Текст книги "Маркс, коммунизм, революция"

В самом деле, если изучать и сравнивать различные периоды варварства, нельзя не констатировать постоянного и замечательного прогресса умственной жизни человечества в эту эпоху; объясняет это тем, что мужчины и женщины свободно проявляли свои физические и умственные силы и равной мере способствовали развитию рода; прогресс замедляется с тех пор, когда человечество вступает в период цивилизации и частной собственности, потому что в этот период женщина стеснена в своём развитии и не может оказывать вследствие этого должного содействия развитию рода. Старческая неподвижность, в которой прозябает Китай уже больше тысячи лет, объясняется исключительно унижением женщины, которой изуродовали даже ноги, чтобы тем вернее держать её взаперти в гинекее. Европа также страдает от унизительного положения женщины; несмотря на быстрый материальный прогресс за последние два тысячелетия и не менее поразительное накопление научных знаний, мозг современного цивилизованного человека не более развит и не более могуч, чем мозг греков классической эпохи от VII до IV века до христианской эры. Нет сомнения, что какой-нибудь Виктор Гюго, Золя, любой бакалавр или доктор обладают большим количеством разнообразных знаний, чем Эсхил, Анаксагор, Протагор и Аристотель. Но это ещё не доказывает, что воображение и ум первых, а также их современников, более богаты и сильны, чем воображение и ум Ионии и учителей Аттики, которые создали замечательную в истории эпоху пышного расцвета наук, философии, литературы и искусства и предавались утончённой и парадоксальной игре софистической философии, которая до сих пор не имеет себе равных. Софисты – Протагор, Горгиас, Сократ, Платон и др. – ставили, обсуждали и разрешали проблемы спиритуалистической философии и много других проблем: однако эллины Малой Азии и Греции всего лишь несколько веков, как вышли из варварского состояния.

Можно привести много причин для объяснения замедления человеческого развития в позднейшее время, но главной является – порабощение женщины.

IV

Капиталистическое хозяйство изъяло из домашнего хозяйства много таких работ, которые раньше выполняла женщина, и с целью получить дешёвую рабочую силу включила жён и дочерей рабочего класса и мелкой буржуазии в армию наёмных рабочих фабрики, лавки, конторы и школы. Капиталистическое производство настоятельно нуждается в умеренных способностях (видимо, это вновь опечатка, речь идёт об умственных способностях – прим. редакции «Н. С.») и признало негодной старую всеми почитаемую аксиому мужской морали: «Читать, писать и считать – вот всё, что должна знать женщина». Вследствие этого девочек стали обучать наравне с мальчиками элементарному курсу наук. Когда первый шаг был сделан, для женщины пришлось отворить двери университета. Тогда она доказала, что женский мозг, признанный интеллигентами «детским мозгом», так же способен к научному образованию, как и мужской. Абстрактные науки (математика, геометрия, механика и т. д.) прежде других стали доступны женщинам, при изучении этих наук они впервые обнаружили свои способности. Теперь женщины изучают и экспериментальные науки (физиологию, физику, химию, прикладную механику и т. д.); в Америке и Европе целый легион женщин соперничает с мужчинами, несмотря на худшие условия своего физического и морального развития, в которых они живут с раннего детства.

Капитализм оторвал женщину от домашнего очага и бросил её на арену общественного производства не для того, чтобы освободить её, но для того, чтобы эксплуатировать её ещё более безжалостно, чем мужчину. Поэтому-то и не были уничтожены те экономические, юридические, политические и моральные преграды, которые закрепощали женщину в её домашнем плену. Женщина, эксплуатируемая капиталом, переносит нищету свободного рабочего и сверх того скована цепями прошлого. Её положение ещё более ухудшилось: она продолжает жить в подчинении у отца и у мужа, хотя сама должна зарабатывать хлеб свой. Её труд оплачивается хуже труда мужчины под предлогом, что у неё меньше потребностей: по окончании работы в мастерской, в конторе или в школе она должна ещё выполнять работы по домашнему хозяйству. Материнство, самая священная общественная функция, становится в капиталистическом обществе источником нищеты и страданий. Невыносимое положение женщины стало опасностью для воспроизведения рода.

Но это тяжёлое и печальное положение является предзнаменованием освобождения женщины. Её рабство началось с установлением частной собственности и кончится лишь с уничтожением её. Цивилизованное человечество под давлением механического способа производства направляется к общественному строю, основанному на коммунистической собственности, в котором женщина, освобождённая от связывающих её экономических, юридических и моральных пут, сумеет свободно развивать свои физические и умственные способности, как это было во времена первобытного коммунизма.

Обособление полов являлось у дикарей единственным средством борьбы против кровосмешения и за постепенное сужение круга половых сношений; есть основания полагать, что женщинам принадлежит инициатива этого разделения, которое было упрочено соответствующим разделением труда и специализацией функций. Это разделение проявилось в религиозных обрядах, в существовании условного языка, понятного лишь одному из полов и даже в столкновениях (A. W. Howit, наблюдавший у австралийцев род полового тотемизма, рассказывает, что мужчины и женщины того же клана вступают между собой в драку, если животное, служившее тотемом одному полу, убивается лицом другого пола), приняв характер непримиримого антагонизма, привело к подчинению женщины мужчиной, которое существует до настоящего времени, хотя ослабевает по мере распространения и усиления экономического антагонизма обоих полов. Но этот же антагонизм закончится победой одного пола над другим, так как он представляет собой лишь одно из проявлений борьбы труда с капиталом, которая найдёт своё разрешение в эмансипации рабочего класса.

Техника производства стремится уничтожить специализацию функций и заменить мускульную силу вниманием и ловкостью. Развитие техники всё более и более сближает функции женщины и мужчины в процессе общественного производства, а это делает невозможным возвращение условий, поддерживавших разделение полов у варваров и дикарей. С исчезновением же частной собственности исчезнет и всякий экономический антагонизм.

Итак, мы предвидим время, когда женщина не будет более порабощена, когда для человечества настанет эра необычайного физического и морального прогресса, так как мужчины и женщины будут обладать высокоразвитой физической силой и могучим мозгом. Но невозможно предвидеть, каковы будут половые отношения свободных и равных между собой мужчин и женщин, когда гнусные материальные интересы и порождённая ими грубая мораль перестанут играть роль. У мужчин половое влечение гораздо более развито и носит более упорный и продолжительный характер, нежели у женщин. То же самое явление можно наблюдать у самцов и самок на всех ступенях животного царства. Вследствие этого можно предполагать, что мужчина в стремлении покорить сердце возлюбленной должен будет выставлять на вид свои физические и интеллектуальные качества. Половой подбор, который, как показал Дарвин, имеет также огромное значение в деле совершенствования рода вот уже три тысячи лет и, за исключениями, не играет никакой роли в жизни Индо-Европейской расы. В будущем же обществе опять сделается одним из могущественнейших факторов развития человечества.

Материнство и любовь дадут возможность женщине занять опять первенствующее положение, которое она занимала в первобытном обществе и о котором сохранилось воспоминание в легендах и мифах религий древнего мира.

Поучение куртизанки

Переданная мне рукопись оказалась неполной; недостает первых трёх листков. По-видимому, они заключали в себе обращение к богу – Капиталу, защитнику всех презренных.

Так как в этом отчёте я поставил себе за правило быть простым переписчиком, то я лишён возможности попытаться восстановить текст.

Заметки на полях рукописи дают основание предполагать, что составитель поучения, папский легат, пригласил к себе в сотрудники принца Уэльского, двух богатых промышленников, гг. Боннэ и Пуйе-Кертье, известных во всём мире своими шелками и хлопчатобумажными тканями, и знаменитую куртизанку Кору Пирл, через ложе которой прошли все международные прожигатели жизни высшего полёта.

П. Л.

…Бредущие в сумерках жизни, руководимые мерцающими проблесками скудного разума, высмеивают и поносят куртизанку. Они бесчестно пригвождают её к позорному столбу своей морали, они хлещут её своей показной добродетелью, возбуждают против неё возмущение и гнев: она-де рабыня – зла и царица злодеяний, она – жернов, выжимающий всё скотское из человека; она развращает цветущую молодёжь и оскверняет грязью серебряные пряди старости; она отнимает мужей у жён и своими алчущими ненасытными устами высасывает честь и состояние целых семейств.

О, сёстры мои! Скотская ярость и низкая зависть горькой и грязной желчью заливает благородный облик куртизанки. А между тем, скоро минет девятнадцать веков, как Иисус из Назарета, последний из лжебогов, поднял из бездны человеческого бесславия Марию Магдалину и дал ей место среди святых и блаженных в великолепии своего рая.

До пришествия истинного бога, до пришествия Капитала, все религии, боровшиеся друг с другом за господство на земле, все боги, что сменяли друг друга в человеческой голове, повелевали заточать супругу в гинекей, и только гетере разрешали вкушать плоды от древа познания и свободы. Однако великая богиня Вавилона, Милитта-Анаита, «искусная волшебница», «пленительная блудница», предписывала толпе своих верных воздавать ей хвалу путём проституции. Когда Будда, человек-бог, приходил в Везали, он поселялся в доме начальницы священных проституток, перед которой в церемониальном облачении склонялись жрецы и городские власти. Даже Иегова, этот мрачный бог, отвёл в своём храме место куртизанкам.1

(Папский легат намекает на следующий стих из Ветхого завета: «И разрушил он (Иосия) дома блудилищные, которые были при храме господнем, где женщины ткали одежды для Астарты» (Четвертая книга царств, глава XXIII, стих 7). В храме Милитты блудницы Вавилона имели такие часовни, в которых они выполняли свои священные обязанности П.Л.)

Просветленные верой, люди первобытных обществ обожествляли куртизанку. Она была для них символом извечной силы природы, созидающей и разрушающей.

Отцы католической церкви, века забавлявшей своими легендами наивное человечество, черпали божественное вдохновение в обществе куртизанок. Когда папа созывал соборы своих священников и епископов для обсуждения какого-нибудь догмата веры, куртизанки всего христианского мира, направляемые перстом господним, сбегались в города, где заседали соборы. Они приносили в складках своих юбок дух святой; они просветляли умы учёных мужей. Бог христиан наделил царственную блудницу Феодору властью возводить на престол и низлагать непогрешимых пап.

Капитал, господь наш, вознес куртизанку на ещё большую высоту. Не дряхлыми папами командует она теперь, а тысячами молодых и сильных рабочих, владеющих всеми искусствами и всеми ремеслами – они ткут, вышивают, шьют, обделывают дерево, железо, драгоценные камни, шлифуют бриллианты, достают из глубины морей кораллы и жемчуга, в зимнюю стужу взращивают весенние цветы и осенние плоды, воздвигают дворцы, украшают стены, разрисовывают холсты, высекают из мрамора фигуры, пишут драмы и романы, сочиняют оперы, поют, играют, пляшут, всё для того, чтобы заполнять досуг куртизанки и исполнять её капризы. Никогда ни Семирамида, ни Клеопатра, эти могущественнейшие из цариц, не имели в своём услужении такой многочисленной рати работников, обученных всем ремеслам, искусных во всех видах искусств.

Куртизанка – краса капиталистической цивилизации. Пусть перестанет она украшать собой общество, и иссякнет последняя капля радости, ещё оставшаяся в этом опечаленном и скучном мире; драгоценности, самоцветные камни, серебром и золотом затканные ткани станут бесполезными, как погремушки; роскошь и искусства, эти дети любви и красоты, покажутся нелепыми и пошлыми; потеряет всякую ценность половина человеческого труда. Но до тех пор, пока будут продавать и покупать, пока Капитал будет властелином совести и судьёю пороков и добродетелей, товар-любовь будет наиболее ценным товаром, и избранники Капитала будут утолять свои сердца из ледяной чаши размалёванных губ куртизанки.

Если бы разум не одурачил человека, если бы вера раскрыла двери его разумения, он понял бы, что куртизанка, впитывающая в себя сладострастие богатых и сильных мира сего, является одной из движущих сил бога-Капитала в деле сотрясения народов и преобразования человеческих обществ.

В мрачную эпоху средневековья, когда Капитал, господь наш, подобно младенцу, неслышно трепещущему в чреве женщины, таинственно рождался в глубинах экономических процессов, когда ни один пророческий голос не предвещал ещё его появления, когда душа человеческая, не учуявшая прихода нового бога, ещё не содрогалась в радости, – даже тогда Капитал начинал уже направлять человеческие поступки. Он зажёг души европейских христиан неистовым порывом, ринувшим их на пути в Азию толпами более сплочёнными, нежели муравьиные массы.

В те времена людьми правили грубые феодальные сеньоры, замкнутые в свои панцири, подобно омарам, покрытым верхними щитами; они питались жирным мясом, пили крепкие вина, не знали лучшего удовольствия, чем ловкий удар копья, знали единственную роскошь – хорошо закалённую саблю. Чтобы расшевелить этих скотов, богу пришлось спуститься до уровня их понимания, более тугого, чем свинец: он внушил им мысль о крестовом походе в Палестину для освобождения камней никогда не существовавшей гробницы. Бог пожелал привести к их ногам куртизанок Востока, опьянить их роскошью и наслаждениями, поселить в их сердца божественную страсть – любовь к золоту. Когда они вернулись в свои мрачные замки, где ухали совы, с ещё яркими воспоминаниями о золоте и пурпуре празднеств, об аромате арабских духов и нежных ласках выбритых куртизанок, им стали противны их неуклюжие и косматые самки, умевшие только прясть и рожать детей. Они устыдились своего варварства и, подобно молодой матери, приготовляющей заранее колыбель для своего будущего ребёнка, они построили города на побережье Средиземного моря и основали герцогские и королевские дворы Европы в ожидании пришествия Капитала, господа своего.

Воистину говорю вам, куртизанка более угодна богу нашему, чем финансисту – деньги акционера. Она – его возлюбленная дочь; больше всех женщин покорна она воле его. Куртизанка торгует тем, чего нельзя ни взвешивать, ни измерять, – нематериальной вещью, не поддающейся власти священных законов обмена. Она продаёт любовь, как лавочник продаёт мыло и свечи, как поэт продаёт в розницу свой идеал. Но, продавая любовь, куртизанка продаёт себя; она превращает женский пол в стоимость, её пол приобщается к свойствам нашего бога, он – Капитал. В куртизанке воплощается бог.

О, поэты, драматурги, романисты, вы, более наивные, чем пасущиеся на лугах телята, вы, поносящие куртизанку за то, что она отдаёт своё тело только за наличный расчёт, вы, влачащие её по грязи за то, что она котирует свои ласки по высокой цене, – вы хотите, чтобы она профанировала своё тело, эту частицу бога, чтобы она сделала его более презренным, чем придорожные камни? Вы, моралисты, вы, представляющие собой свиной хлев для откармливания пороков, – вы упрекаете её в том, что она предпочитает блеск золота пылающему любовью сердцу. Тупоголовые философы, вы – что же? – принимаете куртизанку за ястреба, упивающегося трепещущею плотью. Вы все задыхающиеся от скупости, неужели вы думаете, что куртизанка становится менее желанной оттого, что её приходится покупать? А разве не покупается хлеб, насыщающий наше тело, разве не покупается вино, веселящее наше сердце? А совесть депутата, молитва священника, мужество солдата, знания инженера, честность кассира – разве не покупаются?

Бог-Капитал проклинает тех проституток, которые в страстном увлечении продаются за несколько франков или несколько су рабочим или солдатам. Более грозный, нежели чума, он терзает этих тварей, услаждающих бедняков, он отравляет ядом этих летучих мышей Венеры, он кидает их в лапы Альфонсов, которые их бьют и обирают, он подвергает их, словно тухлое рыночное мясо, полицейскому осмотру.

Но куртизанка, на которой почиёт разрешающая благодать бога-Капитала, затыкает себе уши, слыша ваши увещевания и смешные высокопарные слова, ещё более бесплодные, чем крик гусей, которым ощипывают перья; она обволакивает свою душу полярным льдом, который не в силах растопить никакая любовная страсть. Ибо горе, трижды горе «Даме с камелиями», отдающейся, но не продающейся. Бог отворачивается от куртизанки, млеющей в любовном экстазе. Если сердце её трепещет, если страсть воспламеняет её, покупатель её любви, сменяющий возлюбленного её сердца, с досадой и расхоложенный получит вместо свежего товара лишь вялое и измождённое тело.

Куртизанка облекается в броню влекущей холодности, дабы покупатели, покрывая горячими поцелуями её фарфоровое бесстрастное тело, не могли помрачить его свежесть. В волнении собственной крови должны они черпать любовную страсть, а не в угаре её ласк, не в огне её объятий, ибо пока покупатель пожирает поцелуями проданное ею тело, она, трезвая и чуждая, должна мечтать о заработанных ею деньгах. Куртизанка обманывает тех, кто её покупает. Она заставляет их оплачивать на вес золота те любовные наслаждения, которые они приносят в себе. И именно потому, что, когда она продаёт любовь, продаваемого товара в действительности не существует, наш бог-Капитал, для которого фальсификация и обман есть первые богословские добродетели, благословляет куртизанку

Женщины, внемлющие мне, я раскрыл пред вами тайну загадочного бесстрастия куртизанки, холодной, как мрамор, куртизанки, которая целый класс избранников Капитала приглашает на пиршество своего тела и говорит им. «Берите, ешьте и пейте, – вот плоть моя, вот моя кровь!»

* * *

Деньги разъединяют людей – куртизанка их сближает, объединяет. Таинственные узы связывают в её будуаре людей, которых разделяют интересы, – узы неопределенные, но глубокие и неотвратимые.

Верная супруга и добрая хозяйка, которую светские люди чтут на словах, но от которой всячески стараются увильнуть, оставляя её томиться у семейного очага, изолирует мужчину от ему подобных, порождает и разжигает в его сердце ревность – эту противообщественную страсть, отравляющую кровь, заточает его в узкий семейный круг, замуровывает его в стенах семейного эгоизма. Куртизанка, наоборот, освобождает мужчину от ига семьи и страстей.

Деньги разъединяют людей – куртизанка их сближает, объединяет. Таинственные узы связывают в её будуаре людей, которых разделяют интересы, – узы неопределенные, но глубокие и неотвратимые: все они вкусили сладость одной и той же куртизанки – все причащались у одного и того же алтаря.

Любовь – эту дикую и грубую страсть, которая мутит рассудок и толкает человека к забвению и отказу от своих интересов – куртизанка заменяет лёгким буржуазным и удобным развратом, который, как зельтерская вода, искрится, но не опьяняет.

Куртизанка – дар бога-Капитала. Она посвящает его избранников в утончённый опыт роскоши и сладострастия; в её объятиях они забывают своих законных супруг, скучных, как долгие осенние дожди. Когда их настигает старость, бороздя их лица морщинами и складками, когда пламя гаснет в глазах, когда члены их теряют гибкость, а дыхание – прежнюю нежность, когда в женщинах они способны вызывать одно лишь отвращение, куртизанка облегчает им бремя годов: на её холодном теле, которое ничто не может оттолкнуть, они находят ещё мимолетные, купленные ценой своего золота, наслаждения.

Более действенная, чем бродило в молодом вине, куртизанка с головокружительной быстротой приводит в движение огромные богатства. Самые прочные состояния она кидает в безумный вальс миллионов. Рудники, заводы, банки, государственная рента, виноградники и пахотные земли – всё это, попадая в её руки, растворяется, течёт меж пальцев и разливается по тысячам каналов торговли и промышленности. Рои червей, поедающих падаль, не столь многочисленны, как свора слуг, торговцев, фабрикантов, осаждающих её. Они держат раскрытыми свои огромные зияющие карманы, чтобы подбирать золотой дождь, который падает, когда она вытряхивает свои платья. Образец самоотверженности, она разоряет своих любовников, чтобы обогащать обкрадывающих её слуг и поставщиков.

Артисты и промышленники застыли бы в своей сытой посредственности, если бы куртизанка не заставляла их напрягать свой мозг, чтобы придумывать новые наслаждения, изобретать новые безделушки, ибо в ненасытной жажде новизны она, лишь только вступив в обладание предметом, тотчас же проникается к нему отвращением, и лишь только она начинает вкушать удовольствие, как тотчас же им пресыщается.

Машина, сокращающая человеческий труд, обрекала бы рабочих и работниц на безделье, мать всех пороков. Но куртизанка, возводя мотовство в степень социальной функции, увеличивает, по мере развития промышленной техники, свою роскошь и свои притязания, дабы окаянные пролетарии всегда были закабалены работой, источником всяческих добродетелей.

Куртизанка, пожирающая состояния, разоряющая и уничтожающая всё, словно армия в походе, является предметом обожания всех князей фабрики и прилавка. Она – ангел-хранитель, поддерживающий жизнь и мощь торговли и промышленности.

Мораль религии Капитала, более возвышенная и более чистая, нежели мораль всех прежних ложных религий, не провозглашает равенства людей – одно лишь меньшинство, ничтожное меньшинство призвано вкушать милости Капитала. Фаллос уже не делает людей равными, как в первобытные времена. Куртизанка не должна подвергаться осквернению поцелуями простолюдинов и черни, ибо только для своих избранников предназначает бог-Капитал утончённые и драгоценные произведения природы и искусства.

Куртизанка, богом хранимая на утеху богатым и могущественным, обречена приподнимать завесу, скрывающую общественное лицемерие, соприкасаться с глубинами человеческой гнусности и предельной мерзости, но зато она живёт в роскоши и разгуле. Аристократы и буржуа, почтенные и почитаемые, добиваются чести превратить госпожу, принадлежащую всем, в госпожу, принадлежащую одному. И иногда удаётся ей закончить серию своих безумных оргий благоразумным браком. В весну её дней капиталисты кладут к её стопам свои сердца, которые она отвергает, и свои сокровища, которые она расточает; артисты и литераторы порхают вокруг нeё, осыпая её лестью рабского и чувственного вожделения. На склоне лет, утомлённая, разжиревшая, она закрывает свою лавочку и открывает салон, – и тогда почтенные мужчины и добродетельные женщины окружают её своей дружбой и нежными заботами, воздавая хвалу её богатству, добытому её половым трудом.

Бог осыпает куртизанку своими милостями. Той, которую непредусмотрительная природа не наделила красотой и остроумием, она даёт шик, лот, аппетитность и задор, которые соблазняют и покоряют утончённую душу избранника Капитала.

Бог предохраняет её от слабостей её пола. Мачеха-природа обрекает женщину на тяжкий труд воспроизведения рода человеческого. Но острые боли, раздирающие чрево матерей, определены только жене и любовнице. Господь в благости своей избавляет куртизанку от зачатия, обезображивающего тело, от мук деторождения. Он дарует куртизанке бесплодие – эту желанную для многих милость. Любовница, жена должна молить деву Марию и обращать к ней пламенную мольбу женщины-прелюбодейки: «О, дева непорочная, ты, зачавшая без греха, дай мне возможность грешить без зачатия». Куртизанка принадлежит к третьему полу, – простой женщине предоставляет она грязное и мучительное дело воспроизведения человеческого рода.2

(Авторов поучения вдохновила мысль Огюста Конта. Основатель позитивизма предсказывал образование высшей породы женщин, которые будут избавлены от беременности и деторождения. Куртизанка воплощает, таким образом, идеал буржуазного философа – П.Л.)

Случайно куртизанки вербуются среди низших слоев общества. Разве не позорно, не возмутительно, что занимающие столь высокое положение в свете имеют столь низкое происхождение?

Женщины, внемлющие мне, вы все принадлежите к высшим классам, – вспомните, что старая знать упрекала Людовика XV в том, что он брал своих наложниц из мещанской среды. Требуйте для себя, как одну из высших и драгоценнейших привилегий, право и честь поставлять куртизанок избранникам Капитала. Уже многие из вас, презирая скучные обязанности супруги, продаются, подобно куртизанкам; но они торгуют своим полом робко, лицемерно. Следуйте примеру почтенных матрон древнего Рима, которые выбирали у городских властей права на занятие ремеслом проститутки. Стряхните с себя, повергните в прах и растопчите ногами идиотские, устаревшие предрассудки, годные только для рабынь. Бог-Капитал несёт в мир новую мораль. Он провозглашает догмат человеческой свободы: знайте, что свободу приобретают лишь с завоеванием права продаваться. Освобождайтесь, продавая себя, от супружеского рабства.

В капиталистическом обществе нет труда более почтенного, нежели труд проститутки. Посмотрите на труд работницы и сравните его с трудом куртизанки. По окончании долгого и монотонного трудового дня, работница, жалкая, бледная и измождённая, держит в исхудалой руке жалкий заработок, едва-едва достаточный, чтобы не умереть с голоду. А куртизанка, радостная, как юная богиня, встаёт со своего ложа или с кушетки и, встряхивая надушенной шевелюрой, небрежно подсчитывает золото и банковые билеты. Её работа не оставляет на теле ни следа усталости, ни пятнышка грязи. Она прополаскивает рот и, утирая губы, говорит с улыбкой: «Теперь – к другому».

Вы, отрыгающие жвачку философы, жующие и пережевывающие устарелые заповеди древней морали, – скажите, какой труд угоднее нашему богу-Капиталу: труд работницы или труд куртизанки?

Капитал знаменует своё уважение к товару в меру той цены, по которой он разрешает ему продаваться. Что же, святоши-моралисты, найдите в неисчислимом ряду человеческих занятий род труда, физического или умственного, который оплачивался бы так высоко, как половой труд. Познания учёного, мужество солдата, гений писателя, искусство рабочего, – разве оплачивались они когда-либо так, или оплачиваются поцелуи Коры Пирл?

Труд куртизанки – труд священный, который господь-Капитал вознаграждает выше всех остальных видов труда.

Любезные сёстры мои, внемлите мне, внемлите, ибо господь бог глаголет устами моими.

Если вы настолько покинуты богом, что не гнушаетесь изнуряющего труда работницы, который обезображивает тело и убивает разум, не идите в проститутки.

Если вы мечтаете о животном прозябании домашней xoзяйки, заточённой в своей семье и обречённой заботиться о грошовой экономии, не идите в проститутки.

Если вы, одинокие и покинутые, хотите томиться у супружеского очага, в то время как ваш муж прожигает ваше приданое с куртизанками, не идите в проститутки.

Но если дороги вам ваша свобода, ваше достоинство, ваша слава и ваше счастье на земле, становитесь проститутками.

Если в вашей душе слишком много гордости, чтобы без возмущения обречь себя на унижающий труд работницы или на притупляющую жизнь домашней хозяйки, становитесь проститутками.

Если вы жаждете быть царицами празднеств и наслаждений цивилизации, становитесь проститутками.

Да будет сия благодать ниспослана вам. Аминь.