Текст книги "Капитан Мак"

Глава 24. Как при Екатерине Медичи

В то время, как Сидуан привел Сару Лоредан и ее отца в особняк на улице Турнель, донья Манча заперлась у себя, в самой отдаленной комнате дома.

Это время было еще не очень отдалено от века, когда правила Екатерина Медичи, века, полного страшных тайн и подозрений, и поэтому всякого рода скрытые убежища, слуховые ходы, отверстия в стенах для подглядывания и подслушивания не совсем еще вышли из моды.

В особняке на улице Турнель тайников, может быть, и не было, но были весьма таинственные уголки.

Донья Манча сидела в своей комнате и ждала.

Чего же она ждала?

Ждала она очень простой вещи. Она ждала, чтобы Мак, придя в себя, согласился носить имя дона Руиса и Мендозы, признал дона Фелипе своим двоюродным братом, позволил сделать себя комендантом Ла-Рош-Сент-Эрмели и соблаговолил из любви к ней, донье Манче, войти в небольшой заговор против господина кардинала, а, следовательно, против Франции.

О доне Фелипе, покорившемся ее воле и направленном ею к Маку, она рассуждала так:

– Если дон Фелипе на сегодня что-то значит при дворе, то этим он обязан мне. Если бы король меня не любил, он бы и не взглянул на моего брата. Следовательно, дон Фелипе будет делать так, как я захочу.

Итак, доньей Манчей было сказано дону Фелипе буквально следующее:

– Я хочу, чтобы капитан Мак занял место дона Руиса, играл роль, которую должен был сыграть дон Руис, чтобы с ним обращались столь же почтительно, как обращались бы с доном Руисом, и повиновались бы, как дону Руису.

И ничуть больше не беспокоясь на этот счет, она предоставила дону Фелипе свободу действий.

Но время тянулось для нее медленно. Наконец появился дон Фелипе. Он так улыбался, как будто король протянул ему для поцелуя свою руку.

– Ну что? – спросила донья Манча.

– Все идет прекрасно! – ответил дон Фелипе.

– Правда?

– Мак пришел в себя.

– А!

– Начал он с того, что нашел свое жилище великолепным.

– А потом?

– Потом, когда ему сообщили, что его зовут дон Руис и Мендоза, он признал имя очаровательным.

– И все же…

– Короче, в настоящую минуту он даже и не вспоминает, что его когда-то звали Маком.

– Дон Фелипе, – сказала донья Манча, нахмурив брови, – мне кажется, вы обманываете меня.

– Я докажу вам обратное, сеньора. Но, позвольте мне продолжить.

– Слушаю.

– Итак, капитан тут же свыкся со своим новым положением. Комендантство ему нравится, имя тоже, и ваш особняк, который он считает своим, тоже.

– Вы мне все это уже сказали.

– Подождите! Но, когда человек доволен, ему хочется с кем-то этим поделиться.

– Простите?

– И Мак подумал о людях, которых он любил, и которые любят его.

Донья Манча вздрогнула.

– Ну, например, об этой красотке Саре Лоредан.

Испанка невольно побледнела. А дон Фелипе так же насмешливо продолжал:

– Он так хотел видеть Сару Лоредан, что я не смог ему в этом отказать…

– И что же?

– И послал за ней.

– И… она… она пришла?

Голос доньи Манчи прозвучал глухо. Она почувствовала острый укол ревности в сердце. Дон Фелипе продолжал:

– Не только пришла, она и сейчас еще здесь.

– А где именно?

– В той комнате, где находится Мак… сложивший свою любовь к ее стопам.

– Это неправда, – вскричала донья Манча. – Сары Лоредан здесь нет!

– Угодно доказательства?

И улыбка дона Фелипе стала еще насмешливей.

– Чтобы получить доказательства, вы мне не нужны, – сказала испанка, стремительно направляясь к двери.

Дон Фелипе удержал ее:

– Да, и отсюда выходить тоже не нужно, – сказал он.

– Но…

– Дорогой друг, окажите мне милость, – продолжал дон Фелипе, – забудьте на две минуты и капитана, и его возлюбленную Сару, и соблаговолите выслушать мои разъяснения по поводу особняка, в котором мы с вами находимся; я его только что внимательно осмотрел и теперь знаю его лучше, чем вы.

Донья Манча в нетерпении топнула ногой и спросила:

– Ну что там еще у вас?

– Этот особняк был построен по модели особняка Босежур, прекрасного дворца, который Екатерина Медичи приказала возвести в двух шагах от Лувра; стены этого дворца были полые, в потолках просверлены отверстия, а посередине была комната, в которой, благодаря специальным трубкам, можно было слышать все, что происходило в доме.

– Ну, и какое мне до этого дело? – спросила донья Манча.

– В этой комнате, о которой я вам сейчас рассказал, – продолжал дон Фелипе, – нужно было только нажать на потайную пружину, чтобы одна панель обивки отъехала в сторону, открыв выпуклое и вогнутое зеркала, расположенные друг против друга.

Донья Манча слушала своего брата с явным нетерпением.

– Благодаря этой системе зеркал, чудесному изобретению флорентийца Рене, можно было видеть, что происходит в любой комнате дворца.

– Ну хорошо, куда вы клоните?

– Комната, в которой мы с вами находимся, в точности похожа на молельню Екатерины Медичи.

– Ах, вот как!

– И я уверен, что здесь есть система зеркал, как во дворце Босежур.

С этими словами дон Фелипе стал ощупывать панели обивки. Вдруг его рука нащупала пружину и одна из панелей сдвинулась. Перед глазами доньи Манчи появилось маленькое зеркало, в котором в уменьшенном размере отражались позолоченный потолок, парчовая обивка и дорогая мебель. Испанка узнала комнату, где она оставила спящего Мака.

– Смотрите же внимательно, – сказал дон Фелипе.

Донья Манча, вся дрожа, склонилась к зеркалу и вдруг невольно вскрикнула. Она увидела, что Мак стоит на коленях перед Сарой и подносит к губам ее руку.

– Вот уж в самом деле, – воскликнул дон Фелипе, – стоило спасать его от виселицы!

Два дня тому назад донья Манча и не подозревала о существовании капитана Мака. Несколько позже она, думая, что видит его в первый раз, узнала правду, и была очень раздосадована. Потом, увидев его на балу у господина де Гито, она услышала, как люди говорят:

– Вы видите этого человека: он смеется, танцует, лицо его пышет молодостью, и жизнь ему кажется счастливым сном. Так вот, на рассвете он умрет, чтобы искупить единственное преступление – несколько часов он был любовником доньи Манчи!

Эти слова произвели на испанку неизгладимое впечатление и подняли бурю в ее душе. И тогда донья Манча спасла Мака. Как после этого она могла себе представить, что он не влюблен в нее безумно?!

Разве этот человек, которому она протянула руку помощи, превратив его из наемного офицера в знатного испанского вельможу, не должен был прийти в восторг от такого поворота судьбы?

И вдруг, благодаря адскому устройству, открытому доном Фелипе, донья Манча увидела капитана у ног Сары Лоредан.

Он любил другую женщину, а не ее!

Она на одну минуту почувствовала себя совершенно подавленной этим открытием, а дон Фелипе продолжал свои насмешки.

– Вот что получается, сестра, – говорил он, – когда влюбляешься в такого солдафона!.. Сначала он вас скомпрометировал, наполовину поссорил вас с вашими близкими… и, совершив все эти блестящие подвиги, оказался у ног мещанки! Ах!

Но донья Манча не произнесла ни слова, не сделала ни одного движения. Она сидела как громом пораженная. Дон Фелипе заговорил снова:

– Я надеюсь, сестрица, что вы больше не будете противиться моим планам?

Эти слова заставили донью Манчу вздрогнуть.

– Что вы хотите сказать? – спросила она.

– Как что? То, что вы теперь позволите мне… освободить вас от капитана.

Глаза испанки метнули молнию.

– Нет, – ответила она.

– Вы сошли с ума!

– Возможно…

– Этот человек был вам обязан всем, и он заслуживает кары.

– Ну что же, – ответила она резко, – я беру это на себя.

– Вы?

– Да, я. Моя месть – это мое личное дело.

И она пристально посмотрела на дона Фелипе горящим взором.

– Слушайте меня внимательно, брат, – сказала она.

– Говорите, сестра.

– С этой минуты вы мне отвечаете за жизнь капитана. И отвечаете мне своей жизнью. Вы поняли меня?

– Нет, ей-богу, – воскликнул дон Фелипе, – мне просто тяжело слушать, как девушка из нашего рода говорит такие вещи!

Донья Манча пожала плечами.

– Я повторяю вам, – сказала она, – что, если с капитаном Маком случится несчастье…

– Так что тогда будет?

– Я поеду к кардиналу и открою ему весь план испанского заговора.

– Прошу прощения, – произнес все так же насмешливо дон Фелипе, – а если капитан вдруг умрет от несварения желудка или ему печная труба с крыши свалится на голову, я тоже буду виноват?

– Прощайте, – сказала донья Манча, – мне необходимо остаться одной. Прошу вас, уйдите.

Дон Фелипе направился было к выходу, но по дороге подошел к окну и выглянул в сад. Потом, повернувшись к донье Манче, произнес:

– Скажите, сестра, вы ведь достаточно плохо думаете обо мне и, пожалуй, способны предположить, что сцена в зеркале, которую я вам показал – это колдовство, к которому я прибегнул, чтобы погубить капитана?

– Может быть.

– Так подойдите, – продолжал он, делая донье Манче знак приблизиться к окну, – и посмотрите…

Донья Манча подошла и побледнела. Через сад шли мужчина и женщина, направляясь к воротам, выходившим на улицу. Это был старый Лоредан и его дочь.

– Ну как, вы все еще сомневаетесь? – спросил дон Фелипе.

– Уйдите! Уйдите! – закричала донья Манча, и в голосе ее слышались гнев и ненависть.

Дон Фелипе не заставил ее повторять это еще раз, но, уже стоя в дверях, прошептал:

– Через несколько часов она будет умолять меня, чтобы этого проклятого капитана повесили.

Оставшись одна, донья Манча без сил упала на стул, закрыла лицо руками и разрыдалась. Но слезы, как правило, женщин успокаивают. Поплакав, донья Манча почувствовала некоторое облегчение. Только что она ненавидела этого человека, теперь она его снова любила. И ревность только усилила эту любовь.

Облегчив свою душу слезами, испанка почувствовала, что снова может размышлять. Она посмотрелась в зеркало, и, хотя глаза ее покраснели от слез, она показалась сама себе столь красивой, что на губах ее снова заиграла улыбка.

Она утерла слезы, поправила свои густые, длинные, черные как смоль кудри и прошептала:

– Я хочу его видеть! Пусть он сравнит нас! Неужели я не красивее всех?

И донья Манча, выйдя из комнаты, направилась в тот зал, где по-прежнему находились Мак и Сидуан, читавший ему нравоучения. Сидуан был целиком на стороне доньи Манчи. Увидев испанку, Мак кинулся к ней.

– О, сударыня, – вскричал он, – я знаю все, чем вам обязан.

И он галантно поцеловал ей руку.

– В самом деле? – взволнованно спросила она.

– А потому, – продолжал он, – скажите, скажите мне, прошу вас, что я могу сделать для вас, чтобы выразить вам всю мою признательность?!

У доньи Манчи отчаянно забилось сердце, но лицо ее оставалось спокойным, и она продолжала улыбаться.

– Нужно мне повиноваться, – ответила она. – Вам известно, что вас зовут дон Руис?

– Да, конечно.

– А у дона Руиса есть обязательства…

– Я готов их исполнить.

– Вы видели сейчас одного испанца?

– Даже троих.

– Верно; это были дон Диего, дон Хиль Торес и дон Фелипе.

– Совершенно верно.

– Они вам назначили свидание на сегодняшний вечер?

– Да, в Томб-Иссуар, на равнине Мон-Сури.

– Нужно туда пойти.

– Бегу, – ответил с воодушевлением Мак.

Сидуан принес ему плащ и шпагу. Славный малый с улыбкой смотрел на донью Манчу и всем своим видом, казалось, говорил:

– Будьте спокойны, недели не пройдет, как он вас обожать будет.

Хотя капитан был влюблен в Сару Лоредан, он был полон признательности к донье Манче. И, конечно, прежде чем удалиться, он еще раз поцеловал руку прекрасной испанки…

И она осталась наедине с Сидуаном, который, казалось, был в сильном смущении.

– Сударыня, – сказал он, – если барышня Лоредан пришла сюда, так это не моя вина. Так велел дон Фелипе.

– Опять дон Фелипе! – прошептала донья Манча.

– О, он очень злится на капитана. Что же вы хотите?! – добавил Сидуан.

– За что?

– А за то, что капитан помешал похитить ему Сару Лоредан, в которую дон Фелипе был безумно влюблен.

Завеса с тайны упала. Донья Манча все поняла.

– Ну что же, тогда посмотрим, кто кого, дон Фелипе! – воскликнула она.

Глава 25 Любовь и дипломатия

«Ну и осел же я, – думал Мак, идя по улицам Парижа и заботливо прикрывая лицо плащом. – Если бы донья Манча меня не любила, стала бы она так стараться, чтобы меня спасти! И очевидно, дон Фелипе убежден, что я тоже люблю его сестру и могу ее скомпрометировать, иначе бы он не старался так меня повесить! Из всего этого я делаю вывод, что все можно уладить, объяснившись с доном Фелипе. Я скажу донье Манче: „Вы – слишком знатная дама, чтобы я осмелился в своих любовных мечтаниях возвыситься до вас.“ А дону Фелипе я скажу:

– Вы ошиблись. Я люблю не донью Манчу, а прелестную Сару Лоредан, которую вы знаете.

Донья Манча, конечно, перестанет мне покровительствовать. А дон Фелипе, естественно, перестанет меня ненавидеть.»

Все эти прекрасные мысли вертелись в голове Мака, пока он шел с улицы Турнель до той улицы, где жил мастер Лоредан.

Мак отправился из особняка доньи Манчи на свидание на равнине Мон-Сури, но совершенно машинально изменил первоначальное направление и двинулся к дому Сары. И тут он услышал позади себя чьи-то шаги. Он обернулся и увидел, что его догоняет запыхавшийся Сидуан.

Он не сдержал жеста досады.

– Как, – спросил он, – опять ты?!

– Да, монсеньор.

– Болван ты, – сказал капитан, – мы же одни, ну какой я тебе монсеньор?!

– Могу называть вас и капитаном, лишь бы вы меня выслушали, – продолжал Сидуан.

– Ну в чем еще дело?

– Вы идете к мэтру Лоредану?

– Да, туда.

– Вот поэтому-то я и бегу за вами.

– Ты хочешь туда пойти со мной?

– Нет, хочу, чтобы вы повернули обратно.

– Что, что? – спросил Мак, смерив Сидуана взглядом.

У того был такой вид, будто он сейчас заплачет.

– Добрый мой хозяин, – простонал он, – вы что, хотите чтобы удача вам изменила, и наша милая веревка висельника потеряла всю силу?

– Ну что ты несешь, дурень!

– Нет, дорогой хозяин, – жалобно продолжал Сидуан, – еще ни один человек не поворачивался спиной к удаче, как это делаете вы.

Мак пожал плечами.

– Вам и знатность дают, и богатство, и комендантом вас делают, и любят вас… Что вам еще-то нужно?

– Да почти ничего, – ответил Мак, – не в моей власти любить ту, что любит меня.

Сидуан чуть не волосы на себе рвал.

– Ну и куда приведет вас любовь к Саре Лоредан?

– К счастью.

– И снова вы станете, как и прежде, капитаном Маком.

– Ну и что?!

– И вас повесят!

Сидуан бежал рядом с капитаном, который быстрым шагом шел к дому Сары.

– Капитан, капитан, – хныкал Сидуан, – ради неба, не ходите вы туда!

– Куда?

– Да к дочке ювелира!

Но Мак, не обращая никакого внимания на его мольбы, уже стоял на. пороге лавки.

Сара была одна. Увидев красавца-капитана, она вся залилась краской. Сидуан же встал у двери и, по всей видимости, не собирался никуда уходить.

Мак разгневался.

– Ты же знаешь, – сказал он ему, – я тебе велел идти и подождать меня на равнине Мон-Сури.

– Да,… капитан.

– Ну, так что ты тут стоишь?

Сидуан понял, что искушать терпение капитана небезопасно и ушел, вздыхая и беспрестанно оборачиваясь.

Мак подошел к Саре, сел рядом, взял ее за руки и сказал:

– Я пришел попросить у вас совета.

– Слушаю вас, – сказала она, краснея еще больше.

– Я думаю, вы ни на минуту не поверили, что меня зовут дон Руис и Мендоза? – продолжал Мак.

Сара улыбнулась.

– Этому следует верить, – ответила она.

– Почему?

– Потому что в этом имени – ваше спасение.

– О, если поэтому…

– И ваше будущее… Разве вы не получили комендантство?

– Вот именно по этому поводу я и хотел с вами посоветоваться, мадемуазель.

– Да, слушаю вас.

– Если король хочет доверить крепость капитану Маку, то капитан за нее будет отвечать, а испанец дон Руис и Мендоза чувствовал бы себя в этой должности как-то неудобно.

– Я восхищаюсь вашей искренностью, – сказала Сара Лоредан, – но разве вы забыли, что капитан Мак приговорен к повешению?

– А я нашел способ, как этого избежать.

– Какой способ?

– Вы ведь знаете, – продолжал Мак, – что этот проклятый дон Фелипе поклялся, что меня повесят.

– Я это знаю. О, негодяй!

– Он меня смертельно ненавидел.

– И продолжает ненавидеть, поверьте мне.

– Но я одним словом заставлю его относиться ко мне иначе.

– Каким?

– Дон Фелипе ненавидит меня, потому что думает, что я люблю его сестру, но вы же знаете, что этого быть не может, – прошептал Мак, с нежностью глядя на Сару.

Но та только грустно улыбнулась.

– Вы ошибаетесь, – сказала Она.

– Как ошибаюсь?

Сара тихо и взволнованно сказала:

– Дон Фелипе ненавидит вас, потому что вы любите меня, а он меня. тоже любит!

На этот раз вздрогнул Мак.

– Ах, черт его возьми! – закричал он. – Раз так, мы еще посмотрим, чья возьмет!

И его рука судорожно стиснула эфес шпаги.

– Дорогой капитан, – сказала Сара, умоляюще складывая руки, – я прошу вас, будьте осторожны!

– Хорошо! – ответил Мак. – Но я не желаю быть игрушкой в руках интриганов и участвовать в их интригах. Кровь Христова! Я сумею навести в этом порядок!

Он поцеловал Саре руку. Рука девушки дрожала.

– Прощайте, мадемуазель, – сказал он.

– До свидания, – ответила она, вся дрожа.

– Надеюсь, что мы увидимся, черт возьми!

– Но куда вы идете?

– Брать быка за рога.

И, не желая давать дальнейшие объяснения, Мак выбежал из лавки ювелира.

– Сто тысяч ядер! Мы еще посмотрим, – думал он, – кому из нас двоих, мне или этому испанцу с куньей мордой кардинал поверит больше.

И тут он налетел на Сидуана, который, очевидно, его ждал.

– Я поклялся, – с решимостью в голосе сообщил Сидуан, – ни в коем случае не расставаться с вами.

И пошел рядом с капитаном.

Мак больше не прикрывался плащом: он шел с открытым лицом, подставив грудь ветру, как будто собирался завоевать весь мир.

– Ага! Ты хочешь идти со мной, – говорил он, шагая семимильными шагами, – господин Сидуан заделался в шпионы доньи Манчи! Ты что, хочешь, чтоб я тебя отослал в твой трактир?!

– Ей-ей, – ответил Сидуан, – чтобы правду вам сказать, монсеньор, я, конечно, будучи трактирщиком, помирал от безделья, но и волнений у меня было меньше.

– Зачем ты увязался за мной, болван?

– Такой мой долг. Я же ваш оруженосец.

– Это верно, но на войне, а не в любви.

Сидуан ничего на это не возразил, но недаром он родился на берегах Луары – упрямства ему хватало. Он пропустил Мака вперед и пошел за ним следом. Капитан двинулся прямо к улице Сент-Оноре. Дойдя до Пале-Кардиналь, который только что был построен для Ришелье и вскоре стал называться Пале-Рояль, Мак обернулся и снова увидел Сидуана.

На этот раз он невольно рассмеялся и сделал своему слуге знак подойти поближе.

– Ты знаешь, куда я иду? – спросил он.

– Нет, – ответил Сидуан.

– Я иду к кардиналу.

Сидуан был так потрясен, что отступил шага на три. А потом со своей грубой прямотой закричал:

– Вы что спятили, монсеньор?

– Да нет, – ответил Мак.

– К кардиналу, который подписал ваш смертный приговор?

– Да, конечно.

– Чтобы вас арестовали, что ли?

– И это вероятно.

– Так ведь вас повесят!

– Возможно.

У Сидуана на глазах стояли слезы, он готов был на колени встать перед капитаном, чтобы отвратить его от этого намерения.

Но Мак, смеясь, продолжал свой путь и остановился только у сторожки Пале-Кардиналь.

В Лувр попасть было проще, чем к кардиналу. У короля были мушкетеры, а у кардинала – гвардейцы.

Один из них преградил Маку путь бердышом и сказал:

– Прохода нет!

– Приятель, – ответил Мак, – таким людям, как я, везде есть проход.

Гвардеец немного испугался: он принял Мака за какое-то важное лицо и поднял бердыш.

Мак прошел.

Но пройти через сторожку было мало. Стража была везде: у всех дверей, в коридорах, в галереях.

– Да их тут видимо-невидимо, – пробормотал Мак.

– Прохода нет! – сказал ему гвардеец у первой двери.

– Приказ короля! – сказал Мак первое, что пришло ему в голову, и прошел и на этот раз.

Но у четвертой двери стоял старый солдат, и тот заявил:

– Если при вас приказ короля, покажите его.

Мак наклонился и прошептал ему на ухо:

– Вы знаете дона Фелипе д'Абадиоса?

Старый солдат вздрогнул.

– А донью Манчу? – добавил Мак.

Старый солдат даже поперхнулся.

– Так вот, предлагаю вам пропустить меня, – несколько покровительственно произнес Мак.

И старый солдат отступил от дверей.

После него Мак столкнулся с каким-то молодым гвардейцем, потом еще с одним, и еще с одним. Через все двери он прошел. Но в приемной перед кабинетом кардинала события развернулись иначе.

К Маку подошел офицер и, окинув его оценивающим взглядом, спросил:

– Кто вы такой?

– Мое имя в данном случае не играет никакой роли, – ответил Мак.

– Прошу прощения, но господин кардинал принимает только по письменному приглашению.

– Мне необходимо его увидеть.

– Это невозможно.

– Я не знаю такого слова.

– Так я заставлю вас его узнать.

Упорство Мака натолкнулось на не меньшее упорство.

– Сударь, – сказал он офицеру, – не будет ли вам угодно все же выслушать меня минуту?

– Говорите.

– Если вы пропустите меня к господину кардиналу, весьма возможно, что из кабинета я выйду уже арестованным, и меня препроводят прямо на Гревскую площадь, где и повесят; в этом случае окажется, что вы верно служили своему хозяину. Но возможно и то, что я выйду оттуда, уже будучи в большой милости, и, если события развернутся именно так, я обещаю вам мое покровительство.

Решимость и умение держаться принесли Маку успех. Офицер в точности передал его слова кардиналу.

Кардинал был не тем человеком, который велел бы выставить вон молодца, осмелившегося держать такие речи.

– Пусть войдет, – приказал он.

И Мака ввели в кабинет.

Ришелье сидел за письменным столом, а напротив него сидел тот наводивший на всех ужас капуцин, который вошел в историю под именем отца Жозефа или Серого Святейшества.

Любой другой на месте Мака растерялся бы и оробел под ледяным и холодным взглядом кардинала. Но Мак страха не ведал.

– Кто вы? – холодно спросил Ришелье.

– Монсеньор, – ответил Мак, – я – человек, которого ваше преосвященство приговорили к повешению.

Кардинал повернулся в кресле и несколько внимательнее посмотрел на красивого молодого человека, стоявшего перед ним без видимого страха и с улыбкой на губах.

– Ваше имя? – спросил он.

– Мак.

– Как?! Так это вы бежали из Шатле?

– Да, монсеньор.

– И вы осмелились явиться ко мне?

– Я пришел просить совета у вашего преосвященства.

Уверенность Мака в себе поразила грозного министра.

– Совета? – переспросил он.

– Я пришел спросить у вашего преосвященства, что я должен делать: вернуться в Шатле и дать себя повесить под именем капитана Мака или…

– Или?

– Или принять командование одной крепостью в Пикардии – Ла-Рош-Сент-Эрмель, которое мне предлагает король.

– Вам?

– Мне, дону Руису и Мендоза и Альварес и…

И Мак скороговоркой выпалил всю бесконечную вереницу имен, на которую давеча у Сидуана не хватило дыхания.

– Сударь, – строго произнес Ришелье, – еще никому не удавалось безнаказанно посмеяться надо мной.

– Бог видит, монсеньор, что подобная мысль и в голову мне никогда бы не пришла.

– Тогда объяснитесь.

– Все очень просто. Человек, который пользуется при дворе большим влиянием, дон Фелипе д'Абадиос…

Ришелье нахмурился.

– … добился у вашего преосвященства, – продолжал Мак, – приказа меня повесить.

– И что же?

– А сестра дона Фелипе д'Абадиоса, донья Манча…

Ришелье нахмурился вторично.

– … донья Манча похитила меня из Шатле и хочет, чтобы отныне я звался дон Руис. Если я на это соглашусь, то сегодня вечером на равнине Мон-Сури я должен иметь некое свидание по делам королевской службы.

– Господин Мак, – сказал кардинал, – вы – умный человек, и я обещаю вам, что, зовитесь вы Мак или дон Руис, повешены вы не будете. А теперь расскажите мне все, что с вами случилось.

– В час добрый! – подумал Мак. – Наконец-то я нашел человека, с которым можно поговорить.

По знаку Ришелье Серое Святейшество вышел, и Мак остался с первым министром наедине. Беседа их была долгой. Предмет же ее остался никому не известен.

Но выйдя, Мак сказал офицеру в приемной:

– Я думаю, сударь, что вы не прогадали, впустив меня.

И, бросив на него покровительственный взгляд, Мак удалился.

Читатель уже понял, наверное, что, если Мак, не без труда, но прошел к кардиналу, то с Сидуаном дело обстояло совсем иначе. Он вынужден был остаться у ворот Пале-Кардиналь.

Бедный парень горько плакал: он считал, что Мак уже погиб. Кардинал внушал всем непобедимый ужас. А ведь Мак вызвал гнев кардинала, и именно кардинал накануне приказал, чтобы его повесили.

Вдруг кто-то ударил его по плечу. Он обернулся.

Это был дон Фелипе.

– Что ты здесь делаешь? – спросил испанец.

– Жду моего хозяина дона Руиса! – утирая слезы, ответил Сидуан.

– А где он?

– Там!

И Сидуан указал на Пале-Кадиналь. Дон Фелипе полностью растерялся. Мак в Пале-Кардиналь? Что же это могло значить? Однако он взял себя в руки и стал задавать вопросы Сидуану.

– А откуда твой хозяин сюда пришел?

– От ювелира Лоредана.

– Ах, вот как!

И дон Фелипе как-то нехорошо улыбнулся.

Тут Сидуан заметил, что допустил промах, как это с ним частенько бывало.

– Простите, – сказал он, – я сам не знаю, что говорю. Он был не у Лоредана, а у…

И тут он замолчал. Дона Фелипе рядом с ним уже не было.

А испанец в это время вернулся немного назад и подошел к человеку, неподвижно стоявшему на углу улицы Бонзанфан.

– Дорогой дон Диего, – сказал он ему, – вы ведь видели дона Руиса?

– Да, несколько часов тому назад.

– Вы узнаете его?

– Безусловно.

– Тогда останьтесь здесь и внимательно наблюдайте за сторожкой кардинальского дворца.

– Хорошо.

– Когда вы увидите, что дон Руис выйдет оттуда, вы последуете за ним на некотором расстоянии.

– Прекрасно.

– И запомните, что с этого момента вы не должны терять его из виду.

Диего поклонился с видом человека, привыкшего повиноваться.

Дон Фелипе удалился.

– На этот раз, – прошептал он, – донья Манча сдастся перед очевидностью.

И он направился прямо к особняку на улице Турнель.

Донья Манча приказала никого не принимать, но дон Фелипе схватил лакея, преградившего ему дорогу, за пояс, отшвырнул в сторону и вошел.

Он проследовал через анфиладу комнат и дошел до молельни доньи Манчи.

– Это снова вы! – воскликнула она, с гневом глядя на него.

– Вы видите меня в последний раз, – сказал он.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я пришел попрощаться с вами. Я уезжаю.

– Уезжаете?

– Да, в Испанию. Там моя голова и головы наших друзей будут в безопасности.

При этом в голосе дона Фелипе прозвучало такое беспокойство, что это произвело на донью Манчу определенное впечатление.

– Но что же случилось? Говорите! – воскликнула она. – Приказываю вам, говорите!

– Вас любит король, – сказал дон Фелипе, – и вас, может быть, и помилуют… А нас…

– Помилуют, вы сказали?..

– Да, все открылось… Вот уже час, как кардинал все знает.

Донья Манча в свою очередь побледнела.

– Мы провалились у самой цели, и это – ваша вина, сестра, – прибавил дон Фелипе.

– Да объяснитесь же вы, наконец! – закричала она.

– Мне хватит для этого нескольких слов, – сказал он. – Где капитан Мак?

– Пошел на встречу с заговорщиками.

– Ошибаетесь; выйдя от вас, он пошел к Саре Лоредан.

Донья Манча почувствовала, что кровь бросилась ей в голову.

– Вы лжете! – прошептала она.

В глубине молельни на аналое, покрытом бархатом, стояло распятие из слоновой кости. Дон Фелипе подошел к нему, положил на него руку и торжественно произнес:

– Донья Манча, клянусь вам, что это правда.

– Я верю вам, – глухо сказала она.

Минуту она подавленно молчала, а потом спросила:

– Но что общего между этим и тем, что заговор раскрыт?

– Постойте… Сара Лоредан любит капитана.

– Пусть так.

– А капитан, – вы можете в этом не сомневаться, – любит Сару Лоредан.

– Дальше! – в бешенстве воскликнула донья Манча.

– Сара Лоредан дала ему добрый совет, и он ему последовал.

– Какой совет?

– Пойти к кардиналу, рассказать ему все, что случилось за последние два дня и навести его таким образом на след заговора.

– Но это бесчестно! – воскликнула донья Манча.

– Не отрицаю.

– Нет, невозможно!

– Но, тем не менее, это так.

– О! А кто мне это докажет?

Дон Фелипе снова положил руку на распятие.

– Сударыня, – сказал он, – вам известно, что испанец никогда не поклянется ложно на распятии. Я клянусь вам, что час тому назад Мак вошел к кардиналу.

Донья Манча воскликнула:

– О, негодяй! – и потеряла сознание.

Дон Фелипе позвал ее горничных:

– Займитесь вашей хозяйкой, – сказал он им, – мне нужно уйти.

И он покинул особняк.

– Ну, теперь, – прошептал он, – когда донья Манча придет в себя, даже если любовь еще останется в ее сердце, все равно ей не успеть спасти капитана. Конечно, я не принес ложной клятвы, утверждая донье Манче, что капитан Мак находится у кардинала, но я немного преувеличил, когда говорил, что он пошел выдать заговор. Чтобы выдать тайну, первым делом ее нужно знать, а Мак совершенно не посвящен в наши дела.

Рассуждая сам с собой таким образом, дон Фелипе по улице Сент-Оноре шел в сторону Пале-Кардиналь. На углу к нему подошел человек, который до этого стоял на своем посту недалеко от сторожки.

Дон Фелипе узнал дона Диего.

– Дон Руис вышел отсюда, – сказал дон Диего.

– И вы не пошли за ним?

– Незачем. Он там.

– Где «там»?

Дон Диего указал рукой на трактир напротив кардинальского дворца. На трактире была вывеска:

«У доброго монаха»

– Один? – спросил дон Фелипе.

– Нет, с этим увальнем, который служит у него оруженосцем, по имени, кажется, Сидуан.

– Прекрасно, – прошептал дон Фелипе. – Хозяин «Доброго монаха» очень меня почитает… и сделает все, как я хочу. Спасибо большое, дон Диего, я вас снимаю с поста.

– Свидание вечером состоится? – спросил дон Диего.

– Непременно, – ответил дон Фелипе.

И направился к трактиру, бормоча себе под нос:

– Но кое-кто на нем будет отсутствовать!