроумные фокусы ты прячешь под своим туманом, кроме сомнительного дара вызывать вожделение?

– Покажи свою душу, – сказала Природа.

– Мою душу?!

Потом Зейн сообразил, о чем идет речь, и вытащил душу танцевавшей девушки. Тогда он машинально засунул свою сумку для душ в карман и лишь сейчас о ней вспомнил.

Природа окутала душу лоскутом тумана.

– Не надо недооценивать силу инкарнаций, Танатос. Когда удалишься отсюда, зайди в склеп и проверь эту душу. Тогда и поймешь.

Зейн положил душу на место. Никаких изменений в ней не чувствовалось. Может, Природа просто блефует?

– Ты притащила меня сюда только из-за этого?

Зеленая Мать рассмеялась, и маленькие клочья тумана поплыли в разные стороны.

– Отнюдь. Я лишь продемонстрировала на примере этой души свое преимущество, чтобы ты научился надлежащим образом и с должным вниманием относиться к тому, что я имею в виду.

– И что же ты имеешь в виду? – нетерпеливо воскликнул Зейн.

– Как ты полагаешь, какой была самая древняя профессия, возникшая среди рода людского? – спросила Природа.

Что ей теперь взбрело на ум?

– Это была женская профессия, – осторожно ответил Зейн.

– Неверно, Танатос. Женщины к такому не допускались. Древнейшая профессия – это шаманы, лекари-колдуны.

– Лекарь-колдун?! – недоверчиво переспросил Зейн. – Да что он мог сделать до возникновения современной магии?

Но, произнеся эти слова, Зейн вспомнил рассказ Молли Мэлоун о древних художниках, расписывавших стены пещер, и об их ныне утраченном умении воздействовать на души животных. Современным достижениям должно было предшествовать практическое изучение магии.

– Шаман – первый представитель свободных искусств. Вождь племени был человеком действия, а шаман – человеком ума. Ему наверняка приходилось нелегко в первобытные времена, когда и магия, и наука работали еще ненадежно, но он был настоящим предвестником будущего. От него произошли те, кто старается понять «почему», а не только лишь «как»: врачи, философы, священники, маги, артисты, музыканты…

– Все те, кто так или иначе связан с Природой, – согласился Зейн, хотя сам он был не вполне уверен, что артисты и художники действительно принадлежат к этой категории лиц. Эти профессии были более субъективны, чем прочие. – Но твое преимущество…

– Это путь.

– Путь к чему? Ничего не понимаю!

– Ты сторонник эволюционизма или креационизма?

– И того и другого, конечно! И что?

– Некоторые полагают, что эти теории противоречат друг другу.

Природа снова сменила тему – такая ее привычка просто-таки бесила Зейна.

– Не вижу никакого противоречия. Бог создал Вселенную за неделю, а Сатана заставил ее развиваться. Таким образом, мы располагаем и магией, и наукой одновременно, что и требовалось. А иначе как это могло произойти?.. Ну так что ты собиралась мне сказать? У меня есть и другие дела.

– Мы боимся неизвестного, – продолжала Природа. – Потому-то человек стремится все объяснить, осветить то, что остается во тьме. При этом его всю жизнь влекут к себе тайна, случай, риск. – Природа бросила на Зейна загадочный взгляд, и он убедился, что она, подобно остальным инкарнациям, знала, как он рисковал деньгами, а потом и самой жизнью. – Человек – любопытное создание, и любопытство может погубить его, но может и многому научить. На сегодняшний день у нас имеются и ядерная физика, и особые заклинания против демонов.

– Причем и то и другое опасно для здоровья! – огрызнулся Зейн. – И еще неизвестно, что опаснее – ядерный взрыв или выпущенные на Землю шеренги демонов Ада. Возможно, на этот вопрос ответит третья мировая.

– Надеюсь, мы сможем получить ответ с меньшими потерями, – сказала Природа. – Хотя мне и не хочется лишать Марса его звездного часа. Но предположим, человечество все же заслуживает спасения.

– Конечно же, оно заслуживает спасения!

– В самом деле? – спросила Природа, обратив на собеседника взгляд своих загадочных бездонных глаз.

Неожиданно Зейн почувствовал сомнение, но загнал его поглубже.

– Давай ради дискуссии предположим, что человечество заслуживает спасения. Какова твоя точка зрения?

– Здесь способно помочь уважение к определенному образу мыслей.

– Помочь предотвратить войну? Но как?

– Путем формирования мыслительного процесса.

– Формирования? – Зейн был раздосадован, однако не хотел показывать, насколько он запутался. Если у Природы есть идея, как тут можно действовать, надо ее понять.

– Человеческое мышление не линейно, – продолжала Зеленая Мать, рисуя в воздухе туманную линию, напоминавшую тающий в небе след самолета. – Хотя последовательное формирование вполне прямолинейно и в определенных обстоятельствах весьма полезно.

Зейн созерцал полосу тумана.

– Последовательное?.. – озадаченно спросил он.

– Представь себе синапсы своего мозга как множество переплетенных отростков, соединяющих голову с хвостом. Твои мысли путешествуют по этим маленьким тропкам. – Природа провела рукой, разделив линию на пять частей.

– Таково последовательное формирование – как поездка по шоссе, от начала до конца.

– А, теперь понимаю. Синапсы соединены в ряды. Полагаю, мы думаем именно таким способом, хотя существуют и альтернативные пути.

– Совершенно верно. Существует целая система альтернативных путей. – Природа стерла туманную полосу, а потом прочертила пять новых, параллельных друг другу. – Таково параллельное формирование – разумеется, очень быстрое и сильное. Фактически оно приводит к некоему выводу, основанному на множестве фактов. Возможно, это самый мощный способ мышления.

– Но он мало распространен.

– Правильно. Ибо он консервативен, продвигается мелкими шагами и не совершает ошибок, в отличие от привычных нам внезапных прыжков понимания, которые дают последовательные построения. Однако он бывает полезен, когда того требуют обстоятельства.

– Может, и так. Но твое…

– Ты временами пользуешься этим типом мышления, – с улыбкой сказала Природа. Она сложила губы трубочкой и выдула колечко тумана, которое кружась взлетело к потолку. – Ты цепляешься за сущности, а они не всегда могут сослужить тебе хорошую службу.

– У меня были проблемы в Чистилище именно потому, что я не цеплялся за сущности! – возразил Зейн.

– Тогда мы получаем творческий склад ума, – весело продолжала Природа, стерев параллельные линии и нарисовав пять линий, расходящихся из одной точки. – Расходящиеся мысли, не связанные рамками текущей ситуации.

– Идущие во всех направлениях, – согласился Зейн. – Но…

– И шизоидный склад ума, – произнесла Природа, рисуя пятиугольник. – Здесь мысли ходят по кругу и никуда не приходят.

– А это чем полезно?

– Это может помочь человеку примириться с уродливой действительностью,

– пояснила Природа.

– Я не понимаю, при чем…

– И, наконец, существует склад ума, склонный к интуиции. – Природа нарисовала в воздухе еще одну фигуру: —III-. – Внезапный прыжок к выводу. Не самый надежный способ, хотя иногда он срабатывает там, где остальные не годятся.

– Пять типов мышления, – сказал Зейн, сдерживая раздражение. – Я уверен, что все это очень интересно. Но что ты собиралась мне сказать?

– Я уже сказала, – спокойно ответила Природа.

– Что ты мне сказала? Ты постоянно уклонялась от темы!

– Какой темы?

Зейн понял, что с него хватит.

– Я не намерен играть в твои игры.

Он направился к выходу из крепости. Природа его не задерживала.

Выбраться из жилища Природы оказалось намного легче, чем туда попасть. Зейн прошел по тропе лишь несколько сот шагов через лес и неожиданно очутился на лугу, так и не наткнувшись ни на озеро, ни на болото, ни на непроходимую чащу. Морт и Луна ждали его.

– Ну и что старушка Природа так настойчиво желала тебе сказать? – лукаво спросила Луна.

– Она не старушка. По крайней мере мне так не показалось.

– Определил с точностью до декады?

– Ты что, ревнуешь? – не без удовольствия спросил Зейн.

Луна оглядела себя, словно проверяя, нет ли на ней камня правды.

– Конечно, нет. И сколько же ей лет?

– Я даже не могу сказать. Она одевается в туман.

– В туман?

– В какую-то дымку, что скрывает все ее тело. Но у меня осталось ощущение молодости, или по крайней мере не старости.

– Природа не имеет возраста.

– Думаю, так оно и есть. Хотя то же самое можно сказать и о Смерти.

Луна жестом собственницы взяла Зейна за руку:

– И я собираюсь присвоить Смерть себе. Так что же, получается, у нее не было для тебя никакого важного сообщения или предупреждения? Если смертным вроде меня этого знать не положено, ты так и скажи.

Зейн принужденно рассмеялся:

– Ничего подобного! Кажется, она просто хотела поболтать.

– Или посмотреть на того, кто теперь занимает важную должность.

– Может, и так. Она говорила о том о сем, об эволюции, о шаманах как о древнейшей профессии, о типах мышления, о том, как другие воплощения могут всякими извилистыми путями помешать мне, если я это допущу. Она посмотрела на душу, которую я подобрал по дороге сюда, и намекнула, что может возродить ее.

– Возможно, она просто над тобой насмехалась, а заодно и присматривалась к тебе, так сказать, снимала мерку. Бывают такие женщины, и Природа наверняка из их числа.

– Пожалуй, – согласился Зейн. – Скоро я узнаю, что она сделала с душой.

– Интересное вышло у нас свидание, – заметила Луна, когда они оказались на спине у Морта.

– Если ты встречаешься со Смертью, то не следует удивляться разным мрачным происшествиям.

Конь взмыл вверх – он знал, куда идти. Луна обняла Зейна и крепко прижалась к нему.

– С тех пор как я познакомилась с тобой, перспектива смерти волнует меня гораздо меньше, – сказала девушка, когда они мчались над миром. – Может быть, именно это мой отец и имел в виду.

Зейн промолчал. Он так и не смог смириться с мыслью, что Луну ожидает ранняя смерть. Что будет с ним, когда она уйдет? Существует ли возможность избежать подобной судьбы? Зейна не беспокоил список отягчающих душу Луны грехов, который будет записан на официальной надгробной плите; Луна – хороший человек.

Морт опустился рядом со зданием, в котором проводились панихиды. Здесь, в Сан-Диего, все еще царила ночь – точнее, раннее утро, – и город окутывала тишина.

Дверь была заперта, но открылась от прикосновения перчаток Смерти – ни одна материальная преграда не могла задержать Смерть. Они вошли вовнутрь и добрались до морга, где хранились, пока не пройдет положенный период ожидания, тела недавно умерших людей. Зейн воспользовался своими камнями, чтобы определить, в каком контейнере лежит тело девушки, умершей во время танца, и выдвинул его. До этого Зейн не догадывался, что если он захочет, то при определенном усилии камни отыщут и лишенное души тело; они обладали куда более широким диапазоном возможностей, чем было известно Зейну.

Девушка лежала в контейнере, совершенно мертвая и довольно неприглядная

– с остекленевшими глазами и подвязанной нижней челюстью. Ее внутренности были удалены, а кровь заменена бальзамирующей жидкостью.

– Вот уж воистину необычное свидание, – пробормотала Луна.

Зейн открыл свою сумку и извлек оттуда душу девушки. Осторожно встряхнул ее, развернул и поместил рядом с телом.

– Ничего большего я не могу сделать…

Душа нырнула в труп. Мгновение спустя обнаженное тело содрогнулось, и глаза приоткрылись. Послышалось хриплое дыхание.

– Она жива! – воскликнула Луна. – Мы должны забрать ее из контейнера!

– Природа не блефовала! – произнес Зейн. – И действительно вернула эту девушку к жизни!

Он обхватил остывшее тело и приподнял его. Оно оставалось застывшим, словно трупное оцепенение еще не прошло, однако девушка была жива и могла двигаться.

Луна помогла ему перенести девушку в более теплое помещение. Они обработали ее руки и ноги, растерли их и вернули им гибкость, но этого было недостаточно. Дыхание девушки стало менее глубоким, а оцепенение не уменьшилось.

– Ее нужно согреть, – сказала Луна. – Иначе она снова умрет. Она слишком долго пробыла в морозильной камере, а заклинание Природы может оказаться краткосрочным. Я прибегну к магии…

– Но это удлинит список твоих грехов! – попытался возразить Зейн.

– Какая разница? Я и так уже обречена попасть в Ад.

Луна достала драгоценный камень.

Зейн не стал мешать ей. Он знал, что Луна сказала правду. В данном случае использование черной магии уже не могло причинить ей серьезного вреда. Что за злая насмешка – увеличить тяжесть своего проклятия, пытаясь сделать доброе дело!.. Иногда Зейну казалось, что в потустороннем мире не существует справедливости.

Камень окружило мягкое голубое сияние. Луна поднесла его к холодному телу девушки; тело тут же потеплело и расслабилось. Сияние коснулось рук Зейна, поддерживавшего девушку, и он почувствовал, что от камня волнами исходит мягкий, но мощный жар.

– Похоже на микроволновую печь! – воскликнул Зейн.

– Да, тут сходный принцип, – согласилась Луна. – Все, что может наука, может и магия, и наоборот. Различны лишь механизмы.

Теперь девушка быстро приходила в себя. Ее дыхание стало более глубоким, а тело – гибким, и к нему вернулся нормальный цвет.

– Ч-что?.. – пробормотала она.

В тот момент когда девушка заговорила, Зейн стоял у нее за спиной и, сцепив руки под грудью, удерживал полумертвое тело в стоячем положении, что было не так-то просто и требовало усилий. Зейн остался стоять, как стоял, хотя ход его мыслей несколько изменился – нет, не в сторону хода мыслей мужчины, который держит в руках обнаженную девушку. Если он отпустит ее, а она обернется и посмотрит в лицо Смерти…

Луна осознала проблему одновременно с Зейном.

– Мы должны найти для тебя какую-нибудь одежду, дорогая, – обратилась она к оживленной.

Зейн продолжал поддерживать девушку, пока Луна осматривала помещение – не прекращая успокаивающе разговаривать.

– Дорогая, некоторое время ты будешь чувствовать себя не очень хорошо. Видишь ли, ты слишком много танцевала и потеряла сознание. Остальные подумали, что ты умерла, и положили тебя в подвал. Поэтому ты так замерзла.

– Замерзла, – согласилась начавшая дрожать девушка.

Луна обнаружила одеяло.

– Закутайся в него. Мы должны объяснить тебе еще одну вещь. Ты близко подошла к грани – настолько близко, что от Смерти потребовали, чтобы он взял твою душу. Однако выяснилось… в общем, она решила не забирать тебя. Так что не беспокойся: Смерть уходит, а не приближается.

– Смерть? – Девушка пока что плохо соображала, но это было вполне понятно.

Зейн отпустил девушку, и Луна помогла ей закутаться в одеяло. Девушка обернулась и впервые увидела лицо Смерти. Она задохнулась от изумления, но не отшатнулась.

– Смерть не забирает тех, кто еще не готов уйти, – успокаивающе сказала Луна. – На самом деле она твой друг, а не враг. Ты сможешь объяснить своим знакомым, что произошло. Мол, ты погрузилась в сон так глубоко, что увидела Смерть, которая прошла мимо. Хотя это принесет тебе сомнительную известность.

– О да, – слабо кивнула девушка. – Рада с вами познакомиться. Смерть. Я много о вас слышала.

Взволнованной она не выглядела.

В должное время Зейн и Луна отвели девушку к друзьям, которые встретили ее как восставшую из мертвых.

– И держись подальше от подозрительных танцевальных туфелек, – напутствовала ее Луна на прощание.

Они вернулись на Морте обратно в Кильваро, промчавшись галопом по предрассветному небу.

– Замечательное свидание, – повторила Луна, поцеловав Зейна на прощание. – Не должны ли мы назвать это любовью?

– Любовью? – неуверенно переспросил Зейн. Чувство, которое он испытывал к Луне, было более глубоким, чем к какой-либо женщине прежде, но не было пылким.

Луна нахмурилась.

– Нет, пока еще нет, – она улыбнулась чуть печально. – Возможно, все еще впереди.

9. БЮРОКРАТИЯ

Зейн отправился на работу – ликвидировать отставание. Он понемногу набирался опыта и теперь уже чувствовал, когда кто-то готов отдать душу, даже не прибегая к помощи Часов Смерти. К тому же он обнаружил, что все чаще задумывается о природе своей должности. Смерть была не бедствием, а необходимой частью жизни, переходом к Послежизни. Трагедия заключалась не в смерти как таковой, а в преждевременной смерти, приходящей раньше, чем нить дарованной жизни завершится естественным путем. Очень многие люди сами укорачивали отпущенный им срок – например самоубийством, совершенным в состоянии наркотического опьянения или в результате вмешательства черной магии. Да и сам он был настолько глуп, что пытался покончить с собой из-за ухода женщины, которая, в сущности, его уже не интересовала.

Зейн осознал, что он на самом деле не жил, пока оставался живым. В смерти он родился заново.

Теперь, втянувшись в новую работу – работу Смерти, – он стал верить, что в состоянии выполнять ее хорошо. Дело было даже не в расширившихся способностях, а в намерениях. Возможно, предшественник Зейна мог работать и лучше – но не стремился. Зейн был хуже подготовлен, зато очень хотел все делать правильно. Он не собирался быть жутким, вызывающим ужас призраком; он попытается сделать необходимый переход от жизни к Послежизни легким для всех. Почему этого нужно бояться?

Конечно, Зейн все еще проходил свой испытательный срок. Если высшие силы не одобрят его работу, личное соотношение добра и зла в Зейне пострадает, и, после того как он покинет свою должность, его будет ждать Ад. Но, насколько было известно Зейну, ни одна из сил не может сместить его с занимаемой должности. По крайней мере до тех пор, пока он будет осторожен. Так что, если он хочет погубить свою душу, он может продолжать в том же духе до бесконечности, выполняя работу хорошо.

Да, это было так.

– Чертова Вечность! – ругнулся Зейн. – Я прав и делаю то, что должен. Пускай Бог меня проклянет или Сатана благословит, но я хочу знать, что вершу правосудие честно.

Неожиданно Зейн почувствовал себя гораздо лучше; сомнения были побеждены.

Нынешний клиент Зейна находился под землей неподалеку от Нэшвилла, столицы музыки кантри. Для Морта, способного свободно проходить сквозь землю, не составило ни малейшего труда доставить наездника в нужное место. Зейн увидел слой песка, гравия и разных пород камня, прежде чем добрался до наклонной шахты, прорезающей угольную жилу, и дошел до небольшого штрека, в котором недавним обвалом замуровало двоих горняков. Для них не осталось никакой надежды. Воздуха было мало, а спасателям требовался не один день, чтобы пробиться к тем, кого застиг обвал.

В шахте царила непроглядная темнота, но Зейну все было хорошо видно. Похоже, новая должность придала Зейну магическое зрение, так что обычная темнота не могла помешать ему видеть, что творится вокруг. Шахтеры лежали у образованной завалом стены, сберегая силы и дыхание. Они знали, что отсюда выхода нет.

– Привет, – сказал Зейн, чувствуя себя очень неловко.

Один из шахтеров повернул голову. Его зрачки расширились в усилии что-нибудь рассмотреть, и, конечно, Зейн магическим образом стал видимым.

– Ни черта не видно, – пробормотал шахтер, – но, похоже, мы скоро сведем счеты с жизнью.

Второй, разумеется, посмотрел в ту же сторону и увидел Зейна.

– Череп под капюшоном! Это Смерть!

– Да, – сказал Зейн. – Я пришел за одним из вас.

– Ты пришел за нами обоими, – сказал первый шахтер. – У нас осталось воздуха на час, а может, и меньше.

Зейн взглянул на свои часы:

– Меньше.

– О Господи, как не хочется умирать! – сказал второй шахтер. – Я понял, что надежды нет, как только услышал обвал. Так или иначе, мы давно уже жили взаймы, ведь компания не обращала внимания на нарушения правил техники безопасности. Было бы у меня побольше ума, я бы уже давно послал к чертям эту работу!

– Ну и куда бы ты пошел? – спросил первый шахтер.

– Да никуда, – вздохнул второй. – Сам виноват – не приобрел никакой другой профессии. – Он снова взглянул на Зейна. – Сколько времени осталось?

– Девять минут, – ответил Зейн.

– Хватит, чтобы исповедоваться.

– Что?

– Исповедуй меня. Это последнее таинство моей религии. Я никогда не был хорошим верующим, но я хочу попасть на Небеса.

Второй шахтер хрипло рассмеялся:

– Я знаю, что я туда не попаду!

Зейн присмотрелся к камню греха.

– Ты попадешь на Небеса, – сказал он первому шахтеру. – А ты под сомнением. Поэтому я должен забрать твою душу лично.

– Под сомнением? А что это значит?

– Твоя душа балансирует между добром и злом, потому точно не определено, пойдешь ты на Небеса, в Ад или будешь некоторое время пребывать в Чистилище.

Шахтер рассмеялся:

– Это уже хорошо!

– Хорошо?

– По крайней мере я хоть куда-нибудь денусь. Я не боюсь Ада. Я его заслужил. Я обманывал жену, обворовывал правительство… Назначь цену. Я готов платить.

– Ты не боишься Ада?

– Я боюсь лишь одного – оказаться навечно замкнутым в ящике вроде этого, когда воздух уходит, а ты совершенно беспомощен. Я буду находиться здесь еще час, но не вечно. Меня не волнует, что еще со мной произойдет, если только я выберусь отсюда.

– А меня волнует! – сказал первый шахтер. – Я так напуган, что скоро не смогу говорить внятно!

Зейн задумался. Он понял, что умирающий нуждается в том, чтобы кто-нибудь поддержал его в этот момент, не оттолкнул. Зейн решил попытаться помочь.

– Я пришел сюда за одним из вас, находящимся на чаше весов, однако полагаю, что другой больше нуждается в моих услугах.

– Да, лучше помоги ему, – посоветовал клиент, пребывающий в неустойчивом положении. – Не скажу, что мне нравится умирать, но, думаю, я как-нибудь с этим справлюсь. Я знал, на что иду, когда нанимался на эту работу. Может быть, мне понравится в Аду.

Зейн присел рядом с первым шахтером.

– Чем я могу тебе помочь?

– Я же сказал – исповедуй меня. Это будет лучшая помощь.

– Но я не священник. Я даже не принадлежу к твоей церкви.

– Ты – Смерть. Ты можешь это сделать!

Возможно, возможно…

– Тогда я буду слушать и судить твои прегрешения – хотя и так уже знаю, что они невелики.

– Один грех, – беспокойно заговорил шахтер. – Один грех не дает мне покоя многие десятилетия. Моя мать…

– Твоя мать! – произнес Зейн, содрогнувшись.

– Я думаю, что убил ее. Я… – шахтер запнулся. – Эй, Смерть, с тобой все в порядке? Ты выглядишь бледным даже для Смерти.

– Я понимаю, что значит убить мать, – ответил Зейн.

– Это хорошо. Она… Я был тогда подростком… Она попала в больницу, и…

– Я понимаю, – повторил Зейн и взял шахтера за руку. Он знал, что его одетые в перчатки руки на ощупь кажутся костями скелета, но шахтер не отдернул руки.

– У нее был рак, и я знал, что она испытывает сильную боль, но…

Зейн сжал его руку.

Успокоившись, шахтер продолжал:

– Я приходил к ней, и однажды она попросила меня выйти из комнаты и прочитать, что там написано, – ну, знаешь, что пишут на двери. Я вышел и посмотрел, и там было что-то написано, но я не мог прочитать. Наверно, это была латынь. Я пошел обратно и сказал ей об этом, и она спросила, не такое ли слово написано, и произнесла его по буквам. Я подтвердил, что действительно такое, и удивился, откуда она это знает, и она поблагодарила меня. Я думал, она довольна.

Шахтер судорожно вздохнул.

– А на следующее утро мать была мертва. Врач сказал, что она словно сдалась ночью и умерла. Никто не знал, почему это произошло, ведь она так упорно сражалась за жизнь. Но я задумался и вспомнил о слове на латыни, которое я сказал ей, – оно значило «неизлечима». Я сказал, что ей больше не на что надеяться, и она перестала пытаться выжить. Я убил ее.

– Но ты же не знал! – попытался возразить Зейн.

– Я должен был знать! Я должен был…

– Тогда ты оказал ей услугу. Остальные скрывали от нее правду и заставляли несчастную продолжать жить и терпеть боль. Ты избавил ее от сомнений. – Говоря это, Зейн обращался скорее к себе, чем к шахтеру. – Это не грех.

– Нет! Я не должен был допускать, чтобы она узнала!

– Ты бы предпочел продлить ее жизнь при помощи лжи? – спросил Зейн. – И тогда твоя душа была бы чище?

– Если бы ты был на моем месте…

– Да перестань же! – вмешался второй шахтер. – Ты виноват только в невежестве, и ни в чем больше. Я даже не уверен, что там было написано именно это латинское слово, а не другое.

– Откуда тебе знать? – огрызнулся первый шахтер. – Ты на моем месте не был!

– Пожалуй, не был, – с кривой усмешкой согласился второй шахтер. – Я вообще не знаю, кто моя мать.

Первый шахтер запнулся.

– Может, и так, – уступил он. Похоже, сделав эту уступку, он в то же время представил себя на месте другого. Он хотя бы знал свою мать и заботился о ней.

– Нет, я не философ, – сказал второй шахтер. – Я всего лишь грешник. Но не исключено, что если бы у меня была такая мать, как у тебя, то и я мог бы быть лучше. Так послушай же того, кто не имеет никакого права это говорить: ты должен вспоминать свою мать не с чувством горя или вины, а с благодарностью за всю ту радость, которую она дала тебе, пока была жива, и за то, что она направила тебя к Небесам, а не к Аду.

– Для грешника ты удивительно глубоко понимаешь суть вещей! Но если бы только я мог помочь ей прожить подольше…

– Подольше жить в ящике, из которого уходит воздух? – спросил другой.

– Я согласен, – кивнул Зейн. – Ее жизнь подошла к концу. Подобные вещи идут путями, недоступными пониманию смертных. Твоя мать знала об этом, хотя ты и не знал. Если бы существовала возможность выжить, она могла бы продолжать сражаться – ради своей семьи, ради всего того, что она могла еще сделать на земле. Но этой возможности не было, и она предпочла больше не мучить себя. Она отложила жизнь в сторону, как ты мог бы отложить испорченный инструмент, вышла из мрака глубин собственной души и взошла к сиянию Небес.

– Я не уверен…

Дыхание первого шахтера стало судорожным – в воздухе оставалось мало кислорода. Похоже, он тяжелее переносил мучения, чем его товарищ. Зейн не испытывал никаких затруднений; очевидно, магия поддерживала его и здесь. Он все еще продолжал делать открытия, касающиеся работы Смерти.

– Ты встретишься с ней там, – промолвил Зейн. – Там, на Небесах. И она поблагодарит тебя.

Шахтер не ответил. Зейн отпустил его руку и повернулся к другому, который был его настоящим клиентом.

– Ты уверен, что я ничего не могу для тебя сделать?

Шахтер на мгновение задумался.

– Знаешь, я – циник, но, думаю, я всю жизнь искал в жизни какого-то смысла или, по крайней мере, пытался ее понять. В голове у меня крутится одна песня, и она вроде как держит меня. Наверно, это что-то значит, да только не знаю, что именно.

– Я не слишком искусен в разгадывании тайного смысла, – сказал Зейн. – Но попробовать можно. Что за песня?

– Я не знаю ее названия и вообще ничего о ней не знаю. По-моему, это какая-то старая песня китобоев. Может быть, в моих жилах течет их кровь. Там поют, насколько я помню, что-то вроде: «…и кит взмахнул хвостом, и лодочка разбилась, и я потеряла своего милого, и он никогда не приплывет обратно, о великий Боже! И он никогда не приплывет обратно». Вот это «великий Боже» почему-то берет за душу. На самом деле Бог мне без разницы, но я чувствую душевное волнение, а почему – не знаю.

Зейн заподозрил, что шахтер думает о Боге гораздо больше, чем признается даже самому себе, однако оставил это объяснение при себе.

– Песня выражает крик души, – сказал Зейн, заинтересовавшись услышанным отрывком. В нем действительно было чувство, напоминающее горькие рыдания убитой горем вдовы. – Это протест. «Великий Боже!» Почему так случилось? Кораблекрушение или обвал в шахте. Великий Боже!