Текст книги "Маркс, коммунизм, революция"

Золя таких вещей не замечает, и его действующие лица скучны.

* * *

Философствование – отличительное свойство человека, и отрада его ума. Не философствующий писатель – только ремесленник. Натурализм, представляющий в области литературы то же, что импрессионизм в живописи, запрещает рассуждения и обобщения. По его теории писатель должен быть совершенно безучастным зрителем. Он должен воспринимать впечатления и отображать их и не выходить за пределы этого задания; он не должен анализировать причины явления и события, он не должен предска зывать влияния последних. Идеал художника – быть подобным фотографической пластинке.

Этот чисто механический метод художественного воспроизведения жизни чрезвычайно легок. Он не требует никакой подготовки и только небольшой затраты умственной энергии. Но если мозг, играющий роль фотографической пластинки, не очень восприимчив и не разносторонен, то художник подвергается опасности воспринять несовершенную и неполную картину, которая может оказаться дальше от действительности, чем картина, созданная необузданной фантазией. Этот метод свидетельствует только о незначительных умственных способностях писателей-натуралистов.

Бальзак философствовал всюду и обо всем. Он иногда даже злоупотреблял этим, наполняя свои произведения многочисленными рассуждениями и делая их слишком тяжеловесными. Он глубокий мыслитель и передает своим героям свой ум и обилие своих мыслей. Его роман «Шагреневая кожа», который даже нельзя причислить к его лучшим произведениям, содержит бесчисленные разговоры между журналистами, политиками, художниками, куртизанками. В них он высказывает более глубокие мысли об обществе, нравах и политике, чем можно найти во всей нашей новейшей печати. Золя ‘обыкновенно мало философствует. В «Деньгах» он, в виде исключения, вложил в уста двух персонажей – Саккара и Сишзмунда Буша – рассуждения на общие темы, к этому его принудил материал. Но ни тот ни другой не могут внушить нам уважение своей философией.

Саккар не был обыкновенным человеком. Его жизнь была чрезвычайно многообразна, и поэтому он мог хорошо изучить всевозможные ее перипетии; он встречал много людей и видел много дел, попадал в различные положения; он был попеременно то богат, то беден; знал самые противоположные чувства: упоение борьбой и победой, мгновенное уныние при поражении, уколы честолюбия, обреченного на бездействие. Перед ним преклонялись и его презирали. В его мозгу несомненно должно было быть множество впечатлений и наблюдений, и сердце его должно было переполниться сарказмом и презрением ко всему человечеству.

Сигизмунд Буш, мыслитель, болезненно раздраженный человек, социалист, воспитанный на научной, проницательной теории Карла Маркса, как уверяет Золя. Поэтому можно предположить, что он обладает основательными знаниями финансового положения и экономической системы капиталистического общества, что у него есть своя точка зрения на развитие общества и на социальные преобразования, ставшие в наше время необходимостью. Он и Саккар, судя по их положению в романе, могли прекрасно играть роль мыслителей. Саккар должен был наблюдать современное общество с капиталистической, а Буш с социалистической точки зрения. Между тем вместо глубоких мыслей мы слышим от них только пустую болтовню. И то, о чем болтает Саккар, Золя заставляет постоянно при различных обстоятельствах повторять Каролину, которая с его же слов была «широко образованной женщиной, тратившей свое время на упорное старание познать мир и разобраться в спорных вопросах философии»

Стараться познать мир с точки зрения Золя, значит терять время! Писатель не видит, что таким утверждением он ставит невежество над знанием и дает предпочтение глупости перед умом. Саккар говорит много и долго. Дело не только в его южнофранцузском темпераменте, но в особенной манере Золя, предпочитающего монолог диалогу. Так однажды, когда шел разговор об удаче одного предприятия, он сказал глубокомысленно: «Каждый слух хорош, пока это только слух». Он любит позабавить публику и советует Жантру вплетать в свои биржевые известия забавные анекдоты. Золя мог бы интереснее изобразить духовную пошлость биржевиков, если бы заставил их выражать ходячие правила и идеи, свойственные их кругу. Пошлость была бы их характерной особенностью, и читатель получил бы правильное представление об интеллигенции капиталистов. Но Золя об этом не думает. Саккар развивает только одну теорию, теорию биржевой игры и спекуляции: «Надежда на большую прибыль, на лотерею, удесятеряющую вклад или поглощающую его», действует на разгорающуюся алчность буржуазии так сильно, что она разлучается со своими драгоценными деньгами и доверяет их обманщикам и плутам. Как без сладострастия нельзя было бы производить детей, так же без спекуляции и разгорающихся от нее страстей, захватывающих и пьянящих человека, невозможно было бы спаять гигантские капиталы, необходимые для экономического и культурного развития. Деньги – это дерьмо – служат навозом, на котором растут цветы цивилизации; несмотря на то, что они все разлагают, они придают пороку приятный аромат. Женщины веселого нрава и их жалкие друзья кажутся самыми благоухающими созданиями в мире. Деньги также дают возможность добрым душам, подобным графине 0рвиедо, муж которой обогатился позорнейшими спекуляциями, оказывать благодеяния, помещать бедных несчастных детей в роскошные приюты и дарить им одежду и сладости. Здесь вкратце собраны глубокие мысли, высказанные героем романа Золя, повторяемые Каролиной и много раз с удовольствием пережеванные самим Золя для доказательства очевидной бедности мысли его про изведения.

Сигиэмунд Буш еще болтливее Саккара, он может наговорить еще больше глупостей и не заставляет себя долго ждать. Золя хотел очевидно изобразить его как человека исключительного: «кроме своего родного языка – французского, он знал немецкий, английский и русский». Для француза, знающего только один родной язык, знание нескольких языков уже делает человека необыкновенным. «В 1849 году, – читаем мы дальше, – он познакомился с Кельне с Карлом Марксом и стал одним из наиболее ценимых сотрудников «Новой Рейнской Газеты». С этого момента его убеждения твердо установились, он стал горячим защитником социализма и отдал всего себя на служение грядущей социальной революции, которая должна принести и обеспечить счастье бедным, угнетенным низшим классам». «Сигизмунд Буш поддерживал регулярную переписку со своим учителем, чьи произведения, главным образом «Капитал», который он называл своей библией, он изучал со страстным усердием». Кстати напомним здесь о забавном промахе Золя. Чтобы непременно быть точным, он уверяет читателя, что «Капитал» напечатан готическим шрифтом, в то время как все четыре немецких издания напечатаны латинским шрифтом. Сигизмунд Буш, ученик Маркса, очевидно так же мало читал «Капитал», как Золя его перелистывал. Если же против всей очевидности он все-таки его читал, то из этого чтения он извлек крайне мало пользы. Хотя он и высказывает некоторые идеи о централизации национального богатства и о роли биржевых спекулянтов, «подготовляющих путь для коллективистического государства, которое произведет экспроприацию в крупном масштабе, в то время как спекулянты экспроприруют малые суммы у мелких держателей», хотя он и говорит о том, что деньги перестанут служить средством обращения товаров, как это уже встречается сейчас в родовом обиходе, но теперь это уже общие места в учении социалистов, столько раз повторявшиеся в течение десяти лет, что они проникли даже в умы филистеров и анархистов.

Однако эти идеи до некоторой степени разумны, поэтому в глазах Золя их недостаточно для того, чтобы обрисовать Сигизмунда Буша как настоящего социалиста. Он решил этого, так называемого ученика Маркса заставить повторять заблуждения Прудона, с которым Маркс как раз боролся. Наш усердный читатель «Капитала», как и Прудон, видит признаки исчезновения денег в хозяйственной жизни страны, в понижении процентов – обстоятельстве, указывающем, напротив, на постоянный рост количества денег. Этот ученый социалист полон противоречий, о которых его папаша Золя и не подозревает. Он толкует о том – Маркс и Энгельс это неопровержимо доказали, – как современное общество несет в себе материальные и духовные элементы для создания будущего коммунистического общества. В то же время он сидит по ночам и тратит свои силы на изучение того, как будет организовано будущее общество и как оно должно функционировать. Он мучает себя, стараясь найти в человеческом сердце силу, способную заменить личный эгоизм, порождающий и развивающий конкуренцию – этот двигатель прогресса в капиталистическом обществе.

Буш – этот воплощенный идеалист – не имеет никакого понятия о том, что Маркс как ученик Гегеля был убежден в вечном диалектическом изменении так называемых неизменных принципов. Но Маркс перерос своего учителя и указал, как происхождение и изменение этих принципов в человеческом мозгу находится в теснейшей зависимости от экономических условий. Буш, напротив, утверждает, что новая социальная организация будет покоиться на неизменных принципах справедливости и на заслуженном каждым праве.

Соревнуясь с Карлом Марксом, с которым он состоял в постоянной переписке, он «тратит все свое время на изучение новой организации, беспрестанно изменяя и улучшая на бумаге будущее общество; он исписывает цифрами целые листы и на научной базе создает сложную постройку все общего счастья».

Словом, Буш – недалекий, путанный человек, цепляющийся за фаланстеры и икарийские утопии 1848 года. Золя же, напротив, выдвигает его как образованного мыслителя, любимого ученика Маркса, следовательно, ученого, который твердо убежден в том, что социальный организм, подобно животному, невозможно создать по желанию, но что, напротив, определенные общественные отношения создают и развивают обусловленные ими социальные формы. Золя же, должно быть, воображает, что Маркс был изобретателем романов. «Социалист» Сигиэмунд Буш портит роман Золя, он является продуктом путанного представления. Такой роман, как «Деньги», поднимающийся выше уровня обыкновенных романов и отважно берущий на себя изложение и анализ социальных явлений, требует от автора определенного понимания общества. Ничего подобного этот роман не дает.

«Деньги» не могут похвастаться таким успехом, как «Нана» и «Западня», так как они больше привлекают внимание тех читателей, которые хотят изучить биржевой мир. Тем хуже для широкой публики, если она не может оценить этого романа по его истинным заслугам.

Женский вопрос

I

Буржуазия полагала и полагает, что женщина должна сидеть дома, вести хозяйство, ухаживать за мужем, рождать и кормить детей. Уже в те дни, когда буржуазия зарождалась и формировалась в рамках античного общества, мыслитель Ксенофонт начертал этот образ идеальной жены. Но если в течение веков такой идеал мог казаться разумным, так как он соответствовал действительным (процветавшим тогда) экономическим условиям, – теперь, с исчезновением этих условий, он представляет собой лишь идеологический пережиток.

Женщина могла занимать также подчинённое положение, когда ей приходилось выполнять в домашнем хозяйстве самые различные работы, всецело поглощавшие её энергию. Но теперь наиболее существенные и самые тягостные из этих работ стали достоянием капиталистической промышленности, как, например, пряжа шерсти и льна, вязание, кройка и шитьё одежды, мытьё белья, тканье и т. д.

С другой стороны, такое положение женщины предполагает также, что мужчина, благодаря своему имуществу и доходам, является единственным кормильцем семьи; но в современном обществе у крупной буржуазии семья представляет собой столько же союз лиц, сколько и финансовый картель, и капитал, внесённый женой, часто превосходит капитал мужа.

Приданое играло решающую роль в истории женщины: в начале патриархального периода муж покупает её у отца, которому и возвращает полученную им сумму в случае, если по какой-то причине отказывается от неё и отсылает её домой. Впоследствии этот выкуп образует приданое женщины, которое обыкновенно удваивается её родителями. С тех пор, как жена начала приносить с собой приданое, она перестаёт быть рабыней, которую можно прогнать или убить. В Риме и Афинах муж мог пользоваться приданным лишь под залог своего имущества и в случае развода или разрыва обязан был возвратить приданое преимущественно перед другими долгами. «Нельзя пользоваться богатствами, которые приносит в дом женщина, – говорит один отрывок из Эврипида, – так как это затрудняет развод». Авторы комедий высмеивают мужей, которые из-за приданого впадают в зависимость от жены. Одно из действующих лиц у Плавта говорит мужу, который жалуется на свою жену: «Ты принял приданое, ты продал свою власть (imperium)». Богатые римские матроны не доверяли даже заведование приданым своим мужьям, и поручали это дело специальным смотрителям, которые, как говорит злой язык Марциала, иногда служили им и в другом отношении.

Нарушение верности со стороны жены давало мужу право на развод и на возвращение приданого, но мужья скорее предпочитали закрывать глаза на лёгкое поведение жены, чем очутиться в таком неприятном положении. В Риме и Афинах закон обязывал бить жену, чтобы напомнить ей долг супружеской верности. В Китае в таких случаях женщина получает несколько ударов бамбуковой палкой по пяткам. Одни наказания не могли побудить римлян разводиться с их неверными жёнами, и закон, заботясь о добродетели мужчины, разрешил мужьям, изобличившим своих жён в нарушении супружеской верности, удержать часть приданного: тогда многие стали вступать в брак только в надежде на неверность жены. Римские дамы обходили закон, внося своё имя у цензора в список проституток, к которым этот закон не применялся. Число матрон, внесённых в этот список, было так значительно, что сенат при Тиберии издал декрет, запрещающий «дамам, имевшим знатного предка, отца или мужа, торговать своим телом» (Тацит – Annales II, 85). Женский адюльтер в патрицианском обществе древнего мира, а также в аристократическом обществе XVIII века, был настолько распространённым явлением, что он, можно сказать, вошёл в нравы: на это смотрели сквозь пальцы, как на корректив и дополнение к браку.

В мелкобуржуазной семье заработок отца пал так сильно, что дети – дочери и сыновья – принуждены были сами зарабатывать свой хлеб службой в торговых учреждениях, в управлении железных дорог, банках, школах, почтовых конторах и т. д. Часто можно встретить семьи, где молодая жена продолжает работать на стороне, так как жалованье мужа недостаточно, чтобы покрыть издержки супругов.

Таким образом в мелкобуржуазной семье, как и в семье рабочего, жёны и дочери являются конкурентами брата, отца и мужа. Буржуазия мешала обнаружиться этому антагонизму, прикрепостив женщину к домашнему очагу; но с развитием капиталистического производства экономический антагонизм обоих полов увеличивается и распространяется на новые области: женщина становится конкурентом мужа в свободных профессиях, – в медицине, адвокатуре, литературе, журналистике, научной деятельности и т. д., которые мужчины долгое время считали своей вечной монополией. Рабочие, как всегда, первые сделали логические выводы из факта участия женщины в общественном производстве. Вместо идеала ремесленника, по которому жена – хозяйка дома, они выдвинули новый идеал и считают женщину товарищем в экономической борьбе за повышение платы и в политической борьбе за эмансипацию труда.

Буржуазия ещё не дошла до понимания того, что её идеал уже давно устарел и что его следует обновить для того, чтобы привести в соответствие с новыми условиями общественной жизни. Однако наши светские дамы уже в первой половине XIX века начали протестовать против занимаемого ими в семье подчинённого положения, тем более невыносимого, что приданое ставило их на равную ногу с мужчиной; они восстали против домашнего рабства и монашеского образа жизни, на которую их обрекли, а также против того, что их заставляли отказываться от умственных и материальных наслаждений. Наиболее смелые из них доходили до требования свободной любви и приставали к социалистическим сектам, проповедовавшим эмансипацию женщины.

Сен-Симонистский манифест 1830 года возвещал, что религия Сен-Симона «положит конец постыдному торгу и легальной проституции, которая под именем брака освящает чудовищный союз преданности и эгоизма, света и невежественности, молодости и старости».

Философы и моралисты наивно полагали, что они остановят феминистское движение, противополагая ему священные интересы семьи, которая, по их мнению, необходимо погибнет, если женщина перестанет посвящать себя домашнему хозяйству, пришивать пуговицы к рубашкам, штопать носки и т. д. Она должна отдаться этому неблагородному чёрному труду, дабы мужчина мог свободно развивать свои блестящие умственные способности; проповедуя культ семейного очага, эти самые мудрецы пели хвалебный гимн капиталистической промышленности, которая отрывала женщину от семьи и от детской колыбели, обрекала её на каторжные работы на фабрике и разрушала семью пролетария.

Буржуазные дамы насмехались над бессмысленной моральной проповедью этих Тартюфов. Они продолжали стремиться к своей цели и достигали её. Подобно жёнам патрициев античного Рима и аристократам XVIII века, они освободились от хозяйственных забот, передали детей своих наёмным кормилицам и, посвятив себя всецело туалету, стали роскошно-убранными куклами капиталистического света.

Это – эмансипация особого рода, и девицы и дамы американской плутократии довели её до крайних пределов; они безумно расточают миллионы, накопленные их родителями и мужьями. Но туалет не исчерпывает всей деятельности этих дам; с целью ещё более подчеркнуть свою независимость и усовершенствовать свою расу они крайне легко относятся к брачному договору. «Коммунистический манифест» замечает, что бесчисленные процессы о нарушении супружеской верности и о раздельном жительстве супругов являются неоспоримым доказательством уважения буржуазии обоих полов к священным узам брака, который хотят уничтожить беспутные социалисты.

Когда жёны и дочери из мелкой буржуазии, вынужденные добывать средства к существованию и увеличивать доходы семьи, нахлынули в администрацию, в почтовые конторы и свободные профессии, буржуа начал беспокоиться за свои и без того скудные доходы: конкуренция женщины могла сократить их ещё более; интеллигенция взяла на себя защиту мужчин, опираясь при этом не на благочестивые теории моралистов, которые потерпели полное крушение у богатых дам, она освятила свой поход против женщины именем науки. Интеллигенция доказывала на основании в высшей степени научных и неопровержимых данных, что женщина не может выйти из круга забот по хозяйству, не насилуя этим закон природы и историю. Она неустанно повторяла, что женщина – низшее существо, неспособное воспринять высшую умственную культуру и проявить сумму внимания, энергии и ловкости, которые требуются в профессиях, в которых она вступала в конкуренцию с мужчиной. Её мозг не имеет достаточного объёма, менее тяжёл и менее сложен, чем мозг мужчины; мозг женщины – «детский мозг»; её мускулы менее развиты, не обладают достаточной силой натиска и сопротивления, кости предплечья, таза, шейки бедра, одним словом, – вся костная, мускульная и нервная система делают её пригодной только для ведения хозяйства. Природа создала её рабыней мужчины, подобному тому, как злой еврейский и христианский бог обрёк на рабство род Хама своим проклятием.

История блестяще подтверждала эти ультранаучные истины; философы и историки уверяли на основании исторических данных, что женщина всегда и повсюду была подчинена мужчине, всегда вела замкнутый образ жизни в гинекее. Если таково было её прошлое, таким же должно быть её будущее, объявлял позитивист Огюст Конт, наимудрейший философ буржуазии. Известный шутник Ламброзо оказал этому мудрецу медвежью услугу: он серьёзно уверял, что социальная статистика также подтверждает недоразвитость женщины, а именно, количество преступников женского пола ниже числа преступников мужчин. Он мог бы ещё присовокупить на основании своих статистических исследований о безумии, что и в этом отношении женщина ниже мужчины.

Итак, и мораль, и анатомия, и физиология, и социальная статистика, и история обрекают женщину на роль вечной рабыни.

II

Бахофен, Морган и многие антропологи опровергли взгляды историков и философов на роль женщины в прошлом; они доказали, что повсюду семье патриархальной, в которой женщина подчинена мужчине, предшествовала семья матриархальная, в которой женщина занимала первенствующее положение. В греческом языке существует два выражения, оттеняющих двоякое положение женщины; меж тем как спартанцы, у которых удержались обычаи матриархата, называли женщину – «хозяйка», «владелица», другие греки называли её – «побеждённая». «Одиссея» характеризует Навзикаю, говоря, что она – «неукрощённая дева», т. е. женщина, не вышедшая замуж, не имеющая господина. Это воззрение античного мира сохранилось во французском выражении «иго Гименея».

Меж тем, как Гомер рисует лишь нравы патриархальной семьи, Гезиод, напротив того, сохранил воспоминания о матриархате. Он передаёт, что в эпоху матриархата даже столетний мужчина жил при своей разумной матери, его кормили в его доме, как взрослого ребёнка («Труды и дни», стр. 129–130). Тогда «детский мозг» был не у женщины, но у мужчины, все данные говорят действительно за то, что умеренные способности (так в тексте – по всей видимости, это опечатка, речь идёт об умственных способностях – прим. редакции «Н. С.») женщины начали развиваться раньше. Вследствие этого умственного превосходства женщина была в первобытных религиях Египта, Индии, Азии и Греции, и первые изобретения в искусстве и ремёслах, за исключением работы по металлу, приписывались богиням, а не богам. Музы – сначала их было три – считались в Греции богинями поэзии, музыки и танцев гораздо раньше Аполлона. Изида, «мать колосьев и женщина хлеба», и Деметра-законодательница научили египтян и эллинов разведению ячменя и пшеницы и отучили от людоедства. Люди до патриархального периода, а также и германы времени Тацита, приписывали женщинам aliquid sanctum еt providum (нечто священное и провидящее) («Нравы германов», п. 8), её благоразумие и предусмотрительность придавали ей характер божества. Следует ли заключить, что это умственное превосходство, проявившееся в первобытной экономической среде, было естественным явлением?

Но, во всяком случае, можно утверждать, что жизнеспособность женщины превосходит жизнеспособность мужчины.

<…>

III

Повсюду семье патриархальной, в которой женщина подчинена мужчине, предшествовала семья матриархальная, в которой женщина занимала первенствующее положение

Женщина при рождении обладает высшей организацией, и это обеспечивает ей большую жизнеспособность. Это обстоятельство объясняется, вероятно, той ролью, которую женщина играет при размножении рода – ролью гораздо более продолжительной и изнурительной, чем роль мужчины, который ограничивается лишь оплодотворением, женщина же истощает себя в течение долгих месяцев беременности и после родов. У дикарей детей не отнимают от груди в течение двух лет и более. Иногда самцу приходится дорогой ценой искупать свою бесполезность: после совокупления пчёлы убивают своих самцов, а паук-самец торопится перекочевать в другое место, чтобы спастись от жадности самки, которая сильнее и крупнее его. Сакаи в день праздника, посвящённого “Mulita Anaitis”, приносили в жертву красивого раба, которому предварительно дарила ласки жрица, воплощавшая ассирийскую богиню. Этот кровавый религиозный обряд есть пережиток обычая, господствовавшего у амазонок.

Образ жизни дикарей и варваров позволяет сохранять и развивать своё прирождённое умственное превосходство; всякий пол имел у них свои специальные функции, это начало разделения труда. Мужчина, костная и мускульная система которого более развиты, «дерётся, охотится, удит рыбу и отдыхает», – как говорит туземец Австралии, полагая, что всем остальным должна заниматься женщина, упражняющая вследствие этого свои умственные способности. На её попечении находится общий дом, в котором укрывается часто клан из ста человек и больше, она готовит из шкур и других материалов одежду, обрабатывает сад, ухаживает за домашним скотом и изготовляет домашнюю утварь; она делает сбережения, управляет хозяйством и распределяет заготовленную в течение года провизию. Подобно скандинавским Валькириям и греческим Керам догомеровской эпохи, она сопровождает воина на поле брани, помогает им во время сражения, поднимает раненых и ухаживает за ними. Её помощь ценилась так высоко, что, как передаёт Тацит, варвары, восставшие под предводительством Цивилиса против Веспесиана, жалели римских солдат, которых римлянки не сопровождали во время похода. Платон, прекрасно изучивший обычаи первобытных народов, заставляет женщин участвовать в битвах воинов своей «Республики».

Эти многочисленные и разнообразные обязанности, которые заставляют женщину размышлять, вести счета, думать о завтрашнем дне и предвидеть будущее, необходимо должны были развить её умственные способности. Поэтому краниологи констатируют лишь слабое различие между черепом мужчины и женщины негров, австрийских дикарей (так в тексте, наверняка это опечатка – Лафарг указывает на австралийских аборигенов. – Прим. ред.) и краснокожих; это различие всё более увеличивается у цивилизованных народов. У беззаботных и непредусмотрительных дикарей женщина является гением Провидения, разумным и предусмотрительным существом, которое заботится о человеке от его рождения до смерти. И так как в религии человека отражается его повседневная жизнь и впечатления, люди должны были прежде всего обожествить женщину: греки и доисторические римляне поставили свою судьбу в зависимость от богинь – Parcae, что по латыни означает – бережливые, экономные…

Философы и поэты классической эпохи и Александринского периода обременили и затемнили богатую и поэтическую греческую мифологию символическими, аллегорическими и мистическими толкованиями, а затем немецкие мифологи и, рабски подражая им, мифологи французские и английские, окончательно запутали её. Если же освободить греческую мифологию от этой лишней оболочки, она делается неоценимым хранилищем доисторических обычаев и сохраняет воспоминание о нравах, которые теперь ещё путешественники и антропологи могут наблюдать у диких и варварских народов Африки и Нового Света. Эти мифологические легенды дают нам богатый материал для сравнения умственного развития женщины и мужчины у греков допатриархального периода.

Юпитер, «бог отцов», как называют его Гомер, Гезиод и Эсхил, прогнал с Олимпа женские божества и ввёл туда патриархат, который уже задолго до того установился на земле: религиозное небо отражает всегда нравы на земле, подобно тому, как луна отражает свет солнца. Юпитер, как и всякий варвар, всегда готов был пустить в дело кулаки («Илиада», XV, 298), хвастал тем, что он самый сильный из богов; для усмирения богов он держал возле трона двух служителей – Силу и Насилие, всегда готовых повиноваться его приказаниям. Несмотря на это, у него не хватало способностей и умения управлять семьёй Олимпа; желая приобрести недостающие ему качества, он женился, как рассказывает Гезиод, на Метиде, «самой мудрой из людей и богов». Дикарь и варвар пожирают ещё трепещущее сердце врага, желая стать такими же могущественными, как они; Юпитер проглотил Метиду, чтобы усвоить себе её хитрость, благоразумие и мудрость, так как именно это значение и имеет её имя; эти качества считались достоянием женщин.

Но Юпитер не так уж быстро усвоил себе эти качества. Это видно из того, что Прометею удалось сыграть с ним злую шутку. Прометей убил огромного быка и разрезал его на части; он сложил в одну кучу мясо и покрыл его кожей, поверх которой положил внутренности; кости он сложил в другую кучу, ловко скрыв их под слоем жира. «Ты плохо разделил», – сказал ему отец людей и богов. «Славнейший Юпитер, величайший из богов, возьми ту часть, которую твоя мудрость тебе посоветует взять», – ответил коварный Прометей. Но владыка небес послушался лишь голоса своей жадности и, при общем хохоте олимпийцев схватил ту часть, которая была покрыта жиром. Он страшно разгневался, когда увидел одни лишь обглоданные кости («Теогония», 535, etc).

Юпитер становился жертвой таких шуток на небе потому, что на земле прибегали к такого рода испытаниям, чтобы доказать отцу, что его умственные способности не позволяют ему заменить мать в деле управления хозяйством и семьёй.

Первенствующее положение в семье и обществе, которое мужчина занял благодаря своей физической силе, заставило его упражнять свои умственные силы и доставило ему вместе возможность всё более развивать их. «Укрощённая» (по греческой терминологии) женщина, замкнутая в узком кругу семьи, управление которой было изъято из её рук, не имела никакого соприкосновения с внешним миром и лишилась возможности развиваться в умственном отношении. Чтобы увековечить её рабство, ей запретили принимать участие в культурной жизни мужчин. Несмотря на эти препятствия и неудобства, гибельные последствия которых трудно преувеличить, мозг женщины продолжал развиваться, пользуясь результатами развития мозга мужчины; один пол передаёт другому те качества, которые он приобретает – так, например, есть породы куриц, которые наследуют от петухов их сильно развитые шпоры; другие породы сами передают петухам свои огромные гребни. «К счастью, – говорит по этому поводу Дарвин, – взаимодействие характеров обоих полов – есть общее правило во всём разряде царства млекопитающих; в противном случае, мужчина настолько же превосходил бы женщину в умственном отношении, насколько павлин превосходит свою самку своим оперением» («Происхождение человека. Половой подбор», VIII и XIX).

Но один пол передаёт другому не только свои преимущества, но и недостатки. Если мозг женщины развивался, пользуясь развитием мозга мужчины, то, с другой стороны, развитие мужского мозга потерпело замедление вследствие того, что мужчина довёл до minimum’а интеллектуальную деятельность женщины, и этим задержал развитие её мозга. Скотоводы, желая развести лучшую породу скота, стараются приобрести как хороших самок, так и самцов; любители петушиного боя придают одинаковое значение подбору петухов и подбору кур; они подыскивают кур, вооружённых шпорами и с воинственными наклонностями. Можно сказать, что с тех пор, как человечество из коммунистического строя перешло в строй частной собственности, оно развивалось лишь усилиями одного пола, и это развитие замедлялось недостаточным развитием женщины. Мужчина систематически лишал женщину возможности развиваться… в физическом и умственном отношении, а этим он создал силу, замедляющую прогресс всего человечества.