Текст книги "Атака седьмого авианосца"

– Он тебе мешает?

– Мне как-то не по себе.

Брент сделал большой глоток виски, подумав о том, с каким мрачным юмором подстроила судьба безумные обстоятельства их встречи.

– А кроме того, ты не желаешь сидеть за растление малолетних, – скрывая за шутливостью тона досаду, сказал он.

Дэйл снова рассмеялась:

– Ну что ты заладил одно и то же?!

Она встала и потянула его за руку, поднимая с дивана. Брент обнял ее, и она, прильнув к нему, шепнула в самое ухо:

– В этом отеле – штук шесть ресторанов, один лучше другого. Сейчас я тебе отдам дискету, а потом мы спустимся и пообедаем. Не забудь – у нас деловая встреча.

– Ну разумеется! Разве я дал вам повод думать иначе?

Смеясь, она скрылась за дверью спальни и вернулась с маленьким плоским свертком. Брент спрятал его во внутренний карман тужурки. Дэйл взяла его за обе руки и устремила на него свои изумрудные глаза, ярко отражавшие свет люстры.

– Так ты считаешь, от сентября до мая – недалеко?

– Рукой подать, – улыбнулся Брент. – А осень – самое прекрасное время года. Деревья надевают свой великолепный наряд, а солнце и облака устраивают в небе ни с чем не сравнимые действа.

Она жадно припала к его губам.

– Это – тоже ни с чем не сравнимое действо… – хрипловато сказал он, когда они наконец оторвались друг от друга.

Дэйл взяла его за руку и повела к дверям. В коридоре к ним присоединился старшина первой статьи Куросу.

И в заполненном людьми лифте, и потом, входя бок о бок с Брентом в новый французский ресторан на первом этаже, Дэйл чувствовала себя по-настоящему счастливой: в лифте она держала его за руку обеими руками, ловя завистливые взгляды других женщин. Впрочем, с не меньшим вниманием, смешанным с опасливым любопытством, смотрели люди и на Куросу, который свирепым взглядом встречал каждого, кто входил в лифт.

– Я еще ни разу тут не была, но, по слухам, кухня великолепная. Кормят, как в Париже у «Максима», и вся обстановка – как там.

Они вошли в просторный зал, пышно украшенный шелковыми обоями и бархатными драпировками им в тон, освещенный тремя огромными хрустальными люстрами. Затянутый в смокинг метрдотель – высокий сухопарый пожилой француз, державшийся прямо, как Наполеон на смотру, и по-наполеоновски отдававший распоряжения официантам, повел Дэйл и Брента к столику в центре зала возле самой площадки для танцев.

К удивлению Дэйл, ее спутник отказался и потребовал, чтобы их посадили за другой стол – угловой, обращенный к единственной двери. Перед ним шел изогнутый кожаный диванчик, на котором могли вплотную друг к другу усесться только два человека. Дэйл оценила всю прелесть этого места, оказавшись бок о бок с Брентом. Она понимала, что сегодняшний вечер может оказаться последним, и больше они не увидятся никогда. Ей хотелось быть как можно ближе к нему, и пальцы ее вздрогнули, коснувшись его руки, лежавшей на сиденье диванчика.

Мэтр сделал быстрое повелительное движение, и к столику плавно скользнул маленький изящный человек лет тридцати.

– Мадам, мсье лейтенант, это ваш официант Марсель Плюбо, – представил его мэтр и удалился, явно раздосадованный тем, что клиенты проявили такую разборчивость в выборе стола.

Тут он заметил приближающегося с винтовкой на плече Куросу и остановился, словно человек, не заметивший стеклянную дверь и с размаху треснувшийся о нее лбом.

– Этот… человек с вами, мсье лейтенант? – неприязненно обернулся он к Бренту.

Плюбо хранил молчание, держа в руках меню.

– Oui, monsieur, – копируя его величавую манеру, ответил Брент.

– Тысяча извинений, мсье, но он не может находиться в зале со своим рю…ружьем.

Брент, улыбаясь, приказал Куросу стать у дверей. Старшина ответил «есть», вытянулся, четко повернулся через левое плечо и, провожаемый сотней недоуменных глаз, строевым шагом, грохоча тяжелыми ботинками по дубовому паркету, направился на свой пост. В мертвой тишине слышался только этот отчетливый грохот, подобный винтовочным выстрелам.

– Я с авианосца «Йонага», – объяснил Брент. – Ему приказано меня сопровождать и охранять. Он – моряк дисциплинированный, порядок знает и не доставит вам ни малейших неприятностей или неудобств.

Упоминание «Йонаги» произвело на мэтра магическое действие – он сделал легкий полупоклон и улыбнулся, хотя, по наблюдениям Дэйл, не совсем еще оправился от потрясения. Знает этот моряк порядок или не знает, но он торчит в дверях зала и глазеет на обедающих, а некоторые из них уже поспешили расплатиться и уйти. Другие собирались последовать их примеру.

– Служба безопасности отеля будет возражать, мсье, – с легкой дрожью в голосе сказал он.

– Пусть попробует, – ответил Брент. – Дайте нам, пожалуйста, меню.

Уязвленный мэтр повернулся на каблуках и отошел.

Однако отдельные охранники почему-то не проявили к старшине с винтовкой никакого интереса – их вообще не было видно, как будто они сделали для себя выводы из скандала, который устроил здесь вчера матрос Накаяма. То ли они были безнадежно некомпетентны в своем деле, то ли решили не связываться ни с кем из личного состава «Йонаги», но вероятнее всего, кто-то, наделенный властью и силой, предупредил их, чтобы оставили в покое моряков. Дэйл подозревала, что этот «доброжелатель» был либо сам адмирал Фудзита, либо тот, кто действовал по его приказу.

Тем временем Марсель Плюбо в безупречном смокинге, перекинув через левую руку белую салфетку, склонился к ней так близко, что она почувствовала сильный и сладкий запах его одеколона, отдаленно напоминавший аромат «Шанель № 5». «Странно, – подумала она. – Мужчины так не душатся». Она стала наблюдать поверх меню за официантом, с поклоном и улыбкой вручавшим Бренту вторую увесистую книжицу в кожаном переплете. Его длинные темно-каштановые волосы были тщательно зачесаны набок и спускались на левое плечо, открывая большую брильянтовую сережку в мочке правого уха, длинные пушистые ресницы загибались кверху, бросая, казалось, тени на щеки. Улыбаясь, он звонким и по-девичьи чистым голосом без намека на акцент осведомлялся, что мсье лейтенант будет пить в качестве аперитива, какие именно сорта шампанского и вин он предпочитает. Марсель Плюбо вызвал у Дэйл сильнейшую неприязнь.

– Сохраню верность скотчу. Подайте «Хейг энд Хейг».

Дэйл тоже заказала виски с содовой.

Официант поспешил к бару, а Брент взял в свои ладони руку Дэйл.

– Мне кажется, ты сразил мсье Плюбо наповал, – сказала она, приникнув к нему и вздрогнув от прикосновения твердого бедра к ее бедру.

Брент удивленно поднял брови и обернулся к бару, откуда уже спешил официант.

– От него так одуряюще пахнет… Он надушился в твою честь.

Плюбо поставил на стол виски и замер в выжидательной позе.

– Ты выбрала?

Дэйл покачала головой, и Брент сказал:

– Я позову вас, когда мы решим. – Потом озадаченно повернул голову к Дэйл: – Скажи-ка мне лучше, как это такая красавица… м-м-м… одинока и свободна?

Окинув взглядом ее тело, он сунул руку под стол и стал скользящими прикосновениями поглаживать ее бедро вверх-вниз. Дэйл вспыхнула, как пятнадцатилетняя девочка на первом свидании, заерзала в смущении и остановила его руку молящим:

– Не надо, Брент… Не здесь…

– А где?

– Не знаю, – беспомощно пролепетала она. – Ну пожалуйста, будь умницей…

– Ладно. Но ответь на мой вопрос.

Она вздохнула:

– Я десять лет была замужем за Джонатаном Макинтайром.

– Вы развелись?

– Развелись.

– А дети?

– Детей нет.

– А почему вы расстались?

– Джон упорно не хотел взрослеть. Он опоздал к сексуальной революции, как опаздывают на поезд, а потом пустился вдогонку. Он был на десять лет меня старше и, вообрази, – в сорок два года человек покупает красный «Корветт», заламывает набекрень зеленый берет, на нос цепляет солнечные очки, втискивается в джинсы «Келвин Клейне» и в таком виде начинает колесить по всем барам для холостых и незамужних, ища приключений.

– Боже! Какие еще приключения, когда под боком у тебя такая женщина?! Он рехнулся, вот и все, – Брент крепче стиснул ее руку.

– Спасибо, Брент, ты такой милый…

Дэйл поцеловала его в щеку, отпила еще виски и стала рассказывать о себе. Она была единственным ребенком в семье крупного биржевика и дамы из высшего света. Родилась она на Лонг-Айленде и отца, рослого сумрачного мужчину, мало интересовавшегося дочкой, почти не видела: он дневал и ночевал в своей конторе на Нижнем Манхэттене.

Она окончила закрытую частную школу, а потом университет Брин Моур с высшими баллами по математике. Мать, занятую главным образом игрой в бридж в своем клубе и частой сменой юных любовников, она совсем не знала и, вернувшись домой, очень скоро поняла, что никому там не нужна. Она поступила в концерн Ай-Би-Эм программисткой, а потом вышла замуж, бросила служба и была вполне счастлива, пока у Джонатана не начался «кризис сорокалетнего».

После развода Дэйл как специалиста по компьютерам пригласили в ЦРУ. Она быстро овладевала новейшей технологией и стала заниматься кодами и шифрами. Она работала в Вашингтоне, Сиэтле, Нью-Йорке и на Гавайях и были чрезвычайно увлечена тем, что делала.

– Но, наверно, в твоей жизни были другие мужчины?

– Были, – эхом откликнулась она.

– А замуж больше не собираешься?

– Нет. Это не для меня, – не без горечи ответила Дэйл и отпила виски, глядя на Брента поверх ободка стакана. – Ну а ты, Брент? Каким ветром занесло тебя на «Йонагу»? Что за цепь обстоятельств предшествовала нашей встрече?

Лейтенант, улыбнувшись, в свою очередь рассказал ей о своем детстве, об академии в Аннаполисе, о службе в разведуправлении ВМС, прикомандировавшем его к штабу адмирала Фудзиты.

– Ну вот и все. Я осуществляю взаимодействие между Пентагоном и «Йонагой» и не оставлю корабль, пока Фудзита меня не выгонит!

– Как знать, как знать… – загадочным тоном произнесла она.

– Адмирал тоже сегодня туманно намекал на что-то. Может, ты все-таки скажешь, в чем дело? – Он раздраженно подозвал Марселя, показав на свой пустой стакан.

– Тайны тут никакой нет, и завтра утром ты все равно бы это узнал. Могу сказать сейчас. Тебя назначили на «Блэкфин».

– И что дальше?

Она замолчала, потому что подошедший к столику Марсель, бормоча извинения, ставил перед каждым новые порции виски: чистого – для Брента, с содовой – для Дейл.

– Командовать лодкой будет адмирал Аллен, и он…

– И он вытребовал меня, – закончил за нее Брент.

– Верно. Вот и все, что мне известно.

– А Фудзита знал это, но, наверно, еще не решил, отпустить ли меня.

– Решил, Брент, решил. Отпустит. ЦРУ предоставляет лодку в его распоряжение, но с одним условием – нужен грамотный командир и офицеры.

– Да я понятия не имею, где у этих старых посудин нос, а где корма.

Пришел черед Дэйл пожать плечами.

– Как сказал бы наш Марсель: «C'est la guerre…»[13]13
  на то и война (фр.)


[Закрыть]

Брент в раздумье покачал головой, уставившись поверх стакана туда, где с винтовкой у ноги стоял Куросу. Ресторан опустел, и только в дальнем углу еще сидела парочка.

– Боюсь, что Аллен добился своего, – сказал он почти про себя.

– Брент, тут есть одна тонкость… В Женеве пришли к соглашению. Лодки типа «Зулус» и «Виски», которые русские поставляют своим союзникам, и «Гато», которые мы передаем Японии…

– …не подлежат модернизации и перевооружению. Так?

– Так. За исключением средств связи – они могут быть самыми наисовременными. Это сообщение пришло из Женевы час назад.

Брент хлопнул по столу ладонью:

– Ну ясно! Это его работа! Это расстарался адмирал Аллен. – Он сделал большой глоток, но тут под воздействием пришедшей в голову мысли настроение его изменилось: – Постой… «Блэкфин» стоит на Гудзоне в нью-йоркской гавани, да? А ты живешь в Нью-Йорке?

– Глупо было бы отрицать такой очевидный факт, – рассмеялась она.

– И завтра ты летишь домой?

Она кивнула:

– У меня дела в нашей нью-йоркской конторе.

– И я смогу тебя увидеть? – Он поднял руки ладонями вверх каким-то молящим движением. – Если меня и вправду пошлют туда?

– Увидишь, если захочешь, – Дэйл достала из сумочки чековую книжку и оторвала корешок. – Здесь мой адрес и телефон. Я живу на Нижнем Манхэттене в «холодильнике»…

– Где-где?

– Не думай, пожалуйста, что так у нас называют бордель, – рассмеялась она журчащим, словно горный ручей по камням, смехом. – Лет девяносто назад там была мясохладобойня. Дом огромный и мне нравится.

– И мы там будем совсем одни?.. Ты и я? Вдвоем? – его рука снова легла на ее колено.

– Да, мы будем там одни.

Рука поползла выше. Дэйл не противилась, чувствуя, что тонет в жарких синих глубинах его глаз.

– Pardon, monsieur et madame… Кухня скоро закроется, – сказал Марсель, словно соткавшийся из воздуха у столика.

– Надо заказать что-нибудь, – сказала Дэйл.

– А где оркестр? – раздраженно воскликнул Брент. – Я желаю танцевать!

– Оркестр, мсье, играет только в субботу и воскресенье.

– Ну хорошо, – Брент отхлебнул виски и взглянул на официанта. – Чем вы нас порадуете, Марсель?

Тот придвинулся ближе, держа наготове блокнот и карандашик:

– Сегодня у нас дивные «эскарго а ля Бургиньон», – сложив пальцы щепотью, он поднес их к пухлым губам, причмокнул и сделал в воздухе жест, означавший высшую степень совершенства.

– Что? Улитки? Нет, спасибо.

Тучка разочарования омрачила чистое чело официанта, но он быстро справился с собой:

– Цыплята?

– Вот! Это другое дело! – Брент вопросительно взглянул на Дэйл, и она кивнула.

Марсель, мечтательно уставившись поверх лейтенантовой головы в неведомую даль, выразительным шепотом произнес:

– Наш шеф приготовит для вас нечто исключительное – «сюпрем де-воляй Россини»…

– Куриные грудки с паштетом, – пояснила Дэйл.

– Да, мадам! Вы совершенно правы! Pate de foi gras – паштет из куриной печенки, – сказал Марсель замирающим голосом человека, собирающегося сию минуту предаться любви. – Снятые с костей куриные грудки с постной ветчиной, петрушкой и мясом в соусе «мадера»… – Он взглянул на лейтенанта и придвинулся еще ближе. – Возьму на себя смелость рекомендовать «суп альбигуаз», салат из помидоров… – Лицо его порозовело, дыхание пресеклось, и он прочистил горло деликатным покашливанием.

– Отлично. Отлично. Действуйте, Марсель. Всецело полагаюсь на вас.

Официант выпрямился:

– Вино, мсье? Poulet exige du vin blanc.[14]14
  курица требует белого вина (фр.)


[Закрыть]

– Какое у вас самое лучшее из белых?

– Разумеется, «пуи-фюиссэ»!

– Раз… «разумеется» – тащите, – нетерпеливо сказал Брент.

Плюбо с застывшим на лице восторженным выражением быстро засеменил в сторону дверей, ведущих на кухню.

– Да, он знает толк в кулинарии и любит ее, – заметила Дэйл.

– «Любит» – не то слово. Я боялся, что еще минута – и он достигнет оргазма.

– Боже мой, Брент, что вы такое говорите! – в притворном стародевьем ужасе вскричала Дэйл. – Гадкий!

Вскоре Марсель подал суп, а второй официант разлил по бокалам «пуи».

– За мясохладобойню на Манхэттене! – провозгласил Брент.

Дэйл чокнулась с ним и выпила. За салатом нежнейшего вкуса последовали закуски и новая бутылка вина. Они ели и пили, хмелея от вина и друг от друга, пока Марсель со своим помощником постоянно вился вокруг, принося новые и новые блюда и следя, чтобы бокалы ни на миг не оставались пустыми.

Дэйл, маленькими глотками отпивая вино, водя пальцами по ножке бокала, поймала себя на том, что не сводит глаз с Брента – с его прямого носа, квадратного подбородка, мощной шеи. Широченные плечи распирали тонкое синее сукно флотской тужурки, а дотрагиваясь до его руки, женщина ощущала рельеф стальных мышц. Близость этого могучего тела, созданного, казалось, резцом античного скульптора, волновала ее, и жаркие волны подхлестнутого алкоголем желания одна за другой накатывали на нее, одновременно будоража и мучая.

Они отказались от десерта и, когда официант исчез, сели неподвижно, глядя друг на друга. Дэйл вновь почувствовала, как его рука медленно крадется под юбку.

– Брент, перестань…

От вина и от вожделения лицо его рдело, как закатное небо.

– Мы же тут почти одни, – сказал он.

Пока они обедали, появились еще две пары, тоже выбравшие укромные и слабо освещенные уголки зала. Марсель и его помощник скрылись на кухне, и Дэйл от всей души мечтала, чтобы они оставались там подольше. Фигура старшины Куросу терялась в полумгле.

Жадные горячие пальцы уже перебрались за край чулок и задвигались по голому телу. «Перестань…» – повторила Дэйл, пытаясь удержать его, но руки ее ослабели и не в силах были справиться с его рукой, которая древним как мир кругообразным движением ползла к сокровенным глубинам ее пульсирующей плоти.

– Когда-нибудь… когда-нибудь я увижу все это… – раздался у самого ее уха хрипловатый шепот.

Жар, от которого, казалось, плавятся кости, распространялся по ее телу – Брент нащупал резинку трусиков и, резко оттянув ее, проник внутрь. Дэйл откинулась к стене. Сердце ее колотилось так, словно там, под левой грудью, сидел ополоумевший барабанщик, кровь зашумела в ушах и прихлынула к щекам.

– Брент… Нет… Ты мучаешь меня.

Дэйл остатками угасающего сознания понимала, что уже не владеет собой, что сама готова накинуться на Брента и отдаться ему сию минуту и прямо тут, на ресторанном диванчике, наплевав на стыд и все приличия. Слабый скрип открывающейся двери заставил ее поднять глаза. Раздались шаги. Брент тоже вскинул голову, и пальцы его замерли у самой цели.

К ним приближался новый официант – рослый широкоплечий человек с салфеткой, переброшенной через руку. Дэйл услышала, как Брент сдавленно охнул, словно его ткнули кулаком в солнечное сплетение. В следующее мгновение он одной рукой схватил ее за плечо и мощным стремительным движением отбросил в угол, а другую сунул за борт тужурки.

– Брент! – успела вскрикнуть она.

– Лежать!

Он был уже на ногах. Зазвенели и глухо ударились о толстый ковер посуда и приборы с перевернутого стола. Новый официант уже пересек площадку для танцев и был совсем рядом: из-под белоснежной полотняной салфетки он вытянул длинный, зловеще посверкивающий клинок. Дэйл почувствовала, как страх, словно вязкое холодное масло, растекается по желудку. Она скорчилась на полу, втянула голову в плечи.

– Во имя Аллаха! Саббах! Саббах! – крикнул он, бросаясь на американца и занося нож.

Брент рвал из кобуры пистолет, но Дэйл знала: он не попадет. Слишком много было выпито. Слишком сильно она разожгла его. Убийцы все это приняли в расчет.

Рослый широкоплечий человек с безумными глазами, с черными длинными волосами, похожими на распрямленные пружины, был подобен подкараулившей добычу голодной гиене. Он легко и упруго перескочил через стол, поднял для удара нож, ярко сверкнувший даже в полутьме ресторана. Брент наконец выхватил «Оцу».

– Смерть неверным! Смерть собакам-янки! Саббах! Саббах!

Клинок пошел вниз.

В этот миг оглушительно, как будто ударила пушка, и слитно, как автоматная очередь, прогремели один за другим три выстрела. Из широко раскрытого рта убийцы хлестнула струя крови: пуля вошла ему в затылок и вышла изо рта, выбив зубы. Вторая попала между глаз: осколки лобной кости, растекшийся белок, желтовато-серые сгустки мозга забрызгали Дэйл, вскрикнувшую от ужаса и омерзения. Тело его конвульсивно содрогнулось, согнувшись вдвое, и грозная, могучая машина смерти вышла из строя, лишилась способности двигаться, действовать, убивать.

Дэйл попыталась отползти в сторону, но не успела: труп араба рухнул на нее всей тяжестью, придавив к полу всем своим центнером мертвой плоти. Простреленная голова стукнулась о ее голову, поток крови, блевотины, ошметков размолотых пулей десен и языка, выбитых зубов хлынул ей на грудь, насквозь вымочив зеленый шелк и полотно лифчика. Пробита была и яремная вена, и останавливающееся сердце последними толчками выбрасывало густую темную кровь, залившую волосы Дэйл. Она дико закричала.

Ей бывало страшно, но еще ни разу в жизни не захлестывал ее такой утробный, животный ужас, заставивший ее отчаянно ворочаться и извиваться на полу, пытаясь выбраться из-под изуродованного грузного тела, подобного материализовавшемуся кошмару. Напрягая все силы, она сумела чуть повернуться на бок, и труп скатился по мокрому от крови и рвоты, скользкому шелку, ударился головой об пол, словно тряпичная кукла.

Рыдая и всхлипывая, она поднялась на ноги – в горле першило от рвоты, ноздри щипало от едкого порохового дыма. В нескольких футах от нее, на «пятачке» танцплощадки стоял, все еще приникнув щекой к ложу винтовки, Куросу, и из дула его «Арисаки» струился синий дымок. Официанты куда-то попрятались. Брент с пистолетом стоял между ножками перевернутого стола.

– А-а, убийцы… – бормотал он и вдруг в ужасе крикнул: – Куросу! Сзади!..

Двое смуглых мужчин с короткоствольными пистолетами в руках появились в дверном проеме, с ходу открыв огонь. Передний был длинноног и тощ, тот, кто стоял у него за спиной – плечист и приземист, как горилла. Отрывисто тявкнул «Оцу». Куросу развернулся в сторону нападавших, выстрелил в них – раз и другой, но уже не так быстро, как раньше. Весь зал ходил ходуном от пальбы, в воздухе стлался синий пороховой дым.

Первый из ворвавшихся вдруг резко, словно налетев на стену, остановился и упал навзничь. Второй, выскочив вперед несколько раз выстрелил в старшину – тот выронил винтовку, схватился за живот и упал.

– Нет! – крикнул Брент.

Пули из его «Оцу» попали нападавшему в шею и грудь, он закинул голову, захлебываясь потоком крови изо рта, ноги у него подкосились, и он мягко, словно костей у него не было вовсе, осел на пол. Выпавший из руки пистолет звонко ударился о паркет танцплощадки.

Воцарилась мертвая тишина, которую тотчас нарушили крики прятавшихся под столами посетителей. Потом в дверях появился еще один человек – высокий мужчина в строгом вечернем костюме. В руке у него тоже был пистолет. Брент выстрелил навскидку, и тот покатился по полу.

Откуда-то из темного угла донесся вопль мэтра:

– Это же охранник! Вы убили охранника!

– Плевать мне, кто он! Нечего было врываться сюда с пистолетом! – Брент быстрым движением вытащил из рукоятки «Оцу» пустую обойму и, нашарив в кармане снаряженную, ладонью вогнал ее на место до щелчка и закрыл магазин.

В дверях послышались голоса, замелькали чьи-то фигуры, и Брент, миновав труп первого из нападавших, взял дверь на прицел:

– Застрелю каждого, кто войдет сюда с оружием!

Проем очистился. Брент склонился над распростертым на полу Куросу.

Из вестибюля долетел испуганный голос:

– Я начальник службы безопасности отеля «Империал»! Меня зовут Хиромицу Якуна. Бросьте оружие! Полиция уже направляется сюда!

Брент опустился на колени рядом со старшиной:

– И не подумаю! Хотите жить – не суйтесь ко мне! Здесь женщина и раненый. Подгоните к подъезду машину. Водитель пусть выйдет.

Он стал что-то шептать Куросу, и тот, слабо простонав в ответ, вдруг мертвенно побледнел. Дэйл показалось, что Брент коротко всхлипнул. Она медленно поднялась – лицо было покрыто слоем запекшейся крови, волосы спутаны, платье перепачкано блевотиной, – несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь сбросить с себя оцепенение ужаса, и почувствовала, что самообладание возвращается к ней. Салфеткой стерла с лица сгустки крови и подошла к Бренту, все еще склоненному над телом старшины. Плечи его тряслись. Дэйл взглянула вниз и увидела спокойное меловое лицо: Куросу пустился в последнее плавание.

Снова донесся из фойе звенящий от напряжения голос Якумы:

– Через три минуты у главного входа будет стоять «Мерседес».

Брент медленно поднялся на ноги:

– Пришлите сюда двух человек! Руки пусть держат на затылке.

– С какой стати я должен выполнять ваши требования? В ресторане – четверо убитых…

– Пятеро.

– Может быть, вы хотите взять моих людей в заложники!

Брент оглянулся по сторонам и взмахом пистолета подозвал к себе мэтра и официанта, скорчившихся в углу.

– Сюда! Сюда! Подойти! – Они медленно пересекли зал и приблизились. Брент показал на тело старшины: – Берись! Один за руки, второй за ноги.

– Он мертв, – сказал официант.

– Он возвращается домой, – тихо сказал Брент и двинул стволом из стороны в сторону: – Берись! Поднимай! – Мэтр и официант подняли Куросу и двинулись к выходу. – Стой! – приказал он и крикнул в двери: – Очистить вестибюль! Чтоб не было ни полиции, ни охраны! Ясно?

– Ясно, – послышалось оттуда, потом раздались звуки торопливых шагов. – В вестибюле никого! Я один!

– А на тротуаре?

– Никого! Машина у бровки.

– Водителя – вон!

– Сейчас прибудет полиция.

– Пусть держится подальше, иначе я возьму с собой мэтра и официанта.

– Ладно! Все будет сделано! Выходите! – почти с отчаянием крикнул начальник службы безопасности.

Мэтр держал бездыханного старшину за плечи, официант – за ноги. Следом шел Брент, и замыкала шествие Дэйл. Хиромицу не солгал: ни в холле, ни на тротуаре не было ни души, а у обочины стоял «Мерседес SEL—560» с ключами в замке зажигания. Дэйл оглядела улицу в оба конца: там и тут вспыхивали «мигалки» полицейских машин, перекрывших движение. Брент приказал положить Куросу на заднее сиденье и тоже глянул в конец улицы.

– В машину! Оба! Быстро!

– Позвольте, monsieur lieutenant!..

– Не позволю. Лезьте! – он шевельнул пистолетом.

Мэтр и официант, оплакивая по-французски свою судьбу, повиновались. Брент повернулся к Дэйл:

– Как ты себя чувствуешь?

– Ничего.

– Руль удержишь?

Его глаза горели так, словно в каждый было вставлено по лампочке, и этот немигающий взгляд на все готового человека пугал и завораживал. Точно так же он глядел на нее во время драки у парковки, когда она попыталась оттащить его от араба, а он чуть не ударил ее. Дэйл с трудом отвела глаза и сумела твердо выговорить:

– Удержу.

Он жестом показал ей: «Садись в машину».