Текст книги "Атака седьмого авианосца"

Брент глядел на свой КУТ, издававший приглушенное басовитое гудение: он уже оценил достоинства этого незамысловатого счетно-решающего устройства, его умение выдавать варианты решений и схематическую диаграмму атаки, его способность определять положение лодки относительно цели, вычислять гироскопический угол торпеды, наводить ее на цель и по электрическим цепям передавать команду в торпедный отсек.

Верхняя панель компьютера была черного цвета, около четырех футов высотой, с двенадцатью круглыми калиброванными шкалами, ярко светившимися изнутри: «Скорость цели», «Длина цели», «Цель», «Курсовой угол цели», «Лодка», «Курс лодки», «Время» и другие.

Брент вместе с остальными – теми, кто стоял сейчас в рубке, готовясь к атаке, – много часов провел у этого прибора во время учебных тревог. Он научился оживлять двенадцать окошечек и, повернув расположенные под ними восемь маленьких тумблеров, закладывал в машину сведения о предполагаемой цели и о собственных курсе и скорости, а потом ждал, когда вспыхнет красный огонек и машина выдаст решение, которое будет означать неминуемую гибель вражеского судна и мучительную смерть ничего не подозревающего экипажа.

– Лодка к бою готова, – доложил Дэвидсон.

– Добро, – ответил адмирал, не отрываясь от окуляра. – Перископ убрать. – Он отступил от перископа и потянул к себе висевший на верхней переборке микрофон. – Внимание! – сказал он. – Сейчас мы с вами произведем имитацию торпедной атаки на буксируемую из гавани баржу. Хотя залпа не будет и торпед у нас на борту нет, действовать и выполнять команды надлежит как в бою, то есть точно, четко и быстро. – Он обвел всех глазами. – Так, поехали! Право на борт, держать два-шесть-ноль.

– Есть право на борт, держать два-шесть-ноль, – отозвался рулевой.

– Перископ поднять! Старший помощник, приготовиться взять пеленг! – он снова припал к окуляру.

Реджинальд Уильямс, стоявший с противоположной стороны перископа, всматривался туда, где вертикальный волосок перекрестья прицела соответствовал появившемуся наверху азимуту.

– Ноль-восемь-ноль, – прочел он.

Брент вложил эти данные в компьютер.

– Мачтовая антенна у нее короткая, – сказал Аллен. – Высота всего двадцать пять футов. А общая высота от ватерлинии до топа – около сорока пяти. – Его рука скользнула к маленькому колесику сбоку от перископа, повернула его сначала резко, а потом медленно, совмещая раздвоенное изображение в дальномере. – Дальность!

– Восемь-пять-пять-ноль, – сказал Уильямс, читая показания прибора, появившиеся на уровне мачты.

Брент повторил свою операцию.

– Перископ убрать! – скомандовал Аллен, делая шаг назад. – Курсовой угол цели никуда не годится – широкий и плоский. Вправо тридцать!

– Начальная дальность восемь пятьсот, – сказал Брент. – Скорость пять.

Уильямс, сверившись с показаниями своего прибора, кивнул.

– Сколько узлов мы даем в воде?

– Четыре, сэр, – ответил рулевой Сторджис, взглянув на лаг.

– Полный вперед! – крикнул Аллен в люк. – Центральный, глубина шестьдесят пять футов. – Послышались звонки машинного телеграфа, и гул электромоторов усилился. – Эту обсервацию сделаем быстро. Приготовиться! Перископ поднять!

Аллен, обхватив ручки перископа, кружился вместе с ним, стараясь, чтобы линзы были над поверхностью как можно меньше времени. – Дальность! Пеленг! Перископ убрать!

– Ноль-шесть-ноль, сэр! Дальность – шесть пятьсот.

– Так. Наша скорость?

– Девять узлов, сэр.

– Сколько перископ был над водой?

– Девять секунд, сэр, – ответил акустик, глянув на хронометр.

– Так. Отлично. Средний вперед! Первый, второй, третий, четвертый торпедные аппараты – товсь!

Прошла почти целая минута, прежде чем последовал доклад о готовности, и еще несколько минут стояла тишина. Наконец Аллен рявкнул:

– Открыть выходные люки! Последняя обсервация! Перископ поднять! – Снова с шорохом скользнула вверх стальная труба. – Пеленг! Дальность!

– Ноль-семь-ноль, дальность – две пятьсот.

– Курсовой угол – ноль-восемь-пять, – Аллен отступил от перископа. – Убрать!

Брент, колдовавший над КУТом, оторвался от него и с торжеством объявил:

– Есть! – Дальность, замеренная перископом, была введена в компьютер.

Вспыхнула красная лампочка, означавшая, что сработал механизм, вырабатывающий угол гироскопического прибора, и можно было произвести пуск в любую минуту.

– Торпедные аппараты с первого по четвертый… Глубина восемнадцать футов, скорость средняя… Залп!

Уильямс подскочил к пульту управления огнем – длинной металлической коробке с десятью окошечками, четыре из которых светились красным. Под ними шли ряды тумблеров, а еще ниже находилась «залповая кнопка» – поршень, снабженный круглой латунной головкой, изогнутой по форме человеческой руки. Уильямс изобразил, что включает тумблер и нажимает кнопку.

– Первая! – крикнул он в микрофон.

– Есть пуск! – ответил телефонист.

Выждав несколько секунд, Уильямс еще трижды повторил «пуск».

– Все торпеды накрыли цель, – с улыбкой объявил Джордан. – Отказов и отклонений с курса не было, ни одна не взорвалась по дороге. Вам! Вам! Вам! – крикнул он под общий смех. – Поздравляю, ребята! Говновоз пошел ко дну. Смело можете малевать на рубке… Только вот что? Как изобразить потопленный вами груз?

– Штурман! – наклонившись над люком, крикнул Аллен. – Рассчитайте обратный курс!

– Есть, сэр! Предлагаю три-пять-ноль.

– Право руля на три-пять-ноль!

Сторджис, повернув штурвал и взглянув на индикатор перекладки руля, отозвался:

– Есть право на три-пять-ноль!

– Малый ход. По местам стоять, к всплытию!

Команда разнеслась по лодке. Аллен обернулся к Ромеро:

– Акустик, пеленг буксира и баржи.

Пит, плотнее прижав наушники, подался вперед, вглядываясь в экран:

– Пеленг три-ноль-ноль, дальность – тысяча двести ярдов.

– Поднять перископ! – Аллен описал вместе с ним полную окружность, замер, уставившись вправо по носу и удовлетворенно пробурчал: – Молодец, акустик! – Перископ убрать. Всплытие, всплытие, всплытие! – крикнул он в люк.

Раздался ревун, и следом крик Бэттла:

– Продуть носовую цистерну! Вверх – шесть градусов.

Посвистывающий под высоким давлением воздух, вытесняя воду, стал заполнять балластные цистерны. «Блэкфин» вздрогнул и задрал нос.

– В центральном! – крикнул Аллен в люк. – Приготовиться к запуску четырех главных двигателей! Пойдем на шестнадцати узлах. – Повернувшись к Бренту, он мотнул головой в сторону люка. – И вы приготовьтесь, мистер Росс.

Брент поднялся на три ступеньки по трапу, взялся за штурвальчик задрайки, оказавшейся у него прямо над головой. Он слышал, как шумит вода, скатываясь с рубки. Снизу долетел отсчет Бэттла:

– Пять футов… четыре… три…

– Отдраить!

Брент крутанул штурвальчик и чуть-чуть приподнял крышку люка.

– Давление три восьмых дюйма, – крикнул Бэттл, сообщая о том, что давление внутри лодки было немного выше, чем за бортом. – Два фута!

– Открыть люк! Второму машинному отделению – запустить двигатели!

Брент полностью отдраил люк, отодвинул страховочную защелку и, с усилием растянув массивную стальную пружину противовеса, откинул тяжелую бронзовую крышку, звонко лязгнувшую о сталь палубы. Его обдало струей свежего воздуха. Он выбрался наверх, на мостик, с которого еще скатывались потоки воды. За ним последовали Аллен, Джордан, двое впередсмотрящих и рулевой – старший матрос Джей Оверстрит. Он стал к штурвалу, остальные вскинули к глазам бинокли.

– Курс три-пять-ноль. Так держать!

– Есть так держать!

Аллен, оглядев горизонт, крикнул вниз:

– Открыть главный индукционный клапан! – И скомандовал Оверстриту: – Средний вперед!

С глухим стуком открылся индукционный клапан, находившийся ближе к корме между мостиком и «курилкой». Раздался рев включившихся двигателей, и «Блэкфин», обретя новые силы, рванулся вперед.

Затем где-то в недрах лодки раздался резкий металлический лязг и следом пронзительный вопль, который мог бы издать дикий зверь, схваченный стальными челюстями капкана: это по приказу адмирала воздух под высоким давлением устремился в главные балластные цистерны, вытесняя воду. Из кингстонов по обеим сторонам носа ударили пенные струи. Лодка, вздрагивая, стала медленно приподниматься над поверхностью.

Буксир и баржа проплыли по правому борту всего в тысяче ярдов. Джордан помахал вслед:

– Воображаю, как удивились эти моряки.

Брент и адмирал рассмеялись, но в эту минуту снизу донесся голос Тадаси Такигути:

– Сэр, слева по носу в тысяче ярдов еще три судна. Пеленг двух прежних: два-ноль-ноль, дальность – четырнадцать миль, один-три-пять, дальность двадцать три мили, а трех новых – три-пять-пять, дальность соответственно – тридцать одна, тридцать три, тридцать четыре мили. Выходят из Нэрроуз.

– Пеленг на середину фарватера в канале!

– Три-пять-пять, сэр.

– Отлично. Рулевой, больше влево на три-пять-пять.

Джордан показал на лодку, обведя ее рукой от носа до кормы:

– Идем на поверхности, адмирал, полностью всплыли.

Аллен кивнул и приказал прекратить продувание. Истошный вопль раненого зверя наконец смолк.

Из динамика прозвучал голос старшего механика Брукса Данлэпа:

– Прошу разрешения подзарядить батареи, сэр.

– Разрешаю.

Главные двигатели заработали на более низких оборотах: амперы потекли теперь из 4100-киловаттных генераторов «Эллиот» в аккумуляторные батареи. Аллен повернулся к Бренту:

– Твоя вахта? – судя по голосу, он был в приподнятом настроении.

– Так точно, сэр.

– Ну, заступай, лейтенант. Курс три-пять-пять, скорость двенадцать. Я пойду прилягу. Как пришвартуетесь, разбуди.

– Есть разбудить, сэр.

Аллен и Джордан скрылись в люке.

10

Вся следующая неделя была заполнена изнурительными учениями. «Блэкфин» ежедневно выходил в океан или на траверз Лонг-Айленда и отрабатывал атаки, погружения, маневры. Лодке был придан эскадренный миноносец, попеременно выполнявший роли объекта и субъекта нападения. Часами лодка находилась под водой с выключенными двигателями, пережидая имитацию атаки глубинными бомбами, дважды адмирал Аллен клал ее на грунт, и моряки стояли на боевых постах молча, слушая шум винтов эсминца, прочесывавшего этот квадрат в нескольких сотнях футов над их головами и бросавшего глубинные бомбы. Две «накрыли» мостик.

– Ну-ну, ребята, – ухмыльнулся по этому поводу Джордан. – Поздравляю. Считайте, каждый заработал Морской крест и удостоился благодарности императора – посмертно.

Никто не рассмеялся его шутке.

Команда, набираясь опыта и сноровки, стала действовать, как части хорошо пригнанного и смазанного механизма. Однако самого адмирала не раз сбивали с толку противолодочные зигзаги эсминца, и он выставлял перископ не вовремя. Брент, Уильямс, Хассе, Каденбах и Питтмэн по очереди занимали место у командирского перископа. Брент с его прирожденным инстинктом охотника стал относиться к перископу как к продолжению собственных глаз и делал большие успехи, опережая остальных: зигзаги преследователя ни разу не обманули его – он безошибочно определял генеральный курс эсминца.

Хуже всех дела были у Хассе и Питтмэна. Оба отличались медлительностью, и, когда атаку вел кто-нибудь из них, Бренту приходилось подолгу томиться бездельем, стоя перед своим КУТом. В эти минуты мысли его неизменно возвращались к Дэйл: она появлялась перед ним до галлюцинаций зримо и осязаемо, он чувствовал под пальцами ее тонкие шелковистые волосы и ощущал рядом с собой ее тело. Приходилось встряхивать головой, отгоняя наваждение, и пристально вглядываться в КУТ, хотя он давно уже знал наизусть все, что было написано на пластинке, вделанной в переднюю панель прибора:

Главное управление вооружения ВМС США

Изд.З Мод.З

Контракт WXSD—13913 Серия № 240

Инсп. Е.К.В № 291807

Дата выпуска: 1944

«Арма Корп.» Бруклин. Н-Й.

А как-то раз он поймал себя на том, что напряженно размышляет об инспекторе Е.К.В. Кто это был – въедливый старичок или толстая дама средних лет? Да нет, конечно, это очаровательная юная девушка, и возлюбленный ее служил на флоте. Она выполняла свой долг, проверяя надежность этого орудия смерти… И приближала миг желанной встречи. Брент громко расхохотался и покраснел, когда на него обернулись другие офицеры.

На четвертый день погрузили боеприпасы и двадцать четыре торпеды «Марк-48». По Женевским соглашениям между СССР и США все системы наведения были запрещены, и на торпеды были поставлены контактные взрыватели и новые цепи, позволявшие управлять залпом по КУТу. Для пробы одну торпеду с холостой боеголовкой выстрелили из аппарата «Марк-68»: она ушла на нужной глубине и с нужной скоростью, не отклоняясь от курса. Оснащенная газопоршневым двигателем, предназначенная для поражения новых ударных советских субмарин, торпеда обладала дальностью тридцать миль и делала пятьдесят пять узлов.

– Невероятно, – сказал после пуска адмирал Аллен. – Рядом с ней «Марк-14» просто-напросто металлолом.

На пятый день корпус и надстройку лодки обработали новым противорадарным звукопоглощающим материалом – толстым слоем вещества, похожего на упругую густую краску. Его разработали в авиационных исследовательских фирмах для бомбардировщиков-«невидимок».

– Отпугивает радары, как комаров, – сказал в кают-компании Аллен. – Наши флотские ученые модифицировали это покрытие, и теперь оно искажает эхо-сигналы до полной неузнаваемости. Оно оказалось эффективнее тех эхопоглотителей, которые ставят на новейшие атомные лодки.

– С вашего разрешения, сэр, – вежливо возразил Уильямс, – я принимал участие в этих разработках… Эффективность довольно низкая.

– Ваша правда, Реджинальд, – кивнул адмирал. – Не все получилось, как задумывали. И все же оно путает и рассеивает радарное излучение. А у «Блэкфина» такой низкий силуэт, что нащупать нас почти невозможно.

– Почти! – в один голос сказали Брент и Уильямс.

…Брент каждый вечер звонил Дэйл. Трубку никто не брал. Неужели он потерял ее? Неужели она исчезла из его жизни? Но ведь в последний раз она призналась, что любит его… И он сказал, что любит ее. А так ли это? Он не знал – не знал прежде всего потому, что это неуловимое чувство было ему пока неведомо. Конечно, он с каждым днем все сильнее привязывался к ней. Конечно, ему было досадно, тоскливо и грустно, когда он не мог с нею увидеться. Можно ли это назвать любовью? Брент пожал плечами. Какая разница, если на корме одного из ливийских миноносцев уже, наверно, лежит ответ на все его недоуменные вопросы – шестисотфунтовая глубинная бомба?

На шестой день шифровальщик Дон Симпсон вызвал Брента в радиорубку. В руках он растерянно вертел распечатку:

– Бессмыслица какая-то, мистер Росс, – сказал он. – Шестьдесят две группы, и ни одна из наших программ их не берет. Вылезла из шифратора. Наверно, это новый код.

Брент стал изучать депешу. Первую группу составляли пять букв «С», остальные были цифровыми. И время передачи по Гринвичу, напечатанное в верху листка. Его охватило радостное волнение: это и в самом деле был новый код – совершенно секретный, разработанный израильтянами и ЦРУ и предназначенный только для сил, находящихся в прямом подчинении адмирала Фудзиты. Русские и арабские компьютерные дешифраторы с ходу были бессильны разгадать его, но, когда к решению со всей своей неимоверной мощью подключатся центры декодирования в Москве, Дамаске и Триполи, ключ наверняка будет найден. Это вопрос времени, но время в данном случае решает все.

– Шифр «С», – сказал он Дону. – Мой личный и любимый.

Он унес листок к себе в каюту, достал из шкафа маленький, но мощный портативный компьютер, поставил его на стол. Быстро набрал на клавиатуре восьмизначный цифровой код, определяемый соответствующей фазой луны и временем передачи по Гринвичу, и добавил «три». Компьютер в тысячную долю секунды воспринял информацию и высветил на мониторе: «Готов к расшифровке».

Брент набирал цифры, и по дисплею буква за буквой поползли строки:

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

091736Z – 27649

ОТ: КОМ. АВ ЙОНАГА. КОМУ: КОМ. ПЛ БЛЭКФИН

РЕМОНТНО-ВОССТАНОВИТЕЛЬНЫЕ РАБОТЫ АРАБСКОМ АВ СУРАБАЕ ЗАВЕРШЕНЫ. ЧЕТЫРЕ НЕДЕЛИ ПРЕДПОЛАГАЕТСЯ ВЫХОД КУРСОМ АТОЛЛ ТОМОНУТО СОЕДИНЕНИЕ ГЛАВНЫМИ СИЛАМИ УДАРНОЙ ГРУППЫ СОСТАВЕ ОДНОГО АВ ДВУХ КР ДВЕНАДЦАТИ ЭМ ДВУХ ТАНКЕРОВ ТРЕХ ПЛАВБАЗ.

ПОЛУЧЕНИЕМ СЕГО БЛЭКФИНУ НЕМЕДЛЕННО ИДТИ КУРСОМ АТОЛЛ ТОМОНУТО ПЕРЕХВАТА И УНИЧТОЖЕНИЯ АРАБСКОГО АВ.

Брент откинулся на спинку кресла и рассмеялся:

– Всего-то? Узнаю Фудзиту. – Смех замолк, когда он вспомнил изречение из «Хага-куре», которое так любил цитировать адмирал: «Размышлять о неизбежности смерти следует ежедневно… Всякому надлежит каждый день предаваться мыслям о смерти от стрелы, копья, меча, гибели в морской пучине и огне, о добровольном уходе из жизни, то есть харакири. Всякий каждый день должен представлять себя мертвым. Таков путь самурая».

Помрачнев и крепко сжав челюсти, он распечатал шифротелеграмму, оторвал полоску бумаги с текстом от рулона и направился в каюту Аллена.

Часом позже за столом в тесной кают-компании собрались все восемь офицеров. Проворный Пабло Фортуно поставил перед каждым по кружке дымящегося кофе и исчез. Адмирал Аллен подошел к висящей на переборке карте:

– Джентльмены, – начал он. – Пришло время показать, что денежное содержание выплачивается нам не за красивые глаза.

Он прочел вслух расшифрованную депешу от Фудзиты, по кают-компании прошел сдержанный шумок. Офицеры подались вперед. Аллен взял указку и повел ею по западной части Тихого океана.

– Атолл Томонуто – западная оконечность Каролинских островов. Появления противника следует ожидать там примерно через пять недель. Состав эскадры вам известен: два авианосца, два крейсера, дюжина миноносцев. Многовато даже для «Йонаги» – шансы неравные. Надо бы их уравнять.

Послышались одобрительные возгласы. Аллен передвинул кончик указки к Марианским островам.

– Здесь, как вам известно, на Сайпане и Тиниане арабы сооружают свои авиабазы. Сами понимаете, угроза для «Йонаги» и для всей Японии создается смертельная. Удастся Каддафи этот шаг – он, не задумываясь, сделает следующий и примется за Соединенные Штаты. Вы все это знаете не хуже меня, а иначе бы вы здесь не сидели. Вопрос формулируется просто: если сумеем пустить на дно авианосец, остальных «Йонага» сможет отогнать и рассеять.

– Всего-навсего «отогнать и рассеять»? – осведомился Хассе.

– Да. Чтобы покончить с этой нечистью навсегда, нужна десантная операция на Сайпан и Тиниан. Силы и средства мы готовим.

– Наши войска брали эти острова во время Второй мировой войны, – заметил Бэттл.

– Как же, – улыбнулся адмирал. – Было дело. Я сам там воевал. – Он снова повернулся к карте. – Мы с лейтенантом Каденбахом прикинули маршрут. Общая протяженность – семь тысяч восемьсот миль. Сначала пойдем к югу от Нью-Йорка к Антильским островам, вот сюда. Потом курсом на юго-запад и проливом Мона между Доминиканской республикой и Пуэрто-Рико войдем в Карибское море.

– С какой путевой скоростью пойдем, сэр? – спросил Питтмэн.

– Двадцать один узел. – Питтмэн присвистнул, а Аллен обратился к Данлэпу: – Что нам на это скажет старший механик?

– Нашим новым «Фэрбенкс-Морзе» такая скорость вполне по плечу, сэр, – ответил тот.

– Итак, снова на юго-запад через Карибское море к Панаме и оттуда – на запад, к Перл-Харбору, где мы заправимся и пополним запасы. – Повернувшись к столу, он постучал указкой о палубу. – Последние двести восемьдесят миль – и мы входим в зону нашего патрулирования на траверзе атолла Томонуто.

– Расчетное время прибытия, сэр?

– Через двадцать суток, считая сегодняшний день.

– Сколько входов в гавань Томонуто? – спросил Роберт Оуэн.

– Два. Но глубоко сидящие суда могут войти и выйти только через один. – Аллен кивнул Чарли Каденбаху, и штурман повесил рядом с картой Тихого океана карту Томонуто. – Если верить лоции, атолл – неимоверной величины: восемнадцать миль длины, около шести с половиной – в самой своей широкой части. Геометрически правильный эллипс. Окружен цепью коралловых рифов, самые крупные из которых представляют собой вытянутые в длину узкие острова. Кое на каких достаточный слой почвы, чтобы там росли кокосовые пальмы. Издали это похоже на мираж в пустыне. Идеальная якорная стоянка. – Он вздохнул. – На Маршалловых, Гилбертовых, Каролинских островах десятки таких естественных и лучших в мире бухточек, и любая может принять какое угодно судно. Когда я в сорок пятом служил под командованием адмирала Нимица, мне самому не раз приходилось отстаиваться на якоре в нескольких таких природных гаванях.

Он двинул указку к разрыву в коралловом поясе:

– Мы расположимся вот здесь, как раз на выходе. Днем будем патрулировать в погруженном состоянии, а ночью всплывать, чтобы подзарядить батареи. При скорости в три узла и минимальной нагрузке на двигатели нам хватит топлива на пять месяцев патрулирования. Гораздо хуже будет с продовольствием. Арабы, конечно, поразительно беспечный народ, но все же миноносец с радиопеленгатором у входа в бухту на якорь поставят вот здесь. Не исключено, что один или два будут патрулировать там же и проводить гидроакустический поиск в пассивном режиме.

– Не хватит нам горючего, сэр, – сказал Бэттл. – Они могут и полгода на якорях проторчать.

– «Йонага» позаботится о том, чтобы они не слишком засиживались на атолле.

– То есть?

– Как только мы войдем в зону патрулирования, сейчас же дадим радиограмму на «Йонагу», и он двинется курсом на юг. Арабам, чтобы не попасть под налеты ее палубной авиации – сами понимаете, каково отбиваться от самолетов, стоя на якорях и не имея возможности маневрировать, – волей-неволей придется выбираться оттуда. – Он откинул со лба длинную седую прядь. – На это весь наш расчет. – Он хлопнул указкой по столу – и раздался резкий, как пистолетный выстрел, звук. – Тут мы и всадим торпеду в авианосец, а повезет – в оба.

Снова послышались возгласы одобрения, которые прервал голос Питтмэна:

– Сэр, а что если события будут развиваться по наихудшему сценарию? Представим, что «Йонага» затонет или не выйдет в точку рандеву. Энсин Бэттл прав: горючее у нас кончится, а от Томонуто до Японии – две тысячи миль.

– Верно. На этот случай ЦРУ вот здесь, на северной оконечности архипелага Палау, держит танкер. Он замаскирован и стоит в Коссоле на якоре. От нашего квадрата это всего триста восемьдесят миль: дойдем и заправимся.

– Правительство Палау даст согласие на наш заход?

– Они посмотрят на это сквозь пальцы. Джентльмены, приказываю готовить лодку к походу. Через час сниматься со швартовов. Все свободны.

Оживленно переговариваясь, офицеры потянулись к выходу из кают-компании. Из камбуза выскочил Пабло Фортуне и метнулся в столовую, где, размахивая руками, принялся пересказывать ошеломительные новости десятку матросов.

…«Блэкфин» в туче водяной пыли и пены шел курсом на юг, делая двадцать один узел. Хотя поход был смертельно опасным, почти самоубийственным, Брент, оказавшись в открытом море на захлестываемом волнами мостике лодки, мчавшейся как бешеный бык, испытывал ликующее чувство. Он засмеялся и крепче вцепился в ветрозащитный экран, а многоликая, переменчивая стихия без передышки обрушивала на стальной корпус новые тяжкие удары волн.

Когда пересекли тридцатую параллель, пришлось еще прибавить ходу, чтобы преодолеть Гольфстрим, скорость которого была три узла. Небо потемнело, и в течение многих дней солнце светило тускло и мутно, и Брент то и дело слышал, как чертыхается штурман Чарли Каденбах, которому никак не удавалось «взять солнце» в рассветных и вечерних сумерках. По Женевским соглашениям, «Блэкфин» не имел права нести на борту современную ИНС[22]22
  Инерциальная навигационная система.


[Закрыть].

Верхнюю ходовую вахту несли четверо впередсмотрящих – по числу сторон света, – рулевой и вахтенный офицер. Все шестеро были в штормовых куртках и не расставались с биноклями: было вполне вероятно, что арабская субмарина типа «Зулус» или «Виски» подкарауливает их в засаде. На противолодочные зигзаги времени не было, и Аллен, рассудив, что лучшая защита от притаившейся лодки – это скорость, всецело положился на мощь четырех силовых установок «Блэкфина» и на острое зрение вахтенных на мостике. От них требовали постоянной бдительности и настойчиво объясняли приметы опасности – обтекаемый, почти сливающийся с водой темный корпус, тонкий штырь перископа или таинственная полоска, с быстротой молнии мелькнувшая на поверхности воды. Лодка шла без ходовых огней, и мостик ночью освещался лишь слабой лампочкой гирорепитера и красновато-мглистым свечением из открытого люка, ведшего в рубку. В качестве меры предосторожности все водонепроницаемые переборки были задраены, и лодка в любую минуту была готова к срочному погружению. Чуть только радар засекал впереди какое-либо судно, «Блэкфин» отворачивал далеко в сторону, избегая встречи.

Когда вошли в «лошадиные широты», ветер стал резко и беспричинно менять направление: то швырял в лицо сорванные с волн колючие брызги белой пены, похожей на вату из продранного тюфяка, а то гнался за лодкой и тогда не чувствовался вовсе. На подходе к Антильским островам и дальше к юго-западу небо затянула густая пелена кучевых облаков, сбивавшихся в угрюмый ком черно-серых грозовых туч. Море стало похоже на расплавленный свинец. Близился шторм.

К югу от экватора ураган погнал на них огромные водяные горы: лодка таранила их и пробивала насквозь, вздымая высокие, как после взрыва торпеды, столбы воды. Вода прокатывалась вдоль всего корпуса, закрывала его целиком, словно лодка погружалась, захлестывала потоками мостик и через закрытый, но не задраенный люк проникала в рубку. За каждой водяной горой следовала пропасть, в которую соскальзывал «Блэкфин», и обнажавшиеся винты ввинчивались в воздух – тогда все тело лодки сотрясала крупная дрожь: каждый болт, каждая заклепка ходили ходуном. Слетев вниз, как лыжник по склону, субмарина на миг оказывалась в долине между гор, где стихал ветер, но в этом безмолвии вздымавшийся впереди очередной водяной утес внушал еще большую угрозу. И снова лодка, задирая нос, таранила нового врага, и все повторялось сначала.

К счастью, в проливе Мона, между Санто-Доминго и Пуэрто-Рико шторм стал постепенно стихать, перемещаясь к югу и западу и оставляя за собой безмятежно голубое небо и спокойное море. Введя лодку в пролив, ближе к берегу Санто-Доминго, Аллен, чье настроение было под стать благостному штилевому морю, сказал:

– Эспаньола, жемчужина Антильских островов. Живая история: испанские галеоны, груженные золотом, Дрейк, Морган, Кидд, капитан Блад – кто здесь только не плавал!

– А теперь плывет «Блэкфин».

Адмирал рассмеялся:

– Ты прав, Брент. А теперь плывет «Блэкфин».

Лодке потребовалось двое суток, чтобы пересечь Карибское море, потрясшее Брента своей красотой и показавшееся после штормовой Атлантики особенно мирным, теплым и ласковым. Кротость эта, однако, была обманчива: и здесь в считанные минуты начинались яростные штормы. Впрочем, к их лодке море отнеслось благосклонно.

Сияющим утром они входили в Кристобаль, порт на карибской стороне Панамского канала. Миновав волнорез и продвигаясь в залив Лимон, они заметили, что маяк на берегу «окликает» их. На мостик был вызван Пит Ромеро, просигналивший ответ.

– «Вход в канал разрешен, – читал он адмиралу световые сигналы. – Возьмите на борт лоцмана».

В эту же минуту впередсмотрящий крикнул:

– Катер на высокой скорости, пеленг три-два-пять, дальность тысяча!

– Добро. Стоп машина! – приказал адмирал. – Палубной команде приготовиться принять катер с левого борта.

Вдоль лодки скользнул маленький быстроходный катер, и по штормтрапу на палубу, а с нее на мостик поднялся невысокий смуглый человек – явный латиноамериканец – и, топорща дружелюбной улыбкой черные усы, представился:

– Педро Гарсия.

Мельком глянув на гирокомпас, он продолжал:

– Предлагаю курс один-семь-ноль, малый ход.

– Добро, – Аллен кивнул Бренту, который был в этот день дежурным по кораблю.

Тот отдал приказ, и «Блэкфин» медленно двинулся к первому шлюзу. Гарсия, показав на него, произнес с гордостью:

– Ему уже больше семидесяти лет, а все еще остается одним из чудес света. Его строили полмиллиона человек в течение десяти лет.

«Блэкфин» вплыл в огромную шлюзовую камеру – тысяча футов длины на сто десять футов ширины, – и ворота закрылись за ним. Покрытая водорослями вода заполнила камеру, подняв лодку на восемьдесят два фута выше уровня моря.

Потом открылись шлюзовые ворота в противоположном конце, и «Блэкфин», взревев двигателями, двинул к югу, а потом к востоку, петляя между островками и сворачивая в узкие проходы между холмами. Стояла невыносимо влажная и душная жара. Брент то и дело менял курс:

– Да, господин лейтенант, на пятидесятимильном участке двадцать три раза приходится перекладывать рули, – сказал Гарсия, глянув в дальномер.

Наконец они вошли в шлюз «Мирафлорес» и опустились на уровень Тихого океана. Потом был короткий бросок в гавань Бальбоа, где Гарсию подобрал лоцманский катер.

– Vaya con Dios! С богом! – попрощался он, сходя по штормтрапу.

Аллен и Брент помахали ему вслед. Потом адмирал повернулся к лейтенанту:

– Держать один-восемь-ноль и идти средним ходом, пока не оставишь по правому борту этот мыс и острова. Я пойду к штурману. Когда минуешь их, доложи – сообщу курс на Перл-Харбор.

– Есть, сэр, – ответил Брент, и адмирал спустился в рубку.

Двигаясь на северо-запад, курсом на Гавайские острова, по спокойному морю, под затянутым плотной пеленой облаков небом, лодка несколько раз попадала под короткие, но яростные ливни. За все время «Блэкфину» лишь дважды встречались суда, оба были сухогрузами.

В трехстах восьмидесяти милях от Гавайев, на десятый день после выхода из Панамского канала, их заметил гидросамолет базовой патрульной авиации «Мартин», снизился и изящно, как чайка, стал кружить над лодкой. Хотя Брент приказал Дону Симпсону и его помощнику старшине второй статьи Гороку Кумано включить систему связи «мостик – мостик», вызова не последовало. Вместо этого, четырежды облетев лодку, «Мартин» «окликнул» ее – из кабины высунулась рука и моргнул сигнальный фонарь. Когда Пит Ромеро немедленно отозвался условной вспышкой, бомбардировщик ушел к западу и скрылся из виду.

– Какая высокая бдительность! – усмехнулся Аллен. – Научились все-таки.

Через два часа старшина первой статьи Мэтью Данте – светловолосый молодой электронщик из Калифорнии, отвечавший на лодке за радиоэлектронную борьбу – вызвал Брента из радиорубки в центральный пост, к пульту РЛС:

– На сверхвысоких и высоких частотах эфир просто забит всяким мусором – даже какая-то станция из Лос-Анджелеса с позывными KFI поминутно влезает, – но что-то большое пытается пробиться сквозь все это, – отведя один наушник, он показал на экран, где между двух мигающих огоньков ровным красным светом загорелась третья лампочка. – Вот он! Ого! Пять тысяч пятьсот мегагерц. По характеристикам – военный корабль. Пеленг ноль-ноль-пять, дальность один-семь-пять, скорость тридцать два узла, идет на сближение. Помехи сильнейшие, но все-таки послушайте, мистер Росс, – он тронул тумблер, и из прикрепленного на переборке динамика следом за треском разрядов раздались неотчетливые гудки.