Текст книги "Маркс, коммунизм, революция"

Дети любили ее, как мать, и в их глазах она пользовалась родительским авторитетом, потому, конечно, что относилась к ним с чисто материнской привязанностью. Женни Маркс видела в ней свою близкую подругу, и сам Карл Маркс был к ней расположен очень дружески; он любил играть с ней в шахматы, причем она нередко его обыгрывала.

Привязанность Ленхен к семье Маркса была слепая: – что бы кто из них ни сделал, все в ее глазах было прекрасно и не могло быть иным. Всякий, высказывавший осуждение Марксу, казалось, осуждал ее самое. Ко всем, кто пользовался сердечным расположением семьи, она относилась по-матерински, с чувством покровительственной нежности. Она как бы усыновила всех их – всю семью. Ленхен пережила Маркса и его жену; ту заботливость и привязанность, которые она дарила семье Маркса, она перенесла затем в дом Энгельса, с которым познакомилась еще в молодые годы.

Впрочем, и Энгельс тоже как бы состоял членом их семьи; дочери Маркса называли его своим вторым отцом, он был alter ego [5] Маркса; долгое время в Германии их имена не разделялись, и на страницах истории они будут навсегда связаны. Маркс и Энгельс осуществили в нашем веке тот идеал дружбы, который изображали древние поэты. С юных лет они развивались вместе и, так сказать, параллельно, делились друг с другом самыми задушевными мыслями и чувствами, принимали участие в одном и том же революционном движении и до тех пор работали совместно, пока могли быть вместе.

Они бы всю жизнь, вероятно, проработали так вдвоем, если бы события не разлучили их почти на целых 20 лет. После поражения революции 1848 года Энгельсу пришлось отправиться в Манчестер, тогда как Маркс должен был остаться в Лондоне.

Несмотря на это, они продолжали жить общей духовной жизнью: они почти ежедневно переписывались по поводу текущих политических событий или по вопросам науки, делились друг с другом собственными научными изысканиями. Как только Энгельсу представилась возможность освободиться от своей работы, он поспешил выбраться из Манчестера и переехал в Лондон, где поселился в десяти минутах ходьбы от своего дорогого Маркса. Начиная с 1870 года и до самой смерти Маркса не проходило дня, чтобы они не виделись, чтобы один из друзей не навестил другого.

Когда Энгельс объявлял о своем приезде, это было торжеством в семье Маркса. В ожидании его шли нескончаемые разговоры о нем, а в самый день приезда Маркс от нетерпения не мог работать. Подкрепляя свои силы табаком, друзья просиживали вместе всю ночь, чтобы досыта наговориться обо всем, что произошло со дня их последнего свидания.

Мнением Энгельса Маркс дорожил больше, чем мнением кого бы то ни было: Энгельс был как раз тем человеком, которого Маркс считал способным быть его сотрудником. Для того чтобы убедить в чем-нибудь Энгельса, чтобы заставить его признать какую-нибудь свою идею, Маркс не жалел никаких трудов. Мне, например, привелось видеть, как он перечитывал заново целые тома, чтобы отыскать факты, которые заставили бы Энгельса переменить мнение по какому-то – теперь не припомню, какому именно – второстепенной важности вопросу из истории политической и религиозной войны альбигойцев [6]. Заставить Энгельса согласиться со своим мнением было праздником для Маркса.

Маркс гордился своим другом. Он с особенным удовольствием раскрывал предо мной все нравственные и умственные достоинства Энгельса; чтобы показать мне его, он даже нарочно ездил со мной в Манчестер.

Маркс приходил в восторг от необыкновенной разносторонности научных познаний Энгельса. Каждая мелочь, касавшаяся друга, беспокоила его.

– Я постоянно дрожу, – говорил мне Маркс, – при мысли, что с ним приключится какое-нибудь несчастье на охоте, когда он скачет по полям во весь опор, беря одно препятствие за другим.

Маркс был хорошим другом так же, как был нежным мужем и отцом; с другой стороны, в своих близких – жене, дочерях, Ленхен и Энгельсе – он нашел людей, вполне достойных любви такого человека, каким был он.

3

Маркс начал свою общественную деятельность одним из вождей радикальной буржуазии, но как только его оппозиция стала более резкой, он оказался покинутым, а когда он стал коммунистом, прежние союзники объявили его своим врагом. Его травили, изгнали из Германии, позорили его и клеветали на него, и, наконец, против него лично и против его трудов составился заговор молчания. Абсолютно игнорировали его «Восемнадцатое брюмера» [7], работу, доказывающую, что из всех историков и общественных деятелей 1848 года, он один сумел понять причины и предугадать последствия государственного переворота 2 декабря 1851 года. Ни одна буржуазная газета не упомянула об этом произведении, несмотря на то, что оно было написано на злобу дня.

Равным образом замолчали и «Нищету философии» – ответ на «Философию нищеты» [8], так же как и «К критике политической экономии» [9]. Однако I Интернационал и первый том «Капитала» разбили этот заговор молчания, продолжавшийся почти 15 лет.

Игнорировать Маркса далее стало невозможно. Интернационал рос, и слава его дел наполнила весь мир. Хотя сам Маркс держался в тени, выдвигая вперед других, однако скоро ни для кого уже не было тайной, кто является режиссером.

В Германии была основана социал-демократическая партия, выросшая в силу, за которой Бисмарк ухаживал прежде чем решился обрушить на нее репрессии. Лассальянец Швейцер напечатал ряд статей, которые знакомили рабочую публику с содержанием «Капитала». По предложению И. Ф. Беккера, конгресс Интернационала принял резолюцию, в которой «Капитал» рекомендуется вниманию социалистов всех стран как «библия рабочего класса» [10].

После восстания 18 марта 1871 года, в котором хотели видеть дело рук Интернационала, и после поражения Коммуны, защиту которой против клеветнического похода буржуазной прессы всех стран взял на себя Генеральный Совет Интернационала, имя Маркса стало всемирно известным.

Маркс был теперь признан крупнейшим теоретиком научного социализма и организатором первого интернационального движения рабочих. «Капитал» стал учебником социалистов всех стран. Все социалистические и рабочие газеты пропагандировали его научные теории, а в Америке во время одной вспыхнувшей в Нью-Йорке крупной забастовки выдержки из «Капитала» распространялись в форме прокламаций для того, чтобы побудить рабочих к стойкости и доказать им справедливость их требований.

«Капитал» был переведен почти на все европейские языки. И каждый раз, когда в Европе или Америке противники теории Маркса делали попытку опровергнуть его положения, марксисты находили ответ, который затыкал им рот. «Капитал» теперь действительно стал тем, чем его назвал конгресс Интернационала, а именно – «библией рабочего класса».

Однако горячее участие, которое принимал Маркс в Интернационале и рабочем движении вообще, отнимало время у его научной деятельности, а смерть жены и старшей дочери, Женни Лонге, отозвалась на этой деятельности прямо роковым образом.

Супругов Маркс тесно связывало чувство глубокой взаимной любви. Маркс любовался и гордился красотой жены. Она своим кротким, мягким нравом облегчала ему жизнь революционного социалиста, беспокойную и неизбежно связанную с лишениями.

Эти лишения свели в могилу Женни Маркс; они же сократили жизнь ее мужа. За время ее долгой мучительной болезни бессонные ночи, душевные волнения, недостаток движения и чистого воздуха утомили Маркса и нравственно и физически. Он вскоре схватил воспаление легких, которое чуть было не свело его в могилу.

Жена Маркса как жила, так и умерла, верная своим убеждениям коммунистки и материалистки. Скончалась она 2 декабря 1881 года. Она не боялась смерти. Почувствовав ее приближение, она сказала мужу: «Карл, силы мои сломлены».

Это были ее последние, внятно произнесенные слова. Она была похоронена 5 декабря на Хайгетском кладбище в отделении для «отверженных» (в неосвященной земле). Следуя правилам, которых она держалась всю жизнь и которые разделял и Маркс, о дне ее погребения не объявляли; только немногие самые близкие друзья проводили умершую на место ее последнего успокоения. Перед тем, как разойтись, Энгельс, старинный друг Карла и Женни, произнес над могилой речь…

Со дня смерти жены жизнь Маркса была рядом физических и нравственных страданий, которые он переносил с твердостью и которые еще обострились, когда год спустя внезапно умерла его старшая дочь Женни Лонге. Он был сломлен и уже не поправился.

Он умер за своим письменным столом 14 марта 1883 года, на шестьдесят шестом году жизни.

Примечания

1. Маркс глубоко изучал историю аграрных отношений в России, положение рабочих и крестьян, а также внешнюю политику царской России. – Ред.

2. После поражения Парижской Коммуны Лафарг эмигрировал из Франции в Испанию, где вел по поручению Маркса и Генерального Совета I Интернационала борьбу против анархистов-бакунистов. – Ред.

3. См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 2, стр. 231–517. Ред.

4. Союз коммунистов – первая международная организация революционного пролетариата, основанная Марксом и Энгельсом; существовала с 1847 по 1852 год. – Ред.

5. – вторым «я». – Ред.

6. Альбигойские войны – крестовые походы, предпринятые по инициативе папства против «еретиков» Южной Франции – христианской секты альбигойцев, получивших название от южнофранцузского города Альби, одного из главных центров движения. Происходили с перерывами в 1209–1229 годах. – Ред.

7. «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» Маркс писал с декабря 1851 по март 1852 года. Работа была опубликована в мае 1852 года. – Ред.

8. «Система экономических противоречий, или Философия нищеты» – книга французского публициста, экономиста и социолога, идеолога мелкой буржуазии, одного из основоположников анархизма Прудона, выпущенная им в 1846 году. Маркс в работе «Нищета философии» (1847) подверг уничтожающей критике книгу Прудона, показав ее научную несостоятельность. – Ред.

9. Работа Маркса, изданная в 1859 году. – Ред.

10. Эта резолюция была принята Брюссельским конгрессом I Интернационала в сентябре 1868 года. – Ред.

Статьи

Строение пролетариата

Пролетарий есть умственный или физический производитель, потерявший всякую собственность на свое орудие труда и на продукт своего труда. Именно потому, что он не владеет орудием труда, денно, понедельно или помесячно. Пролетарий – непосредственный продукт развития современных средств производства.

Современные средства производства могли принять коммунистическую форму, – т. е. такие размеры, такую сложность, что для своего пуска в ход они требуют сотрудничества коллектива производителей, – только экспроприировав у производителя всякую собственность на орудие труда (земля или машинное орудие). С того момента, как производитель стал владеть только своей рабочей силой, на него и на его семью низверглись всевозможные социальные бедствия.

Современные средства производства экспроприировали сверх того, у трудящегося (крестьянина-земледельца или городского ремесленника) его техническое искусство и низвели его на роль простого органа огромного механизма. Отняв у работника его профессиональное искусство, некогда приобретаемое долгими годами ученичества, машина обесценила рабочего, она позволила заменить искусную работу ремесленника простым трудом, трудом, сведенным к простым автоматическим движениям. Отняв у труда всякое мускульное напряжение, она позволила заменить мужчину женщиной и малолетним.

Машина, которая должна была освободить человека от всякого тягостного труда и развить до бесконечности его производительную мощь, превратилась в руках капиталистической буржуазии в самое адское орудие угнетения, каким когда-либо владел господствующий класс. Она дала ей возможность склонить громадное большинство народа под иго самого притупляющего, чрезмерно продолжительного труда; она позволила ей сделать из детского труда средство капиталистического производства. Никогда, ни в одном обществе прошедших эпох, даже в странах с наиболее жестоким рабством, не видано было, чтобы дети восьми, десяти, двенадцати лет работали под кнутом по восьми, десяти, двенадцати часов в сутки, как это делается теперь в Лилле, Лионе, Руане, Париже (Жюль Симон, «Восьмилетний работник»). Никогда не видана была, наряду с самыми чудовищными богатствами, такая полная, такая безысходная нищета. Муки голода и труда, превосходящие всякие пределы человеческих сил, стали жребием трудящихся классов нашего века.

А между тем машина – это великий освободитель человечества. Сделав ненужной техническое искусство, уничтожив мускульное усилие, она декретировала равенство в человеческом роде: пред лицом общественного производства дитя равно женщине, женщина равна мужчине, и всякий мужчина равен другому мужчине. То, чего Аристотель, этот гигант мысли, и великие утописты-коммунисты Греции и средних веков не могли понять, – уничтожение порабощающего труда, труда тягостного, не допускающего развития других физических и умственных способностей человека, – осуществила машина. Ее двигательная сила освобождает труд от всякого изнуряющего напряжения, ее бесконечная воспроизводственная мощь сокращает направляющий труд человека до продолжительности, которую коммунистическая организация общественного производства сможет ограничить тремя или четырьмя часами в день. Если это равенство в общественном труде привело лишь к притупляющему равенству и нищете, если бесконечная воспроизводительная сила машины имела результатом лишь колоссальное умножение национального богатства, лишь беспорядочное толкание в вихрь общественного производства мужчин, женщин и детей, лишь напряжение труда до последних пределов человеческих сил, то это произошло потому, что средства производства, хотя и приняли коммунистическую форму, остались, однако, индивидуальной собственностью капиталистического класса. Именно капиталистическое владение средствами производства является в нашем обществе причиною всех бедствий производителей.

Но если средства производства, монополизированные капиталистами, обусловливают все общественные бедствия, то они же породили в недрах капиталистического общества революционный класс, пролетариат, который должен насильственно разбить, как цыпленок свою скорлупу, капиталистическую форму общества, в коей он развился.

Пролетариат не выступает пред историей, как беспорядочная толпа илотов, без организации, без теоретических запросов, без революционной энергии, без административных и направляющих способностей. Пролетариат Америки и Европы выступает в наши дни, как сложившийся класс, обладающий в своих собственных недрах всеми интеллектуальными органами, которые требуются для администрирования и управления общественным производством.

Очень сложная организация существует во всяком крупном промышленном или торговом предприятии. Все производители, ее составляющие, тесно связаны между собою и достигают общего результата только планомерным кооперированием всех их индивидуальных усилий. Железнодорожный поезд не может двинуться в путь, не всколыхнув целой армии работников (кассиры, начальники станций, будочники, телеграфисты, стрелочники, машинисты, истопники и пр.); все эти производители дифференцированные органы одного и того же общественного организма, должны выполнять целостные движения, точно заранее вычисленные. Эти промышленные организации, дисциплинировавшие массу производителей, могут, под влиянием случайных обстоятельств, сразу и без перебоев, принять революционный характер.

Потребности всякого крупного предприятия выработали в пролетарской массе значительный отбор научных и административных талантов, на которых ложится вся ответственность в деле администрирования и управления. Этот отбор мог бы сложиться в посредствующий класс между великой пролетарской массой и капиталистической буржуазией и стать орудием реакции; но жадность капиталистическая отталкивает их в ряды пролетариата и там их крепко держит. На железных дорогах машинист, высоко развитой рабочий, выполняет работу более продолжительную, более тяжелую и более опасную, чем рабочий, работающий в одной из артелей на тех же железных дорогах. Этот промышленный отбор не образует особой рабочей аристократии; он не может освободиться без помощи массы производителей; он может сбросить с себя капиталистическое иго, только сбросив его со всего общества. Но именно из этого отбора выдвигаются и будут выдвигаться естественные вожди пролетариата в его революционной борьбе.

С одной стороны, потребности крупных промышленных и торговых предприятий численно увеличивают пролетарские массы, организуют их, взращивают в их недрах отборные интеллектуальные силы; с другой стороны, они же сокращают численно имущие классы, дезорганизуют их, лишают их жизненной энергии и интеллектуальных способностей.

В обществе, в котором господствовала мелкая собственность и мелкая промышленность, собственность была придатком собственника, как инструмент был придатком ремесленника. Преуспеяние промышленного предприятия зависело от личного характера его владельца, от его бережливости, от его деловитости, его ума, как совершенство изделия зависело от ловкости руки, направлявшей инструмент. Собственник не мог состариться или переехать в другой город без того, чтобы промышленное предприятие, душою которого он был, не пошатнулось. Собственник в те времена выполнял необходимую общественную функцию, испытывая свои горести и неудачи, получая свои выгоды и компенсации. Собственность была тогда поистине личной.

Но крупная промышленность, превратившая рабочего в придаток машины, превратила также и промышленного капиталиста в придаток промышленной собственности; ее процветание уже не зависит ни от характера, ни от ума, ни от деловитости капиталиста. В современном производстве хозяйский глаз не играет уже роли; все крупные промышленные или торговые предприятия управляются более или менее хорошо составленными, более или менее хорошо оплачиваемыми администрациями. Общественная функция капиталиста ограничивается тем, что он получает доходы и проматывает их, заставляя прыгать девиц и пробки от шампанского. С точки зрения доходности Северных железных дорог или заводов в Крезо было бы совершенно безразлично, если бы Ротшильды и Шнейдеры были кретинами и лежебоками, как безразлично, находятся ли акции Анзенских каменноугольных копей, прядилен братьев Гармель или Французского банка во владении какого-нибудь Петра или Павла, или же национальной администрации под контролем рабочего класса.

Таким образом, по мере того, как современные средства производства экспроприировали у производителя всякую его собственность, они и собственников-капиталистов лишили всякой функции в общественном производстве. Их устранение не вызовет, следовательно, никакого расстройства в производстве; оно даже стало властно необходимым в виду непроизводительного мотовства и экономических пертурбаций, порождаемых капиталистическим владением средствами производства.

Капиталистическая централизация совершается лишь кнутом постоянной экспроприации отдельных представителей мелкой буржуазии, насильственно отбрасываемых в ряды пролетариата. Крупная капиталистическая буржуазия собственными своими руками сметает те барьеры, которые ее охраняли от пролетарских требований. Точно таким же образом королевская власть, деморализовав дворянство, очутилась, беспомощная, лицом к лицу с революционной буржуазией прошлого столетия. И для охраны захваченных ею богатств крупная буржуазия, как в прежние времена королевская власть, может рассчитывать лишь на наемные войска, и в рядах пролетариата рекрутирует она солдат, которые должны ее защищать.

Последнее пролетарское восстание показало воочию шаткое положение буржуазной олигархии. Центральный Комитет, первое революционное правительство, на следующий же день после победы чувствовавшее себя достаточно сильным, чтобы подвергнуть себя суду избирательного корпуса, – был приветствован двумя стами тысяч избирателей. В 1848 году буржуазная республиканская гвардия стекалась из всех департаментов, чтобы раздавить июньское восстание; в 1871 году, несмотря на все призывы Тьера, ни один округ Франции не послал в Версаль ни одного национального гвардейца, – Лион, Марсель, Сен-Кантен, Нарбонна, Бордо, Лилль и все города Франции поддержали и морально, и своими восстаниями Великого Революционера (город Париж).

На этот раз пролетариат снова был побежден. После бойни «Кровавой недели» крупная буржуазия могла умыть руки и воскликнуть: «кровопускание было обильным, – порядок восстановлен!». Но обе экономические силы (средства производства и обмен), под воздействием которых находится общественный организм, не были разрушены; они продолжают свою работу с растущею силой; глухо, но верно подготовляют они новую пролетарскую революцию, которая превзойдет величием своим 18 марта, как 18 марта превосходит июньские дни.

В предстоящую революцию поднимется промышленный пролетариат всех городов Франции, поднимется сельско-хозяйственный пролетариат, численно разрастающийся с концентрацией поземельной собственности, поднимутся также крестьяне-собственники, удушаемые конкуренцией крупных хозяйств и иностранной конкуренцией. Предстоящая революция зажжет всю Францию.

Экономические силы бесшумно заряжают социальную мину динамитом. Какой-нибудь промышленный кризис, кризис политический, национальная война или революция в России могут в любой момент бросить в эту мину электрическую искру.

Никто не может предсказать вероятный исход предстоящего вооруженного восстания пролетариата. Но что можно предсказать с математической точностью – это, что за всяким поражением французского пролетариата будет следовать, через более или менее короткий промежуток, новая, более глубокая и более общая революция и что революции будут следовать за поражениями до тех пор, пока пролетариат не станет во главе государственной власти, пока он не экспроприирует экспроприаторов, пока он не превратит в национальную собственность все орудия производства. Лишь тогда будет завершена эра политических революций, лишь тогда сметено будет классовое господство, лишь тогда, как это предвидел Сен-Симон, будет уничтожено государство, этот представитель интересов владельческих классов; лишь тогда политическое управление людьми будет превращено в административное управление производительными силами.

Лишь тогда человек будет свободен.