Текст книги "Галльские ведьмы"

III

Апулей Верон и его жена Ровинда с восхищением разглядывали подарки, которые принес им Грациллоний. Ей он подарил плащ, сделанный из лучшей во всем Исе шерсти, теплый, но легкий, мягкий, как пух семян чертополоха, темно-синий, расшитый серебряными дельфинами и крачками.

Ему он принес поэмы Авсония, написанные на пергаменте каллиграфическим почерком, из коллекции Бодилис, а также рукописную книгу в кожаном переплете, украшенном позолотой.

– О, – выдохнула женщина. – Какая прелесть. Чем мы можем вас отблагодарить?

Апулей пристально посмотрел на друга.

– Ты обо всем подумал, – тихо сказал он. – Ты не такой глупый, как притворяешься.

Грациллоний улыбнулся.

– Для детей тоже есть подарки, – сказал он. – Как они?

– Хорошо. – По лицу Ровинды пробежало облачко. Они с мужем потеряли всех, кроме двух. Она отогнала печальные мысли. – Они будут вне себя от радости, узнав, что приехал их любимый дядя. Их учитель сейчас болен, и мы позволили им остаться на ферме. Они любят природу.

– И заслуживают поощрения, – добавил отец. – Верания – способная ученица, но больше любит бывать на улице. А Саломон начал проявлять истинный интерес к занятиям. Нелегко было направить такого мальчика. Ровинда, дорогая, отправь за ними раба и приготовь праздничный обед в честь нашего гостя.

– Подожди, – остановил его Грациллоний. – Давай немного прогуляемся и поговорим. До обеда мы как раз успеем вернуться.

– Ты, наверное, устал с дороги?

– Нет, поездка прошла спокойно. Мы приехали на рассвете, когда было темно. Остановились у Друза. Он пригласил нас в свой дом и предоставил полную свободу действий. Так что, если ты согласен со мной прогуляться, это только пойдет мне на пользу.

Апулей задумался.

– Хм… Хорошо. Пусть прогулка заменит мне обычные упражнения. Это будет менее утомительно. – Он немного натянуто улыбнулся. – К тому же я и сам собирался тебя кое-куда отвести, если представится возможность. У меня кое-что для тебя есть.

Грациллоний взял с собой не распакованную коробку. Накинув верхнюю одежду, мужчины вышли. В Аквилоне царила суета. Он заезжал в этот городок раз в год, и то случайно. Уже выстроилась толпа, чтобы его сопровождать. Он узнал несколько бывших легионеров. Друз сказал ему, что после шести лет в поселении по-прежнему спокойно. Старые воины постепенно обучают резервистов военному искусству – лучше, чем предписано императорским законом. Большинство из них женились на озисмийских женщинах и стали фермерами, ремесленниками, торговцами. У них есть земля в Арморике. Ни один варвар близко не подойдет к Аквилону.

Апулей вывел Грациллония через восточные ворота, и они направились вдоль реки. День был ясный, прохладный, над крутыми холмами тускло светило солнце. За рекой, до самого горизонта, простиралась земля. Среди серо-коричневых вспаханных полей, желтоватых лугов были разбросаны домики фермеров, окруженные фруктовыми садами. Дул северный ветер. Пролетел осторожный канюк.

Апулей, которому пришлось повышать голос, чтобы перекричать толпу, войдя в дом, мог говорить спокойнее.

– Мне кажется, ты хотел не просто прогуляться.

Грациллоний кивнул.

– Я должен поговорить с тобой наедине.

– Здесь нас никто не подслушает.

– Знаю. Но… В письме ты написал, что у тебя есть для меня новость. Я знаю твою манеру. Ты хочешь сообщить мне что-то неприятное. Я готов выслушать тебя спокойно. Свежий ветер утихомирит мной гнев, и мы сможем провести приятный вечер.

– Да. – Греческое лицо Апулея выдавало едва сдерживаемую тревогу. – Верно, у меня есть одна новость. В основном она основана на слухах, намеках, разговорах, случайно сказанных словах, услышанных от трибуна Аквилона, который является высшей властью и ведет обширную переписку… Он узнал, что префект Иса, который также является королем язычников, больше не префект и не король.

Ветер холодными пальцами теребил плащ Грациллония.

– Я заметил, что в Лугдунской Терции новый правитель.

– Ты, вероятно, еще не слышал, что также убрали правителя Арморикского.

Грациллоний был поражен.

– Что? Но он хорошо управлял страной. Мы с ним сохранили на полуострове мир.

– Точно. Вы с ним. Я уверен, отставку вы примете с достоинством. Бессмысленно провоцировать тех, кто вам признателен. Но Гонорий – вернее Стилихон – подразумевает, что он, и только он, должен господствовать на западе.

Грациллоний похолодел.

– Если он намерен меня отозвать… Ты сможешь объяснить им, каким злом это может обернуться?

– Мое влияние ничтожно. Но я состою в переписке с некоторыми влиятельными людьми. Я попробую. Мы должна обсудить, что мне следует написать в письмах. Ты успешно вел политику, друг мой. С другими королями императору не очень повезло. Подумай, как развивались события после смерти Максима. – Апулей издал сухой смешок. – Все бы ничего, но эти семь лет прошли на редкость скучно.

Грациллоний что-то промычал в ответ и замолчал, пытаясь вспомнить, как они прошли для него.

…После его победы Феодосий восстановил Валентиниана в правах императора Востока, но еще два года пробыл в Италии, привел в порядок его шаткое правительство, уничтожил все, какие смог найти, пережитки узурпатора и вернулся в Константинополь. В качества главного советника Валентиниана он оставил генерала Арбогаста.

Этот человек был настоящим дирижером сражений. Франк язычник, он больше благоволил варварами, чем римлянам, христианам предпочитал язычников. В итоге у него начались разногласия с Валентинианом, а некоторое время спустя слабый август был убит. Вскоре он провозгласил императором ритора по имени Евгений. Но настоящая власть сосредоточилась в его руках. Когда его вызвал епископ Амвросий, чтобы отказаться от поклонения старым богам, он пригрозил превратить Медиоланский собор в конюшню и загнать священников в армию.

Два года спустя они встретились с войсками Феодосия, направляющимися отвоевать запад. Два дня они сражались, но Евгений был убит, и его дело погибло. Арбогаст сбежал, но позже покончил жизнь самоубийством.

Феодосий направился в Рим. Он страдал водянкой и знал, что его дни на этой земле сочтены. Империя разделилась, Восток отошел его сыну Аркадию, Запад – сыну Гонорию. Затем он возвратился в Медиолан, как мог, заключил мир с богами и спустя девять месяцев, следующей зимой, испустил дух.

Аркадий был болезненным семнадцатилетним юношей и находился под влиянием своего преторианского префекта Руфиния. (Вспомнив это имя, Грациллоний криво усмехнулся.) Гонорий был мальчиком лет одиннадцати, и тоже довольно слабоволен. Его отец приставил к нему Флавия Стилихона и его жену Сирену. Они обручили его со своей дочерью Марией.

Дальнейшая борьба была неминуема. Стилихон начал войну на Рейне, напав на германские племена. После их подавления он направился во Фракию. Там он и находился до этого момента.

– Похоже, он намеревается изгнать готов и унов из тех провинций, – ответил Апулей на вопрос Грациллония. – Нет никаких сомнений, что на этом он не успокоится. Однако у меня есть все основания полагать, что его настоящая цель – уничтожить преторианского префекта Руфиния. Если ему это удастся, он станет хозяином всей империи, как на Востоке, так и на Западе.

– И тогда…

– Все в руках Божьих. Но люди могут принять меры.

Они перешли по мосту через Одиту и направились по дороге на север, вдоль притока Стегира. Впереди показались быки; их хозяин накладывал в деревянное корыто солому; за загоном, у дома, его жена разбрасывала зерна цыплятам, которые свободно бегали по двору: эту мирную картину нарушал только насмешливый ветер.

– Я не жду беды немедленно, – помолчав немного, сказал Апулей. – Стилихон будет занят. Даже здесь, на севере, он в первую очередь займется скоттами. Тебе известно, как два года назад они воспользовались его отъездом из Британии и опустошили ее, восстановили свой анклав.

Грациллоний нахмурился. Вряд ли они пощадили дом его отца.

– Это работа Ниалла. Я слышал, он сейчас озабочен внутренней частью Ибернии. По какому-то счастливому случаю наши пути еще не пересеклись.

– Кто…

– Не обращай внимания. Ты связан со скоттами, я – нет, и, мне кажется, ни один римлянин, ни один, с ними не связан. Это обстоятельство не в твою пользу.

Грациллоний сдержался.

– Именно я двенадцать лет назад разбил флот, который неминуемо атаковал бы Лигер. Верно, я развиваю отношения со скоттами, но с дружественными скоттами.

Апулей вздохнул:

– В тебе я не сомневаюсь. Но в Туроне, Августе Треверорум, Лугдуне, Медиолане считают иначе. Откуда бы это ни шло, нельзя забывать, что человек, поставленный в Исе римским префектом, должен стать его независимым совереном. Для тебя это не имеет значения, если ты будешь продолжать именоваться центурионом.

– Как я могу ниспровергать интересы Рима? Я укрепил его могущество!

– И могущество Иса тоже. Некогда никому не известный город теперь стал самым главным в Арморике, о его богатстве известно во всей Западной империи. Тем не менее он остается чужим, как нехристь, как крепость сассанского короля.

– Рим заключил мир с персами.

– И сколько он продлится? Сколько еще Ис будет нашим союзником? Твое правление не вечно, Грациллоний. Ты не доживешь до старости, если не будет положен конец варварскому закону о преемственности. Ис, вероятно, самый опасный враг. Уже растет недовольство.

Грациллоний покачал головой.

– Ты ошибаешься.

– Ты знаешь, что думают жители Иса. Я знаю, что думают правители Рима. Если они воспрепятствуют торговле, которая сейчас процветает благодаря твоим стараниям, что будет с Исом?

– Что? Но это же смешно! Зачем им это делать? В Арморике наступил мир, мы выбрались из нищеты.

– Вот это… и тревожно. Торговцы и моряки Иса, будучи свободными представителями, подрывают авторитет римских правителей, гильдий, законов. Люди покидают места, где они родились. И появляются стихийные поселения, необлагаемые налогом, и едва ли этих людей беспокоит их скрытный образ жизни. В этом году Ис закупил в Ибернии довольно большое количество не чеканного золота. Это привело к тому, что императорские деньги полностью обесценились, и люди начали роптать, что, вероятно, им не нужен никакой император. Нет, правители не допустят, чтобы власть над провинциями вышла из-под их контроля. Не посмеют.

Грациллоний решил не упоминать о собственных ошибках. Кое-кто из римских правителей наверняка о них осведомлен, но чтобы их исправить, придется вырвать этих людей из привычной жизни, отправить в леса, на заброшенные земли, в трущобы, варварские лагеря. Какая сила заставит их это сделать? Это лишь создаст для всех дополнительные трудности, в основном для Рима, поскольку проклятое глупое правительство не в состоянии обеспечить простейшие условия для выживания.

– Наверняка они направят к нам своих священников, – взревел он. – Но у нас есть своя церковь. Мы никого не подвергаем гонениям.

– Я слышал, что Гонорий очень набожный, – сказал Апулей. – Когда он вырастет, его слабости могут превратиться в достоинства.

– Однажды Максим уже грозился захватить Ис.

– Он погиб. Стилихон опаснее. – Апулей взял друга под руку.

– Я не хотел тебя расстраивать, – продолжил он. – Я только хотел тебя предупредить. У тебя будет время подготовиться и предпринять ответные действия. Я обещал попросить за тебя перед влиятельными людьми. Я верю, нам удастся предотвратить твой отзыв, иначе Арморика будет повергнута в хаос, наступит кризис, который Стилихон в настоящий момент расценивает как нежелательный. Но, со своей стороны, ты должен быть более осмотрительным. Забудь о контрабанде, обуздай самых крикливых. Ты… – Апулей замолчал.

– Что? – спросил Грациллоний.

– Будет лучше, если ты примешь веру и обратишь в нее жителей Иса.

– Прости, но это невозможно.

– Знаю. Сколько я молил Бога, чтобы с твоих глаз спала пелена. Это ересь, но мысль о том, что ты будешь гореть в аду, не даст мне покоя на небесах, если я буду удостоен чести туда попасть.

Грациллоний медлил с ответом. В привычных дружеских спорах с Корентином он говорил ему, что не считает вечные мучения подходящим наказанием за заблуждения, и не видит справедливости в деяниях Бога, который так наказывает. Корентин возражал, что простые смертные не имеют права судить Всемогущего; что они понимают?

Апулей повеселел.

– Хватит, – сказал он. – Ты понял суть того, что я хотел тебе сообщить. Подумай об этом, а завтра мы продолжим разговор. А теперь давай просто будем самими собой. Смотри, впереди вилла.

Они направились к ней. Отсутствие врагов и возрождение торговли заставило жителей отказаться от укреплений. Из-за ветеранов Максима также можно было забыть о нехватке рабочих. В провинциях Аквилона бурно процветало сельское хозяйство, но не в виде латифундий, а в форме издольщины и фригольдов. На земле, окружавшей дом Апулея, который стоял в северной части расчищенного пространства, перед лесом, раскинулись поля, пасся скот, дома были подновлены. Сам дом, с белоснежными стенами, застекленными окошками, красной черепичной крышей, напомнил Грациллонию дом его отца. Но его хозяина не перемололи жернова королевского суда, он был сенатором – высший сан для свободного человека, признаваемый римским законом.

Завидев отца и Грациллония, дети выбежали из сада и бросились им навстречу, чтобы они их обняли. Шестилетний Саломон намного обогнал сестру. Довольно крупный для своего возраста, он очень походил на отца, хотя Апулей наверняка в детстве был более спокойным. Родители объяснили Грациллонию, что они назвали его в честь короля древних иудеев в надежде, что за это Господь не даст ему умереть. Так и случилось, но и потом дети Ровинды рождались мертвыми или умирали в младенчестве.

За ним прибежала Верания. Для своих десяти лет она была хорошо сложена. У нее были такие же карие глаза, как у отца, светлые каштановые волосы, как у матери, и привлекательность, унаследованная от обоих родителей. Оказавшись рядом с Грациллонием, она неожиданно покраснела и присмирела, сквозь шум ветра он едва расслышал, как она поздоровалась.

– Так-так, – сказал он, – очень рад снова вас видеть. Не стану утомлять вас замечаниями о том, как вы за последнее время выросли. В Исе у нас все хорошо. Я вам много чего расскажу. А для начала держите подарки.

Он присел на корточки и открыл коробку. Содержимое ее было скромным, поскольку Апулей не любил показной роскоши. Однако при виде подарков Саломон завопил от радости, а Верания восхищенно вскрикнула. Он достал маленький римский меч с ножнами.

– Копия моего старого боевого оружия. Мне кажется, когда-нибудь ты тоже поведешь за собой людей.

Девочке досталась небольшая, изящно вырезанная арфа.

– Она из Ибернии. Я знаю, что ты любишь музыку. У скоттов некоторые поэты и барды – женщины.

Она смотрела на него с обожанием до тех пор, пока Саломон не воскликнул:

– Я знаю, что мы тебе подарим!

– Тише, – сказала Верания. – Подожди, пока не будет готов отец.

Апулей рассмеялся.

– Зачем ждать? Мы все в сборе. Прежде чем войти в дом, давай кое-куда заглянем. – Он взял Грациллония за руку. – Ты был так милостив к нам все эти годы, что мы тоже хотим сделать тебе небольшой подарок.

Саломон запрыгал, громко крича от восторга. Верания опустила глаза и встала по другую руку от префекта, не прикасаясь к нему.

В конюшне было темно, тепло, сладко пахло сеном, его перебивал резкий запах лошадиного навоза. Апулей остановился у стойла. Оттуда выглядывал жеребенок. Грациллоний решил, что ему около полугода, но переоценил его – уж слишком тот был крупный, великолепное создание гнедой масти, с белой звездочкой.

– Он вернется домой вместе с тобой, – сказал Апулей.

– О Геркулес, как ты великодушен! – восхитился Грациллоний.

– Что ж, в конце концов, моя страсть к разведению лошадей началась после того, как ты рассказал мне, что твой отец занимался этим в Британии. Мне кажется, мы достигли кое-каких успехов. Фавоний – наш лучший жеребенок. Полагаю, в скором будущем он это докажет. Ты любишь лошадей. Мы хотим, чтобы ты его взял.

– Спасибо. – Грациллоний подошел к стойлу, потрепал жеребенку гриву и погладил его по морде. Какая она мягкая. – Когда он вырастет, я снова к вам приеду, и у тебя будет его потомство. Фавоний, ты сказал?

– Так мы его назвали. Если хочешь, можешь придумать ему другую кличку. Дословно это слово означает «западный ветер, который приносит весну».

– Прекрасно. Пусть так его и зовут. Апулей улыбнулся.

– Может, он отвезет тебя в твою весну.

Глава шестнадцатая

I

Тиберий Мателл Карса происходил из племени Кадурсов, но его семья долгое время жила в Бурдигале, и их кровь смешалась с кровью коренных жителей этого города. Мужчины Бурдигалы ходили в море, и он сам унаследовал звание капитана. В течение нескольких лет он перевозил грузы в порты Аквитании и северной Испании. Пока наконец не столкнулся с пиратами. Многие из них пользовались разладом между Феодосием и Арбогастом, и после того как в империи наступил мир, подавить успели не всех.

Вместе с Карса в этом сражении участвовал его старший сын Олус, прирожденный торговец, который отправился в первое настоящее морское путешествие в возрасте четырнадцати лет.

Мальчик прекрасно справлялся со своими обязанностями. Со стропами он управлялся, как истинный моряк. Несмотря на юный возраст, он внес панику в ряды врага, размозжив голову одному и обезвредив еще нескольких пиратов. В результате грабители с большими потерями бежали на свой корабль.

После этого случая было решено отправить Карса в Арморику.

Воды там были коварные, но опасность встречи с пиратами за последнее десятилетие, после того как Ис вышел из изоляции, уменьшилась. Правда, варвары опять стали досаждать Британии. Однако Ис держал их в отдалении; и теперь, избавившись от соперника, преторианский префект Востока Стилихон направил против них экспедиционные войска.

Следовательно, когда на следующий год началась навигация, Карса направил семисоттонную «Ливию» вниз по Гарумне на северо-северо-запад. Груз в основном состоял из вина и оливкового масла, место назначения – Ис. Вместе с ним поехал Олус.

Это был трудный рейс, часто дули ветры, дорога, поскольку капитан был очень осторожен, заняла полные десять дней.

– Я лучше прибуду позже в Ис, чем раньше – в ад, – сказал он. – Хотя, я слышал, священники заявили, что этот город заключил сделку с дьяволом.

Юный Олус едва его слушал. Он смотрел вперед. Его ждали чудеса.

День был прохладный и ветреный, его губы были солеными от морской воды. Ссорились зеленые волны, в пучине темнели водоросли, вспенивалась вокруг рифов вода. Вдали лежал остров, на нем возвышались башни крепости. Над водой пролетела птица, а впереди во сто крат сильнее галдели, перекрикивая ветер и шум волн, чайки, крачки, кайры, бакланы. Резвились и грелись на шхерах тюлени. «Ливия» шла вперед на коротких парусах, капитан вглядывался в рифы, сжимая в руках перипл, у бортов стояли наблюдатели, готовые в случае необходимости снять корабль с мели. Этот мыс пользовался дурной славой. А римские моряки верили, что Ис заключил сделку с демонами, которым поклонялся его народ.

Впереди раскинулся город. Его стены цвета темной розы склонялись над морем, как перед королевой. Наверху их украшал фриз с изображениями мифических существ и бойницы с башенками. За крепостной стеной, высокие и неподвижные, возвышались, устремившись в небеса, сверкая стеклом, фантастические очертания крыш. Поскольку начался прилив, ворота медленно закрывались. Доки, пакгаузы, корабли, лодки, жизнь показались Олусу раем, который он чуть было не отверг.

Из маленькой бухты вышли четыре лодки. Повсюду раздавались голоса. Впереди змеей извивался берег. Римляне спустили паруса. Исанские моряки налегли на весла и взяли корабль на буксир. Когда они проходили через зеленоватые медные двери, Олус затаил дыхание.

Ошеломленный, он с восторгом наблюдал за моряками, которые вытащили «Ливию» на берег и взяли с них плату; появился их начальник в сопровождении двоих стражников в доспехах – таких Олус нигде не видел. Он подошел к его отцу. Команда убрала паруса, чтобы отвезти корабль на стоянку в порт, и с нетерпением взвалила на плечи свой багаж. Наконец-то, наконец-то капитан отпустит их на берег!

Среди портовых рабочих, разъездных торговцев, проституток, праздно шатающегося люда, любопытных зевак, толпившихся на берегу, были посланники от всевозможных постоялых дворов, и все они стремились перекричать друг друга, расхваливая свою гостиницу. Они немного знали латынь. Тиберий ухмыльнулся.

– Будем надеяться, бедные дьяволы нас не обманут, – сказал он сыну. – Мы пробудем здесь несколько дней. Если нам придется постоянно ходить этим путем, придется ознакомиться с портом.

– Где мы остановимся? – едва дыша, спросил Олус.

– На лучшем постоялом дворе. Мне объяснили, где это. Бери вещи и пошли.

По дороге отец и сын увидели много любопытного. Ничто, даже здания, построенные римлянами, не напоминали те, которые были на их родине; пропорции статуй хоть немного, но отличались от римских, они были более вытянутые, более гладкие, более легкие, более волнующие. В городе ключом била жизнь. Большинство жителей Иса составляли богачи. Они щеголяли в блестящих одеждах, носили драгоценности, остальные тоже были чистыми и ухоженными. Они выглядели стройными, энергичными и величественными. Многие напоминали аборигенов и кельтов, которые были в числе их предков, но их хищные черты лица и смуглая кожа выдавали в них потомков финикийцев. Большинство мужчин носили коротко постриженные бороды и заплетенные в косу волосы; некоторые были в туниках, другие в куртках и штанах, кое-кто – в платье. Прически женщины зависели от их фантазии – от высоких до распущенных волос, перевязанных лентой. Многие были в широких платьях, перетянутых поясом, с длинными рукавами, которые не стесняли движения. Карса слышал, что они обладают такими же правами и свободами, как и мужчины. По улицам также свободно разгуливали слуги, рабство в Исе было запрещено – в полную противоположность Риму.

Так же как и сам город, находившиеся в нем постоялые дворы отличались чистотой и добротной обстановкой. Комнату, которую сняли отец с сыном, украшала фреска с изображением плывущего по морю корабля и высокой, до самого неба, красивой женщины в голубом плаще, указывающей на сверкающую над мачтой звезду.

– Язычники, – пробормотал Тиберий. – Проклятые души. Я слышал, они все распутники. Но где-то у них есть христианская церковь.

– Мы ведь должны заключить с ними сделку, верно? – спросил Олус. – Они не могут быть нечестивцами. Если… – Он неловко махнул рукой в сторону окна. – Если они сделали все это…

– Мы должны следить за своим поведением. Торговля с ними очень выгодна. Здесь многому можно научиться, да и развлечься – тоже. Только будь крепок душой. Мне рассказывали, что у арморикцев, как и у нас, есть сирены, которые завлекают на скалы моряков. Даже за этой стеной с воротами под нами могут оказаться рифы преисподней.

Еда, поданная им в общую комнату, была необычной и очень вкусной: маринованные мидии, куриный бульон с луком, слегка обжаренная камбала с тимьяном и крессом, белый хлеб с запеченным в нем фундуком, сладкое масло, сыр с голубыми прожилками, медовый пирог и сухой мед со вкусом трав, который таял на языке. Девушка-служанка, которая принесла им обед, была почти такого же возраста, как Олус, она одарила их взглядом и улыбкой, отчего его отец нахмурился.

Однако, когда появился посланник – мальчик в красной тунике, с вышитым на груди золотым колесом, – Тиберий встретил его радостно.

– Капитан Карса? – спросил он на необычной латыни. – Я от короля Грациллония. Он жаждет поприветствовать чужеземцев и услышать от них рассказ о другом мире. Он всегда следовал их приказаниям. Он будет рад принять вас этим вечером.

– Конечно, конечно! – воскликнул Тиберий. – Но я всего лишь торговец.

– Новый торговец, господин. Позвольте вам сказать, что утром наш корабль вернулся из Ибернии и его главные пассажиры тоже будут во дворце.

Тиберий бросил взгляд на ошеломленного Олуса, прокашлялся и сказал:

– Э, это мой сын…

– Я понимаю, господин. Он тоже приглашен. Радостно вспыхнул маяк.

Они надели лучшие одежды и отправились с посланником. По дороге он показал им такие виды, что у Олуса закружилась голова.

Вход в королевский дворец охраняли четверо стражников, двое – в боевых доспехах, какие носят в Исе, двое – в римских. За воротами среди клумб, живых изгородей, топиариев, беседок переплетались лабиринты дорожек. Дворец был средних размеров, но безгранично горделивый. На стенах был изображен лес с дикими животными. Главную лестницу охраняли бронзовые кабан и медведь. Над медной крышей возвышался свод, который украшал, сверкая позолотой под закатным солнцем, орел с распростертыми крыльями.

Миновав переднюю, гости вошли в большую комнату с мраморными колоннами, фресками с изображением четырех времен года, мозаичным полом с колесницами. Верхний ряд окон был погружен в темноту, но масляные лампы и восковые свечи давали достаточно света. Плавно двигались слуги, они наполняли кубки вином и предлагали сладости. Из угла раздавались звуки флейты и арфы.

Там было всего несколько человек, скромно одетых. Они восседали на стульях, словно председательствовали в государственном учреждении, тем не менее вели себя очень непринужденно. Когда гости вошли, большой, темно-рыжий мужчина с грубыми чертами лица поднял руку.

– Приветствую вас, – сказал он. На латыни он говорил свободно, с легким южнобританским акцентом. – Я – Гай Валерий Грациллоний, центурион Второго легиона, префект Рима и… – он улыбнулся, – король Иса. Я готов вас выслушать и ответить на вопросы. Чувствуйте себя свободно. Обратно вас проводят.

Он представил остальных. Двух женщин, двух из печально известных девяти его жен. Среднего возраста, не красавицы, но при разговоре в уме и искренности они не уступали мужчинам. Присутствовали также двое мужчин, жителей Иса – старый ученый и глава торговой палаты. Довольно молодой редонец – стройный, с пронзительным взглядом, с раздвоенной бородой и шрамом на щеке – недавно приехал из Ибернии; Олус сразу запомнил его имя – Руфиний, поскольку в последнее время оно стало знаменитым. С ним был юноше чуть старше Олуса, вызывающе облаченный в шотландский килт и желто-оранжевую рубашку, скрепленную у шеи овальной брошью.

– Садитесь, – сказал Грациллоний. – Пейте. Вы не на сцене, и здесь не симпозиум. Верно, Бодилис? Скажите, капитан Карса, как прошло путешествие?

Он обладал даром создавать непринужденную обстановку, хотя Олус подозревал, что когда он управлял, то не чурался брани и провинившиеся дрожали перед ним от страха. В скором времени гости почувствовали себя свободно и разговаривали друг с другом. Грациллоний расспросил Тиберия об обстановке на юге. Олус, который прекрасно ее знал, разговаривал с Томмалтахом.

На латыни скотт говорил напевно, но с трудом. Несмотря на то что дома ему приходилось сражаться, несмотря на то что он был язычником и малограмотным, он так оживился, что Олус снова почувствовал себя ребенком. Хотя Томмалтах его не опекал.

– Тебе понравятся девушки Иса, Карса, – засмеялся он, бросив испытывающий взгляд на пышущего здоровьем Олуса, на его широкое лицо с прямым носом, вьющиеся темные волосы. – Ты сможешь удрать? Охотиться лучше вдвоем. Ты же понимаешь, я говорю не о каких-нибудь дешевых проститутках, хотя в Исе их в изобилии. Я имею в виду крепких служанок, которые надеются когда-нибудь выйти замуж, но, если ты им понравишься, они будут не прочь с тобой поразвлечься. Они обычно прогуливаются парами…

Римлянин с трудом сдержался, чтобы не покраснеть.

– Какое-то время вы будете жить здесь, – сказал Томмалтах. – Мой друг Руфиний все устроит. У него доброе сердце. Твой отец будет счастлив, если ты его правильно попросишь. – Он стал серьезнее. – Ты получишь не только удовольствие. Но и о-бра-зо-ва-ни-е. Ты узнаешь, какие здесь люди, увидишь чудеса, волшебство…

Он замолчал и обернулся. В зале наступила тишина. Вошла девушка, невероятно красивая.

В белом одеянии, в венке из цветущих яблоневых веток, из-под которого струились янтарные волосы, она подошла к Грациллонию и быстро заговорила по-исански. Потом, оглядев собравшихся, произнесла на безукоризненной латыни:

– Отец, почему ты не сказал, что ждешь гостей? Я бы раньше закончила службу в храме.

Король широко улыбнулся.

– Я не думал, что ты захочешь провести этот вечер с нами, дорогая. Разве ты не должна быть с Малдунилис?

– О, она только и делает, что лежит и ест засахаренные фрукты. Я должна иметь свой дом. – Девушка поправила платье, подняла руку и громко сказала: – Приветствую вас, достопочтенные господа. Боги смотрят на вас с любовью.

– Моя дочь Дахут, – объявил Грациллоний. – Капитан Метелл Карса, только что прибыл из Бурдигалы. Его сын… Олус. Кажется, с Томмалтахом из Муму ты тоже раньше не встречалась. Могла, но не представлялось случая.

Дахут вежливо улыбнулась. Грациллоний рассмеялся.

– Чего же ты ждешь, шалунья? Согрей своим присутствием сердца молодых людей.

Дахут опустила глаза, потом подняла их и с притворной застенчивостью осталась со взрослыми. Однако в скором времени она оказалась в углу и весело болтала с Томмалтахом и Карса.