Текст книги "Атака седьмого авианосца"

Дэйл нежно поцеловала его в щеку, и он шагнул за дверь.

5

– Один человек убит, у двоих – переломы лучезапястного сустава, еще у двоих – основания черепа, и у четверых – нижней челюсти, – говорил капитан полиции Камагасуо Кудо, стоя перед письменным столом адмирала Фудзиты.

Брента вместе с Азумой Куросу и Кензо Накаямой вызвали в адмиральский салон через пять минут после того, как полицейский офицер появился на борту. Там уже находились Йоси Мацухара и старик Кацубе. Адмирал и престарелый начальник его штаба сидели, остальные стояли навытяжку: Брент и Йоси – справа у стола, Куросу и Накаяма – у самых дверей, а капитан Кудо – посередине салона, перед адмиралом, которому не хватало только мантии, чтобы иллюзия судебного разбирательства была полной.

– Убит? – переспросил Брент. – Я его оставил живым.

Капитан Кудо, приземистый, тучный человек средних лет, оглядел рослого американца с головы до пят:

– Он получил удар, перебивший ему трахею, и умер от удушья. А вы, как я понимаю, – Брент Росс, «янки-самурай»?

Брент сверху вниз посмотрел на капитана, который до такой степени был придавлен тяжким бременем своих обязанностей, что напоминал старого краба чудовищной величины, бочком пробирающегося по песку на дне аквариума.

– Да, так называют меня журналисты.

– Вы склонны к насилию, лейтенант. Помимо вчерашнего дела, вы два года назад в драке одного человека убили, другому нанесли тяжкие телесные повреждения, от которых он ослеп, а в прошлом году хладнокровно расстреляли беспомощную женщину.

– Беспомощную женщину? – вскричал Фудзита, пытаясь привстать. Однако старые ноги не слушались, и он, опять опустившись в кресло, бросил сжатые кулаки на дубовую столешницу. – Эта террористка собиралась взорвать доковые кильблоки и уничтожить «Йонагу»! А Брент Росс подвергся нападению и защищал свою жизнь. Тогда его спас подполковник Мацухара и патрульный наряд. Лейтенант был ранен и мог истечь кровью. И той ночью рядом не оказалось ни одного полицейского – все они появились наутро, когда опасность миновала. Явились снимать показания! И вчера у проходной не было полиции, хотя вы отлично знали о готовящейся манифестации. Сколько это будет продолжаться!

– Нас не вызывали, господин адмирал.

– Так что – прикажете мне звонить в полицию и ждать, пока вы приедете?

– Именно так, господин адмирал. Надо подчиняться закону. Мы призваны защищать его.

На пергаментных синеватых щеках Фудзиты проступил гневный румянец, костлявый кулачок снова ударил по столу.

– Я никому не подчиняюсь! И не смейте мне указывать! Скажите лучше, где вы были вчера, когда банда негодяев напала на моих людей и женщину, которую они сопровождали?! Видели вы поблизости хоть одного полицейского, Росс?

– Нет, сэр.

– Господин адмирал, мы не поспеваем всюду. Вчера проводились демонстрации на Гинзе, пикетирование у ограды императорского дворца…

– Не надо мне рассказывать от трудностях токийской полиции – я их отлично знаю без вас. Я окажу вам содействие, – по губам Фудзиты зазмеилась усмешка, сбившая капитана с толку: он подумал, что найдет с неистовым стариком общий язык. Но Брент знал, что на уме у адмирала другое. – Да-да, я пойду вам навстречу! Я поставлю пулеметы у автомобильной стоянки, а в кабину каждого тягача, который подвозит необходимые «Йонаге» грузы, посажу по матросу с винтовкой! И тогда ваша полиция, получающая несуразно высокое жалованье, сможет, ни на что больше не отвлекаясь, бдительно охранять дамские сортиры в парке Уэно!

– Господин адмирал, это будет грубым нарушением закона. Пулеметы и автоматические винтовки не могут вноситься в пределы Большого Токио.

– Увидите, капитан, как они не могут! Превосходно смогут! И, предупреждаю, не пытайтесь мне воспрепятствовать! – морщины на лице Фудзиты стянулись в жесткую угрожающую гримасу.

Капитан обреченно вздохнул, но по голосу его было понятно, что он не собирается капитулировать:

– Господин адмирал, я знаю: ваш корабль – единственное, что заслоняет Японию от мирового терроризма. Без вас, без «Йонаги» мы все давно уже были бы под пятой Каддафи. – Фудзита кивнул и откинулся на спинку кресла. – Но, господин адмирал, ваше судно – это же не суверенное государство! В Японии есть законы, есть полиция, которая следит, чтобы они не нарушались, есть Силы самообороны. Вы не можете попирать и игнорировать законы страны! У вас нет на это права!

Фудзита, как обычно, принялся крутить и дергать седой волос на подбородке.

– Есть! Я – здесь последняя инстанция и высший судья. Я устанавливаю законы для «Йонаги». Я отдаю приказы своей команде, и, имейте в виду, капитан Кудо, никто безнаказанно не сможет напасть ни на одного из моих людей и ни одна смерть не останется неотомщенной. Вы же японец! – продолжал он, сверля капитана глазами. – Как же вы могли позабыть о священной необходимости мести?! Вспомните, чему учит «Хага-куре». – Он похлопал по кожаному переплету лежавшей перед ним книги. – «До тех пор, покуда враги, которым ты не отомстил, пляшут вокруг тебя, подобно демонам, ты обречен вкушать бесчестье и пить позор».

Капитан переминался с ноги на ногу, а когда заговорил, в голосе его звучало страдание:

– Вы несправедливы, господин адмирал. Я ничего не забыл и не мог забыть. Но граждане города Токио платят мне за то, чтобы я охранял закон.

Фудзита раздраженно отмахнулся.

– И на здоровье. Но предупредите своих коллег, чтобы не становились у нас на пути. Команда «Йонаги» ни к бесчестью, ни к позору не привыкла. Здесь служат самураи, которые чтят бусидо и следуют предначертаниям императора.

– Император готовится к хогьо.

Брент, прилично говоривший по-японски, не понял последнего слова, но по смыслу разговора и по выражению лица капитана догадался, о чем идет речь. «Хогьо», очевидно, выражало высшую степень почтения и применялось исключительно по отношению к Сыну Неба старыми японцами, еще чтившими древние обычаи. На корабле говорили по-английски. Фудзита ревностно следовал этой традиции, которая повелась еще с конца прошлого и начала нынешнего веков – с той поры, когда создавался японский флот, взявший себе за образец флот британский, а в качестве инструкторов – британских офицеров. На «адмиральском верху» вообще почти никогда не слышалась японская речь, однако Брент бывал и в кубриках, и в орудийных башнях, и на ангарной палубе, а потому научился различать три степени почтения – при обращении к нижестоящему, в беседе с равным и с тем, чье положение выше. В английском, естественно, не имелось эквивалента для понятия «хогьо», и трепет при упоминании императора заставил капитана перейти на родной язык и использовать четвертую и высшую степень, применяемую только по отношению к микадо. Он никак не мог позволить себе сказать «Император при смерти» или «Дни императора сочтены».

Фудзита, однако, ломать себе голову над иносказаниями не стал:

– Это невозможно. Он – бог, а потому просто перейдет в другое существование. Вам бы надо это знать.

– Да, конечно, господин адмирал. И тем не менее он – готовится к хогьо.

– Наследный принц Акихито следует бусидо так же неукоснительно, как его августейший родитель. Он будет верен традиции, – адмирал снова похлопал по переплету «Хага-куре». – Япония никому не покорится.

Кудо снова принялся беспокойно переминаться с ноги на ногу, и Брент понял, что, не кончив своего щекотливого дела, он не уйдет. «Этот капитан – не робкого десятка», – подумал он. А Кудо взглянул прямо на него:

– Вы – последователь Кенсея, лейтенант?

Странный вопрос был рассчитан на то, чтобы застать американца врасплох, но Брент ответил так, словно ждал его, и в свою очередь озадачил капитана:

– Вы про Миямото Мусаси, прозванного «Кенсеем»?

– Этот славнейший из самураев жил четыре сотни лет назад! – нетерпеливо вмешался адмирал. – Какое отношение он имеет к лейтенанту Россу?!

Кудо, по-прежнему не сводя глаз с Брента, объяснил:

– Мусаси – основоположник кендо, одного из видов боевых искусств. – Брент первым из присутствующих догадался, куда клонит полицейский, а остальные пребывали в растерянности. – Кендо учит…

Фудзита, тоже раскусивший намерение Кудо, прервал его на полуслове:

– Кендо учит духовному отношению к жизни, почитанию старших, трудолюбию, неустанному самосовершенствованию, насыщенности каждой минуты…

– А также тому, как молниеносно поражать врага палкой, дубиной, ружьем и всем, что попадется под руку, – подхватил капитан. – Указывает, какие точки в человеческом теле наиболее уязвимы. Это верхняя часть головы, челюсть, правая часть туловища и, разумеется, горло. Я вам уже сообщил, господин адмирал, что пострадавшие во вчерашнем столкновении у проходной получили удары именно в эти области. Гортань погибшего, по заключению экспертов, была раздроблена так, как это мог бы сделать человек, превосходно владеющий техникой кендо.

Теперь Бренту, Куросу и Накаюме стало ясно, что японца с ножом ударом ноги убила Дэйл Макинтайр, но, не сговариваясь и даже не переглянувшись, они мгновенно решили: никакого содействия полиции в уличении американки или кого-либо еще. Истину будут знать они трое – и никто больше. Самураю следовало поступать именно так. На кону стояла их честь. Караул и старшина Йоситоми тоже будут молчать как рыбы, да они, вероятно, и не заметили этого выпада – Дэйл провела его поистине молниеносно. Все свидетельства будут исходить от пикетчиков, а опознать с их помощью убийцу полиция не сумеет.

Старшина Куросу сделал шаг вперед:

– Я чемпион «Йонаги» по кендо.

– Это вы нанесли удар, от которого пострадавший скончался?

– Может, и я.

– Что это значит? Вы не уверены?

– Свалка была… – пожал плечами старшина.

– Я его ударил, – подал голос Накаяма.

– Оба ошибаются, капитан, – выступив вперед, сказал Брент. – Теперь я вспоминаю, что ударил его именно я и даже скажу, чем именно…

Фудзита не скрывал своего удивления, а Кудо – огорчения.

– Ну довольно! – сказал он. – Старшина, вас я задерживаю до выяснения обстоятельств.

Фудзита дернул щекой:

– Отважный вы человек, капитан Кудо, отважный до дерзости.

– Я, господин адмирал, выполняю свой долг.

– Выполняйте его где-нибудь в другом месте. Старшина первой статьи Азума Куросу остается на судне.

– Господин адмирал, позвольте вам напомнить, что общегражданское законодательство в подобных случаях имеет приоритет над военным.

– Ничего мне напоминать не надо. – Он постучал косточками одного кулака о косточки другого, и по его лицу Брент понял, что адмирал наслаждается происходящим. – Вам ведь уже было сказано, кто на корабле обладает всей полнотой власти, в том числе и юридической. Право судить, карать и миловать здесь принадлежит мне. Старшина первой статьи Куросу, я нахожу вас виновным в нападении на гражданское лицо, объявляю вам замечание и запрещаю… до конца дня спускаться в трюм.

Вызывающе нелепый приговор был встречен откровенным смехом.

– Господин адмирал, я протестую! – дрожа нижней челюстью, взорвался капитан. – Это издевательство!

– Ваше право протестовать, а мое – выносить решение.

Кудо круто повернулся к двери.

– Я вас не отпускал, капитан.

Кудо сделал два шага по направлению к двери, и тут его с двух сторон схватили Мацухара и Брент, заломили ему руки назад и вздернули вверх, так что ноги его заболтались в воздухе. Потом развернули и с размаху опустили на палубу перед адмиральским столом.

– Вы не имеете права! – крикнул он, побагровев.

– Это мой корабль. Я здесь хозяин. Прежде чем выйти из моего салона, надо спросить разрешение. У меня. Вам ясно? – Кудо издал какой-то невнятный звук: гнев душил его. – Вам ясно, я спрашиваю?

– Ясно, – прохрипел полицейский.

– В таком случае обратитесь как положено.

– «Разрешите идти…» – негромко сказал Брент, нагнувшись к его уху, ставшему похожим на алый капустный лист.

– Разрешите… идти? – с запинкой выговорил капитан.

– «Господин адмирал», – продолжал Брент.

– Господин адмирал, – повторил тот.

Фудзита фыркнул от удовольствия.

– Разрешаю.

Полицейский, сопровождаемый смехом, покинул каюту.

– Все свободны. Подполковник Мацухара, лейтенант Росс, прошу задержаться.

Адмирал ткнул пальцем в желтый бланк расшифрованной радиограммы, в силу непостижимого свойства своего ума уже забыв о полицейском и берясь за новое дело.

– Я получил дополнительные сведения о присутствии арабов на Марианских островах. – Он коротко глянул на Йоси. – Их части заняли и Сайпан и Тиниан. На Сайпане – усиленный батальон, Пятый специальный саперный, на Тиниане – Седьмая парашютно-десантная бригада.

– Так точно, господин адмирал. На последнем совещании приводились эти данные, – напомнил Йоси.

Взгляд адмирала на миг принял сердито-растерянное выражение. Память, слабеющая старческая память была его самым уязвимым местом, единственной уступкой годам. Но он тут же справился с собой и заговорил как ни в чем не бывало:

– Повторяю, это отборные, элитные войска, «коммандос», а не обычная для арабов трусливая свора.

Вот это действительно было новостью.

– Наемники, сэр? – спросил Брент.

– Да. Немцы, русские, англичане, французы… – Он помолчал и с гадливой гримасой, исказившей его лицо, добавил: – Американцы и японцы.

– Но АДД нет?

– Никаких самолетов вообще не замечено.

– А где же истребители Розенкранца? – спросил Мацухара:

– Я сам ломаю над этим голову. Исчезли бесследно. Агентура утверждает, что они снялись с прежней базы. Где они сели – вот вопрос.

– Господин адмирал, а может быть, теперь, после того как один авианосец выведен из строя, у них просто не хватает сил и тылового обеспечения, чтобы противостоять израильским ВВС, проводить учебные полеты палубной авиации да еще держать мощную истребительную группу на Марианах? – предположил Брент.

– Верно, – кивнул Фудзита. – Потери у них тяжелые.

– Однако в ГДР строят новые «Мессершмитты», «Даймлер-Бенц» разрабатывает новый двигатель, а за пилотами, которым пообещают миллион в год, дело не станет, – сказал Мацухара.

– Знаю, знаю. И все же они дали нам передышку. Усильте тренировки, Йоси.

– Горючее, господин адмирал! Где взять горючее?!

Лицо адмирала просветлело.

– Насчет этого есть отрадные новости: нас обеспечат горючим за счет Сил самообороны. Им после атаки авианосца срезали лимиты.

– Это другое дело, – просиял и Мацухара. – Тогда можно летать и использовать для тренировок каждую свободную минуту. – Господин адмирал, единственный способ уничтожить арабов на Марианах – морской десант. Высадиться и перебить их всех до единого.

Фудзита поглядел на него:

– Забавно: мы с вами мыслим в одном направлении. Да. Конечно! Только морской десант! Высадка!

– Но у нас нет морской пехоты, господин адмирал, – сказал Йоси.

– И это верно. – Он похлопал по лежавшей на столе папке. – Совершенно секретно. Мы ее создаем. Три полка штурмовых десантников, дивизион тяжелого оружия и танковый батальон. Только добровольцы. Под моим командованием.

– Но мы же в ведении Департамента парков!

– Морскую пехоту обучают под эгидой Сил самообороны в районе Нариты.

– Сэр, у нас нет десантных судов, – сказал Брент, – а по вашим словам получается, что высаживать придется чуть ли не дивизию.

– У Сил самообороны имеются три малых танкодесантных корабля типа «Миура» и один – типа «Ацуми».

– Сэр, – не дал ему договорить Брент, – я прошел курс обучения боевым действиям по высадке морского десанта и знаю что говорю. Нам необходимы ДГТ[10]10
  Десантный грузовой транспорт.


[Закрыть] и ДВТ[11]11
  Десантный войсковой транспорт.


[Закрыть], опытные офицеры. Четыре десантных катера дивизию не поднимут.

– Я знаю все это, лейтенант, – ответил адмирал и снова похлопал ладонью папку на столе. – Мы предпринимаем шаги в этом направлении. На Гудзоне стоят на приколе американские суда, отобранные для нас ЦРУ. Этим занимается адмирал Аллен. В скором времени мы пошлем туда нескольких офицеров.

– Отлично! Отлично! – в один голос воскликнули Брент и Мацухара.

Адмирал несколько минут молча барабанил по столу. Брент понял, что он уже размышляет над чем-то еще.

– Йоси-сан, – наконец с несвойственной ему мягкостью произнес он. – Вы не отказались от своего намерения и по-прежнему просите разрешения на харакири?

– Не отказался, господин адмирал. Прошу.

– И причина этого – женщина. Женщина, которую вы любили и которая стала жертвой террористов в парке Уэно.

– Да. Она погибла по моей вине. Я был беспечен и неосмотрителен…

– Нет, Йоси, – вмешался Брент. – Виноват я.

– При чем тут ты? – едко ответил летчик. – Ты, что ли, должен был на ней жениться? Ты сопровождал ее?

Адмирал движением ладони заставил обоих умолкнуть.

– Подполковник, вы – командир палубной авиации на моем корабле и лучший в мире истребитель. Мы многих, очень многих потеряли: неустрашимые души сотен наших самураев вошли в храм Ясукуни. – Глаза его стали похожи на кусочки влажного угля. – Я не разрешаю вам самоубийство. Вы нужны императору, Японии и «Йонаге».

– Есть, ясно, – выпрямился Мацухара. – Там, – он показал вверх, – там я обрету смерть. Это будет справедливо. Летчик-истребитель должен погибать в небе. Ближе к богам.

Фудзита глянул туда, куда указывал его палец:

– Смерть легка как флюгер, Йоси-сан…

– А долг – тяжелей горы, – подхватил Мацухара цитату из рескрипта одного из императоров эпохи Мэйдзи.

– С такими плечами, как у вас, никакая ноша не страшна. Даже «Йонага». А она ведь потяжелей Фудзиямы.

– Благодарю, господин адмирал, – летчик взглянул на часы, висевшие на переборке за столом адмирала. – Разрешите идти? У меня сейчас учебные полеты в международном аэропорту. Адмирал кивнул, и Мацухара повернулся к двери.

– Имейте в виду, Йоси-сан, – сказал адмирал вслед. – Я усилил охрану аэропорта ротой матросов при трех тяжелых пулеметах и минометном расчете.

Мацухара впервые за все это время улыбнулся.

– Капитан Кудо будет просто в восторге.

Когда дверь за ним закрылась, адмирал надолго взял Брента на прицел своих узких глаз.

– У вас бешеный темперамент, лейтенант.

– Знаю, сэр.

– Это может помочь вам в жизни, а может и лишить вас ее. Характер у вас отцовский.

– Он его и погубил.

– Я хотел вам напомнить об этом, Брент-сан. И еще хотел сказать вам, что вчера у проходной вы вели себя как настоящий самурай – в лучших традициях бусидо.

Брент улыбнулся:

– В сомнении – избирай битву. Нападай первым, даже если перед тобой тысяча врагов.

Пергаментное-лицо дрогнуло в неожиданно добродушной улыбке, и адмирал раскатился дробным и сухим стариковским смехом:

– Я вижу, вы всерьез штудируете «Хага-куре» и берете оттуда самое важное. Похвально, Брент-сан.

Брент был озадачен – приветливое выражение странно было видеть на этом сурово-замкнутом лице. Его вдруг осенило: он просто-напросто приятен адмиралу. Нелегко было осознать ту мысль, что этот виднейший флотоводец, одаренный стратег и блистательный тактик, этот осколок минувшего, ходячая реликвия, умевшая тем не менее завоевать совершенно собачью преданность своих подчиненных и восхищение всего мира, – относится к нему с глубоко затаенной ласковой симпатией. Более того – с уважением.

Пока все эти мысли проносились у него в голове, улыбка исчезла с лица Фудзиты, теплые искорки в глазах померкли. Он стал неузнаваем, как хамелеон, и в голосе его звучала теперь глубокая скорбь.

– Я вам уже говорил, Брент-сан: вы правильно поступили, согласившись оказать последнюю услугу своему командиру, лейтенанту Йосиро Такии.

Брент, не ожидавший такого оборота разговора, слегка растерялся: он не поспевал за этими ртутно-подвижными мыслями. Но адмирал нагнулся, достал из-под стола и положил перед собой великолепный меч Такии.

– Что вы, сэр… – Брент даже взмахнул руками, словно отгоняя нечистую силу.

– Я имею честь вручить его вам. Он принадлежит вам по праву кайсяку.

– Да, сэр, я знаю… Но у меня уже есть меч лейтенанта Коноэ, он достался мне при сходных обстоятельствах. – Мука слышалась в его голосе. – Одного – довольно… Мне не нужен меч Йосиро… Он был моим другом, и я… Я…

– Вы любили его.

– Да.

– Этого не надо стыдиться. Любить друзей не зазорно для самурая, – адмирал чуть отодвинул от себя меч, как бы предлагая его Бренту.

Тот снова покачал головой и отпрянул, как будто увидел перед собой ядовитую змею.

– Нет, господин адмирал. Заберите его. Я не возьму.

– Хорошо, Брент-сан. Я выполнил свой долг. И я понимаю вас. Честь велела мне предложить вам его – вы это знаете.

– Знаю, господин адмирал.

Морщины на лице Фудзиты расположились по-новому, в узких глазках появилось иное выражение: это значило, что он заговорит о другом.

– Может статься, лейтенант, я поручу вам особое задание – вдали отсюда.

– Нельзя ли чуть подробней, сэр?

Адмирал чуть-чуть приподнял костлявые плечи:

– Пока нельзя. Я должен буду сначала узнать, что решили в Женеве. Как бы вы в принципе отнеслись к такой… гм… командировке?

– Мне очень хорошо на «Йонаге», я сроднился с кораблем и с командой.

– От моего поручения во многом будет зависеть ваша карьера, Брент-сан.

– Бьюсь об заклад, сэр, что вы имели беседу с адмиралом Алленом.

Старик покачал головой:

– Проиграете. Я отлично знаю, как он настроен. И знаю, что он не раз убеждал вас подать рапорт о переводе.

Осведомленность Фудзиты не удивила Брента – это было в порядке вещей. Ничего, абсолютно ничего не ускользало от его внимания. Можно было подумать, что он в каждой каюте, в каждом отсеке держит соглядатаев и лазутчиков или обладает неким таинственным даром, позволяющим ему проникать в тайники ума и души с легкостью Опытного взломщика, для которого не существует замков и запоров. И этот мистический дар отлично сочетался с прагматическим складом ума, с совершенным знанием человеческой природы – всех ее сильных и слабых сторон, – с умением безошибочно отгадывать подоплеку человеческих устремлений и извлекать из них выгоду для себя.

– Да, сэр, я сроднился с «Йонагой», – повторил Брент, – но вы мой начальник, и я выполню любой ваш приказ, любое задание, которое поможет борьбе с мировым терроризмом.

Адмирал кивнул:

– Слова, достойные офицера. Я не люблю посылать людей на задания против их воли и отлично понимаю смысл выражения «душа не лежит». Подобная практика противоречит самому духу корабля, которым я командую. Пока могу только сказать, лейтенант Росс, что новое назначение будет под стать и вашим дарованиям, и опыту.

– Я готов, сэр, – искренно ответил Брент. – Сделаю все, что в моих силах, чтобы выполнить ваше задание наилучшим образом.

Уголки тонких губ чуть приподнялись, обозначая, что ответ понравился адмиралу.

– Добро, – сказал он и, надев свои очки в железной оправе, принялся просматривать документы на столе, нашел нужный и спросил: – Когда получите программное обеспечение для нового шифратора?

– Сегодня вечером.

– В отеле «Империал»?

Щеки Брента порозовели: конечно, Фудзита знал все и, может быть, даже и то, каким могучим магнитом тянуло друг к другу его и Дэйл Макинтайр.

– Я пошлю с вами наряд, Брент-сан.

– Не стоит, сэр. Я при оружии, и потом – это минутное дело: заеду в отель, заберу программное обеспечение и вернусь на корабль. Боюсь, мы и так намозолили всем глаза: в аэропорту – целая рота, вокруг дока – пулеметные гнезда и караулы… Право же, не стоит.

– Вы будете отсутствовать несколько часов, – произнес адмирал, угадывая все, о чем думал Брент. Тот неловко переступил с ноги на ногу. – Одного матросика все-таки возьмите. Пусть последит, чтобы вам не помешали… в вашем минутном деле.

– Есть взять одного! – вспыхнул от смущения Брент. – Разрешите быть свободным?

Адмирал отпустил его взмахом руки и понимающей улыбкой.

– Неужели я убила его? – сказала Дэйл.

Она сидела на диване рядом с Брентом, потягивая виски с содовой.

Несколько минут назад Брент отогнал взятую Дэйл напрокат «Хонду-аккорд» в подземный гараж отеля «Империал» и в сопровождении доблестного старшины Куросу, который ехал следом за лейтенантом на штабном «Мицубиси», вошел в лифт. Все входившие и выходившие из кабины с изумлением посматривали на моряка с винтовкой, но никто не решился произнести хоть слово.

Когда Дэйл отворила ему дверь, у Брента перехватило дыхание. Облегающее платье из зеленого шелка, перехваченное в талии черным кушаком, подчеркивавшим тонкую талию, обтягивало, как перчатка, все изгибы и выпуклости ее великолепной фигуры. Распущенные и зачесанные наверх волосы падали на плечи, отливая в свете люстры расплавленным золотом и платиной. Она лишь слегка подкрасила губы, не прибегая больше ни к каким косметическим ухищрениям: матово загорелое лицо, дышавшее свежестью и здоровьем, чуть зарделось при виде Брента, хотя выражение его осталось сосредоточенно-строгим, а под глазами и в уголках рта залегли чуть заметные складочки. И в зеленых глазах облачком, отражающимся в глади тихого озера, то и дело проплывала тревога. Брент мгновенно заметил ее напряжение и нервозность, но от этого она показалась ему еще желанней и привлекательней: захотелось обнять, отгородить ее от всего мира кольцом своих рук, успокоить. Как только он увидел Дэйл, мощный ток желания прошел по всему его телу, сердце заколотилось. Он ринулся к ней с порога. Однако она отстранилась, подвела его к дивану, усадила перед низким мраморным столиком с уже разлитым в стаканы виски. Повлажневшие зеленые глаза в смятении встретились с его глазами, и она произнесла эти слова:

– Неужели я его убила? Об этом было в газетах… Трахея перебита.

Брент пригубил неразбавленное виски, но не решился сказать Дэйл правду:

– Кто может точно знать? Была свалка. Оба матроса заявили, что удар нанесли они.

– Да? – напряжение немного ослабло.

– Да. Старшина Куросу, который сейчас стоит на посту у твоего номера. – Брент показал в сторону коридора. – И матрос Накаяма. Оба – мастера кендо. Куросу не раз выигрывал первенства «Йонаги».

– Кендо – боевое искусство, как каратэ. Оно создано для убийства. Будь проклят день, когда я решила брать уроки!..

– Дэйл, ты спасла мне жизнь, а может быть, кое-что еще более существенное.

На лице ее появилась наконец слабая улыбка, она отхлебнула виски.

– Я – тебе, а ты – мне… Это чудовище с древком своего плаката… – Зябко, точно от озноба, передернув плечами, она снова выпила, и под воздействием выдержанного скотча тугая пружина стала понемногу разжиматься. – У него явно имелись кое-какие планы насчет моей женской чести… – Она невесело усмехнулась. – Ты не знаешь, Брент, почему ненависть почти всегда имеет сексуальную окраску?

– Как тебе сказать… Потому что мы больше смерти боимся потерять потенцию, а вы, женщины, – привлекательность. Угроза дергает ниточку страха, как нерв больного зуба.

– Секс и насилие – всегда рядом?

– Мужчины всегда убивают двух зайцев.

– Все мужчины? – расширились глаза Дэйл.

– Насильники-убийцы, – покачал головой Брент. – Нас с тобой вчера у проходной хотели подвергнуть насилию. Понимаешь? И тебя, и меня.

– Да… Ты прав, Брент.

– Ты ведь уже сталкивалась с чем-то подобным, Дэйл?

– Сталкивалась. В Нью-Йорке. В парке. На меня напали с ножом… И, домогаясь, грозили вонзить… ну, в общем, сделать то, что страшит женщину больше всего на свете. – Дэйл налила ему и себе. – И вот после того случая я стала заниматься каратэ. Брент… так ты уверен, что пикетчика убил кто-то из матросов?

Брент цедил сквозь зубы обжигающую янтарную влагу, не торопясь проглатывать ее и наслаждаясь смолистым вкусом выдержанного виски.

– Полиция тоже в этом уверена и до такой степени, что собиралась арестовать Куросу.

– Неужели? И что же?

Брент рассмеялся, чувствуя во всем теле раскованную легкость:

– Адмирал Фудзита убедил их этого не делать. Он бывает очень убедителен, когда надо.

Дэйл подхватила его смех, тусклые глаза наконец ожили и заблестели, как прежде.

– Значит, я могу выкинуть смерть этого негодяя из головы?

– Можешь и должна. По всей видимости, он был из «Ренго Секигун». – И заметив, как она недоуменно изогнула бровь, пояснил: – Из «Японской Красной Армии». Банда левых террористов, безжалостных убийц женщин и детей.

– А-а, знаю. У нас в конторе есть книжка о них.

– Да? У нас тоже. Мы с тобой можем на паях открыть библиотеку. Ты ведь видела на совещании полковника Бернштейна? Ну так вот, он регулярно информирует нас о ближневосточных террористических группировках: эта самая «Ренго Секигун» обучает свои кадры в Ливии, Сирии и аденском лагере Вади-Хаддад. Там же тренируются головорезы из Фронта освобождения Палестины, Организации освобождения Палестины, Ирландской республиканской армии, баски из ЭТА, испанцы из ГРАПО, немцы из «Баадер-Майнхоф»[12]12
  Росс перечисляет организации, использующие в своей деятельности террористические методы.


[Закрыть] и другие – всех не упомнишь.

– Какое пышное соцветие подонков!

– А токийская группа выделяется своей хладнокровной зверской жестокостью даже среди них. Это ее лидер, Хироми Мацунага, задумал и осуществил бойню в аэропорту Лод.

– Я помню.

– Тогда расстреляли из пулеметов и забросали гранатами ни в чем не повинных людей, большая часть которых возвращалась из паломничества на Святую Землю. Двадцать шесть человек погибло. Так что убить одного из этих негодяев – все равно что раздавить таракана, и винить тебе себя не в чем.

Она с благодарностью в потеплевших, словно оттаявших глазах взглянула на него, придвинулась и взяла его за руку:

– Какой ты милый мальчик, Брент.

– «Мальчик»! Кажется, сейчас сейчас опять прозвучит романс «Сентябрь мой, увы, не за горами».

Окончательно разделавшись с черными мыслями, она расхохоталась:

– Что же плохого в слове «мальчик»?

– Знаю-знаю, тебе просто не дает покоя моя голубиная чистота!

Дэйл провела, чуть впиваясь ногтями, по его бицепсу:

– Ты настоящий атлет…

– Нет-нет, миссис Макинтайр, и не думайте! Только после венца! Невинность – лучшее приданое! Я бедный, но честный лейтенант флота и храню себя для первой брачной ночи! – продолжал он дурачиться.

Дэйл хохотала без передышки, и он впился губами в открытый хохочущий рот, почувствовав скользкую змейку ее языка, а на груди – сводящее с ума упругое прикосновение ее грудей. Жадная тяга к ее телу с неистовой стремительностью лесного пожара охватила его, взбурлила кровь, пресекла дыхание. Рука его легла на ее грудь, пальцы заиграли вокруг обтянутого тугим шелком соска. Дэйл выгнулась, застонала, с силой обхватила его за шею и притянула к себе, отвечая на поцелуй.

Однако вдруг ее ладони уперлись ему в грудь, отталкивая его, и она высвободилась:

– Нет, Брент, – произнесла она, задыхаясь.

– Почему? Что случилось?

– Сама не знаю. Что-то не то мы делаем, – потрясла она головой, потом поправила растрепавшиеся волосы и взяла свой стакан.

– Слишком быстро? Слишком скоро?

Мизинцем она гоняла в стакане кубик льда.

– Я вовсе не кисейная барышня, но… Брент, мы же с тобой видимся второй раз в жизни. Да, наверно, ты угадал: слишком резко взяли с места. И потом… – она показала в сторону коридора. – Там, под самой дверью торчит этот твой старшина…